Глава 1

   Сегодня было тезоименитство его величества, а также день рождения его сына и моего внучатого племянника Вовочки, но для меня этот день представлял интерес в основном гонкой "Большой Георгиевский Приз", которая должна была стартовать через четыре часа. Приз действительно был большим - миллион первому, сто тысяч второму и десять - третьему. Но я там собирался участвовать не c целью подзаработать мелочь на карманные расходы, а из соображений престижа - то есть стать первым чемпионом. Все остальные будут уже потом и под номерами от двух и далее...

   По дороге на трассу я заехал в кошкоприемный пункт - лично проверить, в каком виде туда приносят мелких хищников и как их потом содержат. Вообще-то мой комиссар уже проверял, но хотелось убедиться самому - действительно ли в человеческих условиях содержатся зверьки. Ибо если нет - затолкаю виновных в те самые клетки!

   Но беспокоился я зря, хвостатые жили комфортно, а принимаемые явно были пойманы без членовредительства. Вот как раз два пацана принесли еще одну... Я лично оценил - хорошая кошечка, пойдет по первой категории, то есть за рубль, и вот вам, ребята, еще рубль от канцлера за усердие. Спасибо, что откликнулись!

   Дело в том, что вот уже две недели как любой мог сдать в приемный пункт кошку и получить от пятнадцати копеек до рубля, в зависимости от ее качества. А вот зачем они мне понадобились - это я расскажу чуть позже, после гонок.

   Данные гонки были моей попыткой учинить в этом мире что-то наподобие Формулы 1. Трасса пока имелась только одна, в Стрельне, но к следующим гонкам (а они будут проводиться по четным годам) свои трассы обещали сдать японцы и немцы. Ну и прочим это было не запрещено, но первый кубок будет разыгрываться в один этап.

   Регламент был прост - транспорт допускался с любым количеством колес от одного до четырех, но с разными ограничениями. Для одноколесного болида было принято четыреста кубов объема и сто кило сухого веса, для двух - восемьсот кубов и двести кило, для трех - литр и полтонны, для четырех - полтора литра и восемьсот килограмм. Правда, в этой гонке собирались участвовать только агрегаты с четным числом колес - в частности, я должен был выступать на мотоцикле. Кроме меня, там было довольно много приверженцев двух колес.

   Два японца выступали на московских мотоциклах АРН-3, которые по сути представляли из себя ИЖ-56, только с рычажной вилкой вместо телескопа. Вся их подготовка к гонкам свелась к форсировке моторов сил до двадцати пяти, и серьезными соперниками они были только для американцев.

   Тут не обошлось без меня - это с моей подачи Харли и Дэвидсон разработали V-образную двойку воздушного охлаждения и с нее же раскручивали свои мотоциклы как "американскую мечту" - мне хотелось, чтобы и тут она была примерно такой же как у нас, то есть тяжелой, неповоротливой трясучкой с вечно перегревающимся задним цилиндром. И вот две этих длиннющих кошмарины приехали в Россию...

   Немцы представили неплохой "Цюндапп" с четырехцилиндровым движком водяного охлаждения, но из-за лимита веса у них получилась слишком хлипкая для такой мощности рама.

   Автомобилей было мало - французский "Морс", детище Ситроена, американский Бьюик, английский "Нортон", который по сути был сдвоенным мотоциклом, и две московских "Чайки". Вообще-то желающих заработать миллион или хотя бы десять тысяч было куда больше, но для допуска к гонкам требовалось проехать шестикилометровую трассу не более чем за пять минут, причем не на халяву, а за пятьсот рублей, так что до старта были допущены только сравнительно приличные машины с терпимыми пилотами.

   Мой мотоцикл представлял из себя эксклюзивное изделие, которое, впрочем, после гонок планировалось запустить в малую серию и продавать за бешеные деньги. Диагональная рама, компактный и мощный двухцилиндровый движок, пятиступенчатая коробка... По нашим меркам это был вполне себе средних параметров аппарат - еще бы, кого сейчас удивишь шестьюдесятью силами на сто семьдесят кило веса! Но по тем временам это было вне конкуренции.

   Я собирался играть честно, и поэтому мотоцикл был полностью местным, без примесей контрабанды из двадцать первого века. А вот моя экипировка была вся оттуда, ибо в отличие от всех остальных гонщиков человек я пожилой, временами даже больной, а главное - совершенно не расположенный ломать свои кости.

   На трассу я приехал за два часа до старта. Послушал рапорт сначала начальника официальной охраны, потом общий от Алафузова и отдельно от командира противоснайперской группы - все-таки гонки должно было открывать величество, да и сам я представлял для многих ничуть не меньший интерес. Потом послушал про своих соперников, хотя главное я уже видел на тренировках - какое-то подобие опасности представлял из себя только один. Зато его звали Пуришкевич...

   Командой от АРНа занимался Рябушинский, я выступал сам от себя. Павел Павлович правильно оценил трассу и грамотно подготовил одну "Чайку" - и без того достаточно низкая и широкая машина еще больше прижалась к земле, а вместо ее родного движка там торчал авиационный Т-2, форсированный до ста двадцати сил. Ресурса этой машины хватало кругов на двадцать, а если учесть, что гонка состояла из десяти, то понятно, почему вторая "Чайка" представляла собой почти серийную машину, имевшую шансы на призовое место только в случае поломки моего мотоцикла, немецкого "Цюндаппа" и машины Пуришкевича одновременно.

   Выбор Рябушинским пилота был оправдан, ибо Пуришкевич оказался отличным водителем, как два года назад - отличным снайпером в Черногории. Кстати, вернулся он оттуда еще большим оппозиционером, чем был до войны, но только радикально сменившим направление ругани. Ранее он поливал нас с Гошей за неприятие либеральных ценностей, а теперь возмущался тем, что отстрел мешающих движению России вперед идет вяло, без огонька и должного размаха.

   Кажется, пора одеваться... Я натянул свою экипировку "Ай-икс-эс", правда, шлем надел открытый - есть у меня такой загиб, не люблю интегралов. Да и потом, что же это будет за Найденов, если зрители не увидят бороды и зеркальных очков!

   Пора было выезжать, до Гошиной вступительной речи оставалось минуты две.

   С квалификацией мне повезло - мой жребий оказался предпоследним, так что я уже знал времена всех интересующих меня гонщиков и ехал так, чтобы гарантированно стартовать со второго места. Итак, вялый разгон, мимо трибун проезжаю на восьмидесяти, к концу двухкилометрового прямика имею чуть больше ста тридцати. Далее - плавная левая дуга, ее можно пройти вообще не сбрасывая скорости, но это я еще успею, а пока - по тормозам, и сброс до сотни. После дуги - маленький прямик, потом змейка, по которой проползаю вообще на тридцати. За ней началась очень вредная омега-образная петля, потом короткая правая дуга, длинная левая и стартовый прямик. Я глянул на свой секундомер - четыре пятнадцать, так и есть, второе место. С первого должен был ехать Пуришкевич с его временем три пятьдесят.

  Стартовал я эффектно, то есть мимо трибун проехал за заднем колесе. Пока я так выделывался, Пуришкевич чуть не проскочил вперед, так что в первую дугу входить пришлось на предельной скорости. Но я прошел, причем на выходе из нее успел полюбоваться, как едущую за мной "Чайку" чуть не выкинуло с трассы, и завилял в змейке. То есть пока, если не считать небольшого рывка, я ехал вполсилы - зрители должны были увидеть борьбу. Вот, значит, в ее имитации я и прокатился пять кругов, имея на хвосте периодически пытавшегося обогнать меня Пуришкевича. Нет, что творит, однако!

   "Чайка" вошла в последнюю дугу по внешнему краю и, немилосердно виляя заносимым задом, начала обгон. Буквально с метре справа сверкнули очки Пуришкевича. Ну его в болото, подумал я и чуть сбросил газ - пусть едет вперед, а то еще заденет, с него станется...

   Трибуны неистовствовали, когда мимо них пронеслась истошно воющая мотором "Чайка" - теперь она шла первой. На прямике ее не обгонишь, но впереди дуга! Пуришкевич сбросил скорость... Ну, а теперь смотри, дорогой, как люди ездят!

   Мотоцикл послушно лег набок. Вообще-то его заметно водило, все-таки рама рамой, но вилка и маятник тоже имеют значение, а сделать их по стандартам двадцать первого века не получилось. Но ничего, ехать можно... В коленном слайдере у меня была титановая вставка, и сейчас и Пуришкевич, и зрители могли видеть длинный сноп искр.

   Дуга кончалась, и я легким движением руля внутрь круга выпрямил мотоцикл - да, вот такие парадоксы имеются в езде с глубокими кренами. Теперь - змейка, она далеко от трибун, да и Пуришкевич отстал, так что можно особо не выеживаться . Потом "омега", и, наконец, последняя перед прямиком дуга. Ее я прошел на пределе, чтобы промчаться мимо трибун на полной скорости - а это где-то под двести. Перед поворотом налево чуть тормознул и снова положил машину на бок...

   Должен заметить, что прохождение дуги с уменьшающимся к концу радиусом имеет одну тонкость - скорость входа надо выбирать заранее, на боку много не натормозишь, а вот правильный ли был выбор, будет ясно только в конце! Если перебор - то в лучшем случае это вылет за трассу, но вообще-то запросто можно и разложиться. Так вот, в конце я увидел, что скорость была выбрана впритык, проехать можно, но именно там, куда я планировал направить свою траекторию, на асфальте нагло расположился черный след резины. Ведь не было же его в прошлом круге, это Пуришкевич тут напачкал, вот ведь гад очкастый! Как-то, у самого края, но мне удалось удержаться на трассе. Руки стали чуть ватными, на лбу появился пот...

   Блин, на гонках в том мире я иногда выдерживал по три-четыре таких ситуации, а тут поплыл после первой... Все, кончаю пижонить, дальше еду осторожней.

   Хоть я больше и не рисковал, но к концу гонки обошел Пуришкевича больше чем на полкруга. Остальных - на круг-два, за исключением "Нортона", который вообще развалился. После чего подождал в боксе минут пятнадцать, потом постоял маленько на подиуме, спрятал в карман чек на миллион и уехал. Меня уже ждал посланник от английского короля Эдуарда Седьмого, и мне было даже интересно, с чем тот пожаловал...

   В прошлом году мы через третьи руки намекнули королю Эдику, что Найденов готов малость помочь тому в смысле поправки здоровья, и тот быстро откликнулся. Написал, что в качестве аванса готов как-то, в меру своих возможностей, повлиять на кабинет министров. Чтоб, значит, этот кабинет начал полояльнее относиться к России. И, что удивительно, тот действительно начал! Я был в некотором недоумении - наверняка ведь готовят какую-то пакость, а иначе зачем бы снимать как явные, так и тайные ограничения на наш экспорт! И вот теперь в Гатчину приехал личный посланец короля.

   Приведя себя в порядок после гонок, я велел запускать гостя. Он нес с собой подарок от короля Эдика, и я, не желая лишать себя сюрприза, не стал спрашивать у охраны, что там, хотя подарок по определению был тщательно изучен. Бомбы нет - и ладно...

   Посланец представился, поздравил с только что случившимся чемпионством и театральным движением сорвал тряпку, закрывающую что-то размером со шляпную коробку...

   Поначалу мне показалось, что в клетке кошка, и я еще подумал, удобно ли будет дать посланцу рубль, в свете моих же распоряжений. Но потом присмотрелся...

   Господи помилуй, мысленно возопил я, да что же это за страна такая! Ладно, рвутся они к мировому господству, так это дело в общем-то житейское, с кем не бывает. Но кошек-то зачем мучить?!

   Сидевшее в клетке существо более всего напоминало гибрид летучей мыши с обезьяной. Почти голое тельце с короткой и редкой шерстью, тонкая морщинистая шея, практически крысиный хвостик, черные круги под глазами... У меня появилось большое желание вынуть уродца из клетки и с размаху надеть оную на уши англичанину. Если бы у меня была хоть тень подозрения, что конкретно этот причастен к такому издевательству над природой, то, ей-богу, я бы так и поступил.

   - Девонширский Рекс! - торжественно сообщил мне посланец.

   "Рекс" грустно таращил на меня большие глаза из-под огромных ушей и мелко дрожал - холодно ему, поди, с его-то пародией на шерсть...

   А посланец тем временем сообщил, что Эдуард, движимый лучшими чувствами и знающий о моем интересе к кошкам, решил сделать самый ценный подарок, какой смог. Это порода только что выведена, и таких зверей в мире всего три штуки!

   Я мысленно перевел его дифирамбы. У англов два таких разнополых уродца, этот им не нужен, значит, он кот, вторая кошка пригодилась бы.

   Вызвав горничного и велев ему накормить, обогреть и вообще обиходить существо, только не показывать его моей кошке, а то как бы за крысу не приняла, я продолжил слушать англичанина, который теперь распинался о том, как страдает король Эдик от увы, иногда случающихся недоразумений между Великобританией и Россией. И как, движимый черт знает чем - я и слова-то такого английского не знал - он готов лично приехать в Россию, чтобы улучшить и углубить.

   То есть, продолжал я свой перевод, или у короля обострились нелады со здоровьем, или задумана очередная пакость в наш адрес. А скорее всего и то, и другое...

   Король в данный момент пребывает на борту своей яхты, продолжил посланец, и ждет только сигнала о том, что его порыв встретил понимание в русском руководстве, чтобы отплыть в Петербург.

   - Давайте частоты и позывные, - предложил я, - и этот сигнал будет передан прямо сейчас.

   Вообще-то мы их и так знали, но пользоваться пока не спешили, пусть англы их нам официально дадут. Но посланник короля почему-то был не в курсе таких тонкостей и хотел отправить телеграмму из посольства. Дикие люди, подумал я, надо будет Эдику светодиодный фонарик подарить, и вызвал дежурного адъютанта, чтобы он проводил гостя в его посольство.

   Эдик приплыл через неделю и сразу после парадной встречи отправился в Гатчину. Эк тебя приперло-то, подумал я, глядя на его одышливую походку, неестественный цвет лица и мешки под глазами. Похоже, тут ты и оставшихся тебе двух лет не протянешь... Король же глядел на меня с изумлением и завистью, ибо с момента нашей предыдущей встречи, что была пять лет назад, я ничуть не изменился.

   Я вызвал Василия Акимова. После японской войны у того проявилось странное свойство - он как-то чувствовал, если человеку предстоит скоро помереть. Причем если про японцев это было понятно - а чего бы и не почувствовать, если смотришь на него через прицел! - то по отношению ко всем остальным пока шло как необъяснимое, но проверенное явление.

   Пока Акимов шел, король развлекал меня светской беседой. Но вот дзинькнул селектор, я нажал кнопку, и к нам вошел Василий. Мельком глянул на Эдика (тот воззрился на него с немалым изумлением) и подал мне пакет.

   - Извините, ваше величество, - сказал я, - это буквально на полминуты.

   Вообще-то хватило пяти секунд - Василий подал знак "точно вижу, не жилец", и вышел.

   - Просто удивительно, - сказал мне Эдик, - до чего этот офицер похож на моего сына, Георга!

   Я покивал, мол, бывает же, а потом резко сменил тему:

   - Ваше величество, я восхищен вашим самообладанием. Не каждый может на пороге смерти так непринужденно болтать о пустяках...

   Эдик начал стремительно бледнеть.

   - Но, - продолжил я, - может, не будем тратить время, которого и так уже почти не осталось? К сеансу лечения все готово. Если вы согласны, то можно приступить прямо сейчас.

   В специально отведенной комнате я скормил королю две таблетки снотворного и, уложив английское величество на каталку, позвонил Гоше, чтоб приезжал.

   Мы с императором быстро скатали сонного короля через портал, после чего величество укатило к себе, а я, оставив Эдика дрыхнуть, занялся текучкой. Спал он аж до следующего обеда, но зато проснулся просто другим человеком! От избытка сил он даже пробежал полпролета вверх по лестнице, что, как он сам мне сказал, было недоступно ему уже лет пять. В общем, было видно, что клиент созрел.

   - Ну вот, ваше величество, - сообщил ему я, - теперь года два вы можете вообще не думать о своем здоровье, а может, даже и три. Нервничать не будете - так и все четыре проживете!

   - А... - попытался было что-то вякнуть король.

   - А для полного оздоровления нужен не один сеанс, а четыре-пять с полугодовыми перерывами. И потом раз в два года для профилактики. При таком режиме можете до ста тридцати лет прожить - во всяком случае, моему деду недавно как раз столько стукнуло, а он помирать совершено не собирается. Но - увы - сложности, особенно внешнеполитические, отнимают столько времени, что обещать вам всего вышеперечисленного я, еще раз увы, не могу... Кстати, а вам ваша разведка про моего деда разве не говорила? Наверняка ведь знают, но скрывают, нехорошие люди. Не уважают они вас. Попробовала бы моя мне чего-нибудь не сказать!

   Для дозревания королю потребовалось не больше пяти минут.

   - Господин Найденов, - негромко спросил он по истечении этого срока, - я правильно понял ваш намек, что...

   - Абсолютно правильно. Мои друзья - все без исключения - живут очень долго. Так что для начала не ознакомите ли меня с тем, что вас просил довести до моего сведения премьер?

   - Он предлагает вам, в качестве жеста доброй воли, возможность пользоваться бухтой Вэйхавэй для зимовок дальневосточного флота, а так же принять участие в совместной разработке новых южноафриканских алмазных месторождений.

   - Какой замечательный порыв, - усмехнулся я, - но вот теперь, чисто по дружески - расскажите-ка мне, что все это означает на самом деле.

   Эдик глубоко вздохнул, прокашлялся и начал...