"Демон-Апостол" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 4 ТАЙНА РАСКРЫТА

Браумин Херд быстро и целеустремленно переходил из комнаты в комнату в верхнем этаже северного крыла аббатства. Он собирал подсвечники, которых в мрачном аббатстве было огромное количество, но не все подряд, а лишь указанные в списке, начатом еще Джоджонахом и законченном самим Браумином уже после гибели магистра. Во всех подсвечниках этого крыла было вставлено по солнечному камню, но только каждый тридцатый из вставленных камней обладал магическими свойствами. Это была та часть здания, где молодые монахи проходили испытания, и магистры установили систему магических солнечных камней, чтобы предотвратить любые мошенничества с чистым кварцем, позволяющим видеть на расстоянии, или даже с гематитом.

Магистр Энгресс, мягкий, спокойный человек уже в возрасте, объяснил брату Браумину, как определять заколдованные подсвечники, что было совсем нелегко, поскольку речь ведь шла о солнечных камнях! Браумину пришлось наплести ему, будто некоторые студенты подменяют подсвечники. Магистр ни о чем его не расспрашивал, поручив обрадованному Браумину каждый вечер после занятий переставлять подсвечники в нужном порядке.

Доверчивому старику Энгрессу, конечно, и в голову не приходило, чем на самом деле занимался Браумин. С десятью подсвечниками в руках молодой монах перед каждой следующей встречей сторонников Эвелина спускался в подземелье и расставлял подсвечники в стратегически важных точках соседних помещений для обнаружения духовной слежки, если она за ними ведется. Единственная надежда маленькой группки заговорщиков основывалась на полной секретности; если бы подозрительному Маркворту стало известно об их «подрывных» речах, им наверняка пришлось бы разделить судьбу магистра Джоджонаха.

Этой ночью Браумин особенно торопился; быстро собрал нужные подсвечники и переставил остальные таким образом, чтобы недостача не бросалась в глаза.

Брат Фрэнсис, однако, заметил изменение числа подсвечников. Он вошел в учебные помещения сразу же вслед за тем, как Браумин начал спускаться по редко используемой лестнице и затем торопливо зашагал по пустому пыльному коридору четырьмя этажами ниже.

Фрэнсис не стал его догонять; вместо этого он прямиком отправился в личные апартаменты отца Маркворта. Негромко постучал, боясь обеспокоить его. Когда Маркворт ответил, Фрэнсис вошел и увидел, что тот сидит за письменным столом, проглядывая какие-то бумаги и отодвинув в сторону остатки трапезы.

— Не следует вам за ужином заниматься делами, отец-настоятель, — сказал Фрэнсис. — Меня беспокоит, что вы… — Он замолчал под пристальным взглядом Маркворта.

— Список обширнее, чем я предполагал. — Отец-настоятель отодвинул бумаги.

— Санта-Мер-Абель нуждается в большом штате прислуги, — ответил Фрэнсис. — И многие из наемных рабочих по природе своей бродяги. Стоит им поднакопить денег на то, чтобы несколько раз пообедать, и они снимаются с места.

— На то, чтобы несколько раз выпить, — с кислой миной поправил его Маркворт. — Почему, в таком случае, ты не разбил этот список на более упорядоченные группы? На одном листе надо было указать тех, кто ушел еще до того, как сюда вторглись эти негодяи. На втором тех, кто ушел после их бегства, а оставшихся на третьем.

— Вы же сами торопили меня, отец-настоятель, — кротко возразил Фрэнсис. — И многие из тех, кто ушел еще до появления незваных гостей, позже вернулись. Слишком сложная получается система.

— Поработай над ней, в таком случае! — Маркворт сердито оттолкнул бумаги, так что они разлетелись во все стороны. — Усовершенствуй ее! Мы должны быть уверены, что Джоджонах и эти негодяи не оставили в аббатстве шпионов. Выявляй всех подозрительных и следи за ними. Если у тебя будут основания думать, что кто-то — не важно кто — шпион, тайно арестуй его и приведи ко мне.

Чтобы ты пытал их, как Чиличанков, подумал Фрэнсис, но, конечно, промолчал. Однако сверкающий взгляд отца-настоятеля свидетельствовал о том, что он, возможно, догадался о чем-то по мрачному выражению лица молодого монаха.

— Ты следишь за братом Браумином? — спросил Маркворт. Фрэнсис кивнул. — Я не доверяю ему, — аббат поднялся и обошел стол, — хотя и не опасаюсь. Он всегда симпатизировал Джоджонаху, но, думаю, со временем это пройдет. В особенности после интенсивного обучения, которое ему предстоит как будущему магистру.

— Вы решили повысить его?

Глаза Фрэнсиса широко распахнулись, не столько от удивления, сколько от злости. Ведь он так рассчитывал, что отец-настоятель сделает магистром его самого — в награду за преданную службу. А что получается? Это место достанется брату Браумину Херду, другу еретика Джоджонаха. Немыслимо, невозможно!

— Это самая разумная линия поведения, — ответил Маркворт. — Де'Уннеро и Джеховит, конечно, всегда были и будут на моей стороне, но многие из остальных аббатов приглядываются к моим действиям, пытаясь понять, не преследовал ли я Джоджонаха из каких-либо личных побуждений.

— А были такие побуждения?

Что я говорю, с ужасом подумал Фрэнсис?

Отец-настоятель прекратил вышагивать по комнате, остановился на расстоянии вытянутой руки от Фрэнсиса и поглядел на него с такой яростью, что у бедняги мелькнула мысль, а не убьет ли Маркворт его прямо тут, на этом самом месте? Выглядевшие вблизи еще более устрашающими бритая голова и остроконечные уши отца-настоятеля делали такую перспективу вполне реальной.

— Есть такие, кто потихоньку задает всякие вопросы, — потихоньку, потому что они трусы, как ты понимаешь. — Маркворт снова принялся большими шагами мерять комнату. — Их интересует, в самом ли деле внезапный поворот против Джоджонаха соответствовал интересам церкви и достаточно ли вескими были доказательства заговора, чтобы стоило столь поспешно выносить приговор и приводить его в исполнение. Я сам слышал, как некоторые из них бормотали, что лучше было бы добиться полного признания, прежде чем казнить его.

Фрэнсис кивнул, хотя и не хуже Маркворта понимал, что Джоджонах никогда не признался бы в том, в чем его обвиняли. Да, этот храбрый человек не отрицал, что участвовал в освобождении пленников. Но того признания, которого Маркворт от него добивался, — что много лет назад он помогал брату Эвелину украсть камни и убить магистра Сигертона — он не сделал бы никогда. И Фрэнсис, и отец-настоятель прекрасно понимали, что такого сговора на самом деле и не было.

— Однако хватит об этом. — Маркворт взмахнул высохшей рукой, и Фрэнсис понял, что произошло что-то важное. — Баланс сил изменился.

— Внутри церкви?

— Между церковью и государством. Королю Данубу нужна помощь, чтобы навести порядок в Палмарисе. Сейчас, когда мертвы и барон, и его единственный наследник, в городе начались беспорядки.

— К тому же их любимого аббата Добриниона тоже больше нет.

— Ты нарочно испытываешь сегодня мое терпение, да? — прошипел Маркворт, сверля Фрэнсиса взглядом. — У жителей Палмариса есть новый правитель, посильнее Добриниона.

— Без сомнения, они полюбят и его. — Фрэнсис изо всех сил старался, чтобы в его голосе не прозвучало даже намека на иронию.

— Они будут уважать его! Бояться его. Они поймут, что не король, а только церковь властна над их жизнью, только она может дать им спасение и подлинную радость. Маркало Де'Уннеро сумеет объяснить им это или, по крайней мере, держать их в узде, пока они не поймут, в чем состоит истина.

— Он же всего лишь аббат.

— Епископ, — поправил Фрэнсиса Маркворт.

Молодой монах просто рот раскрыл. Он был одним из самых компетентных историков Санта-Мер-Абель и занимался вопросами геополитики различных регионов мира. Он лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что стоит за титулом епископа, и знал, что этот титул не был никому пожалован вот уже на протяжении трех столетий.

— Ты, похоже, удивлен, брат Фрэнсис, — заметил Маркворт. — А меня удивляет, что король с такой легкостью отказался от второго по величине города Хонсе-Бира.

— Не с-с-совсем так… — заикаясь пролепетал монах. — Удивительно, что король отказался от второго по величине города Хонсе-Бира в пользу церкви.

Маркворт расхохотался — как будто Фрэнсис и впрямь сказал что-то смешное.

— Сейчас для меня особенно важно, чтобы ты был моими ушами и глазами в Санта-Мер-Абель, — заявил отец-настоятель.

— Вы уезжаете?

— Пока нет, но я буду больше занят делами за пределами аббатства. Так что не спускай глаз с брата Браумина и приглядывай за новыми студентами и служащими.

Маркворт махнул рукой, отпуская Фрэнсиса, и принялся снова вышагивать по комнате. Монах поклонился и вышел.

Возвращаясь в учебные помещения, он пытался разобраться в услышанном. Новости ошеломили его. Он никогда не был горячим поклонником Маркало Де'Уннеро, главным образом потому, что, как и большинство остальных, смертельно боялся этого переменчивого и непредсказуемого человека. Как епископ, он будет обладать огромной властью; может, Де'Уннеро станет настолько силен, что перестанет подчиняться даже отцу-настоятелю? Фрэнсис покачал головой, пытаясь отогнать эти пугающие мысли. Маркворт, похоже, доволен таким развитием событий; скорее всего, он сам приложил к ним руку.

И все же из головы не шел образ Де'Уннеро после нападения поври на Санта-Мер-Абель — глаза вытаращены, весь покрыт кровью, главным образом вражеской, потому что сам он был ранен очень незначительно. А ведь это сражение он же и спровоцировал, причем им двигала исключительно жажда убийства — иначе с какой стати было открывать им ворота?

Монах содрогнулся. Что, если Де'Уннеро все же вырвется из-под власти отца-настоятеля? И если это произойдет, удастся ли уцелеть Фрэнсису и другим монахам, преданным Маркворту?

Он шел, не разбирая дороги, но по случайному стечению обстоятельств повторяя путь Браумина. И, скользя по темным коридорам одного из нижних уровней, внезапно услышал, как кто-то молится еле слышным шепотом.

Вначале, как всегда, была молитва, обращенная к Джоджонаху и Эвелину. После нее все сидели тихо, явно нервничая и напряженно ожидая, что брат Браумин продолжит историю «Бегущего» и плавания на Пиманиникуит.

Ему были понятны их волнение и страх. Даже говорить открыто о Пиманиникуите считалось серьезным преступлением или, если угодно, роковой ошибкой. После возвращения с острова Пеллимар один из трех уцелевших во время путешествия братьев чересчур разболтался о своих приключениях.

И что же? Он не пережил ту зиму.

А теперь Браумин рассказывает об этом плавании четырем товарищам и тем самым фактически ставит их под удар.

Браумин подумал о Джоджонахе, представил себе, как он гордо стоял перед Марквортом — точно так же, как Эвелин перед демоном. Потом в памяти всплыла гора Аида и устремленная к небесам рука Эвелина, проткнувшая спекшуюся, покрытую пеплом поверхность горы и как будто бросающая вызов самой смерти.

И тогда Браумин продолжил рассказ, повторяя те живые детали, о которых говорил ему Джоджонах. Снова рассказал о плавании, но уже более подробно. С гордостью поведал историю сражения с «бочкой» поври и в особенности о том, как героически вел себя во время него Эвелин.

— Он взял в руку рубин, — драматическим тоном рассказывал Браумин, для убедительности выставив перед собой кулак, — пробудил в нем магию, швырнул — швырнул, заметьте! — в открытый люк корабля поври и взорвал со страшной силой!

По комнате пронесся вздох удивления. Очень немногие оказывались способны продолжать воздействовать на камень даже после того, как непосредственный контакт с ним был нарушен, и это считалось высшим проявлением магического искусства, в особенности если речь шла о таком могущественном камне, как рубин.

— Все так и было, — заверил их Браумин. — И брат Эвелин даже не понимал значения того, что сделал. Когда по возвращении в Санта-Мер-Абель он рассказал о случившемся магистру Джоджонаху, тот просто умолял его никому не говорить ни слова, потому что это ясно доказывало, насколько был силен в каменной магии Эвелин Десбрис.

— А почему магистр Джоджонах хотел сохранить это втайне? — спросил Делман.

— Потому что такой вариант использования камней при желании можно истолковать как противоестественный взрыв силы, инспирированный демоном, — ответил Браумин. — Магистр Джоджонах был достаточно мудр, чтобы понимать, насколько инерционны руководители церкви Абеля, склонные толковать все, хоть немного выходящее за рамки обычного, как угрозу своей власти.

Помолчав, Браумин продолжил повествование о плавании, но уже без прежнего воодушевления, почти меланхолическим тоном. Рассказал об убийстве братом Таграйном совсем молодого моряка — имя его с годами было позабыто — по приказанию брата Квинтала; убийстве, ставшем расплатой только за то, что парень спрыгнул с борта «Бегущего» и поплыл к священному острову. Рассказал о том, что уже на острове Таграйн утратил веру; впав в неистовство и почти обезумев, он пропустил момент, когда начался камнепад, и погиб от удара в голову тем самым камнем, с помощью которого впоследствии был уничтожен демон.

И потом, еще более мрачным тоном, Браумин рассказал о возвращении домой и о мятеже на корабле, закончившемся тем, что брат Квинтал разорвал на части главаря мятежников. В голосе Браумина зазвучали нотки гнева, когда он перешел к тому, как морякам «Бегущего» подсунули фальшивое вознаграждение — иллюзию золота, достигнутую с помощью магических камней, — и об окончательном надругательстве над всем святым, выразившемся в безжалостном уничтожении «Бегущего» и его экипажа.

Когда он закончил, воцарилась тишина; все были слишком ошеломлены, чтобы произнести хотя бы слово.

Однако был человек, которому в этот момент стоило невероятного труда сохранить молчание. В коридоре, прижавшись ухом к двери маленькой комнаты, стоял брат Фрэнсис, испытывая страстное желание ударом ноги распахнуть дверь, ворваться внутрь и прокричать Браумину прямо в лицо все, что он о нем думает! Хорошенько встряхнуть отступника и сказать, что эти глупые слова не пройдут ему даром, что за них он будет подвергнут мучительным пыткам и казнен. И главное, что он не только подставляет под удар самого себя, но и тех, кто его слушает, — их тоже ждет ужасная смерть.

А потому брату Фрэнсису хотелось рассказать им, как все происходило на самом деле, показать, что в изложении Браумина все события искажены, хотя… Хотя на самом деле Фрэнсису мало что было известно об этих событиях.

Он так и не вошел. Стоял у двери, истекая потом, тяжело дыша и успокаивая себя тем, что услышит остальную часть беседы и сможет выступить свидетелем перед отцом Марквортом против этих преступников, когда их призовут к ответу.

— Эта книга, — снова приступил к делу Браумин, доставая древний том из складок просторной рясы, — была найдена магистром Джоджонахом в очень старой библиотеке, не так далеко от того места, где мы сейчас находимся. Думаю, магистр Джоджонах чувствовал, что жить ему осталось недолго, и отчаянно пытался отыскать в исторических записях ответ на волнующий его вопрос.

— И он нашел его! — продолжал Браумин, выдержав драматическую паузу. — Вот здесь, в этой самой книге, подробном описании, сделанном братом Фрэнсисом…

— Фрэнсисом? — пискнул Виссенти почти истерическим тоном.

— Другим Фрэнсисом, — объяснил Браумин. — Человеком, который жил семь столетий назад.

— Ну да, это не мог быть наш Фрэнсис, — с усмешкой сказал Виссенти.

— Вряд ли наш дорогой брат Фрэнсис способен написать что-то такое, чего магистр Джоджонах не знал бы, — рассмеявшись, заметил Кастинагис.

— Разве что записки самоубийцы, — вмешался в разговор Делман, и все расхохотались.

Браумин быстро успокоил их, вернув разговор к прежней теме. Оказывается, в прошлые времена монахи Санта-Мер-Абель снаряжали на Пиманиникуит собственный корабль и открыто, хотя и с благоговением, говорили о священном острове. Никаких убийств или мятежей не было. Плавание, служившее поводом для великого праздника, не было порождением безудержной алчности, способной завести даже на стезю убийств.

Слушатели вздыхали и улыбались — приятно было сознавать, что святые заповеди, на которых основывалась церковь Абеля, в самом деле существовали, хотя, к сожалению, сейчас были позабыты.

Брат Фрэнсис отнюдь не радовался; более того, его терпению пришел конец. Он толкнул дверь и ворвался в комнату. Все четверо вскочили и окружили его, едва не соприкасаясь головами.

— Грязная ложь! — воскликнул он. — Твои слова только внешне почтительны, а по существу, ты говоришь ересь.

— Ересь? — переспросил Браумин, стиснув кулаки.

Он сделал знак брату Виссенти. Тот, заметно нервничая, вышел в коридор, огляделся и, вернувшись в комнату, неслышно затворил за собой дверь.

— Ересь, — решительно повторил Фрэнсис. — Да за одни эти лживые слова человека могут сжечь на костре, а тех, кто их слушает…

— Лживые слова? — воскликнул Делман. — Рассказ брата Браумина звучит гораздо правдоподобнее того, о чем нам говорят отец Маркворт и магистры!

— Ты уже поддался порче! — возразил Фрэнсис. — Наслушался полуправды, искажающей священные события!

— Значит, ты считаешь, что мой рассказ о судьбе «Бегущего» лжив? — спросил Браумин.

— Все твои слова лживы! Ты глуп, брат Браумин, а эти твои подпевалы и вовсе ничего не соображают. Однако знайте: вы играете в опасные игры, гораздо более опасные, чем вы можете себе представить.

— Можем, очень даже можем, ведь все мы были свидетелями того, что произошло с магистром Джоджонахом, — сказал Кастинагис.

Перед внутренним взором Фрэнсиса внезапно возник образ магистра, и ему стало не по себе.

— Зачем ты пришел сюда? — спросил его Браумин.

— Чтобы назвать глупца глупцом, — ответил Фрэнсис, — и предостеречь его, чтобы он не обольщался, его тайна раскрыта. Чтобы предостеречь всех вас. — Он обвел взглядом собравшихся. — Ваши еретические разглагольствования очень опасны, потому что их могут услышать и принять на веру другие. А ты, брат Кастинагис, призови на помощь все свое воображение и представь себя на месте маги… Джоджонаха.

Он повернулся, собираясь покинуть комнату, а остальные замерли в тревожном ожидании. Неужели Браумин так и позволит ему уйти?

Однако Браумин лишь кивнул. Братья расступились, освобождая Фрэнсису дорогу, и он беспрепятственно покинул комнату.

— Думаю, нашим встречам пришел конец, — с кривой улыбкой заметил Кастинагис.

Брат Браумин посмотрел сначала на него, потом на всех остальных. Ему хотелось успокоить товарищей, сказать, что их вера в него и в дело, доверенное ему магистром Джоджонахом, имеет под собой веские основания.

Но он не находил слов. В сознании каждого из них сейчас всплывал образ Джоджонаха, и Браумин не мог сделать ничего, чтобы изгнать его оттуда, не мог заверить их, что им не придется разделить судьбу магистра. На какое-то мгновение он задумался: может, и впрямь не следовало выпускать отсюда брата Фрэнсиса? Но что они могли сделать? Убить его? Или захватить в плен и держать под замком на одном из нижних этажей Санта-Мер-Абель?

Брат Браумин закрыл глаза и покачал головой. Единственным, что могло помешать раскрытию их тайны, было убийство брата Фрэнсиса.

Но как раз этого они сделать не могли.

— Прошлой ночью после вечерни брат Браумин отправился не в свою комнату, — заявил отец Маркворт. Брат Фрэнсис кивнул, стараясь выглядеть удивленным. — Ты знал об этом?

— Вы же сами велели мне приглядывать за ним, — ответил Фрэнсис.

Отец Маркворт помолчал в надежде услышать подробности, разочарованно вздохнул и задал наводящий вопрос:

— И куда же он пошел?

— Вниз, — коротко ответил Фрэнсис, но тут же торопливо продолжил, заметив недовольство на лице Маркворта. — Он постоянно спускается в библиотеку, где в последнее время работал еретик Джоджонах.

— Значит, он тоже на пути к проклятию.

Признание о том, что он видел и слышал, готово было сорваться с уст Фрэнсиса — пусть эти глупцы расплатятся за то, что сделали! — но его удержало одно обстоятельство. Прежде ему хотелось услышать от Маркворта, что на самом деле произошло с «Бегущим».

Он, однако, не сказал ни слова. Учитывая события последних месяцев — захват Чиличанков, холодное равнодушие, с которым Маркворт воспринял убийство Фрэнсисом Греди, казнь Джоджонаха, — Фрэнсис чувствовал, что не готов услышать подлинную историю «Бегущего». И еще он не знал, что станет делать со своей совестью, если выдаст Браумина и его товарищей, а потом будет стоять на площади деревни Санта-Мер-Абель и смотреть, как их пожирает пламя.

— Кто был с братом Браумином? — внезапно спросил Маркворт.

Фрэнсис хотел было сказать, что тот был один, но вопрос прозвучал слишком неожиданно. К тому же его терзал страх, что Маркворт уже знает правду.

— Брат Виссенти, — выпалил он.

— Ну конечно, кто же еще, — задумчиво произнес Маркворт. — Нервный маленький негодяй. И как я только допустил его в Санта-Мер-Абель! И брат Делман наверняка тоже с ними. Ах, вот этого жаль! В нем скрывается огромный потенциал. Именно поэтому я внес его в список монахов, которым было дозволено совершить паломничество на гору Аида.

— Может, этого не следовало делать, — осмелился высказаться Фрэнсис. — Может, именно во время этого путешествия он и попал под разлагающее влияние Джоджонаха.

— А разве ты не путешествовал вместе с ними? — с усмешкой спросил Маркворт. Фрэнсис с беспомощным видом поднял руки. — И еще кто? Кастинагис?

— Не знаю, может быть, — ответил Фрэнсис. — Я не мог подойти слишком близко. В этих нижних коридорах всегда пусто, и звук шагов отдается громким эхом.

— Подумать только! Еретические речи в самых недрах моего аббатства. — Маркворт уселся за письменный стол, с отвращением покачивая головой. — Как глубоко уходят корни заговора Джоджонаха? Впрочем, не важно. — Внезапно в его голосе зазвучала решимость. Он достал из ящика стола пергамент и потянулся к перу. — Жалкие ничтожества, не больше. Достаточно одного росчерка пера…

— Прошу прощения, отец-настоятель, — прервал его Фрэнсис, положив руку на пергамент.

Старик недоуменно поднял на него взгляд.

— У меня нет уверенности насчет их намерений, — торопливо объяснил Фрэнсис.

— Разве это не очевидно?

— По-моему, они просто пытаются найти для себя объяснение… — Фрэнсис запнулся, подыскивая нужные слова, — смерти Джоджонаха. И брат Браумин, и остальные знали его только с хорошей стороны. Он был их учителем.

— Нетрудно догадаться, чему он их учил, — сухо ответил Маркворт.

— Может быть. Однако более вероятно, что они просто пытаются понять причину тревоги, которая томит их души.

Маркворт откинулся в кресле, пристально глядя на Фрэнсиса.

— Твое сочувствие к ним кажется странным и неуместным.

— Это не сочувствие, а прагматизм. Брат Браумин — личность известная в других аббатствах, и многие относятся к нему с симпатией. К тому же ни для кого не секрет, что он был очень близок с Джоджонахом. Разве не по этой причине вы в прошлый раз сказали, что собираетесь возвысить его до магистра?

— Все, что я могу сделать для любого еретика, — это помочь ему поскорее воссоединиться с демоном, которого он почитает как своего бога, — ответил Маркворт.

— Но ведь, может быть, брату Браумину нужно просто немного времени, чтобы осознать правду, — сымпровизировал Фрэнсис, не веря собственным ушам.

— В таком случае, пусть поторопится, — зловещим тоном ответил Маркворт.

Фрэнсис выпрямился и отошел от стола.

— Конечно, отец-настоятель. Я буду продолжать следить за каждым его шагом.

— С расстояния, неприметно. Может, в заброшенную нами сеть попадут и другие еретики, и тогда я одним махом прихлопну их всех, продемонстрировав подлинную мощь подлинного Бога.

Фрэнсис кивнул, поклонился и вышел из комнаты. Его потрясло главным образом собственное поведение. Почему он не выдал Браумина и его товарищей? Ведь он не верил ни единому их слову. Они уже ступили на тропу ереси, которая, несомненно, приведет их туда же, где оказался Джоджонах.

Мысленно повторяя эти слова, точно литанию, он старался не думать, не вспоминать…

…о том, что на пороге смерти магистр Джоджонах простил его.