"Год рождения - СОРОК ПЕРВЫЙ" - читать интересную книгу автора (Кузьмичев Анатолий Петрович)3Стояли самые короткие и самые светлые в году ночи. Уже давно затих военный городок Уручье — после кино в полковом клубе (показывали «Руслана и Людмилу»), после положенной по распорядку дня вечерней прогулки с песнями уснули по команде «отбой» стоявшие здесь 85-й стрелковый полк и спецподразделения Сотой, а небо на западе еще розовело поздним июньским закатом: по сравнению с Москвой солнце в Минске садилось без малого на час позже, и в середине лета здесь, как и в Ленинграде, — белые ночи. В эту субботу командир дивизии генерал-майор Иван Никитич Руссиянов пришел домой поздно — вместе со своим заместителем по политчасти старшим батальонным комиссаром Филяшкиным, начальником штаба полковником Груздевым, командирами штаба и политотдела обошел почти весь городок, проверяя, все ли готово к завтрашнему празднику. Намечалось открытие построенного руками бойцов стадиона, проведение спортивных соревнований между частями" и подразделениями дивизии, планировался концерт художественной самодеятельности. Пригласительные билеты уже отпечатаны и разосланы. На военно-спортивный праздник обещало приехать командование округа, гости из других соединений, представители местных партийных и советских органов, комсомольцы одного из минских предприятий — друзья и давние шефы Сотой. Увиденным генерал остался доволен — все было готово, хоть начинай праздник прямо сейчас. Сослуживцы проводили его до самого дома, у крыльца все обменялись рукопожатиями, пожелали друг другу спокойной ночи. — До завтра! Сын и две дочери уже спали. Жена, давно и хорошо изучившая привычки «своего Ивана» (жили в одной деревне, учились в одной сельской школе, да и замужем за ним вон уже сколько лет!), поставила перед ним стакан не очень крепкого чаю: все-таки на ночь… — Ты ложись, Катя, спи, — сказал ей генерал. — Мне еще надо кое-что подготовить к утру. Он никогда не ложился спать, не вычистив своего нагана (предпочитал револьвер пистолету ТТ), и сегодня, выпив чаю, первым делом занялся этим. Потом осмотрел выходной китель с двумя золотистыми звездочками в красных генеральских петлицах на воротнике, подшил свежий хрустящий подворотничок, почистил парадные хромовые сапоги… Кажется, все. Теперь можно выйти на веранду, подышать перед сном удивительным ароматом окружавшего военный городок старого леса. Было тихо и хорошо. В двух окошках штабного здания неподалеку — у оперативного дежурного — горел свет, где-то послышался вдруг оклик часового: «Стой! Кто идет?» Ему ответили: «Смена…» Потом по московской ветке прошел поезд — в сумеречном безмолвии, медленно затихая, долго постукивали на стыках его колеса. В воздухе остро пахло хвоей и свежескошенной травой — часть сена для штатного конского состава дивизии заготавливали прямо здесь, на территории городка. За стволами сосен на западе небо у самой земли было еще светлым, и только справа — над стеной далекого леса — недвижно стояло угрожающе-багровое облако. «Лишь бы не было завтра дождя… Дождь испортит весь праздник». Ни о чем другом, что тоже может испортить праздник, командиру дивизии сейчас не хотелось думать. Генерал-майор Иван Никитич Руссиянов вернулся в Сотую с высших курсов при Академии Генерального штаба чуть больше месяца назад, и дни эти пролетели в делах и хлопотах так стремительно и незаметно, словно прошла всего только какая-нибудь неделя. Но сделано было много. Проведены командно-штабные учения с упором на вопросы организации управления частями в бою, разведки и наблюдения. Начато оборудование полевых лагерей. По приказу сверху был создан полевой командный пункт дивизии и полевые базы дивизионных и полковых тылов. Подразделения часто выходили на стрельбище, готовился очередной выпуск школы снайперов (к ним командир дивизии был попросту неравнодушен), красноармейцы и командиры учились стрелять по воздушным целям из винтовок и ручных пулеметов. Боевые тревоги — и ночью и днем, в будни и в воскресенья — стали нормальной составной частью жизни и учебы всех подразделений, форсированные марш-броски совершались на десятки километров. Отдел политпропаганды дивизии и политработники частей стали работать интенсивней и целенаправленней, центром всех политических мероприятий стали роты и батареи. Недавно командно-штабные учения провел командующий войсками округа генерал армии Павлов, и с этих учений до сих пор еще не вернулся батальон связи дивизии… Как он там? Не подвел орденоносную Сотую? Дивизию генерал Руссиянов принял в августе сорокового, когда она возвратилась в Уручье, на зимние квартиры, из освободительного похода в Бессарабию. Но уже в ноябре временно с ней расстался — его направили учиться в Москву. Правда, с дивизией, с ее командирами и политработниками он познакомиться успел, повидал полки и батальоны на учениях и на стрельбищах. Люди пришлись ему по душе, и вот теперь, вернувшись из Москвы, он был полон новых замыслов и новых планов — хотелось скорее применить на деле все, чему научился за шесть месяцев академических курсов. Обстановка в мире была тревожной и суровой: уже около двух лет шла вторая мировая война, и похоже, что пламя ее испепеляющего пожара неотвратимо подступает к западным пограничным рубежам Советского Союза. Правда, от Минска до границы теперь далеко, но и сюда доходили и доходят слухи о провокациях немцев, о том, что они накапливают вдоль границы свои войска, вторгаются в наше воздушное пространство, почти в открытую готовятся двинуться на восток; и здесь были наслышаны о перебежчиках с той стороны, которые якобы показывали на допросах, что удара гитлеровских войск надо ждать со дня на день. Разведывательная информация штаба округа, поступавшая в дивизию, подтверждала все это… Да, было очень тревожно. И в то же время в душе у каждого жила надежда: нет, не перекинется огонь войны через наш кордон — ведь никаких серьезных мер по подготовке к отражению возможной агрессии фактически пока (по крайней мере в масштабах дивизии) не принято и нет на этот счет никаких команд. Видимо, в Москве — в Центральном Комитете партии, в правительстве, в Наркомате обороны, в Генеральном штабе уверены, что Гитлер, не посмеет нарушить пакт о ненападении. Если его ничем не спровоцировать, не дать формального повода к войне. И поэтому приказ сверху один: ни на какие провокации не поддаваться. А факты были упрямы, и очень часто хрупкий голос надежды заглушала горькая дума о том, что войны все-таки не избежать. Скрытая в глубине души и от этого более тяжкая, она, эта дума, преследовала командира дивизии и многих его однополчан на каждом шагу — и в часы занятий, и в часы отдыха, и особенно вот в такие минуты, когда остаешься с нею один на один… Лег он около часу ночи и, как казалось ему потом, только усилием воли заставил себя заснуть. |
||
|