"Последняя битва (Демонические войны-3)" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 29 СОМНИТЕЛЬНАЯ ПОБЕДА

Толстые, крепкие пальцы Гленденхука, настоятеля аббатства Сент-Гвендолин, судорожно скомкали пергамент. Густые брови над глубоко сидящими глазами нахмурились, ладони сжались в кулаки. Туссен Гленденхук больше любого другого в ордене Абеля был обязан возвышением Фио Бурэю. Он долгие годы держался в тени Бурэя и делал это по доброй воле, хотя и сам обладал немалыми достоинствами. В особенности в области военного искусства. Его считали одним из самых выдающихся воинов, вышедших из стен Санта-Мер-Абель. Не чета, возможно, не к ночи будет упомянутому Маркало Де'Уннеро, но все же один из лучших.

Тем не менее он всегда осознавал, что у него нет никаких шансов подняться выше уровня магистра — до тех пор, пока его друг Бурэй не занял место отца-настоятеля абеликанской церкви. На всем пути к этому званию Гленденхук был рядом с Фио Бурэем, неизменно оказывая ему поддержку. В частности, во время выборов отца-настоятеля он немало потрудился, борясь за голоса в пользу друга. Укрепившись в Санта-Мер-Абель, Фио Бурэй отплатил соратнику за верность, назначив его настоятелем Сент-Гвендолин, монастыря, традиционно управляемого женщинами.

Мало кто противился этому назначению; и то сказать — когда негодяй Де'Уннеро захватил Сент-Гвендолин и принялся сбивать уцелевших после чумы монахов в шайку печально известных ныне братьев Покаяния, магистр Гленденхук приложил все силы, дабы спасти аббатство. За годы, прошедшие после своего назначения, аббат Гленденхук приобрел хорошую репутацию и у монахов, и у жителей соседних деревень. По посещаемости и денежным пожертвованиям на душу населения монастырь Сент-Гвендолин был среди первых, и, не являясь ярым последователем Эвелина Десбриса и происходящих в церкви Абеля перемен, аббат Гленденхук не препятствовал подчиненным ему братьям и сестрам, если те желали исцелять простой люд с помощью камня души. Как и нынешний глава абеликанской церкви, аббат Гленденхук приспособился к переменам, пусть даже не принимая их полностью, и сумел поднять Сент-Гвендолин из пепла.

А теперь такое…

Дородный, сильный человек расправил скомканный пергамент и снова принялся изучать его, пытаясь как можно больше прочесть между строк. Он, конечно, не удивился, узнав, что герцог Калас с огромной армией приближается к Сент-Гвендолин: всю зиму Гленденхук, как и жители центрального и южного Хонсе-Бира, следил за победным маршем Каласа, за тем, как близлежащие города один за другим покорно склоняют перед ним головы. Герцог сейчас находился на побережье южнее Сент-Гвендолин, и пару недель назад стало ясно, что он не остановился там, а повернул на север.

Однако этот указ, изданный самим Каласом да еще посланный вперед, когда он находился всего в тридцати милях от аббатства… Нет, подобного Гленденхук никак не ожидал! Герцог официально уведомлял о своем появлении и требовал, чтобы Сент-Гвендолин открыл перед ним ворота как перед представителем короля Эйдриана, а также чтобы братья и сестры аббатства признали законными права аббата Олина и Де'Уннеро на главенствующее положение в ордене Абеля.

— Он понимает, что мы… что я никогда не приму Маркало Де'Уннеро, — воскликнул Гленденхук, обращаясь к магистру Белазарусу, вместе с ним перешедшему в аббатство из Санта-Мер-Абель.

— Ни в какой форме! — воскликнул магистр. — Этот человек — редкостный негодяй, и он очень опасен! Маркало Де'Уннеро, будь проклято это имя, нет места в церкви Абеля!

Аббат Гленденхук помахал рукой, успокаивая рассерженного, крайне обеспокоенного сложившейся ситуацией магистра.

— Разумеется, места среди нас ему нет. Отец-настоятель Фио Бурэй официально отлучил от церкви Маркало Де'Уннеро — почти сразу же после того, как тот покрыл себя позором в Палмарисе, вызвав у горожан ненависть и презрение.

— И теперь аббат Олин с ним заодно? — недоверчиво проворчал магистр Белазарус. — Он что, последнего ума лишился?

— Думаю, дело обстоит еще хуже, — ответил Гленденхук. — Ни для кого не секрет, что аббат Олин не смирился с поражением, которое он потерпел на Коллегии аббатов. Но такого… такого, конечно, никто и представить себе не мог!

— Они двинутся на Санта-Мер-Абель, — заявил магистр. — Отец-настоятель Бурэй не откроет перед ними ворота. Неужели король Эйдриан собирается эти ворота взломать?

Аббат Гленденхук снова посмотрел на пергамент и лишь пожал плечами. Эту проблему предстоит решать чуть позже, хотя, скорее всего, еще до середины лета. Что касается его самого, перед ним проблема стояла прямо сейчас, в форме вот этого самого письма. Зачем Калас отправил такое послание?

Гленденхук всего пару раз и весьма мимолетно встречался с Каласом. Во многих отношениях эти люди были вылеплены из одного теста. Оба держались в тени подлинной власти — Фио Бурэя и предыдущего главы церкви Абеля, отца-настоятеля Агронгерра, как это было с Гленденхуком, и короля Дануба, а теперь, по-видимому, и короля Эйдриана, в случае Каласа. Оба были предводителями армий; настоятель Сент-Гвендолин сражался во имя церкви, а герцог во имя короны. Вражды между ними не было; по крайней мере, аббат ничего подобного никогда не замечал. Так возможно ли, что герцог Калас послал это письмо вперед с той целью, чтобы аббат Гленденхук успел собрать людей и укрыться за стенами Санта-Мер-Абель? По поступавшим сообщениям, дорогу туда солдаты еще не перекрыли.

— Чего ты хочешь от меня, герцог Калас? — задумчиво произнес аббат вслух.

— Он знает, что мы не можем открыть ворота королю, ратующему за подобные перемены в абеликанской церкви, — сказал магистр Белазарус. Гленденхук поднял на него взгляд. — И герцог Калас, без сомнения, понимает, что ни один из нас никогда не признает Маркало Де'Уннеро главой церкви. Как и аббата Олина, если только Коллегия аббатов не утвердит его в этой должности, которой он так домогается.

— Где сейчас Олин? — спросил аббат. — Все еще в Бехрене?

— Так все говорят.

В дверь покоев негромко постучали. Гленденхук сделал знак магистру, тот открыл дверь и впустил начальствующую сестру Треизу, занимавшую наивысшее для женщины положение в аббатстве, возможную преемницу аббата Гленденхука. Незадолго до того, как над Хонсе-Биром сгустились тучи, ходили слухи, что отец-настоятель Фио Бурэй намерен перевести Гленденхука в другой монастырь, возможно даже в Сент-Хонс в Урсале, и поставить на его место сестру Треизу. Статная, решительная женщина за сорок, она была вполне способна возглавить аббатство. За годы, проведенные в Сент-Гвендолин, она пережила множество испытаний, в том числе нашествие как розовой чумы, так и Маркало Де'Уннеро. Причем всегда вела себя мудро и с достоинством, а со времени паломничества к горе Аида, где она приобщилась к чуду завета Эвелина, излучала такое ощущение безмятежности, что одно ее появление могло успокоить любую мятущуюся душу. Все последние годы аббат Гленденхук пользовался неизменной поддержкой Треизы; они стали так близки, как это возможно для брата и сестры абеликанского ордена. Злые языки поговаривали, что их дружба даже выходит за рамки пристойности.

Хотя никто не стремился выяснить, так ли это на самом деле, многие считали, что слухи соответствуют действительности. Поскольку все окружающие могли убедиться, что под влиянием начальствующей сестры Треизы Гленденхук стал куда терпимее и великодушнее.

При ее появлении настоятель Сент-Гвендолин встал и, несмотря на скверное настроение, встретил сестру теплой улыбкой.

Та, однако, не улыбнулась в ответ.

— Герцог Калас будет здесь через два дня, — сообщила она. — Его армия движется достаточно быстро, не встречая сопротивления.

— Им предстоит пройти еще через два селения. Может, это задержит их, — предположил магистр Белазарус.

— Я бы не рассчитывала на это, — сказала Треиза. — Его армия растет на глазах. Говорят, он вышел из Палмариса всего с несколькими тысячами.

— А сейчас? — спросил Гленденхук.

— Сейчас она насчитывает двадцать тысяч. Возможно, и больше, — ответила начальствующая сестра.

Ошеломленный услышанным, аббат Гленденхук рухнул в кресло.

— Все селения признают короля Эйдриана, а их жители с радостью вливаются в победоносную армию герцога Каласа.

— И, без сомнения, его конечная цель — Санта-Мер-Абель, — вздохнул Белазарус.

— Двадцать тысяч… — эхом отозвался аббат.

— Может, и больше, — повторила Треиза. — К тому же ходят слухи, что еще одна армия идет сюда с запада.

— Собираются нас окружить, — рассудил магистр.

— Столько людей присоединилось к нему… — Настоятель Сент-Гвендолин сокрушенно покачал головой.

— Разве у них есть выбор? — спросила сестра Треиза. — Представьте: герцог Калас и его до зубов вооруженные Непобедимые в сияющих доспехах входят в деревню, превознося короля Эйдриана. Выступать против было бы чистым самоубийством.

— А соглашаться — значит предать истинного короля! — запротестовал Белазарус.

— Простых людей мало волнует, кто именно сидит на троне Хонсе-Бира, — ответила Треиза. — Их волнует лишь, чтобы семьи ели досыта, а дети жили лучше, чем они сами. С точки зрения простого народа, все эти политические дрязги их не касаются — если только не оборачиваются войной.

— А она непременно разразится, если принц Мидалис перейдет к действиям, — заявил магистр.

— Возможно, он опоздает.

Пессимизм, прозвучавший в этих словах Гленденхука, произвел на Белазаруса крайне тяжелое впечатление.

— Люди идут за герцогом Каласом, потому что у них нет другого выхода, — высказала предположение сестра Треиза. — Может, армия короля Эйдриана начнет разваливаться, когда — если — появится принц Мидалис.

— А какая роль во всем этом отводится абеликанской церкви? — осведомился Белазарус. — Готовы ли мы удовлетворить требования короля, узурпировавшего трон, если одним из них является отстранение отца-настоятеля Фио Бурэя и возведение на его место аббата Олина или Маркало Де'Уннеро?

— Разумеется нет! — без малейших колебаний ответил настоятель Сент-Гвендолин и вперил в магистра суровый взгляд, который несколько смягчился, когда он перевел его на Треизу. — Что посоветуешь ты?

Черноволосая, с едва наметившимися морщинками у глаз, начальствующая сестра помолчала, задумчиво нахмурив брови, глядя в пол и покусывая нижнюю губу — характерный для нее жест, когда она углублялась в свои мысли, обычно вызывающий улыбку на лице аббата. Наконец она подняла взгляд и заговорила:

— Если бы король Эйдриан захватил трон, не вовлекая в интриги церковь, я бы посоветовала закрыть на все глаза, несмотря даже на то, что его действия привели к изгнанию из Урсала начальствующей сестры аббатства Сент-Хонс Джилсепони, немало сделавшей для блага нашего ордена и государства. Однако поскольку на стороне Эйдриана выступил аббат Олин и, хуже того, Де'Уннеро, официально отлученный от церкви, мы не можем устраниться от происходящего. Совершенно очевидно, что расстояние между церковью и государством сокращается. Король не только собирается внедрить в структуру абеликанского ордена одного из своих преданных сторонников, но и желает, чтобы тот занял в нем самый высокий пост. В результате победоносного марша своей армии герцог Калас уже подмял под себя двенадцать крупных монастырей, и на своих местах удержались лишь те наши братья, которые поклялись в верности не только королю Эйдриану, но и аббату Олину и Маркало Де'Уннеро. Все остальные были изгнаны, если не подверглись более страшной участи.

— Некоторые из них просили у нас убежища, — заметил Гленденхук.

— Значит, нам придется встать на ту или на другую сторону. — Треиза перевела взгляд с. магистра Белазаруса на аббата. — Мы не можем быть заодно с аббатом Олином и гнусным отступником Де'Уннеро, не можем принести в жертву свою бессмертную душу.

— Но что тогда — бежать? Или сражаться? — спросил Белазарус, глядя на аббата.

Тот, в свою очередь, вперил вопросительный взгляд в Треизу.

— Ни то ни другое. — Начальствующая сестра распрямила плечи. — Нет смысла закрывать ворота перед Каласом, поскольку он попросту разнесет их в щепки. Думаю, что следует оказать герцогу пассивное сопротивление. Покидать обитель мы не станем, но и признания человека, отлученного от церкви, они от нас не дождутся; просто будем, словно ничего не замечая, заниматься своим делом.

— Разве это не означает, что мы признаем аббата Олина и Де'Уннеро?

Чувствовалось, что магистр Белазарус явно сбит с толку.

Сестра Треиза покачала головой.

— Нельзя допустить, чтобы нас так поняли. Ни герцог Калас, ни жители окрестных селений. Мы уступаем без боя, потому что не можем одержать в нем победу, но не станем служить королю Эйдриану, узурпировавшему трон и поощряющему подобные действия своих сторонников. Может быть, наш поступок внесет хотя бы небольшой раскол в армию герцога Каласа, создаст незаметную на первый взгляд трещину, которая начнет расширяться, когда из Вангарда выступит истинный король Хонсе-Бира.

— Чтобы наша позиция произвела хоть какой-то эффект, мы должны выразить ее предельно четко, — сказал магистр.

— И сделать так, чтобы наша капитуляция не способствовала усилению герцога Каласа, — добавил аббат Гленденхук. — Нужно отправить в Санта-Мер-Абель самых молодых и отважных братьев. Пусть они унесут с собой наши ценности, в первую очередь магические камни.

— Герцогу Каласу это не понравится, — заметила Треиза.

— А Маркало Де'Уннеро придет в настоящую ярость. Что ж, именно на это и направлены наши действия, — заявил аббат.

— Требуется что-то более впечатляющее, — сказал Белазарус. — Чтобы все, в особенности простые люди, из которых в большой степени состоит армия герцога Каласа, поняли, что братья и сестры аббатства Сент-Гвендолин не поддерживают короля Эйдриана.

Обдумывая услышанное, Гленденхук заметил, что лицо сестры Треизы внезапно просияло. Аббат подбодрил ее взглядом.

— Мои сестры почти закончили изготовление напрестольной пелены для церемонии канонизации Эвелина Десбриса, — сказала она. — Воздетая к небу нетленная рука Эвелина — копия того изображения, что отец-настоятель Бурэй заказал для витража в Санта-Мер-Абель.

— И что ты предлагаешь? — спросил крайне заинтересованный аббат.

— Пусть она, подобно знамени, гордо развевается над Сент-Гвендолин! — с воодушевлением воскликнула Треиза. — А рядом с ней — штандарт Урсала со стоящим на задних лапах медведем. Все говорят, что герцог Калас выступает под другим флагом, на котором по приказу Эйдриана Будабраса рядом с медведем изображен тигр.

Аббат Гленденхук кивнул в знак согласия, не сомневаясь, что слух об этой демонстрации разойдется по всем восточным областям Хонсе-Бира.

— Но таким образом мы отдадим напрестольную пелену для предстоящей канонизации Эвелина в руки аббата Олина и Маркало Де'Уннеро, — возразил Белазарус.

— Это произошло бы так или иначе, — решительно заявила сестра Треиза, прежде чем настоятель Сент-Гвендолин успел открыть рот. — Мы напомним всему королевству о чуде завета Эвелина, а заодно лишний раз напомним Санта-Мер-Абель о необходимости его канонизации, которая явно запоздала.

Аббат Гленденхук, как и отец-настоятель Фио Бурэй, особо не разделял воодушевления Треизы в отношении Эвелина Десбриса. Однако оба они уже давным-давно обсудили между собой эту проблему и пришли к выводу, что правильнее всего рассматривать возведение человека, прозванного некогда безумным монахом, в ранг святых, как лавину, способную похоронить любого противостоящего ей. После чуда Эвелина, когда, несмотря на все трудности пути, огромное множество жителей Хонсе-Бира совершило паломничество на гору Аида, чтобы излечиться от розовой чумы или не заразиться этой смертельной болезнью, возражать против приобщения его к лику святых стало просто невозможно. Процесс должен был завершиться еще несколько лет назад, однако с характерной для себя медлительностью церковь все еще не довела дело до конца — главным образом потому, понимал Гленденхук, что Фио Бурэй придерживал завершающую стадию канонизации на случай возможного кризиса в церкви. Осуществить этот процесс мог лишь отец-настоятель, и таким образом он получал в руки хлыст, дабы отмахиваться от молодых выскочек, в особенности от Браумина Херда и поддерживающих его братьев в аббатстве Сент-Прешес и Вангарде.

— Пусть остаются все, кто пожелает, — решил аббат. — А те, кто захочет уйти, должны сделать это сегодня же. И я настоятельно советую всем нашим сестрам покинуть аббатство, сестра Треиза. В церкви Абеля так мало женщин! — Лицо Гленденхука приняло предельно серьезное выражение. — И тебя я очень прошу сделать так же.

— Слыша от тебя подобные слова, я прихожу к выводу, что ты не понимаешь, насколько глубока моя вера, аббат Гленденхук, — последовал суровый ответ Треизы. — В моего Господа, в святого Абеля, в мою церковь и в моего аббата.

Хотя ему страшно хотелось выбранить ее, аббат Гленденхук, глядя на эту решительную, сильную женщину, не смог сдержать улыбки.

— Магистр Белазарус, — сказал он, не отводя взгляда от Треизы, — прошу тебе возглавить отход наших братьев в Санта-Мер-Абель. Расскажи отцу-настоятелю Бурэю о том, что мы решили здесь предпринять, и о флагах, которые будут развеваться над нашим аббатством.

— Но… — начал Белазарус, однако оборвал себя и вздохнул. — Да, аббат, я так и сделаю.

Глазам трех дюжин оставшихся в аббатстве братьев и нескольких сотен жителей соседних деревень, пришедших в Сент-Гвендолин в поисках убежища, предстало невиданное зрелище: вдоль всей линии горизонта тянулись бесконечные ряды копий; столь огромной армии никто из них до сих пор никогда не видывал. Солдаты из числа присоединившихся к герцогу Каласу крестьян не могли похвастаться такой выучкой, как солдаты армии короля или береговой охраны, и, уж конечно, не выглядели столь эффектно, как гвардейцы Бригады Непобедимых в сияющих доспехах, зато они, несомненно, брали числом. Вдоль них верхом на тогайских пони гарцевали гвардейцы, поддерживая дух новобранцев призывами выполнить долг во славу короля и отечества.

В центре была сосредоточена главная ударная сила Каласа, солдаты армии короля, вместе с ним вышедшие из Палмариса. И аббат Гленденхук понимал, что им одним не составит особого труда овладеть Сент-Гвендолин.

Стоя у западных ворот монастыря, аббат взглянул на два поднятых над ним флага, с силой хлопающих под порывами морского ветра. Что ж, он достаточно ясно выразил свою позицию.

Повинуясь приказам, солдаты начали движение в сторону монастыря. На холмы за их спинами вползали огромные катапульты и нагруженные тяжелыми камнями телеги. Теперь Гленденхук уже ясно различал лица приближавшихся солдат. В них не было ни капли страха; они понимали, что, даже если бой и состоится, погибнут не многие.

Прикажи герцог Калас начать наступление, и понадобится совсем немного времени, чтобы захватить аббатство.

Затрубили рога, наступающие остановились всего в двух сотнях футов от высоких стен монастыря. От центральной группы отделились и поскакали вперед несколько гвардейцев во главе с герцогом Каласом и всадником, который держал в руке новый флаг Хонсе-Бира. Вскоре они остановились у ворот Сент-Гвендолин.

— Кто возглавляет это аббатство? — спросил герцог Калас.

— Тот, кого ты хорошо знаешь, добрый герцог Калас. — Настоятель Сент-Гвендолин подошел к краю стены, чтобы командующий Бригадой Непобедимых мог рассмотреть его. — Аббат Гленденхук.

Герцог отвесил поклон.

— Я принес из Урсала великие новости, аббат Гленденхук, — сказал он. — И печальные, и славные.

— О том, что король Дануб мертв, а молодой Эйдриан захватил трон, — откликнулся аббат.

— Я так и думал, что молва опередит меня.

— Так и произошло.

— И тем не менее над стенами твоего монастыря поднят старый флаг, — заметил герцог. — Думаю, другим вы просто не располагаете; ничего страшного, мы принесли вам новый штандарт.

— Мы в нем не нуждаемся, — ответил настоятель Сент-Гвендолин. Сквозь металлическую сетку шлема, украшенного плюмажем, он разглядел кривую улыбку, исказившую губы герцога. — Мы подняли флаг Хонсе-Бира, флаг принца Мидалиса. Ведь именно он должен, согласно списку наследников короля Дануба, занимать ныне трон.

— Дела государства не должны тебя заботить, любезный аббат, — ответил Калас, и в его голосе не было слышно раздражения или гнева. — Трону Урсала, а не абеликанской церкви решать, как должен выглядеть флаг королевства.

— Согласен. И все же именно в данном конкретном случае церковь Абеля не может промолчать, поскольку то, чем сопровождалось возвышение Эйдриана, имеет отношение не только к государству. Мы знаем, кто его союзники, герцог Калас… Однако не довольно ли перекрикиваться на расстоянии?

Отойдя от края стены, Гленденхук окликнул стражу, и ворота Сент-Гвендолин со скрипом распахнулись.

— Можете входить, но только для ведения переговоров.

Герцог и его свита, миновав ворота, остановились посреди небольшого внутреннего двора аббатства.

— Ты поступил мудро, открыв ворота, — сказал Калас Гленденхуку и сестре Треизе, когда спустя некоторое время в сопровождении одного из рыцарей встретился с ними в личных покоях аббата. — Некоторые монастыри проявили упрямство, не желая признавать короля Эйдриана. Пришлось навести там порядок.

— Я вижу, что сердце герцога Каласа возрадовалось этому, — заметил настоятель Сент-Гвендолин.

Калас бросил на него угрожающий взгляд.

— Впрочем, сейчас не время обмениваться колкостями. Мы знаем, зачем ты здесь, а ты знаешь, почему над нашим аббатством развеваются именно такие флаги. И еще нам известно, как сильна твоя ненависть к церкви Абеля. Так же как и происхождение этой ненависти. Поверь, вот уже много лет смерть королевы Вивианы тяжким грузом давит на плечи каждого монаха абеликанского ордена.

Аббат Гленденхук понимал, что таким прямым заявлением задевает в собеседнике болезненный нерв. Мало что повлияло на характер герцога Таргона Брея Каласа в такой степени, как смерть Вивианы, первой супруги Дануба. Когда она заболела, аббат Джеховит, тогдашний настоятель Сент-Хонса, сделал все возможное, чтобы спасти королеву. Но, увы, он приступил к исцелению слишком поздно. Эта утрата, несомненно причинившая боль королю Данубу, еще сильнее ранила герцога Каласа, питавшего к Вивиане нежные чувства, оставив незаживающий шрам в его сердце. На протяжении двух десятков лет, прошедших с кончины Вивианы, герцог Калас предпринимал неустанные нападки на церковь Абеля — в основном из-за того, кто и как правит в Палмарисе, но и вообще по любому поводу, включая даже такую вещь, как паломничество к горе Аида. Не желающий успокоиться герцог был причиной многих жарких дискуссий в Санта-Мер-Абель в годы, когда Гленденхук служил там под началом отца-настоятеля Маркворта, чье место впоследствии занял Агронгерр, а после него — Фио Бурэй.

— Королева Вивиана — не тема для обсуждений, — ответил герцог Калас сквозь стиснутые зубы.

— В самом деле? — сказал аббат Гленденхук, внимательно вглядываясь в исказившееся лицо герцога.

Он хотел попытаться переубедить Каласа, но отнюдь не злить его.

— Моя задача — рассказать людям о короле Эйдриане, и ничего более, — продолжал герцог. — Хотя, разумеется, его противники будут уничтожены, кто бы они ни были — деревенские жители, дворяне или священнослужители. Ваши аббатства самим существованием обязаны великодушию трона Хонсе-Бира. Не забывай об этом.

— Трон уже давным-давно понял, как велико миротворческое влияние церкви. Только совместными усилиями можно сохранить мощь государства, — вмешалась в разговор сестра Треиза. — Это сотрудничество выгодно обеим сторонам.

— Значит, подняв флаг короля Эйдриана и признав его властелином…

— У нас один властелин — Бог, — решительно перебила герцога Треиза.

Герцог Калас устремил на сестру пристальный взгляд. Потом, однако, выражение его лица смягчилось, и он кивнул в знак уважения.

— Это ваше право. — Он учтиво поклонился. — Позвольте мне, однако, обозначить свою позицию. Над аббатством должен развеваться и светский флаг, не так ли? Подняв над его стенами флаг Эйдриана и признав его законным королем Хонсе-Бира, вы можете ничего не опасаться и рассматривать мое появление здесь лишь как повод для празднества.

— Новый король, приказы которого ты столь ревностно выполняешь, затруднил нам принятие такого решения, — сказал аббат Гленденхук, — поскольку он вторгается в области, выходящие за пределы управления государством.

— Священнослужители церкви Абеля сами обратились к нему, — сказал герцог Калас. — Аббат Олин одним из первых понял правомерность притязаний Эйдриана и признал его королем.

— Как и Маркало Де'Уннеро, — вставила сестра Треиза.

— Его, отлученного от церкви, священнослужителем уж никак не назовешь, — добавил настоятель Сент-Гвендолин.

Герцог Калас усмехнулся.

— Все это меня не касается, — сказал он. — Хотя, можете мне поверить, Маркало Де'Уннеро без разговоров прикончил бы вас на месте, увидев поднятые над монастырем флаги.

— Ну так сообщи ему об этом, — с вызовом ответила Треиза.

Услышав эти слова, герцог Калас и аббат Гленденхук широко распахнули глаза, а сопровождающий герцога гвардеец тяжело задышал. Треиза, однако, не обратила на это внимания.

— Возможно ли, чтобы такой благородный человек, как герцог Таргон Брей Калас, друг короля Дануба, был заодно с этим безумным псом Де'Уннеро? Неужели ты предал того, кто столько лет был твоим другом? Неужели верность гвардейцев Бригады Непобедимых такая ненадежная вещь?

— Посоветуй сестре быть поосторожнее в выражениях, — предостерег Гленденхука Калас.

— Я готов повторить каждое ее слово, — отозвался настоятель Сент-Гвендолин.

Герцог, казалось, ошеломленный такой дерзостью, готов был вот-вот наброситься на него. Тем не менее Гленденхук бестрепетно подхватил знамя из рук непреклонной сестры.

— Аббат Олин по доброй воле отверг святого Абеля и церковь, носящую его имя. Полагаю, совсем скоро он будет смещен с должности в Сент-Бондабрис.

— Большинство братьев, посвятивших себя служению церкви, предпочтут, чтобы он, а не твой друг Бурэй возглавил абеликанский орден.

— Если на Коллегии аббатов Фио Бурэю будет отказано в доверии, уверен, найдется немало достойных братьев, которые будут в состоянии заменить его на посту отца-настоятеля, — сказал аббат Гленденхук.

— Заменить, ты считаешь… — усмехнулся герцог Калас. — Ненадолго, смею полагать.

— Этими словами ты подтверждаешь, что корона выходит за рамки того, чем ей положено заниматься, — воскликнул настоятель Сент-Гвендолин. — Дела ордена следует оставить самой церкви! Между тем тебе и твоей армии наверняка предстоит поход в Санта-Мер-Абель, не так ли?

— Я пойду с армией туда, куда прикажет король Эйдриан, — отрезал Калас. — Куда угодно — в том числе и в Санта-Мер-Абель.

— Подобное недостойно монарха!

— Ты не понимаешь! — воскликнул герцог. — С приходом Эйдриана все изменилось. Во время рыцарского турнира он едва не убил меня. Я уже был в руках смерти. Нет, аббат, даже твой друг Бурэй не смог бы…

Калас с коротким смешком оборвал себя и посмотрел прямо в глаза Гленденхуку.

— И, однако, как видишь, я жив. Жив, потому что сейчас в Хонсе-Бире правит король, который имеет власть над самой смертью!

Сбитый с толку, настоятель Сент-Гвендолин покачал головой и бросил вопросительный взгляд на Треизу, но та выглядела столь же ошеломленной.

— О чем ты толкуешь? — спросила сестра. — Ни одному человеку такое не под силу.

— В церкви Абеля уж точно никому, — не сказал, а словно выплюнул Калас. — Когда умирала королева Вивиана, разве старый дурень Джеховит сумел ее спасти? Вы, церковники, обещаете людям вечную жизнь. Ну а я заявляю, что Эйдриан властвует над самой смертью. Ты осмеливаешься осуждать его, а заодно и меня, потому что не в силах понять главного. Вы здесь настолько погрязли в заумных ритуалах и лживых обещаниях, что такой король, как Эйдриан, кажется вам выше понимания.

— А как же чудо Эвелина? — запальчиво возразила Треиза. — Разве не святой Эвелин спас от чумы королевство? Королевство, которым, между прочим, правил твой друг!

— Святой, говоришь, Эвелин? — насмешливо переспросил герцог Калас.

— Он скоро им будет.

— Эту болтовню я слышу уже много лет. — Герцог пренебрежительно махнул рукой. — Не важно. Разумеется, Эвелин — герой в глазах черни Хонсе-Бира. Джилсепони тоже считалась героиней — когда-то. Теперь они больше никого не интересуют. Эйдриан — король, и горе тому, кто встанет у него на пути.

— И ты готов предать принца Мидалиса, который тоже был твоим другом?

Герцог расправил плечи, в его глазах появился стальной блеск.

— Принц Мидалис согласился бы со мной, если бы понимал Эйдриана так, как я.

У настоятеля Сент-Гвендолин буквально отвисла челюсть.

— Что такое юный Эйдриан сотворил с тобой? Что это за колдовство?

— Можешь не сомневаться, настоящее колдовство, — отрезал герцог. — Церковь Абеля на такое не способна.

Двое сильных, наделенных несомненной храбростью мужчин напряженно смотрели в глаза друг другу.

— А теперь довольно досужей болтовни. Вы должны открыть ворота солдатам короля Эйдриана. И поднять тот флаг, который теперь принят в королевстве.

— А если нет?

— Тогда я сломаю ворота, — хладнокровно заявил Калас, поднимаясь и выходя из покоев.

— Что нам делать? — спросил Гленденхук Треизу, как только они остались одни.

Улыбка ее была довольно бледной.

Аббат Гленденхук улыбнулся в ответ, подошел к прекрасной сестре и нежно поцеловал ее в щеку. После чего покинул покои и снова поднялся на стену. Он уже продемонстрировал свою позицию, подняв те флаги, которые считал нужным. Теперь он собирался сделать еще одно уточняющее заявление.

— Герцог Калас! — прокричал он вслед удаляющимся всадникам. Непобедимые, все как один, тут же обернулись на крик. — Уводи отсюда армию. Это дом Божий.

— Открой ворота, аббат Гленденхук! — предостерегающе ответил герцог.

— Мы откроем ворота Сент-Гвендолин и даже Санта-Мер-Абель, когда твой король Эйдриан сделает то, что положено, — как можно громче продолжал аббат, чтобы его речи стали также и достоянием людей Каласа. — Когда преступник Маркало Де'Уннеро окажется в темнице, а аббат Олин будет передан церковным властям для совершения суда. До тех пор находящийся под моей рукой монастырь закрыт для вас.

Это заявление, казалось, ничуть не обеспокоило герцога.

— Герцог Калас! — снова окликнул его аббат Гленденхук, увидев, что тот разворачивает коня.

Произнося эти слова, настоятель Сент-Гвендолин сунул руку в свисающий с пояса мешочек и достал оттуда тяжелый магический камень.

— Что ты намерен предпринять? — спросил он.

— Я несу жителям Хонсе-Бира слово короля Эйдриана. Те, кто принимает его, становятся друзьями и союзниками короны. Для тех, кто отказывается сделать это, ответ один — меч.

— Сент-Гвендолин не откроет перед вами ворота!

— Тогда я объявляю тебя врагом! — крикнул герцог Калас.

Аббат Гленденхук вытянул в сторону Каласа руку с зажатым в ней магнетитом и погрузился в образы, посылаемые ему камнем. В результате он очень ясно увидел великолепные доспехи герцога, а весь остальной мир как будто затянуло туманом. Аббат сосредоточил внимание на одном месте доспехов, на пластине, прикрывающей сердце, и позволил энергии камня проникнуть себе в душу и мысли.

Калас кричал что-то, но настоятель Сент-Гвендолин не слышал слов герцога. За его спиной вскрикнула сестра Треиза, но он и этого не заметил. Имело значение одно: нарастающая энергия магического камня; аббат был полон решимости нанести чувствительный удар королю Эйдриану и думал только об этом.

Гленденхук вложил в магнетит всю свою энергию и с резким криком выпустил «ядро».

Вокруг несущегося с невероятной скоростью камня потрескивал воздух, а когда он врезался в грудь герцога Каласа, раздался звук, напоминающий звон церковного колокола.

Герцог Калас свалился с коня, сильно ударившись о землю.

— Что ты наделал? — закричала Треиза, подбегая к аббату.

— Послал королю Эйдриану сообщение о том, что церковь Абеля не уступит неправомочным требованиям государства!

Внизу, на поле, несколько гвардейцев щитами прикрыли упавшего герцога, а другие спрыгнули с лошадей и подняли его, чтобы отнести Каласа в безопасное место.

Немедленно вступили в дело катапульты. На Сент-Гвендолин, кроша его древние стены, обрушились огромные камни. Солдаты короля пошли в наступление. Земля дрожала под ногами двадцати тысяч воинов; казалось, монастырь развалится от одного этого грохота.

Настоятель Сент-Гвендолин собрал оставшихся братьев в нефе большой часовни аббатства.

— Не оказывайте сопротивления, — приказал он. — Мы ясно обозначили свою позицию.

— Они проломили ворота! — закричал один из монахов, выглянув наружу.

— Закрой дверь, брат, — велел ему аббат Гленденхук. — Сядь и вознеси молитву.

Спустя всего несколько мгновений в часовню вломились солдаты.

— Помолитесь вместе с нами, друзья мои, — сказал им аббат Гленденхук.

Он первым упал под ударом тяжелого щита и был вскоре избит до потери сознания. Вскоре его, сестру Треизу и испуганных братьев поволокли куда-то.

Когда позже в тот же день едва живого Гленденхука притащили в те самые покои, где этим утром он разговаривал с герцогом Каласом, там его ждали два сюрприза.

— Итак, мы снова встретились.

Первым сюрпризом стал герцог Калас, сидящий в кресле аббата. Если не считать небольшой вмятины, его доспехи не пострадали.

Настоятеля Сент-Гвендолин грубо швырнули на скамью по другую сторону стола, за которым сидел герцог.

— Не стоит недооценивать оружейников Бригады Непобедимых, любезный аббат, — продолжал Калас. — Изготавливая наши доспехи, они учли, что мы можем столкнуться с подобной несдержанностью чувств.

— Был бы я посильнее… — пробормотал Гленденхук. — Окажись этот камень в руках у Джилсепони…

— Этого я не знаю, а вот если бы им воспользовался король Эйдриан, мои доспехи рассыпались бы, как стеклянные, — отозвался герцог. — Впрочем, оставим это. Важнее другое: ты продемонстрировал всем малодушие и двуличие.

— Ты объявил нас врагами, не я.

— А я пришел к тебе под флагом перемирия, — возразил герцог Калас. — Ты же напал на меня подобно убийце… Не очень-то красиво, как тебе кажется? — Он помолчал. — Впрочем, все это не имеет значения. Над Сент-Гвендолин реет флаг короля Эйдриана. Следовательно, аббатство снова стало частью королевства Хонсе-Бир. Все ваши монахи, и братья, и сестры, будут должным образом допрошены.

— Братья и сестра, ты хочешь сказать, — поправил его аббат, находя утешение хотя бы в том, что большей части монахов удалось вовремя покинуть Сент-Гвендолин.

В ответ Калас с издевательской улыбкой взмахнул рукой. Солдат открыл небольшую дверь в стене, и двое других втащили в комнату избитого в кровь Белазаруса.

При виде Гленденхука по щекам магистра потекли слезы.

— Они подкарауливали нас в пяти милях отсюда, на побережье…

Аббат, несмотря на все старания не показывать Каласу своей слабости, в отчаянии закрыл руками глаза.

По знаку герцога Белазаруса выволокли из комнаты.

— Теперь, как уже было сказано, — вновь заговорил Калас, — их с пристрастием допросят. Те, кто признает короля Эйдриана, очень скоро убедятся, как выгодно иметь его правителем.

— А те, кто откажутся?

— Предстанут перед судом аббата Олина, без сомнения, — ответил герцог. — Меня это не касается.

— Что будет со мной?

Герцог Калас отвернулся.

— Я сочувствую тебе. В самом деле сочувствую.

К собственному удивлению, аббат Гленденхук почувствовал, что верит ему.

— Значит, меня отдадут на растерзание Олину и Де'Уннеро.

— Ты без всякого повода напал на должностное лицо, причем даже не церкви, а государства. — Герцог снова перевел взгляд на обреченного аббата. — Будет проведено расследование, конечно, но мы оба с тобой понимаем, что в подобных случаях оно сведется к пустой формальности. Твое преступление не вызывает сомнений. Вот разве что появятся какие-то смягчающие обстоятельства, которые смогут уменьшить твою вину…

Гленденхук вскинул на него взгляд.

— Ты предложишь мне признать Эйдриана законным королем Хонсе-Бира?

— Да, для начала.

— И еще ты потребуешь, чтобы я поддержал аббата Олина и Маркало Де'Уннеро?

— Это значительно облегчит страдания твоих братьев, — ответил герцог. — И если у вашей церкви хватит ума сотрудничать с нами, в королевстве будет гораздо спокойнее и прольется меньше крови.

Аббат задумался.

— Может, на свете есть вещи, за которые стоит умереть, — произнес он спустя некоторое время.

— Настоятельно советую тебе одуматься, — сказал герцог Калас. — И ради себя самого, и ради тех, кто готов слепо следовать за тобой. Эта дорога приведет вас к смерти.

Гленденхук откинулся в кресле и закрыл глаза, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Среди братьев абеликанского ордена он всегда отличался не столько набожностью, сколько прагматизмом, что было свойственно и его наставнику, отцу-настоятелю Бурэю. Сейчас, казалось, та же дилемма встала перед аббатом в полный рост: принципы или прагматизм. Поистине, судьба жестоко испытывала Туссена Гленденхука. Ситуация обострила эту дилемму до крайности — он не мог остаться на позиции прагматизма, не предав свою веру.

С мыслью о той, кто была истинной вдохновительницей его жизни — сестре Треизе, настоятель Сент-Гвендолин произнес голосом, в котором звучали мужество и убежденность:

— Сооружай виселицу.