"Экипаж «Меконга»" - читать интересную книгу автора (Войскунский Евгений Львович, Лукодьянов...)11. Про «ртутное сердце» и про кошку, которая гуляет сама по себеШумный людской поток выносит Риту из кинотеатра. Вокруг громко обмениваются впечатлениями, смеются, острят. Все возмутительно счастливы. А Рите не с кем даже словом перемолвиться. Медленно идет она по аллее Приморского бульвара, мимо фонтанов, подсвеченных цветными лампами, мимо скамеек, на которых тесно сидят парочки. Тоскливо у Риты на душе. Первый раз в жизни она одна пошла в кино. Ей кажется, что встречные смотрят на нее с недоумением и жалостью. Ну и пусть! Да, все гуляют парами или компаниями, а она гуляет одна. Ей так нравится. Нравится? Нет, себя не обманешь… Почему-то вспомнилась читанная в детстве киплинговская сказка о Кошке, Которая Гуляла Сама по Себе… Рита выходит с бульвара на улицу, залитую резким светом ртутных фонарей. Шуршат по асфальту покрышки автомобилей. Киоск с водой. Лоток с мороженым. Троллейбусная остановка. Высекая на перекрестке искры из проводов, приближается троллейбус. К нему бежит, смеясь, стайка девушек на тоненьких каблучках. Рита взглянула на часы. Без пяти минут десять. Ехать домой? А зачем? Слушать, как в кабинете гудят голоса мужа и его гостя? Поить их чаем с инжировым вареньем? Ну нет! Она идет обратно на бульвар. Идет мимо темных скамеек, на которых, в тени деревьев, обнимаются парочки, и мимо пустых скамеек, освещенных фонарями. Она садится на пустую скамейку под старой акацией; рядом высится фонарь — длинноногий вечерний страж. Прямо перед Ритой — черное стекло бухты. На смутно обозначенном горизонте мигают огоньки — то красный, то белый. А если посмотреть вправо, можно увидеть скупо освещенный бон яхт-клуба и призрачные силуэты яхт, слегка покачивающиеся на воде. Господи, до чего же одиноко! По аллее идет группа парней. Громко переговариваются, дымят сигаретами, смеются. Поравнявшись с Ритой, они весело переглядываются и садятся на ее скамейку — двое с одной стороны, трое с другой. Парень в ярко-красной рубашке и черных брючках ставит между собой и Ритой патефон. — Не помешаю? — спрашивает он, с улыбочкой глядя на Риту. Рита молчит. Встать и уйти? Эти мальчишки подумают, что она их боится. А она нисколечко не боится. Противно просто. — Что, Валерик, не отвечают тебе? — дурашливым тягучим голосом говорит курносый парень, сидящий по другую сторону от Риты. — Не отвечают… — Да ты, наверное, невежливый. — Я вежливый… — Обладатель патефона прыскает в кулак. — Девушка, — говорит он с какой-то отчаянной решимостью, — можно с вами познакомиться? Рита сердито смотрит на его нагловатое лицо, обрамленное черными бачками. — Не хотят знакомиться, Валерик? — спрашивает тот же дурашливый голос. — Не хотят! — отрезает Рита. — Идите, идите своей дорогой. — А что, посидеть уже нельзя на бульваре? — говорит курносый парень. — Мы, может, пришли свежим воздухом подышать. Он откидывается на спинку скамьи, вытягивает ноги и начинает громко дышать. Его дружки тоже с шумом втягивают и выпускают воздух. Рита встает. Парни тотчас вскакивают. И в этот момент возле них останавливается большой рыжий пес, пробегавший мимо. Он тихонько рычит… — Рекс! — слышится басовитый голос. — Назад! Быстрым шагом подходит высокий парень в белой рубашке с распахнутым воротом, с ремешком в руке. Он изумленно смотрит на Риту, потом переводит взгляд на молодого человека с патефоном. — Горбачевский? — говорит он недоуменно. — Вы что тут делаете? Уже несколько дней Николай и Юра возились с ртутью. В маленькой застекленной галерее в Бондарном переулке они собрали «ртутное сердце» — старинный прибор для демонстрации усиления поверхностного натяжения под действием электрического тока. Прибор был собран на одной чашечке лабораторных весов. В этой чашечке, залитой проводящим ток раствором, лежала крупная капля ртути. К ней был подведен винт с иглой — так, чтобы кончик иглы касался ртути. Ртутная капля через проводящую жидкость соединялась с анодом аккумуляторной батареи, а игла — с катодом. На второй чашке стояли уравновешивающие гирьки. При пропускании тока поверхностное натяжение усиливалось, капля ртути сжималась и отрывалась от иглы. Цепь размыкалась, и капля, расплываясь, снова касалась иглы. Она беспрерывно пульсировала — «ртутное сердце» билось. Молодые инженеры пытались воздействовать на «ртутное сердце» высокой частотой. Для этого они окружили прибор спиралью, включенной в колебательный контур лампового генератора. Они полагали, что при какой-то частоте колебаний натяжение поверхности ртути резко возрастет и так сожмет каплю, что она вовсе перестанет касаться иглы. Тогда, добавляя ртуть, по увеличению веса капли можно будет судить об увеличении поверхностного натяжения. Они меняли форму спирали, пробовали разные частоты — ничего не получалось. «Ртутное сердце» спокойно и ровно пульсировало, как и при обычном пропускании тока, без спирали. — Ни черта не выходит, — говорил Юра, выключая ток. — Зря только время убиваем. — Может, весы недостаточно чувствительные? Давай купим аналитические. — Э! — Юра недовольно поморщился. — Уж лучше самим сделать пьезоэлектрические весы. У меня где-то есть схема… В тот вечер Николай терпеливо повторял опыт в разных вариантах. Вдруг он услышал повизгивание и шорох: будто кто-то царапал дверь когтями. Он открыл дверь и впустил в галерею крупного пса бульдожьей породы, с рыжей полосатой шкурой, похожей на тигровую. В зубах пес держал книгу, обернутую газетой. — Рекс! Здорово, собакевич. — Николай отобрал у пса книгу и потрепал его по гладкой теплой голове. Пес лизнул ему руку и бешено завилял обрубком хвоста. У Рекса было два хозяина, но жил он у Юры, так как у Николая было тесновато. Собаке часто приходилось исполнять роль посыльного. Вот и сейчас Рекс прибежал с поручением: Юра возвращал «Шерпов и снежного человека». Николай угостил Рекса колбасой и снова занялся «ртутным сердцем». Стемнело. Со двора неслись звуки радиолы: это внизу, в своей квартире, Вова проигрывал любимые пластинки. Николай встал и накрыл весы с «ртутным сердцем» старым деревянным колпаком от швейной машины. С хрустом потянулся. Не дается в руки поверхностное натяжение… Дьявол с ним. Надо пройтись по бульвару. Проветриться. Заодно и Рекса отвести к Юрке… — Горбачевский? — недоуменно говорит Николай. — Вы что тут делаете? Парень с патефоном смущен. — Ничего… — бормочет он. — Гуляем просто… — А вам какое дело? — хорохорится курносый парень, подступая к Николаю. Но Валерик Горбачевский хватает своего приятеля за локоть и, что-то шепча ему на ухо, уводит прочь. Остальные парни тоже уходят. — Они… приставали к вам? — стесненно спрашивает Николай, накручивая ремешок на палец. Только теперь Рита узнала его. Холодно глядя на Николая снизу вверх, она говорит: — Вы упорно появляетесь в роли спасителя. Я в этом не нуждаюсь. Тряхнув головой, она направляется к выходу с бульвара. Рекс бежит рядом с ней. Рита останавливается, треплет пса по голове. — Странно, — говорит Николай, подходя ближе. — Рекс обычно не идет к чужим. — Хорошая собачка. — Рита обеими руками берет Рекса за морду. — Прямо тигр. — Это боксер. Тигровый бульдог… У него немного испорченная порода — морда удлинена, видите? — Он красивее бульдогов. — Рита выпрямляется, смотрит на Николая: — Этот мальчик с патефоном — он ваш знакомый? — Валерик Горбачевский? Он мой лаборант. Свет фонаря падает на Риту, на ее золотистые волосы, на узкое лицо с нежным подбородком и темными печальными глазами. Николай не может оторвать взгляд от Ритиного лица. Десятки вопросов вертятся у него на языке. Кто она такая? Каким образом свалилась тогда за борт? И что за странный интерес к месту ее падения: ведь Опрятин явно искал там что-то, у него на моторке был поисковый прибор. И Вова нырял там с аквалангом. Что они ищут?.. И почему все время кажется, будто он уже видел когда-то эту девушку?.. — Веселые у вас лаборанты, — насмешливо говорит Рита. Круто повернувшись, она идет к троллейбусной остановке. Идет мимо фонтанов, подсвеченных цветными лампами. Мимо пустых скамеек и мимо скамеек, занятых парочками. Идет одна. Кошка, Гуляющая Сама по Себе… Николай долго глядит ей вслед. Потом подзывает Рекса и, широко шагая, продолжает свой путь. Юра открывает дверь. Он в одних трусах, в руке у него отвертка «Дюрандаль». — Здравствуйте, люди и собаки! — провозглашает он и ведет Николая в свою комнату, заваленную книгами и завешанную географическими картами. На столе громоздится нечто, напоминающее электрополотер. Это знаменитый «сверхмагнитофон», с которым Юра возится вот уже третий месяц. — Смотри, Колька. Я вытащил из него кое-что, и теперь… Юра показывает Николаю почти готовые пьезоэлектрические весы и объясняет, что он придумал для упрощения схемы. Николай слушает и не слушает. Он дымит сигаретой, рассеянно стряхивая пепел в жестянку с шурупами. — Юрка, — говорит он вдруг, прервав друга на полуслове, — я только что встретил ту, которая с теплохода прыгнула… — Шут с ней. Теперь смотри: от кварцевой пластинки выводы идут… Но Николай снова перебивает его: — На месте ее падения что-то ищут. Опрятин ищет. И Вова. Юра смотрит на друга, глубокомысленно почесывая «Дюрандалем» затылок. — Может, они ищут затонувший город Шерги-Юнан?[5] — Не дури, Юрка! К ней на бульваре приставали какие-то парни. Среди них знаешь кто был? Наш Горбачевский. — Валерка? — Да. Завтра поговорю с ним. — Не надо. Ты не умеешь вести воспитательные разговоры. Я сам поговорю. — Понимаешь, — задумчиво продолжает Николай, — у нее такое лицо… Все время кажется, будто я ее где-то видел раньше… Юра явно настроен на другую волну. Он подбрасывает и ловит отвертку, а потом говорит с дружелюбной интонацией в голосе: — Как же ты не узнал свою двоюродную тетку из Астрахани? Николай раздраженно тычет окурок в жестянку и идет к двери. — Жизнерадостная дубина! — бросает он на ходу. Медленно идет он по вечерним улицам. Смутно и тревожно у него на душе. |
||
|