"Быль о Холодном Огне" - читать интересную книгу автора (Олненн Иней)

Иней Олненн Быль о Холодном Огне

ГЛАВА 1

По склону холма медленно поднимались двое. Один толстый и приземистый, второй — высокий и худой. Никак нельзя было понять, старики они или молодые, родня друг другу или только что встретились. Холм был высок и крут, им приходилось сгибаться едва ли не пополам, чтобы не скатиться вниз, к озеру.

— Мы не можем оставить его у нас, Грумвор! — пропыхтел толстяк, подтягивая за собой полы мехового плаща, что волочились по заиневшей пожухлой траве, — плащ ему был явно велик. — Людям запрещено входить в Кибал, ты знаешь это!

— Знаю, — ответил вечно хмурый Грумвор, он крепко, но бережно держал на руках закутанного в теплую накидку мальчика, который не подавал признаков жизни. — Но мы также не можем оставить его умирать у нас под носом! Ты же видишь, Огдалим, он почти остыл.

— Но Хокраму это не понравится, — отдуваясь, пробормотал Огдалим и утер пот с раскрасневшегося лица. — Ох как не понравится!..

Наконец крутой склон был преодолен, и при этом толстый Огдалим упарился больше, чем Грумвор со своей ношей.


Холм, на который они взбирались, походил на перевернутый вверх дном огромный котел, оттого и звался в народе за глаза Котелком. На Котелок никто никогда не взбирался, потому что венчала его вросшая в землю мрачная толстостенная башня и слава за нею водилась дурная. Одиноко возвышаясь над Синим озером, башня издавна наводила страх на жителей далеких деревень и на тех, кто проезжал по старому тракту, связывающему Мир-Авит и Мир-Нрон — древние поселения служителей Огня.

По левую сторону от холма, на берегу, лежал каменный город — не большой и не маленький, давно необитаемый, и звался он, как и башня, Кибалом. Город сохранился целым и невредимым посреди всеобщего хаоса и разрухи, когда погибали прекрасные города Долины и на их месте Черный Король строил свои замки и святилища или не строил ничего. По слухам, сокровищ в Кибале-городе не водилось, но поживиться все же было чем, однако за два века никто не осмелился войти в него — ни авриски, ни степняки, ни Охотники, ни даже искатели, хоть последние, случалось, похвалялись, что побывали в пустом городе и вроде ничего примечательного там нет. Но таких рассказчиков обычно поднимали на смех, потому что никто не верил, как это можно пройти мимо башни и не потерять рассудок, а то и жизнь. Именно башня, тяжеловесная, угрюмая, седая, внушала безотчетный ужас каждому, кто глядел на нее с той стороны озера или осмеливался подойти ближе.

Огдалим неспроста опасался появления в Кибале человека, ведь тем самым они нарушали запрет, попирали волю бессмертных, чтимую, как закон, но между тем оставлять мальчика замерзать на заснеженной дороге претило ему не меньше. Поэтому он только тяжело вздохнул, утирая пот со лба, отворил перед Грумвором обитую железом скрипучую дверь и приготовился к худшему.

Внутри было ни светло, ни темно — сумрачно; три коптящих факела и пара окошек, больше похожих на бойницы, положения не спасали. Но Огдалиму и Грумвору свет был не нужен.

— А вот и Хокрам, легок на помине, — пробормотал Огдалим, собрался с духом и преувеличенно бодро воскликнул:

— Мы вернулись, брат! Ну и мороз нынче, вся живность попряталась! Лютует зима, прямо спасу нет!..

По лестнице, из темноты, к ним спускался закутанный с головы до пят в меховую накидку старичок, носивший звучное имя Хокрам. Высунув длинный крючковатый нос из полинявшего беличьего воротника, он поглядел сперва на Огдалима, а потом на Грумвора, вернее, на то, что было у него в руках.

— Однако, — простуженно проскрежетал он, — дичь вы все же добыли.

— Это… м-м… не совсем дичь, Хокрам, — замялся Огдалим. — Это…

— Это совсем не дичь, — сурово отрезал Грумвор. — Это человек.

— Что?!

От столь яростного вопля Огдалим подскочил, как ужаленный, и в страхе попятился. Он никогда не спорил с Хокрамом, не мог сделать этого и сейчас. Но Грумвор был из другого теста, он не двинулся с места и твердо заявил:

— Это ребенок. Мальчик. Он умирает, поэтому я подобрал его и принес сюда. Сидя на вершине башни и глядя в небо, хоть раз посмотри на землю, Хокрам! Не думаю, что тебе было бы приятно видеть, как тело этого несчастного ребенка разорвут на части дикие звери!


— Да, неприятно, но запрет?! Ты забыл о запрете?! — Хокрам вперил в него свирепый взгляд, он свято хранил неприкосновенность Кибала и за это готов был сражаться с любым, кто на нее посягнет, будь то воин, мирянин или собрат по ремеслу.

— Я ничего не забыл, — мрачно возразил Грумвор. — Мы служим высшим силам, но также служим и людям, вспомни об этом.

Хокрам недовольно поджал губы и запустил руку во взъерошенные, как птичье гнездо, редкие седые волосы. Некоторое время на его лице отражалась борьба между долгом и состраданием. Последнее все же оказалось сильнее, да разве могло быть иначе? Из всех троих он был самым вспыльчивым, упрямым, вздорным, но и у него в груди билось сердце — доброе сердце, хоть он и прятал его старательнее остальных.

— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет так. Неси его вниз, Грумвор, в комнату для учеников. А ты, Огдалим, прекрати так радостно улыбаться. Если я согласился впустить в Кибал человека, это еще не значит, что ему повезло. Может, совсем наоборот.


На первый взгляд казалось, что помочь мальчику уже ничем нельзя. Он был бледен, неимоверно худ, и при каждом слабом вздохе у него в груди что-то хрипело и клокотало. Грумвор и Огдалим выхаживали его, хоть на успех надеялись не слишком — мальчик угасал на глазах. Огдалим исправно вливал мальчику в рот сытный бульон и всяческие лекарственные отвары, Грумвор делал примочки и растирания, оба почти не отходили от его постели три дня и три ночи, отложив все дела и обязанности. Хокрам появлялся редко, издалека неодобрительно смотрел на них и снова удалялся. Лишь однажды, когда Грумвор и Огдалим уже совсем валились с ног от усталости, он согласился посидеть у постели мальчика.

Явное улучшение наступило на четвертый день, и неизвестно, чему следовало его приписать — то ли действию лекарственных снадобий, то ли внутренней силе самого больного, упорно боровшегося со смертью, то ли тому и другому вместе взятым. Хрипы и клокотание в груди прекратились, и мальчик впервые спал безмятежно и спокойно.


Огдалим дремал на стуле у кровати, когда его заставил вздрогнуть сиплый голос:

— Ты кто, дяденька?..

Заметно похудевший за последнюю неделю Огдалим растерянно заморгал. Он еще не решил, что расскажет мальчику, когда тот придет в себя, ведь, по сути, он не имел права рассказывать ничего.

— А ты кто? — вопросом на вопрос ответил он.

Несколько мгновений он и мальчик не отрываясь смотрели друг на друга. Мальчишка все еще был худым и бледным, и тем ярче горели под непокорной челкой зеленые глаза, в которых любопытство затаилось лишь на время, а в глубине — боль и печаль, и еще что-то упрямое и неукротимое, но разве сразу разгадаешь? Поэтому Огдалим пока и пытаться не стал, рано. Курносый нос, рот, способный изгибаться в усмешке и растягиваться в широкой улыбке, пшеничного цвета волосы — все это увидел Огдалим и остался доволен.

— Как твое имя? — участливо спросил он.

Мальчик несколько раз сглотнул, видно было, что горло еще побаливает и слова даются ему с трудом.

— Меня звать Дим, — наконец произнес он, однако имени отца не назвал.

— Дим. Хорошо. Так и должно быть. Именно Дим тебя и зовут, а как же еще? Ну а меня звать Огдалим.

Мальчик обвел взглядом комнату. Голову поворачивать он пока не мог — каждая косточка в теле ныла, поэтому увидел только то, что было доступно взору. Комната как комната, ничего, уютная, отделанная деревом теплого коричневого цвета, с низким потолком, украшенным затейливой резьбой. Вот разве что окна нет, но, может, оно за спиной? А что свечи горят, так, наверное, вечер уже. Огдалим не мешал ему. Пусть понемногу осмотрится, решил он, всему свое время.

— Это ваш дом? — спросил мальчик.

Огдалим расправил складки одежды, которая стала ему слегка великовата, и ответил как можно дружелюбнее:

— О да, это наш дом.

Было бы крайне неосмотрительно произносить вслух слово 'Кибал', зная, какой страх наводит оно на людей. И про то, что комната эта находится под землей, тоже не сказал. Мальчику, только-только победившему болезнь, это могло навредить. Однако тот зацепился за другое:

— У нас? А ты разве живешь здесь не один?

— У меня есть еще два… хм… брата. Да, брата. Ты увидишь их после. А сейчас выпей-ка это.

Решив, что на сегодня мальчик узнал и увидел достаточно, Огдалим протянул ему кружку с отваром, рецепт которого придумал лично, хранил в секрете и пускал в ход только в тех случаях, когда споры Хокрама и Грумвора грозили перерасти в драку. Отвар оказывал на них успокаивающее воздействие, ну а Дим, сделав несколько глотков, просто-напросто крепко уснул.

Огдалим заботливо укутывал его одеялом, когда вошел вечно хмурый и малоразговорчивый Грумвор — в сапогах на меху и теплой куртке, припорошенной снегом.

— Ну, как? — спросил он, потирая замерзшие руки.

— Его зовут Дим. У него зеленые глаза.

— Откуда он? Куда шел? Как оказался у холма? Ты спросил его об этом?

— Остановись, Грумвор! — Огдалим сердито насупился. — Уж слишком быстро хочешь все узнать! Он едва в себя пришел, не могу же я его вопросами мучить!

— Хм, хм… — из-под насупленных бровей Грумвор задумчиво посмотрел на спящего Дима. — Светлые волосы, зеленые глаза… Он скорее оквитянин, чем лигриец, и уж точно не горец.

— Оквитянин, лигриец, горец!.. Всех вспомнил! — рассерженный Огдалим походил на наседку, защищающую цыпленка. — Не столь уж важно, в каком из княжеств он родился, он, как и все, — авриск!

— Ну, будет тебе, Огдалим, успокойся, — Грумвор примирительно протянул ему руку. — Главное, мальчонка поправляется, значит, мы не зря старались.

— Но как только он поправится, — прозвучал от двери голос, похожий на скрежет ржавых петель, — ему придется покинуть Кибал! Мы попираем волю богов!

Воинственно вздернув крючковатый нос, в дверях стоял Хокрам. Огдалим, который побаивался его, промолчал, но за Дима снова вступился Грумвор:

— Мальчик покинет Кибал не раньше, чем сойдет снег! Мы его выходили, а ты хочешь, чтобы он замерз за ближайшим поворотом дороги? Или попал в лапы степняков? Оставь же свое глупое упрямство, не то оно погубит парнишку!

С минуту непримиримые спорщики испепеляли друг друга яростными взглядами, потом Хокрам, глядя на Грумвора снизу вверх, отчеканил:

— Как бы там ни было, у него лишь два пути: либо он уйдет отсюда как можно скорее, либо его домом навсегда останется башня! Мы и так уже достаточно отступили от правил, и тогда уже твое упрямство погубит Кибал!

Тут не выдержал Огдалим. Он подскочил к своим собратьям и вытолкал их из комнаты со словами:

— Убирайтесь! Немедля! Ступайте в библиотеку и там ругайтесь, чтоб вас не слышно было!

Захлопнув за ними дверь, тревожно взглянул на мальчика — вдруг разбудили? Но тот спокойно спал и чему-то улыбался во сне.


Так прошло еще несколько дней. Огдалим продолжал поить Дима отварами, заставлял хорошо есть, но от ответов на вопросы уклонялся — нельзя ему было рассказывать про Кибал, никак нельзя! Однако вопросов становилось все больше, и он решил посоветоваться с Грумвором. Грумвор на его сомнения ответил так:

— Не мне тебя учить, что можно рассказать, а о чем лучше умолчать — для его же блага. Направь любопытство мальчика в другое русло, у тебя же в запасе столько всяких интересных историй!

— Но я же не могу говорить без конца! Кому это под силу?.. Стоит мне замолчать — из него вопросы сыплются, как из рога изобилия!

— Если уж кому и под силу, то только тебе. А мне пора, Хокрам ждет.

Бедняга Огдалим начал осознавать всю сложность своего положения — вот попал так попал! И с неудовольствием вынужден был признать, что Хокрам, опасаясь появления в Кибале человека, во многом был прав.


Когда Дим сидел в постели и пил отвар зверобоя, изо всех сил стараясь не показать, какой он невкусный, Огдалим как бы невзначай поинтересовался:

— Откуда ты, светловолосый? Какому роду принадлежишь?

В ответ Дим жалобно сморщился. То ли отвар оказался слишком горьким, то ли такими горькими были воспоминания. Огдалим ведь давно понял: тут что-то не так, ведь ни с того ни с сего даже в такое лихое время дети посреди дороги не замерзают, словно бездомные собаки.

— Ты жил за озером? — участливо спросил он.

Мальчик кивнул, не глядя на него.

— Ты ушел оттуда?

Снова кивок.

— Вас пожгли наемники?

В тот день, когда они нашли Дима у подножия холма, над деревней за Синим озером полыхало черно-багровое зарево: степняки — безжалостные грабители, захватчики Долины — прошлись по ней огнем и мечом. И все же причина оказалась не в этом.

— В нашей деревне нечего было грабить, — худенькие руки сжали пустую кружку. — К нам наведывались степняки, но даже они брать ничего не стали. Пару раз наезжали хессы — Охотники, они искали каких-то служителей, но отец сказал им, что мы сами бы их убили, если б только встретили. Хессы тоже никого не тронули.

Дим поднял глаза, и теперь в них безраздельно плескались поднявшиеся из глубин обида и боль, мальчик еще не научился скрывать ее, как это делают взрослые.

— Меня впервые ударил отец. Ни за что. Просто так, — Дим повертел в руках пустую кружку, вроде как беспечно. — Просто потому, что все стали относиться друг к другу хуже и хуже. И я узнал, что он вовсе мне не отец и что я вообще ничей. Тогда я ушел.

Огдалим покачал головой. Теперь он все понял. Это правда, что люди стали относиться друг к другу все хуже, потому что в храмах Долины угас Высокий огонь, очищающий души, и те, кто приносил его — служители, или ормиты, — были безжалостно истреблены. Почти все.

А Дим… Для авриска нет ничего главнее родовой чести. С колыбели дети воспитывались в любви и уважении к дому и предкам, и нет большего позора, чем не знать, к какому роду принадлежишь. Весть о том, что ты ничей, что ты найденный, подмяла под себя еще неоперившееся человеческое существо, разрушила весь его мир, безжалостно, словно ножом, отсекла прошлое. Эта весть вызвала такую сильную боль, что она не позволила мальчику повернуть назад даже у порога смерти, закрыла ему путь, как захлопывают дверь перед носом докучливого соседа.

— Я буду искателем, — вдруг сказал Дим, прервав размышления Огдалима.

— Искателем? — удивился тот. — А ты знаешь, кто они такие?

— Конечно, знаю. Искатели — это те, которые ищут. Я много слыхал про них. Они сокровища ищут. Я тоже буду искать сокровища…

— И зачем они тебе? — спросил Огдалим.

Но мальчик не ответил, он уже спал. Огдалим тяжело вздохнул: вот тебе еще одна головная боль. Ко всем-то остальным.


— Его нужно отправить за озеро, к людям! — кипел Хокрам. — Он уже здоров! И мы не можем больше держать его здесь, кончится это плохо!

— К каким людям, Хокрам? Там нет больше людей! — Грумвор выглядел еще мрачнее, чем обычно. — Ты же слышал, что сказал Огдалим: у мальчика нет больше дома. Долина в руках степняков, идет война, кругом разбойники! Если он снова уйдет, ему никто тогда не поможет.

Спор продолжался уже более часа, но так ни к чему и не привел. Грумвор стоял на своем, Хокрам — на своем, и переубедить друг друга не могли. Огдалим больше молчал, но своим молчанием держал сторону Грумвора.

Спор так захватил их, что они не заметили, как появился Дим. Влекомый любопытством, он покинул комнату, пошел на голоса и появился в библиотеке.

— Где это я? — спросил он, в немом восхищении оглядывая множество шкафов и полок с книгами, громоздящихся до самого потолка.

И Хокрам, ни о чем не подозревая, ответил:

— Ты в Кибале, дитя, где же еще?

Ни Грумвор, ни Огдалим не успели помешать ему. Услышав слово 'Кибал', мальчик смертельно побледнел и попятился, он пятился до тех пор, пока не уперся в стену.

— Побери тебя прачи, Хокрам! — не повышая голоса, Грумвор бросил в лицо собрата ругательство, единственное, какое знал.

— Что же я такого, позвольте, сказал? — Хокрам воинственно вздернул крючковатый нос и обвел всех высокомерным взглядом.

— Если бы ты хоть раз взглянул с небес на землю, то узнал бы, что авриски боятся нас, — как можно спокойнее ответил Грумвор — он не хотел еще больше пугать мальчика.

— Ну и замечательно! — Хокрам пожал плечами. — А почему?

— Потому что нас считают колдунами, — ответил Огдалим. — Да еще и злыми.

— Колдунами?! — Хокрам выглядел искренне удивленным. — Что за чушь!

— Ты напугал мальчика, — заметил Огдалим.

— Ну, знаете ли, с меня хватит! — вскипел Хокрам. — Какими еще колдунами? Боятся, не боятся — что за выдумки!.. Сами во всем разбирайтесь! Я ухожу.

Он сгреб со стола несколько книг, подхватил полы своего одеяния и зашагал к двери, похожий на старого рассерженного ворона.

— Что вы со мной сделаете?

Мальчик изо всех сил старался скрыть страх, но предательски дрожащий голос выдавал его. Огдалим всплеснул пухлыми руками:

— Неужели мы и вправду похожи на каких-то злых колдунов? Или еще на кого?..

'Хокрам похож', - подумал Дим, но вслух сказать не решился.

— Знаешь, что мы с тобой сделаем? — мрачный Грумвор поднялся во весь рост, и Дим задрожал. — Мы будем учить тебя грамоте, ты ведь ее плоховато знаешь, вот что мы с тобой сделаем. Верно, Огдалим?

Огдалим радостно закивал — такое занятие было ему по душе.

— Ну, вот и займитесь прямо сейчас. А мне тоже идти надо, дела ждут.


За несколько недель, проведенных в Кибале, Дим узнал столько, сколько не узнал за всю свою, пусть пока и маленькую, жизнь. И хотя дальше библиотеки его не пускали и на верх башни тоже, он навряд ли заметил это, потому что был занят изучением книг. Оказавшись смышленым малым, способным к учению, он, к радости Огдалима, быстро постиг числа и чтение и теперь проглатывал книги одну за другой. Именно из них он узнал, где нужно искать сокровища, — в королевском лабиринте! Но он никак не мог вычитать главное: что это за лабиринт такой и где он находится. Поэтому он пристал с расспросами сначала к Огдалиму, потом к Грумвору. Огдалим растерялся, Грумвор сердито насупился, и оба ничего не сказали, сколько он их ни пытал. Тогда Дим решился на крайний шаг: задал вопрос Хокраму. Но тот ничего вразумительного не ответил, сделал страшное лицо и убежал, возмущенно размахивая руками, ну точно как ветряная мельница. Но Дим оказался проявил упорство и ходил за учеными старцами по пятам до тех пор, пока они все же кое-что ему не сообщили, правда, сообщили мало. Огдалим сказал так:

— Да не знаю я ничего! И откуда мне знать?! Лабиринт, говорят, построен тыщу лет назад, я что, выгляжу на тыщу лет?! Для чего построен? Сокровищница там или еще что, не знаю!

Грумвор был более обстоятелен, но не менее скрытен:

— Я слышал, что лабиринт построил сам Эрлиг Белый Тур — первый Король Долины — и сделал это не без помощи Кер, Увелен, Ореб и Суур — земли, воды, огня и ветра — четырех стихий. Его еще называют королевским капканом, и знаешь, почему? Потому что искатели попадают в него, как мыши в мышеловку, и все, поминай, как звали. Словом, никто еще не нашел этих сокровищ, так что не забивай себе голову сказками, ни к чему хорошему это не приведет. Это я тебе говорю.

А Хокрам сказал только одно:

— Все искатели — глупцы, вместо того чтобы шататься по всей Долине в поисках химерических сокровищ, занимались бы лучше делом! Земля, вон, непаханая, а им сокровища подавай!

И, задрав высокомерно голову, удалился.

Диму ничего не оставалось, как снова углубиться в изучение книг.


А потом появился Хьярги.

Это случилось одним предвесенним днем, в самую мерзкую погоду, какую только можно себе представить. Высунув белую вихрастую голову в круглое оконце, больше похожее на бойницу, Дим в это время любовался Синим озером и как раз думал о том, как не повезет тому, кого застанут вдали от дома холодный пронизывающий ветер и мокрый снег. И тут в дверь башни постучали. Дим так и подскочил — ни разу, пока жил здесь, он не слыхал, чтоб кто-то стучался в башню! Да и кому пришло бы такое в голову?! На стук тотчас явился Огдалим и без опаски, не спросив даже, кто там, распахнул тяжелую скрипучую дверь. В нее, пригнувшись, вошел высокий, как Грумвор, и такой же худой старик в насквозь промокшем дорожном плаще. Огдалим очень обрадовался этому гостю и, пропуская его внутрь, сказал:

— Давненько тебя не было, Хьярги! Все кочуешь, перекати-поле! Давай-давай, заходи, мы тебя ждем, и клячу свою веди сюда, как это она жива еще, право слово!

Дим ахнул: новоприбывший старик втащил в башню тощую долговязую лошадь, с которой капала вода. Огдалим поспешил закрыть дверь и преградить путь непогоде, не забыв бросить несколько быстрых взглядов по сторонам. Старик откинул капюшон, стащил с себя отяжелевший от воды плащ, и Дим оторопел: в сумраке башни засверкали инеем длинные, ниже пояса, белые волосы, и сразу будто светлее стало. Дим знал, что волосы — это мерило и вместилище силы, данной человеку богами и заработанной им самим. Раньше авриски-мужчины тоже носили волосы такой длины, но нескончаемые войны заставили укоротить их до плеч — в бою стали помехой. А искатели и вовсе стриглись коротко, не признавая никаких других сил, кроме той, что взяли сами. Только женщины растили волосы до пят, однако все чаще обрезали их в знак потери — когда война забирала кого-нибудь из семьи. Но таких волос, как у этого старика — тяжелых и блестящих, словно дорогая парча, — Дим не видел никогда и ни у кого и смотрел на них, раскрыв рот от изумления. Тут Хьярги заметил мальчика, шагнул к нему и наклонился. Дим испуганно заморгал и в замешательстве отступил на шаг: на него смотрели глаза, похожие на остывающие угли — сами черные, а внутри черноты нет-нет да и вспыхнут вдруг багровые грозные отсветы, вот так разворошишь угли, дотронешься и можешь обжечься.

— Он хороший мальчик, — как бы извиняясь, промолвил Огдалим. — Дим звать его.

Если Хьярги и подумал о запрете, по которому аврискам вход в Кибал был заказан, то виду не подал. Он выпрямился, завязал тяжелые волосы между лопаток шнурком, подмигнул мальчику и сказал:

— Ну что ж, Дим, веди меня к огоньку, где он у вас тут нынче горит?..


Дим, все еще немного испуганный, повел его по узкому коридору вниз, в библиотеку — ему ведь больше никуда ходить не позволялось, хоть он и терзался нешуточным любопытством: а что там, за невысокими закрытыми дверями? Он только в коридоре насчитал их четыре, а кроме коридора? А в самой башне? Хьярги, размашисто шагая вслед за мальчиком, прекрасно понимал его мучения и посмеивался — ведь даже в самых смелых фантазиях мальчишка вряд ли представляет, что скрывает в себе Кибал на самом деле.


Дим и новый старик быстро подружились. Мальчик сразу распознал в нем тягу к путешествиям и всяким необычным вещам, что жили в нем самом, — они оба не хотели быть домоседами! Еще Хьярги был разговорчивее Грумвора, веселее Огдалима и намного приветливее Хокрама, поэтому Дим прилепился к нему с расспросами, как плющ, и остальные смогли наконец облегченно вздохнуть. Хьярги понадобилось всего два дня, чтобы узнать про Дима больше, чем Хокрам, Грумвор и Огдалим вместе взятые смогли узнать о нем за три с половиной месяца. Огдалим только руками развел — и как только Хьярги сумел? Впрочем, он ведь и был из них самым мудрым и людей знал не в пример лучше — всю Долину из конца в конец с посохом не раз прошел! А они-то все время, считай, в башне…

— Как вы намерены поступить с мальчиком? — начал Хьярги неизбежный разговор, когда Дим удалился в свою комнату. — Не думаю, что есть нужда напоминать вам о запрете.

Огдалим взглянул на Грумвора, Грумвор уже открыл рот, чтобы ответить, но всех опередил Хокрам:

— Я наблюдаю за ним десятую неделю, — сказал он. — Дим — чрезвычайно любознательный мальчик, и из него вышел бы хороший ученик. Я бы не стал возражать.

— К тому же, если он примет статус ученика, запрет уже не будет распространяться на него, — подал голос Огдалим. — А ты что думаешь, Грумвор?

Вытянутое мрачное лицо Грумвора приобрело сосредоточенное выражение.

— Я вполне согласен с вами, и Дим мне по душе. В нем есть настойчивость, хорошее упрямство, любопытство, но вот по душе ли Диму Кибал? Я хочу сказать: захочет ли он остаться здесь? Нам, конечно, нужен ученик, но…

— Ну конечно, захочет! — мгновенно вскипев, перебил Хокрам. — Ты же видел, как ему здесь нравится!

У Грумвора уже вертелось на языке острое словцо, и, чтобы он не бросил его Хокраму и не начал бесполезный спор, вмешался Хьярги:

— Позвольте это решить самому Диму. Если он захочет остаться, — научите его всему, что знаете сами. Но если однажды он захочет уйти, — прошу вас! — позвольте ему сделать это. Чутье подсказывает: мальчика ждет яркая судьба, большего не скажу, сам не знаю. Дайте ему выбрать, как жить, не вмешивайтесь.

— Ну как же, он отправится искать свои сокровища! — фыркнул Хокрам, чтобы никто не заметил, как огорчили его слова Хьярги.

— Но не отпускайте его, пока не станет тепло, — Хьярги поднялся. — Я же сейчас ухожу.

— Так скоро, уже?!

Хьярги кивнул:

— Одинокий Охотник видел у Брангала двоих ормитов. Им нужна помощь, и я боюсь не успеть.

Он собрал свои нехитрые пожитки и, к большому огорчению Дима, действительно скоро покинул Кибал.

Время до весны прошло для Огдалима, Грумвора и Хокрама в спорах и ожидании: уйдет — не уйдет? Исподволь наблюдая за мальчиком, каждый из них с ужасом и отчаянием понимал, что он стал частью их жизни — важной частью, — заботясь о нем, они попали в зависимость от его молодости и неопытности, обрели благодарного слушателя и теперь надеялись обрести ученика. И все ожидания рухнули в один миг, когда растаял снег и Дим заявил, что ему пора в путь.

Огдалим беспомощно глядел в непреклонное лицо и не знал, что сказать. Грумвор и Хокрам пытались его отговорить, но все их веские и разумные доводы разбивались о железное упрямство юного авриска. Закончилось все тем, что они одели его, обули, дали провизии в дорогу и проводили до дверей, наперебой давая наставления. Прощание не было долгим.

— Если что случится, возвращайся в Кибал, — сказал Грумвор, — мы поможем тебе, защитим.

Сгрудившись у подножия башни, похожие на черных грачей, они смотрели, как фигурка Дима удаляется по залитому солнцем склону холма.

— Пусть он найдет то, что хочет, — пробормотал Оогдалим.

— Ему не найти этот лабиринт и сокровища, — Хокрам зябко закутался в плащ. — Потому что он только что ушел от них.

— Мне думается, он найдет гораздо больше, — сказал Грумвор, не спуская глаз с мальчика, пока тот не вышел на старую дорогу к озеру.

— И что же это?

— Дом, в котором будет жить, людей, которых будет любить и которые полюбят его. Пусть все боги, какие есть во всех мирах, помогут ему в этом.

ГЛАВА 2


Война началась девять лет назад. И началась она изнутри, от тех, кто по воле богов должен был хранить мир и покой в Долине, — от служителей Высокого Огня. Лучшие из людей, на заре веков избранные самой Ореб, они с течением времени объединились в три больших клана ормитов и стали зваться Блэды, Нроны и Авиты. Авриски почитали их, как только можно почитать дающих благодать и мужество противостоять невзгодам, призывали их в защитники перед демонами холодных ночей, видели в них нерушимое будущее для своей земли. И тем горше и больнее было узнать от них предательство и неизбывные беды, когда, погрязшие в богатстве, они забыли свой долг и возгордились друг перед другом, от этого пошли распри между Блэдами, Нронами и Авитами, и люди разделились к ним в союзники, и так началась война. Четыре года авриски уничтожали друг друга, забыв родство, попирая границы, четыре года лилась кровь и уходила слава Долины, как песок уходит сквозь пальцы. А когда опомнились ормиты, устав от смертей, ужаснулись, но было поздно: на их земли, ослабленные, опустошенные, ринулись степняки, дикие косматые захватчики, не знающие богов, но поклоняющиеся идолам. Вздрогнула Долина под ударами копыт тысяч лошадей, и авриски оказались перед лицом беспощадной Брегни — богини смерти, услышали свист ее кнута, и не было спасения от ее псов, пожирающих добычу, и прачи, ее слуга, что забирает души, был доволен охотой.

Авриски бежали, спасаясь, в Древний лес, что на востоке Лигрии, на прибрежные острова и в горы, в Скаверу, туда, где степняки, привыкшие воевать верхом, живущие в повозках вместо домов, не могли их достать. Кто остался на равнине, не успел укрыться, те вынуждены были жить под их властью и откупаться кровью и золотом. Тогда авриски впервые услышали о Черном Короле.

Ормиты почти истребили друг друга, и некому стало приносить Высокий Огонь, а без него сломленная духом, обескровленная, завоеванная Долина не могла подняться на борьбу и сбросить ярмо ненавистных захватчиков. Те из служителей, кто остался в живых, либо лишились дара, либо скрывались, преследуемые Черным Королем и хессами — аврисками, вознамерившимися наказать их за развязанную войну. Тех, кто понимал, что без ормитов Долина погибнет, осталось не так много, но они берегли их, выживших и не потерявших дар, как зеницу ока, часто защищая тайну их существования ценой собственной жизни.


Скавера — одно из трех княжеств Долины, страна зеленых гор и голубых озер. Вся земля, что прилегает к горному хребту Магранна, такая, словно кто-то из богов в порыве безудержного веселья сжал ее могучими руками, и она сморщилась, как лицо глубокой старости, и так никогда и не разгладилась. Люди, населяющие княжество, зовутся горцами, они строят замки на неприступных скалах и по духу сродни горным орлам.

Скавера — это камни и совсем немного земли, поэтому хлеба здесь родится мало. В Бредуве, главном городе княжества, всегда пополнялся в амбарах запас зерна на четыре года вперед, чтобы не допустить голода. У Скаверы не было выхода к морю, ни одной удобной бухты — только высокая каменная стена Тор-Бран, она замыкала собой южные границы. Но на западе лежали три озера, соединенные меж собой рекой Лучной, по которой плавали корабли — хоть какая-то вода. Звались озера так: Калин-озеро, Велни и Глубокое, в них водилось много рыбы, а по берегам — птицы и зверя. И вот благодаря полноводной Лучне, впадающей в озеро Глубокое и пересекающей, считай, все княжество с севера на юг, в Скавере до войны процветала торговля и у горцев не было недостатка ни в пище, ни в одежде. Теперь Скавера, заключенная в осаду, принявшая всех бежавших от власти Черного Короля, почти лишилась запасов зерна, и людям грозил голод.


Риэл помнила свой дом — другой дом, не тот, что сейчас, — большой светлый город, лежащий на одном из семи холмов, которые звались Гривой. Он часто виделся ей во сне, вызывая в сердце тоску, заставляя его болеть об утраченном. Она помнила отца и мать и то счастье, что связывало ее с ними, то ни на что не похожее спокойствие, когда знаешь, что тебя любят и ничего не просят взамен. Согретый солнцем дом, цветы на мостовых, товарищи по играм — все это было ею спрятано так глубоко в душе, что она сама подчас не сразу вспоминала кто она и откуда. Ей было десять, когда родители отослали ее — одной из самых темных ночей, в глубочайшей тайне, отдав в руки верной кормилице-мамке. Разве могла она тогда понять причины, заставившие родителей решиться на столь отчаянный шаг? Ее воспоминания о той ночи — это жестокая, нестерпимая боль расставания, которое она почуяла, как зверек, как ребенок, которого нельзя обмануть, увидела его в глазах матери, ощутила в стремительном, сильном, отчаянном объятии отца, — боль расставания навсегда. Она ничего не знала о надвигающихся кровавых распрях, о том, что многие ормиты так пытаются спасти своих детей и что спасутся не все.

Риэл оказалась на Калин-озере, оторванная от людей, от собственной памяти, старательно заглушаемой нежеланием вновь испытать сокрушающую боль, и потихоньку начала жить, отмеряя видения из прошлого по мере того, как становилась взрослее и сильнее.

К правому берегу озера примыкал сумрачный дубовый лес, который был моложе, чем Древний лес на востоке Лигрии, но по человеческим меркам был все же достаточно стар, чтобы обрасти легендами, внушающими страх. Он изобиловал опасными расщелинами, беспечный всадник или путник мог легко угодить в одну из них и там, на дне, усеянном острыми камнями, найти свою смерть. Лес прятал в себе ручьи, малые и большие, спокойные и стремнистые, и каменные холмы, похожие на обломки огромных скал. Люди побаивались Темной дубравы и не подходили близко, поэтому о каменном домике на заболоченном берегу никто не знал.


Тетка Флу и Молчун — вот все, кого она знала и любила. Тетка Флу была ее кормилицей, а Молчун появлялся раз в неделю, привозил продукты, и слова из него нельзя было вытянуть, за что он и получил свое прозвище, а так его звали Сгорчень.

Берега Калин-озера были сильно заболочены, поэтому корабли никогда не причаливали здесь — опасно, да и незачем. Но маленькая лодочка Молчуна, ловко лавируя в камышах и осоке, подплывала к самому берегу, где начиналась сухая крепкая земля, а такое место было только одно — у Вересковой скалы, на которой гнездились чайки, прилетающие с моря.

Каждый раз Риэл приходила на берег и ждала, когда из-за скалы покажется лодочка Молчуна. В неизменной овечьей безрукавке и потрепанной войлочной шапке, невысокий, щуплый, увидев на берегу Риэл, он махал ей рукой, а это означало, что сегодня они будут вместе рыбачить. Пока он выгружал корзины с продуктами в объемистые руки тетки Флу, Риэл бегала за снастями. Сам он ни разу в их дом не заходил, даже если его и приглашали. На вопрос Риэл 'почему? по обыкновению отмалчивался, а Флу по этому поводу как-то заметила:

— Это он места боится, на котором наш дом построен. И чего, дурья голова, тут бояться?..

Сама Флу называла это место хорошим местом и утверждала, что оно отмечено любовью и памятью богов.

— Погляди, какие дубы, — говорила она, — где еще такие найдешь? Все, как один, огроменные, необхватные, лет-то им, поди, под тыщу!..

'Тыща' — было самым большим числом в представлении тетки Флу. А деревья и вправду были огромными, кряжистыми. Летом они покрывались листвой такой густой, что дом из-за нее становился незаметен, а зимой, когда снег сугробами ложился на переплетенные узловатые ветви, из верхнего окошка, что на чердаке, виднелось озеро.

Впрочем, говоря об обитателях каменного дома, следует упомянуть еще об одном: о приблудном коте.

Кот был дикий и страшный, весь потрепанный в борьбе за выживание, потерявший в этой борьбе правое ухо; на носу у него было коричневое пятно, отчего нос казался постоянно грязным. Кот появился однажды зимой, когда стояли сильные морозы, и до весны жил под стулом у очага. Вел он себя очень нагло, не отзывался ни на какие имена и нипочем не хотел расставаться с приобретенными на воле привычками. Несмотря на то что его регулярно и досыта кормили, он никогда не упускал случая стащить что-нибудь со стола. Будучи не раз застигнутым возле кувшина со сметаной или на блюде с куриной ногой в зубах, он ни разу не пытался удрать, а только весь съеживался, зажмуривал глаза и прижимал единственное уцелевшее ухо к широколобой голове. Тетка Флу нещадно лупила его всем, что попадалось под руку, и грозилась прибить совсем или утопить. Но кот оставался жив и продолжал творить беззакония. В конце концов он добился того, чего, вероятно, и хотел: бить его не перестали, но за умение добывать еду из самых недоступных мест начали уважать. Весной, летом и осенью кот дома не жил, являясь только в тот день, когда Молчун привозил продукты, или сидел на берегу, пока Риэл и Молчун рыбачили, и дожидался своей доли. У этого кота Риэл невольно училась упрямству и жизненной стойкости — у нее ведь не так много было учителей, оттого каждый — на вес золота.

Зимой, когда Лучна замерзала, по ней шли санные обозы — купцы везли свои товары на продажу в города и на ярмарки, да и просто люд по делам ездил — удобно и быстро. А ранней весной, когда озера освобождались от ледяного плена, вновь открывалась судоходная дорога, и корабли под синими и красными парусами проплывали по Калин-озеру чаще, чем раз в десять дней. Риэл забиралась на вершину Вересковой скалы и, скрытая колючими деревцами, смотрела, как по реке, соединяющей три озера между собой, величественно проплывают крутобокие корабли. Иногда один, иногда по два, по три, а то и больше. Притаившись, словно птичка, Риэл наблюдала, как снуют по палубе люди, иногда ветер доносил обрывки слов, а иногда, в хорошую ясную погоду, можно было услышать отголоски песен, звучащих дружно и ладно. Она никогда не видела королевских кораблей, и обыкновенные торговые суда казались ей самыми красивыми на свете.

Когда Риэл исполнилось двенадцать, она однажды спросила Флу:

— Почему к нам никто не приходит? Почему ты меня никуда не пускаешь? Там, далеко, за лесом есть деревня, я знаю. Почему мне нельзя туда?

Тетка Флу отвечала ей так:

— Что ты, дитя мое! Сколько кругом плохих людей, хоть и меньше, чем хороших, а все ж таки хватает, всяк обидеть может! Вот и сидим дома, так спокойнее, куда уж нам с тобой, таким слабым-то!

И она всплеснула своими огромными ручищами.

— Да уж, слабым! — насмешливо фыркнула Риэл.

Она не раз видела, как тетка Флу этими самыми 'слабыми' руками поднимает огромный чан, полный воды для стирки и мытья, и водружает его на огонь, а еще и огород копает, и дрова рубит.

Когда Риэл минуло четырнадцать, она спросила Флу:

— Почему люди ходят по лесу, но никогда, даже случайно, не забредают сюда? Почему корабли никогда не пристают к нашему берегу? Здесь что, все заколдовано?

И тетка Флу отвечала ей так:

— Ну, ты уж придумала! В лесу полно диких зверей, поэтому никто сюда не заглядывает. А что корабли мимо плывут, так где им тут пристать? Сама видишь — все сплошь болото. Да и что им тут делать? Ступай лучше накорми цыплят да запри их на ночь.


Все изменилось, когда Риэл исполнилось шестнадцать. Тогда, поздней весной, появился Кирч.

Он появился, когда Риэл была дома одна, тетка Флу отправилась в лес за хворостом и по обыкновению ее с собой не взяла. Погода стояла теплая, в распахнутую дверь залетал ласковый ветерок. Риэл раскатывала на столе тесто — накануне Молчун привез муки, а это был почти что праздник, — и что-то напевала, притопывая босыми ногами.

Она не слышала ничьих шагов, и вдруг огромная фигура заслонила собой весь дверной проем. Солнце светило ей прямо в спину, и лица было не разглядеть. Все, что Риэл увидела, это меч в опущенной руке и грязные сапоги. Она побледнела и в ужасе попятилась, сразу вспомнив все рассказы тетки Флу о лихих людях, — ведь она никогда не встречала их, вообще никаких не встречала! Кот, доедавший под столом рыбьи головы, выгнул спину и громко зашипел. Незнакомец прислонил меч к стене, словно не в чужой дом вошел, а в свой собственный. Чувствуя, что сердце, подступившее к самому горлу, сейчас задушит ее, Риэл сделала еще шаг, наступила на кота, и тот с ужасающим воплем ринулся к двери, лихо обогнув незнакомца, так что когти свистнули по полу, и скрылся.

— Где Флу? — спросил незнакомец.

И, не дождавшись ответа, сел на лавку под окном.

— Я зверски устал, — пробормотал он.

И уснул, даже не успев прилечь.

Еще несколько мгновений Риэл стояла, как вкопанная, и смотрела на него, а потом бросилась к двери, совсем как кот до нее, только пятки засверкали. Зажимая рот руками, чтобы не закричать, она побежала по тропинке в лес, к тетке Флу, но искать ее не пришлось, та как раз выходила из дубравы с вязанкой хвороста на плечах. Увидев бегущую к ней со всех ног Риэл, она сразу почуяла неладное, сбросила вязанку и выдернула из-под веревки топор.

— Флу!.. Флу!.. — сдавленно воскликнула Риэл, схватив ее за руку. — У нас чужак!..

— Где? — тетка Флу воинственно вскинула топор и быстро огляделась по сторонам. Риэл была уверена, что она справиться с любым, будь то даже воин, вооруженный мечом и в доспехах. Однажды, когда к ним по первому морозу забрел нагулявший к зиме жира кабан, Риэл с визгом по лестнице взлетела на крышу дома, а Флу, вместо того, чтобы спрятаться, выхватила из плетня жердину и бросилась на зверя, рассчитывая, видимо, разжиться на зиму мясом. Кабану тогда повезло, потому что он бегал быстрее.

— Дома! У него меч! И… и он спит на нашей лавке!

Флу медленно опустила топор, вся ее воинственность вмиг улетучилась, и сама она как-то стала меньше ростом, словно внезапно ушло то, что делало ее такой сильной — Риэл смотрела на нее во все глаза и не могла узнать, перед ней вдруг оказалась обыкновенная слабая женщина. Потом этот миг прошел, и тетка Флу вновь стала прежней — высокой, дородной и громогласной. Она широко улыбнулась и сказала:

— Стало быть, не зря мы сегодня затеяли пироги, учуял Скронгир!..

И добавила, глядя в глаза:

— Его не бойся. Никогда. Он за тебя и жизнь отдаст, и душу.

С этого дня Кирч Скронгир стал часто появляться в домике на Калин-озере, и Риэл понемногу привыкла к нему. Он рассказывал ей о Долине, о храмах Огня и о Черном Короле, а она слушала, изумленно распахнув глаза, — для нее это был другой мир, о котором она ничего не знала. Он привозил ей книги, учил разбираться в травах и понимать погоду. Но, бывало, исчезал на несколько месяцев и никогда не рассказывал, где был, и тогда она скучала. И снова начинала расспрашивать Флу, которая была для нее и матерью, и нянькой, и источником знаний и новостей, а та новости узнавала от Молчуна.


— …твой отец был служитель Огня, или, по-другому, — ормит, как и ты, — рассказывала она, обычно вечером, за вязанием, когда все домашние дела были переделаны, ужин съеден, тихонько тлели угли в очаге, и горела лучина. — От него ты унаследовала фамилию Блэд. Мать твоя тоже из Блэдов, но в ее семье не было дара. Двум ормитам, у которых дар, не положено становиться мужем и женой. На севере Скаверы, у самых гор, давно еще был построен Мир-Блэд, большой город, да ты помнишь его, должно быть. Там они жили, а я была при тебе кормилицей. Такой город в Скавере один, как в Лигрии — Мир-Авит, а в Оквите — Мир-Нрон.

— А почему началась война? — спрашивала Риэл, закутываясь в пуховый платок, — вечером, если ветер дул с озера, дома становилось зябко.

— Ну так почему начинаются войны? Когда людям есть, что делить. Поспорят, кому какой участок земли принадлежит, — живо подерутся. Потом мстить начинают, а маленькая месть часто порождает большую. И пошло-поехало, уже и не разберешь, с чего все началось, кто прав, кто виноват. А уж когда дело доходит до дележа власти — ну, тут уж без войны никак не обойтись.

— Но ведь ты говорила, что ормиты — служители Огня — не имеют права брать в руки оружие. Как же они осмелились? Ведь они знали, что за это потеряют дар.

— А так. Переспорить друг друга не могли, и о чем, право слово, было спорить-то?.. До того обезумели, что Нроны пошли на Авитов, Авиты — на Блэдов, Блэды — на Нронов, и так без конца, и про дар забыли, злость им все в головах-то застила. Уж как ни пытались их остановить! И уговаривали, и угрожали… Да что там! Сам король их уговаривал — не уговорил, ну и где теперь ормиты, где король? Всех сгубили и себя тоже. Три года воевали! Осиротела Долина. Все три рода служителей сошлись в битве да поубивали друг друга, а за ними война и по всей стране прокатилась. А как неразбериха-то началась, тут уж стервец этот, что теперь Черным Королем зовется, выскочил, как голодный паук из темного угла, и оплел своей мерзкой паутиной всю Долину, и род нашего доброго короля под корень подрубил…

Как всегда посередине рассказа тетка Флу распалялась и начинала ругаться. Больше всех доставалось Черному Королю и служителям Огня:

— Сами виноваты и сами себя наказали. И поделом, вот что я скажу! Слишком умными тоже быть вредно, вот судьба и столкнула их лбами. Да только за их грехи нынче мы расплачиваемся. Кому теперь приносить Огонь? Храмы день ото дня рушатся, и люди день ото дня все грубеют и дуреют, кругом смертоубийство и голод, а все потому, что угасает в храмах Долины Высокий Огонь.

— Что ж ты ормитов так клянешь? — спросила Риэл. — Я-то ведь — одна из них!

— А ты себя с остальными не ровняй, — сурово возразила тетка Флу, не отрываясь от вязания. — За твоими отцом и матерью вины никакой нет, они воевать не ходили и приняли смерть от огня, которому служили, и смерть их была легкой и чистой, какая редко бывает у нас, простых людей. Тебе не нужно стыдиться родителей, как молча несут свой стыд дети тех, что навсегда утратили дар, и он уже не возродится в их потомках. Кто замарался кровью, у того нет права зваться ормитом, и бродят они теперь, неприкаянные, скрываются от мести, кусают локти, а сделанного-то не вернешь! Поздно поняли, что это жирный паук свел их в битве да подождал, пока они, глупцы, друг друга перегрызут, а ему того и надо! Живо нашего короля из Хемринверда выкинул, на его трон сел, его венец себе на голову напялил да его посохом по полу постукивает. Тьфу ты, не знать бы и не видеть этого! Провалиться ему да отравиться собственной злобой, кровопийце проклятому!..


Каждое лето на неделю-другую погостить являлась младшая сестра тетки Флу — Фина. Маленькая, сухонькая, с пучком седых волос на макушке, похожая на одуванчик, она являла собой полную противоположность громадной Флу не только внешне, но и по характеру. Флу была веселой и изобретательной, очень редко жаловалась и то больше для виду. Фина же ныла постоянно — то ей погода не та, то постель слишком жесткая, то суп чересчур горяч. Флу стойко переносила ее бесконечные причитания, и Риэл знала, почему: Флу очень любила свою младшую сестру и скучала по ней, вот и прощала все.

— У нее на Велни большой дом, — как-то сообщила она к слову, — и хозяйство не меньше, у нее три семьи работников живут, и, поверь мне, со всем этим она справляется превосходно.


— …это абсолютно невозможно, немыслимо! Где это видано, я не могу поехать в Шентид, чтобы закупить пшеницы на новый урожай!

Тетушка Фина ожесточенно лупила маленькими кулачками по тесту, вылезающему из бадейки, — по случаю ее приезда решено было затворить пироги, — и возмущалась политикой нового короля.

— Тебе известно, что Шентид находится в Оквите, — кротко возразила Флу, разводя огонь в очаге, — а мы с тобой — в Скавере. И если помнишь, уже девять лет мы сидим почти что в осаде.

— Но это же глупо, Флу! — к своим словам Фина присовокупила звонкий шлепок по маслянистому боку опары. — Неужели король не понимает, что, закрывая границы, он губит торговлю?

— Кого ты называешь королем, скажи на милость?! Это экборское отродье, что заседает в Ютвите? Он такой же король, как я — придворная дама, провались пол у него под ногами! Да он только и ждет, когда мы тут все перемрем, и воевать нас не надо!

— Ну, какой-никакой, а он все ж таки король, — буркнула Фина. — Другого-то у нас нет!

— У нас один король, — отчеканила Флу, нарезая большим ножом лучины для растопки, — тот, что из рода Стиэри, из рода Эрлига Белого Тура! И когда нынешнего кровопийцу вышвырнут из Долины, мы найдем нового короля, и именно из Стиэри!

— Это будет непросто, Флу, — с удвоенной энергией Фина принялась месить тесто. — Ведь наш король погиб девять лет назад, и королева вместе с ним, и их сын тоже. А что это такое стучит, ты слышишь, Флу?

— Это Кирч крышу чинит. Там ветром целый лист завернуло.

— Фу ты, — облегченно вздохнула Фина, а то я уж было подумала, что это у меня в голове. Перед непогодой меня всю так и крутит, так и ломает!..

И разговор вновь перешел на обсуждение болезней. Когда Риэл уже становилось невмоготу вникать в эти разговоры, она шла или в лес, или на озеро, или к Вересковой скале, — она везде была как дома. В лесу знала каждую тропу, все грибные и ягодные места, все поляны и ручьи. Ее не пугали дикие звери, в лесу она сама была зверем, и звери охраняли ее от встреч с людьми. Еще девчонкой она однажды столкнулась нос к носу с волчицей, что вела стаю на охоту. Риэл испугалась, как испугался бы всякий человек — ведь дикие звери, разорвут! — но волчица только взглянула на нее умными внимательными глазами и увела стаю в чащу. Услышав об этом происшествии, тетка Флу рассмеялась и стала похожа на молоденькую крестьянку, у которой сыры варятся быстро, а масло сбивается легче легкого:

— Вот дурочка, нашла, кого пугаться! Людей, а не зверей бояться надо! Звери тебя не тронут, они оберегают тебя, глупая! Почему и не забредает сюда никто. Это все Кирч, не знаю, как он с ними договаривался, а вот, поди ж ты, — договорился!

Сам Кирч по этому поводу только отшучивался и, несмотря на все уговоры Риэл, так и не раскрыл секрета.

Вот так и жила Риэл Блэд на Калин-озере — последняя ормита Долины, спрятанная от людей и от мира.


ГЛАВА 3

Морозная ночь потихоньку пробиралась в город, окутывая его колючим густо-синим покрывалом. По опустевшим улицам тревожными призрачными птицами порхали сны и смутные видения, которые рождаются на стыке света и мрака, люди боялись покидать дома — в Ютвите хозяйничали степняки.

Не считая разбитых крепостей на востоке, Ютвит был взят первым — молниеносным броском из-за Дремучих Топей, из Заболотья, откуда авриски меньше всего ждали нападения. Степняков было так много, что за два дня они обезглавили Лигрию — самое большое княжество Долины, а на третий почти без боя заняли Хемринверд — королевский город — его и защищать-то было почти некому. Авриски не смогли спасти короля и королеву, и те, кто еще мог сопротивляться, пали духом, узнав, что древний род Эрлига Белого Тура, основателя королевства и его всегдашнего защитника и покровителя, прервался — маленького наследника не оказалось среди живых. Хемринверд степняки сравняли с землей, а в Ютвите сделали новую столицу, где обосновался их правитель — ставленник Черного Короля, предпочитавшего и воевать, и править чужими руками. Самого Черного Короля никто не видел, о его обиталище только слухи ходили, и более ничего.

Рилг ощущал, как давит на плечи кольчуга, словно высеченная из камня, и это верный признак того, что он устал. Он не снимал ее уже три дня, и мышцы под закаленным металлом ныли от напряжения. Рилг ехал по улицам затаившегося города и прикидывал, удастся ли ему помыться нынче вечером. Хозяин постоялого двора, куда он направлялся, был ему кое-чем обязан и всегда держал наготове маленькую комнатку на чердаке. Но через два дня в Ютвите намечалось ежегодное состязание — обычай, принесенный наемниками Черного Короля из своих степей, на этом состязании они нещадно ломали друг другу кости и самый везучий мог выиграть хорошего коня. Все гостиницы в городе были переполнены, и Омелик может комнату и не дать. Долг долгом, но под натиском косматых пьяных бойцов, которые орут и размахивают перед носом топорами и кривыми мечами — наилучший способ убеждения! — мог отступить даже такой искусный врун и дипломат, как Омелик Хереш. Что ж, если свободного угла не найдется, Рилг займет комнату самого Омелика. При этой мысли он улыбнулся и направил коня к освещенному огнями дому, над крыльцом которого красовалась надпись: 'Вино — лучшее в округе, пятая кружка бесплатно! . Конюхи тотчас узнали редкого, но дорогого гостя и приняли у него поводья. Рилг поднялся по скрипучим ступеням, ведущим на кухню, распахнул дверь и на пороге столкнулся с хозяином, который самолично выносил помои.

— Омелик, дружище, ты плохо выглядишь, — не тратя время на приветствия, сказал Рилг.

Владелец постоялого двора действительно выглядел жалко: холеная борода, обычно тщательно уложенная, сейчас походила на растрепанный веник, а голова — на разоренное воронье гнездо, всегда содержавшийся в идеальной чистоте фартук сбился на бок и, заляпанный соусом и залитый вином, напоминал собой тряпку, которой только что вытерли пол. На лице Омелика блестел пот, а в глазах — отчаяние.

— Ты погляди, сколько народу! — он безнадежно махнул рукой. — Мне пришлось нанять еще пять человек, и все равно я сбился с ног! Вот, ведра сам выношу!

Рилг пересек кухню, едва не сбив с ног нескольких поварят, вышел в общий зал и огляделся. Все столы были заняты, лавки тоже. Степняки и наемники-авриски ели и пили, орали песни и орали просто так, кружки стучали о столы, а обглоданные кости — о стену, кто-то ругался меж собой, а кто-то уже спал. В зале витал запах дыма, жареного мяса и пролитого вина.

— Уж лучше пусть они будут пьяными здесь, чем трезвыми на поле боя, — тихо за спиной произнес Омелик.

— Как насчет комнаты? — спросил Рилг.

Омелик жалобно сморщился.

— Ты просишь невозможного! Столько посетителей…

— У тебя есть комната или нет? — Рилг повернулся к нему.

— Сам посуди, как же… — забормотал тот, отступая. — Ты же видишь!

— Просто ответь: да или нет?! — Рилг начал терять терпение.

— Да! Да! Только я уже вселил туда одного! — выпалил Омелик и в страхе уставился на него.

Он согласился бы отдать левую руку (правую не согласился бы отдать нипочем!), лишь бы не испытать на себе гнев этого странного человека. Но, к его удивлению, тот не стал возражать.

— Не трясись, Омелик, — сказал он ему. — Я здесь только на одну ночь, и мне все равно, где спать. Вели-ка лучше приготовить мне помыться и принеси вина. Я зверски устал и хочу смыть с себя недельную грязь, невмоготу уже.

Довольный, что гроза прошла стороной, хозяин радостно засуетился. Он отвел гостя в дальний угол к камину, спихнул со стула спящего наемника, быстро убрал со стола и, пообещав скоро вернуться, скрылся на кухне.

Рилг неторопливо снял плащ и сел спиной к огню, вытянув под стол задеревеневшие ноги. Он всегда занимал это место, отсюда хорошо просматривался весь зал, входная дверь и лестница наверх, в комнаты. К тому же рядом находилось окно, в которое можно было выйти в случае чего. Через минуту прибежал Омелик, поставил перед ним кувшин с вином и кружку.

— Через полчаса ступай мыться, а я пока приготовлю тебе ужин. Если что понадобится, только скажи!

— Иди, иди, не мелькай! — Рилг устроился поудобней и налил себе вина.

Он провел в седле три дня и теперь мог наконец расслабиться. Ему было наплевать на шум в зале, он просто выключился из него и наблюдал за происходящим сквозь легкую завесу долгожданной дремоты.

Среди постояльцев Омелика большую часть составляли степняки. Жители раскинувшихся у восточных отрогов Магранны степей были невысокого роста и крепкие телом. Авриски звали их также наемниками, потому что вожди платили им деньгами Черного Короля. Одевались степняки в грубое полотно и шкуры, длинные волосы не расчесывали, а заплетали в косички. Они не знали пощады в бою, редко брали пленных и добивали тяжело раненых, своих и чужих. Авриски, не знавшие такой жестокости в битве, ненавидели их и сами поневоле учились быть жестокими. Поговаривали, что степняки — это потомки Асгамиров, Боргвов, Годархов и Стигвичей, которые уцелели после гибели Махагавы и ушли в новые земли. Но никто не знал, правда ли это.

Но были среди наемников те, кого ненавидели еще больше, чем степняков, это оквитяне, лигрийцы, горцы — братья по крови, перешедшие на службу Черному Королю. То, что степнякам можно было списать на дикий нрав и темный ум, аврискам-отступникам проститься не могло. Их было немного, но поднимающие оружие против собственного народа во все времена заслуживают ненависти и презрения. Их стали звать Охотниками, или хессами, потому что они сами именовали себя охотниками за ормитами и выслеживали их, как зверей. Вина служителей Огня за развязанную войну была велика, но только хессы взяли на себя право судить за нее, и приговор выносили один: смерть. И исполняли его по возможности немедленно.

Рилг во второй раз наполнил кружку, сделал добрый глоток и еще раз обвел глазами зал. И будто споткнулся.

По лестнице неспеша спускался высокий худощавый авриск в заношенной кожаной куртке с капюшоном на голове, тяжелый клинок в старых ножнах он нес в руке, чтобы быстро выхватить, если понадобится. Не замечая никого вокруг, он прошел через весь зал, сел на свободный табурет и рывком придвинул к себе ближайший стол. При этом двое изрядно подвыпивших наемников, как кули, рухнули на пол. На мгновение он и Рилг встретились глазами, и с Рилга разом слетел весь сон: он узнал человека, которого искал без малого три года, исколесив всю Долину вдоль и поперек и уже почти не надеясь на успех.

Видимо, незнакомец что-то такое прочитал в его взгляде и незаметно весь подобрался, как зверь, готовый к прыжку. Чтобы не вспугнуть его раньше времени, Рилг поспешно отвел взгляд и с преувеличенным усердием налил себе еще вина. Незнакомец стянул с головы капюшон, и Рилг едва не застонал: по коротко стриженым пепельным волосам он узнал искателя, а с таким связываться было опасно: в Долине все хорошо знали эту породу людей, которые в одиночку кочевали по миру и не нуждались в доме и любви. Все обходили их стороной — и авриски, и наемники, и хессы, потому что никто не мог понять их безумного желания отыскать сокровища королевского лабиринта — как можно отыскать миф? Этих людей называли искателями, их было не так много, но они никогда не примыкали друг к другу и шли к цели каждый сам по себе. Они вступали в бой с любым противником и при любом удобном случае, Рилг должен был помнить об этом и не наломать дров. Но незнакомец уже почувствовал тревогу, насторожился, в глазах его загорелся опасный огонек, и рука потянулась к мечу. Рилг пришел в замешательство. Много раз, пересекая Долину из конца в конец, он представлял себе эту встречу, но не думал, что судьба столкнет его с непредсказуемым искателем. Он не мог позволить ему уйти, но и драться с ним он тоже не мог! Однако времени на раздумья уже не оставалось: незнакомец направлялся к нему, расталкивая пьяных, в опущенной руке, не вынимая из ножен, он по-прежнему держал меч.

— Я тебя знаю? — чуть наклонившись над столом, в упор спросил он.

— Не думаю, — как можно спокойнее ответил Рилг, наливая себе еще вина.

Тут подоспел Омелик с подносом, нагруженным едой.

— О, я вижу, вы уже познакомились! — радостно защебетал он, водружая поднос на стол и сноровисто расставляя тарелки.

Он никак не мог отделаться от предчувствия грядущего возмездия за то, что отдал комнату Рилга другому постояльцу. Предчувствие не обмануло.

— Клянусь рогатым драконом, что значит — познакомились? — холодно спросил искатель, и его брови грозно сдвинулись.

— Так я… с позволения сказать… — Омелик растерянно заморгал, переводя взгляд с одного на другого.

— Можешь начинать беспокоиться, — посоветовал ему Рилг, не сводя глаз с искателя.

Кое-кто из постояльцев уже посматривал в их сторону, предвкушая хорошую драку — лучшее развлечение на постоялых дворах.

— Я, с позволения сказать, поселил вас в одной комнате, — едва слышно пролепетал Омелик. — А-а!

И едва успел упасть плашмя на грязный пол, потому что над его головой просвистел смертоносный клинок — вспыльчивый искатель не мог простить подобной наглости. Омелика надо было срочно выручать. Рилг спокойно встал и вытащил из ножен меч, он понял, что боя избежать не удастся.

— Сейчас ты умрешь, — бесстрастно промолвил искатель и отодвинул ногой стол, расчищая место для поединка.

Рилг ничего не ответил, прикидывая, как бы ему побыстрее расправиться с ним. Омелик, охая и стеная, отполз на четвереньках в сторону. Вокруг стали собираться любители кровавых зрелищ, они делали ставки и азартно обсуждали, нимало не стесняясь, у кого из этих двоих больше шансов остаться в живых.

Искатель напал первым. Отражая его удары, Рилг быстро понял, что перед ним не новичок, а весьма опытный боец, проведший не один поединок, поэтому удвоил внимание и сосредоточился на обороне. Сталь звенела о сталь, разбивались кувшины с вином, трещали табуреты, разбегались по сторонам те, кто не успел прижаться к стене. Искатель никак не мог пробить защиту Рилга и насмешливо бросил ему:

— Разве так сражаются мужчины? Клянусь рогатым драконом! Нападай!

Если он рассчитывал вывести противника из себя, то это ему удалось. Каждый, кто когда-либо наносил Рилгу оскорбление, платил за это жестоко и немедля. Он вспыхнул, как сухая трава, и с потемневшими от ярости глазами пошел вперед, нанося удар за ударом, решив проучить наглеца и уже забыв о том, что убивать его нельзя.

— Так-то лучше, авриск! — крикнул искатель, и выглядел он при этом очень довольным, словно играл в любимую игру.

Они кружили по залу, следя друг за другом, как два зверя, мечи сверкали, отражая пламя свечей и высекая искры, но не приносили преимущества ни тому, ни другому. Омелик забился в угол и принялся молиться — то ли за жизнь дерущихся, то ли за мебель, которую они нещадно крушили.

Внезапно искатель зацепился за чью-то ногу, рухнул на пол, и его клинок отлетел далеко в сторону. Тогда Рилг отбросил свой тоже, и теперь они, тяжело дыша, стояли друг против друга безоружные, все с той же решимостью поквитаться, а поединок был далек от завершения.

— Я тебя убью, — выдохнул искатель.

— Не убьешь, — помотал головой Рилг. — Клянусь рогатым драконом. Куда тебе.

Они сцепились друг с другом вновь, и остатки мебели затрещали под их телами. Постояльцы орали, улюлюкали, между некоторыми тоже завязалась драка.

— Перестаньте! Прекратите! — Омелик едва не плакал, но его никто не слышал. В изорванной одежде, с разбитыми лицами, противники были похожи на смертельных врагов, жаждущих кровной мести.

— Кажется, надо остыть, — сказал сам себе Рилг, он начал терять силы, которые и без того за последние четыре дня были почти израсходованы. Выбрав момент, когда искатель приблизился спиной к окну, он бросился на него, вложив в этот бросок остатки сил, и вместе с ним и оконной рамой вылетел наружу.

Будучи постояльцем трактира Омелика, хоть и нечастым, он знал, что под этим окном есть небольшой пруд, теперь уже подтаявший, и он надеялся, что холодная вода остудит их боевой пыл. И не ошибся.

Оба вынырнули в ледяном крошеве, хватая ртом воздух.

— Да ты спятил! — крикнул искатель, выплевывая воду, и погреб к берегу. Драться ему сразу расхотелось.

Стуча зубами, оба выбрались на снег. Вода ручьями стекала с них и тут же превращалась в ледок — ночью все еще морозило. На крыльцо выскочил Омелик, в гневе потрясая их же мечами.

— Быстрее, болваны! — он был так сердит, что не побоялся обругать их. — Если не хотите скончаться на ветру и морозе!


Через час, вымывшись в горячей воде, разморенные душистым паром, недавние враги сидели в одной комнате и делили ужин за одним столом, и только свежие синяки и ссадины напоминали, что знакомы они не более двух часов.

Оба молчали. Рилг не знал, как быть с этим человеком дальше, а искатель не понимал, почему вообще находится здесь.

— Как твое имя? — спросил Рилг, лишь бы что-нибудь спросить.

— Дарк. А твое?

— Рилг. Ты лигриец?

— Возможно. А ты?

— А я, возможно, горец.

— Я так и думал.

'Тебя не очень-то разговоришь', - подумал Рилг и налил себе вина.

— Собираешься принять участие в турнире?

— Нет, не собираюсь.

На лице Дарка явственно читалась просьба оставить его в покое. Омелик принес им еще вина, собрал пустые кувшины и быстро удалился, не искушая судьбу.

— А почему ты все время клянешься рогатым драконом? — поинтересовался Рилг. — Ты где таких видел?

Вопрос застал искателя врасплох, и он впервые без высокомерия взглянул Рилгу в глаза и даже, как тому показалось, немного растерялся. Потом снова вернул себе заносчивый вид:

— Нигде. Так обычно ругался мой папаша.

Дарк молча допил свое вино, улегся на единственную кровать, не сняв сапоги, и закрыл глаза. Рилг беззвучно рассмеялся — если искатель думал, что они будут драться из-за ночлега, то ошибся: Рилгу было не привыкать, на полу спать или на голой земле, тем более когда не спал несколько ночей кряду. Он уже собирался задуть свечу, когда в дверь постучали. Искатель мгновенно вскочил и выхватил кинжал.

— Тихо, это свои, — сказал Рилг и вышел, бесшумно затворив дверь за собой.

В коридоре его ожидали двое закутанных в плащи лигрийцев. Их лица в полумраке были едва различимы, но он узнал обоих — это были Унвел и Эронг, телохранители опального князя Вика Редмира. Не долго думая, Рилг выбросил упирающегося Омелика из его комнаты и велел караулить в коридоре. Омелик счел за лучшее не возражать, ему, бедняге, и без того сегодня досталось. Он уселся на верхней ступеньке лестницы, пять минут усиленно караулил, а потом заснул.

— Ты рискуешь, Вик, появляясь в Ютвите, — Рилг загасил все свечи, оставив одну.

Вик Редмир из рода Снежных Барсов, князь Лигрии по рождению, снял плащ, под которым матово блеснула кольчуга, и сел к столу. Один из его телохранителей застыл у двери, другой пошел стеречь лестницу и спящего Омелика на ней.

После полного завоевания Лигрии Черный Король оставил Вику Редмиру жизнь, он не посмел его убить и ждал удобного момента — много народу поднялось бы отомстить за смерть столь благородного авриска, в том числе Ринн Туарх, собравший всех непокорных в Древнем лесу, и с каждым днем его рати все прибывало. Не мог Черный Король не считаться с такой силой, не мог бросить наемников в леса — степнякам, привыкшим воевать верхом, среди деревьев и буреломов было несподручно — потому и сохранялось пока это хрупкое спокойствие, и Вик Редмир оставался жив.

— Баруш, подлый наемник, вчера отбыл в Агронмор за новыми указаниями к Черному Королю — говорят, он появляется там время от времени, я воспользовался этим, чтобы посетить тех, кто еще верен мне. Мои люди видели тебя. Поэтому я здесь.

— Судя по всему, хороших новостей у тебя нет.

— Откуда им быть? Холмар (язык не поворачивается назвать его королем, даже черным!) зажал меня в тиски. Нелегко признаться, но он сильнее и хитрее меня. Я заново укрепил Эйрим, но стены моего замка вряд ли остановят наемников, если он бросит их на приступ.

Рилг посмотрел в усталое лицо друга.

— Ты прав, не остановят. Он, знаешь ли, умнее и хитрее всех нас, иначе не был бы сейчас королем Долины, хоть и Черным. Могу посоветовать тебе одно: внимательнее присматривай за братом. Инмор — это твое незащищенное сердце, надежда на продолжение рода Барсов. Если Холмар доберется до него, ты не скажу — пропал, но окажешься в весьма затруднительном положении. Ему надо прижать тебя к стене, поскольку убить тебя он не может. Пока не может.

— Скажи лучше, что я полностью окажусь в его руках, — Вик Редмир горько усмехнулся.

— Да, пожалуй, так будет правильнее. Но ведь Холмар не глупец, он понимает, что, пока жив союз с Ринн Туархом, тебя трогать нельзя.

— Холмар — да, но не Баруш! — тихо воскликнул горячий Редмир, наклонившись к Рилгу через стол. — Он был мясником, а стал правителем Лигрии — из грязи в князи, как говорится, он не успокоится, пока не вырубит под корень весь мой род. Из Редмиров остались только Инмор и я, причем я… — Вик умолк и стиснул зубы так, что они скрипнули. Но Рилг и так знал, о чем он хотел сказать.

— Инмора охраняет Оярлик, а лучше него никто не справится с этим.

— Это так, но ты же понимаешь, если степняки возьмут Эйрим… — возразил Вик Редмир и только сейчас, приглядевшись, в неровном свете единственной свечи, заметил, что лицо Рилга пестреет синяками и свежая ссадина багровеет на левой скуле.

— А кто это тебя так разукрасил? — он даже не пытался скрыть удивления. — Это же ты нахватал их не далее чем сегодня! И чему ты так улыбаешься?

Рилг наклонился к нему и торжествующе прошептал:

— Я нашел его, Вик! После стольких лет бесконечных дорог… Я его нашел!

Глаза князя вспыхнули, он весь подался вперед:

— Значит, не напрасно?.. Кто он? Из какого рода? И это он так тебя отделал? Рилг, это невозможно, мы уже не надеялись! Где он? Я хочу его видеть!

— В соседней комнате. Но пока знакомиться с ним не советую, нрав, знаешь ли, у него слишком буйный.

— Понятно, — рассмеялся Вик. — Как же ты собираешься идти с ним к Горящей скале?

Рилг осторожно пощупал синяк под глазом.

— Еще не знаю. Но он принесет в Долину Огонь, даже если мне придется тащить его в Окаль на веревке! Клянусь рогатым драконом!..


ГЛАВА 4

Ведя в поводу покрытого испариной коня, Кирч Скронгир пробирался по сугробам и посылал всевозможные проклятья холодной неуступчивой зиме — доживала старуха последние дни, вот и злилась на весь мир.

Так случилось, что последние три дня степняки его гнали, как зверя. Скольких стычек он избежал, чтобы не обнаружить себя, сколько раз отсиживался в лесах и глубоких ложбинах, по пояс в снегу, не имея возможности нормально поесть, поспать и согреться. Но три дня назад степняки сумели напасть на его след и долго гнались за ним на своих маленьких выносливых лошадках. На удачу Кирча скоро эти низкорослые животные начали тонуть в снежных завалах и постепенно отстали. Кирч перешел скованный льдом Сигрув и оказался в Скавере, а сюда степняки вторгаться пока не осмеливались — жадные до наживы, они все же побаивались нарушить запрет Черного Короля. Однако это не касалось хессов — убийц ормитов и разорителей деревень, они не признавали ничьих запретов и каждый день совершали набеги на приграничные поселения, якобы в поисках служителей Огня, а на самом деле занимаясь грабежом. Горцы, защищаясь, выстроили по всей приграничной линии несколько хорошо укрепленных крепостей и все же не могли пресечь всех попыток проникнуть на свои земли.

Кирч держал путь к Велни — самому большому из трех озер, которые соединялись между собой судоходной Лучной. Вокруг Велни расположились множество деревень, и в одной из них он собирался остановиться на ночлег. Добрался Кирч до нее на исходе дня, а темнело зимой быстро, и свернул к широкой заводи, над которой возвышалась мельница. Еще издали он услышал стук топора и улыбнулся — ему ли не узнать этот стук!

Сложенная из камня старая мельница сейчас выглядела неприветливо. Ее засыпал снег, на стенах безжизненно повисли засохшие плети дикого винограда, а большое деревянное колесо застыло в неподвижности. Все это походило на разоренное покинутое гнездо. Но Кирч едва ли замечал сиротливое бесцветье домов, какое бывает только зимой, потому что помнил, как зеленеют эти клены и могучие липы, как вьется цветущая виноградная лоза, как шумит, падая в каменный желоб, вода и лениво вращается тяжелое мельничное колесо.

— Эй, Гуиром! Развалится колесо, если будешь так усердно стучать по нему!

Рука мельника, сжимающая топор, замерла в воздухе, а сам мельник, сидящий на колесе верхом, сердито произнес:

— Когда ты оставишь привычку подкрадываться, Кирч Скронгир? Я же чуть было не свалился! А свалился бы — костей бы не собрал!

Кирч рассмеялся, впервые за несколько дней. Гуиром тем временем спустился и теперь придирчиво разглядывал его.

— Жив, здоров, но голоден, — подвел он итог. — Пошли в дом.

Переступив порог, позвал:

— Жена! Эй, жена! Быстро накрывай на стол, что там у тебя есть! Кирч вернулся.

На его зов, как из-под земли, выросли трое мальчишек и радостно повисли на Кирче. Один тут же получил кинжал, другой — меч, а третьему — большему — было доверено расседлать коня.

Вышла хозяйка, перепачканная мукой, она крутила жернова.

— Где ж ты пропадал, Кирч? — они обнялись и расцеловались. — Давно ты к нам не заглядывал! Мы как раз ужинать собираемся, ты-то в последний раз когда ел?..

Кирч уселся на лавку и привалился спиной к стене. Вот теперь он мог, наконец, расслабиться. В этом доме ему всегда были рады, и чувствовал он себя тут легко и свободно. Слушая разговоры, детский смех, звон посуды, треск поленьев в печи, он отдыхал телом и душой, ненадолго оставив за порогом все нерешенные дела. Копившаяся много дней усталость, которую он изо всех сил гнал от себя, теперь навалилась, словно камень, и могучие плечи его поникли.

После ужина Гуиром, видя, что Кирч с трудом борется со сном, велел детям оставить гостя в покое и отправил его спать, отложив на потом все вопросы, которые ему не терпелось задать.


…Проснулся Кирч уже за полдень, свежим и отдохнувшим. Со двора доносился стук топора. Наскоро перехватив то, что осталось от завтрака, он взял второй топор и пошел помогать Гуирому.

— Никак зима не кончится, проклятые холода, — приговаривал мельник, орудуя колуном. — Чуть мороз ослабнет — вода начинает течь, а к ночи все опять смерзается. Не выдержит колесо. Я шапку стал носить, вот до чего дошло, смолоду не носил. Старею.

Гуиром сдвинул на затылок кроличью шапку и взглянул на Кирча, который сидел на поперечине и ловко срубал ледяные наросты с лопастей. Его длинные темные волосы стягивал на лбу неизменный кармак — кожаный ремешок, на кармаке не было никаких знаков — заявить о том, что ты страж, означало навлечь беду на ормиту, такие вот настали жестокие времена.

— У тебя уши не мерзнут? — спросил мельник и сам себе ответил: — Конечно, не мерзнут, ты молодой, кровь горячая.

— Уймись, Гуиром, — отмахнулся Кирч. — Конечно, мерзнут. Иногда. Капюшон надеваю.

— Ладно, это я так, к слову. Я про другое спросить хотел. Что делается в Долине?

Кирч вытер рукавом лицо и пожал плечами.

— А что Долина? Степняки повсюду, грабят нещадно чужое добро и в свои повозки складывают. Хессы зверствуют. Черный Король не появляется, никто не знает, где его обиталище. Но поговаривают, что для него отстраивают Агронмор. Наверное, он сделает там новую столицу. От Хемринверда остались одни развалины, ему там не по душе.

— Проклятый вражина, забери Брегни его жалкую душу! — мельник со злости так хватил колуном по ледяному наросту, что дождь из осколков осыпал Кирча с головы до ног.

— Наемники преследуют и убивают тех, кого еще не убил холод.

— Да ведь из-за этих поганых крыс стоят все дела! Вместо того чтобы ремеслами заниматься, хлеб растить, за море ходить, мы терпим на своей шее этих грязных лохматых тварей. И сколько еще терпеть? Ведь так и норовят перегрызть шею-то!

— Теперь уже недолго, — Кирч перебрался на другую перекладину. — Не сегодня-завтра, я думаю, все-таки взойдет багряная звезда, и тогда нас всех ожидает Ашгирм — великая битва. Многие пока этого не понимают и надеются, что время выбора минует их, но выбор придется сделать всем.

Весь обсыпанный ледяной крошкой, мельник некоторое время ожесточенно стучал топором. Потом сказал:

— В другое время эти слова, может, навели бы на меня страху — разве придумаешь что похуже великой битвы? — но сейчас я думаю: либо так, либо этак! А то живешь, как к потолку подвешенный, — и по земле не ходишь, и в небо не улететь, это не жизнь!

— Вот поэтому не позднее, чем сойдет снег, я отправляюсь в путь, Гуиром. Заверну сначала на Калин-озеро, оттуда — в Бредув, повидать князя. А дальше — как получится. Мое время пришло.

Эта новость встревожила мельника. Он как-то успел позабыть, что Кирч Скронгир — страж и его работа — охранять служителей Огня. Но Гуиром не хотел быть лишним в его жизни.

— Ты дорог мне и моей семье, Кирч, — сказал он. — И не только потому, что ты друг Кроймена, моего сына, который вместе с Кемралем ушел за море, а потому… почему? Потому что ты тоже мне сын. Да, именно так!

Гуиром решительно стучал по колесу, словно вознамерился изрубить его на мелкие куски.

— Мне жаль тебя, потому что твоя дорога, которая прежде вела к славе, ныне ведет к смерти. Мне жаль тебя, но я горжусь тобой.


Всю дорогу до Калин-озера Кирч вспоминал эти слова и с горечью понимал, что мельник Гуиром прав. Разве судьба Долины могла быть простой, если люди, пришедшие сюда, принесли в сердцах горечь потерь и память о вражде и смертях? Они оставили Махагаву, землю своих отцов, измученную усобицами, умирающую под натиском наползающих льдов — возможно ли оставить ее и не исполниться неутолимой горечи? У людей не было выбора: забыв распри, они одним племенем потянулись через горы в другие земли, оставив немощных, больных и тех, кто не захотел идти — а глаза стариков, прощающих и прощающихся, долго виделись им во снах, и не было спасения от этих снов. Людям пришлось забыть своих идолов и умение обращаться в зверя или птицу — покровителей рода. Пройдя многотрудным путем через горы, отметив этот путь могилами своих детей, они спускались в Долину, благословенную землю богов, опустошенными, осиротевшими, лишенными корней, от которых человек питается силой. И только неиссякаемая воля их вождя — Эрлига Стиэри из рода Белого Тура не позволила им сломаться и не дала угаснуть надежде.

В то время в Долине обитали боги — эта земля была столь прекрасна, что они не хотели ни покидать, ни уступать ее. Но Эрлиг Стиэри был маэром, и он дерзнул говорить с богами, и боги слушали его. Эрлиг Стиэри был воином, и боги слушали его, потому что сами были воинами — им было с кем и за что сражаться. Они уступили эту землю, назвали пришедших из-за гор аврисками и врачевали их сердца, изгоняя из них боль, страх и горькую память, и много сделала для этого Ореб, своенравная и опасная богиня Высокого Огня, она даровала людям Окаль — заповедное место, где всегда горит неиссякаемое пламя ее бессмертной души. И никогда с тех пор в храмах Долины не затухал светильник надежды и благородных стремлений.

Кирч вздохнул. Прошло несколько лет, как последний из храмов остыл. Огонь приносить было некому — ормиты истребили сами себя, остальных — Черный Король, видевший в них угрозу своему правлению. Может, кто-то и остался, но страх держал их крепче цепей. Кирч Скронгир знал только одну ормиту, ту, которую ему суждено было защищать, которую он спрятал на Калин-озере от Черного Короля, от людей и от всего мира.

Он изъездил почти всю Долину из края в край, на это ему понадобилось одиннадцать лет. Кирч искал следы тех, кто обитал в ней до пришествия людей, чтобы сила этих следов защитила его и ормиту, когда они отправятся в Окаль. Имея наметанный глаз следопыта, Кирч видел то, что видели не все: скрытые травой и деревьями ставы — священные круги из камней, одинокие колонны, похороненные под крепкими путами хмеля, останки древних храмов, большинство из которых поглотил древний лес, наполовину ушедшие в землю диковинные каменные фигуры. Остался от богов и древний язык — руны, но теперь их знали только обладающие знаниями, обладающие силой и ормиты, а всех их осталось так мало, что руны считались уже почти утерянными.

Кирч тоже знал руны, потому что был из обладающих силой, он владел могучим даром и именовался стражем, призванным охранять жизнь ормита. Обладающие силой были лучшими воинами в Долине, их уважали, их боялись — и только их избирали в стражи. Почти все они погибли в Трехлетней войне, выполняя своей долг и защищая служителей Огня, остались лишь единицы, и Кирч Скронгир был лучшим из тех, кто ушел, и среди тех, кто остался. Род Скронгиров был древнее королевского рода Стиэри, и легенды о нем ходили всякие — и странные, и страшные. И доля ему выпала не в пример труднее: он должен был охранять ормиту, возможно, последнюю из всех, не дать ей погибнуть, потому что вместе с нею, лишенная Огня, погибнет и вся Долина.

И вот пробил час, когда холодным весенним утром громадная Флу и маленькая Фина провожали Риэл и Кирча в дорогу. Немного в стороне стоял Молчун и, по обыкновению, не говорил ни слова и ни на кого не смотрел. Можно было подумать, что ему все равно, но Кирч видел, как у него сгорбились плечи и лицо время от времени искажает гримаса страдания. Сам Кирч тоже не любил прощаний, а тем более когда не знал, будет ли случай еще раз увидеться. Он держал под уздцы двух оседланных коней с поклажей и старался думать только о том, как Риэл поедет верхом — она ведь и в седле-то ни разу не сидела. Риэл было страшно, но она изо всех сил старалась не показать этого и уходила так, словно уходила в ближайшую деревню — хотя никогда там не была. Она не думала, что ее ждет и какие слова надо сказать — страх заполонил все сознание, страх от того, что она наконец-то увидит мир.

Кирч легко поднял ее и посадил в седло.

— Держись крепче, — сказал он. — Нам пора.


— …Флу, прошу тебя, Флу!.. — голосом тоненьким, как натянутая струна, умоляла сестру Фина, обхватив ее вздрагивающие плечи, когда Кирча и Риэл уже скрыли деревья. — Она вернется, вернется когда-нибудь!..

— Ах, Фина, Фина, — горько прошептала Флу, уже ничего не видя из-за слез, которым она наконец-то дала волю, — когда бы она ни вернулась, она не вернется прежней! Риэлин Блэд, что десять лет прожила на Калин-озере, ушла навсегда!..

ГЛАВА 5

Утренний воздух был прозрачен и свеж, как горный ручей. Издалека доносился лай собак и петушиные крики, там находилась та самая деревня, в которую Риэл до сих пор запрещалось ходить. И вот настал день, когда все запреты пали. В просвет между деревьями показалась дорога. Риэл крепко зажмурилась, вдохнула холодный ветер и тронула поводья.

Это была первая дорога в ее жизни.

Вскоре впереди послышался скрип, и из-за поворота выехала повозка, которую тащила сонная лошадь. На повозке клевал носом закутавшийся в овчину дед. Заслышав топот копыт, он открыл глаза и махнул рукой двум всадникам — мужчине с мечом за спиной и женщине, лица которой из-под капюшона не разглядел.

Возле заросшего пруда дорога разделялась на две: одна поворачивала в деревню, а другая, мимо прошлогодних стогов, — к озеру.

— Езжай на пристань, Риэлин, — сказал Кирч. — Мне нужно наведаться в деревню. Я тебя догоню.

Потом подумал и добавил:

— Иди-ка лучше пешком. Дойдешь до пристани — поднимайся на корабль с темно-синим парусом, поняла?

Он помог ей спешиться и уехал, а коня с собой увел. Риэл осталась одна. Не помня себя от страха, она пошла вперед.

Дорога постепенно наводнилась людьми, и вскоре Риэл оказалась в середине шумного потока, который подхватил ее и понес, как песчинку. Со всех сторон звучали разговоры, смех, окрики и ругань, все толкались, но не нарочно, а потому что несли, везли и тащили узлы, корзины, мешки и прочий скарб.

Риэл, оглушенная и растерянная, беспомощно озиралась вокруг. Что принесла ей встреча с людьми, которой она ждала столь долго, с надеждой и нетерпением? Люди оказались безразличны к ней, они не смотрели ей в глаза и ни разу не заговорили. Они поступали с нею, как с зазевавшейся собачонкой, что путалась под ногами, — отталкивали, прикрикивали, осыпали ругательствами. Людской поток вынес ее на пристань и рассыпался, притих. Риэл испуганно огляделась.

У причала лениво покачивались четыре корабля, впервые она видела их так близко, и оттого они показались ей огромными. Темно-синие паруса были спущены, по палубам прохаживались вооруженные воины, у бортов отдыхали и подкреплялись гребцы. На какой же из этих кораблей нужно подняться, если он все с темно-синими парусами?..

Риэл нерешительно обратилась к сидящей на узлах женщине:

— Скажите, куда идут эти суда?

— В Бредув, милая, куда же еще? Подальше от границы, — охотно откликнулась горянка. — Да ты, никак, не здешняя?

— Нет-нет, я здешняя! — торопливо возразила Риэл и отошла в сторону.

Она чуть было не сказала, что принадлежит к роду Блэдов, но вовремя спохватилась. Кирч предупреждал ее, и тетка Флу говорила, что авриски ненавидят ормитов за войну, что закончилась девять лет назад, за то, что открыли путь степнякам, за то, что их короля сменил Черный Король. За это с нею могут сделать все, что угодно, даже убить. Но где же Кирч?..

— На корабли! — прозвучал чей-то зычный голос. — Стоянка закончена!

— Пошли, милая! — горянка подхватила узлы и ринулась к сходням.

Добрая половина тех, кто находился на пристани, хлынула к кораблям. Поднялся невообразимый шум. Крики и ругань оглушили Риэл, ее отшвырнуло куда-то назад, она чуть не упала в воду, закрыла голову руками, чувствуя, как слезы обиды обожгли щеки. В эту минуту она возненавидела мир, которому была призвана служить, потому что этот мир оказался грубым, пугающим и жестоким.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Кто-то пытался отнять ее руки от лица. Риэл отшатнулась. Перед нею стоял высокий горец в легкой кольчуге, он чем-то походил на Кирча — такой же широкоплечий и темноволосый. Его лоб охватывал кармак с вышитыми на нем гербами, но Риэл не знала таких. По правде говоря, она не знала вообще никаких.

— Тебе нужно на корабль? — спросил воин, и Риэл осмелилась взглянуть ему в лицо — открытое и спокойное, вот только во взгляде нечто, похожее на сочувствие, и что-то еще, может, любопытство?

— Да, мне нужно на корабль, — эхом откликнулась она.

Несколько мгновений воин рассматривал ее. Под бесформенным дорожным плащом его взгляд угадал стройное тело, увидел собранные на затылке в тяжелый узел длинные волосы, и глаза — странные глаза — только что они были черны, как лесной омут, и вдруг из них хлынула прозрачная синева, словно облака разошлись на небе. От женщины исходило тепло, совершенно необъяснимое в холодный весенний день, и еще какая-то сила, природу которой он тоже объяснить не мог, но никогда бы не прошел мимо — она остановила бы любого.

— Ковчень! — обернувшись, крикнул он.

К ним подбежал воин, один из тех, кто следил за погрузкой.

— Помоги даме подняться на борт корабля.

— На борт нашего корабля, Ульмах?

— Да, именно так.

Воин, чье имя было Ковчень, предложил ей руку и помог подняться по шатким сходням на палубу.

— Быть может, хочешь спуститься вниз?

Но Риэл наотрез отказалась. Она нашла укромный уголок, забилась в него и оставалась там, пока не пришел Кирч.

Когда солнце поднялось над лесом, корабли один за другим отчалили от пристани. Ветра не было, и гребцам пришлось сесть на весла. Убаюканная мерным скрипом уключин и дружным 'э-эх! за спиной, Риэл стояла у борта и смотрела, как бегут прочь от острого носа корабля тяжелые волны.

В этом месте река была узкой, и деревья подступали к самой воде. Вскоре темный лес высоких елей вперемежку с соснами уступил место с запада — скалам, а с востока — пологим холмам, на которых то тут, то там виднелись деревни. Земля вокруг них была ухоженной, и ровные вспаханные поля походили на коричневые заплатки, пришитые к новой зеленой куртке. В Скавере не хватало земли, пригодной к пахоте, поэтому каждый ее кусочек возделывался бережно и с любовью. А на севере, подпирая небо, таинственно синели в далекой дали недосягаемые прекрасные вершины Сильявалы. Идти до них, наверное, целую вечность, ведь там обитают бессмертные. А рядом — казалось, рукой достать можно — отвесной стеной обрывались в Лучну островерхие скалы, и венчали их окутанные туманом замки-крепости. Давно заброшенные, они безмолвно взирали с высоты на проплывающие мимо корабли. Бессменные стражи, продолжающие нести свою вахту даже тогда, когда эхо человеческого голоса давно покинуло седые стены, они стояли, открытые ветрам и солнцу, неприступные, как орлиные гнезда. Каким великим и бесстрашным должен быть народ, почти под самыми облаками воздвигший такие твердыни! Так думала Риэл, а корабль, влекомый течением, медленно скользил по реке, и древние крепости, одна за другой, выступали из вечерних сумерек, как дозорные, которых никто никогда уже не сменит.

— Их построили наши предки в Элдорит — эпоху холода.

Ульмах подошел неслышно, как это всегда делал Кирч, и окутал плечи Риэл меховой накидкой — с вершин дул ледяной ветер.

— Это были черные времена. Светлые силы проиграли Ашгирм — великую битву, и несколько веков миром правили холод и ночь. Между людьми поселились злоба и ненависть, утолить которую можно было только кровью, и крови было пролито много. Тогда погибали целые родовые кланы.

— Как жаль, — вполголоса произнесла Риэл, не желая нарушать тишину, в которую так гармонично вплетался сильный глубокий голос Ульмаха — сына этих гор и потомка тех, о ком он говорил. — Разве можно оправиться от такой потери?

— Наши пращуры — те, кто пришел в Долину вместе с Эрлигом на заре времен. Каждый из них был великим воином, и от них пошли Торвалы, Умантиры, Редмиры, Веры, Брандивы и сотни других. Не знать имени предков — позор.

— А к какому из них принадлежишь ты, Ульмах?

— Я — Скантир. Лис. На моем кармаке — знак лисьей лапы.

Подошел Кирч, Ульмах поклонился и вернулся на нос корабля.

— Сколько времени займет плавание? — спросила Риэл, кутаясь в накидку от пронизывающего ветра.

— Две недели.

— Так долго?!

— В другое время этот путь занял бы всего пять дней. Но людям, находящимся в такой тесноте, необходимо спускаться на берег.

— А что это за люди? Почему их так много?

— Это жители приграничья. Граница Скаверы проходит по руслу Сигрува, в нижнем течении оно зажато скалами, его ничего не стоит перейти, чем с недавних пор пользуются наемники и делают набеги на наши земли. По приказу князя стариков, женщин и детей переправляют поближе к большим городам, остаются только мужчины, которые могут сражаться.


Так минуло несколько дней. Чем больше отдалялась Риэл от Калин-озера, тем сильнее тянуло ее обратно, словно они были связаны живой нитью, теперь эта нить рвалась и причиняла острую боль. С горечью Риэл начала понимать, что нет ничего безнадежнее слова 'долг', оно преследует, как рок, и нельзя, нельзя от него уклониться! Оно не считается с чувствами и желаниями, оно — хозяин жизни человека, его поступков. В тот момент, когда ей хочется в тепло их маленького дома на берегу, чтоб горел очаг, и тетка Флу вязала бы носки, и спал бы кот на лавке, — она стоит на палубе огромного корабля, на ветру, впереди ее ждет черная неизвестность, и она не может повернуть назад!

— На рассвете следующего дня мы войдем в озеро Глубокое, — сказал Ульмах. — Вокруг него много деревень и городов. К полудню будем в Бредуве. Князь…

— Нет, — неожиданно перебила его Риэл. — Сначала нам нужно в Мир-Блэд.

Кирч и Ульмах переглянулись.

— Тогда высади нас у Остроконечного мыса, — попросил Кирч. — Оттуда ближе.


Риэл десять лет не была в городе ормитов, она не знала туда дороги, потому что детям служителей Огня редко доводилось покидать родной дом, но по рассказам тетки Флу выучила дорогу туда так же хорошо, как если бы ходила по ней сотни раз. Вернувшись в свое родовое гнездо, она хотела увидеть начало, путь, по которому идти дальше, хотела запастись силами для этого пути. Но чем ближе была она к цели, тем страшнее становилось. Страх, холодный и вязкий, проник в сердце, липким потом выступил на коже, дрожью прошел по телу — она поняла, что начать путь правильно, от корней, как делали это до нее сотни других ормитов, у нее не получится.

Мыс Остроконечный песчаной косой вдавался далеко в озеро. Из-за тумана и опасности сесть на мель корабль не мог подойти к нему вплотную, поэтому по приказанию Ульмаха на воду спустили лодку, которая доставила Риэл и Кирча на берег.

Они долго шли по мокрому песку, потом свернули в березовую рощу. Десять лет назад эти деревца еще только набирали силу, а сегодня они шумели, упираясь упругими кронами в серое весеннее небо. Старую дорогу, вымощенную камнями, Кирч отыскал не сразу. Прежде она соединяла между собой Мир-Блэд и Ютвит, столицу Лигрии, потом, после войны, ею пользоваться перестали, частью она заросла, частью ее разобрали сами горцы.

Дорога вывела их на открытое место, и впереди, закрывая горизонт, один за другим поднялись крутые холмы. На них не росло ничего, кроме камней и пожухлой травы. Неутомимо взбиравшаяся на них дорога матово блестела умытыми дождем булыжниками, тысячу лет назад уложенными руками предков Риэл. Каждый из холмов венчали небольшие храмы — Риэл помнила их залитыми солнечным светом во время празднеств, но сейчас они стояли темные и неприветливые, и она не решилась зайти ни в один из них.

— Не ходи дальше, Кирч, прошу тебя, — не глядя на стража, тихо попросила она.

Кирч, скрепя сердце, повиновался — он не должен был оставлять ее ни на минуту, но понимал желание побыть в одиночестве и догадывался о буре в ее сердце.

Поднявшись на четвертый холм, Риэл уже не чувствовала под собой ног от усталости и не сразу заметила, что моросит мелкий противный дождь. Мир-Блэд предстал перед нею неожиданно, одиноко брошенный на вершине шестого, вытянутого пологого холма.

Окружавшая его невысокая стена была почти разрушена и превратилась в жалкое нагромождение известняковых плит, от домов остались лишь остовы, посеревшие от пожаров и бесконечных дождей. В никуда смотрели пустые глазницы окон, и дверные проемы, как распахнутые в крике рты, застыли в вечной молитве о тех, кто не смог или не захотел выбраться из огня. Дожди так и не смогли смыть с них черную копоть. Девять лет назад обезумевшие от ярости горцы ворвались в Мир-Блэд и подожгли его, слепо мстя ормитам за развязанную войну. Объятые ненавистью, они посчитали справедливым, если город примет смерть от того, кому служил: от огня.

Несколько минут Риэл с ужасом смотрела вокруг, потом короткий глухой стон вырвался из ее груди — она не хотела, не могла увидеть свой дом таким! Невыносимая боль в груди заставила скорчиться. Стиснув зубы, она обхватила себя руками и медленно осела на мокрую слякотную землю. Вместо дома, к которому она так стремилась много лет, перед нею была разрытая могила.

— Лучше бы я этого не видела, — яростно прошептала она. — Лучше бы я ослепла!..

— Вставай, Риэлин, пойдем.

Неслышно подошедший Кирч поднял ее на ноги и повел прочь. Гладкие камни мощеной дороги жгли ей ноги, словно она шла по неостывшему кострищу, мокрый плащ облепил тело и мешал дышать. Кирч втащил ее в маленькую пещерку в склоне холма, где был колодец, и усадил у стены. В пещерке царили сырость, холод и сумрак. Страж собрал хворост и развел огонь, искоса поглядывая на Риэл. За последние одиннадцать дней она изменилась до неузнаваемости: похудела, посуровела, еще резче обозначились скулы, и глаза — в пол-лица. Сейчас она сидела, застыв сгустком злого отчаяния, намертво сцепив пальцы на подтянутых к подбородку коленях.

— Тебе надо поесть, иначе не дойдешь до Окаля.

Кирч полез в дорожный мешок, достал из него хлеб, сыр, вяленое мясо и несколько яблок.

— Назови мне хотя бы одну причину, по которой я должна идти туда. Хотя бы одну.

Рука Кирча замерла.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе? — осторожно спросил он. — О долге? О судьбе? Я не глашатай эльямаров и замыслы Орима для меня так же темны.

— Я знала, что Мир-Блэд разрушен. Тетка Флу говорила мне об этом. Ах если бы его разрушило время!.. Но нет, его разрушили люди. Теперь у меня дома нет.

— Но ведь это случилось потому, что в храмах Долины больше не горит Огонь. Если бы… — Кирч пытался найти слова, которые смогут пробить ледяное отчуждение Риэл от него и от самой себя.

— Нет!

Ормита прервала его так резко и яростно, что он невольно вздрогнул.

— Я никогда не буду служить им! Я их ненавижу!

В ее глазах вспыхнуло пламя, а губы сжались так, что побелели.

— За что? — спросил Кирч.

— За то, что они разрушили Мир-Блэд. Этого мало?

— Мало.

— Мало?! Да как ты смеешь?! Они — убийцы, весь твой народ, что хвалится родовой честью, — безумные, дикие убийцы!

'Пусть выплеснет наружу боль и злость, ей станет легче', - подумал Кирч, но на всякий случай отодвинулся подальше. С обладающими даром шутки плохи.

— И не говори мне больше о вине ормитов! Я ни в чем не виновата, мне было одиннадцать лет, когда началась война! И родители мои не участвовали в ней! За что они погибли?

— За то, за что и все остальные. Кланы ормитов никогда не распадались — ни в величии, ни в позоре. Поэтому твои родители счастливой старости среди внуков и правнуков предпочли разделить участь собратьев. Они приняли смерть за тех самых людей, которых ты называешь дикими безумными убийцами. Те, кто едва не затоптал тебя на пристани, еще не все авриски, но и они не заслуживают ненависти.

— Откуда тебе известно, что случилось на пристани?

— Мне рассказал Ульмах. Он ведь тоже часть этого народа. Полжизни я ездил по Долине из конца в конец, и у меня нет сомнений в том, что, если в храмах не загорится Высокий Огонь, Долина погибнет, как много веков назад погибла Махагава, что теперь зовется Экбором. И я прокляну тот день, а заодно и тебя, за то, что сдалась без борьбы, за то, что оставила неискупленной вину своего клана!

— Но почему я? Разве своим одиночеством и сиротством я не искупила этой вины?!

Вся сжавшись, Риэл закрыла глаза, чтобы не дать пролиться подступившим слезам, и теперь тихонько раскачивалась из стороны в сторону, как безумная, а Кирч продолжал наносить ей удар за ударом — у него не было времени щадить ее:

— Лучше, если бы это была не ты! Лучше, если бы на твоем месте был сильный, крепкий мужчина, воин! Он не стал бы плакать, забившись в угол, и мне бы не пришлось втолковывать ему очевидные вещи! Но вот, вообрази, у меня тоже нет выбора, я вынужден охранять именно тебя! Я твой страж, если ты этого еще не поняла, я охраняю тебя днем и ночью, и найду тебя, где бы ты ни была. Так устроен мой дар, и хочешь ты того или нет, но мы связаны им, и эта связь оборвется, только если один из нас умрет.

— Но почему я? — снова спросила Риэл.

— Ты осталась одна, вот почему! Если не ты, то никто! Ты думаешь, я не искал? За одиннадцать лет я обшарил всю Долину, и напрасно. Черный Король уничтожил всех, а кто выжил, сидят по таким норам, откуда уже сами забыли выход. Я виноват, будь все проклято! Я виноват, что спрятал тебя от людей, мне следовало поселить тебя в Бредуве, чтобы ты на собственной шкуре познала, что такое ложь, преданность, любовь! Чтобы ты не смотрела сейчас на меня такими глазами! Но я не мог! Я не мог! Слишком велик был риск, что псы Холмара — Черного Короля выследят тебя и затравят, как выследили и затравили твоих родителей и сотни других ормитов! И теперь именно ты хочешь стать причиной гибели Долины?

— Она погибла до меня, — хрипло прошептала Риэл. — Не взваливай на меня чужие грехи.

— Но кому-то надо искупать их. Пока свободна Скавера, пока живы потомки лучших племен, ты не можешь похоронить Долину! Авриски поднимутся на борьбу, но им нужен Огонь, чтобы изгнать холод из сердец. Без этого не победить. И не говори мне о чужой вине, когда ты на пороге своей собственной.

Кирч внешне был спокоен, но внутри весь кипел. Он ощущал беспомощность, как боец-новичок перед опытным воином, не знающий, как вскрыть его оборону. У него дрожали руки.

— Вина ормитов так велика, что они еще нескоро смогут искупить ее. Сейчас не до уязвленного самолюбия, Риэл.

После долгого молчания Риэл горько усмехнулась и сказала:

— Даже в смерти есть выбор, долг же выбора не оставляет.

После этого она легла прямо на песок и отвернулась к стене. Кирч подбросил сучьев в костер и до самого утра не сомкнул глаз. У него болела душа за эту девчонку, которой на долю выпало решать судьбы народов и которая сама при этом была беспомощна, как птенец. Он боялся, что не сможет защитить ее от всех бед, ожидающих впереди, и знал, что должен защитить — чего бы это ни стоило. Да, долг не оставляет выбора.


Утром Риэл безучастно спросила:

— Что теперь?

— Ты не хочешь еще раз увидеть Мир-Блэд? Быть может…

— Нет.

— Тогда — в Бредув. Корабль Ульмаха стоит у Остроконечного мыса и не уйдет без нас.

— Ульмах знает, кто я?

— Знает.

— Но ты говорил, что авриски ненавидят ормитов, почему же…

— Потому что не все люди одинаковы, Риэл. Сейчас Скавера очень нуждается в ормите, и Ульмах недолго бы размышлял, чья жизнь важнее — его или твоя. Он вообще человек дела.

— Я слышала, его называют янгаром. Что это значит? Кажется, я где-то слышала это слово…

— Это значит, что в его подчинении находится пять сотен бойцов. Это слово очень древнее, оно — память о воинах, пришедших из Махагавы. Там янгарами и янграми звались вожди племен. Ульмах Скантир не только мой друг, он — в числе лучших бойцов князя Тима Брандива, на таких, как он, сейчас держится Скавера.


Едва Риэл и Кирч показались на берегу, с корабля спустили лодку, и она скоро доставила их на борт. Судно тотчас развернулось и взяло курс на Бредув. Риэл, как мышь, забилась в какую-то щель, спряталась ото всех, ни с кем не говорила, ни на кого не смотрела.

— Что случилось? — проводив взглядом ее закутанную в плащ фигуру, спросил Ульмах.

Кирч уселся на якорный канат и тяжело вздохнул.

— Ну и устал же я за эти дни… Боюсь, брат, дальше будет еще хуже.

— Да в чем дело? — Ульмах сел рядом.

— Она не хочет в Окаль. А я не могу ее заставить.

— Никто не может.

— Я понимаю ее. Она увидела Мир-Блэд в руинах, и теперь в ее сердце поселилась ненависть. Человеку, лишившемуся родового гнезда, всегда тяжело. Она ведь помнила город предков наполненным жизнью.

Ульмах прикусил губу.

— Выходит… все напрасно? Все эти девять лет?

— Я не сказал, что она не пойдет. Наоборот. Но если она не изменит своего отношения к людям, Огонь, что она принесет, ничем не поможет Долине. Ты же знаешь, Огонь пропитывается сущностью ормита, берет его душу, и, если в душе ночь и нет стремления к борьбе, — он может навредить.

Ульмах Скантир горько вздохнул.

— С Огнем или без Огня, мы все равно будем сражаться, иного пути нет. Я не хочу жить в вечном страхе за своих детей, это невозможно. Либо Черный Король, либо мы. По-другому нельзя. Уже нельзя.

— Все-таки неправильно было держать ее столько лет в полном одиночестве. Она не видела мира, и теперь мир готов раздавить ее. Выдержит ли она? Не сломается ли? Это моя вина, и я готов отдать за это псам Брегни свою душу.

— Не спеши встречаться с ними, Кирч. Ты подумай. Калин-озеро — последнее место в Скавере, где обитает сила Увелен и Кер, только поэтому Черный Король до сих пор не знает о существовании Риэл. Бессмертные защищают ее.

— Боюсь, как только она покинула дом, Черный Король учуял ее. Теперь каждую минуту можно ожидать встречи с его подручными в разных обличьях.

— Когда-то это должно случиться. Живи она в Бредуве, даже под неусыпной охраной лучших бойцов Тадива Умантира, это произошло бы гораздо раньше. И кто знает, возможно, Холмар уже двинул бы полчища своих наемников на нас и хрупкому затишью пришел бы конец. У нас не было бы никаких шансов на победу…

Он не договорил и махнул рукой. Кирчу были понятны и его тоска, и тревога, и нетерпение — влюбленный в море, Ульмах вот уже десять лет вынужден 'плавать мелко'. И он ничего не мог сделать, чтобы снова увидеть его — Скавера была отрезана от большой воды степняками.

— Потерпи. Так, как было, уже не будет, — сказал Кирч. — Будет по-другому.

— Хуже? Лучше?..

— А какая нам разница? Пришло время действовать, а это главное.


ГЛАВА 6

И все же снега отступали. Они медленно оседали под лучами весеннего солнца, и ветер осушал талую воду на развалинах древних крепостей. На высоких курганах, насыпанных над телами павших в войне аврисков, обнажалась земля. Отражая небо, в синий цвет окрасились озера и водопады, а реки взломали ледяные заторы и затопили прибрежные луга. Долина просыпалась. Повинуясь извечной смене времен, сок быстрее заструился в жилах растений и кровь — в жилах людей.


Вечерело. Лошади похрустывали молодой зеленой травой, уже проросшей на согретых солнцем пригорках. Рилг и Дарк устроились на ночлег под деревом у подножия холма. Проведший в седле весь день, уставший, Дарк уже задремал, когда Рилг еле слышно произнес, почти не разнимая губ:

— Там, справа, в ольшанике, кто-то есть.

Дарк медленно, очень медленно повернул голову. Их скрывала поваленная береза, но если за ними кто-то следил, то лошадей наверняка заметили.


Рилг знаком показал, что нужно обойти кусты с двух сторон. Распластавшись по земле, они тихо скользнули в заросли.

В ольшанике действительно кто-то засел, и этим 'кто-то', несомненно, был человек, Дарк услышал его сопение и тут же наткнулся на ноги, обутые в старые, стоптанные сапоги. Рядом бесшумно возник Рилг, и они переглянулись в недоумении. Кто бы это ни был, но он по беспечности или по неопытности слишком близко подпустил к себе чужих, и этим следовало воспользоваться.

Дарк схватился за сапоги и с силой дернул их на себя. Сапоги остались у него в руках, мелькнуло белое испуганное лицо, и ладонь Рилга накрыла готовый закричать рот. На них глядели расширившиеся от ужаса глаза мальчишки.

— Проклятье, клянусь рогатым драконом! — выругался Рилг. — Не вздумай орать! Откуда он тут взялся?..

И убрал руку. Мальчишка в измазанной куртке рывком сел и молниеносно схватился за кинжал, но Дарк опередил его, перехватив запястье.

— Не дергайся, — грозно сдвинув брови, предупредил он. — Ты кто? Следишь за нами?

Парнишка понял, что эти огромные авриски — не хессы и не собираются его убивать, и осмелел.

— Очень надо, — говорит дерзко. — Просто я собирался украсть у вас лошадь.

— По крайней мере, ответ честный, — усмехнулся Рилг.

— Ты разве не знаешь, что красть — это плохо? — еще больше нахмурился Дарк.

— Знаю, — с вызовом ответил мальчик, — но я — искатель, а искатели должны уметь воровать.

Рилг не выдержал и рассмеялся, а обескураженный Дарк даже не нашелся, что ответить. Он ведь сам был искателем, но не предполагал, что о них такая слава ходит. Зеленые, как крыжовник, глаза паренька с любопытством и завистью разглядывали незнакомцев, те были одеты и вооружены гораздо лучше него: кольчуги, которые кажутся невесомыми, а на самом деле тяжелые и непробиваемые, под ними шерстяные свитера, чтобы тело меньше уставало от железа, а сверху — куртки из кожи грубой, но зато крепкой, высокие сапоги на толстой подошве. Мечей при них не было, а вот кинжалы — хоть куда, все это было предметом жгучего желания каждого мальчишки, едва он начинал ходить и мать перехватывала непокорные вихры еще не кармаком, а полоской простой материи.

— Как твое имя, искатель? — спросил Рилг, пряча улыбку — он заметил его интерес.

— Дим.

Сказано это было с таким достоинством и серьезностью, что закаленные сердца воинов невольно дрогнули — в таком маленьком человеке живет гордость за то, что он авриск, и куда там всем хессам, степнякам и Черному Королю вместе взятым, не вытравить им этой гордости, сколько бы ни старались!

— Где твой дом? — спросили они. — Откуда ты родом?

На это мальчик ничего не ответил и отвернулся.

— Отлично, — уныло пробормотал Рилг, сразу сообразивший, что мальчишка сирота. — Ну, пошли с нами.

Они привели его на свою стоянку и принялись кормить.

— И давно ты путешествуешь? — поинтересовался Дарк.

— Не очень, — ответил мальчик с набитым ртом.

— А почему не примкнул ни к кому?

— У искателя не может быть попутчиков, у нас каждый — сам по себе, — со знанием дела объяснил Дим.

Рилг только покачал головой, дивясь такому наивному безрассудству — и где только набрался подобных истин?

— Сколько тебе лет? — он протянул ему флягу с вином и предупредил: — Сделай только один глоток.

— Четырнадцать, — прозвучал уверенный ответ. Чересчур уверенный для того, чтобы быть правдой.

— Ско-олько? — Рилг недоверчиво поднял бровь.

— Ну… одиннадцать, — неохотно сознался Дим. — Скоро будет.

— Да-а… На искателя ты мало похож, — хладнокровно подвел итог Дарк.

— Это почему же? — сразу всхорохорился мальчик.

— Искатель никогда не позволит застать себя врасплох, и тем более со спины.

— А тебе-то почем знать? — сердито пробурчал Дим. — Если бы ты сам был искателем, то не прятал бы длинные волосы!

Дарк снял капюшон. Увидев коротко стриженую голову без кармака, Дим сник — перед ним действительно был искатель.

Рилг улыбнулся и дружески похлопал его по плечу.

— Не обижайся. Дарк просто так не скажет. Он ушел в свое первое путешествие, когда тебя еще на свете не было. Если хочешь, он может многому научить тебя.

Говоря это, Рилг преследовал две цели: во-первых, мальчика следовало определить в безопасное место, чтобы он не бродил в одиночку по захваченным землям, добром это все равно не кончится. А во-вторых, до тех пор, пока они не сдадут его в надежные руки, он будет своеобразной нейтральной территорией между ним и Дарком, ведь пока они еще не нашли общего языка, одна стычка — и упрямый Авит уйдет в сторону, ищи его потом опять.

Несколько минут Дим, наморщив лоб, сосредоточенно размышлял. Потом со вздохом сказал:

— Да, пожалуй, искатель из меня никудышный. Ведь я еще не нашел лабиринт.

Дарк едва не поперхнулся водой, которую пил из фляги.

— Быстро же ты хочешь!

— Я прочитал уже двадцать шесть книг, — важно ответствовал Дим. — Ну… Больше не успел. Там много чего сказано о королевском лабиринте, и я его обязательно найду.

— А на что он тебе, лабиринт этот? — спросил Рилг.

— Как — на что? — Дим удивленно воззрился на него. — Мне нужны сокровища!

— А зачем они тебе? — не унимался Рилг. — Что ты будешь с ними делать?

Мальчик задумался, подняв глаза к звездному небу, а потом серьезно сказал:

— Я бы должен чувствовать себя счастливым, ведь я живу в Долине Великих Рек — самой красивой стране, так говорят песни, а я им верю. Но только ведь как? Я был бы гораздо счастливее, если бы имел всего лишь малый кусочек этого величия, и на этом кусочке стоял бы дом, в нем бы жил я, мама и отец…


— Что скажешь? — спросил Рилг Дарка, когда мальчик уснул, завернутый в дорожный плащ ормита.

— Удивительно, как он остался жив, в одиночку кочуя по Долине, — покачал головой Дарк. — Видно, судьба хранит его, клянусь рогатым драконом. Но его следует сдать кому-нибудь под присмотр, пока не случилось беды.

— Я знаю, кому, — подумав, сказал Рилг. — На расстоянии дня пути отсюда жил когда-то давно охотник. Теперь он уже стар, но, надеюсь, не умер еще.

До самого до светла Рилг и Дарк не сомкнули глаз, прислушиваясь к дыханию Дима и думая о странной и горькой доле мальчишки-авриска, в жизнь которого безжалостно вторглась война.

На рассвете Дарк усадил еще сонного Дима в седло впереди себя, Рилг забрал его нехитрые пожитки, и они тронулись в путь. Несмотря на тряску, Дим почти сразу снова уснул, видно, мало спал в последние дни, и Дарк, обхватив его рукой, крепко прижал к себе, чтоб он не свалился под копыта.

К полудню, когда молодое весеннее солнце стояло как раз над головами, они забрались в дремучий лес. Затемнелось. Лошади стали спотыкаться о корни, торчащие из земли, и Дим проснулся.

— О! — сказал он, озираясь по сторонам. — Где это мы? И сейчас что — утро или вечер?

Рилг, ехавший чуть впереди в одному ему известном направлении, бросил через плечо:

— Как раз половина дня минула. Голоден?

— Не то чтобы очень, — скромно ответил Дим. — Но от еды не откажусь.

— Ладно, — махнул рукой Рилг. — Привал.

Они остановились у высокой рыжествольной сосны, что роняла сухие иголки, и на земле у корней уже расстилался целый ковер. Пока Рилг наделял лошадей овсом (травы-то еще мало было), Дарк развязал седельный мешок, достал из него хлеб и вяленое мясо и принялся нарезать на куски. Диму велено было принести воды из ручья, заливисто журчавшего за ближайшими деревьями. Схватив фляги, Дим вприпрыжку умчался.

Рилг уже проверил сбрую и ослабил подпруги, Дарк успел приготовить нехитрый обед, а юного искателя все не было. Рилг втянул в себя воздух, но запаха опасности в нем не уловил.

— Дарк, пойди погляди, где он. Боюсь, как бы не сбежал.

Дарк заправил волосы под кармак, огляделся по сторонам и бесшумно скользнул в заросли. Рилг одобрительно хмыкнул: умел Авит становиться невидимым и неслышимым, когда нужно. Бесценное качество, когда путешествуешь по захваченным землям и голова твоя — на вес золота. А в том, что в ближайшем будущем, когда Черный Король узнает о существовании еще одного ормита, голова Дарка будет на вес золота, Рилг не сомневался.

Однако где же они, эти беспокойные искатели? До чего же все-таки непредсказуемый народ… Рилг прислушался и услыхал два голоса: один — сердитый, другой — оправдывающийся, видно, младшему искателю за что-то досталось. А вот и появились оба. Дарк идет позади, лицо строгое, а в глазах — смех. Дим — впереди, несет фляги, по пояс мокрый, и весь его облик выражает недовольство.

— Дарк, ты что, искупал его? — нахмурился Рилг.

— Вот еще! — фыркнул Дарк. — Пусть сам скажет.

Рилг поглядел на Дима. Тот стоял, упрямо сжав губы, и рассматривал носки своих сапог, из которых сквозь дырки вытекала вода. Рилг заметил, что он дрожит мелкой дрожью, потому что хоть и светило солнце, но ветер все же был по-весеннему холодный.

— Ну, Дим, говори, что стряслось.

— Я рыбу хотел поймать, — пробурчал Дим.

— Что?

— Рыбу хотел поймать! На обед, — Дим поднял на Рилга глаза, и теперь в них тоже искрился смех. — Не удержал. Скользкая.

Дарк, жующий мясо, подавил смешок.

— Ладно, — махнул рукой Рилг. — Выливай воду из сапог и садись есть. Надеюсь, ты не привередливый и мясо вместо рыбы сойдет?..

Подкрепившись, они снова засобирались в дорогу. На Дима надели теплую куртку, а вот сапоги пришлось обувать сырые. Часа три он восседал на лошади впереди Рилга и мучил его расспросами. Что видел, о том и спрашивал. Поэтому когда ближе к вечеру он уснул, утомленный, Рилг облегченно вздохнул.


Уже была ночь, когда они нашли нужный дом. Не так-то легко, к слову сказать, отыскать маленький дом в большом лесу, особенно ночью. Дарк, не надеявшийся на успех, весьма подивился чутью Рилга, позволяющему так хорошо ориентироваться в темноте.

Покосившийся, основательно вросший в землю, дом стоял на том же месте, что и прежде. Рилг обошел его вокруг, заглянул в сарай, и ни один сучок не хрустнул у него под сапогом. Ни одно окошко в доме не светилось.

Рилг тихонько постучал в дверь, и она почти сразу же открылась — Дарк даже вздрогнул от неожиданности. На пороге появился хозяин — седовласый старик, невысокий и щуплый, он держал в иссохших руках свечу, прикрывая от ветра, и слабый огонек освещал лицо, покрытое извилистым рисунком глубоких морщин.

— Пусть никогда не погаснет огонь в твоем очаге, — произнес Рилг слова древнего приветствия. — Ты помнишь меня, отец?

— Я не так дряхл, как ты думаешь, — простуженным голосом ответил старик, — и знаю, как звучат твои шаги. Ты зверь, а я охотник. Входи.

Дарк внес спящего Дима и положил на постель. Целый день в седле так утомил мальчика, что он даже не проснулся, чтобы поесть.

Старик подбросил дров в очаг и собрал на стол нехитрую снедь — хлеб, сыр, масло, немного вина.

— Я не ждал гостей, — пояснил он. — Поэтому мяса нет.

— Чем живешь, отец? — спросил Дарк, разглядывая скромную, если не сказать, бедную обстановку дома. По всему было видно, что старик давно живет здесь и живет один.

Старик метнул на него недоверчивый взгляд.

— Промышляю охотой, — коротко ответил он.

— Да мы тут ни одной деревни близко не встретили, — удивился Дарк. — Кто же покупает твою дичь?

Старик посмотрел сперва на Рилга, потом опять на Дарка и говорит:

— Сразу видно, что ты издалека, мил-человек. Я не спрашиваю, как тебя зовут, но чужаку следует быть осторожным в этих краях, мало ли что.

— Я издалека, — подтвердил искатель спокойно. — Мое имя — Дарк, я из рода Авитов.

Нужно было обладать либо завидной смелостью, либо глупым безрассудством, чтобы произнести вслух имя, принадлежность к которому каралась смертью, ведь Авиты были древним родом служителей Огня. 'И того, и другого у него в избытке', - вздохнул про себя Рилг, а вслух сказал, переводя разговор в другое русло:

— Неспокойные времена настали, всем нужно быть осторожными.

— Дело не во времени, а в людях, — сурово возразил старик. — Я прожил долгую жизнь и до сих пор не могу понять, за что авриски сложили свои головы и почему земли Долины вместо хлеба взрастили могильные курганы. Кто ответит? В войне ормитов я потерял троих сыновей, всех, что у меня были. И хотел бы я поглядеть на того, кто толкнул их на бранное поле! Хотя, думаю, тому, кто это сделал, не ведомо, что значит — потерять сыновей.

Рилг и Дарк молчали, а что они могли сказать? Нет на свете таких слов, которые могут утешить человека, одиноко и безнадежно доживающего свой век. Потом Рилг сказал, указывая на Дима:

— У этого мальчика тоже никого нет, а ведь он только начинает жить. Он не знает своего имени и не помнит родителей, скорее всего, их тоже унесла война. Не примешь ли ты его, отец? Хотя бы на время. С нами ему нельзя, ты же знаешь. Сгинет мальчишка.

Старик посмотрел сперва на Дима, который спал, разметавшись, на его постели, потом на Рилга.

— Два одиноких сердца поймут друг друга, — ответил. — Я возьму его.


…Утром, прежде чем покинуть дом, Рилг сказал ему:

— Дим — хороший паренек, отец. Научи его всему, что знаешь, и прежде всего — держать оружие. Я вернусь за ним, если смогу. Если не смогу — приедут другие. А сейчас — наима! — прощай!

Дарк ничего не сказал, только благодарно склонил голову.


Их снова ждала дорога. Они ступили на нее, когда заря едва начинала разгораться, и луна еще виднелась в небе, и звезды гасли одна за другой.

Через три дня на горизонте показался Хок-Браскит. Холм, на котором стоял город-храм, окружали многовековые дубы, они встретили всадников шепотом не успевшей облететь прошлогодней листвы. Раскинув над землей неподвижные узловатые ветви, могучие великаны неприветливо взирали на дерзнувших нарушить их уединение. Для этих загадочных созданий, что родились в стародавние времена, знавших и видевших многое, человеческая жизнь была всего лишь мгновением. Время не решалось ступить под сень этих деревьев и не навязывало свои законы здесь, где в них не нуждались.

Совсем недавно Хок-Браскит был величественным и прекрасным, а теперь лежал в руинах. Камни еще хранили в себе отголоски меинкер — священных песен и отблеск бесчисленных жертвенных богатств, но ныне город был мертв, а от поселений внизу остались лишь квадраты фундаментов да одичавшие сады. Их разрушили сами лигрийцы, ворвавшись в город обезумевшей толпой, они крушили все, что возможно, посылая проклятья на головы ормитов. Смотрители города — суровые старики в белых одеждах — не пытались помешать им. Они стояли на ступенях храма, скорбно прижавшись друг к другу, и слезы тяжелой вины, стыда и обреченности текли по их морщинистым щекам. Потом, выместив свою ярость, толпа схлынула, и старики разбрелись кто куда. Их видели то тут, то там, они скитались по Долине, не находя пристанища своим истерзанным болью душам, и умирали в чужих домах или в чистом поле.

Рилг и Дарк проехали под чудом сохранившейся аркой ворот, и копыта гулко зацокали по гранитным плитам, уже начинавшим зарастать мхом и травой. Вороны, свившие гнезда на обломках поверженных статуй и в лишенных перекрытий галереях, с оглушительным карканьем поднялись в небо — им не нравилось вторжение чужаков.

От главного храма сохранились лишь ступени, несколько колонн да возвышение, на котором помещался алтарь Высокого Огня. Дожди давно смыли с камней кровь, но следы мечей и топоров еще сохранились на них. На ступенях, уронив на колени руки, сидел глубокий старик в бесцветном дорожном плаще, рядом лежал посох, отполированный до блеска за долгие годы скитаний. Старик был очень худым, его лицо, пережившее все чувства, доступные смертному, покрылось сетью морщин, сквозь которые почти виднелись кости черепа. Ветер шевелил белые, белее снега, редкие волосы, стянутые по обычаю кармаком. Во всем облике старика — в сгорбленной спине, поникших плечах, безжизненно сложенных руках — читалась безмерная усталость.

— Приветствую тебя, Ковлег Седой! — Рилг учтиво поклонился, слегка удивленный. — Не ожидал увидеть тебя тут.

— Здесь осталась моя душа, — ответил старик, — и я вновь и вновь возвращаюсь за нею. И найти не могу…

Рилг присел на холодные ступени рядом с ним. Дарк остался стоять поодаль, настороженно и с неприязнью глядя на бывшего главного смотрителя города-храма.

— Когда я был здесь в последний раз, Хок-Браскит выглядел лучше, — сказал Рилг.

Старик с тоской поглядел на воронье, с криками кружившее над холмом. Для птиц город уже давно был кладбищем.

— Надеюсь, собиратель душ больше никогда не прилетит сюда, — глухо произнес он.

Он провел пальцем по краю каменной чаши, на дне которой скопилась талая вода. Палец стал черным от копоти.

— Это все, что осталось от Высокого Огня. Если не загорится новый — Скавера падет, как пали Махагава, что зовется теперь Экбором, Оквита, Лигрия. Скавера — всего лишь малая часть Долины, но она — свободная часть. Я не видел, как рождалось наше государство, но мне довелось стать причастным к его бесславной гибели, и лучше бы я умер раньше!.. Тяжко, тяжко жить, когда жить невмоготу, а жить надо…

Старик поднял лицо вверх. Серое небо в рваных облаках опустилось на кроны дубов, словно хотело склонить их непокорные головы к земле.

— Человеческое сердце подобно луне — в нем черное перемежается с белым, светлое — с темным. Равновесие попрано, в этом все зло, но единственная душа, брошенная на чашу весов судьбы, способна восстановить его. Я предчувствую Ашгирм — великую битву, когда любой сможет помериться силой с богами — если достанет решимости, и боги познают страх, ибо такой человек уже появился. Страсти людей и бессмертных сплелись в тугой узел, и только беспощадный меч бога войны теперь может разрубить его. Черно в моем сердце, как в этой чаше. Некому стало приносить Высокий Огонь, а без него всех нас ждет медленная смерть. Если мы не устоим — ледяное безмолвие убьет наши земли. Долину постигнет участь Махагавы.

— Выходит, у нас нет выбора?.. — тихо спросил Рилг.

Старик покачал головой и взглянул на Дарка. Дарк отвел глаза.

— Выбор есть всегда, — ответил он, — и мы его уже сделали. Уметь выбрать — в этом и заключается сила человека.


ГЛАВА 7

С высоты замок Брандив похож на орлиное гнездо, он венчает собой неприступную скалу, нависшую над озером Глубоким. Его возвели в Эпоху холода, когда каждый, как мог, боролся за жизнь — люди, звери, птицы и даже камни. Именно тогда люди начали строить дома с подземными ходами, секретные дороги, скрытые города на дне ущелий. С тех пор замок Брандив возвышается над землей — недоступный для врага, открытый ветрам и солнцу, гордость горцев.

Внизу, на дне широкой ложбины, которая с одной стороны обрывается в луга, а с другой — в озеро Глубокое, лежит Бредув — главный город Скаверы. С востока и запада его окружают поросшие соснами и елями гребни скал, на них стоят сторожевые башни, с которых видно все, что делается вокруг.

Четырехлетняя осада княжества медленно, но верно забирала людские жизни, но одного отнять не могла — надежды. Не хотели горцы сидеть смиренно и ждать гибели. Лучшие из них по одиночке, тайными тропами, просачивались сквозь кольцо степняков в захваченные земли, соединялись в небольшие отряды, терзали врага, собирали кровавую жатву и снова возвращались в установленный день по одиночке домой — те, кто в живых остался. Каждый житель Бредува знал этот день, и люди выходили на улицу — еще ночью и стояли весь день, до темна, пока не проходил мимо них последний из вернувшихся, и скромные цветки желтого аирра, не дождавшись тех, для кого были сорваны, тихонько увядали. Не пели звонкие трубы, не смеялись дети, не шумели торговцы — город молчал, но в этом молчании были не только скорбь, но и гордость — Черный Король так и не смог поставить Скаверу на колени! И княжеский стяг яростно плескался на ветру, придавая измученным голодом и страхом людям веру в жизнь.


Своды большого зала замка поддерживали двадцать восемь могучих колонн, вырезанных прямо в скале, без всяких украшений, они выглядели суровыми и изящными одновременно, и такими были и сами горцы. Между колоннами горели факелы, их отсветы окрашивали висевшие по стенам гербы и боевые знамена Скаверы в красный цвет.

В торце зала на каменном возвышении, покрытом соболиными и куничьими шкурами, сидел владетельный князь Скаверы Тим Брандив. Он был молод, моложе многих своих воинов, такой же высокий и сильный, обманчиво спокойный, с чистым и ясным взором серых глаз, возле которых притаились морщины — след бессонных ночей. В длинных волосах, стянутых алым кармаком — знаком высокой власти, несмотря на молодость, уже пробивалась седина.

Позади князя стоял сын его, Искер, ему минуло четырнадцать весен, и был он очень похож на отца. С десяти лет Искер носил оружие, а с тринадцати вместе с отцом ходил в бой — не щадя себя, отец не щадил и сына, не мог щадить, когда другие теряли своих сыновей каждый день.

А на широких лавках, обитых старинным бархатом, сидели усталые воины, многие из них — раненые. Они заросли бородами, это старило их, однако по годам все были молоды. После кровопролитной битвы при Хемринверде опытных бойцов почти не осталось, они пали, прикрывая собой еще неоперившуюся молодежь, вот этих, что теперь возмужали и стояли за своих детей.

— Скильд?..

Князь произнес всего одно слово, его все услышали, но ответом было молчание. Рука Искера стиснула отцовское плечо, но князь не мог и не стал бы утешать сына, и сам бы не принял утешения — ни от него, ни от кого другого.

— Мы не встречали его, — сказал кто-то.

Шел Олгар, Октав, Крийстен, Серебряк, Ривс Тайнит, Хальдив Скантир, Эрвилл Ким, Тадив Умантир, Чермик… Князь закусил губу. Скильд Брандив, его младший брат, уже одиннадцать месяцев не давал о себе знать. Для ушедшего в рейд по захваченным землям это большой срок. Это почти смерть.

На лице князя не отразилось ничего, только голос немного охрип, когда он обратился к Хальдиву:

— Говори ты.

Воин неспеша поднялся, и стал заметен свежий шрам, пересекающий щеку. На охватывающем лоб кармаке были вышиты гербы рода Скантиров — Лис, к которому он принадлежал.

— Я был в Лигрии, — сказал он. — Город воюет против города, деревня против деревни. Люди обезумели совсем. Холод сковал их души, изгнать его будет трудно, многим помочь уже нельзя. И повсюду свирепствуют наемники Черного Короля, мои люди восемь раз вступали с ними в бой. Я потерял шестерых. Если в Долину не придет Огонь, победить будет невозможно. Авриски не поднимутся на борьбу.

— Что скажешь ты, Ривс Тайнит?

Совсем молодой еще воин, что в нетерпении постукивал носком сапога по полу, порывисто поднялся.

— Черный Король перекрыл главные порты на Согдиве: Марну, Коргум и Армик. Князь Рон Торвал ничего не смог сделать, не выдав себя. Если люди не перебьют друг друга в бесконечных стычках, голод скосит их — города остались без сообщения. Особенно жестоки хессы, появляясь то тут, то там небольшими группами, они держат в страхе всю Долину. Многие авриски — кто из боязни, кто из жажды наживы — примыкают к ним. Я дрался с ними четырежды и потерял пятерых бойцов. Черного Короля никто не видел, но его направляющая рука ощущается во всем — степняки и хессы действуют очень организованно.

— Какие вести у тебя, Чермик?

Чермик был лигрийцем — спокойным, неторопливым, чуть скрытным, питающим отвращение к любой лжи, что всегда отражалось на его задумчивом серьезном лице.

— Князя Вика Редмира я нашел в Эйриме, как и предполагал. Черный Король пока не трогает его, выжидает, но положение день ото дня ухудшается. Кто-то из них должен сделать шаг первым: либо Баруш, его кровный враг, нападет на него и обезглавит восточное княжество, либо лесные люди во главе с Ринн Туархом выступят против Агронмора. И то, и другое нам пока несподручно — время неподходящее для открытой борьбы. Мы не можем лишиться князя, но и начать битву, пока в Долину не пришел Огонь, также не можем. Победа не будет нашей. Но это затишье продлится считанные дни — так сказал мне Вик Редмир, опальный князь Лигрии.

— Что Рон Торвал, Шел?

Янгар, на кармаке которого красовался герб молодого, но славного рода Олгаров, поднявшись, ответил:

— Я встречался со Здареком — лучшим следопытом князя Торвала. Сам князь покинуть Лекир не может, каждый его шаг отслеживается, а Баруш наведывается в столицу Оквиты не реже одного раза в месяц. Рон Торвал ходит по острию ножа, создавая видимость, что принял милость Черного Короля, и многие, кто не знает истинного положения дел, проклинают его за это. Ему припомнили даже то, что во времена Махагавы его род и род Стиэри враждовали меж собой. На зло память долгая. Но мы-то понимаем, что, потеряв Оквиту, мы потеряем Согдиву, а с нею, что хуже всего, море и пять прибрежных островов, где укрыты оставшиеся корабли. Пока есть надежда, что Кемраль вернется, мы должны держать морские ворота открытыми.

Однако все чувствовали, что эта надежда медленно, но верно тает. Кемраль, за свою страсть к плаваниям прозванный Мореходом, полгода назад отправился за море, чтобы от имени князей Долины просить помощи у сородичей. Когда-то между Долиной и Заморьем были установлены прочные связи, но в Эпоху холода они прервались внезапно и резко, и с тех пор даже сведений никаких не сохранилось, только имя — Стаморы. Но потом, когда в Долину вновь пришло солнечное тепло, Стиэри — род королей, ведущий начало от Эрлига Белого Тура, породнились со Стаморами, но и это было так давно, что впору засомневаться: а вспомнят ли жители Заморья об этом? И все же Кемраль, последний из рода Северингов, решил попытать счастья и на двух кораблях полгода назад отчалил от Лекира.

— Что на границе? Начни ты, Ким Эрвилл.

— По течению Согдивы все относительно спокойно, хотя… если это можно назвать спокойствием. Степняки нашу границу у Стрелки тревожат редко, видно, их вожди боятся Черного Короля и не смеют ослушаться. В основном пытаются пролезть хессы, им все равно, с кем воевать и где грабить, но не это страшно. Страшно, что люди убивают друг друга сами, ни за что, как мух, просто потому, что таким образом проще всего уладить любую проблему: не понравилось, как сосед утром на меня посмотрел — пойду вечером и убью его. Это похоже на болезнь. Лучше меня сказал бы Стим Вер, но он не смог оставить своих людей, у них там сейчас жарко. Пусть скажет Серебряк.

Воин с тугой повязкой на бедре хотел встать, но князь жестом велел ему сидеть.

— Девять дней назад нам пришлось пересечь Сигрув, поскольку в Оквите между приречными поселениями вспыхнул бой. Медлить было нельзя, люди резали друг друга, как скот. Прачи собрал тогда богатую добычу, — хмуро подытожил воин. — Мы развели оквитян по разным сторонам, но кто знает, надолго ли? То же самое скажут Крийстен и Тадив Умантир.

Двое горцев, сидевшие чуть поодаль, согласно кивнули.

— Земли от Хемринверда до Марны и Мир-Нрона почти вымерли, — сказал один из них, — там остались только наемники. Прежде авриски не знали, что такое предательство и подлость, каждый для себя выбирал твердо, что ему милее — свет или тьма, за то и сражались. Но теперь человеческое сердце полно пороков и сомнений, белое и черное смешались, и от этого все беды. Людям нужен Огонь, который разгонит тень и осветит путь.

Опираясь на меч и подавшись чуть вперед, князь выслушал всех своих янгаров. Воцарилось долгое молчание, стало слышно, как потрескивают факелы на стенах да воет ветер за окнами.

Потом Тим Брандив сказал:

— Все наши предчувствия сбываются. Долина уже не в силах вместить потоки злобы и ненависти, исходящие от людей. Предел близко. А за этим пределом нас ждет не просто битва. Нас ждет Ашгирм.

И посреди всеобщей тягостной тишины добавил:

— Мне неведомо, какие замыслы вынашивает Черный Король, но все, что он делает, губительно для Долины. Он тоже предчувствует время выбора, и это он столкнул в противоборстве Блэдов, Авитов и Нронов — три самых почитаемых рода служителей Огня. Мы слишком поздно поняли, что это не случайность, и позволили втянуть себя в войну, тем самым приблизив час расплаты — приблизив великую битву.

— У нас не оставалось другого выхода, — мрачно заметил Ривс Тайнит. — Степняки хлынули в Долину, как полчища крыс. Ормитов нам было не остановить, они сами себя остановить не могли.

— Ты прав, Ривс. Только наше сопротивление было обречено. Мы потеряли нашего короля. Теперь Долиной правит Черный Король. Кто он? Что мы знаем о нем? Только то, что он пришел из Экбора — мертвой земли, что лежит за хребтом Сильявала, и это он убил ее. За эти годы мы больше ничего не узнали об этом человеке…

— Если он вообще человек, — буркнул Ривс Тайнит.

— …а не зная противника, трудно с ним бороться. Чтобы победить его, мы должны собрать все, что у нас есть. Единственное наше спасение — соединив силы всех княжеств, открыто выйти на бой против степняков. Вот почему Долине нужен Огонь.

В это время в галерее послышались шаги, и стража беспрепятственно распахнула тяжелые створы дверей. Все повернулись, вскочили в нетерпении, — неужели возвратился еще кто-то из своих?..

В зале появились Ульмах Скантир, Ковчень и с ними Здарек, которого недавно вспоминали, а позади них шла женщина в сером дорожном плаще с капюшоном, опущенным на лицо. И последним — могучий авриск, в котором все узнали Кирча Скронгира — стража, и ощущение близких свершений проникло в каждого, как вода проникает в сухой песок.

— Приветствую тебя, князь! — музыкой прозвучал в зале незнакомый молодой голос, женщина откинула капюшон, и все поразились — как же она была юна! — и светом далеких звезд повеяло от нее, как ветром с непокоренных вершин Сильявалы. — Пусть мир всегда царит в твоих землях, и не погаснет огонь в очагах твоих подданных!

Князь Тим Брандив порывисто поднялся ей навстречу, сделал несколько шагов и почтительно склонил голову. Когда выпрямился и обернулся к своим воинам — на лице его было ликование, потому что в этой незнакомой женщине он увидел огонь — тот самый, который они ждут так долго, огонь надежды! Вслед за ним поклонились все его воины, уставшие забыли об усталости, раненые — о ранах, потому что сердца наполнились невысказанной радостью — они не знали имени этой женщины, а знали бы — не открыли бы даже под страхом смерти, нельзя было допустить, чтобы огонь молодой ормиты погас до того, как она принесет в Долину Высокий Огонь.


ГЛАВА 8


На рассвете Риэл и Кирч покинули Бредув и на корабле Ульмаха отправились по Лучне на юг. Их никто не провожал. Им не бросали под ноги цветы. Они ничего не взяли с собой в дорогу. Князь все сделал для того, чтобы никто не знал даже о самом их существовании. Что их ждет? Выстоят ли они против ненависти людей, справедливо возлагающих на них вину за падение Долины перед степняками? Одинок их путь, и никто им не поможет, кроме них самих.

До границы их сопровождал Здарек — лучший следопыт в Долине, он возвращался в Оквиту, к владетельному князю Рону Торвалу. Риэл следопыт показался замкнутым и нелюдимым, он ни разу не заговорил с ней и со стражем едва ли перекинулся словом за все время плавания, даже Ульмах больше не подходил к ним. Риэл не сразу поняла причину столь разительной перемены, а когда поняла, у нее заболело сердце: даже теперь, окруженная людьми, она была обречена на одиночество. Кто-то из страха за себя, кто-то из боязни навлечь беду на нее — ее окружили неприступной стеной молчания, словно она была не человеком, а призраком. Единственный человек, который был этим доволен, — Кирч, так ему было легче охранять ее.

Когда корабль вошел в Калин-озеро, Риэл прильнула к борту и до боли в глазах всматривалась в туманный берег, надеясь увидеть свой дом. Но дом был надежно укрыт даже от нее, и кроме зеленеющей кромки деревьев она не увидела ничего. Только Вересковая скала все так же возвышалась над водой и над ней так же кружили чайки, прилетающие с моря. Риэл взглянула на Кирча с немой мольбой — может быть, он разрешит ей повидать тетку Флу? Но Кирч твердо и непреклонно встретил ее взгляд, и она закусила губу, поняла, что страж не уступит ни уговорам, ни слезам. Поэтому она не стала плакать и уговаривать, она не хотела быть слабой. Ни перед кем.

На берегу Велни они высадились. Ни слова прощания, ни пожеланий удачи — их провожала тишина. Но вот Риэл обернулась, встретилась глазами с Ульмахом и задохнулась — в глазах Скантира горели надежда и нежность, и это было дороже любых слов и пожеланий.


До границы их вел Здарек. Целиком сосредоточившись на дороге. Он знал, что путь должен быть не только тайным и безопасным, но еще и по возможности не очень трудным, ведь молодая ормита пока не совсем уверенно держалась в седле. Дождавшись привала, уже глубокой ночью, Риэл с трудом проглотила еду и быстро уснула, измотанная дорогой, а когда проснулась — следопыта уже не было, их пути разошлись.

Дальше она и Кирч поехали вдвоем.

Пограничные земли встретили их запустением и тягостной тишиной. Кирчу не один раз доводилось бывать в этих местах, но он так и не смог привыкнуть к виду сожженных деревень и разоренных хуторов. Горцы больше не селились здесь, и оквитяне давно ушли, а кто не ушел, тот своими костями землю удобрил. Пепелища медленно зарастали, тут не рыскали даже волки — боялись. Селения-погосты действовали на Кирча угнетающе, и если бы не ощетинившаяся острыми камнями земля, давно пустил бы коня вскачь, чтобы побыстрее миновать безлюдные земли. Но нельзя: долина была неровная, змеилась трещинами, а то вздыбливалась скалами, можно было коней покалечить. Мощеная дорога, ведущая в Оквиту, была прямее и легче, но мощеных дорог им следовало избегать, поэтому Кирч ехал небыстро, приглядывая за Риэл, да уныло озирался кругом.

— Скажи мне, почему деревья охотнее всего растут на руинах? — негромко спросила Риэл, разглядывая буйство ракитника на месте порушенных домов. — Вот вокруг ни деревца, а здесь целый лес вырос.

Кирч пожал плечами и неохотно ответил:

— Потому что пепел удобряет землю.

— Нет. Я так не думаю. Хотя отчасти ты прав, — Риэл покачала головой, и одна непокорная темная прядь выбилась из узла и упала на лицо. — Знаешь, что мне кажется? Это земля не может примириться с одиночеством. Она ведь не была дикой, она привыкла к людям. А люди ушли.

— Наверное, — быстро согласился Кирч — ему не по душе был этот разговор.

После уютного уголка на Калин-озере, где все было красивым, потому что было родным, эти суровые земли внушали ормите страх и что-то похожее на тревожное восхищение. Вот дорогу им преградил неглубокий, но бурный поток, и несколько мгновений Риэл, как зачарованная, смотрела на белую пену, кипящую меж камней. Где этот поток берет начало, какие снега или льды питают его? И куда впадает он — в тихую ли заводь или великое море? Чьи кони пьют его студеную воду, и какие облака глядятся в их чистое зеркало?..

— Риэлин! Переправляйся уже!

Нетерпеливый голос Кирча заставил ее очнуться. Девушка тронула поводья, и конь, осторожно ступая по скользким стылым камням, перенес ее на другой берег.

— Пока мы на свободной земле, бояться нечего, — говорил Кирч. — Но как только минуем Сигрув, следует готовиться к неприятностям.

Он не сказал, что Черный Король уже наверняка учуял, что кое-кто из ормитов уцелел, и, едва они окажутся в захваченных землях, начнет на них охоту. Скорее всего, по западному берегу, вдоль Сигрува и Запретени уже снуют полчища его слуг, высматривают и вынюхивают и в любой момент могут напасть. Кирч не хотел пугать Риэл раньше времени, поэтому и сказал: 'неприятности'. И отчаянно надеялся обойтись только ими.


Дни становились заметно теплее, приближался апрель. Низины затопило талой водой, но в заветерьях еще лежал снег, и по ночам морозило, так что до утра приходилось жечь костер, хотя это было опасно — их могли увидеть.

Риэл, не привыкшая целый день проводить в седле, быстро уставала и засыпала, едва притронувшись к еде.

— Должно быть, судьба не нарадуется каше, которую заварила. Подумать только, из всех ормитов уцелела только эта хрупкая женщина! Чудо, если она вообще дойдет до Окаля…

Кирч тяжело вздохнул. Никто не знал, где находится Окаль, туда не было хоженых дорог, и ни одна карта не указывала путь к нему, ибо Высокий Огонь — дар эльямаров, таинство, доступное тем, кого они сами избрали. Риэл была одной из таких. Кирч не мог постичь силу ее дара, это не дано никому из смертных, но у него был свой дар, дар стража, и с его помощью он чувствовал, как от Риэл исходят волны могущества — вначале слабые, как ветерок, они грозили неминуемо перерасти в ураган. Женщины-ормиты непреодолимо влекли к себе мужчин, потому что обладание такой женщиной было подобно огненной буре, а кто способен устоять перед бурей? Однако немногие достигали желаемого, а союзы между двумя ормитами и вовсе были запрещены — соединять два дара в один было очень опасно. Им также запрещалось брать в руки оружие, ведь ормит, лишив жизни другого ормита, теряет свой дар безвозвратно, так велит закон, и те, кто прошел тропами войны девять лет назад, отобрали дар и у себя, и у своих потомков. Кирч не хотел рисковать и не учил Риэл владеть оружием даже для того, чтобы защищаться.

Он не знал, куда идти. Если Риэл слабо чувствует свой дар, значит, зов Окаля для нее еле слышен. Времени почти не осталось, они не могут метаться по Долине, надеясь отыскать верное направление… Но тут уже Кирч ничего поделать не мог, ему оставалось только ждать, когда дар Риэл достаточно окрепнет и позволит ей услышать Окаль в своем сердце. Он еще раз тяжело вздохнул, провел рукой по лицу, прогоняя сон и нерадостные думы. К полудню завтрашнего дня они достигнут Сигрува, а дальше — помогите нам все бессмертные!..


По берегу Сигрува проходила граница Скаверы с Оквитой, вдоль нее стояли усиленные воинские дозоры. Имригд, обнесенный третьим, недавним, кольцом стен, был готов отразить любое нападение и удерживать противника сколько возможно. Но пока в его окрестностях степняки не появлялись.

Днем Сигрув переходить было опасно, но Риэл к вечеру так устала, что Кирч решил на ночь сделать привал, чтобы она отдохнула. Кто знает, когда ей удастся нормально поспать в следующий раз?..

И вот теперь они оставили Имригд слева и свернули с дороги к далекому лесу, чтобы переждать темноту.

Их встретили деревья, проснувшиеся после затяжных холодов, — ветки уже тронула нежная зелень. У корней, унося с собой остатки снегов, весело говорили ручьи. Лошади пофыркивали, вскидывая морды, они чуяли, как меняется ветер, прогоняя зиму обратно в Экбор. Кирч шел одному ему известным путем, и Риэл ничего не оставалось, как следовать за ним, сама она указывать направление пока не могла — и тяготилась этим.

Остановились они у пруда, по берегу густо заросшего ивняком. На темной глади воды плескались дикие утки, Кирч и Риэл подошли так тихо, что птицы даже не взлетели. Внезапно Кирч, втянув ноздрями воздух, почуял чужого. Он вытащил кинжал и на всякий случай отодвинул Риэл за себя.

— Что там? Зверь? — Риэл не слыхала ни шороха, но знала: чутье Кирча не обманывает никогда.

— Нет. Человек.

Кирч не успел договорить, как вдруг с дерева прямо ему на плечи спрыгнул незнакомец, повалил его, и они покатились по земле, только опавшие сучья затрещали.

— Орвик! Клянусь сетью прачи! — воскликнул Кирч, стремительно подмяв нападавшего под себя. — Ты что, не узнал меня?

— Кирч? Не думал встретить тебя здесь! Проклятье! Я же мог убить тебя!

— Или я тебя, — усмехнулся Кирч, встал на ноги и помог подняться Орвику. — Не начинай старый спор о том, кто сильнее, прошу тебя. Лучше приюти нас на ночь.

Орвик поправил ксар на рыжих вихрах, бросил быстрый взгляд на Риэл, потом кивнул и знаком показал следовать за ним — в приграничных землях они и так уже сказали слишком много.

— Кто это? — шепотом спросила Риэл у Кирча.

— Орвик Скантир — лучший из дозорных Стима Вера. Даже я не всегда могу распознать его приближение. Не отставай.

Земля вся была изрыта канавами, полными водой, шли небыстро, потому что лошадям эти канавы не нравились и они упрямились. Риэл почти сразу потеряла Орвика из виду, так хитро он маскировался среди деревьев.

— Лис — он и есть Лис, — пробормотал Кирч, всматриваясь в заросли.

Скоро они подошли к холму, густо поросшему можжевельником. С первого взгляда ничего о нем сказать было нельзя — холм как холм, ничем от других не отличается, но тут в боковине, за двумя большими валунами, обнаружился вход — хитро спрятанная щель, в которую два человека рядом могли пройти или одна лошадь.

Риэл ожидала увидеть внутри сырой погреб, а вошла — и ахнула: внутри оказалась просторный коридор, и стены его, правильные и гладкие, мерцали рунами из белого ограира. Кирч усмехнулся, довольный: хорошее место для пристанища выбрал Стим Вер! Это был хатанн, место, отмеченное силой и памятью бессмертных, и врагам надо было очень постараться, чтобы найти его.

У входа им преградили путь двое воинов в зеленой с коричневым, как у Орвика, одежде, и волосы их так же покрывали ксары — платки, что завязываются на затылке и закрывают лоб и шею, чтобы волосы не цеплялись за ветки да иголки не сыпались за шиворот. Один из воинов быстрым неуловимым движением натянул лук, а другой поднял меч, лезвие которого слабо засветилось, отражая вырезанные на стенах руны. Но Орвик сказал только одно слово: 'схор', и они опустили оружие.

Воины поздоровались с Кирчем за руку, и только тут заметили за его плечом Риэл, что держала под уздцы лошадей. Они переглянулись, сразу догадавшись, кто перед ними, и приветствовали ормиту древним обычаем: склонили головы, сложив ладони на рукояти мечей. Так исстари мужчина приветствовал женщину и признавал, что ее сила могущественнее любого оружия. При этом Риэл вспыхнула, Кирч грозно сдвинул брови, а Орвик одобрительно хмыкнул — его бойцы уже давно не видели женщин, но вот, поди ж ты, не забыли, как себя с ними вести!

При этом не было произнесено ни единого слова, на границе вообще говорили мало. Это место было тайным, а вокруг сновало много всякого зверья да птиц, и не всем умели держать язык за зубами, поэтому общались в основном знаками. А все из-за белого ограира — мерцающего камня, который был самым ценным в Долине. В Оквите он не встречался совсем, в Лигрии — только на севере, а в Скавере — во многих местах, еще и поэтому степняки и охотники, обуреваемые жаждой наживы, пытались пробиться через границу, попирая запрет своего владыки, Черного Короля, хоть и боялись его больше всего на свете. Да за один перстень с ограиром они бы выжгли полкняжества, а тут целая скала с залежами этого чудесного камня!

Стражи при входе забрали у них лошадей. Риэл шла вглубь пещеры за Орвиком, не переставая с восхищением смотреть по сторонам. Широкий коридор уводил их все дальше, и в факелах нужды не было. Мерцающий камень освещал им путь, прохладно серебрясь таинственной вязью Крепких Рун. Риэл они казались смутно знакомыми, но знание ускользало, эта дверь для нее пока оставалась закрытой. Никто не учил ее древнему языку, тетка Флу его не знала, а Кирч на Калин-озере появлялся редко, да и боялся он, что, постигнув руны, она разбудит раньше времени свой дар, и тогда скрытое ото всех ее тайное убежище перестанет быть тайным. Он поступил так, как поступил, хотя не был уверен в правильности своего решения, особенно сейчас, когда видел, как Риэл всматривается в изломанные знаки и невольно замедляет шаг, словно слышит голоса, силится понять их, но не может, и в глазах — печальная беспомощность.

— Ты заворачивал в Бредув, Кирч? Какие вести оттуда? — спросил Орвик через плечо.

— Все вернулись, — ответил Кирч. — Кроме Скильда Брандива. Как у вас?

— Сейчас спокойно. Пришли, — объявил Орвик и посторонился.

Они оказались в большой круглой пещере с высокими сводами, здесь не горели ни факелы, ни костры, потому что хватало тепла и неяркого света. Это тепло согревало души, не позволяя убийственному холоду просочиться в них, а свет, исходящий от стен, был достаточно ярким, чтобы точить клинок, и достаточно мягким, чтобы спокойно спать, не путая день с ночью. Посередине пещеры из-под камня крошечным водопадом пробивался чистый родник и тут же пропадал в узкой трещине, чтобы выбраться на поверхность где-нибудь в лесу, так что воды было вдоволь.

Пещера полнилась людьми. На шкурах, разбросанных по полу, отдыхали воины, их было человек тридцать. При виде незнакомцев они схватились за оружие, но Орвик знаком показал, что это свои.

У дальней стены полусидел-полулежал горец, благородная осанка которого и почтение, с каким обращались к нему остальные, указывали на его знатное происхождение. Он морщился от боли, пока ему перевязывали раненую ногу.

— Доброго дня тебе, Стим Вер, — подходя, приветствовал его Кирч. — Прости, что потревожили покой твоего жилища.

— Какой там покой, — махнул рукой Стим Вер, — мы только что от переправы, поработать пришлось. Мечами.

И, видя, как устало молодая женщина убирает волосы под кармак, скомандовал:

— Эй, ребята! Вина гостям, еды и постели!

Риэл отвели маленький закуток, где обычно отдыхал их янгар, принесли ворох одеял и здесь же оставили еду и питье. С нею никто не заговаривал, кто она и откуда, никто не спрашивал, если догадывались — молчали.

Кирч Скронгир и Стим Вер ужинали вместе и обменивались новостями.

— Мы держим переправу у Стремнистых порогов, ты же знаешь, в этом течении Сигрув зажат скалами так, что навести мосты легче легкого, а Запретень врагов больше не сдерживает, — говорил Стим Вер. — Чем и пользуются предатели-хессы. Позавчера они сожгли еще одно селение по ту сторону реки, понимаешь? — сожгли, как варвары, как дикари, а ведь они авриски! И мы не успели ничего сделать. Баруш — нынешний владетельный князь Лигрии, поганая душа, наивно полагает, что они не смеют его ослушаться. Еще как смеют! Но все же, пока Черный Король не объявил нам войну, они нападают разрозненными стаями, но, когда эти стаи соберутся в одну, как мы устоим?

— Черный Король — проклятье аврисков, — сказал Кирч. — Это он погубил Махагаву, что лежит теперь, погребенная под толщей льдов. Такой же участи, видно, он хочет и для Долины. Что им движет? Быть может, это душа его, исполненная тьмы, стремится выплеснуть зло, чтобы оно не умертвило ее саму? Если так, то Черный Король опасен, но достоин жалости, ибо он слаб и его можно излечить. Но если его губительные помыслы порождены иными, более черными, нежели его душа, страстями? Что, если смерть Долины, как и смерть Махагавы, — для него лишь шаг к некой цели?

— Ашгирм, что же еще, — хмуро подытожил Стим Вер.

— Если это так, тогда Черный Король опасен, и его следует уничтожить.

— Ты назвал мне два пути, Кирч Скронгир. Ты много ездил по Долине, много видел, много знаешь. Но то, что видел я, не оставит мне сомнений в тот миг, когда я встречусь с Черным Королем, — жить ему или умереть! Ибо, если он одержит победу во время выбора, погибнет не только Долина, но и все, что создано и богами, и людьми.

— Но сейчас он пока смертен, его, как и любого из нас, обуревают сомнения, он так же нуждается в вооруженной защите, несмотря на то, что может расправиться с любым из нас по одиночке. Но то по одиночке!

— Вот именно! — разгоряченный собственными словами, Стим Вер сделал резкое движение и скрипнул зубами — раненая нога дала о себе знать острой болью. — Поэтому он еще не напал на нас, он остерегается, боится сделать неверный шаг и проиграть. Вот почему Скавера до сих пор свободна. Но у него есть время ждать, тогда как у нас его почти не осталось. Горцы голодают. Еще одну зиму Скавера не переживет — и он понимает это! Знаешь, если бы ненависть могла убивать, я бы давно выбросил свой меч! — Стим Вер поглядел, как расплывается алое пятно на повязке — рана снова открылась.

— Остынь, — сказал Кирч. — Холмару никогда не поставить нас на колени. Люди поднимутся, как только Высокий Огонь загорится в храмах Долины. Я верю в это.

— Если мужчина берет в руки оружие, то ему очень трудно расстаться с ним, тем более когда война становится образом жизни, а оружие — средством добывать хлеб, одежду, власть.

— Такие люди, как хессы, всегда были и всегда будут, они воюют ради войны и ничего, кроме этого, делать не умеют. Если отнять у них оружие, их жизнь потеряет смысл.

— Но мы тоже носим оружие, Кирч! И все же мы не такие! Мы не хотим сражаться, но вынуждены! У нас есть дело, ради которого мы умираем и ради которого стоит умереть, а не… не ради сапог, которые захотелось снять с другого!

— Вот поэтому мы пока еще Черному Королю не по зубам. Под наши знамена готовы встать тысячи воинов — лигрийцев, горцев, оквитян, тех, кто помнит, что все они — авриски! И так оно и будет.

— Это единственное, что поддерживает моих бойцов. После того, как… — Стим Вер запнулся, подыскивая подходящие слова. — Я расскажу тебе кое-что. Три дня назад мы столкнулись с несколькими чужаками, не знаю, как их назвать, в нашем языке им нет определения, потому что таких прежде не встречали. Нас было семнадцать, их — пятеро, да будь их в шесть раз больше, мы бы и тогда не повернулись к ним спиной. Полегло девять моих воинов, прежде чем мы расправились с этими тварями! Девять, Кирч, когда у нас каждый человек на счету!

— Опиши их, — Кирч повернулся к Риэл, но та уже крепко спала.

— Они одеты как все авриски, но без кольчуг, у них пепельно-белые волосы, очень длинные, знаешь… ну вот как у эрилей, на затылке в хвост собранные, кармаков нет, а лица… Что у них за лица, Кирч! Один из моих бойцов, тот, что был убит первым, узнал среди них давнего знакомца и окликнул его, а в ответ получил стрелу. Это необычное оружие — тяжелые луки и блестящие черные стрелы, может, заговоренные, они сносят человеку голову за десять шагов. Пока мы разобрались, что к чему, погибла половина моего отряда. Когда мы наконец расправились с ними, нас ожидал еще один сюрприз: у них нет крови, словно мы рубили мясо, месяц пролежавшее в леднике.

По мере того как Стим Вер говорил, Кирч все больше мрачнел. Потом сказал:

— Это те, кто пришел из Экбора, где-то там находится Кахантар — ненайденный замок Черного Короля, только там живые люди превращаются в ходячих мертвецов.

— Так вот почему Черного Короля зовут Холмар Кахантар! Уж не из того ли замка черпает он свою силу? Там — Махагава, возможно ли, чтобы он добрался до тайников ее могущества? — Стим Вер задумчиво покачал головой. — Видно, там его логово, и отыскать его непросто, на то замок и зовется ненайденным… Проклятому кровопийце мало превратить людей в рабов, ему еще нужно сделать из них нелюдей!

— Да. Эти чужаки, которых ты встретил себе на беду, — они самые преданные его слуги и, по словам Ринн Туарха, время от времени появляются в Агронморе. Они зовутся эгнарами, что значит 'мертвые одержимые' — одержимые волей хозяина. Черный рок висит над ними, и есть только одно объяснение, почему они появились здесь: Черному Королю стало известно, что не все ормиты уничтожены. Охота началась.

— Ты сможешь устоять? — Стим Вер вгляделся в Кирча.

Страж пожал плечами и усмехнулся, стараясь скрыть тревогу:

— Пути назад для ормитов нет. Надеюсь, мой дар достаточно силен, чтобы сразиться даже с самим демоном ледяных ночей. И я прошу тебя, Стим Вер, если ты еще раз встретишь эгнаров, забудь про гордость и месть. Беги.


Глубокой ночью Риэл и Кирч покинули приютившую их пещеру, снова уезжая в холод и неизвестность. Риэл обернулась и еще раз посмотрела на холм. Вот он стоит, поросший травой и вереском, копать начнешь — земля податливая, мягкая, а чуть поглубже зароешься — лопату сломаешь. Вот и горцы такие же — красивые песни поют, дивные палаты строят, а приди к ним с лихом — натолкнешься, как на эту вот скалу, и пожалеешь.

Орвик провел Риэл и Кирча к переправе, о которой знали только горцы.

Полуночное небо заволокло тучами, начал сыпать снег вперемешку с дождем. И все же последний луч луны, прежде чем скрыться, успел осветить курган свежей земли, насыпанный на берегу реки. Курган венчали девять холодных тяжелых мечей воинов Стима Вера, погибших в схватке с эгнарами.

Приближалась граница. До всадников донесся грохот несущейся по камням воды. Ниже Имригда русло Сигрува становилось непригодным для судоходства из-за скал, тисками зажавших рукав реки. Поэтому у Скаверы не было выхода к морю.

Орвик свернул на еле приметную среди валунов тропу, что круто поднималась вверх. Мелкие камешки посыпались из-под копыт. На карнизе, за выступом скалы, тропа обрывалась в пропасть. Здесь, спрятанный за деревьями, едва виднелся узкий деревянный мост, противоположный конец которого терялся в темноте. Один за другим всадники, прикрывая лица от слепящего мокрого снега, перебрались на другой берег. Внизу кипели белые буруны, вода с ужасающим ревом неслась среди камней, стремясь расшвырять их со своего пути. Риэл вздохнула с облегчением, едва оказалась на твердой земле. Орвик и Кирч провели по мосту коней.

— Дальше пойдете одни, — сказал Орвик. — У ормитов и их стражей попутчиков быть не может.

— Пусть Ворон Хугавы никогда не коснется тебя черным крылом, — произнесла Риэл слова, которыми напутствуют перед битвой. — Прощай.

— Удачи. Скавера будет ждать вас, — приглушенным голосом ответил Орвик и исчез в непогоде.

Кирч подставил лицо хлестким ударам дождя и вдохнул полной грудью холодный ветер.

Перед ними лежали захваченные земли.

Отныне следовало забыть обо всех, кого они любили, забыть о тепле, уюте и хорошей еде. Впереди их ждала черная неизвестность, которая хуже смерти, и земли, где у них не было ни пристанища, ни людей, у которых можно попросить помощи и крова. Ничего, кроме хрупкой надежды. Ею они будут питаться, когда не будет еды, ею будут укрываться от холода, когда укрыться будет нечем, у нее станут просить сил, когда сил уже не останется.


ГЛАВА 9


Риэл спала, завернувшись в меховое одеяло, на подстилке из сосновых лапок. Кирч сидел у огня и точил клинок. Сам он спал совсем мало — сменить его было некому, а силы ормиты он старался беречь сколь возможно долго. Жечь костры было делом опасным, но нынешняя ночь выдалась холодной, и он рискнул зажечь огонь. За минувший день они спустились в луга Оквиты и взяли чуть на север, но к вечеру им повстречались два отряда степняков, и пока они что-то выясняли между собой, Риэл и Кирчу пришлось отсиживаться в рощице. Поэтому достичь к ночи безопасного места для стоянки они не успели и остановились там, где застала темень.

Внезапно Кирч нутром почуял, что кроме них здесь есть еще кто-то, и визг точила смолк.

Осторожно раздвинув ветви, на поляну вышел человек и медленно обогнул стоянку. Странный человек — под его ногами едва приминалась трава, он не заслонял собой пламенеющих углей. Весь подобравшись, Кирч, не шевелясь, следил за ним и проклинал про себя — вслух не смел. Это был прачи — бессмертный посланник эльмы смерти, дух раздоров и крови. В руке он держал тонкую сеть, черный ворон сидел на его плече. Там, где появлялся прачи, неизбежно вспыхивал бой и погибали люди. Он всегда приходил только за этим. Каких врагов привел он с собой на этот раз?

Кирч быстро разбудил Риэл, но покинуть открытое место они не успели. Со стороны деревьев послышались голоса, бряцание оружия и конское ржание. На поляну выехали семь всадников, чьи лица закрывали красные платки, а такие носили только охотники за ормитами — хессы. Увидев кострище и двух аврисков возле него, всадники остановились в замешательстве — то ли мимо проехать, то ли проверить, нельзя ли тут чем поживиться. Им и невдомек было, что заманил их сюда прачи.

Несколько мгновений они тихо переговаривались, раздумывая: нападать — не нападать? Кирч тоже не касался меча. Воздух накалился, задрожал от напряжения. Потом один из охотников не выдержал, двинул коня прямо на Риэл, и та сначала отшатнулась, а потом, не раздумывая, быстро нагнулась, зачерпнула из костра пригоршню углей и швырнула в него. Конь заржал, взвился, сбросил седока, и над поляной пронеслось злое:

— Ормита!..

Кирч выхватил меч. Теперь боя было не избежать — хессы никогда не оставляли служителей Огня в живых.

— Приготовься к смерти, ты, колдовское отродье! — крикнул один из них, и крик тут же перешел в стон — Кирч одним ударом сшиб его с седла.

— Следующий, — спокойно промолвил страж, хотя понимал: устоять против шести верховых будет трудно. Но проигрывать он не собирался — только не в самом начале пути.

Зазвенела сталь о сталь. Всполошенные яростными криками, с деревьев поднялись птицы и закружили в ночном небе. Но Риэл ничего не видела и не слышала, она смотрела на свои руки, как на великое чудо, ведь на них огонь не оставил и следа! Но уже в следующий миг испуганно вскрикнула: двое охотников обошли ее со спины. Кирч обернулся на крик, почти не глядя, сразил одного и тут же получил удар копьем в плечо от другого.

Яростное звериное рычание вырвалось из его груди, от этого рычания Риэл вздрогнула, а кони поднялись на дыбы, сбросили седоков и умчались. И тут из темноты эхом отозвалось такое же, и в тыл растерявшимся охотникам ударили два невесть откуда взявшихся рослых воина. Прошло меньше минуты, и бой был кончен, охотники за ормитами полегли все до одного.


— Долго же ты с ними возился, — сказал один из пришедших на помощь, вытирая меч сдернутым с мертвого хесса платком.

Риэл замерла. Зная характер Кирча, она ожидала, что сейчас незнакомец поплатится за такую дерзость, но с удивлением увидела, что грозный страж улыбается.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что отсиживался в кустах и выбирал подходящий момент для появления, Рилг Скронгир?

Риэл ахнула. Рилг Скронгир! Оказывается, у Кирча есть брат, а она даже не знала! Рилг усмехнулся и хлопнул брата по плечу:

— Ты прав, как всегда! Не хотел лишать тебя удовольствия повоевать…

И недоверчиво поднес ладонь к глазам. Ладонь была в крови.

— Да ты ранен, Кирч!

— Не опасно, — отмахнулся тот. — Самое время, а то я начал забывать, что в моих жилах течет кровь, а не вода.

К ним подошел другой авриск, ведя под уздцы двух лошадей с поклажей.

— Это Дарк, — сказал Рилг. — Мы вместе, так сказать… путешествуем.

— Ну да, — сердито ответил Дарк, разглядывая порванные под коленом штаны. — Наконец-то мне представилась возможность уложить парочку подручных новоявленного князя Лигрии, клянусь рогатым драконом!

Кирч глядел в молодое дерзкое лицо, на непокорно торчащий ежик коротко стриженых волос, на вызов, сквозивший во всем облике искателя, и не мог понять, что общего между ним и рассудительным, опытным Рилгом. Вопрос уже готов был сорваться с его губ, но Рилг взглядом попросил отложить разговор на потом.

Это 'потом' выдалось только на следующую ночь, когда Риэл спала, а Дарк ушел на охоту — он не любил и не умел сидеть на месте.

— Скажи на милость, где ты откопал этого 'рогатого дракона'? — шепотом спросил Кирч, проводив взглядом худощавую фигуру. — Клянусь сетью прачи, у него еще ветер в голове гуляет!

Рилг тяжело вздохнул и тоже шепотом ответил:

— Какой там ветер — ураган у него в голове! Представить не можешь, как я измотался. Ты же видишь, он искатель, будь все неладно. Три года его разыскивал и вот нашел себе проблем.

— Это он? — воскликнул Кирч. — Этот искатель — ормит?!

— Да, у этого ненормального есть дар, и именно мне судьба выбросила жребий охранять его.

Кирч сочувственно покачал головой. Ему была известна эта порода людей, решивших во что бы ты ни стало отыскать сокровища королевского лабиринта. Это они бесстрашно дрались ради драки, это их костры горели в ночи путеводными звездами, это их отличала особая походка, особый взгляд людей, чей дом — весь мир.

— Погоди, — сказал Кирч, — но раз у него есть дар, значит, зовет его не лабиринт, а Окаль! Но теперь понятно, почему Черный Король до сих пор не охотится за ним. Из какого он рода? Впрочем, могу догадаться. Из клана Авитов. Его чутье могло бы очень нам помочь — Риэл ведь пока дара не чувствует и я не знаю, куда ехать.

— Да. Но дело усложняется тем, что он ничего не хочет слышать про дар, ормитов, Окаль и прочее…

— Хм. Ну да, потому что изо всех сил сопротивляется зову Окаля, внушив себе, что ищет лабиринт. Вот каша заварилась, и от ормита помощи никакой.

— Мне стоило больших трудов отыскать его, ты знаешь это, — продолжал Рилг, — а когда я обнаружил его на постоялом дворе в Ютвите, он чуть не убил меня. Естественно, я не мог этого допустить, иначе бы он лишился дара. Я бился с ним и немного его помял, впрочем, мне досталось тоже. А когда он остыл, я сказал, что иду с ним. Должен же я проследить, чтобы он не угрохал кого-нибудь из обладающих даром! Как он до сих пор этого не сделал — ума не приложу. В общем, я много чего наплел ему, но о даре больше не заикаюсь, потому что этот ненормальный сразу начинает орать, доказывая обратное, и лезет в драку. А тогда жди беды: либо он меня убьет, либо я его, и так и этак плохо, да к тому же вокруг хессы снуют да степняки.

— Н-да… И что думаешь делать? Ехать-то куда?

— Едем, куда едется. Надеюсь где-нибудь встретить Хьярги, может, хоть он вобьет немного ума в буйную голову искателя, — уныло пробормотал в заключение Рилг.

Кирч расхохотался так громко, что Риэл беспокойно шевельнулась во сне, но не проснулась — устала за день.

— Впервые сталкиваюсь с ормитом, которого нужно силой тащить к Хьярги, — снова переходя на шепот, Кирч поправил одеяло, сползшее с плеча Риэл. — Но ты справишься, не будь ты самым младшим из Скронгиров и самым способным. Чем смогу, помогу тебе, потому что потерять ормита, когда их всего двое, — беда. Мы не можем этого допустить. Большая удача, что мы встретились, Рилг. Я ведь совсем не знаю, куда лежит наш путь, а на Риэл сейчас надежды мало — она пока не чувствует дара. Нам остается положиться на Авита, каким бы взбалмошным он ни был.

При этом Рилг кисло улыбнулся и вздохнул: он уже умаялся с этим Авитом больше, чем с целой армией степняков.


Вот их стало четверо. Они пробирались заповедными тропами, вдали от обжитых мест, через леса, поля и болота. Их не видел никто, кроме орлов, одиноко парящих в высоком весеннем небе. Но случилось то, чего ни Кирч, ни Рилг предвидеть не могли: ормит и ормита отнеслись друг к другу, как кровные враги. Неся раздор в своих сердцах, какой Огонь принесут они в Долину? Будет ли от него польза? Не вспыхнет ли новая война?


Щурясь от яркого солнца, Дарк ругался про себя, не понимая, куда и зачем едет и зачем примкнул к этим людям. С Риэл у него с самого начала отношения не заладились, едва он узнал, что она из Блэдов, а она узнала, что он из Авитов. Даже Кирч и Рилг не ожидали, чем все обернется, иначе бы приняли меры предосторожности.

Они как раз пробирались по топкой низинке, пестреющей бледными болотными цветами. Издалека низинка привлекала взор травяным покровом сочно-зеленого цвета, ни дать ни взять — мирная лужайка, над которой бабочки летают. Но Кирч сразу предупредил:

— Идти только след в след. Провалитесь — поминай, как звали. Рилг, я поведу лошадей, а ты поведешь их, — он кивнул на Риэл и Дарка.

Они спешились, Кирч повязал лошадей одну за одной, вооружился длинной палкой и повел их через болотце. Несколько минут Рилг смотрел, как он осторожно выбирает дорогу, как тщательно прощупывает землю, прежде чем поставить ногу, и как лошади удивительно покорно ступают за ним шаг в шаг.

— Так, — Рилг посмотрел на ормитов. — Теперь мы. Я иду первым, потом Риэлин и последним ты, Дарк.

Вблизи низинка оказалась не такой привлекательной: она источала гнилостный смрад, тучи комаров жужжали над нею и вдобавок раздражающе квакали лягушки. Рилг был так озабочен проверкой пути, что мало прислушивался к происходящему за спиной. А зря. Только когда услыхал нечто похожее на шипение кота, которому прищемили хвост дверью, он обернулся.

Котом, а точнее, кошкой — дикой, взъерошенной, выпустившей когти — была Риэл. Дарк, что стоял к ней нос к носу, выглядел не лучше: глаза горели бешенством, лицо искажала ярость, а кулаки сжимались и разжимались, словно он хотел придушить ормиту.

— Блэд!..

— Авит!..

Одновременно сказали, как плюнули друг в друга.

— Эй! В чем дело? — Рилг в два прыжка вернулся и немедленно вклинился между ними. — Что это на вас нашло?

— Он — Авит! — Риэл обвиняюще ткнула пальцем в Дарка. — Его род несет ответственность за то, что ормиты взяли в руки оружие! Он и сам носит меч!

— Нет, все это вранье! — издевательски-зло бросил ей Дарк. — Это Блэды во всем виноваты, это они отвергли предложение Нронов послать передовые отряды за Синее озеро, и из-за этого…

— Ну все! Пагин! Довольно! — Рилг сердито отодвинул их друг от друга. — Вы же взрослые люди, а ведете себя, как дети! Виноваты все: И Авиты, и Блэды, и Нроны, но конкретно ты, Риэл Блэд, и ты, Дарк Авит, не виноваты ни в чем. Но и это можно исправить: если будете грызться друг с другом из-за прошлых обид, Огонь не придет в Долину, и тогда уже именно вы понесете неподъемную вину!

Дарк открыл было рот, чтобы возразить, но тут подошел Кирч, и он счел за лучшее рот закрыть.

— Что тут у вас происходит? — поинтересовался Кирч, хотя сам наверняка слышал если не все, то многое, а об остальном догадался.

— Ничего, — буркнула Риэл.

Дарк промолчал. Рилг с тяжелым вздохом поднял глаза к небу.

— Понятно, — сказал Кирч. — Пошли отсюда. Выяснять отношения, стоя посередине болота, — глупее не придумаешь.

Но с этого самого момента постоянно был начеку, а Рилг все время держался между ормитами.


К вечеру впереди белым пятном замаячил холм. К нему-то и спешили Кирч и Рилг добраться до заката, чтобы спокойно заночевать в защищенном месте.

Солнце садилось за ближайший лесок, и белые камни, устилающие склоны холма, тихо розовели в его лучах. На самой вершине стояли несколько валунов, но солнце уже ушло оттуда, и валуны казались серыми.

— Этот холм зовется Кестамьяр — Белая Голова, — сказал Рилг.

— Здесь остановимся, — скомандовал Кирч.

Они спешились у раскидистого вяза с потрескавшимся от старости стволом. У самых корней бежал чистый ручеек, все по очереди напились, наполнили фляги и напоили лошадей. Дарк держался в стороне, молча отказался от еды, и его оставили в покое. Вдруг Риэл, которая не сводила глаз с серых камней, воскликнула:

— Смотрите! Что это?

Солнце уже село, а камни на Кестамьяре светились.

— Там горит огонь, — сказал Кирч. — Поднимемся.

— Мало ли кто может жечь там огонь, — воспротивился Дарк. — Надо сначала проверить.

— На Кестамьяре только один человек может жечь огонь, — спокойно сказал Рилг. — И его опасаться нечего. Пошли.

Дарк подчинился, но было видно, что его эти слова не убедили.

Холм был высокий, крутой, подъем отнял много времени и сил. И чем выше они поднимались, тем выше становились камни, венчающие вершину. Они стояли прямоугольником, словно кости какого-то древнего храма, может, когда-то они держали на себе крышу, а может, нет. Теперь крышей здесь было небо, стенами — ветер, а полом — земля. Вот на этом полу и горел костер, а возле костра, ссутулившись, сидел старик в выцветшем дорожном плаще, рядом посох лежал, а неподалеку паслась лошадь — худющая кляча, как на ногах еще держалась — непонятно. Увидев аврисков, старик махнул им рукой, приглашая к огню.

— Приветствуем тебя, наставник, — Кирч поклонился, и Рилг тоже, и Риэл, следуя их примеру, а в Дарка снова вселился демон непокорства, и он остался стоять, демонстративно сложив руки на груди, и головы не склонил.

— В последние годы ормиты не часто встречаются на моем пути, — сказал Хьярги, а это был, конечно же, он. — Присаживайтесь к костерку, отдыхайте, делите со мной хлеб-соль.

Рилг отвел лошадей пастись к Белоухой (так звали живучую клячу Хьярги), остальные подсели к костерку. Кирч и Рилг говорили с Хьярги запросто, но почтительно, видно, давно с ним знались, Риэл — немного испуганно, Дарк — настороженно и только по необходимости, а еще он время от времени озирался по сторонам, ему казалось, что камни, возвышающиеся за спиной, заглядывают ему через плечо. Хьярги заметил это, улыбнулся и сказал:

— Аюл! Не бойся. Это става — священные камни, они не причиняют зла и не приносят добра. Они сами по себе. Это — круг равновесия. Если твое сердце отдано свету — они умножат этот свет, если тьме — умножат тьму. Как договоришься.

Дарк не понял, что значит 'как договоришься', а еще не понял первого слова 'аюл', и оно почему-то беспокоило больше всех остальных — словно его обозвали.

— За девять лет, что минули после битвы на полях Хемринверда, я встречал много ормитов, но ни у одного из них не было дара. Многие из них заражены ненавистью, многие отравлены страхом, многие сломлены бессилием. И все они достойны жалости, ибо страдания их безмерны. Нет ничего горше для ормита, чем лишиться дара. Вы, — старик посмотрел на Риэл и Дарка, — этого пока не понимаете. Эта женщина еще не чувствует в себе силу Огня, а этот мужчина отрицает ее. Что ж, у каждого из вас будет время выбора, и тогда к вам придет эта боль. Так случится.

Хьярги помолчал, потом добавил:

— Один раз в четверть века загорается в Долине Огонь. Прежний угас три года назад. Да, обладающих даром почти не осталось. Может, вы — последние. Да отстань же, Белоухая!

Подошедшая лошадь с грустным вздохом положила морду ему на плечо. Хьярги мягко, но решительно оттолкнул ее.

— Большинство служителей погибли в войне ормитов, многих достал Черный Король, — сказал Кирч. — Да повсюду свирепствуют хессы — прислужники Баруша, и немало ормитов приняло смерть от их острых клинков.

— Битвы избежать было нельзя. За века ормиты утратили значимость дара, и Огонь, что они приносили, перестал согревать сердца людей. Битва была нужна, чтобы те, кто недостоин, ушли.

— Я не понимаю, — тихо произнесла Риэл. — Разве Огонь, что ормиты приносят из Окаля, может не помочь?

Хьярги поглядел на нее и сказал:

— Огонь — дар эльямаров, но ошибается тот, дитя мое, кто думает, что Огонь сам по себе может решить все людские проблемы и избыть все беды, это было бы слишком просто. Как ты считаешь, Дарк Авит, — вдруг обратился он к Дарку, — почему дар дается только лучшим?

— Почем я знаю, — буркнул в ответ Дарк, вопрос застал его врасплох, и он не знал, как ответить.

— Потому что, принимая Огонь и отдавая его, ты себя отдаешь, — подсказал Рилг.

— Истинно, — кивнул Хьярги. — Эльямары наделили служителей качествами, в которых нуждаются все, дабы ормиты могли учиться сами и учить других. Принимая Огонь, ормит растворяется в нем и обретает себя заново, и Огонь становится частью его. Каков ормит — таким становится и Огонь, а потом и люди. Кер — Земля, Суур — Ветер, Увелен — Вода и Ореб — Огонь — все четыре стихии отдали аврискам лучшее, но сегодня они против нас. Кер устала пить кровь, Суур — носить пепел и звон стали, Увелен — хоронить только что построенные корабли. Еще немного, и мы увидим разъяренный лик Ореб — неподвластного пламени, потому что есть предел терпения даже у эльямаров, и когда оно иссякнет — человеку не будет места в Долине.

И, словно соглашаясь с его словами, налетел сильный порыв ветра, затмил звезды и взвихрил пламя в костре. Пламя взметнулось вверх, заставив людей отпрянуть, и потом успокоилось.

— Тогда объясни мне, если этот Огонь так важен, почему авриски уничтожают тех, кто ему служит? — глухо спросил Дарк. — Почему ормиты вынуждены прятаться, словно преступники, и прятать лица, как прокаженные? Почему люди не могут забыть их вину во имя будущего? Если у них не достает на это сил, как может достать сил у ормита пойти за Огнем, отдавая в залог жизнь?

— От невежества невозможно спастись, — сурово взглянул на него Хьярги. — Оно поражает всех: и королей, и подданных. Теперь даже дети рождаются с чувством ненависти к нам, обладающим знаниями, к вам, обладающим даром, и к вам, обладающим силой. Авриски называют наш Огонь холодным огнем, как мы называем холодным огнем огонь, что горит в их очагах. Потому что нельзя рассказать, что такое Высокий Огонь, ведь нельзя рассказать, как растет трава, как текут реки, как спят горы. Это — сияние вечно зовущих за собой золотых недосягаемых звезд, это жар любви, дурманящий, как вино, и воспламеняющий кровь. Это — свет одинокого костра, неумолимо влекущий в дорогу, это — багряный закат и безмятежный рассвет, вместе с которым просыпается душа. Как рассказать об этом людям? И кто расскажет им об этом? Кого они станут слушать? Меня? Меня станут, но я один, на всех моей головы не хватит. Слушать станут вас, но для этого нужно в своем сердце взрастить то, что потом отдастся людям, иначе и вас не станут слушать тоже. Смотрите.

Хьярги щелкнул пальцами, и на его ладони вспыхнули, нежно затрепетали язычки пламени, а сам он стал как будто выше и значительнее. В этом хрупком цветке плескалась могучая древняя сила, идущая из самого сердца земли, и тысячелетняя мудрость билась в золотых искрах.

Риэл и Дарк завороженно смотрели на огонь, не в силах произнести ни слова, а Хьярги говорил им:

— Вам, потомкам двух славных кланов ормитов следует забыть давние распри и научить людей вновь любить жизнь и не бояться смерти. В вас — лучшее от Блэдов и Авитов. Рискуйте, уверенные в себе, вы отмечены даром, в этом ваша огдстама, она все равно настигнет вас, где бы вы ни были. Выбирайте между светом и тьмой, ибо только в сражении с самим собой, своими сомнениями человек способен ощущать себя человеком. Я не избавлю вас от душевных метаний, победа над собой тем и ценна, что достигается в одиночку.

Хьярги бережно накрыл ладонью ладонь, и огненный цветок погас, а Риэл и Дарк ощутили, как вдруг осиротела душа. В этот миг они поняли, что отдадут все, лишь бы этот огонек — такой беспомощный и такой грозный — затрепетал в их ладонях.

— Но мы не знаем дороги, — Риэл подняла на Хьярги глаза. — Я не знаю, где находится Окаль. Мои родители не успели рассказать об этом.

Хьярги покачал головой и взглянул на Кирча. Тот виновато опустил глаза. Хьярги вгляделся в Риэл, и внезапная боль пронзила его сердце. Как много еще скрыто от нее, которую судьба вынесла из водоворота войны на поверхность, чтобы подвергнуть испытаниям еще более страшным! Вот она смотрит на него, а в глазах ее — чистота горных снегов, но и страх тоже, а ведь страх зацепил ее пока только краем, тенью! Что будет с нею дальше? Что ждет ее в завершение трудов, и какая она придет к этому завершению?.. Он толкает ее на путь, где она может оставить и жизнь, и душу, и он не должен щадить ее. Не имеет права. Хьярги еле слышно вздохнул, стараясь унять сердечную боль.

— Будь твои родители живы, дитя, они ничем бы не смогли тебе помочь. Окаль — заповедное место. Печать на устах каждого ормита, который был там. Печать на ваших устах тоже, иначе вы потеряете дар. Ведь что такое лишиться дара? Это — лишиться доверия. Указав кому-то путь в Окаль, вы лишаетесь доверия, оказанного вам эльямарами. Расплата — дар.

— Но ведь времени мало! — воскликнул Дарк. — Насколько было бы проще…

Хьярги вскинул руку, и слова невольно замерли у Дарка на устах.

— У каждого ормита свой путь, — сурово произнес старик. — Кто-то выйдет за порог своего дома и попадет в Окаль, а кто-то исходит всю Долину вдоль и поперек, прежде чем достигнет желаемого. Догадываешься, почему?

— Нет, — честно признался Дарк.

'Чтобы в твоей голове наконец-то прибавилось ума', - подумал Рилг, но вслух говорить не стал.

— Что такое дорога? — резко спросил Хьярги.

— Дорога? — растерялся Дарк. — Дорога, это… это… Да что за дурацкие вопросы в самом-то деле?! — вскипел он, потому что не знал, как ответить.

Но Хьярги не обратил ни малейшего внимания на его вспышку и сказал:

— Аюл.

Дарк так и подскочил. Ну не нравилось ему это слово! Как будто его снова обругали, и все это ругательство знают, а он нет. А тут еще младший Скронгир ухмыляется или ему показалось?.. Хьярги меж тем продолжал:

— Мы могли бы просидеть здесь, на Кестамьяре, и полгода, и полжизни, и я бы многому смог научить вас, ибо я — обладающий знаниями. Но это мои знания, рожденные моими дорогами, и все, что я вам скажу, будет правильно, но это будут только слова. Сидя на одном месте, Дарк Авит, ума не наберешься. Любые знания, даваемые учителем, требуют от ученика их проверки. Вот почему лучший наставник — это Дорога. Длинная, короткая, трудная, опасная, легкая или скучная — но это будет ваша дорога, и она научит вас всему. Она подарит вам замечательные встречи, она проверит вас испытаниями и даже гибелью, и если вы устоите — в конце этого пути вас ожидает мудрость. Я не сказал ничего нового, и для многих простая дорога, что начинается от крыльца отчего дома, становится карринчи — дорогой воина духа.

— Я и так не сижу дома, — насупился Дарк. — Да и нет у меня дома.

— Но и пути своего ты еще не избрал. Ты стал искателем, но для тебя найти лабиринт — не главное, важен сам поиск и то, что ты сражаешься с Охотниками и степняками, ты мстишь им, и месть твоя справедлива.

Риэл поглядела на Дарка. Тот сидел, опустив голову, и ни на кого не смотрел. Хьярги попал в самую точку.

— И, тем не менее, ты никогда не задумывался, что есть враг поважнее и пострашнее, и вот с ним-то и стоило бы померяться силами! Это он виновен в том, что Долина стоит на краю гибели, это его злой волей питаются степняки и хессы, это он, затаившись в центре паутины, терпеливо ждет подходящего случая! И как всякое порождение мрака и холода он боится Огня! А значит, ты, Дарк Авит, обладающий даром, можешь его победить и отомстить за гибель всей твоей семьи!

Рилг смотрел на Хьярги в немом восхищении. Вот что значит мудрый! Как верно он прочел всю душу Дарка и отыскал правильные, самые что ни на есть точные слова! Видя, что бесполезно взывать к его чувству долга, которое спрятано ото всех так глубоко, что не сыщешь, Хьярги обратился к его неостывающей ненависти к наемникам, а заодно — к Черному Королю. И в эту наживку Дарк вцепился намертво и теперь не отпустит. И в Окаль пойдет, и Огонь, который он принесет в Долину, будет пропитан его яростью и жаждой мести, и тогда авриски выметут всю нечисть со своей земли и ничто их не остановит!

Рилг улыбнулся и посмотрел на Кирча. Тот подмигнул ему и украдкой за спиной начертил знак, которым они пользовались с детства: победа!

Хьярги поднял лицо к небу и долго смотрел в него. Прохладный ветер шевелил рассыпанные по спине белые волосы, в них вспыхивали искры.

— Светает, — сказал он. — Мне пора. Эй, Белоухая!

Лошадь тихо заржала и резво подбежала к нему. Риэл с сомнением поглядела на нее: уж больно худа была животинка, как она еще и седока выдержит? Да на нее седло положи — ноги подкосятся! Однако Хьярги удивительно легко вскочил ей на спину, и лошадь даже не дрогнула, и седло не понадобилось.

— Еще увидимся! — Хьярги махнул рукой. — Берегите себя, идите вперед, не оглядывайтесь на прошлое. Наима!

Авриски молча поклонились, и теперь Дарк поклонился тоже. Недолго слышалось: 'Н-но, Белоухая! Пошла, пошла!.. — потом все стихло. Лишь догорающий костер напоминал о том, что здесь был Хьярги, ибо только ему одному было позволено разжигать огонь на ставе Кестамьяр.


ГЛАВА 10


— Мы в Светлом доле, — сказал Кирч. — На древнем языке она зовется Эльялад. От Кемира Сигрув делится на два рукава, а между ними — заповедные луга, где пасутся белые кони — лучшие кони в Долине.

— Да знают это все, — насмешливо фыркнул Дарк.

Но Риэл, с восхищением оглядываясь по сторонам, сказала:

— Продолжай, Кирч, прошу тебя.

Она ведь этого не знала.

— Эрлиг Белый Тур, еще до того как стал королем, был здесь и в роще повстречал диковинного коня — могучего, но быстрого, его шкура искрилась на солнце, словно иней. Этот конь верно служил королю многие годы, а потом Эрлиг отпустил его обратно в эти луга и запретил людям на века вперед топтать здесь травы. Потому и река, которую нам надо пересечь, зовется Запретень, она закрывает путь в дол.

— Только наемники своими сапожищами вытоптали заповедные луга, выжгли их, а коней перебили, — хмуро подытожил Рилг. — Теперь Эльялад мертв.

Губы Риэл дрогнули.

— Нам надо найти безопасную переправу, — сказал Кирч.

— Я сделаю это, — сразу вызвался Дарк.

— Я пойду с тобой, — тут же сказал Рилг — он не хотел, да и не мог отпустить ормита одного.

Дарк хмуро поглядел на него, но возражать не стал, а только пришпорил коня.

— Не задерживайтесь! — крикнул вдогонку Кирч.

Рилг Скронгир, впрочем, как и Дарк Авит, полжизни провел в дороге, и в Долине почти не осталось мест, не известных ему. Поэтому он уверенно повернул коня на восток.

Запретень текла в ущелье. Местами оно было глубоким, как пропасть, а местами река вырывалась на поверхность, но при этом столь бурно радовалась своей свободе, что пересечь ее вброд не представлялось возможным — сбивала с ног. Эрлиг Белый Тур при помощи Увелен и Кер постарался надежно закрыть путь в Эльялад, и Запретень оказалась хорошим стражем.

— Вверх по течению у Крутого водопада когда-то был мост, — сказал Рилг. — Посмотрим, не сохранился ли он.

Почти час пробирались они по обрывистому берегу, густо заросшему вереском и дроком. Издалека донеся нарастающий гул.

— Это шумит водопад, — промолвил Рилг, в большей степени самому себе, потому что Дарк упорно молчал.

Они выехали на высокий берег, там, где могучий поток Запретени с грохотом падал с обрыва, закручиваясь внизу в кипящие водовороты. Не впервые Рилг видел Крутой водопад, но каждый раз у него захватывало дух от его неизмеримой силы и величественной гордой красоты. Вода лавиной рушилась вниз, и веер сверкающих на солнце алмазных брызг висел над пенящимися бурунами. Вот она, Увелен, во всем своем могуществе!

Раньше над этой ревущей бездной был перекинут прочный мост, ныне от него остались лишь два коротких выступа с обеих сторон, почти скрытых путами дикого хмеля.

— Моста-то нет, клянусь рогатым драконом, — ухмыльнулся Дарк.

— У тебя такой довольный вид, будто ты его и разобрал, — раздраженно заметил Рилг.

Они спешились.

— Разбирать я его не разбирал, но знал, что моста здесь нет уже давно.

— Почему ж ты…

Рилг уже хотел было крепко выругаться, как в этот момент Дарк внезапно бросился на него и повалил на землю. Этого страж уже никак стерпеть не мог. Он изловчился, перебросил Дарка через себя и сел сверху. Всяческие проклятья еще вертелись у него на языке, но внезапно он почуял чужих. Не нюхом, как обычно, не нутром, а просто понял, что кто-то смотрит ему в спину. Рилг мгновенно перекатился по земле, вскочил на ноги, и в руках у него уже сверкал Эркриг. Он не слышал свиста стрелы, а просто увидел ее — сияющий луч, направленный в Дарка. Рилг рванулся к нему и успел поймать стрелу плечом. Удар был настолько силен, что его отбросило назад, к самому обрыву, он не смог удержаться и сорвался вниз.

— Рилг! А, побери вас прачи!..

Дарк наклонился к обрыву, рядом вонзились в землю еще две стрелы, а потом он увидел их. Эгнаров.

Роста обыкновенного, одежда — как у всех, волосы, правда, необычные — длинные, пепельные, на затылке в хвост собраны, но лица… Они были мертвы и мертвы уже давно, Дарк ни секунды не сомневался в этом, потому что на своем веку мертвецов перевидал достаточно. На этих лицах, белых, как снег, застыло, заледенело навеки выражение нестерпимой муки, а в глазах читалось одно желание: убивать. Убивать, чтобы утолить эту муку.

Дарк потащил из ножен клинок, чувствуя, как холодеет сердце, потому что на него дохнуло тайнами и ужасами другого мира, куда он совсем не хотел попасть. У эгнаров не было мечей, только большие тяжелые луки, и на тетивах уже лежали заговоренные стрелы. Дарк понял, что ему не спастись. Он стоял под прицелом и смотрел, как ветер шевелит пепельные волосы, ерошит оперение исполненных яростного нетерпения стрел… Вдруг звонко заржала одна из лошадей, обеспокоенная присутствием нежити, эгнары обернулись на мгновение, но этого мгновения Дарку хватило, чтобы принять решение, единственно верное: он прыгнул в Крутой водопад, вслед за Рилгом. Несколько стрел сверкнули лучами — но мимо него, ни одна не попала в цель.

Дарк врезался в воду. Его тут же подхватило и потащило вниз. Ослепший и оглохший, он изо всех сил боролся с потоком, словно боролся с великаном, отчаянно выдирался из могучих объятий реки — а ведь надо было еще не потерять меч! — и, когда грудь уже готова была лопнуть от недостатка воздуха, наконец всплыл на поверхность. Запретень закрутила его, словно щепку, и, нещадно швыряя из стороны в сторону, стремительно понесла вперед. Дарку пришлось вдоволь нахлебаться воды и пересчитать о камни все кости, прежде чем он увидел выбравшегося на берег Рилга. Одной рукой держась за плечо, Рилг протянул ему другую, и Дарк, крепко ухватившись за нее, выбрался из воды.

Несколько минут они лежали, переводили дух, не в силах даже пошевелиться. После объятий своенравной Запретени все кости ныли, словно побывали в жерновах гигантской мельницы. Разбитые, оглушенные, обессиленные, ормит и страж скоро начали замерзать на ветру, а сухой одежды не было, ведь они лишились лошадей, а вместе с ними — поклажи. Запретень ревела так, что сам себя бы не услышал, да и о чем тут говорить? И без того все понятно: шаг вперед — бурная река, а спины подпирает отвесная стена ущелья. Куда деваться? Эрлиг Белый Тур не для того закрыл дорогу в Светлый дол, чтобы легко можно было войти в него. Или выйти. Даже мост, который они искали, был не простой, а заклятый: по всему настилу его от края до края были вырезаны руны, что силой своей скрывали мост от людских глаз. Но только не от тех, кто видел другим, особым зрением, к ним принадлежали также обладающие даром и обладающие силой, проще говоря, — ормиты и стражи.

Но когда множество ормитов обратилось ко злу и лишилось дара, другие ормиты разрушили этот мост, чтобы насовсем закрыть вход в Эльялад. Со стороны Скаверы в дол был один-единственный путь, о нем Кирчу Скронгиру под большим секретом поведал Стим Вер, потому что медвяные луга и рощи Эльялада обладали свойством излечивать тяжелые душевные и телесные раны и время от времени он отправлял сюда кого-нибудь из своих бойцов, кому уже не могли помочь лекари.

И вот попасть-то сюда они попали, но как выбраться? Дарк поглядел на Рилга. Страж был бледен, его начала бить крупная дрожь, и Дарк подозревал, что не купание в холодной воде тому причина. Он знаком показал, что нужно осмотреть рану. Помог снять куртку, потом рубаху, левая рука Рилга почти не слушалась и словно заледенела. С виду дыра от стрелы под левой ключицей не казалась опасной: она была ровная, без рваных краев, несмотря на то что древко Рилг уже выдернул, а крови не было вовсе, ни на теле, ни на рубахе. Дарк дотронулся до розовых краев и почувствовал под пальцами такой холод, что невольно отдернул руку. Рилг мрачно кивнул, что означало: стрела явно была заговоренная. Нужно было срочно искать выход из ущелья, пока холод не распространился по всему телу Рилга и не добрался до сердца. И тут вдруг Дарку почудился лай. Ну уж, ерунда! Он встряхнул головой и увидел, что Рилг напряженно прислушивается. Точно, лай! Вот опять, еле слышный из-за шума воды, донесся справа, от утеса. Дарк вскочил, но Рилг решительно остановил его здоровой рукой, в которой по-прежнему был зажат Эркриг. Знаком он велел ему оставаться на месте и дождаться, пока он проверит, что к чему. Дарк воспротивился, показывая на руку Рилга и давая понять, что лучше пойти ему, ведь не он же ранен, но Рилг вместо ответа молниеносным движением оказался у него за спиной и здоровой рукой, не выпуская меча, так обхватил за шею, что Дарк взвыл. После такого наглядного урока он больше противиться не стал, и Рилг пошел на разведку. Хотя слово 'пошел' здесь не совсем уместно, потому что не только дороги — тут даже тропы не было, лишь узенький каменный выступ, на который с грохотом накатывали волны Запретени.

Но Рилг, прижавшись спиной к отвесной скале, шел вперед, и уже снова был мокрым с головы до ног. Река бесновалась. Еще бы, эти двое посмели нарушить границу заповедной страны, которую она издревле охраняла! Дарк напряженно смотрел, как сильные руки волн хватают Рилга за ноги, обрушиваются на него слепящей пенной тяжестью, мешают дышать, норовят стащить в поток, а уж оттуда ему не выбраться! Но Рилг шаг за шагом упрямо огибал утес, пока не скрылся из виду.

Дарк остался один. Только теперь он понял, как замерз, зубы застучали. Река все ревела, но уже, казалось, не столь грозно. Дарк посмотрел вверх. Высоко над головой заглядывала в ущелье синяя полоска неба, и в этой сини медленно и плавно кружила птица, какая именно, Дарк не разобрал. Но где же страж?

Уже много времени прошло, как завернул он за утес, и что с ним сталось? Может, в реку упал, а может, рана свалила его? При воспоминании о том, кто нанес ему эту рану, Дарк содрогнулся. Однако на месте усидеть не смог, его снедало беспокойство, а уж бездействие — вынужденное или невынужденное — угнетало его всегда. Он еще раз прислушался, ничего нового не услышал, взглянул на небо, ничего нового не увидел, перекинул меч из руки в руку и отправился по следам Рилга.

Шел сосредоточенно, отбрыкиваясь от цепких речных волн, прежде чем ступить на какой-нибудь камень — стучал по нему ногой, проверяя, прочный ли. Иные волны захлестывали его с головой, и тогда он прижимался к скале, чтоб не упасть. Долго он так боролся с Запретенью — дочерью всесильной Увелен, весь вымок, нахлебался воды и наконец-то завернул на ту сторону крутобокого утеса. Да так и остолбенел.

Вполне мирная картина открылась его взору. Рукав реки в этом месте значительно расширялся и по правому берегу образовывал небольшую заводь. Сверху ее разглядеть было нельзя из-за скалы, нависшей, как крыша. Вода тут была чиста и прозрачна, берег — пологий и сухой — уходил в темный зев пещеры. Вот на этом-то берегу Дарк и увидел Рилга, тот сидел на корточках, опершись на меч, и беседовал… Дарк протер глаза, но ему не примерещилось: с каменного бережка рыбачил человек — не молодой и не старый, обыкновенно одетый, и удочка у него была самая что ни на есть обыкновенная… Но уж совсем необыкновенно было то, куда этот человек забрался рыбачить, и как он сюда забрался!

— А вот и Дарк, — сказал Рилг, обернувшись. — Хоть я и велел ему дождаться меня, но он не из тех, кто долго ждет. Давай, Дарк, проходи, чего встал?

Пригласил, словно в парадный зал. Дарк подошел, продолжая рассматривать диковинного, по его твердому убеждению, рыбака, увидел садок, полный рыбы, и не сразу — большого рыжего пса, что грелся на солнце у входа в пещеру. На Дарка пес не обратил ни малейшего внимания, даже не гавкнул.

— Ты, значит, и есть Дарк Авит, — промолвил рыбак, не сводя глаз с удочки.

— Ну да, — ответил Дарк, гадая, много ли про него успел рассказать Рилг и зачем.

— Ну, а мое имя — Эстир, — сказал рыбак, выдернул из воды еще одну рыбину, снял с крючка, положил в садок и добавил:

— Нам тоже не годится долго ждать, потому как вот этот человек, — он указал на Рилга, — требует немедленного излечения. Пошлите-ка со мной.

Рилг действительно выглядел неважно, хотя держался изо всех сил. Он был очень бледен, а из-за черных волос, обрамляющих лицо, и вовсе казался белым. Дарк заметил, что вместе с левой рукой у него онемел весь левый бок, и даже левая нога плохо слушается. Рилг боролся с надвигающейся смертью во многом благодаря своему дару, и, если бы Дарк понимал, сколь могуч дар обладающего силой, он бы понял, сколь опасны те, кто напал на них у Крутого водопада.

Рыбак по имени Эстир смотал удочку, закрыл садок плетеной крышкой и свистнул пса. Пес с готовностью вскочил, поглядывая то на хозяина, то на темный провал пещеры, явно приглашая за собой. Дарк поежился, он не любил пещер, погребов и прочих подземелий, постоянно боролся со своим страхом, но окончательно избавиться от него так до сих пор и не смог. Поэтому в темноту скального провала пошел безо всякой охоты, ибо не пойти не мог — состояние Рилга внушало серьезные опасения, да и вину свою чувствовал: ведь скажи он о том, что моста через водопад давно нет, они бы не пошли туда и не попали бы в засаду.

А темнота была кромешная, и совсем не радовало то, что рыбак Эстир и не собирается зажечь огня. Дарк прошел несколько шагов, пребольно стукнулся о невидимый острый выступ, выругался и в сердцах воскликнул:

— Эй, рыбак! У тебя что, факела не припасено? Я ведь не летучая мышь, а тут черно, как в печи!

— Извиняюсь, — донесся издалека приглушенный голос рыбака — пока Дарк спотыкался, он и Рилг ушли на порядочное расстояние. — Запамятовал, что твои глаза к темноте непривычны. Как и мои, к слову сказать.

Дарк ощупью добрел до них, ругаясь про себя все больше и больше.

— Если ты в темноте не видишь… А, проклятье! — он опять стукнулся. — Как же ты тогда дорогу находишь?!

— Да я не знаю ее, дороги-то, — отозвался рыбак. — Собака знает.

— Собака? — Дарк не поверил своим ушам. — Какая собака? Вот эта собака?! Уж не хочешь ли ты сказать, что идешь за этим псом, куда бы он ни привел?! Клянусь рогатым драконом!..

— Ну да, — бесхитростно отозвался рыбак. — Видишь, как у него глаза-то горят да шкура светится?

Дарк напряг зрение и через мгновение точно увидел в нескольких шагах от себя горящие красные уголья глаз и слабый желтый отсвет, исходящий от собачьей шкуры, хотя готов был поклясться, что два мгновения назад ничего такого и в помине не было.

— Успокойся, Авит, — сказал Рилг, и одно уже то, что он назвал его родовым именем, означало: здесь им ничто не грозит, но Дарк пропустил это мимо ушей. — Собака выведет нас наверх, но если совсем ничего не видишь, можешь держаться за мое плечо.

Но держаться за чужое плечо Дарку не позволила гордость, и он упрямо пошел вперед, стараясь не потерять из виду слабое свечение впереди, и продолжая при этом спотыкаться и ударяться об острые камни.

Они шли долго в полной тишине, лишь изредка нарушаемой какими-то шорохами да журчанием близкой воды. Дарку было очень неуютно, и он радовался, что слышит собственные шаги и шаги Рилга за спиной, который на всякий случай пропустил Авита вперед. Эстир-рыбак иногда что-то бормотал себе под нос, а иногда негромко взывал к проводнику:

— Ну-ну, не торопись! У тебя четыре ноги, а у нас-то по две! Ишь, разбежался!..

Дарк очень и очень опасался, как бы пес не завел их в дебри такие, откуда не вернешься, кто знает, что у него на уме? А может, волею судьбы они набрели на королевский лабиринт? При этой мысли глаза его загорелись ничуть не хуже, чем у этого пса, что выбирал дорогу, но потом он вспомнил другое название ненайденной святыни — королевский капкан — и помрачнел. Второе название сейчас подходило куда лучше.

Однако все опасения Дарка оказались напрасными, пес не сплоховал, он вел их дорогой долгой, но верной, скоро она начала подниматься и превратилась в узкую лесенку, вырубленную в скале. Подъем преодолели крутой, но короткий.

— Пришли, — возвестил, отдуваясь, рыбак.

Перед ними лежал безмятежный и спокойный Эльялад — Светлый дол, заповедная страна, в которой память об эльямарах, что некогда свободно гуляли по земле, сохранилась более всего.

Завечерелось. Тихо отгорел закат, на небе выступили первые звезды, кружил голову аромат медвяной росы, щедро выпавшей на травы. Рилг вздохнул глубоко и легко — к нему начали возвращаться силы, а Дарк все стоял и смотрел на зеленые луга, что расстилались вокруг, на далекие белоствольные рощи, на лесистые бока скал, изломанной стеной взметнувшихся прямо из трав, на нежный багрянец последних солнечных лучей, и не мог насмотреться, словно утолял многодневную жажду в чистом горном ручье. Всю жизнь Дарк путешествовал и видел много красивых мест, но сейчас он вспомнил старика-смотрителя из храма Хок-Браскит, что возвращался в свой город за оставленной там душой снова и снова многие годы. Теперь Дарк мог понять это, ибо оказался на его месте: он уйдет отсюда, но он же останется здесь навсегда, потому что здесь оставит свое сердце.

Он уже шагнул было в эти травы, в это небо, как рыбак Эстир окликнул его:

— Эй, ормит! Нам не туда!

И махнул рукой, зовя за собой. На миг Дарку показалось, будто он зовет его обратно, под землю, и испугался, что придется покинуть Эльялад, едва увидев, но рыбак пошел по краю поля куда-то, а Рилг пошел за ним. Дарк бросился вдогонку, стараясь, как Эстир и страж, зря не топтать заповедные травы. Рыжего пса и след простыл, не то Дарк обязательно поблагодарил бы его за то, что привел сюда.

Теперь они шли недолго, а если бы и долго, то Дарк все равно бы не заметил. Усталости и тревог как не бывало, и вообще хотелось петь, но певцом он был не ахти каким, поэтому только слушал, как заливаются трелями в вечернем небе птицы, провожая угасающий день.

Узкая тропа, завиваясь по лесистому склону ущелья, привела их к водопаду. То не был ревущий исполин, подобный Крутому водопаду, что закрывал собой ворота в светлый дол, нет, это был середнячок — малый серьезный и с характером. Прыгая с трехметровой высоты с одного мшистого валуна на другой, на первом он зависал прозрачной хрустальной кисеей, а у последнего собирался в крошечное озерцо и потом уже ручьем устремлялся вниз, в долину. Водопад окружали рябины и ели, а кругом озерца зацветала земляника. Дарк так засмотрелся на причудливые переливы воды, что не сразу заметил избушку, прилепившуюся одним боком к скале.

Стояла она, здесь, видно, давно: стены, сложенные из еловых бревен в девять венцов, дали много трещин — рассыхалось дерево на солнце, а крыша густо поросла травой. Вслед за хозяином Рилг и Дарк поднялись на крыльцо и, пригнувшись (хозяин-то был много ниже их ростом), вошли.

Внутри было темно и пахло травами, а вовсе не рыбой, как ожидал Дарк. Между тем рыбак засветил лучину, и гости увидели чисто прибранную горницу, большую печь, стол под вышитой скатертью, удобные широкие лавки, а под потолком — пучки всяких трав, что сушились, издавая терпкий аромат. Потому и оконце в избе было только одно, да и то крошечное, чтобы солнечные лучи не обжигали дикоросы.

— Скоро хозяйка придет, — сказал рыбак, разводя огонь в очаге, — а пока усаживайтесь, отдыхайте.

Рилг опустился на лавку возле оконца, а пока Дарк снимал с себя куртку и отстегивал перевязь с мечом, обернулся, а он уже спит.

— А вот и хозяйка, — объявил рыбак, и Дарк услыхал легкие шаги на крыльце.

Распахнулась, скрипнув, дверь, и вошла женщина — удивительная и необычная, хотя что в ней такого удивительного и необычного, Дарк, пожалуй, объяснить бы не смог. Она не была юной девушкой, а была красивой молодкой, ее черные волосы не знали седины, а лица не коснулась ни одна морщина, но когда Дарк заглянул ей в глаза, то увидел в них мудрость, что копится многими, очень многими годами.

— Давай, давай, заходи, Велскья, хозяюшка, — радостно засуетился вокруг нее рыбак, — или не видишь, что гости у нас, или весточку мою не получила?

— Получила я весточку твою, потому и поторопилась прийти, — ответила Велскья, и голос у нее был чистый и глубокий, как голос водопада, что плескался за окном. — Как звать-то тебя? — спрашивает у замершего Дарка.

— Дарк, — отвечает тот внезапно охрипшим голосом, — а его вот — Рилг. Ранен он.

— Слыхала, — отвечает Велскья, подошла к Рилгу, по волосам его пальцами пробежала, по лбу, по смеженным векам и за спину бросила:

— Накорми гостя, мил-друг мой, а Скрон только завтра есть сможет.

Дарка усадили за стол, и появилась перед ним разнообразная еда: свежий хлеб, копченый окорок, жареная рыба, белый сыр и желтое масло, душистый мед и молодое вино. Но прежде всего этого Велскья поднесла ему кружку с подогретым отваром из целебных трав со вкусом приятным и каким-то знакомым — не то ягод, не то сока березового.

Потом Дарк делил с хозяином ужин, в то время как хозяйка хлопотала над приготовлениями одной ей ведомых снадобий. А когда они насытились, сказала:

— А теперь ступайте-ка вы из избы, помочь мне ничем не поможете, а только мешать будете.

— Лучше ей не перечить, — шепнул Дарку рыбак. — Да и то правда, помощи ей от нас никакой, пошли-ка лучше места наши поглядим.

А за дверью уже ночь зачернелась, на небо выкатила луна, да такая яркая, как зимой, от скал на поля легли длинные тени. Посвежело. Еще громче заговорил водопад, запахло мокрыми листьями. Где-то в спутанных ветках лещины заливался песней соловей. Мир и покой царили в Светлом доле, словно и не было войны и голода, пыльных дорог и бесконечных смертей, словно отчие дома еще стояли нерушимые, и в семьях никого не оплакивали… Дарк тяжело вздохнул и не сразу заметил, что рыбак смотрит на него пристально, словно загадку какую-то разгадать пытается, и говорит потом:

— Есть у меня для тебя вещь одна, давно припасенная.

— Какая вещь? — спрашивает Дарк удивленно, а рыбак уже по тропе в долину спускается.

Вышли они в луга, а там уже туман сизым покрывалом лег, травы высокие вымочил. Пока шли они по этим травам, людской ногой не тревоженным, Дарк по пояс словно в реке искупался, а аромат стоял такой, что голова кружилась, а сердце песен просило. Эльялад врачевал его душу, зачерствевшую, задымленную, отравленную гибельной памятью о пути, по которому гнала его жизнь.

Пришли они к роще березовой, что в темноте белела стройными станами, а рыбак все вперед идет, не останавливается. Как ступил Дарк под сень деревьев тех, так трепыхнулось его сердце, словно в дом вошел, в котором жил когда-то, а в груди воспоминания неясные заворошились, подобно сну, что давно видел, а потом забыл. Все тело его напряглось, стремясь удержать и разгадать эти воспоминания, но они все равно не давались, ускользали.

Березы тихо шептались между собой, ветер в листве игрался, луна сквозь кроны пробивалась и белыми пятнами укладывалась под ноги. Хотел Дарк спросить у рыбака, куда они идут, да не решился, а сердце все щемило непонятной тоской, и становилась она все сильнее.

Но вот расступились вдруг деревья, и открылась поляна, лунным светом залитая, а на поляне дуб стоит — великан древний, с корой седою, корнями, как старческие руки, узловатыми. Стоит, не шелохнется, не то спит, не то думу думает.

— Это сверич, сердце Светлого дола, — вполголоса говорит рыбак. — Его желудем принес из Махагавы Эрлиг Белый Тур, в нем память о его родине, землях, что лежат за снежными перевалами Магранны. Богатый то край был, красивый, люди в нем жили могучие, воинственные, с богами не заискивали, но уважали их силу и мудрость, за то и боги их уважали, оттуда все предки наши пошли.

Дарк смотрит на рыбака, а рыбака нет и в помине, вместо него — муж ликом суровый и гордый, высокий, выше Дарка, в плечах сажень косая, а в глазах — огонь шалый, какой только в битве горячей бывает. Видно, такими и были воины Эрлига, пришедшие за ним путями многотрудными через горные хребты в Долину, что в сердце своем войну носили и нескоро клинки на соху обменяли.

Дарк на шаг отступил, к поясу потянулся, где меч обычно висел, а меча-то и нет, в избе у знахарки оставил.

— Кто ты? — спрашивает у диковинного рыбака, но ведь и рыбаком его назвал потому только, что тот рыбу в реке ловил, а на самом деле?

— Имя свое я тебе уже сказал, — отвечает рыбак, что не рыбак вовсе. — А что меча с собой не взял — поправимо. Попробуй-ка вот этот.

Обошли они дуб кругом, и видит Дарк камень, белый, как старая кость, а из камня наполовину клинок торчит, чистым лезвием лунный свет отражает.

— Возьми-ка его, — велит рыбак, а сам в сторонку отошел и ждет, что будет.

Долго смотрел Дарк на этот клинок, гадая, кто его в камень упрятал и зачем. И пока он глядел, заволновалась, зашумела роща, ветер окреп, и пробудился дуб-исполин, хозяин дола. Зашевелились, заскрипели ветви его, посыпались листья, ветер закружил их, разбросал. А по земле дрожь пошла, да по лугам, да по скалам, забилась, застонала в берегах Запретень, взревел Крутой водопад, и эхом отозвалось ущелье, будто славное воинство Эрлига Белого Тура трубило в рога, возвещая о своем приходе в новые земли.

Но Дарк ничего этого не видел и не слышал. Он смотрел на меч, как на свою судьбу, и страшился взять его, и уже готов был отступить, но словно неведомая сила толкнула его в спину, он сделал шаг вперед и, сам не ведая, что делает, со всего размаху ударил по камню кулаком. Брызнула кровь, хрустнула кость (руки ли? камня ли?..), и раскололся камень надвое, и грозным белым светом засияло лезвие, и загорелись по нему Крепкие Руны — Руны Смерти.

Тут тишина упала, все успокоилось, и сказал Эстир-рыбак:


— Это Гуннхвар, меч Эрлига Белого Тура, первого короля Долины. Веками хранится он в Эльяладе, у корней дуба-оберега. В лихие времена бессмертные вручили его Эрлигу, и с тех пор Гуннхвар дается только воину духа, отмеченному судьбой. После Эрлига это был Ливал — герой, сдержавший нашествие людей из-за моря, и третьим стал Бринк, покоривший могучие и суровые силы Древнего леса на востоке Лигрии. После них ты не первый, подвергшийся испытанию, но ты первый, кто выдержал его. И раз Долине вновь понадобился Гуннхвар и держать его будет рука ормита, — значит, беда велика, и пришло время героев. Возьми его.

Ни один мускул не дрогнул на лице Дарка, лишь потемнели глаза. Вольный искатель сокровищ лабиринта, лишенный семьи и отчего дома, он почувствовал, как рушится весь его мир, как уходит свобода одинокого волка, а на смену ей вторгается неведомое, непрошенное и оттого обжигающее болью. Мука исказила лицо Дарка, отныне ему суждено было измениться. Порезанные пальцы сомкнулись на черной рукояти, и первая кровь, которую испил Гуннхвар, была кровь его хозяина — Дарка-ормита.

— Есть ли надежда? — глухо спросил Дарк. — Не поздно ли?

— А ты погляди сюда.

Дарк нагнулся к камню и в его тени увидел то, чего не заметил прежде: молодой дубок, крохотный, он упрямо тянулся к солнцу и с младенчества учился мудрости у своего отца — старого дуба.

— Вот наша надежда, — сказал Эстир, и он уже снова был рыбаком — не молодым и не старым, простым в обращении.

— Пора нам домой, — говорит, — хозяйка, поди, заждалась. Да и ночь на исходе.

— Позволь мне здесь остаться ненадолго, — попросил Дарк. — Позволь побродить по Светлому долу, хозяин.

Рыбак поглядел на него и махнул рукой.

— Поступай как знаешь, мил-человек. Только к трапезе не опаздывай, Велскья ждать не будет, голодным спать ляжешь.

И он ушел. А Дарк остался. Но где бродил, где рассвет встречал, что видел — о том никому не рассказывал.


ГЛАВА 11


Их пути разошлись, и каждый из ормитов ступил на свою дорогу воина духа. Что ждет их в конце? Разве могут не знающие единства принести единство своему народу?..


…Они ждали Рилга и Дарка до темноты, потом всю ночь, но те так и не вернулись. Риэл немного поспала, Кирч же не сомкнул глаз до самого рассвета. Он неподвижно стоял, тревожно вглядываясь в светлеющие сумерки, прислушиваясь к ветру и своему сердцу. Когда первый солнечный луч блеснул где-то в степях за Лигрией, он разбудил Риэл и сказал:

— Больше ждать не будем. Если Дарк и Рилг живы, мы их еще встретим. Собирайся.

Все его мысли были о пропавших, и ощущение вины за то, что не помог, когда они нуждались в помощи, тяжким грузом легло на плечи. Кирч помнил об эгнарах — слугах Черного Короля, о зачарованной долине Эльялад и пытался угадать, в какую беду могли попасть его брат и вспыльчивый ормит. Об их непростых отношениях он тоже помнил, и это множило тревоги. Но потом он заставил себя не думать об этом, потому что рядом была Риэл — его главная забота, его жизнь, и кони упрямо летели вперед, стелились под копыта рощи, холмы и поля. Но куда лежал их путь? Верно ли выбрано направление, или, быть может, стремясь в Окаль, они удаляются от него?

Три раза вставало и заходило солнце, и вдруг природа вокруг изменилась.

Зеленеющие молодой травой луга Оквиты уступили место ковыльной степи, а степь вскоре превратилась в голую пустыню — только камни и серая пыль, больше ничего. Риэл не удивилась, ведь она никогда не проезжала тут прежде, но Кирч-то знал, что никакой пустыни здесь быть не должно! Он мрачно и настороженно смотрел по сторонам и не узнавал местность, хотя не раз и не два топтал ее пешим и конным.

Дышалось тяжело, воздух, сухой и колючий, царапал горло, а до самой кромки неба тянулась и тянулась бесплодная песчаная пустошь, серая пыль укрывала все видимое пространство, и на ней не было никаких следов — ни зверя, ни человека. Вокруг коконом сплелась тишина, эта тишина убивала любые звуки еще до их рождения, казалось, она убивала даже время.

— Клянусь сетью прачи, эта пустыня затягивает нас, как мух в паутину, — пробормотал Кирч, и сам не услышал своего голоса.

— Что за ужасное место? — Риэл не выдержала и закашлялась.

Но тут над головой громко ухнула сова, оба вздрогнули от неожиданности и посмотрели вверх.

Большая белая сова кружила над ними и ухала время от времени — не то призывно, не то угрожающе. Кирч проследил ее полет и увидел далеко впереди холм. Они решили направится туда, но кони вдруг заупрямились, затанцевали на месте, взрывая копытами серую пыль. Пришлось спешиться и тащить их за узду. Кирч очень надеялся взобраться на тот холм и осмотреть окрестности.

Но когда подошли ближе, он понял, что надежды его напрасны: холм этот оказался в беспорядке сваленными в кучу человеческими костями и черепами, он не полез бы на него ни за что на свете, да что там, даже не подошел бы к нему, если бы разглядел издалека. Белая сова покружилась над страшным холмом и спокойно уселась на вершину.

— Это — плата за излишнее любопытство тех, кто хотел прочесть свое будущее ради своего настоящего. Добро пожаловать в чертоги эльмы судьбы.

Риэл и Кирч повернулись и с немым ужасом увидели у боковины холма старуху — страшную, горбатую, облаченную в ветхое тряпье. У нее были длинные, до колен, грязные нечесаные волосы, из-под которых сверкали желтые совиные глаза — невыносимые глаза! Они заглядывали под кожу, сквозь сеть вен, кости и мясо пробирались до самой души. Риэл и Кирч стояли перед старухой и не смели шелохнуться, они чувствовали исходящую от этого тщедушного тела мощь, необъяснимую и нездешнюю, и понимали: такой мощи не может противостоять ничто на свете.

— Что вам здесь нужно? — хриплым басом спросила старуха.

Кирч кашлянул и обрел, наконец, дар речи:

— Мы заблудились.

Старуха засмеялась — словно ворона закаркала, обнажив в улыбке коричневые гнилые зубы, полы ветхого одеяния заколыхались.

— Все так говорят, кто попадает в мои владения, — проскрежетала она и кивнула на гору черепов позади себя. — Придумали бы что-нибудь поновей! Чересчур настойчивые оставляют здесь свои головы, за исключением тех, кого я сама зову сюда. Такое случается редко, но вы — сейчас в их числе. Можете не бояться, в эту кучу вы попадете не теперь, — ухмыльнулась старуха.

И окинула взглядом своих гостей. Они были бледны, но спокойны, ведь их слова ничего не решали, и сопротивление не имело смысла — его попросту бы не заметили, поэтому им не оставалось ничего, кроме ожидания, даже если это было ожидание смерти.

— Не думайте, будто я расскажу, что ждет вас впереди. Это не в моих правилах и это запрещено. Но кое-что вам все же следует знать. Земля носит очень сильного человека, такого сильного, что этот мир может опрокинуться, если он того захочет. Имя ему — Холмар Кахантар, обладающий знаниями, маэр, пришедший из Махагавы. Победить его не может ни один из вас, ибо он кормится силой черных камней — сердца древней земли, первого пристанища эльямаров в этом мире. Он уже давно продал душу эльму ледяных ночей и служит ему, надо заметить, весьма усердно. Уже сейчас именовавший себя Черным Королем сильнее любого из вас, но, если он получит дар — ваша земля умрет. Ты, — она ткнула корявым пальцем в Риэл, и та невольно отшатнулась, — ты — ормита, у тебя могучий дар, но ты пока не ощущаешь в себе его силу, поэтому можешь легко с нею расстаться. А ты, — внезапно повернулась она к Кирчу, — будь осторожен, ибо от тебя одного сейчас зависит, принесет ли она в Долину Огонь. Много сражений ожидает тебя, много встреч и потерь, поэтому призови все свое умение и мощь, данные тебе вместе с даром стража.

Кирч подался вперед, один вопрос рвался с его губ, но старуха предостерегающе вскинула руку, и слова замерли у него на устах.

— Здесь не задают вопросов, воин, — сурово произнесла она, — здесь выслушивают волю. Запомни это, иначе пожалеешь.

Кирч молча повиновался.

— Много зла, много ненависти среди людей, — старуха пожевала губами и раздраженно постучала посохом по камням. — Не могу надивиться, с каким упорством вы уничтожаете свой мир — свое пристанище, свой дом! Вас никто не понуждает к этому, вы по своей воле убиваете и мучаете друг друга. Хотите жить так — воля ваша, но я не позволю вам причинять страдания земле, ибо — когда вы уйдете — сюда придут другие и будут жить здесь. Не думайте, что вы первые. Но вы можете стать последними. Если у вас не достанет сил справиться со злом внутри себя — что ж, Ашгирм решит все. И если проиграете, ваш дом превратится вот в такую пустыню. Ищите потомка всеми проклятого рода, ему суждено искупить вину своих сородичей, оросивших земли Долины кровавым дождем. Он вам нужен больше всего, без него победа — если вы победите — будет лишена смысла.

Орима прочла по лицам людей, что они не поняли последних слов, но ее это мало волновало. Она махнула рукой.

— Идите за совой, она выведет вас туда, откуда пришли. И примите совет: никогда больше не рискуйте и не переступайте границ моих владений. У эльямаров и аврисков разные дороги, и пересекаются они только по моей воле.

И повелительница судеб, сложив руки на кривом, как линия жизни, посохе, повернулась к ним спиной.

Сова кружила в небе, пока Риэл и Кирч, ведя в поводу коней, брели, спотыкаясь, в пыли. Едва впереди замаячила кромка леса, сова ухнула на прощание и полетела назад.

Ноги ступили в зеленую траву, в уши ворвались ветер и птичий перезвон, и аромат цветущих деревьев закружил голову. Кирч и Риэл словно выбрались из мрачного подземелья, и тем сильнее отпечатались в их душах грозные и зловещие слова эльмы судьбы. Эти слова нельзя было вычеркнуть из памяти, ибо высечены они были беспощадным резцом судьбы на скрижалях сердца.

Кони шли медленно, задерживаясь у лужаек, где зеленела молодая трава, потому что всадники были погружены в глубокие раздумья. Чтобы не терять времени на привалах, прямо на ходу подкреплялись лепешками, что дал им в дорогу Стим Вер, да пили воду из фляг. Кирч вздохнул: для воина этого мало и для женщины, которой предстоит долгий путь, — тоже. Но делать нечего, еду приходилось экономить, ведь они старались объезжать стороной любое жилье, а значит, запастись провизией было трудно. И на охоту Кирч ходил редко, он не хотел рисковать и не оставлял Риэл одну.

— Кирч, потомок всеми проклятого рода — кто он? — спросила Риэл, когда они ехали по залитому солнцем полю. — Зачем нам его искать?

— Пока не знаю, — покачал головой Кирч. — Но в положенный срок мы все поймем. Надо подождать.

— Но как же нам искать того, кого мы никогда не видели?

— Сейчас мы ищем Окаль, — ответил Кирч. — Сосредоточься пока на этом. Окаль важнее.

Риэл надолго замолчала, а потом спросила:

— А зачем Черному Королю дар? Ведь он же не собирается приносить в Долину Огонь? Или собирается? Это будет отравленный Огонь? — внезапно осенило ее. — Такой Огонь — медленная, неминуемая гибель!

— Я не знаю, Риэл, — снова сказал Кирч. — Замыслы Черного Короля — тайна для меня. Быть может, он хочет править Долиной, быть может — миром или всеми мирами, сколько их там есть. Одно я знаю: его владычество будет владычеством мрака и холодных слез, где нет свободы, а есть только сила и рабство, и ни то, ни другое, я уверен, нам не подходит. Рожденный свободным вряд ли захочет стать господином, ибо господство над равными отнимает свободу. Вот и вся правда.

Путь им преградил глубокий ров, прозмеившийся поперек поля, словно его нарочно выкопали и выкопали уже давно, потому что бока его густо заросли травой да кустами черники. Кирч спешился и спустился в ров обследовать дно. Ничего подозрительного не нашел, и кони спокойно преодолели преграду.

— А дар ему нужен для того, — продолжил Кирч прерванный разговор, — чтобы умножить собственную силу. Каждый воин накануне решающего сражения собирает воедино весь опыт и умение, все лучшее, чем он владеет. По-своему Черный Король тоже воин, он обладает многими знаниями, а если ему чего-то не хватает, он отнимает это у других. Ты слышала, что сказала старуха: он — обладающий знаниями, а этот титул самый высокий, он сильнее ормитов и стражей, и все-таки мы можем его победить. Это связано с эльдаикой — магией Рун, позже ты поймешь суть этой магии.

— Но если Черный Король так ужасен и его можно победить, почему авриски терпят его? Почему не прогонят?

— Не слишком это просто, Риэл. Долина обескровлена войной, и подняться с колен ей очень тяжело. Высокий Огонь угас, мы потеряли короля, Лигрию и Оквиту, и только Скавера пока еще держится. Там горы, а в горах степняки воевать еще не научились, как, впрочем, и в лесах.

— Я знаю, тетка Флу рассказывала, что далеко на востоке стоит древний лес, там… там все так страшно!

Кирч рассмеялся.

— Ох, уж эта старая Флу со своими историями!

— Да, — повторила Риэл, — там обитает дух леса, и он злой.

— Там обитает Ринн Туарх, очень хороший человек! Вместе с ним там живет много людей — и оквитян, и лигрийцев, и даже горцев, которые ненавидят Черного Короля. Лишившись домов и семей, они предпочли уйти в леса, нежели жить на захваченных территориях. А что касается духа леса, то он действительно есть, он не злой и не добрый, он сам по себе.

— Значит, если Черный Король получит дар…

— Тогда победить его будет невозможно. У нас просто не хватит сил.

Низко надвинув на глаза капюшон серого плаща, Риэл покачивалась в седле и размышляла. В Долине было много бед, но волею судьбы все враги воплотились для нее в одном человеке — в Черном Короле. Она никогда не видела его, он оставался таинственным и незримым и тем ужаснее рисовался в ее воображении. С рождения отгороженная от мира, она ни к кому не питала ненависти, однако теперь все люди словно исчезли, и остались только она и Черный Король, ведь ему нужен дар. Ее дар.

Внезапно перед самым лицом стремительно пролетела птица, и Риэл вздрогнула, возвращаясь из своих дум. Рядом медленно ехал Кирч, лицо его было серьезным и задумчивым. Риэл редко видела стража таким — непонятным, чужим, далеким. Ведь она по-прежнему ничего не знала о нем: где родился, сколько ему лет, как заработал свои шрамы, — и вместе с тем знала очень много. Она знала, что Кирч сильный и отважный, решительный и надежный, беспощадный и преданный, рядом с ним ей не ведом был страх. С минуту он ехал, погруженный в себя, потом резко встряхнул темными волосами и пробормотал:

— Никогда больше не хочу встречаться с богами.

И добавил, заметив, что Риэл смотрит на него:

— Голову сломаешь, разгадывая их загадки.


ГЛАВА 12


— Ты сражаешься вполсилы, Здарек, а это нечестно!

Дим топнул ногой и в сердцах швырнул меч на землю. Старый охотник Комр Акив сидел на крыльце своей избушки и попыхивал трубкой. Он не вмешивался, предоставив более молодому и опытному Здареку обучать мальчика воинскому мастерству.

Здарек нагнулся и поднял клинок.

— Запомни, Дим, — жестко сказал он, — что бы ни случилось, никогда не бросай свое оружие, тем более не бросай его так. Меч — твоя рука, твоя судьба, твоя удача — отказаться нельзя! — вы с ним — одно целое. А теперь защищайся!

Сильный, как скала, и гибкий, как лоза, Здарек напал на него, но мальчик не дал застать себя врасплох, он парировал удар, и его движения были быстры и ловки — все же учитель достался хороший.

Здарек завернул к Комру Акиву — давнему знакомому — на день, а остался на неделю. Он подружился с Димом, легко нашел с ним общий язык, ему понравились в мальчике напористость и хладнокровие, и он с удовольствием взялся обучать его всему, что знал, а знал он немало. Здарек был воином духа, отказавшимся от половины своего имени, чтобы пройти путь познания — чего?.. — зачастую воин духа и сам не знает, что ждет его в конце этого пути. Здарек был лучшим следопытом князя Рона Торвала, он знал много троп и дорог, понимал язык зверей и птиц, умел слышать голос земли. Его дорога только начиналась и могла оборваться в любой момент, потому что степняки и Охотники люто ненавидели следопыта и охотились за его головой, но Здарек как истинный воин духа не боялся смерти.

Вот уже пятое утро он и Дим упражнялись на лужайке перед домом, изрыли и истоптали всю землю, со стороны посмотришь — подумаешь, стадо кабанов набрело или большое сражение приключилось.

Разгоряченный и потный, мальчик грамотно оборонялся, но вот Здарек сделал обманное движение, и его клинок полоснул Дима по руке. Охнув, Дим выронил меч и схватился за плечо. Между пальцами засочился алый ручеек.

— Больно? — спросил Здарек.

Чуть не плача, стиснув зубы, Дим отрицательно покачал головой.

— Ты победил, — пробурчал он.

— Не он, тебя победила боль, заставила уронить меч, — подал голос старый охотник. — Ты возьми боль в союзники, позволь добраться до самого сердца, дай разозлить тебя, и тогда она вдохнет в тебя мужество, а не лишит его. Не бойся боли, и ты станешь хорошим воином. Ступай сюда, покажи рану.

Сдерживая слезы, Дим подошел к нему.

— Пустяшная рана, — сказал охотник, — заживет — не заметишь. Когда сражаешься, смотри не только на меч, смотри в глаза противника, потому как не по движению меча скорее поймешь, куда будет нанесен удар, но по глазам.

— Но ведь Здарек сильнее, — Дим шмыгнул носом. — Как я могу победить его?

— Дело не в силе, — Комр Акив остановил кровь и перевязал рану, — а в умении быстро и точно нанести удар. Ты можешь победить любого, но это умение приходит лишь после многих тренировок и после многих боев.

— Но ты посмотри! Здарек, он ведь… — Дим обернулся к следопыту и умолк.

Здарек в этот момент стоял неподвижно, взявшись обеими руками за меч, и глядел в сторону леса. Дим подбежал к нему.

— Что там такое? Кто там? Медведь? Или волк? О!..

Не договорив, он судорожно вцепился в рукав следопыта. Среди деревьев он уловил тень и узнал ее. Это был прачи, верный слуга эльмы Смерти. Четко различимая в темноте, но призрачная в дневном свете, его фигура мелькнула среди берез и исчезла. Дим едва не бросился бежать сломя голову в дом, потому что прачи никогда не приходит просто так, он всегда приходит забрать чью-нибудь жизнь.

Комр Акив взял мальчика за плечи и как следует встряхнул. Дим преодолел первое обжигающее чувство страха и выхватил кинжал.

— Я должен выяснить, за кем пришел посланец смерти! Если за мной — я сражусь с ним, и просто так он мою душу не возьмет!

— Нет, — резко возразил Здарек. — Ты и Комр пойдете в дом и закроетесь изнутри.

Он быстро спрятал волосы под ксар, перекинул меч из руки в руку и бесшумно отправился по следам прачи. Если ловец душ привел с собой врагов, лучше встретить их подальше от дома. Но разве Дим мог усидеть на месте? Едва Здарек скрылся, а Комр Акив пошел запереть ставни на окнах, как Дим тут же бегом бросился в лес.

Здарек тихо крался, стараясь не упустить из виду полупрозрачную тень, и зорко глядел по сторонам. Очень скоро он услыхал за деревьями лязг стали и яростные голоса: в лесу кипел бой. Пригнувшись, все так же бесшумно, следопыт скользнул в заросли орешника, пробрался по краю глубокой лощины, и вот бой уже рядом, за кустами. Раздвинув ветви, Здарек выглянул.

На крохотной прогалине утомленный и израненный авриск оборонялся против пятерых Охотников, у его ног лежало неподвижное тело женщины. Авриск заметно ослабел, кинжал он потерял и меч держал уже двумя руками. Здарек, не раздумывая, пришел ему на помощь. Он отвлек на себя троих, и тут неожиданно на поляну выскочил Дим. Как его учили, мальчик ударил по занесенной руке одного, откатился в сторону и полоснул по бедру другого. Нож обагрился кровью, и замешательство Охотников позволило Здареку убить одного из них. Но что может сделать кинжал против меча, ребенок против воина? Здарек вытолкнул Дима из боя, и в это время подоспел Комр Акив с большой суковатой дубиной. А Дим, падая, успел увидеть, как воин-авриск сумел-таки достать одного из своих противников, но клинок другого на встречном движении пронзил его насквозь. Поднявшись на одно колено, Дим что было силы метнул кинжал. Если бы Здарек не бился спиной к нему, он обязательно похвалил бы ученика за отличный бросок. Мертвый Охотник рухнул рядом со своим врагом. Здарек и Комр Акив тем временем расправились с остальными. Воин-авриск, падая, накрыл собой женщину, продолжая защищать ее даже после смерти.

— Кто они? — переводя дух, спросил Дим. У него от пережитого начали дрожать руки и коленки.

Здарек не ответил. Его лицо было хмурым и злым. Взяв меч одного из Охотников, он пошел рубить сучья для костра.

— Кто они, Комр? — спросил Дим у охотника.

Но тот лишь в сердцах плюнул и, ничего не сказав, направился к дому.

Дим остался один на поляне, заваленной мертвыми телами. Он нашел убитого им Охотника и выдернул из его груди кинжал.

— Они ормиты, мой мальчик, — раздался голос за спиной.

Сжимая кинжал в руке, Дим стремительно обернулся.

— Хьярги! — изумленно воскликнул он.

Хьярги слез с лошади, которая еле держалась на ногах, тяжело дышала и все норовила прилечь. Дим подбежал к старику, тот наклонился и обнял мальчика

— Я догонял их от самого Коргума и все же не успел.

На лице Хьярги было неподдельное горе, он отстранил от себя Дима и устало опустился на землю.

— У них ведь даже не было дара, — грустно покачал головой. — И все же я не успел.

Пришел Здарек с большой охапкой сучьев, увидел Хьярги и кивнул ему. Молча сложил посреди прогалины погребальный костер, сверху положил тела ормитов. Служителей Огня хоронили только в огне. Дим увидел, как Хьярги протянул к костру руку, с его ладони спрыгнул крохотный огонек и змейкой побежал по сучьям, разрастаясь и набирая силу. И вот уже пламя загудело и взметнулось вверх, задрожал горячий воздух. Огонь разделил собою мир на тех, кто ушел, и на тех, кто остался. Дим всмотрелся в пламя, что красными и золотыми языками лизало принесенную ему жертву, он пытался понять и увидеть то, что связывает неукротимую стихию с человеком, но увидел лишь удаляющуюся в сторону леса неясную фигуру с черным вороном на плече.

— Конечно, здесь не обошлось без прачи, — процедил сквозь зубы Здарек. — И ворон эльма Войны может быть доволен добычей.

Костер быстро догорал. Бушующее пламя превратилось в шепчущие язычки, теплящиеся, как дыхание умирающего. Убитые Охотники лежали там, где нашли свою погибель, души их забрал прачи, и тела скоро исчезнут.

Но вот угас огонь, и старый лес ожил. Налетел холодный ветер, заскрипели ветви, заговорили листья. Темная тоска проникла в сердце, захотелось выть, точно зверю у разоренного логова.

— Идемте домой, — сказал Здарек и зашагал прочь.

День клонился к вечеру.


— … Я знаю все, что ты мне скажешь. Все! — Комр Акив стукнул пустой кружкой по столу. — Сколько лет мы с тобой говорим об этом? Я наперед знаю все твои речи!

Он и Хьярги сидели друг против друга и сердито спорили. Здарек и Дим не вмешивались, но не пропускали ни слова. Здарек ставил заплатку на куртку, а Дим чистил кинжал.

— Ормиты заплатили за свои ошибки в два раза больше, чем должны, — насупился Хьярги. — Те, что погибли сегодня в лесу — едва ли не последние. Целое поколение вырезали! Ты думаешь, это пройдет для Долины бесследно?

— А как быть с поколением, что выросло с оружием в руках? Его мы куда денем? К сохе их уже не поставишь! И это тоже для Долины бесследно не пройдет!

— Вот потому тех, кто приносит Огонь, сейчас нужно беречь как самое дорогое сокровище! — Хьярги закипал все больше и больше. — Разве я не пытался остановить их тогда, двенадцать лет назад?

— Я не обвиняю тебя, — Комр Акив стиснул пустую кружку. — Посмотри на нас с тобой. Ты — мудрый, я — простой охотник. Объясни мне, если сможешь, почему я потерял своих сыновей, назови мне цель, что оправдает их гибель!

Хьярги закрыл глаза и с силой провел по ним ладонью, словно хотел навсегда лишиться их и не смотреть в беспощадное лицо Комра Акива.

— Мы виноваты, спорить не буду. И уже девять лет каждый день мы платим кровью за свою вину. Но приближается черта, перешагнув которую те, кто убивал ормитов, и те, кто молча взирал на это, возьмут на себя ответственность за гибель Долины! Потому что есть тот предел, за которым кончается моя вина и начинается твоя, Комр Акив!

Охотник тяжело вздохнул и разлил по кружкам вино.

— Может, ты прав, Хьярги? Может, пора забыть прошлое? И мне горько, и тебе несладко. Вот только боль свою и тоску куда деть? За плечо не бросишь и в землю не закопаешь… Вот так подступит — и я готов даже пойти к Яме, Говорящей с мертвыми, лишь бы увидеть своих детей!

— Не дури, — буркнул Хьярги, — голову свою там оставишь и их зря потревожишь.

— Нет, я еще собираюсь пожить, чтобы посчитаться с этими стервятниками! — Комр Акив погрозил кулаком невидимому врагу. — Я еще не так стар, и моя ладонь не забыла, как ложится в нее рукоять меча!.. Назло доживу, помирать не буду, пока не поквитаюсь!

— Здарек, а кто это — Говорящая с мертвыми? — шепотом спросил Дим. — И что за яма такая?

— Забудь, это все сказки. И вообще тебе спать пора.

…Посреди ночи, переворачиваясь с боку на бок, Дим открыл глаза и увидел все еще сидящих у стола Хьярги и Здарека. Они о чем-то говорили, слегка наклонясь друг к другу, и в разговоре то и дело звучали всякие таинственные слова, и когда они звучали, пламя свечи колебалось и вспыхивало ярче. 'Надо будет спросить у Здарека, что это за слова', - подумал Дим. Он повторил их про себя несколько раз и уснул, а на утро не вспомнил ни одного.


ГЛАВА 13

Пробравшись лесом между Кемиром и Шентидом, Риэл и Кирч выехали к Согдиве. Густые заросли вставали на пути, они вынуждены были то объезжать их, то продираться сквозь кусты шиповника, спутанные ветви дикой малины и жгучей крапивы. День сменялся ночью, под ударами копыт поникали травы, и ветер оставался позади, устав состязаться не в скорости, но в выносливости… Дорога измотала их, истрепала одежду, обветрила кожу, сбила подковы лошадям и в награду вывела к реке — такой могучей и прекрасной, что Риэл мигом забыла об усталости и лицо ее просветлело.

Они остановились на вершине холма. Вечерело. В далеких селениях загорались огоньки, освещая путь уходящему дню. Впереди морем расстилались зеленые луга, невесомая паутина тумана завивалась над ними. И в этих лугах широкой лентой темнела полноводная Согдива — величавая и спокойная, она носила на себе корабли и кормила всех, кто жил на ее берегах. Согдива брала начало в высоких снегах Магранны, чьи неприступные вершины розовели в лучах угасающего солнца далеко на севере, и впадала она в море — величайшее из творений эльямаров — неизведанное, манящее своей таинственностью, и Согдива была частью этой тайны. Авриски боготворили ее, и даже степняки не осмеливались осквернять священные берега — не трогали деревни и не выжигали поля, ведь, глядя в зеркало Согдивы, они глядели в очи грозной Увелен — эльмы Вод и страшились ее гнева.

Риэл откинула с головы капюшон и медленно вдохнула ветер. Она выбирала направление, прислушиваясь к себе, но не знала, насколько верно это направление. Прекрасна была Согдива, но ее взгляд притягивала подпирающая небо твердыня Магранны.

— Кажется, нам на север, — сказала Риэл.

— Лучше бы на юг, — уныло пробормотал Кирч.

За Магранной в ледяном плену лежала Махагава, что ныне звалась Экбором, и там, где-то среди снегов, прятался Кахантар — ненайденный замок Черного Короля. Получалось, они сами шли к нему в руки, но что Кирч мог поделать?..

Короткими переходами пробирались они вдоль Согдивы. Под покровом ночи заезжали на хутора, в надежности которых Кирч был уверен, чтобы пополнить запасы продовольствия. Поречье неумолимо сужалось, приближалось место, где Сигрув отделялся от русла Согдивы и устремлялся в свободное течение. Там стоял Хемринверд, главный город Долины. Именно у его стен битвой завершилась трехлетняя война, и на прилегающих к ним полям, щедро политым кровью, взошли сочные густые травы. Много степняков полегло в той битве, и авриски были разбиты, но сражались они с такой яростью, что ярость эта до сих пор жила в земле, воде и разрушенных стенах города. С тех пор руины Хемринверда степняки объезжали далеко стороной, и Кирч надеялся переждать там ночь.

На закате они выехали из леса на открытое место.

Перед ними расстилалось широкое поле, имя этому полю — Щит мертвых, и двадцать девять могильных курганов безмолвными стражами окружали его.

Закат пламенем охватил полнеба, заволновались густые травы, на землю легли багровые тени. Они напомнили о жаркой схватке, когда, захлебываясь кровью, живые ложились поверх мертвых, чтобы никогда уже не подняться.

Страшась нарушить их покой, медленно ехали Риэл и Кирч по полю, и все выше поднимались перед ними полуразрушенные, иссушенные ветрами и солнцем белые, как кости, стены Хемринверда. Они подъехали совсем близко, и Риэл показалось, что алые лучи заката стекают со стен кровавыми ручьями.

— Послушай, Кирч, нам обязательно… — начала Риэл, но договорить не успела.

Вдруг тишину вспорол резкий свист, и ее конь захрипел и повалился на землю, из разорванного горла фонтаном забила кровь. Кирч спрыгнул на землю и успел вытащить Риэл из-под рухнувшего животного. Ее рука слегка дрожала, когда она подняла с земли тяжелую, блестящую, холодную стрелу.

Кирч огляделся. Никого. И снова тот же свист.

Он толкнул Риэл в траву, и сам упал следом. Его конь, заржав от боли, поднялся на дыбы и ускакал прочь, хромая на раненую ногу.

— К нам пожаловали псы Черного Короля, — пробормотал Кирч. — Я их отвлеку, Риэлин, а ты ползи к стенам, только там можно укрыться. Не поднимай головы и не останавливайся.

Он поднялся во весь рост и вытащил из ножен меч. Риэл, вжимаясь в землю, поползла к спасительным стенам.

— Эй, вы там! Выходите и сразитесь со мной, сколько вас есть! — крикнул Кирч.

Он окинул взглядом курганы. Курганы молчали, и тени от них становились все длиннее. Кирч не видел противника и не чувствовал его — ни движения, ни шороха, а самое главное — он не чувствовал запаха, и это его очень беспокоило. Медленно повернулся он кругом и успел заметить тонкий ослепительный луч — стрелу, он вскинул меч, луч ударился о лезвие и погас. Больше ждать было нельзя, и Кирч бросился вслед за Риэл. Стрелы засвистели вокруг него, он упал в траву, перекатился через себя, снова вскочил и в несколько прыжков достиг стены. Там, где он только что стоял, торчали из земли, дрожа, семь стрел, их древки тихо светились тусклым белым светом.

Не тратя времени на разговоры, Кирч схватил ормиту за руку, и они побежали по улице, перескакивая через обломки колонн и груды камней, выпавших из кладки домов. Риэл два раза упала, и оба раза Кирч рывком поднимал ее на ноги и тащил за собой.

Сначала Риэл думала, что они бегут просто так, лишь бы убежать, но потом поняла: Кирч что-то ищет. Она не ошиблась, он искал подземный ход, который найти было не так-то просто: дома и дворцы превратились в руины, улицы запрудили обломки стен, да к тому же стремительно сгущалась темнота.

— Кирч, кто напал на нас? — спросила Риэл, задыхаясь от быстрого бега и все чаще спотыкаясь. — Я никого не видела. Это Охотники?

Но Кирч ничего не ответил. Он откинул несколько обломков колонны, каждый размером с него самого, и Риэл увидела присыпанные землей ступени, ведущие в темноту.

— Нам надо туда? Обязательно? — спросила она, невольно отступая.

Она никогда прежде не была в подземелье и испытывала смутный страх перед темной, тесной норой. Обиталище Стима Вера не в счет. Его обиталище — дворец, какой редко встретишь в Долине. Но Кирч сказал:

— Обязательно.

И втолкнул ее в узкий проем. Потом протиснулся сам и закрыл дыру двумя известняковыми плитами.

— Куда он нас выведет? — шепотом спросила Риэл.

Кирч понятия не имел, куда он их выведет, и сказал так:

— Надеюсь, мы выйдем за окраину города, а лучше бы — в лес.

Когда-то об этом пути ему поведал Хьярги, но при этом умолчал о том, кто построил ход и где он кончается — то ли говорить не хотел, то ли сам не знал. Поэтому сейчас Кирч шел наугад, а при другом раскладе вообще не сунулся бы сюда.

Их окружала кромешная тьма, и Кирч вел ормиту за руку. Временами, касаясь плечом или локтем каких-то выступов, она вздрагивала. Ноги ступали по мягкому песку, шагов не было слышно, а Риэл еще и не видела ничего. И вдруг резко потянуло сыростью, и коридор оборвался. По вольному дуновению воздуха Риэл поняла, что они оказались в большой пещере, но по-прежнему ничего вокруг не видела.

— Где это мы? — спросила она.

— Под королевским дворцом. Здесь подземное озерцо.

Кирч не сказал, что озерцо это зовется Илькаим — Черное Зеркало и что оно — самый настоящий и очень сильный хатанн — след эльямаров, охраняющий троны владык Долины и осеняющий благодатью весь город. А не сказал он этого потому, что другим названием озера было Скари — Вещее, и опасно было задавать ему вопросы, ибо ответы могли принести гибель.

— Мне следовало самому проверить этот ход, — пробормотал Кирч. — Но я поверил Хьярги на слово, и вот, получите…

Он не собирался задавать Скари никаких вопросов и за руку потащил Риэл прочь, спеша обойти его и скорее выбраться наверх. Отчасти потому, что страшился ответов или видений, которые могло наслать на них Илькаим, отчасти потому, что Риэл была ранена. Нет, она не произнесла ни слова жалобы, но Кирчу и не нужны были слова — он чуял кровь и чувствовал ее боль, как свою. Крови становилось все больше, и боль все усиливалась, но Риэл молчала, и Кирч спешил.

И вдруг она выпустила его руку и остановилась, словно кто-то неслышно приказал ей сделать это.

— Риэлин, идем, здесь оставаться нельзя, — Кирч тронул ее за плечо.

Но она не шелохнулась, продолжая напряженно всматриваться куда-то в темноту. И тут замер Кирч, ибо сила, остановившая Риэл, была настолько могуча, что через ее дар проникла в него и сломила всякое сопротивление.

Страж ощутил, как толчками заклубился в подземелье воздух, стал тяжелым и вязким, пришел в движение, задевая лицо крыльями невидимых птиц. Со всех сторон зазвучали тихие голоса — удивленные, сердитые, скорбные. Эти голоса успокаивали, убаюкивали, завораживали…

Стена яростного пламени вырвалась у них из-под ног так внезапно, что Риэл, ослепленная, с криком отпрянула, и только подставленное Кирчем плечо не позволило ей упасть. С бешеным ревом пламя взметнулось к сводам, на миг осветило пещеру и так же внезапно съежилось, опало, и все вокруг озарилось белым светом. Риэл увидела перед собой небольшое спокойное озерцо, из его глубин пробивался свет, будто кто-то зажег там огонь. Риэл склонилась над водой.

Сначала там не было ничего, кроме белого света, но потом он рассеялся, потускнел, и она увидела — тонкие безжизненные руки и поняла, что это ее руки, а потом огненными линиями в черной глубине прочертились слова: 'Твой Огонь мертв'. Риэл в страхе поднесла к лицу ладони, ладони были белыми и дрожали. А когда вновь посмотрела в воду — там шелестела на ветру сухая осока, бессвязно шепча непонятные злые слова, или то были проклятья?.. Потом снова возник свет, он недолго сиял, стал бледнеть, меркнуть и вскоре тихо угас. Риэл опять окутала густая темнота. Мучительная дрожь начала сотрясать ормиту, и Кирч вынужден был обнять ее за плечи, чтобы помочь устоять на ногах. Он знал: это ответы не на его вопросы, и понять их не мог, но тревога и страх Риэл были так сильны, что на долгое мгновение передались и ему и заполнили сердце предчувствием неотвратимой беды. Потом это мгновение прошло, Кирч поднял Риэл на руки и понес. Левая нога ее была вся в крови, Кирч нес ормиту, и она еще долго дрожала в его руках.

Наверху их встретила глубокая ночь. Тысячи звезд усыпали черное небо. Луны не было.

— Я пойду сама, — хрипло прошептала Риэл. — Ты не сможешь нести меня долго.

Так случилось, что благодаря боли и страху, что пришлось пережить ее душе — открытой и беззащитной, — она могла теперь слышать голос дара, этот голос вливался в нее, как студеной ночью вливается в тело жар от пылающего очага. Она указывала дорогу, а Кирч не возражал, ведь в том, что касалось ее дара, он был посторонним. Его задача — защищать, а не давать советы. Поэтому он покорно шагнул за нею в темноту, думая про ее раны и забыв о своих.

Они шли по туманным полям, по росной траве, и соловьиные трели смолкали, когда они пробирались по зарослям орешника да по березовым рощам.

К рассвету вышли на проселочную дорогу. Издалека донесся лай собак, значит, рядом было жилье. Риэл совсем ослабела от усталости, повязка на бедре, сооруженная из рубахи Кирча, пропиталась кровью. Перед тем как перевязать рану, Кирч извлек из нее осколок камня, острый, как лезвие ножа, и Риэл даже не застонала, только вцепилась в его плечо, на плече потом остались синяки.

Кирч снова понес ормиту на руках, а когда лай собак стал отчетливее, свернул с дороги, усадил ее под дерево, укрыл ветками и велел дождаться его, а сам, крадучись, исчез в ночи.

Бесшумно шел он на лай собак, ловя запахи и по ним пытаясь определить, свои здесь или чужие, и вскоре у маленькой речушки наткнулся на хутор.

Большой дом, обнесенный высоким тесовым забором, спал. Вдоль забора, тесно подогнанные друг к другу, стояли мастерские, амбары и загоны для скота. Кирч про себя похвалил предусмотрительность хозяев, сумевших превратить свое жилище в подобие крепости. Он прокрался вдоль забора и осторожно надавил плечом на могучие ворота. Они даже не шелохнулись. Тогда Кирч перелез через них и бесшумно приземлился на другой стороне.

С громким лаем на него тут же налетели псы-волкодавы, но, увидев, кто перед ними, с визгом разбежались который куда. В доме тотчас послышались голоса и загремели засовы. Кирч остановился у крыльца.

Дверь распахнулась.

На пороге возник хозяин — бородатый авриск с увесистой дубиной в руках, за спиной стояли трое сыновей, такие же бородатые, с большими ножами для разделки мяса. Нимало не смущаясь таким приемом, Кирч шагнул в круг света и в знак мира отстегнул свой меч.

— Пусть никогда не погаснет огонь в вашем очаге, — сказал он. — Мне нужен приют на ночь.

Хозяин не двигался, подозрительно разглядывая незваного гостя и гадая, почему собаки испугались его.

— Ты один? — спросил он.

— Со мной раненая женщина. Она в лесу.

Не сводя с Кирча тяжелого взгляда, бородатый с минуту раздумывал. Потом что-то тихо сказал сыновьям, те молча кивнули и скрылись в доме.

— Пошли, — бросил Кирчу бородатый и снял с железного крюка фонарь.

Отпирая ворота, он увидел на дубовых досках глубокие царапины, будто какой-то зверь точил о них когти. Бородатый авриск еще раз взглянул на Кирча, но тот и бровью не повел.

Риэл он нашел там же, где оставил. Она спала, прислонившись к дереву и накрыв ладонями рану на ноге. Капюшон был откинут, длинные волосы, выбившись из-под кармака, рассыпались по плечам. Риэл не проснулась, когда Кирч поднял ее на руки, только губы дрогнули от боли, да складка залегла меж бровей. Бородатый авриск по-прежнему не произнес ни слова и молчал до самого порога своего дома, освещая Кирчу дорогу. А у порога произнес:

— Звать меня Грест Винит, ты на моей земле, и верю, что пришел с миром. Входи.

На что Кирч ему ответил:

— Мое имя — Кирч Скронгир, и вхожу я в твой дом с чистым сердцем, равно как и эта женщина у меня на руках.

В длинной комнате горели лампы, в ней было тепло и пахло смолой. Окна закрывали крепкие ставни, а двери запирались на крепкие засовы.

На пол постелили меховое одеяло, и Кирч осторожно уложил на него Риэл, которая так и не пришла в себя. Из внутренних покоев появилась хозяйка — высокая миловидная женщина — и принялась хлопотать над нею. Первым делом она как можно осторожнее отняла от ноги засохшую повязку. Глубокий порез под нею больше не кровил, но воспалился.

— У нее жар, — сказала хозяйка. — Вирд, Грон, принесите теплой воды, вина из оплетенной бутыли и чистое полотно. А ты, Грест, помоги мне.

Пока они срезали пропитанную кровью штанину, Кирч задремал. В этом доме, хоть и чужом, он не чуял опасности, а потому мог позволить себе отдохнуть.

Хозяйка аккуратно промыла рану сначала водой, потом настоянным на целебных травах вином и ловко обвязала ногу чистой белой тряпицей. Кирч заставил себя открыть глаза и поблагодарить за помощь.

— Ешь, — хозяин придвинул к нему блюдо с ветчиной, маслом, сыром и нарезал большими ломтями хлеб. Наблюдая, как гость жадно поглощает еду, сказал:

— Я не спрашиваю, кто ты и куда идешь, но по твоим ранам вижу, что путь твой непрост. Скажу одно: в недобрые края ты забрался, мил-человек. По собственной воле никто не приходит сюда.

— А сам-то ты как здесь живешь? — спросил Кирч. — Почему не уходишь?

— А куда идти? — погладил бороду хозяин. — Сейчас везде одинаково. А не ухожу потому, что эта земля — моя, и никакие нелюди не заставят меня покинуть ее. Либо они — либо я.

— Понятно. И много вас таких? — поинтересовался Кирч.

— Хватает, — уклончиво ответил чернобородый.

Так они и переговаривались: обо всем и ни о чем, храня свои тайны и не выведывая чужие, и, тем не менее, прекрасно понимая друг друга. Потом Грест принес еще одно одеяло и подал его Кирчу:

— Выспись как следует, воин. Сон твой пусть будет спокоен, тут все свои.

Кирч бросил одеяло на пол, лег, положил рядом Тангур и сразу уснул. Хозяин покачал головой, усмехнулся в бороду и загасил лампу.


Три дня и три ночи прожил Кирч в доме Греста Винита, ожидая, когда Риэл наберется сил, чтобы идти дальше.

На четвертый день он и младший из пяти сыновей Греста — Грон в кузнице на заднем дворе подковывали лошадь, когда в ворота постучали. Грон поглядел на Кирча и знаком показал ему, чтобы тот укрылся в сарае, а сам неспеша вытер холстиной руки и пошел узнать, кто там. Сквозь щель над дверью Кирч наблюдал за воротами, готовый в случае чего прийти Грону на помощь.

Но Грон безбоязненно распахнул тяжелые створы, и во двор, к удивлению Кирча, въехали пятнадцать всадников, и ксары у них были повязаны так, что скрывали лица до самых глаз. И когда они спешились, усталые и запыленные, и сняли ксары, Кирч узнал в одном из них Скильда Брандива, младшего брата князя Скаверы.

Стим Вер, охраняющий границу Скаверы от Армика до Имригда, редко бывал дома, Скильд Брандив не был дома уже больше года. Он со своими бойцами кочевал по захваченным землям, выслеживая и уничтожая отряды наемников. Бредув покидали тридцать бойцов, и половину из них потерял Скильд в жестоких схватках с Охотниками и степняками, и каждый горец взял с собой пять-шесть врагов. Славные то были воины, и мечи, закаленные кровью и яростью, венчали их могилы, и наемники эти могилы проклинали и обходили далеко стороной.

Кирч покинул свое убежище и вышел навстречу всадникам.

— Скронгир! — шагнув к нему, радостно воскликнул Скильд. — Вот не ожидал встретить тебя здесь!

Они пожали друг другу руки и присели на ступеньку крыльца. Воины тем временем расседлывали лошадей, Рона — жена Греста — увела в дом раненых.

— Мы проходили рейдом вдоль Согдивы, — сказал Скильд, снимая кольчугу, а за ней подкольчужную куртку. — Двенадцать раз за двадцать семь дней вступали в бой: девять раз с Охотниками и пять раз со степняками. Я потерял пятерых человек, но семь отрядов, пробиравшихся к границе Скаверы, мы положили там, где встретили. Долина умирает, Кирч. Я смотрел в глаза многих аврисков и не видел в них ничего, кроме страха, и множатся ряды наемников, а наши — редеют. Что может спасти нас? Я потерял половину своих людей и, быть может, уже никогда не увижу Бредув, но что станется с Долиной, если мы, последние ее защитники, уйдем навсегда?

Скильд сидел, устало уронив руки на колени, с поникшими плечами. Он гнал от себя безнадежность, сражался с нею, как с заклятым врагом, но сколько же надо сил, чтобы сражаться и с врагами, и с самим собой?.. Скильд Брандив — всего лишь человек, а человек подвержен сомнениям.

— Я скажу тебе, что станется с Долиной, — сурово произнес Кирч. — Черный Король будет владычествовать над аврисками и убивать их руками Баруша, своего наместника, ибо такая власть призвана не создавать, а разрушать и калечить. Многие смогут так жить, но их жизнь не будет долгой, потому что Черный Король продал душу эльму Ледяных Ночей, и Долину, как прежде Махагаву, убьет холод. Но даже сам эльм будет обманут, потому что Холмар Кахантар приблизил Ашгирм, дабы сравняться с богами, а быть может, и низвергнуть их, и сейчас он прикладывает все силы, чтобы сделать это.

— Нет. Не может быть. Я не верю, — Скильд сжал кулаки. — Тогда нас ждет небытие, и не будет никакой надежды на то, что хотя бы потомки смогут вернуть потерянное!.. Нет, он не сможет, — как заклинание повторил он. — Это… это перевернет весь мир, у него не хватит сил на такое! Ведь он всего лишь человек!

— Пока еще человек, — напомнил Кирч. — И до тех пор, сколько длится это 'пока', - мы можем его победить. После — нет. Не забывай, он еще и маэр.

Скильд заглянул в его глаза и все понял без слов.

— Ладно, — хрипло произнес он. — Не будем больше об этом. Ты был в Бредуве, Скронгир? Что дома?

— Князь держит оборону, ты знаешь. Степнякам через горы не пройти, а от моря — Тор Бран, высокая стена.

Кирч говорил о южной границе княжества, где земли Скаверы обрывались отвесными стенами прямо в море, и стены эти вздымались высоко. На их вершине стояли древние замки-крепости, и горцы несли там неусыпный дозор. Нет, оттуда степнякам в Скаверу не пробиться, там — владения Увелен и Кер.

— Из рейда вернулись… все?

Скильд невольно замер в ожидании ответа. Между людьми, что не раз сражались бок о бок, не должно быть недомолвок, поэтому Кирч ответил прямо:

— Янгары возвратились все: Ривс, Хальдив, Шел, Октав, Чермик и Серебряк, Тадив Умантир и Крийстен, но не всех бойцов привели с собой. Стим Вер по-прежнему на границе, и у него есть потери.

— Что князь?

Скильд был моложе Тима Брандива на два года, но никто ни разу не слыхал, чтобы он обратился к нему по имени. Минуты, когда, ломая преграды положения, родная кровь сближала их, выдавались очень редко, но тем ценнее были эти минуты и для них самих, и для тех, кто рядом.

— Князь отвечает за всех, — сказал Кирч, — и эта ответственность забирает у него больше сил, чем если бы он просто сражался с оружием в руках. Ему почти не пришлось учиться правлению рядом с отцом, и он учится сам, на своих ошибках. Но время против него, а страх за сына сжигает его сердце.

Скильд опустил голову. У него не было своих детей, и он любил Искера, как если бы он был его сыном, и сполна переживал боль брата, как собственную.

— Искер — это все, что осталось у князя от Альими — его жены. Я понимаю его страх. Такой страх убивает.

Подошел Грон.

— Ужин готов, Скильд. Пойди, подкрепись с дороги.

В большой комнате был накрыт длинный стол. Уставшие и голодные воины набросились на еду, и у них еще находились силы на шутки и смех. Да и что могло заставить плакать людей, коим прачи — собиратель душ — стал так же привычен, как наемники, которых он на них натравливал?..

К вину подоспели вернувшиеся с дальних угодий Грест с сыновьями. День медленно угас, и воины ушли спать на сеновал. За столом остались двое: Скильд Брандив и Кирч Скронгир.

— Когда вы уходите? — спросил Скильд.

— Сегодня ночью.

— Что возьмешь ты с собой?

— Лошадей, если дашь.

— Дам. Что еще? Оружие? Людей? Я дам тебе все, что смогу.

— Надежду. Это то, что я никогда не забываю взять с собой.

— Не один ты, многие, если не все, живут сейчас только этим. Выпьем за твою удачу, Скронгир.

— За нашу удачу, — поправил его Кирч, и они подняли чарки с золотым вином.


ГЛАВА 14

Запретень осталась позади, начинались обжитые земли. Рилг и Дарк свернули в леса и большую часть пути преодолевали ночами. Территория Лигрии звалась захваченными землями — опасными, гиблыми, в этих землях хозяйничали наемники. Дарк и Рилг почти перестали разговаривать и все чаще прибегали к языку жестов. Так уж получилось, что все надежды Долины воплотились в них двоих, и попасть в лапы Охотников или под копье степняка означало гибель этих надежд. Им не простили бы смерть, пусть даже геройскую.

Нужно было думать о том, как пройти враждебные земли. Опасаясь нападения, костров ночью не разжигали, ели сухой хлеб и вяленое мясо и запивали родниковой водой. Оба с юных лет кочевали по Долине каждый своим путем и могли порой обходиться вообще без еды, и к тому времени, как их дороги пересеклись, уже были закаленными воинами и опытными следопытами и знали, что поодиночке не пропадут.

— Через день мы будем у озера Синего, — сказал Рилг, когда они остановились у ручья наполнить фляги. — Два дня понадобится, чтобы его обогнуть. Поспешим.

С каждым днем солнце пригревало все сильнее. Они сняли сначала кольчуги, потом подкольчужные куртки и остались в одних рубахах, это было небезопасно, зато не так жарко.

Отчужденность Дарка постепенно таяла. Только в деле познав мудрость советов друга и верность его плеча, он понял, как устал от одиночества. Теперь Рилг оставлял его одного и не боялся, что ормит наделает глупостей, они делили хлеб и вино и часто засыпали бок о бок.

У берегов озера их встретили разоренные селения, зарастающие дороги да одичавшие сады. След войны еще не изгладился в сердцах людей, они стали недружелюбными и осторожными, молча отказывая в помощи. Рилг и Дарк не осуждали их за это, но уважали за мужество остаться в живых, не покинуть свои дома и, стиснув зубы, ожидать часа, когда можно будет посчитаться с наемниками. В захваченных землях люди продолжали верить, что придет Высокий Огонь и выжжет всю нечисть с их земель и всех нелюдей в облике людей. Эта вера — последнее, что у них не смогли отнять.

У Брангала Рилг и Дарк примкнули к отряду Ривса Тайнита, который после недолгого отдыха дома снова ушел в рейд за головами степняков — ведь чем больше положить их в Лигрии, тем меньше придет их в Скаверу. С ним было семнадцать бойцов — самых лучших, вооруженных мечами, короткими копьями и луками. Они выследили отряд Охотников в пятнадцать человек, два дня вели его и у Старой дороги разбили, не понеся потерь. Ривс Тайнит старался придерживаться тактики внезапного, скрытого и хорошо спланированного нападения, это позволяло ему беречь своих людей. Дарк соскучился по хорошей драке и с удовольствием поучаствовал в ней.

Вечером отряд остановился на ночлег в ложбине меж холмов, на вершинах которых, в траве, сразу залегли дозорные. Плотная стена деревьев скрыла свет костра, был заметен лишь сизый столб дыма, поднимающийся над ними. Над березами висел серп молодого месяца, ему подмигивали звезды.

Уставшие воины расположились у огня, принимая, как награду, несколько коротких часов отдыха. Недалеко паслись расседланные кони, из тумана доносилось их пофыркивание. Тускло поблескивали кольчуги, блики жаркого пламени плясали на заросших щетиной лицах. Ненадолго отложив в сторону оружие, горцы тихо и неторопливо переговаривались меж собой.

Ривс Тайнит провел загрубевшей рукой по волосам, спутавшимся от ветра, — о себе заботиться было недосуг, — и сказал, обращаясь к Рилгу и Дарку:

— Завтра наши пути расходятся. Но, быть может, еще пересекутся. Жду не дождусь, когда погоним этих псов обратно в их степи!

— Не сомневайся, — ответил Дарк, — мы придем.

В условленный час глухарями крикнули дозорные. Все было спокойно. Несколько воинов отправились их сменить. Потрескивая искрами, догорал костер, и разговоры постепенно смолкли. Людей сморил глубокий сон, и нарождающийся месяц еще долго смотрел, как они спали, вповалку, прямо на земле. Их не тревожили звери, не будил ветер, и только ночные птицы заливались трелями, что ласкают слух и навевают безмятежные сны.

На рассвете, умывшись в ручье, горцы вновь оседлали коней, готовые отправиться в дорогу. Дарк и Рилг подошли к Ривсу.

— Нам на север, — сказал Рилг, — к Оскергу. Вам — на запад. Прощай, Ривс.

Ривс обернулся к своим бойцам:

— Эй, ребята! Двух коней им! — и усмехнулся. — А мы не пропадем, новых себе добудем.

И добавил, нагнувшись с седла:

— Пусть вам повезет. Зря не рискуйте, грядет битва, и Гуннхвар нам будет еще нужен. Там встретимся.

Они пожали на прощание друг другу руки.

— Удачи, — сказал Дарк.

— Удачи! — хором ответили горцы.

Они повернули к Согдиве, а Дарк и Рилг — к Мир-Нрону.

Так уж вышло, что Дарк, с детства ненавидевший ормитов, никогда не заезжал в Мир-Авит, город своих братьев по крови, потому что не хотел быть одним из них. Отвергая свою принадлежность к роду служителей Огня, он сменил кармак ормита на кармак искателя, и йерамай — Руна дороги — отпугивала желающих выведать его прошлое и настоящее, потому что с искателями связываться не хотел никто. Дарк старательно заглушал в себе зов Окаля, принимая его за зов сокровищ. Многие годы он жил, обманывая сам себя, и эта бесконечная ложь измотала его, истрепала, как старый сапог, провела через муки, когда он не мог найти ни покоя, ни пристанища, ни веры, и в конце концов заставила понять, что он, Дарк Авит, проживает чужую жизнь. И вот теперь он пытался жить своей собственной, а это было непросто.

Проезжая в стороне от Старого тракта, в кустах они наткнулись на мертвое тело. Тело принадлежало Охотнику, потому что вместо кармака на нем была полоска красной материи, какую носили только Охотники.

Носком сапога Рилг перевернул тело и поморщился: на лице хесса застыла гримаса ужаса, а вместо горла зияла рваная рана. Даже видавшего виды Дарка передернуло от отвращения.

— Кто мог сделать такое?

— Страж, — коротко ответил Рилг и сел в седло.

Рядом с телом валялся меч, на рукояти которого Дарк, присев на корточки, насчитал пять насечек. Это означало, что Охотник убил пятерых ормитов. Вот только шестой, видно, оказался ему не по зубам. Рилг обдумывал, кто мог пройти здесь до них и удастся ли встретиться с ними. Вдруг это был Кирч? Нет, Кирч так не убивает… Значит, кто-то другой, и раз он в этих краях, то у него тоже есть дар, и… Рилг заставил себя не думать об этом. Если кроме них кто-то еще пытается достичь Окаля — хорошо, но нет ничего тягостнее и бесполезнее напрасных надежд. Поэтому он выбросил эти раздумья из головы и сосредоточился на дороге, которую им как раз преградила река. В это время Риэл и Кирч выезжали на Щит мертвых.

На берегу реки Высокой раскинулся покинутый и безмолвный Мир-Нрон — родовое гнездо клана Нронов. Город окружала земляная насыпь, за ней стояли оборонительные стены с круглыми башнями. На другую сторону реки от восточных ворот перекинулся широкий мост, обрамленный крытыми галереями, на них громоздились некогда многолюдные торговые ряды. За мостом начиналась дорога, что вела в Оскерг и Марну. Город давно разграбили, и ныне некому было заселить его и вдохнуть жизнь в пустые осиротевшие дома. Просто однажды жители, уходя на войну, покинули его, чтобы никогда уже не вернуться.

Рилгу и Дарку заворачивать в него было, в общем-то, незачем, но Дарк, открывший свое сердце призыву Окаля, чувствовал непреодолимое желание увидеть этот город. Рилг ругнулся про себя, но возражать не стал.

— Рискнем переправиться по мосту, — сказал он.

Проезжая по гулким булыжным мостовым, они вздрагивали от собственных голосов — слишком громко звучали они здесь.

— И все-таки я не верю, что такая слава, которая была дана Эрлигу, и сила веривших в него людей, могли умереть, — Рилг произнес это тихо, словно боялся кого-то разбудить.

— Ненависть не менее сильна, — возразил Дарк. — А по части разрушения ей и вовсе нет равных. Взгляни вокруг. Это — все, что осталось от того великого государства, которое построил Эрлиг.

— Но человеческое сердце все же тянется к любви, и она не даст Долине погибнуть.

С этим Дарк спорить не стал.

Они ехали, стараясь не смотреть на засохшие деревья и в черные глазницы окон, это было все равно что смотреть в разрытые могилы.

Створы ворот, сорванные с петель и лишенные серебряной обивки, некогда ярко сверкавшей на солнце, валялись на земле. И вот на этих створах сидел не кто иной как Дим и с большим аппетитом жевал горбушку хлеба.

— Нет, ты только посмотри! — Дарк резко натянул поводья.

И заорал вне себя от ярости:

— Ты только посмотри на это!!!

Дим испуганно оглянулся по сторонам, не понимая, что так рассердило искателя.

— Что, побери тебя прачи, ты здесь делаешь? — нагнувшись с седла, раздельно и четко произнес Рилг, он был в бешенстве и не скрывал этого.

— Ем, — растерянно произнес мальчик. — А в чем дело?..

— В чем дело?! — у Дарка руки так и зачесались отвесить ему затрещину. — Он еще спрашивает — в чем дело!

— Да в тебе же, маленький негодник! — рявкнул Рилг. — Мы где тебя оставили? У Комра Акива! Два раза, три раза проклятье! Как ты тут оказался?

— Ты что, заговоренный? Тебе наплевать на степняков и Охотников, что снуют здесь, словно крысы в амбаре? Жить тебе надоело?

Дим переводил испуганный взгляд с одного на другого и с каждым их словом все больше съеживался.

— Ну, — развел руками Рилг, — теперь куда мы его денем? Здесь своих нет, не наемникам же его сдать!

— Кстати, о наемниках, — пискнул Дим, вытянув тонкую шею. — Это не они там, на берегу?..

Рилг замер и вгляделся в даль.

Действительно, вдоль реки ехали двенадцать всадников с явным намерением завернуть в Мир-Нрон. Может, склады у них тут какие были, может, еще что…

— Десять раз проклятье! — прошипел Рилг. — Только этого еще не доставало!

— Надо спрятаться, — сказал Дарк и потащил лошадей в подворотню ближайшего дома.

— Двенадцать — это не такое уж большое число, — Дим вприпрыжку поспевал за ними. — Мы могли бы…

Но Рилг так свирепо глянул на него, что юный искатель продолжить не решился.

Они завели лошадей в пустой дом, тихо прикрыли дверь и затаились. Вскоре близко послышался цокот копыт и смолк где-то в переплетении городских улочек.

— Пора уходить, — сказал Рилг, успокаивая своего скакуна, который нервничал в мертвом доме.

— Пора, — согласился Дарк. — Но сначала нужно раздобыть мальчишке коня. Подождите меня здесь.

Он отстегнул меч и осторожно положил на землю. Проверил, легко ли вынимается из ножен кинжал, и затянул потуже кармак на волосах. Рилг хмуро наблюдал за ним — эта затея была ему не по душе, Дим вполне мог ехать в седле с одним из них, — но не вмешивался. Он сильно рисковал, отпуская Дарка одного, но успокаивал себя тем, что: во-первых, Дарк поумнел, а во-вторых, даже если он порешит наемников всех до одного, вряд ли среди них найдется обладающий даром, и ормит не нарушит закон. О том, что могут порешить его самого, Рилг старался не думать.

А Дарк тем временем, прячась в тени домов, вышел на главную улицу и огляделся. Кругом стояла мертвая тишина, только ветер, залетая в распахнутые окна, не то плакал, не то насмехался да жалобно поскрипывали ржавые дверные петли.

Бесшумной походкой искателя Дарк пошел вперед, по-прежнему держась в тени домов. И вскоре услышал голоса. Прижавшись к стене, он осторожно выглянул из-за угла.

Перед ним был большой, некогда богатый дом с высокими окнами и крыльцом в десять ступеней, крыльцо по бокам украшала затейливая решетка. Во дворе стояли оседланные лошади, наемники навьючивали на них дорожные мешки, стало быть, в этом доме действительно находился склад.

По опыту Дарк знал, что в обычае лигрийцев делать в домах два входа — парадный и черный. Судя по всему, это был парадный, и он отправился искать черный. Очень ему хотелось узнать, не припасено ли тут приличной еды.

Он обошел дом и уперся в глухую стену. С минуту раздумывал, что может быть за нею, потом подпрыгнул, ухватился за край, подтянулся и перелез на другую сторону. Очутившись в другом, маленьком, дворике, тихонько отворил заднюю дверь и вошел. Теперь голоса звучали совсем близко.

И вдруг Дарк остановился, будто споткнулся, словно выйдя из жаркой бани, глотнул ледяного воздуха.

Он снова почуял их.

Тот самый замогильный холод, который не могут разогнать ни пламя очага, ни пламя костра, этот холод накатывался волнами и приносил с собой страх и отчаяние. Одной рукой Дарк был вынужден ухватиться за косяк, потому что у него дрогнули колени. Но уже в следующий миг обругал себя за трусость и попытался вникнуть в то, о чем говорили меж собой наемники.

— До Вигрила еще много дней пути, — сказал один из них с характерным говором жителя степей, его Дарк не спутал бы больше ни с чьим — вдоволь наслушался за несколько лет.

— Много дней, если опять не нарвемся на проклятых горцев, — со злостью сказал другой. — Совсем обнаглели, гуляют по нашим землям, как у себя дома. Но ничего, скоро мы сами к ним наведаемся, сполна отомстим, теперь уж недолго.

— Мы прочесали все от Версмира до Лекира и Кенвика и теперь вот до Мир-Нрона, тьфу ты, язык сломаешь от этих названий! — сплюнул третий. — Где их искать? А? Думайте!

— Там, где мы их еще не искали. У Оскерга.

А вот этот голос принадлежал уже авриску, а значит — Охотнику, похоже, он был среди них главным. И в его голосе, и в голосах степняков Дарк слышал страх — не явный, не в словах, нет, этот страх был в самом дыхании. Ормит усмехнулся. Стало быть, наемники тоже боятся эгнаров — северных псов! Трясутся, скулят, но идти против них не смеют — хозяин не велит.

И вдруг наступила тишина. Ледяные волны сжались вокруг Дарка, и он понял: его учуяли. Ждать было нельзя. Он метнулся к двери и тихо выскользнул наружу. Холод сразу оставил его, позволил облегченно вздохнуть. Не хотелось Дарку получить такую стрелу, какую недавно заработал Рилг. Стражу помогли выкарабкаться дар и сила заповедного дола, а кто поможет ему, если его подстрелят из такого оружия? Дарк в могуществе своего дара очень сомневался, поэтому поспешил убраться подобру-поздорову. О том, что намеревался поискать здесь еды, и думать забыл. Какая еда, унести бы ноги!

Он перелез через стену, подкрался к навьюченным лошадям, успокаивая их особыми гортанными звуками, выбрал одну получше, накинул ей на голову свою куртку и увел, не забыв у остальных перерезать подпруги.

Рилг ждал его на том же месте, расхаживая взад-вперед от нетерпения, и уже не раз жалел, что отпустил ормита. Дим молча сидел в уголке, справедливо опасаясь попасть под горячую руку. Дарк знаком показал, что все в порядке.

— Почему так тихо? — спросил Рилг, когда они вывели лошадей за ворота. — Ты что, поубивал их всех?

— Нет, — ответил Дарк, он был доволен, что сумел так ловко и без шума увести лошадь. — Но узнал кое-что интересное, на том берегу расскажу.

— Давайте-ка побыстрей, — поглядев на него, предложил Рилг. — Как бы погони не было.

Его недавняя рана под ключицей вдруг отозвалась острой болью, словно он получил еще одну стрелу.

Потом они взлетели в седла, и земля содрогнулась от грохота копыт. Никто за ними не гнался.

ГЛАВА 15

Земли, прилегающие к горному хребту Сильявала, давно превратились в пустыню. Единственный их обитатель носил короткое имя — страх. Леса стояли в настороженном безмолвии, и мало зверей и птиц пряталось под их сенью. Людей же там не было вовсе. Опустели Марна и Оскерг, умер Мир-Нрон. В окрестностях хозяйничали степняки, подчинявшиеся своим вождям, и Охотники, делавшие вид, что подчиняются Барушу, а на самом деле не подчинявшиеся никому. Охотники рыскали по хуторам и деревням разрозненными отрядами и занимались грабежом и убийствами. Часто из-за добычи они схватывались со степняками, но Черный Король закрывал на это глаза, потому что Охотники уничтожали ормитов и держали аврисков в постоянном страхе, а страх сильнее любых цепей. Это были гиблые места.

Уже третий день моросил, не переставая, противный мелкий дождь, он намочил остатки снега в горах, и оттуда хлынули потоки мутной талой воды. Ощущение царившей вокруг тоскливой заброшенности давило на плечи вместе с отяжелевшими плащами. Под ногами нудно чавкала грязь. А на горизонте, увенчанная снегами, безмолвной холодной стеной поднялась до самого неба Магранна.

Риэл родилась в Скавере, она была чистокровной горянкой и скалы и камни любила больше, чем поля и луга. Она никогда не боялась гор. Но вот сейчас, стоя на вершине холма, глядела сквозь кисею дождя на могучий хребет Магранны, на каменные ребра, покрытые, как шкурой, темными дремучими лесами, где выше — только снег, солнце и небо. Она глядела на спящую твердыню, что авриски зовут еще Сильявалой — Нехоженой Землей — и страшилась разбудить ее. Кто обитает там, среди скал и под ними? Кто охраняет заповедные леса от незваных пришельцев? Ведь их не могут не охранять, ибо самую высокую вершину Магранны — Каравех — венчает Тердиль — дом эльямаров. Как любой авриск, Риэл свято верила в это. Вот он, высокий, грозный, вздыбился вверх изломанными кручами, укутался облаками, соединил собою небо и землю. Как решиться ступить в его владения? До сих пор это сумел сделать только один человек — Эрлиг Белый Тур, что привел из Махагавы в Долину свое племя. Но то — Эрлиг, эльямары говорили с ним, помогали ему. Эрлиг — древний герой, воин духа и воин крови, кто Риэл против него?..

— Если будешь бояться, — прервал Кирч ее невеселые размышления, — мы не пройдем. Страх заглушит в тебе зов Окаля, дорога исчезнет. Запомни: ты не в числе врагов, ты — в числе избранных. Ты имеешь право находиться здесь, тебя ждут.

Он поплотнее увязал свой мешок и меч прикрепил за спиной так, чтоб не бил по ногам. Риэл надела меховую куртку, поправила волосы под кармаком и не выдержала, обернулась.

Позади остались зазеленевшие луга, вскипевшие белой пеной сады и несмолкаемый птичий перезвон и где-то далеко — Калин-озеро, тетка Флу, Молчун и живучий бродяга-кот — ее семья. Нить, связывавшая ее с ними, давно оборвалась, они словно бы остались в другом мире, и возврата туда нет, ведь даже если повезет и она останется в живых и вернется, то принесет с собой другой мир и тем самым непоправимо изменит прежний. Как ни цепляйся за прошлое, прошлого нет, что было — не воротишь. Риэл некогда было переживать эту беду, и оно к лучшему, иначе у нее остановилось бы сердце. Она развернулась и быстро зашагала вслед за Кирчем.

Ормита указывала направление, а Кирч искал пути, пригодные для людей, что было совсем непросто. Чем выше они поднимались, тем больше жалели, что не могут превратиться в мархуров, которые появлялись по одиночке и по несколько и стремительно убегали — только искры из-под копыт.

Осыпались камни под сапогами, и ноги ныли от напряжения, но Кирч и Риэл, обдирая в кровь пальцы, упорно карабкались вверх. Едва начинало темнеть, искали место для ночлега, а если путь был труднее обычного — намного раньше.

Они почти не разговаривали, на разговоры не оставалось ни времени, ни сил, но между ними зарождалась та связь, что позволяет ощущать боль другого так же остро, как свою собственную, и слышать через расстояние безмолвный крик о помощи. Незримые узы, изначально связывающие ормиту и стража, окрепли в горах Сильявалы, где нужно было выверять каждый шаг, чтобы не поплатиться за ошибку.

Скалы встречали их враждебно. Риэл с тоской поглядела на орла, одиноко и свободно парящего над ними, и вздохнула. Да, к сожалению, люди не умеют летать.

Уже восьмой закат провожали они над Сильявалой, и каждый раз он полыхал по-новому. Сохранятся ли эти закаты в памяти с такой же яркостью?.. Запомнятся ли? Становилось холоднее, грудь начала болеть от недостатка воздуха.

— Недалеко отсюда есть пещера, — сказал Кирч, — открыта лично мною. Думаю, день отдыха нам не повредит. Ты в состоянии пройти еще немного?

Он внимательно оглядел Риэл. Солнце окрасило бронзой ее лицо, и обветрились губы, но в глазах светилось все то же неукротимое упрямство, а в глубине — дремлющая до поры сила Огня. Какой она станет, когда почувствует эту силу?.. Вместо ответа Риэл кивнула, и они пошли дальше в сгущающихся сумерках.

Скалы расступились так внезапно, что Риэл ахнула. Прямо перед ними открылось безбрежное море клубящегося тумана — бездна Атахак, живое море, оно притягивало к себе, лишало воли и мужества. Невольно Риэл сделала шаг назад.

— Не позволяй взять над собой верх, — Кирч обнял ее за плечи и подтолкнул вперед. — Нам предстоит пройти по тропе, которая не шире твоего локтя. Если сорвешься — я не смогу тебя спасти.

Подавив подступивший к горлу ужас, Риэл поставила ногу на узкий карниз. Прежде чем сделать первый шаг, она прижалась щекой к камню и на несколько мгновений замерла, словно просила помощи. За спиной раскинулась бездонная пропасть, туман выполз из ее пасти и плеснулся на тропу. Тропа исчезла.

Кирч уже скрылся за выступом, и Риэл, едва оторвавшись от стены, двинулась вслед за ним. Она ставила ногу в туман, и каждый раз ей казалось, что она ставит ее в никуда.

Минула целая вечность, прежде чем она увидела протянутую руку и ухватилась за нее. Кирч сдернул ее с тропы и несколько минут держал, крепко прижав к себе, потому что у Риэл от напряжения вдруг подогнулись колени.

Однако впереди их ожидал неприятный сюрприз: в пещере Кирча светился огонек, и неизвестно было, кто его разжег — свои или чужие.

— Похоже, эту пещеру открыл не только ты, — прошептала Риэл.

Мрачно сверкнув глазами, Кирч бросил на землю мешок и взялся за меч.

— Кто бы это ни был, ему придется поискать другое место для ночлега. Я сумею доказать право первенства, которое еще никто не отменял.

Он подобрал увесистый камень, швырнул его в освещенный проем и следом за ним прыгнул сам. Риэл услыхала лязг стали, проклятья и… оглушительный хохот. От удивления забыв о приказе дожидаться снаружи, она вбежала в пещеру.

В углу у костра сидел Дарк Авит, рядом с ним — незнакомый светловолосый мальчик, а посередине друг против друга возвышались Кирч и Рилг.

— Как тебе пришло в голову забросить сюда булыжник? — без тени гнева усмехнулся Рилг. — Ты едва не проломил голову бедняге Дарку!

А Дарк, не слыша их, в это время смотрел, не отрываясь, на Риэл, ему казалось, что он впервые увидел ее, и так оно и было. Как непохожа она была на ту, встреченную им у границы Скаверы, — беспомощную, испуганную! Теперь перед ним стояла женщина, прошедшая тяжелые дороги, способная принимать решения и идти на жертвы, если нужно.

— Я должен был догадаться, что это ты. Если эту пещеру открыл один Скронгир, то почему бы этого не сделать другому?.. А теперь рассказывайте, куда вы пропали и где взяли этого юного искателя?


На третий день изматывающего пути горные тропы круто поползли вниз и завели их в лес. Это был не обычный лес, это был Первый лес — сохраненная в неприкосновенности частица далекого первозданного облика Долины. Здесь стояло кочевое племя Эрлига Белого Тура, и здесь его воины принесли клятву идти за ним до конца, что бы ни ждало их там, на другой стороне горной цепи. С тех пор изменялось все, что попадало сюда, ибо сильна была власть Эрлига и крепка клятва, которую принесли его воины, тень былых веков ложилась на ресницы, как ложится снег на ветви деревьев, и сердце билось глухо, толчками.

Здесь росли высокие ели-исполины, прожившие не один век, их стволы покрылись седым мхом, мох устилал землю, нечесаными космами спускался с ветвей. Внизу гнили павшие от старости остовы, а рядом тянулись к свету молодые деревца. Тут не было снега, но по корням струился холод, от которого стыли ноги, ощущалось чье-то незримое присутствие, заставляло постоянно оглядываться.

— Мне не нравится здесь, — озираясь по сторонам, убежденно сказал Дим.

Они пробирались сквозь бурелом, а колючие сучья крепко цеплялись за одежду и так и норовили, если не увернешься, ткнуть в глаз. Стражи — Кирч и Рилг — возглавляли и замыкали цепочку, и оба внимательно смотрели вокруг. Здесь они никогда раньше не были и не знали, сколько еще идти и куда заведет их дорога. Риэл поеживалась от ледяных волн, поднимающихся с земли, Дим что-то насвистывал, пока Дарк не велел ему замолчать.

— Ну и чащоба, — пробормотал он, выдираясь из кучи гнилого хвороста, — здесь не только сапоги, но и голову оставить можно.

Так шли они до самого вечера, сражаясь с зарослями малинника, ветровалами и непонятно откуда взявшимися глубокими ямами. Темнота упала быстро, да такая, что идти дальше было не просто бесполезно, но и опасно.

— Стойте, где стоите, — сказал Кирч, — я пойду поищу место для ночлега. Рилг, пригляди за ними.

Оба стража прекрасно ориентировались в темноте и в лесах чувствовали себя, как дома, но даже им здесь пришлось туго. Кирч вернулся скоро.

— Я нашел ставу, — сказал он. — Ночь будет безопасной.

Става была рядом, но шли до нее долго, ведь Дарк, Риэл и Дим не видели вокруг ничего, только сверху изредка сквозь густые кроны мелькала одинокая звездочка, да вверх смотреть было недосуг.

— Вот она, става, — произнес Кирч тихо и немного торжественно.

На чудом не заросшей поляне лежали, образуя круг, пять больших плоских валунов, они чуть светились в темноте, и рядом с ними цвел ночной цветок — амалим, золотой башмачок, что обронила с ноги Эйви — вестница Суур, беспечное создание, навевающее безмятежные сны.

Осторожно, стараясь не помять золотые звездочки амалима, авриски прошли внутрь ставы и расселись прямо на земле. Костер разжечь не посмели, да этого и не понадобилось: внутри ставы было сухо и тепло, словно тлел невидимый камелек. Достали из мешков скудную провизию и поделились друг с другом.

— Я не хочу, — отказался Дим, он так устал, что сон быстро сморил его, — я не голоден.

Рилг неодобрительно покачал головой.

— Ешь, если ты искатель! Иначе где возьмешь силы для завтрашнего пути? На себе не понесем!

Дим разлепил веки, нехотя разжевал кусок хлеба и запил водой.

— Ладно, — сдался Рилг. — Спи.

Он закутал его в свой плащ, Дим устроился поудобнее и тут же засопел. Дарк высвободил флягу из его руки и отпил глоток.

— Правильно ли, что этот мальчик идет с нами? — тихо спросила Риэл.

— Мы нарушаем закон, — заметил Кирч, без особого, впрочем, раскаяния.

— Безусловно, — согласился Рилг, — и, возможно, понесем наказание за это. Но иначе нельзя. Нельзя оставлять его одного. И не только потому, что вокруг — захваченные земли, но и потому, что паренек упорно ищет погибели на свою голову. Он не знает, кто его родители, где его дом и есть ли он вообще. Никто не может помочь ему в этой беде.

— Способ есть, — подал голос Дарк.

— И если ты расскажешь ему о нем, я тебя убью, — пообещал Рилг. — И никогда не упоминай об этом при мальчишке. Пусть лучше ищет свой лабиринт, чем… — он не договорил и замолчал.

— Чем — что? — спросила Риэл, глядя то на одного, то на другого.

— Чем Яму, — мрачно ответил Кирч.

— Одним словом, — подытожил Рилг, — пусть все идет, как идет. Давайте о чем-нибудь другом.


…Тихо звеня золотыми башмачками амалима, время застыло между ночью и днем. В воздухе разлилась та особенная тишина, в которой все — будь то зверь, птица или человек — стоят на грани призрачных видений и реальности, становятся уязвимыми, и ничего нельзя предвидеть наверняка. Это время непродуманных решений и опрометчивых шагов.

Кирч и Рилг проснулись одновременно, особое чутье стражей позволяло ощутить опасность даже во сне. Это чутье будило лучше всяких петухов.

Однако вокруг все было спокойно. Отражая звездный свет, слабо мерцали старые камни. И все же — что-то не так, в груди заболело, словно надвигалось непоправимое. Проснулись Дарк и Риэл, видно, беспокойство стражей передалось и им, лишь Дим безмятежно спал, и ему снились, должно быть, чудесные сны.

— Все в порядке, — сказал ормитам Кирч. — Мы проверим путь. Идем, Рилг.

Пытаясь понять причину охватившей их тревоги, стражи направились в лес. Бесшумно обошли заросли далеко вокруг, но ничего не обнаружили — ни следов, ни запахов. Встретившись у крохотного родника, оба отрицательно покачали головой.

— Но что-то ведь есть, — тихо сказал Рилг. — Словно нарочно увели нас от ставы, словно…


И тут они переглянулись и рванулись обратно, как два лося, только сучья затрещали. Вот уже виден просвет меж деревьев, слабое сияние камней… Не выходя на поляну, они остановились. Вокруг все по-прежнему дышало тишиной и спокойствием. Рилг помотал головой — мучительная тревога никак не оставляла его.

— Может, это заговорил дух леса, — высказал предположение Кирч. — Может, ему не по нраву, наше присутствие, ведь става… а что это, побери его прачи, он делает?!

— Кто? — не понял Рилг и, пригнув ветку, посмотрел туда, куда уставился остолбеневший от изумления Кирч.

Риэл и Дарк сидели в кругу валунов и тоже тихонько светились, смешав воедино и свет камней, и свет амалима, и свет звезд, и свой собственный свет… И вдруг Дарк взял руку женщины и прикоснулся губами к запястью, там, где бьется жизнь, но в тот же миг незримая могучая сила отбросила его назад. Дарк рухнул на один из камней и застонал от боли — он едва не сломал себе спину.

— Я его убью, — Рилг схватился за голову. — Я его убью собственными руками, клянусь всеми рогатыми драконами, какие только есть на свете!..

Кирч остановил брата за плечо.

— Остынь, — сказал он ему. — Все предусмотрено без нас. Между ормитами не может быть любви.

— Но ведь он сковал себя печатью ожидания, клятвой этой! О, все эльямары, с каким олухом я связался!.. — простонал он. — Это дорого ему обойдется! У него не будет потомков, кому он передаст дар?!

— Не надо, Рилг. Уже поздно. Эта клятва дорого обойдется всем. Но что сделано, то сделано.

Рилг взглянул на брата и по его лицу понял, что рушатся в прах все законы и сегодня положено начало чему-то, чего они ни предвидеть, ни предотвратить не смогут.

— Не зря, не зря нас увели от стоянки! — Рилга трясло от бешенства. — Мало нам Черного Короля, мало выморозков этих, эгнаров, и без этого смерть кругом, так еще…

Он оборвал себя на полуслове, потому что сделанного не воротишь, а слова без дела только опустошают душу.

— Ладно, чего уж теперь. Пошли, — мрачно бросил он.

— Рилг!.. — тихо окликнул брата Кирч. Глаза его смеялись.

— Что? — обернулся страж.

— Облик человеческий прими!..


ГЛАВА 16

Белый, как молоко, туман сползал с горного кряжа, похожий на лапы огромного паука, он полз, огибая камни и деревья, и неуклонно приближался к ставе.

Первым туман увидел Кирч, хотя тот был еще далеко, и выругался нехорошими словами, и беду уже почуял Рилг.

— Стало быть, не все еще предчувствия сбылись, — пробормотал младший страж, быстро решая, уходить из ставы или остаться.

— Уходим, — кивнул Кирч. — Мы не сможем сидеть здесь вечно, если нас окружат.

— Да что случилось-то? — Дарк увязывал свой мешок, и вдруг рядом ойкнул Дим. Дарк обернулся и замер.

Лес на глазах исчезал словно в белом молоке.

— Уходим! — крикнул Кирч, схватил Риэл за руку и потащил за собой. Дарка не нужно было подгонять, он уже понял, кто послал за ними этот туман.

Они бежали на пределе сил, продираясь сквозь подлесок, уворачиваясь от хлестких ветвей. Ворвались в осоку. Под ногами захлюпала вода.

— Влево! — скомандовал Кирч.

Сучья хрустели под сапогами, а в небе одна за другой гасли звезды, занималось утро. Когда Дим, верткий, как хорек, все же выбился из сил, Дарк понес его на закорках. Но туман все равно настигал, он тек свободно, не встречая преград, способных остановить его. Сначала он клубился по колено, потом поднялся до груди и полз все выше и выше. Тягучий и холодный, он пробирался под одежду, обжигал кожу, оседал инеем на волосах и ресницах. Заледенели пальцы сцепленных рук. Время исчезло.

Туман нес гибель. Спасения искать было негде.

Кирч, Рилг и Дарк изо всех сил пытались устоять на ногах и поддерживали Риэл и почти потерявшего сознание Дима. С яростным отчаянием стражи, вытащив клинки, начали творить защиту силы, но поняли, что выстоять не смогут. Они не были слабее, но им не удалось вплести в эту защиту дар ормитов, ведь сами ормиты еще не знали его и от этого незнания были слабы, и круг не замкнулся. Но вот Дарк слабеющей рукой, почти не понимая, что делает, вытащил из ножен свой клинок, и Гуннхвар, Тангур и Эркриг соединились вместе.

И лес ожил.

Сначала загудели кроны — протяжно и грозно, завыл в ветвях подкравшийся ветер, застонали стволы и сучья, сопротивляясь его напору, что с каждым мгновением набирал мощь.

И поднялся гул, накатил могучей волной, с леденящим криком ворвался в туман и беспощадно рвал его в клочья, как зверь рвет другого зверя, защищая свое.

И туман бежал, не выдержав натиска, и оставил после себя эгнаров. Тех, кого Кирч и Рилг звали выморозками и холодняками, а Дарк еще не придумал им названия, но Дим и Риэл видели их впервые. Рилг покачнулся — то ли от ветра, то ли отозвалась рана в плече, нанесенная не простым оружием, а такой вот стрелой — тяжелой и блестящей, что сейчас лежит, дрожа, на тетиве.

— Нет, вы не можете остановить меня, только не сейчас.

Риэл показалось, что она крикнула это, а на самом деле с заиневших губ сорвался лишь шепот, но его услышали и ответили:

— Идем с нами, ормита. Тебя зовет хозяин.

— Попробуй, забери ее, если сможешь, — глядя в мертвые глаза, вымолвил Кирч.

Колени у Риэл подогнулись, она опустилась на землю, зная, что подняться уже не сможет, но Кирч рывком опять поднял ее на ноги. Больно ударившись скулой о его плечо, она очнулась, чтобы снова смотреть в жуткие обледеневшие лица мертвецов.

Сияющая стрела дрожала и колебалась, выбирая цель. Кирч и Рилг сомкнули плечи, закрывая ормитов.

И в этот миг над лесом чисто и звонко пропел рог, и ему ответили — громко и неистово — еще рог и еще, и эгнары отступили, потому что из леса им навстречу вышло воинство — сверкающие доспехами посланники древних времен. Строй призрачных теней прошел сквозь строй живых, а мертвые бежали от мертвых… Вспыхнули на солнце наконечники копий, и взвились боевые стяги Эрлига, высокого янгара Белых Туров, забились на ветру и растворились среди деревьев. Этому воинству, ведомому волей маэра, хватило сил пройти через века, и время и смерть оказались бессильны помешать ему.

— Вставай, Дим, все кончилось, — сказал Дарк мальчику, который все еще сидел на земле. — И не говори мне, что ты испугался.

— Конечно, нет, — ответил Дим, хотя на лице читалось обратное, а сам он трясся, как осиновый лист.

Рилг вытер со лба холодный пот и вдруг рассмеялся.

— Что тут смешного, клянусь рогатым драконом? — воззрился на него Дарк.

— Представляю себе лицо Черного Короля, когда он узнает, кто помешал ему!

— Кирч, что… — Риэл дрожала крупной дрожью, как загнанный зверь. — Кто это был?..

Кирч положил руки ей на плечи, развернул к себе, заставил поднять взгляд и несколько мгновений удерживал его. Дрожь потихоньку прошла.

— Они пришли за тобой, Риэлин, те, кто напал на нас у стен Хемринверда — жестко сказал он, — вспомни, что говорила эльма Судьбы. Черному Королю нужен твой дар. Но он его не получит, если ты сама не отдашь его. Запомни это! А теперь идем, нам надо спешить.

— Да, надо спешить, — эхом откликнулась Риэл и покорно пошла за ним.

Дарк неодобрительно покачал головой, но чего он не одобрял, понять было нельзя. Дим старался выглядеть храбрым, но от Рилга не отходил.

За весь день никто не вспомнил, что надо бы поесть, это пережитый страх накормил их досыта. А между тем быстро темнело, и темнота была такая, что даже стражи не видели дальше своей руки. Когда Кирч в очередной раз стукнулся лбом о нависший сук, он остановился и сказал:

— Дальше идти невозможно, я ничего не вижу. Рилг?

— Ничего, — ответил младший Скронгир.

— Выход есть, — сказал Дим.

— И какой?

— Кубарем катиться! — рассмеялся юный искатель, за что и получил от Дарка легкую затрещину. Но от его смеха всем стало легче на душе.

Дорога, а вернее, недорога, ползла под уклон, и, оступившись, действительно можно было скатиться вниз и переломать все кости.

— Решено, — сказал Рилг. — Устраиваемся на ночлег.

Устраиваться стали там же, где стояли, каждый постарался выбрать местечко поудобнее, что оказалось не так-то просто среди опавших сучьев и выступающих корней.

Дарк и Риэл чувствовали: заповедный Окаль совсем близко, но умолчали об этом, ибо каждый из них испытывал страх перед тем, что предстоит. Чтоб прогнать его, Дарк затянул песню, какую поют одинокие искатели у костров.

Сперва тихо, шепотом, возникла мелодия и порхнула из травы невидимой птицей. Набирая силу, прошелестела первой листвой, повеяла медвяным ароматом пойменных лугов, брызнула хрустальными каплями горного ручья, поплыла над лесом, вплетаясь в сны птиц, зверей и цветов. С этой песней немая, тяжелая тоска пробудилась в сердце, она звала, звала за собою, светлой болью затопив грудь. Так, должно быть, звучал рождающий жизнь голос земли. Однажды услыхав, нельзя было забыть его, и человек обрекался на мучительные поиски того, чему нет названия, ему открывались дороги, ведущие в никуда, но с которых нельзя сойти. Цели нет, но безумцы идут к ней и погибают, счастливые, на этом пути.

Предрассветный воздух задрожал, и солнце остановилось где-то у кромки неба, ведь то был не его черед сиять. Пробил час Высокого Огня. Впереди замерцал слабый свет.

Кирч поднялся, расправляя затекшие плечи.

— Вот он, Окаль, — ровно произнес он. — И мы все-таки пришли.


Горящая Скала — Окаль — встретила их на рассвете, когда над покатой вершиной еще клубилась тень. На ступенях, отмеченных Всесильными Рунами, вновь, как и четверть века назад, остались следы ормитов. Сумрачный храм, со всех сторон открытый ледяным ветрам и безжалостному солнцу, вновь услышал поступь служителей Огня. Свершилось.

Неуютно и тоскливо было вокруг, и холодом веяло от выщербленных камней, и не увидели ормиты ничего, кроме сиротливой могильной пустоты, и закралось в их сердца сомнение в истинности дара бессмертных. И когда сердца были готовы окаменеть от разочарования и безысходности, явились перед ними Отдающие Огонь — посланники Ореб — и делились с ормитами Высоким Огнем, и человеческие ладони принимали его, и горели ладони, и горели тела, и белое пламя вырывалось из ноздрей и глазниц, и колыхнулись над горами отчаянный крик и глухой стон — это страшная боль разрывала кожу и превращала в уголь кости, и все, кто слышал этот крик, вздрогнули. Боль сломила женщину и согнула мужчину, но теплое дыхание посланников Ореб исцелило их и вернуло им жизнь — вот каков был дар бессмертных.

И Горящая Скала вновь стала Горящей Скалой, ибо Высокий Огонь осветил ее, и заговорили руны, в незапамятные времена начертанные эльямарами.

Свершилось.


Риэл подняла голову и откинула со лба мокрые от пота, спутанные волосы. Никогда больше не хотела она почувствовать, как огонь каленым железом выжигает все внутри, как закипает и дымится кровь, ее кровь!.. — высокая цена за обладание даром. Счастье, что она не знала, сколько придется платить.

Дарк шагнул к ней и протянул руку, помогая подняться. Рука его была покрыта свежими шрамами, дыхание бессмертных исцелило раны, но шрамы теперь останутся на всю жизнь. Риэл медленно повернулась на юг, подставляя лицо свежему незнакомому ветру.

— Я не узнаю тебя, Долина. Что со мной?..

Она услышала вдруг, как шумит полноводная Согдива, как звенят клинки на границе Скаверы, как под сапогами наемников стонет земля, и травы пьют кровавую росу, и растут могильные курганы. Лишь на севере Экбор хранил ледяное молчание.

Риэл взглянула на Дарка и по его лицу поняла, что он чувствует то же самое. У него внутри тоже отныне горел Огонь, изменивший его навсегда.

Внезапно леденящий душу волчий вой прозвучал совсем близко и так громко, что они вздрогнули, и миг откровения безвозвратно прошел.

На том утесе, с которого они недавно спустились, стоял большой белый волк и выл, подняв морду к восходящему солнцу. Из леса ему ответили другие волки, и голосов было много. Кирч и Рилг с минуту слушали вой, потом быстро переглянулись.

— Они пришли из Экбора, — сказал Кирч. — Из ледяных полей Кахантара.

— Они пришли за нами. Мы можем принять бой, — добавил Рилг.

— Нет, — возразила Риэл. — Не станем проливать здесь кровь, нельзя. Уйдем.

— И сделать это нужно быстрее, — зеленые глаза Дима округлились. — Смотрите, сколько их!..

Пришлось бежать. Они карабкались вверх по каменистому склону, а волчий вой катился вслед за ними ледяной волной.

— Скорее! — подгонял всех шедший последним Кирч. — Они уже рядом!

Через несколько минут они выбрались на плоский гребень, и перед ними предстали далекие заснеженные пики двух гигантов — Мелик-Тая и Каравеха.

— Рилг! — окликнул брата Кирч. — Помоги!

Они развернулись, выхватив мечи, сразили пятерых волков, а их тела сбросили вниз. На удачу склон был крутой, и волки преодолевали его поодиночке и не могли напасть всей стаей сразу.

Дарк взялся за Гуннхвар, но Рилг остановил его.

— Отведи Риэл и Дима к ставе, там они будут в безопасности. Мы их задержим.

Риэл обернулась на мгновение, чтобы еще раз взглянуть на стражей, что-то хотела сказать, но не сказала и поспешила за Дарком и Димом.

Рилг и Кирч удерживали перевал, орудуя мечами как топорами, и спихивали волчьи тела вниз. Их много скопилось у подножия, и живые, остервенело рыча, по ним лезли вверх, и чем больше становилось мертвых, тем легче было взбираться живым.

— Их не становится меньше! — крикнул брату Рилг, рубя направо и налево. — Уходи за ормитами, я прикрою тебя!

Кирч, весь забрызганный кровью, рычал пострашнее волков: он был в ярости и отступать не собирался. И вдруг он услыхал или, скорее, ощутил далекий отчаянный крик, он прозвучал почти на грани сознания и затих. В тот же миг волки — алчно щелкающая зубами, захлебывающаяся собственной злобой стая — вдруг отступили, повернулись спиной и обратились в бегство, как свора собак, которую кликнул хозяин.

У Кирча потемнело в глазах, когда он понял, что их провели. Понял это и Рилг, едва увидел, как побелело лицо брата, забрызганное волчьей кровью.

— Нет, — прошептал Рилг, отступая на шаг. — Нет!..

Они бросились бежать вниз, к лесу, бежали так быстро, как никогда в жизни, и все же не успели.

Дарк лежал лицом вниз недалеко от ставы, в руке он сжимал Гуннхвар. Дим сидел рядом, уставившись в одну точку, и не шевелился. Риэл не было.

— Дим, где Риэл? — задыхаясь от быстрого бега, спросил Рилг. — Где она?

Мальчик молчал и по-прежнему не шевелился. Тогда Кирч взял его лицо в ладони и заставил посмотреть себе в глаза.

— Куда девалась Риэл? — раздельно произнес он, и, видно, было в его взгляде что-то, отчего мальчик начал вздрагивать и, запинаясь, хрипло произнес:

— Ее забрали.

— Кто?

— Не знаю.

— Куда?

— Не знаю.

Кирч на мгновение закрыл глаза, заставил себя успокоиться и спросил по-другому:

— Дим, что ты видел? Туман?

— Нет.

— Тех… людей с обледенелыми лицами?

— Нет… я… — мальчик запнулся и задрожал еще сильнее. — Такое черное… Тень… И холодное. И сильное очень. Дарк дрался с ним, но не победил. Я не знаю, что это. Правда.

Он всхлипнул, и Кирч отпустил его взгляд и посмотрел на Дарка, которого Рилг пытался привести в чувство. На Гуннхваре, что был крепко зажат в руке ормита, красовалась зазубрина, словно клинок встретился с костью покрепче железа. Вдвоем они перенесли Дарка внутрь ставы, и только к ночи он пришел в себя.

Он очнулся в ледяном поту, сумев выбраться из страшного плена небытия, в котором бродил, потеряв счет времени, едва не забыв собственное имя.

— Почему, побери его прачи, он не взял меня? — хрипло пробормотал он, когда узнал об исчезновении Риэл. Слова давались ему с трудом, он ненавидел и казнил себя. — Я бы поговорил с ним как мужчина с мужчиной!

— Именно поэтому ты здесь, а она — там, — сказал Рилг. — Он думает, женщину сломить легче.

Кирч взял у него флягу с водой и напился.

— Он не разглядел твой дар, и это спасло тебя. Я иду на север, искать замок Кахантар, а вы как можно скорее доберитесь до Скаверы, северное княжество погибает без Огня. Поскольку Риэл нет, ты должен заменить ее, Дарк.

— И я пойду на север, — вызвался Дим.

— Нет, — отрезал Кирч, — это мое дело. Ты, малыш, будешь нужнее дома.

— Да, я пойду в Скаверу, — сказал Дарк, не поворачиваясь, — и как только в храме загорится Высокий Огонь, я вернусь обратно и найду тебя, Кирч Скронгир, даже если ты будешь в логове Черного Короля.

— Я буду там. Клянусь рогатым драконом.


ГЛАВА 17


На рассвете они расстались. Видя, что Кирч совсем не берет с собой припасов, Дим воскликнул:

— Ты же умрешь с голоду!

На что Кирч ответил:

— За меня не беспокойся, малыш, я не пропаду. А вот вам следует поскорее спуститься в долину, там легче раздобыть еду. У реки Бран завернете на хутор Греста Винита, назовете мое имя и попросите лошадей. Дальше — сами.

— Сделаем так, как ты сказал, — ответил Рилг. — Удачи тебе.

— Прощайте, — сказал страж и зашагал по тропе, не оглядываясь.

Дарк, Рилг и Дим молча закинули за спину дорожные мешки и пошли в другую сторону.

Карабкаясь по отвесным скалам и крутым склонам, они старались не думать ни о чем, что требует затраты душевных сил. Но вечером у костра тревожные мысли неумолимо настигали, лишая покоя.

Дарк пытался объяснить себе превратности судьбы: меньше всего он хотел быть ормитом и вот сейчас остался единственным из них. Вихрь событий закружил его, оторвал, точно лист с ветки, ото всех былых устремлений, пообтрепал, и Дарк сам не заметил, как пропала жажда отыскать королевский лабиринт, и ей на смену пришло желание испить из другой чаши — другой напиток да покрепче. И захмелел он сильно, а протрезветь уже не хотел.

Рилг старался проникнуть мысленным взором за горные перевалы, увидеть Кирча и помочь ему своей силой, хотя понимал, что помочь не сможет. Для стражей не существовало братской любви и родной крови, они были вынуждены обрывать все корни, едва давали Клятву защиты, ибо не может страж хорошо охранять ормита, если думает о ком-то еще. Но Кирч и Рилг негласно нарушили этот закон и звались братьями по духу и по крови. И мучались нередко одной болью, вот как сейчас.

Ну а Дим за день уставал так, что сразу засыпал, а когда не спал, то сосредоточенно размышлял о чем-то, но о чем — не говорил.

Так пролетело пять дней, а на шестой лесистые склоны поползли вниз, и зазеленела впереди изумрудной дымкой Долина.

Земля расцвела под теплым июньским солнцем, и уже ничто, казалось, не напоминало о недавнем владычестве холода. Но Рилг и Дарк знали, что это впечатление обманчиво: холод схоронился там, откуда изгнать его очень трудно, потому что нет места более недоступного, нежели человеческая душа. Сможет ли Высокий Огонь растопить этот холод? Не поздно ли?.. От сомнений деться было некуда.

— Как здорово опять почувствовать под ногами мягкую траву! — радостно рассмеялся Дим.

У встретившегося ручья они остановились умыться и набрать воды в опустевшие фляги. Впервые за много дней на их лицах появились улыбки — родная земля под сапогами лечила лучше всяких снадобий.

До самого заката они шагали без устали и, верно, прошагали бы всю Долину, если бы Рилг не остановился и не сказал:

— Вон за теми холмами начинаются угодья Греста Винита.

— Жду не дождусь, когда можно будет помыться, нормально поесть и поспать, — сказал Дарк, вытирая рукавом пот с лица.

Земля в предгорьях Сильявалы была сурова. Ее украшали озера и хвойные леса, но потихоньку подбиралась сюда ковыльная степь с разбросанными по ней одинокими скалами. В степях авриски почти не селились, а там, где спешил к морю бурный Вигрил, и вовсе была граница. По крутому берегу стояли мощные крепости, издавна закрывающие путь в Долину, а на востоке лежала топь, Заболотье, которая сама по себе была надежнее любой крепости — так считали авриски. Но жестоко ошиблись: именно этим путем в Лигрию хлынули полчища степняков, и крепости ничем не смогли помочь.

Люди, живущие в предгорьях, были под стать земле: молчаливые, невозмутимые, крепкие телом и сильные духом, они походили на хозяев этих мест — медведей.

— Мой род ведет начало отсюда, — сказал Рилг, разбрасывая сапогами ночной туман, что укрывал травы и тропы, будто саван. — Не все способны выжить здесь.

— Почему? — сразу спросил Дим.

'Почему' было его любимым словом.

— Эта земля строптива и своевольна, как молодая кобылица. Веками человек пытается ее приручить и заставить служить себе. Она подчинилась в конце концов, но подчинилась самым сильным, уничтожив при этом слабых. Поэтому тех, кто живут здесь, победить невозможно, им не страшны ни степняки, ни Охотники, ни даже прачи. Те, кто от рождения до смерти сражаются с вечной силой, подобны титанам, им нечего бояться. Их можно только истребить.


Они взобрались на холм, высокий и крутой, и вдруг словно попали в другой мир. Позади зеленела трава и неутомимые пчелы деловито жужжали над цветами, а впереди, прямо перед ними расстилалось море черной выжженной земли, и струйки дыма еще кое-где поднимались от нее к вечернему небу.

— Что же это? — озираясь по сторонам, воскликнул Дим.

Дурное предчувствие змеей заползло в сердце и свернулось там, ожидая часа, чтобы ужалить. Светлое настроение испарилось, как вода под солнцем, и померкла радость от возвращения домой, потому что зеленая красота Долины внезапно превратилась в пахнущую гарью пепельную пустошь.

От полей Греста Винита не осталось ничего. Многие месяцы он и его сыновья трудились на них, а огонь уничтожил все за час. Теперь нескоро эти поля родят хлеб. Трупы степняков валялись то тут, то там, и никто не собирался их хоронить.

— Не так-то просто отобрать у Греста его землю, — промолвил Рилг, переступая через тело одного из них.

Тревожное, щемящее чувство в сердце все разрасталось, и не зря. Когда они подошли к усадьбе Греста, их встретили лишь обгоревшие ворота — единственное, что уцелело. Дом, амбары, кузницу, загоны для скота — все пожрал огонь. В воздухе стоял тяжелый запах гари и паленого мяса. На пепелище высился свежий могильный холм. Несколько минут Рилг, Дарк и Дим стояли, не глядя друг на друга, не решаясь поверить тому, что увидели.

— Здесь нам остановиться на ночлег уже не суждено, — хмуро подытожил Дарк. — Пошли отсюда.

И они, еще раз окинув взглядом печальные останки усадьбы, повернули к лесу, а позади, как прощание, раздался грохот — рухнули искалеченные ворота.

Злые и мрачные, шли они полночи, и Дим не жаловался, он-то понимал, что задерживает ормита и стража и вообще путается под ногами, а им нужно спешить.

Внезапно Рилг остановился, и Дим споткнулся о его ногу.

— Что там? — вытянув тонкую шею, шепотом спросил мальчик.

Рилг долго молчал, слушая ночную мглу, и глаза его горели, как у хищника, почуявшего то ли врага, то ли добычу. Дарк и Дим слушали вместе с ним, но ничего не слышали.

— Здесь рядом деревня, — сказал Рилг. — Может, в ней знают о судьбе Греста?..

Они прошли еще немного. До слуха долетело пение петухов — деревня была совсем близко.

Идти туда всем сразу было небезопасно, поэтому Дарк вызвался сходить в догляд. Однако на этот раз Рилг заупрямился. Он все еще чувствовал тревогу и не мог ни понять ее причину, ни унять ее. А Дарк решил, что вновь ему не доверяют, и меж ними разгорелся спор. Ну а Дим рассудил по-своему: раз он искатель, значит, должен пойти и посмотреть, а заодно и доказать, что от него тоже польза есть. И пока Рилг и Дарк шепотом спорили, он исчез.

Ормит и страж не ожидали такого поворота. Они моментально прекратили перепалку и, рискуя собственной головой, пару раз окликнули мальчика. Ответа так и не дождались.

— Скоро рассветет, — сказал Рилг. — Надо быстро его найти. Найду — все уши пообрываю, — мрачно пообещал он.

— Ты говорил, что родом отсюда, значит, должен знать эти места. Веди.

— Я говорил, что отсюда начался мой род. А это разные вещи, — возразил Рилг.

— Ладно, пойдем на удачу.


Светало. Они крались среди деревьев туда, откуда доносился запах жилья. Когда добрались до открытого места, залегли в росистую канаву, чтобы оглядеться, и надеялись, что Дим помнит об их наставлениях и сделает то же самое.

Обнесенные деревянным частоколом, на пригорке стояли двенадцать домов. С одной стороны бурлила узкая речка, резво нырявшая под бревенчатый мост, а с другой подступало топкое болотце, заросшее по краям осокой и камышом. Под тем мостом они увидели нечто, привлекшее их внимание.

Рилгу, глаза которого в темноте видели лучше, чем у Дарка, хватило нескольких мгновений, чтобы рассмотреть заинтересовавший их объект.

— Охотники. Трое. Лежат под мостом и не двигаются. Должно быть, посланы в дозор.

— Может, мертвые? — предположил Дарк.

Рилг отрицательно покачал головой.

— Нет. Тогда пахло бы мертвечиной. К тому же у одного — вон, видишь? — поблескивает лезвие кинжала.

— Ах ты, пойди все прахом!.. — вдруг прошипел Дарк и дернулся, точно его пырнули тем самым кинжалом. — Туда смотри! Да не туда, левее! Кто это? Дим? Клянусь рогатым драконом!..

Теперь настал черед сыпать проклятьями Рилгу: он увидел мальчика, который полз к мосту и явно собирался пересечь речку либо по нему, либо под ним. И то и другое грозило ему бедой.

Они вскочили, не сговариваясь и особо не прячась, потому что прятаться было уже некогда, и побежали, пригнувшись, к мосту, соображая, что Дим все равно будет там раньше. У дороги, уходящей в лес, остановились — бессмысленно нестись дальше напролом, их могли услышать и убить мальчишку прежде, чем они смогут что-либо предпринять. Поэтому они упали на землю и к маячившему впереди бревенчатому настилу поползли — то на животе, а то и на четвереньках. Одновременно услышали крик, который загасила чья-то рука. Кричал Дим.

К настилу подползли с двух сторон и глянули вниз. Рилг ошибся, Охотников оказалось не трое, а пятеро. Они сидели у кромки воды, кого-то или чего-то ожидая, когда к ним вдруг скатился Дим. Мальчик задрожал, сообразив, кому попался, а сообразить было нетрудно: лица всех пятерых до самых глаз закрывали красные платки. У него было только одно преимущество: он не ормит. Но эти Охотники явно были высланы в дозор, и Дим мог их выдать, поэтому все его преимущества растаяли, как весенний снег.

Четыре руки прижали мальчика к мокрому песку, а высокий хесс приставил нож к его горлу.

— Ты откуда? Из деревни? Следишь, гаденыш?

Его низкий, похожий на рычание, голос не предвещал ничего хорошего, у Дима мурашки побежали по коже, он просипел:

— Нет, то есть да, я из деревни… То есть иду в деревню…

И тут увидел сверху выглядывающего из травы Дарка и умолк. Охотник вскинул голову, но там уже никого не было.

— Что делать с ним, Арек? Отпустим его — он всю деревню сюда приведет, тогда не видать нам добычи.

Вместо ответа Охотник провел ребром ладони по горлу. Смысл этого жеста знали все, понял его и Дим и затрепыхался, как пойманный в силок птенец. Его потащили к воде.

— Что вы возитесь с ним? — прошипел тот, кого звали Ареком. — Сейчас вся деревня сюда сбежится! Может, этот гаденыш бродил здесь не один!..

Последние его слова подтвердились полностью: два отточенных кинжала сразили тех, кто держал Дима, вонзившись одному промеж лопаток, другому — в шею. Остальные не успели даже выхватить мечи, сверху спрыгнули Рилг и Дарк, и еще двое пали перед ними. Рилг вытащил Дима из-под навалившихся мертвецов, предоставив Дарку возможность разделаться с последним. Однако Охотник сопротивлялся на удивление долго или же Дарк не спешил разделаться с ним, и Рилгу надоело ждать.

— Кончай его, Дарк! Светает уже!

Но у Дарка был другой план.

— Мы возьмем его с собой, — сказал он, загоняя противника в реку. — Потолкуем о том, о сем, поспрашиваем, чего им надо было в этой деревне и нет ли на подходе еще таких храбрецов, как этот.

И легко выбил меч из его руки.


Пропели вторые петухи. Караульный в толстой кольчуге и самодельном шлеме дремал в будке над воротами и вдруг услыхал громкий стук. Он встрепенулся и протер глаза, чтобы поглядеть, кто пришел в столь ранний час.

Внизу стояли два рослых воина, судя по одежде, пришедшие издалека — куртки пообтрепались, как и рубахи под ними, высокие сапоги истоптались, повытерлись ножны для мечей, а сами воины заросли многодневной щетиной, и у каждого — волосы ниже плеч. За их спинами прятался мальчик, караульный и заметил его не сразу — спины-то широкие.

— Крепко спишь, — сказал воин, тот, что повыше. — У деревни Охотники околачиваются, видно, замышляют какую-то пакость.

— А почем мне знать, что ты не один из них? — караульный грозно надвинул на глаза шлем и на всякий случай свистнул подмогу. Ему не понравились слова 'крепко спишь'.

— У него спроси, — Рилг кивнул на Охотника.

— Он не похож на живого.

Голова караульного на мгновение скрылась, потом появилась вновь, но уже не одна. Шесть пар глаз из-под таких же самодельных шлемов недоверчиво уставились на пришлецов, и так же воинственно встопорщились шесть бород.

Дарк начал терять терпение.

— Ну, чего смотрите? — ему надоело стоять, задрав голову. — Впустите нас или нет?

Над стеной появился еще один авриск, по виду похожий на предводителя. Он чем-то напоминал Греста Винита, и Рилг спросил:

— Про Греста ничего не слыхали?

Со стены донеслось сердитое ворчание, потом кто-то сказал:

— Пал Грест. Вчера на рассвете. Степняки сожгли усадьбу. А вам что до этого?

Дим выглянул из-под руки Рилга:

— А кто-нибудь спасся?

— Никто.

— Кто же их хоронил? — спросил Рилг, потемнев лицом.

— Мы и хоронили.

Рилг и Дарк переглянулись.

— Ну вот, — сказал Дарк, — мы узнали все, что хотели. Пошли, не стоять же здесь как за подаянием.

Они бросили Охотника к воротам, и тот зашевелился, приходя в себя.

— Возьмите его себе, — сказал Рилг. — Спросите, что он делал возле вашей деревни и еще четверо с ним, которые лежат сейчас под мостом. Идем, Дим.

Уже за спиной они услышали, как совещаются между собой авриски, и потом — лязг отворяемых ворот.

— Прощения просим за недоверчивость, — сказал караульный, причем в голосе его не было и намека на извинение. — Тут, сами знаете, всякие бродят. Заходите.

Они охотно приняли приглашение, лелея надежду помыться, поесть, поспать и, если повезет, раздобыть лошадей.

Авриск, похожий на Греста Винита, назвался Инегом и пригласил их в свой дом. Охотника они потащили с собой, для предосторожности связав ему руки, и бросили, как куль, в угол. Пока Рилг, Дарк и Дим обедали, он окончательно очнулся и теперь сидел, прислонясь к стене и вперившись в них ненавидящим взглядом. Особенно пристально смотрел он на Дарка, словно догадался, что перед ним ормит. Дарк поймал этот взгляд и протянул Охотнику кусок хлеба и кружку с молоком, от которых тот презрительно отвернулся.

— Я не ем из рук врага, — процедил он.

— Я тебе не враг, — спокойно возразил Дарк.

— Ты — ормит, а значит, мой враг, — зло бросил Охотник.

— Я что-то украл у тебя? Я убил кого-то из твоей семьи? — Дарк наклонился к нему. — Я забрал твою землю? Разрушил твой дом? Нет? Тогда почему ты считаешь меня врагом?

— Ты — ормит, на руках твоих предков столько крови, что ее не смыть вовек. Только своей смертью ты можешь искупить их грехи.

— Восхитительно, — пробормотал Дарк и выпрямился. — А этот мальчик в чем перед тобой виноват? — он ткнул пальцем в притихшего Дима. — Ты собирался прирезать его — за что?

Но Охотник ничего не ответил и неподвижным взглядом уставился в стену. Навряд ли он сумел бы объяснить причину своей ненависти, потому что ненависть часто бывает слепа, а кровь на своих руках он считал вполне оправданной.

— Оставь этот разговор до вечера, — сказал Дарку Рилг. — Сейчас хозяин мыться зовет.

Они отправились в баню, хорошенько попарились, отмылись сами, отмыли Дима и потом, усталые и разморенные, уснули крепким сном до самого вечера.

Когда на деревню пала темнота, Рилг проснулся и разбудил остальных. Они с удовольствием надели постиранную одежду, хотя та была еще слегка влажной.

— Высохнуть не успела, — извинился хозяин.

— Ничего, — улыбнулся Рилг, — на нас высохнет!

Дим выглядел унылым, ему не хотелось снова уходить в ночь и снова неизвестно куда.

— Что это? — Рилг обувался, услышал шум с улицы, да так и застыл с сапогом в руке.

За окном злобно залаяли деревенские собаки, причем все сразу, послышались крики.

— Я погляжу, — коротко сказал хозяин и вышел за дверь. Дим увязался следом.

Хозяин возвратился почти сразу, потому что весть настигла у самых ворот, и лицо его было страшным.

— Скорее! — крикнул он. — На деревню напали наемники! Мальчишку я отправил с женщинами в лес!

Из угла, где сидел пленный Охотник, донесся торжествующий смех. Рилг и Дарк мгновенно обернулись.

— Думали, что победили? Они нашли мой знак, и теперь вы все умрете!

И он рассмеялся им в лицо. Дарк шагнул к нему, наклонился и сказал, едва сдерживая ярость:

— Мне неинтересно, как ты сумел предупредить своих, но ты боец, Охотник, и знаешь, что в живых нам тебя оставить нельзя. Может, мы и умрем, но ты умрешь первым.

И молниеносным движением перерезал ему горло.

Рилг несколько мгновений смотрел на него, будто впервые увидел, а Дарк бросил, проходя мимо:

— Все равно нам больше не о чем было говорить.

Страж покачал головой, радуясь, что при всем этом не было Дима. Он не сумел бы объяснить мальчишке, что ормит поступил правильно, и что сам на его месте, пожалуй, поступил бы так же.

Рилг и Дарк поспешили на улицу.

Ночь озарялась кострами пылающих домов. Оглашая деревню яростными криками, наемники, точно муравьи, карабкались на стену, да стена была не ахти какая высокая и не ахти какая прочная. Авриски оборонялись грамотно, слаженно, без суеты, видно, не в первый раз уже, но силы были слишком неравны. Пока они удерживали ворота, старики, женщины и дети через скрытый лаз уходили в лес. Рилг и Дарк бросились в гущу мелькающих тел и сверкающей стали.

Вскоре, разнесенные в щепки, рухнули ворота, и наемники верхом на взмыленных конях ворвались в деревню. Стоны раненых и умирающих, звон мечей и топоров, дикое ржание коней и вой пламени горящих домов смешались в одно.

— Нужно уходить! — крикнул Дарку Рилг, хотя эти слова обжигали ему губы. — Мы обречены!

Он положил много наемников, его сапоги скользили по лужам крови, но ряды защитников быстро, слишком быстро таяли.

А Дарк ничего не слышал, захваченный пьянящим азартом боя. Рилг хорошо знал его таким и знал, как трудно его теперь остановить. Гуннхвар рубил направо и налево и пил горячую кровь. Дарк сшиб одного наемника с седла, взлетел на его коня и бросил быстрый взгляд по сторонам. Увидел Рилга, его со всех сторон окружили наемники, точно медведя — собаки, и поспешил на помощь. Вздымая снопы искр, падали горящие бревна, обрушивались крыши, конь танцевал под ним и становился на дыбы, но Дарк упрямо натягивал узду, отбивая мечом раскаленные головни.

И в этот миг тугая петля вдруг захлестнула шею, и чей-то клинок рубанул по правой руке. Дарк, задыхаясь, рухнул не землю, и десятки ног втоптали его в месиво из грязи и крови.


ГЛАВА 18

…Там ничто не радует глаз. До самого неба простирается ледяная пустыня. На ней ничего не растет, и люди не строят здесь дома. На бескрайних просторах хозяйничает ветер, и солнце тщится растопить неподвижные льды. Там находится Кахантар — замок Черного Короля. Никто никогда не видел его. И никто не знает, почему в сердце обладающего знаниями поселилось зло. Должно быть, он и сам уже не помнит этого…

Кирч Скронгир стоял на вершине скалы и смотрел вдаль. Позади остались Рок, Мелик-Тай и Каравех, впереди — через лесистую ложбину — раскинулись снежные степи Экбора. Кирч не любил это название — холодное, закостеневшее, но и назвать ледяную пустыню Махагавой он тоже не мог, язык не поворачивался.

Кирч был в пути уже одиннадцать дней. Он звал Риэл каждую минуту, но не слышал ее, он разговаривал с нею, но она молчала. Лишь однажды он смог прорваться сквозь пространство и уловил голос — единственный, который не спутал бы более ни с чьим, — слабый и далекий, он почти сразу исчез. И все же Кирч знал, что Риэл жива. Если бы она умерла, он в тот же миг почувствовал бы это, таким был его дар.

Мысленно прикинув расстояние, он начал спуск в ложбину. Куницы и белки испуганно прятались, заслышав треск сучьев или грохот упавшего с кручи камня. Чужаков здесь не было уже давно.

Срезая наискось склон, Кирч жадно вдыхал смоляной запах сосен и елей. Деревья росли все гуще, все сумрачнее становилось вокруг — мохнатые кроны закрыли и без того неяркое солнце.

На дне лощины, зажатый узкими берегами, бежал по камням студеный ручей. Белой крупой на стылой земле лежал снег.

Кирч вышел на открытое место. Он собирался уже пересечь ручей, когда мимо него скользнула нить чужого запаха. Страж обвел взглядом утесы, и сердце его вдруг гулко забилось: он увидел своих.

В одежде, сшитой из разных шкур, на выступе стоял человек — по виду старик, а по взгляду молодой, он смотрел на Кирча глазами темными, как земля, и словно ждал чего-то. Седые волосы обрамляли суровое, будто выточенное из камня лицо. Старик держал в руках посох, испещренный знаками столь же древними, как и он сам. У ног сидели два медведя и волк.

Кирч бесстрашно взобрался на утес и теперь, когда их разделяли всего несколько шагов, ощутил, как его окутало мягким теплом. Сердце стража дрогнуло.

Он вернулся домой.

— Прими человеческий облик, — повелительно произнес старик. — Я хочу увидеть, каким ты стал.

Кирч повиновался. Старик внимательно и придирчиво оглядел его и, должно быть, остался доволен, потому что сказал:

— Добро. Теперь идем.

И Кирч с радостью пошел за ним, и радостью встречала его суровая земля, ведь это она взрастила его.

Спустя час остановились, и место, куда они пришли, ничем не отличалось от места, где встретились: те же скалы, те же деревья, тот же ручей, только снежный пик Каравеха теперь оказался справа. Кирч знал, что это место — особое, как в доме — у очага.

Медведи, отфыркиваясь, грузно улеглись на землю, волк пошел напиться воды, и старик пил вместе с ним. Потом распрямился, вытер рукавом губы и сел напротив Кирча. Важные слова ожидал услышать Кирч и услышал их:

— Этот меч, — старик указал посохом на потертые ножны, в которых покоился Тангур, — выкован в Махагаве, на скалистом берегу Белого моря, откуда идет твой род. Мы оба, ты и я, принадлежим к племени Скронгиров. Я — твое начало. Я — пастырь зверей. Здесь твой дом, здесь тебе помогут всегда.

— Да, — сказал Кирч, — я нуждаюсь в твоей помощи, отец. Теперь, как и прежде.

— Я одинаково люблю тебя и Рилга, но беду младшего отведет старший, а если беда настигает старшего — моя забота его вызволять.

— Тебе ведомо, где сейчас Рилг? Пришел ли в Скаверу Огонь?

— Он будет там скоро. Рилг исполнил свой долг.

Приняв эти слова за упрек, что не отстоял ормиту, Кирч опустил голову. Длинные волосы скрыли лицо.

— Напрасно казнишь себя. Изменить волю эльмы Судьбы невозможно. Мы все стоим у черты.

— Грядет Ашгирм? — тихо спросил Кирч — Неужели мы стоим у этой черты?..

— Битва при Хемринверде — этого мало. Целое поколение ляжет костьми, чтобы смогли жить их дети. Сражаться будут все.

— И ты?

— И я. Но не так, как ты думаешь. Мое дело — направлять тех, за кого я в ответе, ибо взять в руки оружие права не имею, ведь мне вести в будущее тех, кто уцелеет. Я подчиняюсь закону, но времена нынче такие, что у многих велико искушение встать выше него. Ашгирм может низвергнуть в небытие и подарить бессмертие, разве сильный человек устоит перед искушением испытать судьбу?

— Черный Король не устоит, — сказал Кирч. — Великая битва — его цель. Он долгие годы шел к этой цели.

— Долгие века, — поправил его старик. — Судьба любит сильных, они движут мир, и удача благоволит им. Придет Ашгирм — и не станет добра и зла, ибо то — время выбора.

— Значит ли это, что добро само по себе победить не может?..

— Победит тот, кто сильнее всех, кто хитрее, у кого зубы крепче и хватка жестче, лишь это будет важно. Служишь ты свету или тьме — багряной звезде безразлично, она вознаграждает только того, кто повергнет противника наземь и поставит ногу ему на грудь. Уже потом победитель вспомнит, во имя чего он сделал это, и на троне мира воцарится либо Свет, либо Тьма. Жестокие времена принесет с собой Марах Азбар, жестокие, но недолгие. Одно я знаю точно: те, кто в своих руках держит силы земли, кто призван сохранять их в спокойствии и равновесии, в битве участвовать не будут.

— Кто же это? — спросил Кирч. — Ведуны?

— Да. Те, кого авриски встречают в облике мудрых старцев. Они путешествуют по миру, и каждый из них — его опора и смиритель. И если однажды они позволят выпустить на свободу знание, которое люди зовут магией, оно обратит окружающее в хаос, и людям придется уйти из Долины.

— Сдается мне, что Черный Король — не самое худшее, что нас ожидает, — пробормотал Кирч.

— Мы сами — вот то самое худшее, что ожидает нас.

Они говорили еще долго, пока седой пик Мелик-Тая не окрасился в синий цвет сумерек. Потом Кирч спросил:

— Я хочу увидеть Хелига. Ты позволишь?..

— Ступай, — старик поднялся, опираясь на посох. — Он давно ждет тебя.


Когда рассвело, старик коротким путем привел его туда, где заканчиваются горы и начинаются снега, и сказал:

— Я дам тебе новое обличье, чтоб ты сумел незамеченным подойти к замку Кахантар. А в логове Черного Короля тебе скрываться уже ни к чему, дорогу туда возможно прорубить лишь мечом.

Кирч обернулся и еще раз окинул взглядом горы. Солнце блистало на челе Рока и Мелик-Тая, а Каравех еще прятался в тени. Три исполина снисходительно глядели с заоблачных высот на младших собратьев, опоясанных темно-зелеными, почти черными, лесами, а небо синело над ними такой нежной синевой, какая может быть только в горах.

Кирч подумал о том, что случая увидеть эту красоту еще раз может уже и не представиться. Старик разгадал его мысли и сказал так:

— Иди, мой сын, и помни: нет на свете ничего, на что стоило бы выменять свою жизнь.


…В узкую щель, служившую оконцем, заглянул серый рассвет и бледным пятном растекся по убеленным инеем стенам. Риэл с трудом разлепила веки.

Она лежала в углу на охапке гнилой соломы, все тело, словно ледяной коркой, сковал холод. То впадая в беспамятство, то погружаясь в пучину бесцветных видений, она потеряла счет времени. Теперь время для нее — это крохотное оконце на недосягаемой высоте, но тусклый свет, что проникал в него, был не жизнью, а ядом, который медленно просачивался внутрь, медленно сползал по стенам и разливался по полу, стремясь добраться до нее, неподвижно лежащей в углу. Риэл знала: когда он до нее доберется, она умрет.

Разум застыл, чувства онемели, омертвели ладони, и Огонь не зажигался в них. Однажды она услыхала сухой треск, так трещат восковые свечи и сучья в костре. На стене вспыхнули огненные линии, потек иней, и линии сложились в слова: 'Твой Огонь мертв'. Слова пламенели несколько мгновений и погасли, не оставив следа.

— Твой Огонь мертв, — одеревеневшими губами повторила Риэл. — Мой Огонь мертв?..

Прикладывая неимоверные усилия, она подтащила к лицу руки и услышала, как загрохотала цепь — на запястьях висели два широких кольца, соединенные с толстой цепью, вделанной в стену. Риэл стала согревать руки дыханием, но пальцы не слушались, словно железная цепь выпила из них жизнь. От бессилия она заплакала, беззвучно и без слез, а ветер, залетающий в оконце, равнодушно бросал белую крупу на стылые камни.

Так продолжалось долго. В четырех стенах поселилась вечность — всесильная, бесконечная, но одним утром ее разбил слабый хриплый голос, прозвучавший совсем близко:

— Верь в то, что живешь.


ГЛАВА 19

Дарк пришел в себя и долго лежал, не открывая глаз. Жив он или мертв? Голова гудела, словно он долго бился лбом о стену. Все тело ныло, а от правой руки поднималась волна горячей боли и становилась все горячее. Дарк заставил себя взглянуть на нее и ахнул: кисть держалась только на клочьях сухожилий и кожи, покрытой бурой засохшей коркой, сквозь которую сочилась алая кровь, кость была надрублена. При помощи зубов и здоровой руки он разорвал рубаху и накрепко обмотал ею рану. После этого боль усилилась, и, чтобы не думать о ней, Дарк стал осматриваться.

Он сидел в железной клетке посреди лагеря наемников. Десятки крытых повозок составляли круг, в центре которого возвышался шатер из шкур, над шатром развевался стяг вождя. Догорали костры, около них вповалку спали степняки. Дарк попал в самое их логово. Знают ли они, что их пленник — ормит?

Шансов остаться в живых у Дарка не было. Он остался один, лишился руки и, что самое страшное, лишился Гуннхвара.

— Проклятье, — прошептал он. — Да лучше смерть, чем такой позор.

И снова впал в забытье.

Сильный удар под ребра заставил его поднять голову. Над ним возвышались трое степняков — двое с боевыми топорами, один — с мечом.

— Вставай, — сказали они.

Дарк не пошевелился. Тогда к его горлу приставили клинок. Нажали. Ормит почувствовал, как по груди побежала теплая струйка крови. Когда и после этого Дарк не поднялся, его просто подхватили под руки и потащили к шатру. От боли, пронзившей все тело, у него потемнело в глазах. Его бросили на землю, к ногам вождя. Когда круги перед глазами разошлись, Дарк поднял голову и смог разглядеть его.

Сын бескрайних степей и бесконечных дорог, вождь был приземист и широкоплеч, он казался высеченным из единой каменной глыбы. Смуглое, испещренное шрамами лицо обрамляли две тонкие косы, сплетающиеся с бородой. Голова была непокрыта — настоящий воин сражается с непокрытой головой, а этот степняк был настоящим воином. Широкую грудь защищал панцирь, поверх него висели медные и кожаные амулеты. Вождь сидел на походной скамье, держа на коленях короткий кривой меч.

Глаза авриска и глаза степняка встретились. Взгляд молодого воина скрестился со взглядом опытного.

— Назови свое имя, — громко велел вождь, голосом, привыкшим отдавать команды на поле боя.

Слегка пошатываясь, Дарк поднялся на ноги.

— Мое имя скажет тебе многое и не скажет ничего, — ответил он. — Пусть оно останется при мне.

Вождь некоторое время молчал, и молчали его воины, сгрудившись позади Дарка.

— Ты храбро бился, — наконец сказал вождь. — Мой народ уважает достойных противников. Ведь из всей деревни в живых остался только ты.

И пристально взглянул на пленника, желая увидеть отчаяние на его лице, но не увидел ничего.

— Ты отдал прачи многих моих людей, — сказал вождь, но без сожаления.

— Смерть ему! — крикнул кто-то.

— Смерть! — потрясая оружием, заревели наемники, и несколько человек схватили Дарка.

— Тихо! — подняв руку, крикнул вождь.

И сразу наступила тишина.

— Оставьте его.

Степняки нехотя отпустили Дарка, и тот упал на землю.

— Мы уважаем достойных противников, — повторил вождь, — так велят нам вечувары и души предков.

И он указал на стоявшего под навесом из ветвей идола — безмолвного деревянного истукана с черными дырами вместо глаз и прорезью вместо рта. У идола не было рук и ног, а все тело испещряла руническая вязь. Дарк сообразил, что перед ним — вечувар из древней Махагавы, оберег рода, которому поклонялись, быть может, и его предки. Дарку стало холодно. Он богам особенно не молился, признавал их силу, но никогда ни о чем не просил. А сейчас смотрел на вечувара, что был древнее их эльямаров — или это и был первый и настоящий облик бессмертных?.. — и просил у него помощи и защиты.

— Ты храбрый воин, авриск. Сразись с одним из моих бойцов и, если победишь, я подарю тебе жизнь.

Дарка мутило от боли, тлеющей в руке, но он в который раз поднялся на ноги, вытирая кровь с рассеченной губы.

Увидев того, кто бросил ему вызов, понял, что обречен.

На поединок вышел великан. Дарк считался высоким, но этот был выше его на целую голову и гораздо шире в плечах. Будь Дарк не ранен и с Гуннхваром в руке, и тогда ему было бы трудно тягаться с ним. Степняки славились упорством и выносливостью, их с рождения приучали к холоду и боли, щиты были их колыбелями, а игрушками — мечи и кинжалы. Дарк попал не к тем степняками, через пьяные тела которых он презрительно переступал на постоялом дворе в Ютвите, нет, здесь были те, чей удел — война.

— Дайте ему меч, — велел вождь.

Меч оказался не ахти какой — чересчур тяжелый, с грубой рукояткой, которая неудобно легла в ладонь.

— Бейся, — сказал вождь.

Выбора не было. С безжалостным лязгом встретились мечи, и воины закружили друг против друга, огибая сложенный из бревен костер, который Дарк инстинктивно старался сохранить за спиной.

— Убей его, Шерк! Убей! Снеси ему голову!

Рев оглушил Дарка, в него начали швырять камни, объедки, палки, кости, он не обращал внимания, сосредоточившись только на своем противнике. Левая рука его работала хуже, нежели правая, но выбирать не приходилось. Степняк наступал, орудуя мечом, как дровосек. Уже несколько раз он мог сразить Дарка, но в последний момент отступал, нанося лишь неглубокие раны. А десятки глоток восторженно орали:

— Давай, давай, выпусти из него кровь по капле!..

Дарк слабел. Отбросив в сторону меч, степняк нанес ему несколько ударов в лицо и живот, а когда Дарк упал, долго бил сапогом под ребра. Смех, визг, улюлюканье плескались вокруг них.

— Шерк — победитель! — орали степняки.

Залитый кровью Дарк попытался подняться, и великан в последний раз ударил его в лицо. Дарк отлетел на несколько шагов и рухнул прямо в горящий костер.

Он лежал в огне, но огонь не трогал его, и смех вокруг быстро стих. Онемевшие степняки смотрели, как пламя обняло неподвижное тело, высушило кровь, текущую из ран, и теперь нежно ласкало, вылизывало, как зверь — своего детеныша.

— Да ведь это же ормит! — волной пронеслось среди степняков, и первые отшатнулись, сбивая последних, словно сама богиня смерти явила им свой лик.

— Загасить пламя!

В костер тотчас вылили ведро воды. Огонь зашипел и притих. Вождь с минуту раздумывал, как поступить с пленником — убить немедля или передать в руки Черного Короля. Выбрал последнее.

— В клетку колдовское отродье! — велел он, и полог из беличьих шкур упал за ним.


…Ночью все иначе. Ночью обостряется чувство страха и опасности. Просыпаются многочисленные демоны и химеры — порождения человеческих душ. Дремавшие при дневном свете, теперь они выползали из своих убежищ, чтобы мучить и терзать хозяев. Ночь — время острого нюха, крови и обманчивых видений.

Над деревьями одиноко висел узкий серп зарождающейся луны, чей лик никогда не омрачают бренные заботы людей. Он равнодушно взирал на раскинувшуюся в чистом поле большую стоянку, заглянул в повозки, в которых спали воины, поиграл с тлеющими углями в догорающих кострах, посеребрил клинки дремлющих дозорных и отправился дальше.

Лунные лучи скользнули по шкуре волчицы, ведущей на промысел стаю. Сверкнули в глазах медведя, поднявшего морду к небу, рыси, перепрыгнувшей с дерева на дерево. Месяц увидел, как со всех сторон, из каждого логова стекаются полчища хищников, словно чей-то безмолвный приказ гнал их вперед. Темная река из вздыбленных шкур и ощеренных клыков текла, превращаясь в море, и замкнулась вокруг лагеря смертельным кольцом.

Дикий, яростный рев разбудил людей. Они повыскакивали из повозок и столкнулись с невиданным противником, и они не знали, как с ним воевать.

Ночное небо всколыхнули крики ужаса и боли, поднялись птицы с гнезд, и вздрогнул месяц. Обезумевшие люди метались по лагерю, но не находили спасения от страшных клыков и когтей. Лошади рвали путы и топтали своих хозяев. Ослепленные страхом, воины в панике рубили друг друга, не различая своих и чужих, и зычный голос вождя уже не мог остановить их.

В самый разгар кровавой охоты от дерева отделилась темная фигура и направилась к клетке, зажавшей в своей пасти человека.


— Дарк, эй, Дарк!.. Это я, Рилг!

Но ормит не пошевелился и не ответил. Тогда Рилг выхватил меч и с размаху ударил по прутьям. Посыпались искры, запахло каленым железом, и прутья упали. Рилг остервенело рубил клетку до тех пор, пока не искрошил ее на части.

— Хорош клинок, — пробормотал он, разгребая обломки.

Бегло осмотрев друга, он насчитал восемь ран, и три из них были смертельны, а когда размотал засохшую повязку на правой руке, едва не заплакал от отчаяния и злости.

— Потерпи, дружище, — сказал он, поднял его на руки и понес прочь.

Все звери тотчас последовали за ним. На их клыках и когтях еще дымилась кровь, но пламя смерти в глазах постепенно угасало. Охота закончилась.

Рилг шел куда глаза глядят и не чувствовал своей ноши. Он торопился, потому что жизнь покидала Дарка, и ормит остывал у него на руках.

Когда за спиной не стали слышны крики, стоны и хрипы степняков, страж остановился. Опустил друга на камни у ручья и омыл раны. Здесь и догнал его запыхавшийся Дим, он принес немного еды, вина, одежду и чистое полотно — скромные запасы, которыми наделили его деревенские женщины, что схоронились в лесу. Наемники дорого заплатили за гибель их мужчин.

При виде обнаженного, покрытого кровавыми рубцами Дарка, распростертого на холодных камнях, лицо мальчика жалобно сморщилось.

— Он умер? — всхлипнул Дим.

— Еще нет.

Рилг перевязал раны ормита, одел его и влил сквозь стиснутые зубы немного вина. Потом снова поднял на руки и понес. Дим последовал за ним, таща Эркриг — меч Рилга и Гуннхвар.

— Проклятье, — бормотал Рилг. — Не вздумай умирать, не сейчас! Я понесу тебя до самого Лет-Мирна, только живи!..

Позади, шмыгая носом, плелся Дим, тяжелые мечи пригибали его к земле, ведь мальчишечьи руки были слишком слабы для такого оружия.

На рассвете обессиленный Рилг опустил Дарка на свою куртку и сам сел рядом. Дим повалился в траву, как сноп, и тут же уснул, положив мечи под голову.

Рилгу показалось, что он лишь на минуту закрыл глаза, но когда открыл их — солнце стояло уже высоко. Дарк был еще жив, но дышал хрипло и прерывисто. Рилг заставил его проглотить остатки вина и разбудил Дима.

— Поешь, — сказал он ему. — Нам еще долго идти.

— А ты?

— Я не голоден.

Когда Дим подкрепился, Рилг взвалил Дарка на спину, и они снова зашагали вперед. Страж понимал, что жизнь Дарка поддерживает только сила дара, но и она скоро иссякнет, и тогда — конец.

Он шел упрямо до самого вечера, но все медленнее, силы покидали его. Солнце — огромный огненный шар — опускалось прямо в зеленые травы, окрашивая их в густой пурпур, и с ним небесный покой опускался на землю. Не было покоя только в сердце стража.


…Рилг сидел, скрестив ноги, и неподвижно глядел на закат. Дарк лежал рядом, его дыхание стало совсем неуловимым. Дим спал возле него.

Рилг думал о том, что не успеет донести друга не то что до Лет-Мирна, а даже до ближайшего жилья. На душе было темно и тоскливо, он двое суток не спал, ничего не ел и вообще о себе забыл. С мрачным отчаянием глядел он на багровое светило, что пульсировало, подобно обнаженному сердцу, и вдруг на его фоне увидел маленькую черную точку.

Сначала это была просто точка, но она приближалась, увеличивалась, и зоркий Рилг вскоре понял, что это человек. Человек шел прямо к нему.

ГЛАВА 20

— …Верь в то, что живешь, — повторил голос, похожий на шорох ветра, но то был не ветер.

Риэл повернула голову — на это ушло не так уж мало времени — и в другом углу разглядела такую же кучу соломы и что-то еще. Это 'что-то' никак не могло быть человеком. Но оно говорило.

— Стоит тебе осознать, что ты в другом мире — ты и окажешься в другом мире. Кто знает, лучше там или хуже…

Голос звучал глухо и прерывисто, потом и вовсе замолчал. Молчал долго, бледное пятно света в оконце стало серым, потом черным. Риэл по-прежнему не была уверена, что этот голос — не порождение ее застывшего, заледеневшего разума.

— Это все цепи, — произнес голос посреди темноты. — Они не позволяют тебе жить, но и не дают умереть.

— Ты кто? Дух? — спросила Риэл.

Голос долго молчал, потом сказал:

— Дух? Нет, пожалуй. Пока еще нет. Хотя и очень близок к этому.

Риэл уловила в голосе смешинку, она мелькнула, словно искра, осветила на миг ее тюрьму, принесла чуть-чуть тепла. И эта искра самым удивительным образом придала ей сил, пусть немного, но все-таки!..

— У тебя есть имя? — спросила она, жалея, что ничего не может рассмотреть в темноте.

— Меня зовут Ивьял. Я из Нронов. Тоже ормит, как и ты.

— Ты хотел сказать такой же пленник, как и я? — спросила Риэл, но ответа не дождалась.

Минула ночь, и Риэл в который раз не поняла: грезила она, спала ли, бодрствовала?.. Ей казалось, что она умерла, но ее почему-то забыли похоронить.

Когда темнота немного рассеялась, она подползла, насколько хватило цепи, к куче соломы, чтобы посмотреть на того, кто разговаривал с нею.

В неверном свете тусклых сумерек она увидела человека — худого, почти обнаженного, совершенно седого. Все его тело испещряли страшные, едва зажившие раны, некоторые из них еще были покрыты коркой. Сидя на камнях, упираясь руками в обледеневший пол, Риэл долго смотрела на красивое лицо, которое не портили даже горестные морщины в уголках рта — свидетельство перенесенной боли. А когда он открыл глаза, увидела в них то, что отличает каждого ормита: силу Огня. Так они, не двигаясь, смотрели друг на друга, пока снова не стало темно. Риэл не могла подползти ближе, ее держала цепь, тогда ормит, с трудом оторвавшись от пола, подполз к ней сам, они обнялись и, обнявшись, провели ночь и встретили еще один рассвет.

— Ты знаешь, где мы? — спросила Риэл.

— В Ненайденном замке, — ответил ормит глухо.

Временами он впадал в забытье и тогда долго лежал молча, словно спал, но при этом на лице его застывала гримаса такой нестерпимой муки, что Риэл отворачивалась, не в силах смотреть.

— Откуда у тебя эти раны? — как-то спросила она. Ей очень страшно было услышать ответ, но все же спросила.

— Ему был нужен мой дар, — усмехнулся ормит, и от этой усмешки у Риэл заболело сердце.

— И… он… взял его?..

— Он не может взять то, что ему не принадлежит, — сказал Ивьял Нрон. — К тому же у меня нет дара.

Риэл показалось, что она ослышалась.

— Ты сказал…

— То, что сказал: у меня нет дара.

— Но ведь тогда… — застывший разум не слушался ее, превращая реальность в мелькание бесцветных картинок. — Ему нужен только дар… если ты скажешь… тебя отпустят, ты…

Она не сразу поняла, что он смеется. Этот смех обошелся ему дорого: некоторые раны открылись и засочились кровью, и смех перешел в глухой стон.

— Из этих подземелий не выпускают, — сказал он, когда боль немного утихла. — Хотя цепи снять можно.

И, видя, что Риэл не понимает, добавил:

— Вот так.

И отцепил от рук железные обручи.

Ничего не произошло. Его не разорвало в клочья, не обрушился потолок, не вбежали стражники через дверь в дальней стене, не случилось ничего, разве что лицо ормита стало пепельно-серым и потемнели глаза. Потом он спокойно надел кольца обратно.

Риэл колебалась всего несколько мгновений. Желание избавиться от привязи было очень сильным, и она встряхнула руками. Руки были настолько худы, что железные обручи легко соскользнули с них и со звоном упали на пол.

И в тот же миг жизнь обжигающей струей стала возвращаться в нее. В тело ворвалась горячая боль, впилась безжалостными когтями, срывая оковы холодного оцепенения. Риэл захрипела, потом закричала и кричала до тех пор, пока боль не остыла, а потом и не пропала вовсе. Она конвульсивно дернулась раз, другой, и ее еще долго била крупная дрожь. Глаза застила черная пелена и не рассеивалась много часов — или дней?… — и Риэл хотела только одного: никогда больше не переживать подобную боль. Никогда.

— Эти цепи превращают человека в раба.

Голос Ивьяла Нрона звучал то тише, то громче, он словно бы шептал в самое ухо, а через мгновение уже кричал издалека. Когда он кричал, Риэл закрывала голову руками и умоляла его замолчать.

Потом черная пелена спала, и она снова смогла видеть. Ничего не изменилось: то же заиневшее подземелье, мутное оконце, маленькая дверь в дальней стене, стылый пол, и она лежит на этом полу, а рядом сидит ормит и смотрит на нее.

— Если ты хочешь сбросить цепи, тебе нужно научиться не кричать.

Риэл не хотела сбрасывать цепи. Ни за что. Лучше смерть, чем такая боль. Она отвернулась от него. Волосы разметались по полу.

— Тебе нужно научиться не кричать, — повторил ормит.

Риэл не ответила и закрыла глаза. Почему никто не входит в эту дверь?..

В это время Кирч стоял на вершине скалы и смотрел на раскинувшуюся перед ним снежную пустыню Экбора.


— …Я родился в Мир-Нроне за десять лет до войны. Я помню, как тревожным шумом полнились улицы и площади, а люди облачались в красное и темно-зеленое — цвета Нронов, и только потом, когда вырос, я узнал, что так наши предки одевались перед большими событиями. Таким событием тогда стала война…

Меня вместе с другими детьми увезли из города — кого в Оскерг, кого в Марну, кого в Брангал и дальше, чтобы нас не нашли, чтобы о нас забыли все, кроме посвященных. С тех пор я больше никогда не видел Мир-Нрон. У меня не было дара, но была сильная вера в могущество Огня, поэтому я всегда знал, что я ормит. Я жил этим. И Черный Король выследил меня.

Риэл слушала его и словно бы слушала историю своей жизни. Неужели у ормитов такая судьба — похожее детство, оторванная от людей юность, одинаковая смерть?..

— Ты научился снимать цепи, — сказала она хрипло. — И ты знаешь, что не сможешь уйти отсюда. Тогда зачем?..

— Я не животное. И Черный Король очень ошибается, если считает, что может сделать меня таковым. Меня пытали, но я не сказал даже, что у меня нет дара.

— Но зачем? Зачем?..

— А затем, — Ивьял Нрон наклонился к ней, и седые пряди упали ему на лицо, — чтобы он, экборское отродье, понял: забрать у ормита дар — нельзя. Я не смогу встретиться с ним в честном поединке, на поле боя, но эту схватку я выиграл. Это была моя битва, и я победил. Я приучил себя к боли, которую причиняют цепи, если освободиться от них, тогда мне сломали обе ноги, но я все равно остался свободным! Ты встречала когда-нибудь их? Тех, кто верно служит ему, от которых веет холодом смерти, нелюдей с длинными серебряными волосами и ледяными лицами? Ты молчишь. Но по глазам вижу, что ты знаешь, о ком я говорю. Они тоже когда-то были ормитами. Пока вот такая железная цепь не выпила их душу.

Риэл молчала. Ей хотелось плакать, но слез не было. Не было ничего, кроме страха.

— Я знаю, что умру. Моя смерть — моя свобода. Но ты должна жить. Иначе ничто! — ты слышишь? — ничто не имеет смысла! А я не хочу умирать напрасно.

Ивьял Нрон говорил долго, и это совсем лишило его сил, которых и без того оставалось немного. Он упал ничком на гнилую солому и закрыл глаза, точно умер.

Риэл ждала долго, надеясь услышать его голос, но он молчал. В подземелье под потолком клубилась непроглядная мгла, Риэл смотрела в нее и думала.

К чему сопротивляться, думала она, если отсюда нельзя выбраться? К чему поддерживать жизнь, боясь снять цепи? Освободиться от них — и боль убьет тебя, и конец всем мучениям… Но как же тяжело решиться на это!

У нее два выхода: либо цепи сделают ее одной из них, либо смерть. Смерть лучше, конечно. Но нет, нет, все не то!.. Она ормита, она владеет Огнем, ради чего горела она в Окале? Ради чего дымилась ее кровь?.. Уж точно не ради того, чтобы умереть здесь, в этом подземелье, на куче гнилой соломы!..

Ивьял Нрон прав. Вся жизнь — это одно бесконечное сражение: с самим собой, с твоим врагом, с жизнью и за жизнь. Риэл никогда не держала в руках оружия и не могла сразиться с Черным Королем как воин крови, но у нее есть другое оружие — дар, и она может сразиться с ним как воин духа! Она докажет, что сильнее его, докажет тем, что не отдаст свой дар и не умрет.

— Ивьял!.. — позвала Риэл, но ормит не откликнулся.

Хорошо, она сделает это сама.

Ормита перевела взгляд на тело и заставила себя вспомнить, что это тело — ее тело. Вспомнив, она хоть немного, но все же почувствовала руки и ноги. Теперь дальше. Она высвободилась из рубахи, рубаха была тяжелой, как кольчуга, и зубами долго отрывала рукав. Стало темно, когда, наконец, ей удалось его оторвать и скрутить в жгут. Риэл сжала жгут в зубах и связала узлом на затылке, чтоб не выплюнуть. После этого взглянула на дверь — не открывается ли?.. — несколько раз глубоко вздохнула, встряхнула руками, и железные обручи соскользнули на пол.

В это время Кирч повстречал пастыря зверей и говорил с ним.


…Риэл могла только видеть и слышать, способность чувствовать и двигаться пропала. Ивьял Нрон сидел рядом и держал ее руки в своих. На руках снова была цепь. Как ни странно, ормит улыбался, и в улыбке было столько теплоты, что, казалось, стены подземелья раздвинулись и стало больше света.

— Ты победила, — сказал он.

Она не могла ответить, язык распух, скулы свело — свидетельство перенесенного кошмара, но ормит и не спрашивал ее ни о чем.

— Я не знаю, как ты ощущаешь в себе дар, потому что… потому что не знаю, — Ивьял на миг прикрыл глаза, чтобы не показать боль, рожденную сознанием собственного бессилия, и не испугать ее. — Представь свой дар в виде двери — таинственной двери, за которую нестерпимо хочется заглянуть. Представила?..

Риэл, соглашаясь, смежила веки, а он продолжал:

— Как только ты почувствовала боль, нет, раньше… Как только ты поняла, что сейчас боль настигнет тебя — открой эту дверь и скройся за нею. Там ты всегда будешь в безопасности, там никто и никогда не сможет достать тебя. Это будет твой Ненайденный замок.

Риэл не знала, что плачет, пока Ивьял не дотронулся до ее щеки и не вытер слезы. Рука у него была теплой.

— Я хочу, чтобы ты осталась живой, и Огонь снова бы горел в храмах, и поднялись бы из руин и Мир-Блэд, и Мир-Авит, и Мир-Нрон. Я никогда не видел Высокого Огня, но готов умереть за то, чтобы его увидели другие.

Риэл глядела в его глаза и черпала из них силу, иную, нежели сила дара, но явленную мощью и мужеством его собственной души. И она смогла подняться, стиснув зубы, поднять свое измученное тело со стылого каменного пола и стряхнуть ненавистные цепи и, прежде чем вернулась всесокрушающая боль, раскрыла ладонь, и на ней расцвел крохотным дивным цветком золотой Огонь.

Он озарил их лица, согрел сердца — настоящий и жаркий, и ормиты рассмеялись, счастливые, она — потому что смогла подарить ему эту радость, он — потому что наконец увидел то, что всегда горело у него душе, но никогда — в ладонях.

И вот тогда со страшным скрежетом открылась наконец дверь в дальней стене. Риэл вздрогнула от неожиданности, рука Ивьяла Нрона быстро накрыла ее руку, и Огонь погас.

И вернулась боль.

ГЛАВА 21


Рилг стоял, наполовину вытащив меч из ножен и загородив собой Дарка, и дивился: никогда прежде не встречал он столь необычных стариков. Старик был в длинной, до колен, суконной рубахе, синих штанах и ветхой дырявой шляпе, лицо — как печеное яблоко, видно, немало прожил, а вот так повернется, и морщины вдруг исчезают. Ходит прямо, улыбается хитро. Рилг хотел было спросить диковинного деда, откуда тот взялся, как вдруг, смотрит, явились еще несколько таких же и еще, выросли из-под земли, как грибы после дождя, и у каждого на поясе висят пучки трав и засушенных цветов. Дим, приоткрыв от удивления рот, глядел на них во все глаза — вот чудо из чудес!

— Да ты же ведун, отец! — сам не зная как, догадался вдруг Рилг. — Тебе известно все на свете, ты лечишь все болезни, помоги!

Дарк лежал неподвижный и холодный, жизнь готовилась отлететь с его губ последним вздохом. Старик склонился над ним, разглядывал недолго и говорит:

— Он ормит, и излечить его может только огонь. Ну-ка, отойдите в сторонку.

Рилг и Дим повиновались.

Старик-ведун опустился на колени, взял Гуннхвар и положил его под голову Дарка, на грудь положил ветку тиса, а в ноги — ветку осины. Сам сел сбоку и поманил мальчика. Дим с готовностью подошел. Старик жестом указал на место возле себя. Дим сел, скрестив ноги. Рилг оглянулся вокруг и увидел других ведунов, они тоже сидели — по одному, по два и больше — и молчали. Рилг не понимал происходящего, его беспокоило это молчание, в душу закрался страх.

И тут тихая протяжная песня полилась, набирая силу, над бескрайней, как небо, степью. Она была красива, та песня, но будила собой темный ужас, тоску неведомую, открывающую вход в запретные глубины человеческой души.

Степь озарилась светом костров, вспыхнувших прямо на земле. Слова певучего древнего языка сотрясали воздух, и загудел проснувшийся ветер, заволновались травы. Рилг поднял лицо к темному небу и отшатнулся, пораженный — оно висело так низко, что звезды, казалось, можно потрогать руками. У звезд ведуны просили совета и помощи.

Страж почувствовал, как по плечам, по спине побежали мурашки. Хор голосов иглами впился в уши, от боли он согнулся пополам, зажимая голову ладонями. Взбесившийся ветер стал рвать с него одежду, разметал волосы, мешал дышать, но костры горели все так же ровно и Дим сидел, ничего вокруг не замечая. Земля вздрагивала, и Рилг еле держался на ногах — ослепший, оглохший, задыхающийся от мучительного страха — беспричинного и губительного.

Пение ведунов притянуло небо к земле и соединило меж собой миры — небесный и земной. Сияющие молнии ударили в землю там, где лежал Дарк. Рилга отшвырнуло назад.

Когда он сумел подняться на четвереньки, тряся головой и выплевывая песок, Дарк, объятый алым пламенем, корчился в судорогах. Он загребал землю скрюченными пальцами, а пламя меняло цвет от белого к золотому и становилось алым. Глаза ормита молили о помощи.

— Ты же убил его, старик! — закричал Рилг, глядя, как из всех ран Дарка вырывается огонь, словно он горел изнутри, и рванулся к нему.

Но старик повелительно вытянул руку навстречу, и Рилга вновь отбросило назад. На этот раз подняться он не смог.


Когда Рилг пришел в себя, стояла глубокая ночь. Приподнявшись на руках, он оглядел степь.

Точно отражения звезд, горели костры, и серые фигуры странствующих ведунов, будто призраки, сидели вокруг. Затихала песня.

Рилг с трудом поднялся на ноги и побрел к огню, возле которого расположились Дим, давешний старик и… Дарк. Да, ормит был жив, и чем ближе Рилг подходил, тем больше убеждался, что живее и быть не может.

— Дарк, — позвал он его.

Тот обернулся. Рилг с облегчением увидел прежнюю улыбку на лице ормита и устало сел рядом.

— Я думал, меня уже забрал прачи, — пробормотал он, протягивая руки к огню.

Дарк рассмеялся. За ним Дим.

— Чему вы смеетесь? — нахмурился Рилг.

— Руки, Рилг. У тебя трясутся руки.

Рилг сжал ладони в кулаки.

— Это что, у меня еще и ноги трясутся, — буркнул он.

Он злился, что позволил страху взять над собой верх.

— Признаюсь вам: много я в жизни повидал, но такого страха еще не испытывал.

И он досадливо поморщился. Дед протянул ему ломоть хлеба и флягу с водой и, хитро прищурившись, глядел, как он ест.

— Проголодался, — по-отечески промолвил он. — Ешь, ешь. А в страхе твоем ничего зазорного нет, да и попробовал бы ты не испугаться! — неожиданно рассмеялся он. — Трава боится, камни от страха крошатся, а ему нипочем! Да… Известное дело, человек дышит, любит, страдает, должен и бояться. Оно, конечно, страх может и головы лишить, коли сдаться на его милость, а вот сумеешь узду на него накинуть да оседлать его — братом твоим станет, научит осторожности и живым остаться поможет.

— Все это так, отец. Но я воин, а для воина показать страх — значит покрыть себя позором.

— Аюл. Сильный воин не тот, кто стыдится своей слабости, а тот, кто не боится ее признать.

— До сих пор я думал, что не боюсь ничего, — пробормотал Рилг.

— Так и есть, — ответил ведун. — Ты бесстрашный воин, и сегодня это спасло тебе жизнь. В миг смертельной опасности сердце твое остается горячим, а разум — холодным.

— Дедушка, а дедушка, — нетерпеливо потянул его за рукав Дим, — а как ты нас нашел?

Видно, этот вопрос давно его мучил. Старик окинул взглядом степь, по которой рассыпались сияющие костры ведунов, его собратьев, и сказал:

— Мы — вещие странники, собираемся тут, где не живут люди, не рыщут звери, не поют птицы, на один день в году. Куда бы ни увели нас дороги, мы возвращаемся сюда, и сегодня как раз такой день. Поэтому не я вас нашел, а вы — меня.

— Ты спас Дарка, — подал голос притихший Дим. — Ты волшебник.

— Не просто спас, — отозвался Дарк, вытянул вперед правую руку и свободно пошевелил пальцами.

— Небесный огонь прошел через него, он горел в нем, и огонь излечил его. Любой клинок, какой возьмет эта рука, будет непобедим.

— А как же закон? — спросил Рилг.

— Закон для всех един, и он остается в силе.

Некоторое время все молчали. У Рилга потихоньку волосы на голове шевелились, он чувствовал, как вокруг вершится, не переставая, нечто таинственное и вроде бы доброе, но это доброе может также принести смерть, если столкнуться с ним воочию, без защиты.

В степи, несомненно, что-то происходило. Костры то мигали, то светились ровно, да разными цветами — и белым, и синим, и золотым, и зеленым, а то и вперемешку. Песня то звучала, то затихала где-то, то один голос выводил ее, то несколько… Старик-ведун временами что-то шептал и бросал в огонь пучки трав, и тогда к небу поднимался аромат, от которого кружилась голова, путались мысли или вдруг хотелось плакать и смеяться сразу. Рилг видел, как Дарк встряхивает головой, точно выпил много вина и теперь пытается избавиться от похмелья. Один Дим незаметно уснул и спал спокойно, этому мальчишке вообще было присуще засыпать как ни в чем не бывало при всяких опасностях.

— Где твой дом, отец? — спросил старика Дарк.

— Да везде, — развел руками тот. — Я — странник, мы лишены домов, тех, в которых живете вы, нам они ни к чему. У нас нет корней, нет могил, у которых можно преклонить колени. Нам все равно, где закончится наш путь.

Тихо догорал костер, и звенящая тишина окутала степь, и авриски не знали — бодрствуют ли они, грезят ли, живы еще или их души птицами уже летят в темную высь.

— Боишься ли ты смерти, отец?..

— А ты, Рилг Скронгир? — вопросом на вопрос ответил старик.

Рилг молчал несколько мгновений, потом сказал так:

— Веришь ли — недосуг было подумать про это. Не знаю. Но боюсь, пожалуй. Не своей боюсь, а его.

И он указал на Дарка.

— Верно, ибо смерть ормита — это твоя смерть как стража, а если ты не страж, то ты никто. Как верно и то, что человек страшится всего, чего не может объяснить. Вы, авриски, не боитесь копья и меча, потому что рождены воинами, и оружие для вас — и хлеб, и вино. Вы не боитесь ран, которые наносит любовь, будь то даже смертельная рана, ибо вы рождены в любви, в любви выросли и умрете, унося любовь в своем сердце. Вы не боитесь огня — вечного дара и вечного проклятия людей, ибо вы — его дети. Вы не боитесь старости — противника, которого не одолеть даже самому могучему воину, не боитесь потому, что года — это мудрость, уважение и любовь детей, гордость или стыд за свои поступки, право иметь учеников. Но то, что незнакомо вам, чему объяснения дать не можете — то ввергает вас в ужас. Вот это место, — старик повел рукой вокруг, — зовется Сатхамат — Большое Кольцо. Здесь сходятся небесные и земные силы, чтобы обменяться знанием — магией, по-вашему. В Сатхамат заключены элья — жизнь и эгни — смерть, они сталкиваются промеж собой, и родится новый виток времени. Лишь несколько мгновений длится это столкновение, потому как мощь, заключенная в Сатхамат, способна разрушить этот мир и другие заодно. Оно и так не проходит бесследно, вызывая буйные ветры, выталкивая реки из берегов, встряхивая землю, двигая горы. Так звучит закон бытия, единый для всех.

Старик умолк. Он и так сказал больше, чем следовало, но меньше, чем хотел.

— Светает, — он посмотрел на восток и разбудил Дима.

Одна за одной тихо таяли звезды, и вместе с ними гасли костры в степи. И когда первые лучи солнца брызнули на небосклон, смыли золотой рисунок, как дождь смывает пыль с трав, — все костры погасли, и фигуры странников-ведунов растворились с ними, будто и не было их тут.

— Настал час проститься, — сказал старик.

— Возьми меня с собой! — вдруг попросил его Дим. — С ними, конечно, здорово, но, по-моему, так я лабиринт никогда не найду.

Рилг и Дарк рассмеялись.

— Ты думаешь, с ведунами его найдешь? — покачал головой старик. — Что ж, попробуй!

— Вам нужна помощь, — добавил он. — Примите ее от меня.

Он лихо, по-мальчишески, свистнул, оглянулся по сторонам, прислушался к чему-то, смешно сдвинув шляпу на одно ухо, пошептался с ветром и опять прислушался.

— Видите? — показал он рукой куда-то в даль.

Рилг и Дарк не видели ровным счетом ничего, кроме неба и зеленой травы, и честно в этом признались.

— Ну, погодите малость, — старик сдвинул шляпу на затылок. — Я и забыл, что… Эге, вот они!.. Услыхали, родимые!

Два великолепных скакуна летели по степи, летели стремительно и свободно, оба черные, как ночь. Они мчались прямо на людей, не замедляя бега, и Рилг и Дарк шарахнулись по сторонам из-под самых копыт. А кони остановились возле старика и, покорно склонив гордые головы, потянулись к нему бархатными губами.

— Берите их. Это самые лучшие кони, которых когда-либо вскармливала степь, они тоже любят свободу, потому охотно пойдут под вами. Об одном вас попрошу: не давайте им имен и отпустите на волю, когда они домчат вас туда, куда желаете.

Дарк и Рилг поудобнее закрепили мечи за спиной, заправили волосы под кармаки и вскочили на коней. Кони нетерпеливо затанцевали под ними.

— Скажи, как зовут тебя, отец? — спросил Дарк на прощание. — Кого благодарить нам в своих молитвах?

— У меня нет имени, — прозвучал ответ. — Мне оно ни к чему. Наима! Прощайте!

— Спасибо тебе, отец! Удачи, Дим!..

Но им уже никто не ответил, только ветер гнул к земле травы, заплетал их, как заплетают волосы любимых женщин.

— Хей-ей! — крикнул Дарк, и кони рванулись с места, и степь покатилась под копыта упругим ковром.


Через три дня, когда месяц из винной чарки превратился в круглое блюдо, их встретили деревья и холмы. Начинались обжитые земли.

Черные кони были подобны птицам, они не ведали усталости, и мчались стремительно и легко. Они не знали седел и узды, потому что нельзя взнуздать свободу, кони несли всадников, ибо признали в них равных, и только поэтому.

Минуло еще два дня. Впереди засияла Согдива.

— Не станем пересекать ее днем, — сказал Рилг. — Сделаем это ночью.

А ночью Дарк увидел сон.

Сбросив куртки, они дремали, прислонившись к теплому бугристому стволу одинокого дуба. Блуждая по лабиринтам сна, Дарк попал в холодное каменное подземелье, стены которого затянуло паутиной инея, а высоко над головой лунный свет пробивался сквозь крохотное оконце. На стылой белой стене вдруг ослепительно вспыхнули слова:

Твой Огонь мертв.

Дарк дернулся и проснулся. Утирая холодный пот со лба, непонимающим взором оглянулся вокруг. Рядом, скрестив руки на груди, тихо дремал Рилг. Пахло свежей листвой и сырой землей, в предрассветной мгле фыркали кони. Дарк облегченно вздохнул и опять привалился к дереву, пытаясь унять грохочущее сердце и удивляясь, как его не слышит Рилг.

Еще трижды видел он этот сон, и с каждым разом ощущение тревоги и неотвратимой беды становилось сильнее, оно сжимало грудь и останавливало дыхание, сводило судорогой жгучего страха. Дарк боялся не успеть, и наутро его конь летел, распластавшись над землей, преисполненный нетерпением своего хозяина.

Приближалась граница Скаверы. Полчища степняков скопились здесь, заполонили некогда цветущие земли тысячами скрипящих повозок, вытоптали поля, превратили в пепел деревни и в руины — города.

— Сил нет на это смотреть, — хмуро промолвил Дарк, когда они сидели ночью у маленького костерка. — Эти варвары ввалились в чужое жилище, даже не потрудившись снять заляпанные грязью сапоги.

— Они нарушили главный закон гостеприимства — кровью хозяев обагрили свое оружие, — невозмутимо добавил Рилг. — Естественно, мы накажем их за это.

Они поглядели друг на друга, и Дарк разразился такой гневной тирадой в адрес Черного Короля, самыми мягкими словами в которой были 'побери его прачи', что даже у видавшего виды во всяких трактирах и постоялых дворах Рилга глаза полезли на лоб.

— Ты где нахватался таких словечек, Дарк Авит? — поперхнувшись, спросил он.

Но Дарк только безнадежно махнул рукой и умолк.

Посреди ночи он снова увидел заиневшие стены подземелья, безжизненный свет, льющийся через недосягаемое оконце. Слишком высоко, не достать.

Он ждал, но все же вздрогнул, когда на стене снова вспыхнули слова:

Твой Огонь мертв.

Мой Огонь мертв?..

Дарк взглянул на свои руки, руки были не его — изящные, с длинными тонкими пальцами, пугающие своей белизной, изрезанной страшными шрамами. Загрохотала, падая на пол, железная цепь…

— …Дарк! Проклятье, да очнись же!

Он открыл глаза, увидел Рилга и не сразу понял, что тот трясет его одной рукой, другой заткнув ему рот ладонью. Дарк отвел руку, сел и помотал головой, чтобы прогнать кошмар.

— Я кричал? — спросил он хрипло.

— Да, — Рилг сел рядом.

— Что?

— Ее имя. Да, ее имя! И не смотри на меня так, я не дурак и не слепой. Уже не первую ночь разговариваешь во сне.

Дарк поднялся на ноги и собрал под кармак рассыпавшиеся по плечам влажные от пота волосы.

— Кирч поможет ей, нет стража лучше него. Поверь в это, если мои слова могут успокоить тебя.

— Не могут, — сказал Дарк.

— Послушай, — Рилг попробовал подойти к этому делу с другой стороны, — ты напрасно изводишь себя. Дорога, которую ты избрал, ведет в никуда.

— О чем ты? — глаза Дарка опасно сузились.

— Ты связал себя печатью ожидания, тебе известно, что это такое? Тебе известно! Это означает, что ты всю жизнь будешь идти за одной женщиной и не познаешь никакую другую, кроме нее. Это страшная клятва, Авит, и развязать ее может только смерть — твоя или ее. Помнишь Вика Редмира? Он тоже дал такую клятву, чем не преминул воспользоваться его заклятый враг — нынешний владетельный князь Лигрии Баруш по прозвищу Мясник. Он выкрал женщину Вика, и этим не только разрушил его жизнь, но и подрубил родовое древо Редмиров, потому что не может теперь князь Вик привести в замок княгиню, и никакая другая женщина не подарит ему наследника. Твое положение едва ли легче, потому что, да будет тебе известно, между ормитами не может быть любви. Таков закон, ормит, и ты нарушил его. Тогда ты едва не поплатился за это своей спиной, но это было всего лишь предупреждение, далее может случиться что-нибудь похуже, и не только с тобой, но и с ней — из-за тебя.

— Почему ты раньше не сказал мне об этом? — глухо спросил Дарк.

— Это остановило бы тебя?

— Нет.

— Я так и думал.


Утром, уже садясь на коня, Дарк спросил:

— Скажи, какие еще существуют законы, на тот случай, если мне захочется нарушить какой-нибудь из них?

Рилг глубоко вздохнул, чтобы не вспылить, пересчитал все холмы на горизонте и только потом сказал:

— По закону ормит лишается дара, если убивает другого ормита, или обладающего силой, или обладающего знаниями. По закону только ормит может прийти в Окаль и принять Высокий Огонь. По закону ормит имеет право сделать это лишь один раз. По закону никто не может отнять у ормита дар, если он сам не отдаст его. Если ормит утратит дар, он уже никогда не вернется к нему. Так гласит закон.

— А что значит 'никто не может отнять у ормита дар'?

— А то и значит. Черный Король может взять твою жизнь, но не твой дар. Мало произнести слова 'я отдаю тебе дар', нужно еще хотеть сделать это.

— Возможно отдать свой дар под пытками?

Рилг взглянул на Дарка и ответил:

— Возможно. Пытки могут быть такими, что ты сам, добровольно, захочешь избавиться от дара. В этом случае закон молчит.


ГЛАВА 22

Чей-то голос, как будто знакомый когда-то, тихо и настойчиво звал ее, но звал из такой далекой дали, что казался просто шорохом ветра в бескрайних снегах.

— Ты смотришь внутрь себя и потому меня не видишь! — прозвучало над ухом.

Риэл заставила свое сознание выплыть из темного небытия, где оно испуганно притаилось. Она не знала, сколько дней (месяцев, лет, веков?..) находится в этом подземелье — одна. Ивьяла Нрона она больше не видела, и о судьбе ормита ей ничего не было известно.

— Я тут, на меня смотри!

С трудом она повернула голову. Спутавшиеся волосы мешали, и отвести их сил не было, и все же она разглядела того, кто говорил.

Грязное маленькое тщедушное человеческое существо в дырявых лохмотьях сидело на корточках у приоткрытой двери в дальней стене. Его можно было принять за ребенка, если бы не морщинистое лицо и не торчащая клочьями реденькая бороденка.

— Кто ты? — не особенно доверяя своим глазам, прошептала Риэл.

— Если ты хочешь знать мое имя, то у меня их много, — склонив голову к плечу, человеческое существо задумчиво уставилось в потолок. — Убегающий Голос, Тихая Мышь, Астармор, Нельзя Спать… Что-то еще… А! Верный Пес и Одинокий Гость. Выбирай любое, какое нравится!

Риэл не запомнила ни одного и продолжала молча смотреть на него сквозь сеть спутанных волос.

— Я хочу есть и пить, — сказала она, не надеясь, впрочем, получить хотя бы что-нибудь одно.

— Что ты, что ты! — человечек замахал на нее грязными ладошками. — Хозяин рассердится!

— А кто твой хозяин?

— Известное дело — хозяин, — как эхо, ответил человечек.

— Имя у него есть?

— А то как же, — и замолк.

— Какое? — силы покидали Риэл.

— Известное дело — хозяин, — повторило существо.

— Я хочу есть и пить, — последнее, что сказала Риэл и закрыла глаза.


Через некоторое время ее два раза стукнули по плечу.

Человечек сидел перед нею, в одной руке держал что-то похожее на коричневую щепку, в другой — чашку с полурастаявшим снегом.

— Что это? — привалившись к стене, спросила Риэл. Спина сразу стала мокрой от потекшего инея.

— Еда и питье. Это — сушеное мясо, это — вода.

Она не стала спрашивать, чье это мясо и где он его взял, а просто сжевала эту коричневую щепку и запила водой из чашки, на дне которой плавали снег и мусор. С того самого дня, когда Риэл освободилась от власти цепей, ей постоянно хотелось есть и пить.

Три дня человеческое существо исправно приносило ей полоску мяса и немного воды. Это позволило ее исхудавшему телу подняться, а ногам — вновь начать ходить.

— Как долго ты живешь здесь? — спросила она у существа, которое так и звала про себя: существо.

— Долго, — эхом откликнулся тот.

— Сколько месяцев? Лет?

— Не знаю. Долго, — человечек сел около двери, положив подбородок на острые коленки.

— Напомни мне, как тебя зовут.

Человечек охотно и с гордостью перечислил все свои имена, но имени пленницы так и не спросил. В этом перечне Риэл уловила одно знакомое.

— Астармор? Тебя так хозяин зовет?

Человечек уставился на нее глазами, полными страха и тоски.

— Астармор? — пискляво переспросил он. — Я сказал — Астармор? Никогда не слыхал такого!

— Но ты сам его только что произнес!

Существо растерянно замолчало.

— Астармор на койне означает Принесший Светлую Весть. Я думаю, — продолжала Риэл, глядя в испуганно бегающие зрачки существа, — это и есть твое первое и настоящее имя.

— Не зови меня так. Мне оно не нравится.

— Ну еще бы. Конечно, не нравится.

Риэл мутило от слабости, но все же она задала вопрос, который мучил ее, лишая покоя:

— Скажи мне, где человек, что находился в этом подземелье вместе со мною? Он… ушел?

Вопрос почему-то развеселил человечка, он затряс лысой головой и рассмеялся булькающим смехом. Потом замолчал и глазами, ставшими вдруг колючими, впился в Риэл:

— Уйти отсюда? Куда? И зачем надо отсюда уходить?

И снова весело забулькал.

— Тогда где он? — Риэл смотрела существу прямо в глаза, чтобы он не смог отвести взгляд. — Что сталось с ним?

Съежившись, существо спрятало голову в колени.

— Он умер, — тихо произнес он.

Риэл показалось, что она седеет — медленно, волосок за волоском, выбеливаются волосы, покрываются инеем…

— У него ведь не было дара, — сказала она, и голос сорвался.

— Да, не было, — с сожалением подтвердил человечек. — И хозяину это очень-очень не понравилось.

Риэл опустилась на пол и закрыла лицо руками. Она была слаба, почти сломлена и не верила, что можно выиграть у противника по его правилам и на его территории. Ивьял Нрон был намного, намного сильнее ее, и он не смог победить, на что же надеяться ей? Она сидела в таком положении долго, не чувствуя ничего, кроме гудящей необъятной пустоты внутри, ни о чем не думая и ничего не замечая вокруг.

— Попей.

Существо совало ей чашку с талой водой. Риэл непонимающе взглянула на него, потом в грязную посудину и зарыдала — тяжело, мучительно, без слез. Ей не стало легче. А за своими рыданиями не сразу разобрала всхлипывания — это плакало, забившись в угол и вздрагивая всем своим тщедушным тельцем, существо. Размазывая слезы по грязным щекам, уткнувшись в торчащие из прорех острые коленки, старик-дитя, похоже, искренне переживал, и Риэл впервые подумала: что живет в душе этого странного человека? Откуда он взялся? О чем думает? Но все ее попытки узнать это заканчивались ничем: человечек боялся вопросов и сразу убегал.

Прошло еще два дня. Риэл осунулась и почернела лицом, постоянное ожидание удара потихоньку сводило ее с ума, убивало медленно, как яд. И она решилась.

— Где твой хозяин? — спросила она существо.

Существо съежилось.

— Его здесь нет, но он здесь, — еле слышно произнесло оно.

— Тогда пошли.

Держась за стену, Риэл поднялась, на несколько мгновений закрыла глаза, чтобы увидеть свой дар, как учил ее Ивьял Нрон, и стряхнула с запястий железные кольца. Человечек испуганно отскочил к двери, и теперь в подземелье была только его лысая голова на тонкой шее, на шее болтался, как собачий ошейник, обрывок толстой веревки. Его глаза были полны изумления и ужаса, он не представлял, как может человек снять Цепи, сделанные Им, и не умереть на месте! А когда Риэл к нему шагнула, человечек кинулся бежать, подвывая на ходу, как побитый пес.


…Ступеней было всего двадцать семь, но она преодолевала их, казалось, двадцать семь дней. Холодный пот застилал глаза, и сердце стучало гулко и с болью, но она, стиснув зубы, взбиралась все выше и выше, и все труднее было удерживать свое сознание под защитой дара.

Но вот ей в лицо ударил сильный порыв ледяного ветра, обжегший кожу колючими снежинками. Защищаясь, Риэл прикрыла лицо рукой и задохнулась от проникшего в грудь холода, холод придал ей немного сил. Потом отвела руку.

И замерла.

Как рассказать несколькими словами то, что увидела она в один миг? Ибо в этот миг ее слух стал слухом зверя, глаза — глазами зверя, чутье — чутьем зверя, попавшего в западню. А такой зверь не беспомощен — он опасен.

Восемь высоких прямоугольных колонн упирались в непроглядное черное небо. Мертвенно-белый свет низкой луны серебрил их заледеневшие грани. Страшными украшениями висели на них прикованные цепями тела людей — неживых людей. Ветер шевелил обрывки одежды и длинные волосы — темные, светлые, седые, присыпал их снежной крупой, как прошлогоднюю траву.

Ветер завывал голодным волком, и волки из ледяных полей вторили ему, чуя добычу.

Ветер поземкой шуршал по земле — или то лед спал под ногами?.. — и Риэл шла по этой поземке, не чуя ног, забыв о холоде. Она шла к Камням.

Могучие глыбы чернее черноты стояли кругом, вершинами чуть склонясь друг к другу, словно беседовали меж собой. Эти глыбы дышали могуществом столь сильным, что Риэл задохнулась. Их сила согнула ее, заставила опуститься на колени, прижала к земле, как хищник прижимает жертву, ибо Камни те — сердце Махагавы, отмеченное Рунами Заклятий и Предостережений, начертанных эльямарами во времена, когда земля еще не знала людей.

А в круге тех Камней возвышался трон — весь из чистого белого льда, и на нем извивалась, клубилась, текла ночь, то расплываясь, то вновь приобретая очертания человеческой фигуры, и в этой ночи Риэл видела глаза — живые, горящие ненавистью такой сильной, что она могла бы править миром. Это был Черный Король.

Позади трона застыли двое из тех, кого Кирч звал нелюдями — эгнарами, и которые прежде — теперь Риэл знала это — были ормитами. У подножия пристроилось существо все с тем же обрывком веревки на шее, и она вспомнила одно из его имен — Верный Пес.

Ужас и безмерное отчаяние нахлынули на Риэл. Она стояла на коленях перед великолепным троном, ожидая, что сила Камней вот-вот раздавит ее, чувствовала себя жалкой и беспомощной, чувствовала, как возвращается безумная боль, тонкими ручейками просачиваясь сквозь защиту дара.

— Чего ты хочешь от меня? Не заставляй меня ждать. Говори.

Голос ее дрожал, но его услышали, и ветер принес ответ отовсюду:

— То, чем наградили тебя эльямары. Твой дар.

— Нет.

Риэл сказала это прежде, чем успела понять вопрос.

Ввергнув ее в подземелье, показав ей ее ничтожность и свое величие, он имел право требовать у нее дар.

— Зачем он тебе? — страх мешал ей дышать. — Ты добился всего, чего хотел, ты покорил Долину и стал ее королем. Чего ты хочешь еще?..

И клубящаяся ночь голосом ветра вновь ответила ей:

— Я помышляю о могуществе, равном которому ничего не было и не будет. Владея Огнем, я смогу править миром, и это будет время справедливости.

Риэл начала бить дрожь. Она стояла у черты, за которой смерть была бы спасением, но смерть нужно было еще заслужить.

— Что же ты зовешь справедливостью? — прошептала она, чувствуя, как щеки покрываются льдом, — жизнь покидала ее.

На мгновение облако закрыло луну, стало тихо и темно, и слова, выброшенные из этой темноты, были особенно зловещи:

— Ты знаешь, что такое Ашгирм? Это не просто великая битва, из которой победитель выходит только один, это не просто сражение каждого с врагом и каждого с самим собой. Ашгирм — время, когда можно возвыситься и можно пасть. Ашгирм — это время судьбы, и я долго ждал его и приближал, как мог. Представь, ормита, какие свершения ждут тебя, ты сможешь изменить мир как пожелаешь! Неужели ты не хочешь сделать его лучше?.. Подумай, кто ты в этой жизни и для чего ты есть. Ты — всего лишь жалкая слуга толпы, приносишь людям Огонь, чтобы очистить их от грехов, а они в ответ грешат еще больше. В чем итог твоих трудов? Ты надеешься, что люди станут чище оттого, что ты вручишь им себя через Огонь? Не заблуждайся на свой счет, ормита. Они убьют тебя, как убили твоих отца и мать. Оставим другим сражаться друг с другом, мы же — ты и я — будем сражаться с собой и за себя. Выбирай.

Из груди Риэл вырвался глухой стон. Нет, ей не победить в этой схватке! Она не обрела мудрости, положенной человеку даже за одну жизнь, а сколько жизней прожил Черный Король?

К ней на четвереньках подползло существо и быстро-быстро зашептало в ухо:

— Согласись, пожалуйста, согласись! Ну что тебе стоит? Мой хозяин не так уж плох, как раньше тебе представлялось, и живет он не в грязной лачуге, где с потолка свисает паутина, а под ногами снуют мыши, и ест он не из оправленных в золото черепов и спит не на костях!..

Существо остановилось и озадаченно посмотрело на Риэл.

— По-моему, он вообще не ест и вообще не спит.

Человечек еще долго крутился возле и не переставая говорил, размахивая при этом грязными ручонками, дергая себя за бороду и Риэл — за одежду, пока грозный окрик не заставил его вернуться на место — к подножию трона. Риэл все сильнее била дрожь.

— Я люблю ночь, — хрипло прошептала она, силясь подняться с колен, чтобы хотя бы умереть стоя. — Но я должна знать, что за нею наступит день. Я не хочу быть как ты, пусть ты даже король. Ведь ты один, как перст, как скала в море, ты никому не нужен. Зачем ты пришел в Долину? Сотвори свой мир и позови тех, кто захочет пойти следом. Захватить чужую землю — проще, но авриски зубами вырвут ее у тебя. Заставить ненавидеть себя — легче, попробуй заставить себя полюбить. Иначе не зовись всесильным. Даже если ты победишь, то лишь с помощью меча, а умертвить легче, чем убедить словом.

— Меч убеждает лучше, чем слова.

— Вот поэтому ты никогда не узнаешь, что такое любовь. А значит, ты не всесилен и нет у тебя права вершить справедливость.

По мере того как Риэл говорила, глаза, сверкающие в ночи, что извивалась клубком змей, разгорались все ярче, а существо все больше втягивало голову в худые плечи. Она не видела, как окрасилась в кровавый цвет луна, и вой волков стал ближе и громче, но чувствовала, как растет гнев Черного Короля и тучей сгущается над ее головой.

— Ты правишь двумя княжествами, ты — владыка, но все ненавидят тебя, даже самые преданные из твоих слуг.

Закрывшись руками, тоненько завыло существо. Один из эгнаров, коротко размахнувшись, ударил его по лицу. Человечек откатился на несколько шагов и жалобно заплакал. Всхлипывая и зажимая рукой багровый рубец на щеке, он снова подполз к трону и униженно припал к подножию, но новый удар отшвырнул его назад. Человечек всхлипнул и испуганно затих.

Риэл со смешанным чувством ужаса и отвращения смотрела на них — Слугу и Господина, один из которых олицетворял собой безграничную власть, другой — безграничную преданность, и каждый был велик и ничтожен одновременно, и каждый — по-своему страшен.

— Это — высшая справедливость? — прошептала она. — Это то, что ты предлагаешь мне разделить с тобой? Нет, твоя судьба — ненависть, а я не хочу такой судьбы.

— Тогда, — ветер, как когтями, впился в нее ледяными иглами, — чем ты способна пожертвовать, чтобы доказать свою правоту, ормита?..

Руки Риэл подогнулись, и она снова опустилась на землю.

— Жизнью, — одними губами попросила она и прижалась щекой к снегу. — Больше у меня ничего нет. Убей меня, но дар я тебе не отдам. Убей меня скорее.

Ветер пробежался возле ее лица, откинул волосы и разметал снег. Лед обнажился. Риэл вскрикнула и дернулась, как будто в сердце вогнали раскаленный гвоздь.

В толще льда, в глубине, насколько хватало глаз — человеческие тела, десятки человеческих тел, навеки вмерзших в ледяное зеркало. Раскинутые руки, искривленные ужасом черты, суставы, вывороченные от тщетных попыток вырваться из смертельного плена, мука, застывшая в глазах — живых глазах! — отчаянный крик загубленных душ, замерший навсегда, так и не сумевший разрушить свою прозрачную могилу.

Дикий отчаянный вопль вырвался из ее груди: искаженное гримасой мучительной боли, на нее смотрело лицо Ивьяла Нрона, и она почувствовала его боль, и эта боль разбудила ее собственную — дар больше не охранял ее.

Но эта невыносимая, нечеловеческая боль всколыхнула в ней горячую кровь ормитов, кровь заклокотала, заструилась по жилам, изгоняя страх и дрожь, жаром опалила кожу. Кровь ормитов сожгла ее, обратила в пепел и из пепла возродила вновь. Она почувствовала в себе силу, которая держит землю и идет из земли — силу Черных Камней, и рассмеялась, как смеются дети, не знающие ничего, кроме любви.

Черный Король хотел напугать ее — он добился своего. Он хотел сокрушить ее — он почти сокрушил ее. Он хотел страхом вытравить ее душу и без труда забрать дар — и проиграл.

С яростью, горящей в глазах, разрывающей сердце, Риэл поднялась на ноги, и между ее руками полыхнула ослепительная огненная дуга. Ревущий огонь ударил в Камни, с треском рассыпался искрами, и Камни ожили. Риэл не знала древнего языка, но сейчас слово за словом нестерпимым солнечным блеском перед ее взором вспыхивали Руны, и она называла их, хотя вряд ли понимала смысл. Едва прозвучало первое слово, как ночь, клубящаяся на белом троне, на миг застыла, будто не поверила, а потом стала сгущаться, сгущаться, а в ее недрах зародился и засиял, разрастаясь, багровый свет. Прозрачный пол пошел трещинами, словно мертвые услышали призыв и теперь стремились покинуть могилу, наполнилась грозным гулом, задрожала под ногами земля, завыл ветер, перекрывая треск лопающегося льда. Вздымая вихрь белого крошева, замок Кахантар встряхнулся, как проснувшийся великан, и с грохотом начали падать колонны. Воющим пламенем вспыхнул воздух — это явилась неукротимая Ореб — эльма Огня — явилась на зов, чтобы забрать назначенную ей жертву.


…Кирч не видел замка, никто не мог его видеть, поэтому шел вслепую, надеясь только на свое чутье. Уже несколько дней продирался он сквозь пургу, ничего не ел и спал на снегу. Крупные хлопья снега лепили в лицо, ветер валил с ног, а из-за снежной пелены доносился близкий волчий вой.

А потом задрожала земля. Дрожь волна за волной прокатилась по ней, и Кирч с ужасом услышал слова. Слова заклинаний, призывающих в мир людей Ореб — лик разрушительного пламени. Их называла Риэл. И замок вспыхнул, вспыхнул воздух вокруг него, и загорелся снег. И тогда Кирч смог увидеть его. Кахантар — Ненайденный замок — нашелся.


— Риэлин!..

Голос Кирча едва перекрыл взбунтовавшееся безмолвие. Сильная рука подхватила ормиту и выдернула, полумертвую, из хаоса взбунтовавшейся земной тверди. Он перекинул ее — исхудавшую, окровавленную — через плечо и почти не ощутил веса.

— Проклятье, — с отчаянием прошептал Кирч. — Что он с тобой сделал!

Замок на глазах превращался в руины, в которые, кипя, врывалось освобожденное от плена студеное море. Кирч нес Риэл прочь и молился о том, чтобы ей хватило сил усмирить разрушительный огонь. Иначе Ореб не пощадит того, кто посмел вызвать ее из мира, закрытого для людей.


ГЛАВА 23

Кони, вскормленные из рук Суур, быстро домчали всадников до границ Скаверы, и там ормит и страж, как и обещали, отпустили их на свободу. Теперь все решала не скорость, а умение пройти незамеченными, в этом Дарк мог полностью довериться опыту Рилга, хотя и сам был не последним по части маскировки.

Рилг провел Дарка такими путями, что их не обнаружили не только снующие вдоль Согдивы наемники, но и дозорные горцев, охраняющие границу Скаверы.

— Ты хорошо знаешь западное княжество, — заметил Дарк, когда они ближе к вечеру огибали цепь холмов с северной стороны Безымянного озера.

— Кирч долгое время жил здесь, до того как началась Трехлетняя война и после. Я часто бывал у него.

— А где жил ты?

— Страж живет там, где живет ормит. Риэл Блэд — горянка, ее дом в Скавере, поэтому Скавера — дом Кирча. А теперь вспомни, где жил ты. Там был и я.

— Да я жил везде! — воскликнул Дарк. — Особенно после войны. Я скитался по всей Долине и искал… Сам не знаю, что я искал, — махнул он рукой.

— Вот и я скитался вслед за тобой, не раз проклиная тебя, твой дар, да и свой тоже.

— Ну прости, дружище Рилг, — обескураженный Дарк не знал, что и сказать.

Рилг, довольный, усмехнулся про себя: самоуверенный ормит наконец начал понимать, что он все-таки не центр мироздания!

— И все же, где ты родился? — через некоторое время вновь спросил Дарк.

— В горах, — коротко ответил Рилг. — Наверное, поэтому я так люблю Скаверу.

Становилось по-вечернему свежо, резче обозначились запахи трав и листвы. Земля готовилась ко сну. Холмы между тем потихоньку превратились в скалы, высокие и не очень, а трава превратилась в камни. Идти пришлось медленно, потому что под ногами все чаще змеились трещины и расселины. Суровое плато — обманчиво зеленое из-за густых лесов и опасное из-за острых камней и крутых обрывов — не терпело быстрых шагов. Ночь перевалила за половину, когда Рилг знаком показал Дарку, чтобы тот остановился.

— Чувствуешь запах дыма? Где-то горит костер.

Если честно, никакого запаха дыма Дарк не чувствовал, но давно уже признал первенство Рилга в вопросах чутья и зрения. Поэтому спорить не стал и сказал только:

— Ну так это же свои, горцы. Чего бояться?

— И от своих можно получить стрелу промеж ребер. Особенно, когда нас тут не ждут.

И они тихо пошли вперед, чутко прислушиваясь ко всему.

— Смотри, вон там, где два холма сходятся!..

И точно, сквозь зеленую стену деревьев светился огонек. Рилг глядел на него недолго, потом сказал:

— Сейчас вернусь. Жди меня здесь.

И только он отошел, как ничего не подозревающий Дарк получил такой удар промеж лопаток, что рухнул ничком, пребольно стукнувшись подбородком о землю. Едва он поднял голову, тут же холодное лезвие кинжала коснулось горла.

— Клянусь рогатым драконом! Что за… — разгневанный Дарк выругался очень нехорошими словами, и на его ругательства тотчас явился Рилг, не успевший далеко уйти.

— Если ты перережешь ему глотку, Здарек, — ровно произнес он, даже не берясь за оружие, — клянусь сетью прачи, я тебя убью.

В ответ на эти слова мимо его уха просвистела стрела и вонзилась, затрепетав, в дерево за спиной. У Дарка вырвался нервный смешок, а Здарек, которого почти невозможно было разглядеть из-за темно-зеленой одежды, убрал клинок от шеи ормита и сказал в темноту:

— Отбой, Ковчень, не стрелять! Это свои.

— Что ж вы крались? — спросил он, пряча кинжал в ножны на поясе. — Запросто могли получить стрелу промеж ребер! Особенно когда вас тут не ждут.

От смеха Дарка удержала только разбитая челюсть, из-за нее он даже улыбнуться не мог — как-никак били наверняка.

Из кустов вышел горец в маскировочной одежде с легким луком в руке.

— Если бы ты в него попал, Ковчень, — Здарек кивнул на Рилга, — нам с тобой пришлось бы пойти и повеситься, как последним хессам.

— Не пришлось бы, — закидывая лук за спину, невозмутимо ответил Ковчень. — Я стрелял мимо.

И усмехнулся:

— К тому же его одной стрелой не убьешь.

— Пошли, — скомандовал Здарек. — Здесь князь, мы сопровождаем его из Бредува в Убагр, и с ним Хьярги. Вот почему кругом дозоры.

И он повел их туда, где на поляне, окруженной с одной стороны деревьями, а с другой — крутыми боками скал, горел костер.

Князя Тима Брандива Дарк узнал сразу, потому что не узнать его было невозможно, — среди всех он первым притягивал взгляд. Около него сидел прямо на земле единственный сын и наследник Искер. С почтением Рилг и Дарк приветствовали их и особо — Хьярги.

При виде Рилга Скронгира суровое лицо князя осветилось радостью — он знал, что Рилг — страж, а потому догадался, кого он привел. Тим Брандив предложил гостям еды и вина, но ни о чем не спросил: все, что касалось ормитов, находилось под запретом, дабы уберечь от истребления тех немногих, кто остался.

Искер во все глаза рассматривал незнакомцев — он видел их впервые, иначе обязательно бы запомнил — и пытался понять, почему на них нельзя не смотреть. Может, глаза — проницательные и в то же время непроницаемые? Или сила, поступь, как у зверя на охоте? Вроде все как у всех — те же темные волосы ниже плеч, кармаки, мечи, кольчуги. И все-таки они другие. Почему?

И тут Искер вспомнил. Вспомнил, что уже видел похожего человека, который был своим, но был чужим и чужим выглядел в любом жилище. Когда он заходил в комнату, комната становилась ему мала, будь то даже огромный зал в замке Брандив. Тот человек был один и сам по себе. Искер знал его имя — Кирч Скронгир. Он, его спутница и эти двое принадлежат к одной касте, название которой — служители Огня.

— Где твой брат, Рилг? — спросил Здарек. — Есть ли от него какие-нибудь вести?

Рилг помрачнел. Он не хотел говорить об этом, но все же ответил:

— Черный Король настиг их после того, как Огонь был принят. Больше мне ничего не известно.

— Да, я знал, что в Скавере увижу именно вас, — сказал Хьярги.

Дарк насторожился. Остановилась рука Рилга, подносившая флягу ко рту.

— Что ведомо тебе, о чем не знаем мы, наставник?

— Мне ведомо, что женщина в замке Кахантар и что Черному Королю нужен дар. Это все.

— Она жива? — вскинулся Дарк.

Хьярги метнул на него пронзительный взгляд, и Рилг, не желая, чтобы тайна друга, попирающая закон, стала известна, быстро спросил:

— Получил ли Черный Король желаемое?

— Еще нет. Но охота на ормитов почти закончилась и закончилась, к сожалению, в его пользу. Остался только один. Возможно, Черный Король и не получит дар Риэл Блэд, но, быть может, его не получит уже и Долина.

И Хьярги поглядел на Дарка, и все поглядели на него. А он сидел, бледный, как мертвец, и в голове приговором стучало: остался только один.

По его лицу старик понял многое, если не все, и печальная улыбка тронула на миг его губы, но он ничего не сказал, расставляя части этой головоломки в известном лишь одному ему порядке. Сейчас их ждал Убагр, а потом — Лет-Мирн, и он должен позаботиться о том, чтобы последний ормит остался в живых и отдал свой Огонь.


Дарк не часто бывал в Скавере, а в Убагре — и вовсе в первый раз. Город возник впереди темной громадой, по стенам блуждали огни — это дозорные совершали обход. Через ворота, забранные толстой решеткой, они попали в захаб — коридор смерти для захватчиков — и через вторые, еще более мощные ворота, попали в город, окруженный вторым, древним, кругом стен. За время, минувшее после битвы при Хемринверде, горцы, ценой многих жизней, воздвигли вдоль границы пять новых сильных крепостей, и Убагр слыл самой могучей из них. Не раз его высокие стены орошались кровью, но врагу так и не удалось сломить сопротивление защитников и проникнуть в Скаверу.

Жизнь в крепости не замирала ни на минуту: по улицам грохотали сапоги дозорных, идущих на стены и со стен, возвращающихся с дальних рубежей у реки; горели десятки факелов, ржали кони вестовых, слышались разговоры и отрывистые команды — цитадель жила днем так же, как и ночью.

Приезжая в Убагр, князь останавливался в замке, что построил когда-то для своей жены. Окруженный со всех сторон водой, он походил на корабль, стремительно летящий по морским просторам, и в то же время, хорошо укрепленный, являл собой кром — последний оплот для осажденных, если враг уже в городе. Княгиня была родом из Стрелки, города, возведенного у самой линии Тор Бран. Часто стояла она на высоком берегу и смотрела, как о могучие утесы бьются высокие белые волны. А в тихую погоду, когда море успокаивалось, открывалась взору синяя дымчатая даль, и казалось, что мир перевернулся вверх дном и опрокинулось небо. В память о Тор Бран ее замок в Убагре и был построен на воде.

Увитый плющом по самую крышу, замок купался в медовых отблесках догорающего заката. Из верхних окон открывался вид на изумрудные холмы, среди которых петляла, набирая силу, сбегающая с гор Согдива. Птицы кружили над городом, разрезая крыльями неуловимую тень, что надвигалась с объятых туманом сине-зеленых вершин Сильявалы. Приближалась ночь, когда каждая душа невольно обращается ко тьме и становится наиболее уязвимой перед чуждыми силами. Дарк глядел в окно и думал о том, что наступила середина лета — время, издревле посвященное песням, играм и гульбищам. Авриски славили землю, что дает богатый урожай, теплый ветер, что греет всходы, реки, что поят их водой. Они славили огонь в очагах и жгли в нем священные травы. Приближался Имарь-день.

А сейчас Долина молчала. Молчал Лет-Мирн, лежавший россыпью храмов на пяти холмах. Все предчувствовало приближение кровавой бури, и всходы после ее дождей будут страшными. И лишь полноводная Согдива, всегда свободная, спешила к морю, как и прежде. Ничто не могло поколебать ее спокойствия, она кормила всех — и победителей, и побежденных. Руины древних крепостей гляделись в ее величавые воды, предаваясь воспоминаниям о славном прошлом, а рядом с ними колосились хлебные поля — прошлое продолжало жить рука об руку с настоящим.

Назавтра Дарку предстояло отправиться в Лет-Мирн, и он всю ночь не сомкнул глаз.


…Искер проснулся, услыхав за дверью шаги и звон кольчуг. Менялась ночная стража. Всегда, сколько он себя помнил, к нему была приставлена охрана. Так приказал князь, а его приказы выполнялись без обсуждения. Вначале охранники были его няньками, а потом стали наставниками, так и получилось, что он сызмальства дружил с оружием и рос в обстановке суровой, без материнской ласки.

Княгиня Альими, его мать, была сильной женщиной, высокой, красивой, статной. Князь привез ее из Стрелки, с побережья, и она разделила с ним ложе и все тяготы правления. Альими нельзя было застать на женской половине замка за ткацким станом, но она всегда сидела в главном зале на возвышении, покрытом соболиными и беличьими шкурами, по правую руку от мужа, и редко Тим Брандив принимал решение, не выслушав ее мудрого совета. Одинаково хорошо Альими владела мечом и луком, у нее был зоркий глаз и верная рука, и в поединке она могла поспорить с любым из княжеских воинов, за что и получила от них имя Мара — женщина-воин. Горцы безмерно любили свою княгиню и чтили ее, поговаривая, что в ней возродился дух одного из самых сильных племен, живших в стародавние времена на берегу Белого моря в Махагаве. Женщины того племени, как говорят легенды, и в море ходили, и в битву наравне с мужами. Такова была жена князя Тима Брандива, княгиня Альими, мудрая правительница, женщина-воин, мать его сына. Она умерла от болезни студеной зимой, когда в Скавере царили голод и отчаяние, первой зимой после Трехлетней войны. Искеру было тогда всего пять лет. С тех пор место рядом с князем на каменном возвышении в главном зале замка Брандив всегда пустовало.

Искер выскользнул из-под легкого одеяла — спал он с детства по-походному — и босиком прошлепал к окну. Ажурная решетка была влажной от росы, он прижался к ней лицом, и нос и щеки сразу стали мокрыми. Окно было высоко, из него открывался вид на плато Суровое, и в этот предрассветной час оно как нельзя лучше соответствовало своему названию: белесое море тумана укрывало его, из этого моря вздымались верхушки скал, похожие на корабли, и могучий хребет Сильявалы бросал на них тень, и ветер приносил оттуда тревожный запах нехоженых троп. Искер поежился и пошел одеваться.

Сегодняшний день — особый, и одежда для него была приготовлена особая, торжественная: белая рубаха из мягкого полотна, штаны из тонкой кожи, блестящая кольчуга — он встряхнул ее, украшенную на груди гербом Скаверы — парящим над горной вершиной орлом, и колечки тихо зазвенели, переливаясь, — кольчуга была легкая, не боевая. И завершал наряд плащ — длинный, густого синего цвета с белой полосой по краю — цветами княжества. Да, сегодня был особый день, еще ни разу Искер не одевался столь роскошно. Пристегивая к поясу меч в новых ножнах, что когда-то украсила золотой вышивкой мать его отца, он вспомнил, как явился в Бредув Хьярги, вещий странник, и принес весть о том, что в Скаверу идет Высокий Огонь, как засияли глаза князя, и впервые в жизни Искер услышал его смех. Не мешкая, Тим Брандив взял лучших своих бойцов и поспешил в Убагр, навстречу тому, чьего прихода ждали, питаясь тайными надеждами.

И вот этот человек пришел. С нетерпением Искер ждал встречи с ним, рисуя в воображении образ героя — великана, сильного, как скала, неукротимого и бесстрашного. Да разве же мог ормит быть другим? Ведь в нем — Высокий Огонь, он в одиночку устоял против Черного Короля, он призван помочь Долине — целому государству!..

Когда Искер увидел его, шагнувшего к их костру из темноты, он замер в смятении. Ормит не был великаном, похожим на скалу, нет, он был гораздо меньше ростом и худой. И все же он был самым настоящим древним героем! Это Искер увидел сразу, и увидели все остальные и почтительно склонили головы перед блеском его глаз, в которых сиял Огонь. И довольный Искер улыбнулся, он не ошибся, представляя великана и скалу, потому что ормит был больше великана, а скала — его страж, могучий и невозмутимый, возвышался за спиной.

Чисто и звонко пропели над Убагром боевые рога, возвещая о приходе нового дня. Искер надел кармак с гербами дома Брандив и поспешил вниз, во двор замка, откуда он вместе со всеми пешком пойдет в Лет-Мирн — так требовал обычай.

От дверей до крепостных ворот тремя рядами выстроились воины, они были в боевом облачении, а в руках держали обнаженные мечи, уперев их остриями в землю.

Первым появился князь, но приветствовали сегодня не его, и мечи остались недвижимы. Князь шел пешком, с непокрытой головой, держа в руке посох — символ мира, а меча не было, потому что сегодня властвовал не он.

На шаг позади Искер вел под уздцы его боевого коня, и конь беспрекословно подчинялся юной, но твердой руке.

Третьим в простом дорожном плаще шел Хьярги, постукивая посохом в такт своим шагам. Его голова тоже была непокрыта, и ветер шевелил длинные седые волосы. Лицо Хьярги было сосредоточенным, он смотрел вперед себя, точно смотрел в необозримое будущее, и, может, так оно и было.

Лишь один человек по обычаю должен был идти, скрыв свое лицо. Людям запрещалось видеть ормита, ибо слишком много свершалось над ними кровавых расправ. Но этот ормит, один из последних, нарушал все запреты, и невозможно было его остановить: он шел, гордо вскинув непокрытую голову — Дарк Авит не из тех, кто боится мести! Рилг, шедший последним, наблюдал этот открытый вызов, опасался за Дарка и вместе с тем гордился им. Настало время открытых поединков! Дарк шел, и боевые мечи горцев, сверкая на солнце, салютовали ему, и за спиной Рилга смыкались в один строй, и все громче и дружнее стучали по камням сапоги — триста бойцов сопровождали ормита до Лет-Мирна, готовые в случае опасности закрыть его живым щитом. Искер слышал их тяжелую поступь, и сердце его ликовало.

Лет-Мирн — город-храм — лежал на пяти холмах, и восходящее солнце заливало их живительным светом. Искрами вспыхивал горный хрусталь, золотыми бликами играл янтарь — солнечные капли, горела кровь рубина — словно под небом раскрылся ларец, полный драгоценностей.

Однако же главный храм, что стоял на самом высоком холме, был лишен украшений и представлял собой широкую гранитную площадку с пустой каменной чашей посередине. Дар эльямаров — сам по себе прекраснейшее из творений, и никакие украшения не могли не затмить, ни оттенить его. Огонь горел в храме, чьим основанием была земля, стенами — зеленый ветер, а крышей — чистое небо.

Из двадцати смотрителей в живых осталось только пять — старики, облаченные в белые с красной каймой одежды, стояли на ступенях, похожие на белых птиц, и ждали. Вся их жизнь — это одно бесконечное ожидание нового Огня.

'Сколько людей поднималось сюда до него? — подумал Рилг, глядя, как Дарк Авит решительно взбежал по ступеням храма. Каждый нес сюда свою судьбу, свою дорогу, свою любовь. И столько раз менялся мир. Изменится он и теперь. Зная Дарка — благородного, упрямого, самолюбивого, вспыльчивого, отважного — Рилг понимал, что чего-чего, а покоя мир на ближайшие годы лишится точно.

Сквозь дрожащую пелену вспыхнувшего пламени он глядел, как ормит говорит с Огнем. Он не слышал, какими словами и клятвами обмениваются человек и стихия, но был уверен, что нет ничего важнее этих слов и нет ничего прочнее этих клятв.

Рилг устало закрыл глаза. Свершилось. Дарк Авит смог искупить вину отцов и дедов. И хотя его путь еще далек от завершения, главное дело своей жизни он сделал.


ГЛАВА 24

…Спрятав озябшие руки под куртку, Дарк стоял на вершине утеса и неотрывно глядел на север. Оттуда, из-за режущей глаза блестящей кромки бесконечных снегов, уже второй день доносился глухой рокочущий гул. То замирая, то вновь набирая силу, он походил на ворочание очнувшегося ото сна гигантского зверя. Земля слегка вздрагивала под ногами.

— Не нравится мне этот грохот, — поморщился Дарк. — Чует мое сердце, там творится что-то плохое. Вот опять, слышишь?..

— Да слышу, слышу, — Рилг сидел на камне и критически осматривал левый сапог. — Скорее всего, Кирч и Риэл разбирают по камню замок Кахантар, а это, на мой взгляд, не так уж плохо… Проклятый сапог! Ты погляди, какая дыра! Вернусь, найду сапожника и убью! Обещал, что залатал намертво, и вот тебе, пожалуйста!

Дарк даже не обернулся. Чтобы спуститься вниз, в снега, нужно было еще перевалить через невысокий, но отвесный гребень, больше похожий на специально выстроенную для такого случая оборонительную стену.

— Придется взять влево, — Дарк закусил губу — они потеряют много времени, — по стене мы залезть не сможем. Ты скоро? Побери прачи твой сапог!

Спустя несколько минут они опять карабкались по карнизу, страхуя друг друга. Пальцы стыли от холода, под ногами проваливался снег, и не раз приходилось барахтаться в глубоких сугробах.

Пыхтя и отдуваясь, они наконец взобрались на ощетинившийся острыми камнями хребет, но вместо пологого спуска им открылась площадка, круглая, как тарелка, по которой ветер гнал крупу-поземку. Дарк в который раз выругался, потому что за площадкой встал новый отвесный хребет.

— Туда смотри, — тяжело дыша, Рилг указал на стену, козырьком нависающей над площадкой.

Под нею они увидели нечто, напоминающее присыпанную снегом кучу тряпья. Закрываясь от впивающихся в кожу колючих снежинок, они спустились вниз.

Здесь, в заветерье, прислонившись спиной к камню, спал Кирч, спал так крепко, что не слыхал, как они подошли. На коленях, прижав к себе, он держал закутанную в меховую накидку Риэл, неподвижную, словно мертвую.

— Кирч, — тихо позвал Рилг, чувствуя, что у него сердце вот-вот выпрыгнет из груди, таким обессиленным выглядел его брат, которого он считал самым могучим человеком во всей Долине.

Кирч открыл глаза — так медленно, словно веки были тяжелее скал. Он узнал Рилга, но на лице его не отразилось ничего, только прошептал хрипло:

— Мне нужно поспать.

И снова закрыл глаза.

— И думать об этом забудь, ты замерзнешь! Дарк, помоги мне!

Вместе они разомкнули намертво сцепленные руки стража и положили Риэл на землю. Откинув полу накидки, оба переглянулись, пораженные, — так мало это исхудавшее, обернутое спутанными волосами существо напоминало собой Риэл Блэд, прекрасную ликом и телом молодую женщину, с которой они расстались, казалось, совсем недавно. Рилг приложил ухо к ее груди и услышал редкие глухие удары сердца. Ормита была жива.

— Я нес ее от самого Кахантара. Ненайденного замка больше нет, — бормотание Кирча едва было можно разобрать.

— Риэл… Что с ней? — Дарк беспомощно глядел на неподвижное тело и не верил, что в нем еще теплится жизнь.

— Она отдала все силы в схватке с Черным Королем, а потом и с Ореб, — Кирч с трудом оторвался от стены и сел. — Три дня за нами шли волки, я положил их великое множество, но не всех. Они скоро вернутся.

— Я знаю надежное убежище, — сказал Рилг. — Мы возвращаемся в пещеру, где ночевали сегодня.

— Добро, — согласился Кирч и, опираясь на покрытый волчьей кровью меч, встал на ноги.

Шли по возможности быстро, Рилг и Дарк по очереди несли Риэл, но до пещеры добрались все равно лишь к вечеру, и, как только стемнело, с севера ветер донес голодный призывный вой.

В пещере разожгли костер из скудного запаса хвороста, припасенного ими в прошлый раз, а вход завалили тремя большими валунами, оставив сверху отверстие для дыма. Риэл положили поближе к огню и укрыли всеми куртками, какие были. Рилг подогрел немного вина и при помощи Дарка влил несколько капель ей в рот. По очереди они растирали ей руки и ноги, но сознание к ормите не возвращалось.

— Брат, Черный Король еще жив? — спросил Рилг.

— Да, — Кирч начал снова проваливаться в сон, — он был там, но не сам, а только дух, понимаешь?..

— Ладно, ладно, спи. Мы покараулим.

— Жаль, я надеялся, что его задавило каким-нибудь кирпичом, — пробормотал Дарк.

Снаружи, совсем рядом, вновь раздался злобный вой, и они вздрогнули от неожиданности.

— Похоже, нас окружили. Слышишь, как скребутся о камни?

— Да. Хорошо, что тут нельзя сделать подкоп.

Из-за стен пещеры доносились рычание и клацанье зубов, от которых мороз шел по коже. Рилг подошел к валунам, что закрывали вход, и приложил ухо к одному из них.

— По-моему, они грызут камень… Ах ты, тварь!

Разъяренный зверь до того обезумел от ярости, что, щелкая челюстями, просунул голову в отдушину и силился протиснуться дальше.

— Дарк!

Дарк бросил Рилгу меч, тот поймал его налету и с размаху рубанул по волчьей шее. Звериная голова с оскаленной пастью шлепнулась к его ногам и откатилась в угол, оставляя кровавый след. Разозленный Рилг высунулся наружу и гаркнул: 'Каждому срублю башку, кто сюда сунется! и заткнул отдушину волчьей головой.

— Сколько мы сможем тут просидеть? — спросил Дарк. — День? Два? Надо думать, как выбраться.

— Много их там, — Рилг сел к костерку, вытирая руки о штаны — весь кровью испачкался. — Придется ждать, пока Кирч не восстановит силы, без него мы мало что сможем сделать. И нести его мы не сможем тоже. Будем экономить еду и ждать.

— А Риэл? Что будет с ней?

— Если не очнется — понесем.

— Она умрет? — Дарк старался не смотреть туда, где лежала ормита.

— Не умрет, раз не умерла сразу. Ведь что происходит, когда ты отдаешь Огонь? Вот ты, что ты почувствовал?

Дарк задумался. Он не знал, как словами передать ту жгучую боль потери, которую он ощутил, расставаясь с Огнем.

— Это похоже… Как вот если бы тебе пустили кровь. Много, — сказал Дарк. — Словно ушла часть твоей жизни.

— Вот, — Рилг подбросил в костер хвороста, — у тебя после обряда сил было не больше, чем у ребенка, ведь ты отдал часть своей жизни. А вот она, — он кивнул на Риэл, — отдала все, что имела, и даже больше. Ей пришлось просить помощи у Ореб, а такого до нее не делал никто, и не думаю, что кто-нибудь еще решится на это. Я не знаю, что там произошло, Кирч потом расскажет. Минуло уже пять дней, и, возможно, минует еще столько же, прежде чем она оживет. Или не оживет вовсе. Так и будет лежать не живая и не мертвая.

— Но мы не можем сидеть здесь так долго! Ей нужно тепло, одежда, еда! У нас не хватит дров для костра. Это добровольная смерть.

— Что ты предлагаешь?

— Я отвлеку волков на себя, а вы тем временем уйдете подальше, в безопасное место.

— Не говори глупостей. Тебе нельзя рисковать собой.

— Я в своем уме, и это единственно верное решение. Я Высокий Огонь уже отдал, и если мы не спасем Риэл, все пропало.

Рилг тяжело вздохнул.

— Мало отдать Огонь, надо еще дар свой передать по наследству, иначе кто после тебя пойдет в Окаль? — сказал он. — Подождем до утра, когда Кирч, надеюсь, придет в себя и сможет сказать свое слово.

Рассерженный Дарк улегся у затухающего костра и отвернулся. До самого рассвета свирепая стая волков тщетно билась о закрывающие вход валуны, как волны бьются о прибрежные скалы, волки грызлись между собой, и леденящий душу тоскливый вой до утра эхом отдавался в горах.


Проснулся Рилг оттого, что снаружи было подозрительно тихо. Неужели волки ушли? Поднявшись, в сумерках пещеры он увидел Кирча, тот стоял у входа и смотрел в щель. Волчья голова валялась неподалеку.

— Эй!.. — шепотом окликнул Рилг брата. — Что там?

Кирч обернулся, и это был уже прежний, уверенный в себе Кирч, который привык самое трудное брать на себя. Силы почти вернулись к нему.

— Снег, — ответил он.

Рилг подошел.

За ночь в горах выпал снег и теперь лежал мягким одеялом, безмятежно искрясь в предрассветных лучах. И на этом одеяле не было следов — ни волчьих, ни каких других.

Сзади неслышно приблизился Дарк.

— Они ушли? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Кирч.

— Просто во время снегопада звери успокаиваются. Сейчас они где-то залегли и выжидают, — пояснил Рилг.

— Нужно воспользоваться этим затишьем, — сказал Дарк.

— Смотрите сюда.

Кирч вытащил из остывшего костра уголек и принялся рисовать на стене.

— Вот это — пещера, где мы находимся. Перед входом — узкий карниз, одной стороной он обрывается вниз на несколько метров, волки не смогут напасть стаей. Чуть дальше слева — достаточно широкая тропа, она спускается в ущелье, а куда дальше — Рилг, ты поймешь, оттуда уже пахнет жильем, ты не заблудишься. Другого пути нет.

— Отлично, — Дарк взялся за Гуннхвар. — Волков я беру на себя.

— Нет, — твердо возразил Кирч. — Ты понесешь Риэл, а Рилг будет тебя прикрывать. Остальное — мое дело.

Дарк нахмурился. Кирч положил руку ему на плечо.

— Не заставляй меня объяснять тебе очевидные вещи. Я и Рилг обязаны любой ценой защитить вас, и в этом случае только мы принимаем решение. Ты сейчас — ормит, а не воин, поэтому не спорь, а слушай.

— Но я уже отдал Огонь, мне нельзя сейчас беречь себя, каждый клинок на счету! — воскликнул Дарк.

— Но у тебя есть дар, и ты сможешь передать его тому, кто будет нуждаться в нем больше тебя.

Дарк понял, что спорить с обоими Скронгирами сразу — бесполезно и, скрепя сердце, смирился. Но тут не согласился Рилг.

— Будет лучше, если вниз пойду я, у меня больше сил, и я…

Но Кирч был непреклонен.

— Именно потому, что у тебя больше сил, ты пойдешь с Дарком, и на это закончим.

В пещере повисла тишина. Никому не надо было объяснять, что с тропы можно и не вернуться. Рилг почувствовал, как боль, обида, страх зашевелились у него внутри, подступая к самому сердцу.

— Ты всегда, всю жизнь все хочешь сделать сам, — голос его дрогнул. — Не будь ты старшим братом…

Кирч тепло улыбнулся ему, и эта улыбка остановила все упреки Рилга надежнее, чем любые правильные слова.

— Ну, раз уж так получилось, что я старший, то, пожалуйста, сделай, как я прошу.

Рилг обреченно махнул рукой и пошел собираться.


Когда занялась заря и снега из голубых стали алыми, Кирч и Рилг отвалили камни от входа и вышли наружу. С минуту они напряженно прислушивались, потом переглянулись. Все было спокойно.

— Пора, — сказал Кирч и махнул рукой Дарку.

Тропу засыпало снегом, и Кирч велел ступать за ним осторожно, след в след, чтобы не сорваться с обрыва. И все же тишина, царившая вокруг, оказалась обманчивой. Уже знакомый вой донесся сначала с одного утеса, потом с другого, а потом словно ожили все горы, и появились волки — большие, широколобые, их шкура была белой, а мех — густым. Эти волки жили во льдах близ замка Кахантар, и их кормили человечиной. Теперь замок исчез, и звери были очень голодны.

Кирч прикинул, успеют ли Дарк с Рилгом уйти в ущелье, и понял, что не успеют: волки приближались слишком быстро.

— Возвращайтесь обратно, — велел он им, — и не выходите до тех пор, пока звери не последуют за мной.

Рассуждать времени не оставалось. Рилг втолкнул Дарка в пещеру, завалил вход и высунулся в отверстие наверху: снаружи все уже кишело волками.

Как горная река, волки ринулись по тропе вслед за Кирчем, рыча от бешенства и с визгом срываясь с кручи — они во что бы ты ни стало не хотели упустить добычу. Подождав для верности еще несколько минут, Рилг снова разобрал завал и повел Дарка вниз, в ущелье. Позади слышались вой и злобная грызня, и как ни хотелось Рилгу броситься брату на помощь, он продолжал идти вперед, прикрывая ормитов. С десяток волков пытались преследовать их, но он быстро расправился с ними.


Они шли, шли и шли, по очереди неся Риэл, пока совсем не выбились из сил. Волчий вой давно затих где-то позади и больше не преследовал их.

— Надо… вернуться за Кирчем, — переводя дыхание, сказал Дарк.

Рилг отрицательно покачал головой.

— На это нет времени. Если Кирч жив, он нас догонит. К тому же он вряд ли простит нам, если Риэл умрет у нас на руках. Нет, надо выбираться отсюда и побыстрее.

— Умно, не возразишь!

Хриплый простуженный голос раздался прямо над головой. Дарк и Рилг подскочили, как ужаленные, Дарк едва не выпустил из рук Риэл.

На крохотном выступе скалы, поджав босые ноги, сидела грязная уродливая старуха. Ее можно было принять за тощую облезлую птицу, если бы не грива нечесаных волос, свисающих, как водоросли. Неизвестно, каким образом она держалась на этом выступе и как вообще туда попала, — не иначе ведьма! Губы ее кривились в некоем подобии усмешки, а выражения сверкающих из-под лохматых бровей глаз было не разобрать.

Дарк уже открыл рот, чтобы пройтись по поводу весьма необычного вида старушки, но та только взглянула на него и одним взглядом заставила замолчать, его, не боявшегося ни степняков, ни колдунов, ни даже прачи.

— Маленькая хрупкая ормита решилась просить помощи у своенравной и необузданной Ореб, — кося хитрым взглядом на неподвижную Риэл, с неким оттенком уважения прокаркала старуха, — разрушила Кахантар и при этом осталась жива. Похвально!.. Хёльмир-смертный, обладающий знаниями из Махагавы, переоценил свои силы, как это часто бывает с людьми. Понадеялся на легкую добычу и, вместо того чтобы явиться в Кахантар лично, отправил туда свою бесплотную тень — неоригинальный и дешевый фокус! За что и поплатился. Он лишился силы Камней, а значит, половины своей силы, и стал слабее. Но он стал опаснее! Ему необходимо восстановить былое могущество, а для этого нужен дар. Ему, в отличие от вас, нечего терять, а зверь, лишенный своего логова, опасен вдвойне, потому что свободен.

Старуха не обращалась ни к кому конкретно, можно было подумать, что она говорит сама собой.

— У Черного Короля есть кому поохотиться за вами, и в Долине вас уже ждут… Ну, что молчите? Вам есть что сказать?

Дарк и Рилг стояли, задрав головы кверху, ошарашенные, и не могли вымолвить ни слова.

— Ладно с вами, — махнула рукой старуха. — Ступайте вон к тому утесу — да-да, к тому! — там выход на старую дорогу.

— Какую дорогу? — воскликнули Дарк и Рилг в один голос.

Обернулись, а старухи уже и в помине нет.


— …Клянусь рогатым драконом, проклятая ведьма все наврала! — ругался Дарк, когда они брели по заваленному осыпавшимися камнями дну ущелья. — Нет тут никакой дороги и быть не может! И ведьма нам привиделась, откуда ей тут взяться? Неоткуда!

Рилг молчал, какие тут разговоры, надо было глядеть под ноги, чтобы не споткнуться, не упасть и не зашибить ормиту.

— Нет, конечно, я помню, ходили слухи о затерянной в горах дороге, построенной, якобы, еще в эпоху затяжных холодов, но я не встречал ни одного человека, который похвастался бы тем, что ходил по ней. Искать ее, это все равно, что искать… ну… королевский лабиринт, я так считаю! Поэтому ничего мы не найдем, а только забредем неизвестно куда.

— Но лабиринт-то существует, ты же сам его долгое время искал, — отозвался Рилг.

— Но не нашел же! И никто пока не нашел.

— И ни к чему это. Зачем тревожить покой усопших королей?..

Вопрос был неожиданным и сбил Дарка с толку.

— Как-то об этой стороне дела я не подумал, — пробормотал он.

Ущелье неумолимо сужалось. Нависшие скалы скрыли солнце.

— Я же говорил, что старуха нас обманула! — Дарк снова начал злиться. — Мы здесь застрянем! Ох, ненавижу горы…

Он, как и Рилг, смертельно устал, зарос колючей щетиной и проголодался, точно выставленный из дома пес. Пот застилал глаза, от пота взмокла спина, ноги болели от напряжения, а глаза — от однообразного вида серых камней, разбавленного одинокими островками белого снега.

Они по очереди тащили Риэл, не подающую никаких признаков жизни, будто тащили труп. Еда у них закончилась, воды оставалось еле-еле — спасал снег.

В конце концов усталость победила. Они отыскали укромное местечко в заветерье меж двух скал, постелили на землю плащ, положили на него Риэл, другим плащом укрыли, а сами сели рядом. Рилг сказал:

— Пойду поищу чего-нибудь на ужин.

И уснул. Дарк не ответил — он уснул еще раньше.

А с недосягаемых высот на них снисходительно взирали остроконечные пики Сильявалы, как человек, бывает, смотрит на муравья, что копошится в траве. Горы сильнее, мудрее, старше, и какая им разница, зачем человек приходит сюда — добывать ли золото, мрамор или уголь или ему просто нравится взбираться на самые высокие вершины и, глядя оттуда на мир, ощущать себя королем этого мира?..

Так думал Рилг, во сне рассуждая сам с собой, а может, так рассуждали горы, а он лишь услышал их голос? Пока он спал, фиолетовый небосклон вдруг прорезали языки яркого пламени, и прямо над головой грохнуло так, что, казалось, треснули скалы. Воздух насытился запахом серы. Горы ожили, заходили ходуном, с ужасающим грохотом вниз обрушились камнепады, завыл ветер, а в небе вспыхнули пятна яркого света, словно кто-то развел там гигантские костры.

— Все здесь. Отлично.

Рилг услышал в себе чужой голос и открыл глаза — это все, что он смог сделать, — и на выступе скалы увидел давешнюю старуху, но теперь она сидела прямо, откинув с лица волосы, величественная и грозная, как королева, — если, конечно, не обращать внимания на никуда не девшиеся уродства.

— Моему терпению пришел конец.

Будь Рилг каким-нибудь рудокопом, не успевшим до темна вернуться домой, в долину, происходящее показалось бы ему страшной, разрушительной бурей, и он, несомненно, испугался бы за свою жизнь. Но именно потому, что Рилг не был рудокопом, а был обладающим силой, он испугался гораздо больше. Потому что понял звучащие вокруг слова.

Слова произносились на первом языке, языке эльямаров, на котором говорит природа. Теперь никто из людей не понял бы завывания ветра и грохота камней, резких вспышек света, от которых слепнут глаза и которые, взрываясь снопами искр, летят во все стороны огненными стрелами.

Но Рилг знал этот язык, и он понял.

— Люди больше не имеют права жить в Долине. Они утопили землю в крови. Они стали алчными. Они убивают. Им не нужна красота. Они должны уйти.

— Мы не можем прогнать их всех. Среди плохих всегда найдутся хорошие. Нужно подождать. Дух Эрлига, наш дух, должен проснуться в них.

— В Долину идет Высокий Огонь. Мой Огонь.

— Придет ли?

— Узел слишком тугой. Развязать его уже нельзя. Каждый из нас помогал его затягивать! Развязать его невозможно.

— Мы не можем изгнать людей. Никто из них не нарушил запрет, никто из них не прочел книгу стихий. Мы не можем поступить несправедливо. Мы не можем.

— Они приносят кровавые жертвы, но я не хочу этих жертв!

— Пагин! Довольно! Еще немного, и вы сцепитесь между собой. Забыли, кто первым нарушил мою волю? Вы! Я не могу запретить свет и тьму, им есть что делить, пусть делят.

— Так что же, опять потоп?

— Нет. Никаких потопов. У людей короткая жизнь и короткая память. И люди, и вы будете сами решать свою участь.

Я объявляю время выбора.

Да наступит Ашгирм. Великая битва.

В одно мгновение стало тихо. Так тихо, что Рилг услышал собственное дыхание.

— О, я знаю, о чем вы сейчас думаете. Я запрещаю каждому из вас — слышите? Каждому! — вмешиваться в ход Великой битвы. Когда подобная мысль невзначай посетит вас — вспомните о болоте Хонт.

А теперь ступайте восвояси, иначе от этих гор останется одна пыль. Вы и так постарались.

И после этих слов все разом исчезло — и буря, и огонь, и ветер. И занялась заря.

Рилг повернулся и взглянул на Дарка. Тот сидел, неподвижный, и его белое лицо резко выделялось на фоне серых камней. Бедняга, похоже, вспомнил слова, которые совсем недавно собирался сказать этой самой грязной старушке.

— Так ты знаешь древний язык, — усмехнулся Рилг.

— Знаю, — не стал отпираться Дарк. — Мой папаша, когда еще не спился…

— Больно.

Это произнесла Риэл. Она открыла глаза и уставилась в пространство перед собой. Дарк и Рилг с ужасом воззрились на нее, как если бы заговорил труп. Что, кстати, было не так уж далеко от истины.

— Больно, — снова повторила ормита и сморщилась, будто собиралась заплакать.

— Тебя никто не трогает, — сказал Дарк и на всякий случай отодвинулся.

— Есть хочешь? — спросил Рилг, хотя еды не было, и думал он в этот момент совсем о другом.

— Я хочу пить.

Одной рукой он приподнял ей голову, другой поднес флягу к губам. Сделав несколько глотков, ормита откинулась навзничь и уснула, как набегавшийся за день ребенок.

— И что это значит? — спросил Дарк, переводя взгляд с нее на Рилга и обратно. — Она ожила или нет?

— А кто ее знает, — все так же пребывая в раздумьях, отозвался Рилг.

— Эй, дружище! — вдруг весело воскликнул Дарк и толкнул стража в плечо. — Гляди-ка, кто к нам пожаловал!

На изрядно порушенную площадку вскарабкался Кирч и подошел к ним. Вид у него был потрепанный и обескураженный.

— Она жива? — первым делом спросил он о Риэл.

— Спит, — ответил Рилг, не скрывая облегчения, что Кирч вернулся целый и невредимый.

— Спит?

— Ну да. Выпила немного воды и уснула.

— Значит, все в порядке, — Кирч сел в ее ногах.

— Ты где был?

— На скале. Эти белошкурые твари караулили меня весь день и всю ночь, ждали, что я усну и свалюсь. Или подохну с голоду и опять же свалюсь. Для них и так и этак было бы одинаково хорошо. К счастью, когда… когда тут случилось небольшое природное бедствие, твари быстро разбежались. Странно, что вы живы, трясло, должно быть, как раз над вашими головами.

— По-моему, нас просто не заметили, — сказал Дарк, разглядывая на сапоге дыры, прожженные огненными стрелами. — И это спасло нас.

— Ты слышал, что нас ждет? — спросил брата Рилг.

— Слышал. Наверное, Ашгирм — действительно единственный выход, но у меня предчувствие, что кто-то из бессмертных все же вмешается в битву, несмотря на предостережение эльмы Судьбы. И, скорее всего, не на нашей стороне.

— Поживем — увидим, — хмуро ответил Рилг. — Лучше бы ты ошибался.

— Странный у них все-таки вид, — покачал головой Дарк. — Особенно у этой… у старушки этой.

— А что тут странного? Мы видим их такими, какими, как они считают, мы заслуживаем их видеть. Но настоящего их обличья мы не увидим никогда.

— И хорошо, клянусь рогатым драконом! Может, их настоящее обличье еще хуже теперешнего.

— Да, судя по виду старушки, можно сказать: дурно попахивает наша судьба, ребята…


ГЛАВА 25


Спустя несколько часов они пришли в лес. Сразу стало намного теплее, в воздухе запахло жизнью — смолой, хвоей, солнцем.

— К завтрашнему вечеру мы будем уже в Долине, — сказал Кирч. — Неизвестно, что нас там ждет, поэтому первым делом необходимо восстановить силы.

Все эти часы он нес Риэл сам, чувствуя, как жизнь постепенно возвращается в тело ормиты, как кровь все быстрее струится по жилам, заставляя работать сердце и светлеть лицо. Он грел ее теплом своих рук и делился силой — это все, что он мог ей дать.


…Глубокой ночью Риэл открыла глаза. Она долго лежала, пытаясь понять, где находится и что с нею случилось.

Высоко над головой темнели густые кроны елей, сквозь них проглядывали звезды. Кругом было так тихо, как бывает только ночью, вдали от любого жилья. Она слышала глубокое дыхание Кирча с одной стороны от себя и Рилга — с другой, до предела измотавшись на ненадежных горных тропах, они крепко спали, и у каждого под боком лежал меч.

Что-то случилось.

Осторожно, стараясь не хрустнуть веткой, Риэл встала, чутко прислушиваясь к ветру, запахам, движению земли — и к своему телу, ожившему после долгой борьбы с Огнем.

Что-то произошло.

Она вышла на открытое место, туда, где деревья расступались, где скалы круто обрывались вниз, и подставила лицо свежему ночному ветру.

Что-то изменилось.

Низко над горизонтом, там, где застыла черная непроглядная ночь, ярко пылала, словно обнаженное сердце, Марах Азбар — багряная звезда, предвестница свободы и смерти. Риэл похолодела.

Изменилось все.

Пришло время крови и тяжкого выбора. Время беспощадной борьбы, черта, за которой нет места жалости ни в бою, ни в любви. Время битвы в сердце каждого из людей, от которой идут самые страшные беды и самые великие свершения.

Звезда горела, как ненасытный глаз дикого зверя. Ее не скрывали облака и едва затмевало солнце. Она горела, возвещая волю Высшей из эльямаров: отныне каждый свою судьбу и судьбу мира решает сам.

Риэл смотрела на нее, как завороженная, и из темных кладовых души, из недоступных глубин, которые она давно заперла на самые прочные замки, снова возник искаженный безумной яростью лик эльмы Огня с печатью смерти на нем — облик, который она всегда будет носить в своем сердце.

Не ей ли она должна служить?..

Багряная звезда возвестила Ашгирм, когда боги падают, как статуи, а смертные становятся бессмертными. Разве не в праве она властвовать над миром наравне с Кер, Увелен и Суур?.. Пройтись лавиной бешеного пламени по телу мира и очистить его от лжи и ненависти?

Сотворить новый, лучший мир?

Познать величие абсолютного одиночества, раскрыть все тайны сущего, которые от нее сейчас так же далеки, как эта звезда, не к этому ли должен стремиться человек?..

— Риэлин!

Она вздрогнула на краю обрыва и обернулась.

В ее глазах, отражающих красные всполохи, Кирч прочел и увидел все, и протянул ей руку. Ладонью вверх.

Несколько долгих, бесконечных мгновений они смотрели друг на друга, и эти мгновения разделяли их бездонной пропастью.

Потом Риэл медленно вложила свою ладонь в его, и книга безграничной власти — вечное искушение человека — в который раз осталась непрочитанной. Кирч был теми корнями, что накрепко привязывали ее к земле, людям, к Долине. Переступи она эту черту, и ее имя будет навеки проклято, как имя Черного Короля, и проклятье это не сможет смыть никто из ее потомков. Власть лишает свободы. Нельзя возвыситься, унизив и уничтожив при этом других. В Великой битве Риэл Блэд сделала свой выбор и будет сражаться за него.

Дарк же с этого дня замкнулся в себе, и никто не знал, о чем он думает, даже Рилг. С расспросами к нему не приставали, а только наблюдали со стороны, готовые помочь в любой момент, если он попросит. Но Дарк ни о чем не просил, совсем ушел в себя и блуждал по своим, запретным для других, тропам, и никому ничего не рассказывал.


На рассвете Кирч и Рилг отправились посмотреть путь, каким лучше и безопаснее спуститься с гор в долину.

Около самого леса наткнулись на деревеньку в шесть домов. Окруженная частоколом и разросшимся шиповником, деревенька мирно спала. Но ветер приносил оттуда тревожные запахи.

Вымокнув в росистой траве, Рилг и Кирч подползли поближе и залегли в неглубокой канаве. Из деревни не доносилось ни звука — ни петушиного крика, ни собачьего лая, ничего. И это настораживало.

— А вот и причина, — прошептал Рилг. — Петухов они съели, а собаки попрятались.

Вдоль частокола неспеша прохаживался степняк, его нетрудно было узнать по невысокому росту, широким плечам и всклокоченной гриве волос. К тому же степняков отличал, как правило, особый запах, который чуткие стражи не спутали бы ни с чьим другим: запах звериных шкур, лошадиного пота и ветра.

— Их здесь должно быть много, — сказал Кирч. — Их всегда много, как мышей в голодный год.

— Надо его взять, — сказал Рилг, — и потолковать с ним.

И они бесшумно поползли к тому месту, где в частоколе виднелась дыра, ее, похоже, не стали заделывать, понадеявшись на густой шиповник.

Но тут неожиданно возникло препятствие, которое заставило их снова лечь в траву и затаиться. Слева, шагах в двадцати, тоже кто-то полз, и полз, несомненно, в их сторону.

— Возьмем этого, — знаком показал Кирч. — Он ближе.

Когда расстояние между ними сократилось до восьми шагов, Рилг бросился вперед и накрыл собой незнакомца, намертво прижав его к земле. Вдвоем с Кирчем они его быстро скрутили, заткнули рот, замотали голову и потащили к лесу и сделали все так тихо, что дозорный степняк ничего и не услышал.

Когда остановились на минутку передохнуть, Рилг посмотрел сначала на пленника, потом на брата. Его взгляд спрашивал: жив ли тот еще? Уж больно пленник походил на труп — лежит, не двигается, точно умер. Кирч махнул рукой, что должно было означать: жив, ничего ему не сделается. И это после того, как они протащили его по всем камням, острым сучьям и корням, выпирающим из-под прошлогодней листвы — не на себе же его нести!

Наконец они добрались до стоянки. Чтобы разглядеть добычу, Дарк зажег в ладони крохотный огонек. Добычей оказался не кто иной как Орвик Скантир с побелевшим от страха лицом. Даже когда вытащили у него изо рта кляп, он не сразу вспомнил, на каком языке говорит, пока Кирч не хлопнул его по спине. Орвик качнулся вперед и сказал:

— Кирч.

И добавил:

— Вина.

Риэл протянула ему флягу, в которой еще оставалось несколько глотков крепкого яблочного вина, что выдавалось только в крайних случаях. Орвик осушил ее в один момент и сказал:

— Никогда, Кирч Скронгир, — слышишь? — никогда я не буду больше спорить с тобой! Лучше уж умереть от старости, чем от страха! Ты сильнее, я признаю, и всем готов рассказать об этом.

Кирч и Рилг переглянулись, смеясь, и ничего не ответили.

— Да что произошло-то? — спросил ничего не понимающий Дарк.

Орвик встряхнул флягу и с сожалением отложил ее.

— Когда ни с того, ни с сего на тебя в темноте наваливается невесть кто, и после ты видишь, кто это… — он еще раз взглянул на хранящих молчание стражей и весь передернулся. — Я даже решил для безопасности прикинуться мертвым, как меня в детстве учили. Я все ребра о камни пересчитал!

— Откуда нам было знать, что это ты, рассматривать было некогда. Мы вообще-то собирались отловить степняка, — пояснил Рилг. — Порасспросить кое о чем.

— Порасспросили бы лучше меня, — Орвик сморщился от боли, ощупывая себя. — По-человечески.

— Ладно тебе, не ворчи. Рассказывай.

— О, дела происходят замечательные, — усмехнулся Орвик. — Долина похожа на муравейник, который по глупости пнули ногой. И степняки, и подручные Баруша — все ищут вас. Скавера гудит, как растревоженный улей, и теперь, когда в Лет-Мирне запылал Высокий Огонь, взять ее очень непросто! Все наши отряды, что сражаются сейчас в захваченных землях, будут отвлекать наемников на себя, чтобы вы смогли добраться до Хок-Браскита.

— И Черный Король сделает все, чтобы Огонь не разбудил Лигрию и Оквиту, — сказал Дарк. — Победитель может быть только один. И до Хок-Браскита далеко.

— По суше проскочить незамеченными невозможно, — продолжал Орвик. — Но в бухте Мир-Нрона стоит корабль Скильда Брандива. Уже три дня, как он ждет вас там.

— И корабль до сих пор не обнаружили? — усомнился Дарк. — Почему?

— Их там много, там целое кладбище кораблей. В общем, сам увидишь. По Согдиве можно сплавиться почти до самого Хок-Браскита.

— Ну, до самого Хок-Браскита сплавиться не дадут, — возразил Рилг. — Но если удастся доплыть да Хемринверда — это будет большая удача. Одним словом, пока нас не заметят.

— Заметят, — заверил его Орвик и сверкнул в темноте недоброй улыбкой. — Я уже двенадцать дней рыскаю по лесам по горам, как волк, прячусь ото всех. Не представляете, как чешутся руки вцепится в глотку хотя бы одному степняку!..


ГЛАВА 26


Минул Имарь-день — середина лета, но в горах по-прежнему было холодно. Холод струился из Экбора через перевалы и ущелья, убивая все на своем пути. В горах деревья и травы боролись за жизнь.

Орвик остановился у большого камня и куском известняка принялся вычерчивать на нем какой-то знак.

— Вместе со мной на ваши поиски отправились еще четверо следопытов. Увидев этот знак, они поймут, что вы уже нашлись, и вернутся домой.

Все более пологой становилась местность, сосны и ели уступили место березам, осинам и липам, реки стали спокойнее, а небо — выше. Они спустились в долину, огибая деревни и хутора, не раз пережидая, пока мимо пройдет очередной отряд наемников. Чтобы не обнаружить себя, не трогали никого из них, даже если превосходили их числом. Надеялись, что никому не придет в голову искать их в Мир-Нроне — все-таки крюк.

— Ты посмотри, сколько их развелось! В каждой канаве, за каждым кустом! Как бы не нарваться.

— Теперь до города рукой подать, — сказал Кирч. — Поторопимся.

Но это 'рукой подать' оказалось преодолеть не так-то просто. Риэл очень скоро устала, и винить ее за это было нельзя — силы восстанавливались небыстро.

— В Долине осталось не так уж много безопасных мест, — сказал Кирч. — Берусь отвести вас в одно из них. Там отдохнем.

Таким местом был хатанн — раскидистая липа, росшая из земли несколькими могучими стволами. Горячее солнце стояло в зените, но под густым пологом царили прохлада и полумрак.

На землю полетели куртки и короткие кольчуги, мечи и кинжалы, и путники со вздохом растянулись на толстом ковре опавшей листвы. Здесь их охраняла Кер, а Суур ласковым бормотанием ветра прогоняла тревоги и усталость.

— Нам будет трудно прорваться в Хок-Браскит, — сказал Кирч. — Тот, кто именовал себя Черным Королем, не потерпит поражения. Да и Баруш, собрав вокруг себя высокомерных и воинственных дикарей, вообразил себя великим, думает, что все подчиняются ему. И только Скавера для них, как прыщ на спине, — и чешется, и не достать.

— Если Черный Король получит дар, наверняка тоже попробует прибегнуть к разрушительной силе Ореб, — пробормотал Орвик. — Было бы здорово, если при этом он бы издох.

Рилг с сомнением покачал головой.

— На твоем месте я бы не очень рассчитывал на его скорую смерть. Кто знает, сколько жизней он прожил? Какими знаниями обладает? Кто его видел? И что нам вообще о нем известно?

Риэл молчала. Никому, кроме Кирча, не рассказывала она о том, что пришлось пережить ей в Кахантаре, и какая она, сила Ореб. Но когда вспоминала об этом, ее глаза темнели от боли, с которой сердце не могло справиться до сих пор.


Вечером они вышли к полю, что примыкало к самым стенам Мир-Нрона.

— Эх, — вздохнул Орвик, окидывая взглядом широкий зеленый простор, — по этой бы травушке — да босиком!..

— За чем же дело? — незлобно поддел его Кирч и вдруг переменился в лице. — Рилг, погляди повнимательнее, что ты видишь там, у стен?

Рилг долго всматривался в даль, потом выругался.

— Наемники! Чтоб им пусто было!..

— Сколько?

— Я насчитал двадцать два. Может, обойти их от реки?

— Двадцать три, — поправил его Кирч. — Не получится. Они сразу заметят корабль.

Он быстро соображал, что делать, время было дорого.

— Мы уведем их, — вдруг сказал Дарк.

Все посмотрели на него.

— Я и Рилг уведем их за собой, — повторил Дарк. — Ну, как тогда волков в горах.

— Правильно! — поддержал его идею Орвик. — И я с вами.

— Кирч не сможет в одиночку управлять кораблем, — возразил Дарк, — поэтому ты останешься, Орвик. Ну как тебе мой план, Скронгир?

— Паршивый план, — ответил Кирч в раздумье.

— Ладно, — решил он наконец — Попробуем. Но не вздумайте ввязываться в драку! Отвлеките их, и все!

— Да о чем ты? — Дарк похлопал Кирча по плечу, но в его шальных глазах читалось совершенно противоположное. — Как можно?

Они договорились о месте встречи и пожелали друг другу удачи.

— Ну, — сказал Орвик, глядя вслед Рилгу и Дарку, — поглядим, как они собираются играть с наемниками в кошки-мышки.

Но Дарк не стал ничего изобретать, он просто вышел едва ли не на середину поля и крикнул:

— Эй, вы там! Кровопийцы и прихвостни Мясника! А ну, попробуйте-ка нас поймать!

Орвик схватился за голову, а наемники — за оружие.

— Ну, Дарк, — Рилг снял меч и пристроил его за спиной, чтоб не бил по ногам, — теперь побежали.

Всадники с гиканьем бросились за ними, как свора гончих за зайцами. Решив, что дерзкие авриски надеются укрыться в лесу, несколько степняков повернули им наперерез, но беглецы внезапно разделились — один прыгнул в овраг, а другой — в реку. Ни там, ни там достать их верховыми оказалось невозможно: овраг был слишком крут, а берег реки — сплошное болото.

Рилг скатился вниз и чуть не растерял все кости. Держась за правый бок и прихрамывая, добежал до ближайших деревьев и смог перевести дух: он знал, что в лесу его никогда не найдут.

Дарку повезло меньше. Не разбирая дороги, он ринулся в болото в надежде добраться до воды и берегом уйти подальше. До воды он, конечно, добрался, но при этом с ног до головы вывалялся в грязи, а один раз вообще чуть не утонул, провалившись в яму, полную вонючей жижи. Степняки бросились за ним, прошли по следам до чистой воды, обыскали весь берег, обшарили каждый куст, но проклятого авриска и след простыл. Ругаясь и призывая всяческие кары на его голову, степняки ушли.

Спустя полчаса Дарк вынырнул из реки. Все это время он сидел под водой, дыша через полый стебель тростника. Этому способу он научился, пока был искателем.

Продрогший, он долго шел по берегу против течения, прячась за кустами. Ветер и солнце подсушили одежду, но тут Дарк вспомнил, что голоден.

— Ну, и где же Рилг? Куда запропастился?

Места эти он знал не очень, а кричать было небезопасно — могли вернуться степняки. Но кое в чем его поиски оказались успешными: он не нашел Рилга, зато нашел Дима. И уже не удивился.

Мальчик спал под деревом, укрывшись курткой и положив под голову дорожную котомку. Дарк смотрел на него и не знал, чего в нем сейчас больше — бешенства или гордости за это неугомонное существо.

— В конце концов, я и сам такой, — вслух подумал он.

Дим сразу проснулся.

— Опять сбежал? — спросил его Дарк.

Дим широко улыбнулся. Зеленые, как крыжовник, глаза сияли радостью, он был доволен, что встретил Дарка.

Со стороны леса послышался журавлиный клич. Дарк приложил ладони ко рту и ответил таким же.

— Это Рилг, — сказал он. — И сейчас кое-кому не поздоровится.

Едва Рилг появился из-за деревьев, как Дим бросился ему на шею, едва не сбив с ног.

— Что за… Что? Дим?!

Всякие ужасные слова вертелись у него на языке, но ни одно так и не сорвалось с губ, растопленное искренней радостью мальчишки.

— Второй раз мы встречаем тебя в необитаемых землях. Может, объяснишь, что ты тут делаешь?

— Как что? Лабиринт ищу!

— И ведуны тебя отпустили? — недоверчиво поинтересовался Дарк.

— Да.

— Да? Странно. Клянусь рогатым драконом, на это должна быть причина.

Дим хитро прищурился.

— Я им надоел.

Рилг рассмеялся.

— Охотно верю! Но, думаю, причина все же не в этом.

— Конечно, не в этом, — согласился Дим. — Просто я объяснил, как для меня важно найти лабиринт, и знаете, что они ответили? Что это действительно важно!

Дарк и Рилг переглянулись. Они не верили, что вещие странники могли отпустить мальчика одного в необитаемые земли. Тут должен быть повод поважнее королевского капкана. Но какой?

— Ну скажи мне, зачем тебе эти сокровища? — спросил Рилг. — Что ты хочешь купить на них?

Дим ничего не сказал.

— Тебе нужен дом? Имя? Да любой из нас готов дать тебе свое имя, только пожелай! Зачем ты зря рискуешь собой?!

Но Дим продолжал упорно молчать, и слова от него нельзя было добиться.

— Есть один способ, — неожиданно сказал Дарк.

Рилг взглянул на него и сразу понял, о чем речь. В глазах недавнего искателя плясали шальные искорки того азарта, который обычно приводил к самым неожиданным последствиям. Рилгу стало нехорошо.

— И думать об этом забудь! — яростно возразил он. — Слышишь, Дарк Авит?! Я предупреждал!

Но Дим не обратил на слова Рилга никакого внимания. Весь подавшись вперед, он смотрел на Дарка, точно на волшебника, который сейчас покажет невиданный фокус.

— Дарк, не смей! — снова воззвал к нему Рилг. — Если себя не жаль, пожалей мальчишку!

— Не надо меня жалеть! — закричал Дим, вскакивая. — Я согласен на все! Ну пожалуйста!..

Рилг поглядел на Дарка, потом на Дима. Во всем облике паренька было столько отчаянной мольбы, что он не выдержал, отвел взгляд.

— Мне надо подумать, — сказал он.

Думал он долго, вертя в пальцах кинжал, а Дарк и Дим молча наблюдали за ним, один — весело, другой — с надеждой.

— Ладно, — произнес Рилг в конце концов. — Когда нет выхода — это тоже выход.

— Ура! — закричал Дим.

— Утешает одно, Дарк Авит, — спокойно добавил Рилг, — если мы не вернемся, Черный Король не отнимет у тебя дар.

— Ну спасибо, — усмехнулся Дарк.

— Но мы вернемся, вернемся! — беспечный Дим скакал вокруг них на одной ножке.

Он ведь не знал, что такое Яма.

Яма находилась далеко от этих мест, почти у самого озера Серебряного. Безрассудно смелые и беспросветно глупые шли спросить у Говорящей с мертвыми то, чего не успели спросить у своих родных, друзей или врагов при жизни. Кому-то надо было узнать, что делать с наследством, кому-то — где спрятаны семейные богатства, а кому-то, как Диму, узнать имя отца и матери. И все бы ничего, но иногда Говорящая с мертвыми отказывалась раскрывать погребенные тайны, а тех, кто пришел за ними, посылала туда, куда идти никто не хотел и откуда не всякий возвращался: в запретные для живых владения эльмы Смерти. И невозможно было отказаться.

Вопреки обыкновению, Дим не задавал вопросов, он сосредоточенно шагал за Дарком, стараясь не отстать. Дороги к Яме не существовало, ни у кого не было желания ее прокладывать, поэтому Дарк шел через лес напролом — размашисто и смело, преисполненный какого-то отчаянного веселья, словно шел в бой. Заблудиться было нельзя: живая душа безошибочно чувствовала присутствие мертвых.

— Еще есть время отказаться от этой затеи, — получив в очередной раз веткой по лицу, сказал Рилг.

— Я не откажусь, — тихо, но очень твердо ответил Дим.

— Зато ни степняки, ни хессы здесь нас точно искать не будут, — сказал Дарк.

— Утешил.

Темнело. Понемногу, незаметно, земля уходила вниз. Такова особенность дороги в царство мертвых: человек идет долго и не замечает, что весь его путь — это путь к смерти.

Здесь не водились ни звери, ни птицы, а ноги стыли от холода и ледяной росы, от которой Рилг и Дарк вымокли по пояс, а Дим — по самую макушку. Весь мир сейчас для мальчика сузился до темного силуэта впереди — спины Дарка. Когда он взял ормита за руку, то почувствовал в руке дрожь, и это испугало мальчика больше, чем когда он попался в лапы Охотников.

Но вот трава исчезла, и под ногами захрустели сучья, не раз Дима приходилось вытаскивать из цепкого капкана сплетенных корней. Потянуло сырой землей. Зачавкала грязь.

Рилг глубоко вдохнул влажный ночной воздух и поглядел в небо, непроницаемое, как лик эльмы Смерти.

— Это не шутки, — пробормотал он, — это совсем не шутки… Хватило бы сил.

Тишина, что окружала их, тоже была мертвой. Ни звука, ни шороха. Потом они услышали плеск. И увидели в земле черный провал, ощетинившийся корнями деревьев.

Возле этого провала тек ручей, медленный и спокойный. На берегу на коленях стояла закутанная в черное женщина. Лица было не разглядеть. Она черпала деревянным ковшом воду из ручья и выливала в большой кувшин. Кувшин был без дна, вода вытекала из него и возвращалась опять в ручей.

— Когда наполнится этот кувшин, я стану свободной.

Это сказал ветер, но люди поняли его.

— Я знаю, зачем вы здесь. Вы явились за Ответами.

Говорящая с мертвыми ни на миг не прерывала своего занятия и на пришедших даже не взглянула, что ей от них?.. Она — здесь, а они — там. Пока еще там.

Рилг почувствовал, как дрожит Дим, прильнувший к нему, как дрожит рука Дарка на плече мальчика, и как дрожат его собственные колени.

— Вы пришли сюда за знанием. Знание — это власть, но наслаждение властью — агония духа, тогда как наслаждение свободой — пища для ума и сердца. Не спешите обрести знание. Оно лишает свободы. Вы можете уйти, не спросив. Я предупреждаю только один раз.

Рилг собрался с силами, чтобы ответить, но его опередил тоненький изломанный голосок Дима:

— Ты знаешь все про всех с начала времен, ответь: какое имя я ношу?..

Три раза Привратница наполняла ковш и три раза выливала воду в большой кувшин. Потом сказала:

— Спроси об этом у того, кто обладает этим именем во всех мирах.

И указала на черную Яму позади себя. Дарк и Рилг переглянулись. Отказаться было нельзя.

— Оставьте оружие здесь. Оно вам не поможет.

Эркриг и Гуннхвар легли на землю, сверху — кинжалы.

— Дим, дождись нас здесь, — велел Рилг. — Не бойся.

— Нет, — Привратница стукнула ковшом по боку кувшина. — Он задал вопрос. Он пойдет в Яму. Вы вольны остаться, но он — пойдет.

Рилг скрипнул зубами. Губить мальчишку не входило в его планы, но Дим подошел к нему и крепко взял за руку.

— Простите меня, — сказал он. — Пожалуйста. Я больше так не буду. Я пойду один.

Дарк уныло улыбнулся.

— Делать нечего, мы тебя не бросим, — произнес он. — Надо идти. Ну, где тут какая-никакая лестница?..


Едва они начали спуск, Яма вспыхнула огнем, из нее потянуло дымом, страхом и болью. Дарк и Рилг собой прикрыли Дима с двух сторон, ведь они не боялись огня. Пламя шипело, как тысячи змей. Прикрывая лицо руками, они медленно-медленно шли вперед. И каждый из них уже не раз пожалел, что попал сюда. Решимость Дима уже давно улетучилась, Рилг думал только о том, как суметь вернуться, а Дарк проклинал себя за упрямство и чрезмерную болтливость. Жаркое дыхание огня высушило струящийся по спинам ледяной пот.

— Куда мы идем? — пропищал Дим.

Зажатый между ормитом и стражем, он почти ничего не видел, да и не хотел видеть, и трясся, как осиновый лист.

Они думали, что Яма никогда не кончится. Жар становился все сильнее, и одежда начала тлеть. Дим стал задыхаться.

— Терпи! — встряхнул его Рилг. — Терпи!

Первым вспыхнул Дарк. Его куртка занялась факелом и за мгновение сгорела дотла. Потом заполыхал Рилг, и пока он срывал с себя горящую рубаху, задымился Дим. И не просто задымился, а как-то изнутри, словно огонь пробрался внутрь. Мальчик закричал, а Дарк обхватил его руками и несколько мгновений крепко держал, гася пламя силой своего дара.

— Надо возвращаться, — сказал Рилг, пытаясь разглядеть лестницу. — Погибнет мальчишка.

Но лестницы не было.

— Бесполезно, — хмуро остановил его Дарк. — Нас не выпустят, пока мы не зададим вопрос.

— Да кому задавать вопросы? — Рилг был зол. — Стенам?

— Можно попробовать, — отозвался Дарк и крикнул:

— Эй! Кто тут есть?

Пламя загудело сильнее.

— Попали прямо в топку, — пробормотал Рилг.

— Спрашивать-то у кого? — орал Дарк. — Мы ведь тут сейчас зажаримся!

Пламя вокруг них замкнулось в кольцо. Смывая сажу со щек, от дыма потекли слезы, и вдруг кольцо разорвалось.

К ним приближалась призрачная фигура с блестящей сетью в руке. Это был прачи, пламя струилось по нему, будто вторая кожа, а на плече восседал угольно-черный ворон Хугавы — его извечный спутник. Явился ли прачи забрать их души?

Рилг остановился. Дарк тоже. Впервые похититель душ был от них так близко. Дим выглянул из-под руки Дарка.

— Ты кто? — тоненьким голоском спросил он и сделал шаг вперед.

— Я — исваратха, бессмертный посланник эльмы Смерти. Если пришел — спрашивай.

Призрачные льдистые глаза смотрели на мальчика равнодушно и холодно.

— Мое имя.

Дим выдохнул эти слова и отступил — он хотел услышать ответ и боялся его.

— Ингвар Стиэри.

И в неподвижном лике прачи явственно проступили черты последнего короля Долины.

— Ты задал вопрос. Ты получил на него ответ. Теперь можешь идти. Но только ты. Остальные останутся здесь.

И в горячем воздухе взвилась сверкающая сеть.


ГЛАВА 27

Когда-то тут была богатая усадьба, но ее хозяева давно сгинули, и дом, забытый и покинутый, одиноко разваливался, доживая отпущенное. Дом окружал парк, быстро превратившийся в лес, и заросшие ивняком пруды. Среди деревьев еще угадывалась широкая дорога, она вела через холмы к Шентиду. Усадьба находилась в Оквите, но от нее было близко и до Скаверы, и до Лигрии. Поэтому князья и выбрали ее для своей встречи.

В ветхом покосившемся строении, стены которого изнутри покрылись плесенью, а сквозь прогнившие половицы проросла трава, собрались знатные авриски. Один из них — Рон Торвал, князь Оквиты, высокий, дородный, с роскошной гривой медно-рыжих волос, старший из всех. Дабы сохранить для Долины выход к морю и прибрежные острова, решился на рискованный шаг: принял власть Черного Короля и его наместника. Те авриски, кто видел не дальше собственного носа, проклинали его за это и называли хессом — отступником, предателем. Но те, кто думал о дне сегодняшнем, но не забывал о завтрашнем, те не утратили уважения к имени князя Оквиты. Один из таких людей — Вик Редмир, опальный князь Лигрии, самый молодой из них, но уже немало повидавший на своем веку — во время войны он потерял почти всех из семьи, замок его предков степняки разрушили до основания, чем ожесточили Редмира еще больше. Третьим из прибывших был Тим Брандив, князь непокорной Скаверы, постарше Вика, но уже весь седой, его слово решало все, даже среди князей. И четвертым тайно прибыл из своего непризнанного княжества Ринн Туарх — вождь жителей Древнего леса, невысокий, гибкий, с телом юноши и рассудительностью мудрого. В лучшие времена эти авриски собирались в богато убранных залах своих замков, встречались для серьезных бесед и на шумных хмельных пирах. Сегодня каждый из них рисковал жизнью, тайно приехав в этот старый дом.

— Не увидел ни одного из ваших людей, — сказал Тим Брандив, присаживаясь на шаткую лавку к столу, на котором стояла одна-единственная свеча. — Вы что, охрану с собой не брали?

— Наши в дозоре залегли, — ответил Вик Редмир, ставя перед ним кружку и наполняя ее вином из фляги. — Вся окрестность под наблюдением.

— Без охраны нынче нельзя. Чтоб сюда добраться, мне пришлось переодеться бродячим менестрелем, — недовольно пробурчал Рон Торвал. — Псы Баруша каждый день дышат мне в спину, каждый шаг отслеживают. Впервые в жизни испугался.

— Испугался?

— Ты?

— Ты, Рон Торвал?

— Но чего? — в один голос спросили князья.

— Что меня попросят спеть! Проклятье!.. А вы что подумали? И что в этом смешного? — насупился владетельный князь Оквиты, глядя на хохочущих друзей.

— Ладно. Хватит веселья, — сказал, пряча улыбку, Тим Брандив. — Не для этого мы здесь собрались. Нам должно решить, как вести войну. Пора браться за оружие.

— В Лигрию еще не пришел Огонь, если ты помнишь, — заметил Рон Торвал. — Лет-Мирн в Скавере, а Скавера в осаде, ваш Огонь помогает горцам, но мало — оквитянам и лигрийцам.

— Я помню. И знаю, что Огонь уже близко. Мои люди и люди Ринн Туарха сопровождают его так, чтобы не привлекать излишнего внимания. Будем надеяться на свою силу и на удачу. Странно, что Черный Король не нападает первым. Чего он ждет?

— Наверное, он ждал, когда взойдет Марах Азбар, — предположил Ринн Туарх. — Это его истинная цель, а вовсе не владычество над Долиной. Ведь кроме нее есть еще и острова, и Заморье. Его спокойствие, даже больше похожее на безразличие, говорит об уверенности…

— Или самоуверенности? — перебил его Вик.

— Нет, об уверенности в чем-то, что поможет ему победить.

— Хьярги считает, что ему помогут некоторые из бессмертных.

— Но это нечестно! — вспыльчивый Вик вскочил и нервно заходил по комнате.

— О какой чести ты говоришь? — поднял бровь Рон Торвал. — Успокойся, не то проломишь пол, он и так весь дырявый.

— Если вмешаются бессмертные, мы никогда не сможем победить.

— Но это запрещено!

— Черный Король способен на все, особенно сейчас, когда вообще возможно все, — Ринн Туарх говорил, чуть растягивая слова. — Мои люди не отходят от Баруша ни на шаг, и Мясник уже хвалился, что ему обещана полная власть над Долиной. Значит, Черному Королю нужно нечто большее. Что? Думаю, ответ слишком очевиден, чтобы его оглашать.

— Ну да, — Рон Торвал подлил себе еще вина, — потому он и не нападает, ему безразлично, что станет с княжествами и со всей Долиной в целом. Долина ему не нужна. Наигрался игрушкой, сломал и бросил.

— А нам надо сломать его гнусные планы! — сердито вскричал Вик Редмир и так топнул ногой, что нога все-таки провалилась под пол. — Он ждет, когда мы сами подохнем от голода или поубиваем друг друга в бесконечных войнах, в конце концов, мы только этим и занимаемся! Нет, надо сделать что-то такое, что заставит его считаться с нами!

— Мы вызовем его на бой, — промолвил Тим Брандив.

— Как ты сказал? — Вик Редмир даже остановился.

— Мы бросим ему вызов, — повторил Тим Брандив, — и отказаться он не посмеет, потому что за его владычеством стоят степняки и Охотники, а они знают, что такое вызов крови, и обычай этот чтят.

— Идея безумная, — покачал головой Рон Торвал. — Но, быть может, именно сейчас она и нужна. В Скавере горит Огонь, а Черный Король лишился половины своего имени. Объявлен Ашгирм, и есть надежда, что в Хок-Браскит тоже придет Огонь. Да, каша заварилась еще та, а может, как раз та, что надо…

— Дороги назад все равно нет, — сказал Тим Брандив. — Пусть хоть сам эльм Холода выползает из своего ледяного логова, мы будем биться и с ним.

— В конце концов, и богов нужно менять время от времени, — невозмутимо заметил Ринн Туарх, к безмолвному ужасу остальных.

Возвратился один из дозорных Вика Редмира и доложил, что пока все тихо.

— Поторопимся, — сказал Рон Торвал. — Нас не должны обнаружить.

— Итак, что мы имеем? — Тим Брандив обвел взглядом собравшихся. — Я готов выставить восемьсот всадников и две тысячи пеших. Это все, что у меня есть.

— У меня нет никого, — усмехнулся Рон Торвал. — Но по нашему зову поднимутся Коргум, Лекир и Армик, а это почти тысяча бойцов. Вооружение, правда, не ахти какое, но с Прибрежных островов придут одиннадцать кораблей с оружием и триста человек команды.

— Мои люди у Ринн Туарха, — сказал Вик Редмир, — всего семьсот человек, и еще личная гвардия в Эйриме — тридцать пять бойцов. Получается семьсот тридцать пять.

— Ну и у меня примерно восемьсот, — отозвался Ринн Туарх. — Всех вместе — чуть больше пяти с половиной тысяч. Негусто.

Повисло молчание.

— Будем надеяться, что остальные авриски, что живут в захваченных землях, поддержат нас, — сказал Тим Брандив. — Мы же собирались сражаться, с Огнем или без, что же нас останавливает теперь?

— Нас ничто не останавливает, — Рон Торвал был мрачен, как туча. — Но пять тысяч — этого мало. Многие упадут духом, когда узнают наше положение дел. Надо дождаться Огня. Тогда у нас будет хоть что-то, что поведет людей вперед.

— Нет времени, чтобы ждать, Рон! — воскликнул Вик Редмир. — Каждый день такого ожидания стоит нам многих жизней! Кровь не успевает высыхать на жертвеннике Суур в Агронморе — как бы я хотел выжечь это змеиное гнездо!

Он стиснул в руке пустую кружку, так, что края больно врезались в ладонь, и в сердцах зашвырнул в угол.

— Остынь, — сказал ему Ринн Туарх. — Мы можем убить Черного Короля, он смертен, как и мы, но с полчищами степняков все равно сражаться придется, а для этого нужны люди.

— Как бы степняки больше нашего не обрадовались его гибели, — заметил Рон Торвал. — А может, действительно попробовать? Убить Черного Короля, и дело с концом. Где он сейчас обитает? В Агронморе?

— Агронмор еще сначала взять надо, — напомнил Тим Брандив. — Много народу поляжет. И все равно останутся степняки, с которыми надо сражаться.

— Ну вот, я же говорил! — воскликнул горячий Вик Редмир. — Все сводится к одному — к битве! Давайте назначим дату, и я сам брошу вызов Черному Королю!

— Необязательно ты, Вик, — мягко возразил Ринн Туарх. — Вспомни, чем ты рискуешь.

— Ничем, кроме своей жизни.

— А разве Инмор уже оправился от ран? — как бы вскользь спросил Рон Торвал.

При упоминании имени младшего брата лицо Вика омрачилось.

— Да, ему лучше. Хотя для оружия он еще слаб.

— А что Карин? О ее судьбе что-нибудь известно? — спросил Тим Брандив.

— Нет, — ровным голосом произнес Вик и отвернулся.

— И вот поэтому…

Договорить Рон Торвал не успел. Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Хальдив Скантир, он тяжело дышал, видно, покрыл большое расстояние бегом.

— Князь, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес он, — недалеко отсюда, за холмами, степняки окружили Хьярги, и с ним мальчик. Ковчень, Истрем, Унвел и Эронг уже вступили в бой, но их слишком мало! Мы кинули клич остальным, но они могут не успеть!

— Показывай, где!..


Степняки напали на Хьярги в сухом русле ручья между двумя холмами, на которых лежали дозорные Вика Редмира — Унвел и Эронг, они первыми пришли ему на помощь. Степняков было двенадцать, вооруженные топорами, они яростно теснили аврисков, так некстати вмешавшихся в спор за добычу. Дим вооружился палкой и как мог защищал себя и Хьярги. Хотя именно благодаря сдерживающей силе Хьярги оружие степняков пока еще не коснулось их. Но тут подоспели князья и врубились наемникам в тыл.

— Держись, Хьярги! — зычно крикнул Рон Торвал.

Ненависть аврисков была гораздо сильнее, чем у степняков — жажда наживы, и степняки были безжалостно перебиты.

— Хвала всем эльямарам, вы успели вовремя!

Хьярги был таким же белым, как волосы на его голове. Он взял Дима за плечи и подтолкнул вперед.

— Вы только что спасли жизнь вашему королю, а заодно и мою никчемную.

Дим, растерянный и испуганный, стоял перед князьями, каждый из которых был обладателем древнего и знатного имени и правил тысячами людей, перед могучими, как дубы, воинами, прошедшими через многие сражения, и казался еще меньше и уязвимее, чем на самом деле. Он все еще сжимал в руках суковатую палку, которой только что оборонялся, и со страхом глядел в недоверчивые лица высоких князей.

— Имя этого мальчика — Ингвар Стиэри, — произнес Хьярги. — Его отец — Скин Стиэри, потомок Эрлига, а мать — Отиль Нрон.

Несколько долгих мгновений они вот так стояли, ничего не говоря и не делая шага навстречу друг другу — слишком неожиданна, невероятна была встреча! Потом Тим Брандив первым взял свой меч, опустился на одно колено и положил клинок к ногам мальчика, признавая тем самым его власть над собой. Рядом с его клинком легли еще алые от крови мечи Вика Редмира, Ринн Туарха и тяжелый двуручный меч Рона Торвала.

— Слава тебе, мой король, — произнес Рон Торвал, и Дим не увидел ни тени насмешки на его лице. — Пусть мир всегда царит в твоих землях, и не погаснет огонь в очагах твоих подданных.

— Слава королю! — воскликнул Ринн Туарх, и стройный хор голосов подхватил слова древнего приветствия, и слова эти птицами вспорхнули в вечернее небо.


— …Этот мальчик носил знак необычной судьбы, и я увидел его, но разве сразу прочтешь? — сказал Хьярги, когда они вместе собрались за столом в старой усадьбе. — Когда он с завидным постоянством сбегал от тех людей, под чьим присмотром его оставляли, мне следовало бы догадаться, что он собирается к Привратнице. К слову, недосуг было спросить, как ты узнал о ней?

Дим сидел, притихший, сложив руки на коленях, и его макушка едва возвышалась над столешницей — если б мог, совсем бы юркнул под стол, до того неловко чувствовал он себя под изучающими взглядами князей.

— Так вы же сами сказали, — ни на кого не глядя, ответил он. — В хижине Комра Акива, охотника.

Хьярги покачал седой головой.

— Я так и знал, что от этих наших споров что-нибудь да случится! Мальчику повезло, ему встретились Рилг Скронгир и Дарк Авит, они помогли ему спуститься в Яму, а я помог им оттуда выбраться. Наши старания не оказались напрасными, как они не оказались бы напрасными в любом случае.

— Теперь у нас есть король, — глаза Вика Редмира воинственно сверкали. — И наши пять тысяч бойцов будут драться как пятьдесят тысяч!

— Мы должны беречь мальчика, как зеницу ока, — сказал Рон Торвал. — Нельзя, чтобы о его существовании узнал Черный Король.

— Есть надежное место, где его никто не достанет, — Хьярги взглянул на Дима. — Это Кибал.

Лицо мальчика просияло, и он воскликнул:

— И я снова увижу Огдалима? И Грумвора, и Хокрама?

Потом снова стал необычайно серьезным.

— Здорово, конечно, повидать их снова, — сказал он. — Но не сейчас, а когда-нибудь. Сейчас я тоже хочу сражаться!

Князья с улыбкой переглянулись. Им пришелся по душе этот светловолосый мальчик с глазами зелеными, как крыжовник. Они невольно искали в нем сходство с последним королем и находили его.

— Вот теперь мы можем назначить место и срок сражения.

Тим Брандив развернул на краю стола карту, искусно выполненную на тонком пергаменте. Карта была старой и поверх первоначального рисунка пестрела линиями более поздних добавлений.

— Когда ты велишь сделать новую? — недовольно пробурчал Хьярги, придвигаясь к столу. — Ничего не разобрать!

— Не могу расстаться с этой, — развел руками Тим Брандив, — ведь она составлена еще моим дедом.

— Знаю, знаю. Я же сам помогал ему.

— Мы примем бой здесь, между Согдивой и болотами Хонт, — рука князя, украшенная фамильным перстнем с ограиром, стремительно перемещалась по карте. — Лучшего места не найти: от реки нас поддержат корабли Рона Торвала, а болота не дадут степнякам развернуться. Но самое главное — на другом берегу реки — Хок-Браскит, и мы надеемся, что там будет гореть Огонь. Здесь, в тылу наемников, мы будем сражаться либо до победы, либо до смерти.

— Есть ли вести из дома Стаморов? — спросил Хьярги.

Рон Торвал отрицательно покачал головой.

— Уже больше полугода минуло. Мы надеялись получить помощь, ведь Стаморы — родичи нашего короля. Но ждать помощи уже нет времени. Может, Кемраль погиб в пути, и наша просьба не достигла Стаморов, а может, они отказали нам. Остается рассчитывать только на себя. А теперь говори ты, Хьярги, самый старший и самый мудрый.

И Хьярги сказал так:

— Наши силы неизмеримо меньше сил Черного Короля. За девять лет степняки освоились в наших землях и чувствуют себя тут неплохо. Мы можем победить, нанеся внезапный и сокрушительный удар, но долгую, затяжную войну нам не выиграть. Помимо сражения у болот, надо ударить по наибольшим скоплениям степняков: у Кемира, Треборга, Версмира и Кенвика. Главная цель не разбить их, а отвлечь, чтобы они не пошли на подмогу основным силам. Если задуманное получится, то, быть может, на борьбу поднимутся все, кто сейчас живет в страхе и отчаянии.

— Решимости и храбрости нашим воинам не занимать, — сказал Тим Брандив. — Лучше умереть, чем пресмыкаться всю жизнь.

— Сказано: 'Время вспыхнет пламенем, и прошлое сгорит. Падут прежние законы и разрушатся старые клятвы. Но прежде чем родится новый мир, все испытают всех — боги, посланники богов, люди, древние герои. Прошлое восстанет из пепла и смертью испытает каждого'.

— Есть ли надежда, наставник? — тихо спросил Рон Торвал.

— Надежда есть всегда, князь, — ответил Хьярги. — Есть она у Долины, есть у Черного Короля. Но победит только один.

— Кто?..

— Тот, у кого надежда сильнее.


ГЛАВА 28


Вик Редмир спешил. Чем ближе к дому, тем неспокойнее становилось на сердце. Оставляя брата в Эйриме, хотя и под надежной охраной, он сильно рисковал. Багровая Марах Азбар застала его уже на полпути к Шентиду, в окрестностях которого была назначена встреча с князьями, и с того дня груз на сердце становился все тяжелее. Эльямары объявили Ашгирм, и теперь Инмор был в опасности.

Инмор и Вик принадлежали к роду князей Лигрии, роду сколь древнему, столь и славному, но война ормитов все изменила в их судьбе. Обороняя Ютвит от полчищ степняков, погиб отец, князь Эртон, погибла княгиня, их мать. Власть наследовал Вик — старший сын, но Лигрия пала, и Черный Король посадил в столице своего князя — мясника по имени Баруш. Лучшего выбора для осуществления коварных замыслов придумать было нельзя: новоявленный правитель жестоко преследовал знатных аврисков, лишал их земель, разорял дома, отнимал жизни. Опальный князь вынужден был искать убежище в дремучих дебрях Древнего леса, и за ним туда ушло много аврисков. За год изгнания Вик Редмир и Ринн Туарх смогли собрать целую армию непокорных власти Черного Короля.

Баруш питал к Редмирам неостывающую ненависть, завидовал им, как только может завидовать мясник князьям. Он всю жизнь считал их виноватыми в том, что они богаты, знатны, их чтят и уважают, тогда как он, Баруш, лишен всего этого. Да, Баруш ненавидел их, но утолить ненависть не мог, не смел ослушаться своего хозяина. Черный Король, расчетливый и дальновидный, до поры запретил трогать Вика Редмира, справедливо опасаясь силы, что стоит за ним. Степнякам соваться в леса было несподручно, а ряды непокорных каждый день пополняли сжигаемые жаждой мести авриски, оставшиеся без крова и близких. Ворошить это гнездо было опасно, поэтому Черный Король ждал и искал способ, которым можно связать Вику Редмиру руки. Три года они настороженно следили друг за другом, словно игроки, поставившие на кон все, что имеют. Вик Редмир тогда обосновался в Эйриме — замке на крутом берегу Вигрила, заново укрепив его. Место было хорошее — впереди река, за спиной — Древний лес.

А потом Охотники выкрали Карин, женщину, которую Вик Редмир любил и хотел сделать княгиней. Опасаясь за ее жизнь, он решил тайно переправить Карин в самое сердце Древнего леса, там она была бы в безопасности. Поручив это дело людям, которым доверял, сам поехал в Мир-Авит, чтобы увлечь за собой ищеек Баруша. И уже в дороге узнал, что его предали: пятеро из десяти сопровождавших были куплены деньгами Черного Короля, они убили верных Вику людей, а Карин увезли. Позже Вик нашел всех предавших его, и сам убил каждого из них. О судьбе Карин так ничего и не узнал.

А потом напали на Инмора, младшего и единственного брата, — враг наносил удары расчетливо и в самые больные места. С Инмором было шестеро бойцов, и все они пали. Сам Инмор и его верный телохранитель долго оборонялись, потом Инмор остался один, и когда Ринн Туарх подоспел на помощь, Охотники уже собирались перерезать ему горло.

Два месяца Инмор Редмир находился между жизнью и смертью, но прачи, карауливший у ложа, все же остался без добычи. Когда Вик покинул замок, отправляясь на встречу с князьями Оквиты и Скаверы, Инмор едва начал вставать с постели. Вик отсутствовал одиннадцать дней, за это время верный Оярлик должен был перевезти Инмора в Лес, как только он оправится настолько, чтобы перенести дорогу. Но взошла Марах Азбар, все в одночасье могло измениться, и Вик гнал коня, стараясь не смотреть на небо, где бледно-красным пятном разлилось сияние багряной звезды. Унвел и Эронг, его телохранители, едва поспевали следом.

Впереди блеснула нить реки, и всадники вылетели на дорогу, что была проложена между Мир-Авитом и Эйримом. Ехать сразу стало быстрее и легче. По левую руку мчался быстрый Вигрил, а Вик Редмир мчался к утесу, на котором возвышался видимый издалека замок. Над башнями кружилась галдящая стая ворон.

По обрывистой узкой дороге кони вынесли их к замку. Окованные железом могучие ворота были распахнуты настежь. Сопровождаемый вороньими криками, Вик Редмир проехал по подъемному мосту и остановился, бледный и похолодевший.

Весь двор был устлан мертвыми телами, и еще дымились ручьи крови. Эхо жестокой сечи тихо замирало на стенах и в башнях. Полегли тридцать пять лучших бойцов Вика Редмира, его дружина, все полегли, до последнего. Рядом валялись тела Охотников, и было их неизмеримо больше.

Вик спрыгнул с коня и взбежал на крыльцо. На дубовых дверях висел воин, пригвожденный к створам пятью стрелами.

— Оярлик! — воскликнул Вик Редмир, приподнимая его голову.

Он едва не заплакал, глядя, как дрогнули веки друга и в глазах засветилась искорка жизни. Разлепив запекшиеся губы, Оярлик еле слышно прошептал:

— Я не уберег его, князь. Прости…

И глаза воина погасли, теперь уже навсегда.

Вик зарычал, как зверь, угодивший в капкан. Выхватив меч, он ринулся в замок, распахивая двери одну за другой и круша все, что попадалось под руку. Он искал брата и нашел его — изрубленного на части, в луже крови — и упал перед ним на колени. Телохранители, неотступно следовавшие за ним, остановились в стороне, они не мешали, понимая, что князь должен дать выход своему отчаянию, и следили, чтобы в этом отчаянии он не навредил самому себе.

— Вик Редмир!

Голос, прозвучавший от двери, заставил Вика очнуться. Он смог подавить рыдания, которые душили его, и насухо вытер рукой слезы — плакать время еще не пришло. Тяжело поднялся на ноги, хмуро посмотрел на обнаженный клинок в своей руке и вложил его в ножны.

— Привет тебе, Здарек, — Вик Редмир опустился на единственную уцелевшую скамью. — Не в лучшие времена ты появился. Охотники напали на Эйрим и убили брата.

Он произнес это внешне спокойно, но за спокойствием скрывались мучительные поиски выхода, и мысли, одна страшнее другой, проносились в голове. Здарек присел рядом.

— Я узнал об этом слишком поздно, — сказал следопыт. — Надеялся успеть, но не успел.

— Отныне меня ничто не остановит бросить вызов Черному Королю. Я еду в Ютвит.

— Это опасно.

— Ничуть. Теперь Баруш не позволит даже волосу упасть с моей головы. У него моя женщина, он думает, что держит меня в руках. Он хочет видеть, как я страдаю, что ж, он увидит.

— А где Ринн Туарх? Я думал, вы вместе.

— Нет. Но я собираюсь послать за ним. А мы еще сомневались в решительности действий!.. Это мы бездействуем, а Черный Король тем временем уничтожает нас поодиночке… Унвел!

— Да, мой князь, — отозвался телохранитель.

— Нагони Ринн Туарха и скажи, что я отправляюсь в Ютвит, пусть он отправит людей предупредить других князей.

— Я сделаю это.

Унвел переглянулся с Эронгом, Эронг едва заметно кивнул ему, и Унвел вышел.

Тела павших воинов перенесли из замка на берег реки, на высокий мыс, откуда открывался вид на русло Вигрила и дальний Лес. Насыпали над ними курган свежей земли и сверху положили остывшие, запекшиеся кровью хессов мечи.

— Это были мои лучшие воины, — сказал Вик Редмир. — Оярлик был мне братом. Клянусь, я отомщу за каждого из них. А за Инмора — вдвойне.

Защитники Эйрима за жизнь не торговались, но продали ее дорого и унесли с собой много, очень много Охотников. Тела Охотников сожгли, а пепел развеяли по ветру.

— Теперь — в Ютвит.


День сменялся ночью, леса — лугами, села — городами. Лигрия стелилась под копыта лошадей, и никто не делал даже попытки напасть на опального князя.

— Нечасто мне оказывали такую честь, — угрюмо усмехнулся Вик Редмир, когда они остановились в маленьком селении, чтобы напоить лошадей.

Это были первые слова, произнесенные им за два долгих дня.

Настороженно сгрудившись в стороне, люди молча глядели, как они достают воду из колодца, но подойти не решались. Воины поочередно напились из деревянного ведра и сели в седла.

— Да какие слова, какая сила заставит их вспомнить былое величие и взяться за оружие? — Вик Редмир смотрел в лица аврисков и видел в них только страх. — И есть ли такая сила?

— Есть, — ответил Здарек. — Огонь.

За деревней они повстречались с отрядом Охотников. Их было тринадцать человек, хорошо вооруженных и хорошо одетых, — занимаясь грабежом и убийствами, они неплохо наживались на этом.

Несколько мгновений авриски и Охотники смотрели друг на друга, потом мечи со свистом покинули ножны. Никогда заклятые враги не расходились с миром, и, казалось, на этот раз бой тоже неизбежен. Но предводитель Охотников, поколебавшись несколько мгновений, резко вскинул руку, и клинки опустились.

— Я за несколько шагов слышу, как они скрипят зубами, — прикрывая князя сбоку, сказал Эронг.

Красные платки неохотно расступились, освобождая дорогу. Вик тронул поводья.

— Твоя женщина заплатит за тебя, — камнем бросил кто-то ему в спину.

Еще не затих смех, как Вик, резко развернувшись, выхватил меч, и двое Охотников мертвыми упали под копыта его коня. Смех мгновенно прекратился, Охотники схватились за оружие. Вик в упор посмотрел на их вожака:

— Ну же, давай, напади на меня, подручный мясника, я буду рад выпустить твои кишки!

Но тот, помедлив мгновение, повернул коня и злобными окриками велел Охотникам следовать за собой. Изрыгая угрозы и проклятья, они были вынуждены подчиниться, и вскоре сумерки поглотили их.

Вик Редмир поднял лицо к темнеющему небу и глубоко вздохнул.

— Человеческое терпение имеет границы, и мое тоже, — сказал он. — И мое тоже.

В полдень следующего дня они достигли Ютвита — главного города Лигрии.

— Ты хочешь встретиться с Черным Королем лицом к лицу? — спросил Вика Здарек.

— Настало время играть в открытую. Не думаю, что Холмар в Ютвите, а даже если и здесь — вряд ли покажется. Но с Барушем я встречусь.

— Ты примешь его условия?

— Если они будут касаться меня одного — да.

По его лицу Здарек понял, что он способен на все.

— Постарайся не убить Баруша, — предупредил Здарек. — Не делай глупостей! Я буду ждать вас на южной дороге.

И знаком показал Эронгу, чтобы тот внимательно следил за своим князем. Эронг кивнул. Всадники разъехались в разные стороны.

Вик Редмир знал, где искать Баруша. Ему ли не знать! Дворец нынешнего князя Лигрии был приземистый и толстостенный, как крепость. Чтобы возвести его, Баруш приказал разрушить древний замок, в котором всегда царили любовь и величие князей Лигрии. Он разрушил его, Вика, дом и на том месте выстроил дворец, похожий на гробницу. Снося замок, Баруш стремился уничтожить саму память о Редмирах. Он окружил себя наемниками — степняками и Охотниками — жаловал им высокие должности, и по дворцу сновали дикари в раззолоченных одеждах.

Никого из них не замечая, Вик стремительно шагал через многочисленные покои, блистающие вычурной роскошью награбленного добра, а в спину ему неслись проклятья и ругань, они нарастали, заполняя собой все комнаты и залы, и волной разбились о двери тронного зала. Оттолкнув оторопевшую стражу, Вик вошел. Стражники вбежали следом и остановились на расстоянии, топчась в нерешительности.

Огромный зал по замыслу создателя должен был внушать благоговейный страх. В центре возвышался убранный драгоценными камнями княжеский трон, он сверкал в лучах солнца, падающих из узких окон. Человек, стоящий перед таким троном, должен был чувствовать себя ничтожным. Но только не Вик Редмир.

Он спокойно подошел к подножию и в который раз подивился, каким жалким по сравнению с дворцом выглядит его хозяин. Новоявленный князь, толстый и обрюзгший, увидел свое отражение в глазах Вика и побагровел от злости.

— Зачем ты явился сюда? — грозно нахмурившись, спросил он.

— Где Карин? — прямо спросил Вик.

Князь-мясник усмехнулся и ничего не ответил. Он не обязан был отвечать.

— Возьми меня вместо нее, ведь тебе нужен я!

— Ты мне не нужен, — подавшись вперед и сверля глазами своего врага, прошипел Баруш. — Убить тебя — слишком просто, но я обрекаю тебя жить! Живи, когда я вырвал твое сердце!

Вик Редмир подошел к трону, поставил ногу на возвышение и склонился над Барушем. Владетельный князь Лигрии съежился — он прочел в его глазах приговор и испугался. Стража не посмела приблизиться.

— Тебе никогда не стать таким, как я, — произнес насмешливо Вик. Холодная ярость слепила его и мешала дышать, но он продолжал бросать врагу слова, как бросают кости собаке: — Взгляни на меня, Баруш. Я — воин, а ты родился мясником, мясником и умрешь, сколько бы золота на себя ни нацепил и сколько бы дворцов ни воздвиг!

Пальцами, унизанными перстнями, Баруш вцепился в подлокотники. Гримаса ненависти исказила его лицо до неузнаваемости.

— Как смеешь ты, раб, так говорить со своим хозяином! — задохнулся он.

Вик Редмир гордо выпрямился.

— У меня есть только один хозяин — я сам! Поостерегись называть меня рабом, Баруш, перед тобой — князь Лигрии, которым ты никогда не станешь, потому что нет на свете таких денег, чтобы купить на них родовой герб, величие и любовь подданных!

Баруш, прозванный аврисками Кровавым, впился в Вика бешеными глазами. Вот его враг, стоит перед ним — один, без охраны, и сам просит смерти! Но Баруш не может убить его сейчас и успокоить псов ненависти, грызущих душу и днем, и ночью.

Скрипя зубами, он откинулся на спинку трона.

— Слова — это все, что у тебя осталось, — сказал он. — Ты слаб, как и все твои подданные, давно разучившиеся воевать. Что же их любовь не защитила тебя? Что ты можешь? Ты способен ради свободы Лигрии отказаться от своей женщины? Скажи, что способен, и она умрет самой страшной смертью, какую только можно придумать. А потом умрешь ты — сам! — и тогда род князей Редмиров прервется!

Довольный своей речью, Баруш наслаждался бессилием Вика. Стиснув кулаки, Вик Редмир стоял перед ним и был бледен, как мертвец. Ему лишь оставалось сказать то, зачем пришел, ибо все остальное уже было сказано:

— Ты называл меня рабом, Мясник, но ты сам раб. Передай своему хозяину, что я, Вик Редмир из рода Снежных Барсов, Высокий Князь Лигрии, от имени всех аврисков Долины бросаю ему Вызов крови! Пусть откажется, если посмеет! Пусть откажутся, если посмеют, все хессы и степняки! Попробуй откажись ты, червь, если посмеешь.

С этими словами он резко развернулся и пошел прочь. Ярость и гнев душили его, он летел по коридорам, как ураган, сшибая каждого, кто попадался на пути. Он кипел, как река, вышедшая из берегов, он заставил себя покинуть ненавистный дворец, выйти на улицу и сесть в седло, он не дал себе вернуться и изрубить Баруша на куски.

Эронгу хватило одного взгляда, чтобы понять, в каком состоянии князь. Поэтому он поспешил подать ему стремя, дабы поскорее убраться из Ютвита, не поплатившись высокой головой.

Погоню Эронг заметил не сразу, а когда сказал о ней князю, тот не стал прятаться: вместо того чтобы свернуть в лес, укрыться, переждать, он натянул узду, поднял коня на дыбы и развернулся навстречу. В этот момент Вик Редмир был готов сразиться со всеми степняками и Охотниками, сколько их было в Долине. Эронг последовал за ним, хотя понимал, что так недалеко до беды: потеряв голову от ярости, можно потерять ее совсем. На их счастье Здарек, ожидавший Вика у южной дороги, вовремя пришел на помощь, а с ним были Рилг и Дарк.

— Ты что, совсем рехнулся?! — закричал на Вика Рилг, когда двое оставшихся в живых Охотника обратились в бегство. — Раньше времени в чертоги смерти захотел? Нас сюда привел прачи, и впервые в жизни я готов поблагодарить его за это!

— Я еду в Агронмор, — коротко ответил Вик Редмир. — Черный Король там и пусть начинает считать оставшиеся дни своего владычества. Я собираюсь разорвать его на части голыми руками. Моему терпению пришел конец.

— Это безумие, — обтирая Гуннхвар, Дарк покачал головой.

— Я никого не зову с собой, — резко ответил Вик. — Даже один я поеду туда.

И тронул поводья.

— Спорить с ним сейчас бесполезно, — сказал Рилг и повернулся к Здареку:

— На тебя вся надежда, следопыт. Разыщи Ринн Туарха и скажи ему, чтоб собирал людей и спешил к Агронмору. Ты сможешь найти его и сделаешь это быстро. Не то Вик Редмир, буйная голова, пойдет на штурм в одиночку.

Никому не надо было объяснять, что такое Агронмор и какая участь уготована попавшим в него. Степняки, придя в Долину, вознамерились поклоняться Суур, эльме Ветра, назвав ее владычицей степей, и служили новой вере очень усердно: не проходило дня, чтобы они не бросали на алтарь очередную посвященную ей жертву.


ГЛАВА 29

До Кибала оставалось всего ничего, а все-таки для старика и мальчика еще много. Белоухая везла их по очереди, но уж очень медленно. Все они уставали гораздо быстрее, чем закаленный в боях и походах Ковчень, которого Тим Брандив со всеобщего согласия дал им в сопровождение. Ковчень охранял их, добывал дичь на пропитание, ведал костром и ночлегом, и Дим во всем был ему помощником. Похоже, мальчик уже забыл о том, что он король, да ему никто и не напоминал об этом, хотя и Хьярги, и Ковчень обращались к нему с известной долей почтения. И хотя Дим не замечал, оба нервничали, ибо слишком велика была ответственность и слишком велика опасность, едва обретя короля, потерять его.

— Правда же, ты колдун? — спросил Дим Хьярги, когда они шли по сумеречному лесу к Синему озеру.

Старый Хьярги рассмеялся.

— Ты еще ребенок, но твой вопрос понятен, потому что иные взрослые ведут себя как дети и спрашивают о том же. Но сначала ответь мне: с чего это ты решил, будто я колдун?

Дим замялся, пытаясь облечь в слова свои догадки, а это оказалось непросто.

— Ну… я это сразу понял! Ты можешь появляться как бы ниоткуда и в любое время, ты весь такой… таинственный! Ты можешь видеть сквозь стены и на расстоянии, и у тебя есть посох!

— А посох-то тут причем?! — удивился Хьярги.

— Ну как же, — Дим почесал макушку. — Каждому колдуну полагается посох, чтобы им колдовать.

— Это посохом-то? — рассмеялся Хьярги. — Хожу я без него плохо, вот и все дела! Да наподдать могу, ежели драка!

— Да? — Дим покачал головой, старик его нисколько не убедил. — А один раз, — он перешел на шепот и выглядел при этом так серьезно, что Хьярги и Ковчень невольно улыбнулись, — один раз я заметил — случайно! — как ты растворяешься в воздухе!

— Ну, вот теперь ясно, — сказал Хьярги, выпутываясь из крепких петель вьюна. — Типичное заблуждение. То, что ты, Дим, называешь колдовством, я называю знанием. Любой при известном желании и старании может обладать им.

— И даже я?

— И даже ты. Я могу ходить по воде, потому что знаю, как сделать ее моим помощником, и использую это знание.

— Это, наверное, большой секрет?

— Это никакой не секрет, но, боюсь, люди никогда не узнают его, ведь для этого надо много, очень много трудиться, и обладающие знаниями так и останутся для них до скончания веков колдунами — непонятными, пугающими и опасными.

— Наверное, это к лучшему, — заметил Ковчень. — А то если все научатся растворяться в воздухе, что за жизнь настанет?

— Стойте! — вдруг сказал Дим. — Вы ничего не слышали? Треск вроде какой-то!

Несколько минут Ковчень слушал лес, потом отрицательно покачал головой.

— Хьярги?..

— Ничего.

И они пошли дальше и шли до самого вечера, и никто им не встретился, кроме волка-одиночки, да и тот перебежал дорогу и скрылся в зарослях.

Для ночлега Ковчень выбрал крохотную поляну у ручья, развел костер, набрал веток для постели и отправился на охоту — припасов у них совсем не было.

— Хьярги, расскажи мне историю, — попросил Дим.

Теперь каждый день заканчивался именно так, и Хьярги терпеливо и обстоятельно рассказывал, пока усталость не брала верх над юным телом и мальчик не засыпал.

— Почему Долина называется Долиной?

— Потому что она долина и есть, а еще нашу страну иногда зовут Семиречьем…

— Почему Семиречьем? — сразу спросил Дим. — Ведь рек не семь, а три — Согдива, Вигрил и Сигрув.

— На самом деле рек не три и не семь, а гораздо больше, потому страна и зовется Долиной Великих Рек. С севера и запада стоят горы, имя их — Сильявала…

— Я там был!

— …что означает Нехоженая Земля, а на древнем языке — Магранна, что означает Подпирающая Небо. Далеко на юге плещется море, на востоке лежит Древний лес. В Долине три княжества…

— Четыре! А Экбор?

— Три, и не перебивай меня! Скавера — на западе, Лигрия — на востоке и на юге — Оквита. Экбор никогда не был княжеством, Экбор — это долгий и особый рассказ.

— Расскажи сейчас!

Подперев кулаком подбородок, Дим лежал у огня, укутанный в теплый плащ. С того дня, как он побывал в страшной гибельной Яме, он изменился. Сущность, что векам складывалась в роду, была дарована ему при рождении, но открылась лишь после объявления подлинного имени. И хотя его пока звали как и прежде, это имя сияло в глазах и светом исходило от него. Хьярги знал, что этот мальчик будет хорошим королем. Он вырос в деревне, где работают от зари до зари, полюбил людей, научился у них добру, справедливости и труду. Он был в Окале и видел Высокий Огонь, он доказал, что у него храброе сердце. Это о нем вещала эльма Судьбы: 'Ищите потомка всеми проклятого рода, ему суждено искупить вину своих предков и возродить древнюю родину аврисков'. Под проклятым родом она разумела Нронов, к которым юный король принадлежал по матери.

— Сейчас тебе спать пора, — Хьярги подбросил сучьев в костер и прислушался, не возвращается ли Ковчень? Но все было тихо.

— Ну тогда расскажи немножко про что-нибудь, — не унимался Дим.

— Скоро, когда на твою голову возложат королевский венец, а на ладони твоей появится веинн — Руна власти, и руки твои возьмут посох и меч — передаваемые из поколения в поколение знаки силы и мира, ты станешь королем, и князья будут тебе советом и опорой. Самый главный из них — Тим Брандив, он правит горцами. Горца сразу узнаешь в толпе — они высоки ростом, темноволосы, сероглазы. Если кто-то красиво запел — знай, это горец. Они одинаково красиво обрабатывают камни, будь то драгоценные или строительные, и возводят замки на скалах, похожие на орлиные гнезда. Брандив значит Орел. Скавера — небольшое княжество, а Оквита — еще меньше. Скавера — сплошь горы да холмы, а Оквита — пойменные луга. Светловолосые оквитяне не любят воевать, им больше по душе строить красивые города и корабли, ведь море у них рядом. Когда-нибудь ты побываешь в Лекире — самом главном и самом прекрасном городе Оквиты.

— А Лигрия? — спросил Дим.

— Да ведь ты вырос в Лигрии.

— Все равно расскажи.

— Лигрия — самое большое княжество. Далеко на востоке к нему примыкают обширные топи, поэтому лигрийцы никогда не расширяли земли на восток. На юге Лигрия соседствует с Древним лесом, в сердце которого обитает Шогут — его покорный, но не покоренный дух. Лигрийцы рассудительны, чуть медлительны, немного скрытны.

— Вик Редмир совсем не такой.

— В нем больше от матери, она была горянкой.

— Расскажи про Заморье.

Хьярги немного помедлил, прислушиваясь, не возвращается ли Ковчень, но услышал лишь, как Белоухая пофыркивает и хрустит травой. А когда обернулся к мальчику, тот уже спал.

Ковчень вернулся за полночь, принес двух зайцев и куропатку.

— Я кое-что нашел, наставник, — сказал он. — Хочу, чтоб ты взглянул. Находка нерадостная.

Хьярги посмотрел на спящего Дима, потом на луну, что сияла над головой в красной дымке, и сказал:

— Идем.

Ковчень привел его на прогалину, еще не заросшую после лесного пожара. На прогалине чернело что-то бесформенное.

— Что это? — встревожился Хьярги.

— Подойди поближе, наставник.

На выжженной земле лежал мертвый орел. Его огромные крылья, размах которых в небе был могуч и красив, при падении изломались о ветви деревьев. Из груди птицы торчала стрела, стрела тихо светилась, не то сама по себе, не то отражая лунный свет.

— Это Месгиор, — прошептал Хьярги. — Сын Кугуна.

— Это большая беда, наставник! Кому и зачем понадобилось убивать его?

И тут они услышали крик и поняли ответ.

Ковчень был моложе и сильнее, он первым бросился к костру, и Хьярги отстал. Невидимый сильный удар настиг его у самой кромки деревьев, он увидел, как опрокинулась луна, и упал на землю, застланную пеплом недавнего пожара.


…Пепел был в его сердце, пепел был в его мыслях. Его тело, и без того худое, едва угадывалось под одеялом. Хьярги угасал на глазах.

Уже несколько часов вместо дыхания Риэл слышала тяжкий хрип. Она неотлучно сидела возле старика, иногда ее сменял Кирч. Огдалим суетился с целебными травами, но они не помогали, и на его румяном лице все чаще появлялись слезы, которые он не в силах был удержать. Не произнося, как обычно, ни слова, появлялись Хокрам и Грумвор, хмуро переглядывались и снова исчезали.

— Оставь свои зелья, Огдалим. Они мне не помогут. Где Ковчень? Где Дим?..

Каждое слово давалось Хьярги с трудом. Риэл водой и вином смачивала его губы, и глаза старика благодарно улыбались ей, потому что губы улыбаться уже не могли.

— Ковчень погиб, наставник. А Дима мы отыщем, клянусь.

Старик долго лежал в лесу без помощи, один. Атака, которой он подвергся, была столь внезапной и мощной, что он не смог защитить ни Дима, ни себя. Риэл и Кирч наткнулись на него случайно, потом обнаружили остывшее кострище и возле него — изрубленного Ковченя. О том, что с ними был Дим и Дим оказался наследником Эрлига, они узнали только в Кибале, куда принесли умирающего Хьярги.

— Не уходи, Хьярги, пожалуйста! — просила Риэл, сжимая его неподвижную высохшую руку.

— Я виноват, — Хьярги закрыл глаза, чтобы никто не видел, в каких муках корчится его душа.

— Ты ни в чем не виноват! — подбородок Огдалима дрожал от еле сдерживаемых рыданий. — Это я, я должен был догадаться, кто есть Дим на самом деле, и оставить его в Кибале!

Закусив губу, Кирч мерял шагами комнату. К нему подошла Риэл и с тихим отчаянием спросила:

— Почему, ну почему он не защитил себя? Почему не убил того, кто нападал?..

Кирч взглянул на нее и так же тихо ответил:

— Хьярги не имеет права убивать.

Старик был ему и другом, и отцом, и учителем. Кирч страшился перемен, которые неизбежно придут, если Хьярги покинет их мир сейчас, когда грядет великая битва.

— Я виноват в том, что не смог отстоять Дима, — сказал Хьярги. — Это моя ошибка, и за нее эльямарам угодно призвать мою душу обратно. Пусть будет так.

Риэл прижалась к его руке щекой, глаза ее были сухими и блестели. Какие слова помогут там, где над человеческой душой начинается власть богов?.. От чувства собственного бессилия тяжело болела грудь.

— С восходом солнца придет новое время, и другие люди будут жить в нем. Долина стоит на пороге неведомой эпохи, и скоро решится, какой она будет.

Тихо и незаметно вошли Хокрам и Грумвор.

— Черный Король узнал, что юный Ингвар Стиэри жив. Боюсь, за жизнь Дима Черный Король потребует ваши жизни. Пока он этого не сделал, поторопись принести в Лигрию Огонь, ормита.

— Я сделаю это, — глотая слезы, прошептала Риэл.

— Поднимите меня.

Кирч с одной стороны, Огдалим — с другой осторожно приподняли почти невесомое тело и положили под голову и спину несколько подушек.

— Хокрам. Грумвор. Огдалим.

Старцы, живущие в Кибале, приблизились.

— Откройте им лабиринт. Я знаю, это запрещено. Но я прошу вас сделать это.

— Ради тебя, Хьярги, — Хокрам склонил седую голову. — И ради Долины.


Королевский лабиринт — это сплетенная глубоко под землей зловещая паутина черных ходов, в которую никогда не проникал солнечный свет. Закон запрещал смертным спускаться в него и запрещал называть место, где он находится. Войти в лабиринт могли лишь бессмертные, обладающие знаниями и редко — ормиты и их стражи. Войти в лабиринт могли короли, но только — мертвыми, чтобы обрести в усыпальнице свое последнее пристанище.

По расхожим легендам, лабиринт хранил в себе несметные сокровища, они копились там в течение многих веков, в абсолютной тишине озаряя холодные стены разноцветным сиянием. Многие поколения аврисков, именовавших себя искателями, посвятили себя поиску этих сокровищ, и многие сгинули, так и не сумев раскрыть тайну лабиринта, получившего второе название: королевский капкан.

С течением времени лабиринт превратился в предание, в него мало кто верил, разве что отчаянные авантюристы вроде Дарка Авита еще рождались на свет, но и тех остались единицы.

Несколько тысяч лет обладающие знаниями, а в народе просто колдуны, охраняли лабиринт, окружив его непроницаемой завесой молчания, изгнав саму память о нем. Однако прах представителей королевской династии, ведущей начало от Эрлига Белого Тура, продолжали хоронить только здесь. Так повелели эльямары, и ослушаться их было нельзя. Покоился здесь и прах последних короля и королевы, принявших смерть от копий степняков на поле боя под Хемринвердом.

…Вокруг кромешная тьма. Под ногами хрустит сухой песок. Покой королевского лабиринта редко тревожит звук людских шагов. Сюда хотели попасть Дарк, потом Дим. Что желали увидеть они здесь? Оба искала сокровища королей, и ни один, ни другой даже не подозревали, как далеко и как тщательно сокрыты они от людей. Оба верили в несбыточную мечту, Дим оказался к ней ближе всех: он был в Кибале, и лабиринт спал, недосягаемый, у него под ногами, а мальчик так и не узнал об этом. Он станет королем и будет править Долиной столько лет, сколько отпущено судьбой, и придет его смертный час. Погребальное пламя поглотит его тело и обратит в прах, и ряды аврисков расступятся перед одетое в черное с золотым безмолвной фигурой Приходящего Старца. Он заберет этот пепел и унесет с собой, в усыпальницу королевского лабиринта, и никто не сможет проследить этот путь.

Хокрам вел Риэл и Кирча без факела, потому что не нуждался в свете. Он, как и Грумвор, и Огдалим, знал лабиринт, все ходы и ловушки, и знал, как бьется его сердце.

Они шли долго, очень долго. Риэл чудилось, что королевский капкан затягивает их все глубже и уже никогда не выпустит из своих когтей. Это был другой мир, недоступный чувствам и пониманию, человеческая душа не могла постичь его, как не могла постичь тайны и величие моря и неба. Разгадав лабиринт, человек познает истину, но такой человек еще не родился и, быть может, не родится никогда.

Риэл кожей ощущала могучий протяжный зов, идущий из дремучих глубин ходов и тоннелей, и боялась откликнуться на него. Нащупав в темноте руку Кирча, она ухватилась за нее и заставила себя вспомнить о солнце, о Калин-озере, о том, что она владеет Огнем. Рука Кирча крепко сжала ее ладонь, делясь с нею уверенностью и силой.

— Мы пришли, — сказал наконец Хокрам.


Кирч и Риэл оказались в дубовом лесу, рядом с высоким крутым холмом. Небо окрасилось густой синевой, в которой полыхал золотой с красным закат, алые тени легли на деревья и травы. Над замершей в тревожном ожидании землей, как выпавший из костра уголь, горела Марах Азбар — багряная звезда.

На холме стоял Хок-Браскит, храм, в который Риэл несла Огонь. Сколько раз в мыслях виделся ей этот обряд — безмолвный разговор человека с Огнем, таинство, сокровенность которого никому не позволено нарушить. Но наяву все оказалось не так. Вокруг холма плясали огни, в уши ударил звон стали, яростные крики вспороли тишину.

Холм был опоясан кольцом из горящих факелов, их держали в руках странники-ведуны, явившиеся сюда по зову Хьярги. И сквозь это живое кольцо пытались прорваться степняки. Они орали, захлебываясь ненавистью, — им ли не справиться с десятком немощных стариков! — и тщетно размахивали топорами и мечами. Ведуны, оставаясь неподвижными, грустно смотрели на них. И эта грусть, очень похожая на жалость, приводила степняков в неописуемое бешенство. Они хотели бы вырвать эти глаза, в которых видели свое отражение, изрубить в клочья костлявые тела, втоптать их в грязь, как делали это со всеми и всегда! Потому что старость не имеет права жалеть молодых! Но волна покрытых шкурами тел обрушивалась на ведунов и отступала, не причинив им вреда.

Безумный рев вырвался из сотни глоток, когда в сгущающихся сумерках наемники увидели Риэл и Кирча, торопливо взбирающихся на холм, туда, где стоял древний храм Хок-Браскит. Это за их жизнями они посланы сюда, вот они, только протянуть руку, на расстоянии полета стрелы! Но все стрелы бессильно падали к ногам странников-ведунов, и ормиту было не достать.

— Да неужели человек способен так ненавидеть?!

Риэл с ужасом смотрела на беснующееся внизу море полулюдей-полузверей, в слепой ярости не замечающих, что крушат друг друга. В который раз людская жестокость родила в ее сердце сомнения — ради чего она зажжет здесь Высокий Огонь?..

Кирч взял ее за плечи и сильно встряхнул.

— Не смей так глядеть на них! Слышишь? Они такие же люди, как ты и я! Придет время, и они изменятся, и тогда не будет больше войн!

— Но ведь ты их убиваешь!

— Когда на тебя нападают с мечом, не стоит брать в руки палку, если ты воин! Мужчина рожден для того, чтобы сражаться!

— Но тогда битвы не закончатся никогда, и для прачи всегда найдется работа! Для чего Огонь? Для чего знания? Для кого?!

Кирч повернулся на север. Ветер бросил волосы ему на лицо. Звезда, алая, как капля крови, не мигая, встретила его взгляд.

— Ну что же ты! — крикнул Кирч. — Скажи ей! Потому что у меня нет слов для ответа!

Но Марах Азбар молчала, грозно взирая на мир.

Тогда Риэл склонилась над каменной чашей, не замечая, что плачет, и долго смотрела на дрожащие язычки пламени, чувствуя, как сиротеет душа, отдающая Огонь.

— Гори долго и будь сильным. Пусть не задуют тебя ветры и не зальют дожди. Обещай Долине свободу!..


ГЛАВА 30


Ночь была душной и безветренной. Молчали птицы, не шевелились травы. Большая круглая луна светила так ярко, что затмевала все звезды, кроме одной. Цвета бордового вина, Марах Азбар ни на минуту не давала забыть о том, что с человека спросится за каждый поступок.

В чистом поле, утомленные долгим переходом, спали воины. Было их тридцать восемь человек: двадцать бойцов Ринн Туарха и восемнадцать — Скильда Брандива, всех их собрал Здарек. Завтра они подойдут к стенам Агронмора, но то завтра, а сейчас — сон, необходимый, как воздух. Они не думали о том, что, возможно, эта ночь для многих последняя.

С рассветом они поодиночке просочились в лес, чтобы к вечеру собраться в условленном месте, откуда виден замок Черного Короля.

В этом лесу бродили тощие и злые экборские волки. Они ненавидели своего хозяина, следом за которым пришли сюда, но еще больше боялись, поэтому бродили, тоскливо завывая, возле стен замка и по берегу Белого озера и не находили в себе смелости ослушаться и уйти. Если случалось оказаться в лесу авриску, забывшему об осторожности или просто заплутавшему, кровожадные хищники стаей нападали на него, и человек пропадал навсегда. Но стоило им столкнуться с хорошо вооруженным воином, как они, трусливо поджав хвосты, бежали в самую чащу, и оттуда доносился их бессильный злобный вой.

Рилг слушал этот вой, и его всего передергивало. Он вспоминал волков в горах Сильявалы, которые упорно гонялись за ними и едва не сожрали. И пусть эти волки — всего лишь тень тех сильных, беспощадных зверей, вой все равно действовал ему на нервы.

— А запах от них… — Рилг повел носом, поморщился и вдруг замолчал.

— Ты что? — спросил Дарк. — Почуял кого?..

По лицу Рилга расплылась широкая улыбка.

— Кирч! Я чую Кирча!

— Тебе примерещилось, откуда ему тут взяться, — убежденно сказал Дарк и с надеждой спросил:

— Но он ведь не один? Нет?

Рилг поглядел на него и хлопнул по плечу.

— Пошли. Сам увидишь.

Чутье Рилга не обмануло. В том месте, где условились встретиться воины Ринн Туарха и Скильда Брандива, уже сидели тесным кругом несколько человек, и среди них — Риэл Блэд и Кирч Скронгир. Они дали клятву отыскать Дима, и эта клятва привела их сюда. Все дороги Долины вели к Черному Королю.

Дарк и Рилг поприветствовали сначала Риэл, они приветствовали ее древним обычаем — своим оружием, воздавая должное за мужество, с которым она прошла от Окаля до Хок-Браскита. Потом поздоровались с Кирчем, и Дарк вновь увидел, как сияют глаза Рилга, и глаза Кирча сияют в ответ. Дарк взглянул на Риэл, но она смотрела не на него.


— Мы не сможем подойти к нему незамеченными, — сказал Ринн Туарх, стягивая с себя грязную мокрую рубаху и принимая из рук Риэл кружку с подогретым вином.

Только что он, Вик Редмир, Скильд Брандив, Здарек и Рилг вернулись от замка, исползав на животе все его окрестности.

— Что если мы не там ищем? — спросил кто-то.

— Больше негде, — Вик Редмир разворошил угли в затухающем костре и протянул к ним руки. — Другого логова у Черного Короля больше нет. Брать замок нужно немедля.

Страшная весть о пленении юного короля невидимой тенью клубилась меж ними. Эту весть принес им Кирч, и воины долго молчали, скованные немым ужасом. Все дороги вели к Черному Королю, и все судьбы замыкались на нем. Но риск возрос неизмеримо.

— Хьярги был прав, когда сказал, что Черный Король потребует наши жизни, — Кирч снял куртку и накинул на плечи Риэл, видя, что она слегка дрожит. — Но мы не собираемся класть их смиренно к его ногам. Этого не будет.

— Я насчитал на восточной стене одиннадцать экборских мертвяков, — сказал Рилг. — Примерно через два часа их сменяют степняки, числом вдвое больше. Охотников я не видел.

— Слуги Черного Короля не очень-то ладят между собой, — заметил Ринн Туарх. — Мы насчитали почти шестьдесят человек…

— И нечеловек, — вставил Вик Редмир.

— И это только тех, кого видели, — продолжил Ринн Туарх. — Их может быть в несколько раз больше. Нас же, — он обвел взглядом бойцов Скильда Брандива и своих бойцов, — нас же тридцать восемь и Скронгиры, которые стоят многих.

Не нужно было объяснять, что почти все полягут, не успев даже перелезть через стену. Повисло долгое молчание. Ни один план не годился.

Дарк участия в разговоре почти не принимал, подсев поближе к огню, он чинил прохудившийся сапог. И вдруг сказал:

— Выход один. Надо открыть ворота.

— Хорошо бы! — насмешливо фыркнул Вик Редмир.

— Ты знаешь, как? — желтые, как у кошки, глаза Ринн Туарха впились в Дарка.

Дарк старательно зашивал прочной нитью отставшую подошву. Ни на кого не глядя, ответил:

— Агронмор перестроен и заново укреплен совсем недавно. Раньше, если кто помнит, вокруг него был разбит парк со множеством прудов и… Впрочем, это к делу не относится. Во дворе замка есть колодец.

— Откуда тебе это известно? — спросил Скильд Брандив.

Дарк сделал вид, что не слышал вопроса.

— Этот колодец очень глубокий и выходит за южную стену как раз в боковине рва, неглубоко под водой.

— Откуда ты можешь все это знать? — нетерпеливо дернулся Вик.

Дарк укололся иглой и в сердцах швырнул сапог на землю.

— Потому что это мой родовой замок, побери прачи ваше любопытство! Одиннадцать лет назад на этом месте стоял Имверил — замок моей матери!

И так стиснул кулаки, что они побелели.

— Имверил — Утренняя Роза, это были самые красивые женщины Долины, — тихо сказал кто-то.

— Именно — были! Самые знатные мужчины всех княжеств добивались руки женщин Имверил. Моя мать была прекрасна, две ее дочери еще краше… — Дарк замолчал, сотрясаемый внутренней дрожью, и глухо закончил:

— С ними род Имверил умер.

Никому и никогда Дарк не говорил об этом, горе принадлежало ему одному, он не хотел делить его ни с кем.

Вик Редмир провел загрубевшей ладонью по лицу — никто не знал слов, которые могли заставить утихнуть такую боль, и он, лишившийся всех родных, тоже не знал. Потом сказал:

— Прости. Прости за эти воспоминания. Я говорю это не из жалости, хотя — видят боги! — и мужчине иногда необходима жалость. Твоя мать погибла, погибли твои сестры, но ведь ты — жив! У тебя будут дети, и значит, род Имверил не угаснет!

Дарк как-то странно взглянул на него и ничего не ответил. Рилг посмотрел на Риэл, но ничего не смог прочесть на ее лице. Зато все понял Вик Редмир.

К рассвету 'план войны с Агронмором', как окрестил его Кирч, был готов.

— Итак, наше расположение таково, — Скильд Брандив вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух, чтобы унять легкое волнение, обычное перед боем. — Ты, Дарк, и ты, Вик, проберетесь через колодец внутрь замка. Зря не рискуйте, если колодец пройти невозможно, возвращайтесь назад. Сумеете подойти к воротам без боя — хорошо, лучники Ринн Туарха, едва услышат лязг засова, снимут со стены всех, кто движется. Если ворота открыть не успеете, постарайтесь навести как можно больше шума, мы воспользуемся этим, и ворота откроет тот, кто первым преодолеет стену. Дальше — бой. К полудню мы либо умрем, либо разберем Агронмор по камню. В бою головы не терять! Помните о том, что смерть — даже геройская — худший вариант. Нам нужно спасти нашего короля, и только это главное. Все остальное — потом.

И добавил, обращаясь к Вику Редмиру:

— Это не касается тебя, князь.

На что Вик Редмир твердо ответил:

— Нет, Скильд, касается. Без нас Долина обойдется, без короля — нет.

— Выбор за тобой, — Скильд Брандив отвернулся, не в силах выдержать его взгляд, полный злой, неизбывной боли. — Один час всем на сон!..

Риэл так и не смогла уснуть, как, впрочем, и многие. Она лежала на спине, глядя в черное небо с россыпью звезд, и думала о том, сколько отчаяния, сколько жгучей ненависти накопилось в людях, с какими горькими мыслями живет каждый из них. Беда загнала их в угол, и сильно не повезет тому, против кого обратится их ненависть! Если бы Черный Король хоть на миг мог почувствовать ее — не сумел бы найти покоя ни днем, ни ночью.

Этот час тянулся бесконечно. Воины отдыхали, Кирч и Рилг о чем-то переговаривались в сторонке, Дарк продолжал чинить свой сапог.

Когда этот час пройдет, кого авриски не досчитаются? Кого придется хоронить?


Перед рассветом, когда роса начала капать с листвы, а солнце еще не взошло, авриски приготовились к штурму. Сосредоточенно проверяя в последний раз оружие, ничего не говорили друг другу — время разговоров прошло. Каждый обратился к себе, ища то, что поможет не дрогнуть в решающий миг. Грозная тень Черного Короля витала меж ними.

Замок, носивший имя Агронмор, зловеще чернел в сумерках, в мертвенно-белом свете бледнеющей луны серебрились его высокие могучие стены и вместе с наугольными башнями отражались в стоячей воде глубокого рва.

От замка исходил холод такой сильный, что далеко вокруг погибли все деревья и повыродились травы. Люди и звери не приближались к нему, и никакая птица, кроме грающего воронья, не смела пролететь над ним.

Чтобы слиться с бурой поверхностью, Дарк и Вик использовали для прикрытия каждый бугорок. Они ползли на животе и видели, как по обращенной к ним северной стене прохаживаются темные фигуры степняков. Когда кто-нибудь из них останавливался и окидывал взглядом пустошь, они вжимались в холодную землю. Где-то далеко в лесу опять завыли волки.

Перекатившись через гребень рва, бесшумно окунулись в ледяную воду, от которой перехватило дыхание. Убаюканные предрассветной тишиной, степняки по-прежнему прохаживались по стене, кутаясь в меховые накидки, и проклинали про себя Черного Короля, — они, как и волки, ненавидели его, но не смели ослушаться.

Дарк нырнул первым. Стуча зубами, нащупал решетку, что закрывала вход в колодец, и дернул ее на себя изо всех сил. Но старые проржавевшие петли не поддались. На помощь пришел Вик. Вдвоем они выдрали решетку, и вода заглушила скрежет.

— Сначала я, — одними губами сказал Дарк, глубоко вдохнул и исчез в мутной воде.

Вик Редмир в последний раз оглянулся на лес и увидел того, кого сейчас видеть не хотел совсем: прачи.

Он стоял у края рва, луна серебрила сеть в его руке и мертвым светом зажигала глаза. Сеятель распрей явился на дух еще не пролитой крови.

— Мою душу ты сегодня не получишь, — прошептал Вик, набрал полную грудь воздуха и без единого всплеска ушел под воду.

Еще мальчишкой Дарк не раз спускался в этот колодец, тогда, правда, сухой, и именно он обнаружил ответвление — туннель в одной из стен. Дарк не преминул исследовать его и вскоре выяснил, что туннель обрывается в парке за стеной. Рва тогда не было и в помине, и любимой забавой Дарка было появляться неожиданно из-за кустов жасмина и пугать сестер, что гуляли в парке. Чтобы его тайну не раскрыли, он никому ничего не сказал и так и не узнал, кто сделал этот колодец и зачем.

Отталкиваясь руками о скользкие стены, в кромешной тьме он продвигался вперед и натолкнулся на неожиданное препятствие. Видно, в колодец сбрасывали мусор и всякий хлам, и вода затащила его в туннель.

У Дарка оставалось несколько мгновений — он начал задыхаться. Обдирая в кровь руки, он пробил завал, из последних сил рванулся открывшийся проем и, хрипя, всплыл на поверхность.

Через минуту рядом вынырнул Вик с перекошенным лицом. Он судорожно пытался вдохнуть, схватившись за грудь, которая разрывалась от боли. Пока дыхание не наладилось, оба оставались в воде. Потом осмотрелись.

Над головой маячил серый круг — кусочек предрассветного неба. К нему вели вделанные в стену ржавые скобы в виде переплетенных змей. Вик подергал одну из них — скоба слегка шаталась, но выдержать вес человека все же могла. Вдруг сверху послышались голоса. На всякий случай Вик и Дарк снова опустились в воду. Кто-то осветил колодец факелом, потом опять стало темно. Порядком замерзшие, они вынырнули и несколько минут снова восстанавливали дыхание.

— Пора, — сказал наконец Вик и взялся за скобу.

Дарк немного подождал и полез следом, туда, где виднелся светлеющий кусочек неба.

Солнце над Агронмором так и не взошло, его скрыли низкие темные тучи. Заморосил дождик — сначала мелкий, потом посильнее. Дарк и Вик осторожно выглянули из колодца.

Те, кого Кирч называл выморозками, Рилг — мертвяками, а Хьярги назвал эгнарами, продолжали ходить по стене как ни в чем не бывало, тогда как степняки зябко кутались в длинные меховые плащи и сквозь зубы проклинали могильный холод замка и прохудившиеся небеса заодно.

— Видишь ту маленькую дверь? — прошептал Дарк. — Судя по всему, они уходят туда, когда сменяются.

Оба они промокли и продрогли, но вряд ли замечали это, так велико было напряжение от отсутствия права на ошибку.

— Смотри! — вдруг сдавленно прошептал Вик. — Что это?..

С противоположной от них стороны зиял темный вход в храм, поддерживаемый необхватными колоннами из грубо обработанных каменных плит.

— Что это?!

Вик почувствовал, как его бросило в жар. Он взглянул на Дарка и во взгляде ормита прочел то, что не смел произнести вслух.

Из храма, лишенного дверей, вытекали ручьи алого цвета, они вытекали прямо во двор, струясь между булыжников, смешивались с дождем…

Не сговариваясь, Дарк и Вик спрятались в колодец, словно хотели спастись, зажмурились оба и почувствовали, как на лицо, на волосы, сначала по капле, потом струйками, полилась кровавая вода. Вик глубоко вздохнул, было видно, как его колотит дрожь от злости и едва сдерживаемой горячей ярости. Дарк снова выглянул, весь подобрался, сжался как пружина и сказал:

— Дозорные меняются.

Сначала со стен спустились личные слуги Черного Короля, у каждого на одном плече висел тяжелый лук, на другом — колчан с длинными блестящими стрелами. Степняки держались от них на почтительном расстоянии и не смели смотреть им в лицо, Дарк их понимал: увидев подобное лицо дважды, можно сойти с ума.

Восточная и западная стены опустели. Едва захлопнулась дверь за последним степняком, Дарк выскочил из колодца, подбежал к ней и одним рывком задвинул наружный засов. Оставались еще степняки на северной и южной стенах.

— Беги к воротам, — сказал Дарку Вик. — Я их отвлеку.

И крикнул:

— Смерть проклятым наемникам! Смерть всем вам, псы, продажные души, убийцы детей!

Оглушительные вопли степняков с южной и северной стен послужили сигналом Скильду Брандиву и Ринн Туарху. На Вика Редмира ринулись со всех сторон. Уворачиваясь от свистящих мечей и разящих топоров, Дарк подбежал к воротам. С северной стены ему под ноги скатились пять степняков, и у каждого из груди торчала стрела — лучники Ринн Туарха свое дело знали.

При помощи подъемного механизма Дарк опустил мост через ров, а засов, который обычно отодвигали несколько человек, яростно рыча, отодвинул один, потому что Вика Редмира уже поглотила орущая стая одетых в шкуры коренастых людей. Напрягая все силы, он отвел толстое бревно и раскрыл массивные створы, на которых еще виднелся потускневший герб рода Имверил.

В замок тотчас хлынули авриски, ведомые Скильдом Брандивом и Кирчем. На стенах завязался бой между степняками и бойцами Ринн Туарха.

— Где ты, Черный Король?! — пронесся над шумом сражения громовой голос Вика Редмира. — Выходи и сразись со мной, проклятый колдун!

— Хвала эльямарам, Вик еще жив, — услыхав его голос, сказал Рилг и протянул Дарку Гуннхвар. — Пошли, поищем нашего короля.

Сшибая по пути степняков и перепрыгивая через тела, они побежали к храму.

Из-за низкой двери, где сидели эгнары, доносились хрипение и грохот, словно там грызлись звери.

— Что это?

— Я запер там этих… отмороженных, — на ходу сообщил Дарк, споткнулся и упал. — Кажется, они пытаются сломать дверь.

— Хорошо, если бы при этом они сломали себе шею, — к ним присоединился Вик Редмир, и втроем они вбежали в пасть чудовища — храм Суур.

И застыли на пороге, оцепенев от ужаса.

Двенадцать колонн возвышались в ледяном мраке, они поддерживали собой балки перекрытий, облюбованные вороньем.

Крупные птицы цветом чернее темноты хищно глядели на обнаженные тела, прикованные к колоннам цепями. Под сумрачными сводами царил запах мучений и смерти. В этих бессильно обмякших, испещренных багрово-синими рубцами и кровавыми ранами телах авриски с трудом признали людей. А когда признали — стон отчаяния и гнева вырвался у них.

Рожденные свободными и возмужавшие с мыслью, что битва — удел свободных, они никогда не подвергали врага пыткам и предпочитали честный бой удару из-за угла. Поэтому представшее взорам привело их в ярость.

Дарк выхватил Гуннхвар и принялся разрубать цепи. Вик Редмир метался от колонны к колонне, вглядывался в каждое лицо, но не мог признать никого. И только когда из его груди вырвалось рычание раненого зверя, все поняли, что он нашел то, что искал так долго. Он нашел Карин, но она была мертва, как и все остальные.

Рилг обернулся в поисках мальчика.

— Дим! — крикнул он. — Проклятье! Где Дим?

В каменном полу у дальней стены была вырублена жертвенная чаша, в ней умерщвляли людей, и кровь по двум желобам вытекала во двор. Кирч стоял возле нее, и лицо его в этот момент было чужим, незнакомым и страшным.

Кровью на алтаре было начертано одно-единственное слово:

Хонт.

ГЛАВА 31

Тот, кого в Махагаве звали Одиноким Охотником, здесь носил имя Кугун. В Махагаве он был больше птица, чем человек, в Долине он не захотел быть человеком и остался орлом. У него, единственного атанна во всей Долине, был сын. Кровный сын. Месгиор.

Кугун был глазами бессмертных, а Месгиор — глазами Кугуна. И это он, молодой и горячий, узнав о возвращении в Долину короля, возвестил об этом всем, но первым его услышал Черный Король.

Черный Король убил Месгиора, но весть о юном Ингваре Стиэри подхватили другие птицы и принесли людям.

И вот теперь Кугун летел над Долиной и глядел на нее сам, впервые за много-много лет.

Он летел и чувствовал себя вновь молодым и сильным. Он пил свободу, дышал ею и не мог надышаться, потому что знал: возможно, это его последний полет. Всех призвал Ашгирм, и будущее никому неизвестно.

Он летел и видел, как гудит растревоженная Скавера. Он слышал звон кольчуг и ржание взнузданных лошадей. У него рябило в глазах от бесконечного числа воинов в походном облачении, дух близкого сражения витал меж ними, так радуются застоявшиеся кони в предчувствии воли.

Он видел, как Скавера готовится к походу.

Он видел, как плакали женщины и плакали дети, а старики обнажали головы. Князь Тим Брандив уводил на войну их мужей, отцов и сыновей.

— Буде мы проиграем сражение и не вернемся — держитесь, сколько сможете, — сказал он. — И не посылайте нам подмогу, даже если будем просить.

Вместе с ним уходил в бой его единственный сын Искер, хотя ему еще не минуло и пятнадцати зим. Он погибнет, как погиб Месгиор, в начале полета, и князь будет жить с обескровленным сердцем, как и Кугун. Всех призвала Марах Азбар, и каждый заплатит по себе.

Ашгирм случается только по воле эльмы Судьбы. Человек становится равным богам, а боги гибнут, как люди, и все страшатся поражения. Поэтому закон запрещает им вступать в схватку между собой, ибо тогда люди перестанут почитать богов, а боги — любить людей и в мире воцарится хаос.

Он видел, как орды кочевников и Охотников стекаются на поля Оквиты.

Черный Король принял вызов. Не мог не принять.

Приближалось сражение.


Не было в Долине заброшенных, уродливых мест до тех пор, пока там не пролилась первая кровь. Кровь правых и виноватых сожгла травы и вычернила землю, на ней теперь не росло ничего, кроме крапивы и чертополоха.

Болота Хонт несли проклятие самой эльмы Судьбы. Когда бессмертные нарушили запрет и открыто выступили друг против друга, они в наказание приняли смерть, как смертные, а цветущий уголок Оквиты волею высшей из эльямаров превратился в безлюдье и безтравье, чтобы служить напоминанием о неотвратимом и беспощадном возмездии.

Кирч стоял на пригорке и смотрел на частокол голых, без единого листика, высохших тощих берез. Они возвышались из чахлой осоки подобно древним идолам, давным-давно похоронившим народ, что им поклонялся. Даже ветер сюда залетал неохотно, торопливо прошелестев пожухлой травой, он спешил прочь, туда, где есть жизнь. Кирч смотрел на черные тучи, что неумолимо сгущались над болотами, словно сама топь притягивала их.

Опершись на мечи, неподалеку сидели воины Ринн Туарха и Скильда Брандива, те, кто уцелел после жестокой схватки на стенах Агронмора. Их лица были хмуры, а в сердцах — предчувствие страшной, неотвратимой беды. Позади, за холмами, раскинулось раздольное поле, с него можно было видеть Согдиву и даже разглядеть Хок-Браскит на другом берегу. Этому полю предстояло стать Щитом мертвых. Багряная Марах Азбар алчно горела, как глаз зверя, в предвкушении добычи.

Ни на кого не глядя, Рилг проверял свое оружие. Дарк сосредоточенно точил Гуннхвар. Риэл стояла, прислонившись к стволу молодой рябины, и смотрела в небо. Ее лицо было бледным, она вспоминала откровения Илькаим, вещего озера. Они с Кирчем уже видели и эти березы, и эту осоку. Уже тогда ей было страшно, и она не знала, как сумеет справиться со страхом, который грядет.

Ринн Туарх и Вик Редмир переглядывались, безмолвно наблюдая за приготовлениями ормитов к последнему походу.

Потом Вик Редмир вышел вперед.

— Я иду с вами, — решительно сказал он.

Рядом молча встал Ринн Туарх — он вообще не любил много говорить, дело для него значило больше.

— Это безумие, — Кирч продолжал смотреть на раскинувшееся перед ним болото, словно хотел проникнуть взором в самое его сердце. — Мы обсуждали это бесконечное число раз. Не надо, Вик, сейчас не до мести.

— Но я должен отомстить этой химере в образе человека за смерть Карин, за брата и за других тоже. Клянусь, я сделаю это!

— Не клянись, — подал голос Рилг. — Ты — князь Лигрии, ты должен остаться в живых, чтобы повести в бой своих воинов. Сохрани свою жизнь для решающей битвы. Она уже близко.

— Юный Ингвар — наш король, — возразил Ринн Туарх. — Мы не можем потерять его накануне Ашгирма и потому идем с вами.

Кирч взглянул на них.

— Черному Королю нужны мы. Ни к чему класть на его жертвенник еще и ваши души.

— Да обратись все прахом, — сквозь стиснутые зубы процедил Вик Редмир. — Ты не запретишь мне пойти.

— Но это западня. Разве ты не понял? — Кирч снял куртку и остался в одной рубахе. — Черный Король заманил нас в Агронмор и позволил выиграть бой, истощив наши силы. И теперь ведет за собой, как на привязи, и знает: мы пойдем. Проклятый колдун что-то приготовил, поэтому последний раз говорю вам: остерегитесь.

— Любой другой за это слово лишился бы головы, — усмехнулся Вик Редмир.

Ринн Туарх только сверкнул своими кошачьими глазами и ничего не сказал. Кирч повернулся и взглянул по очереди на каждого бойца, словно попрощался.

— Ждите нас на этом месте до захода солнца. Если к этому времени мы не вернемся — ищите себе нового короля!


…Я видел, как почернели зеленые луга Оквиты от множества воинов, как взрыхлили землю лошадиные копыта и колеса повозок, как взвилась за сапогами дорожная пыль и как низко опустилась Марах Азбар, чтобы лучше видеть обреченных ей в жертву. Ничто не может укрыться от зоркого орлиного ока…


Захрустела сухая осока, зашуршала шепотом злой старухи, что посылает проклятья из-за угла, но вскоре под ногами захлюпала бурая гнилая вода. Сначала она доходила до щиколотки, потом поднялась до колена. Увязая в грязи, задыхаясь от ядовитых испарений, Кирч, Рилг, Риэл и Дарк брели по болоту, раз за разом проваливаясь по пояс.

— Мерзкое местечко, — утирая рукавом лицо, пробормотал Рилг.

— Такое же мерзкое, как душа Черного Короля, побери его, наконец, прачи, он и так достаточно пожил, — добавил Дарк и с головой провалился в затхлый омут, хищно притаившийся под ковром ярко-зеленой травы.

Вынырнул, отплевываясь, и схватился за протянутую руку Кирча.

Шли долго. Болото кишело гадами, словно они со всей Долины сползлись сюда. Боясь наступить на какого-нибудь из них или попасть в трясину, Риэл все время смотрела под ноги, а по сторонам — не очень, поэтому не сразу заметила впереди островок сухой земли.

На заросшем чахлой травой пригорке покоились руины древнего поселения. Кто здесь жил и когда — никто не помнил, и ни в одной книге о том не говорилось. Наверное, прежде тут были хорошие земли, пригодные для пахоты, охотничьи угодья, рощи, и посреди всего этого возвышался чей-нибудь фамильный замок. А может, на острове, со всех сторон окруженном чистой водой, стоял дивный храм, возведенный еще первыми поселенцами… Ничего этого понять уже было нельзя: большую часть сухой земли поглотило неотвратимо наступающее болото.

На уцелевшем пригорке сохранились лишь две осевшие башни, соединенные остатками стены, да высившиеся в беспорядке груды камней. Как слепые глаза мертвеца, в никуда смотрели темные провалы не то бойниц, не то окон. Смерть и запустение были наградой тем, кто нарушил запрет эльмы Судьбы. Эхо страшного боя навеки застыло в обветренных камнях, и исчезнет оно лишь тогда, когда исчезнут сами камни, сложенные руками смертных и в пылу беспощадной схватки превращенные бессмертными в прах.

Тучи, клубясь над болотом, становились все плотнее, все чернее, воздух стал душным и вязким. Приближалась гроза.

Много веков эти топи не слышали живых голосов. Превратившись в капкан, болото поджидало тех, кто решится проникнуть на запретную территорию, годами готовило откровения, которые не сможет выдержать ни одна человеческая душа.

И это время пришло. Вот они, рискнувшие, — в мокрой одежде, облепленные черной грязью, стоят, настороженные, обнажив клинки, готовые принять бой, и каждый слышит стук собственного сердца.

Со всех сторон подступала, сгущаясь, темнота. Развалины молчали, и смутная тревога, как болотный туман, наползала от них.

— Похоже, нас никто не ждет, — сказал Рилг и потер грудь — дышать становилось все труднее, заныла рана под ключицей.

— Не хотелось бы умирать в этой вонючей грязи, — пробормотал Дарк, отстегнул ножны и пробормотал: — В ближайшее время они мне не понадобятся.

Воздух накалился и задрожал, каждый вдох причинял боль. Что-то должно было произойти. Риэл шагнула вперед, она всегда предпочитала делать шаг первой, особенно когда отступать уже некуда.

— Мы пришли, Черный Король! — крикнула она. — Что ж ты не встречаешь нас?

Ответом ей был оглушительный раскат грома, от которого вздрогнула земля.

— Наверное, это означает 'добро пожаловать', - усмехнулся Кирч, перекинул меч из руки в руку и направился к развалинам. Остальные последовали за ним.

Хищной птицей налетел ветер и вихрем закружил каменную пыль. Жалобно застонали остовы берез, и черные тучи совсем скрыли небо. Там, где горела Марах Азбар, расплывалось алое пятно, точно капля крови на рубахе. Не знающие промаха ослепительные молнии огненными стрелами вспороли небо, заревел ветер, и оглушительно загрохотали небесные щиты.

— Где же ты, темная душа? Что ты еще задумал? — крикнул Дарк, прикрывая лицо от колючего каменного дождя. — Что ж ты прячешься по углам, как змея?..


…У одной башни целиком провалилась крыша, и на стропилах вороны свили гнезда. У другой башни обвалилась северная стена. Среди нагромождения обломков могли укрыться десятки бойцов, но там никого не было, я кружил над топью и видел только камни… О, Месгиор, Месгиор!.. Где твои зоркие глаза?..


Обнажив клинки, Дарк, Рилг, Кирч и Риэл вошли в пролом. На них никто не напал, только ветер рвал одежду и осыпал каменной крошкой, но ощущение опасности было таким сильным, что по спине пополз холод. Потом ветер внезапно успокоился, и стало тихо.

И в этой мертвой тишине прямо перед Дарком вдруг взорвалась клочьями земля, из ее недр вырвалось чудовище, какое не приходит даже в кошмары: иссиня-черный пес, огромный, со стальной шерстью и красными клыками, с которых клочьями свисала пена. Риэл закрыла лицо руками и закричала.

В мгновение ока Дарк был опрокинут на спину, чудовище поставило лапы ему на грудь и, воздев кверху оскаленную морду, издало ужасающий вой. Потом горящие смертью глаза уставились на людей. Этим чудовищем был пес эльмы Смерти, ее Привратник, Пожиратель Душ, и никогда прежде не приходил он в мир живых.


…Я видел, как пришла в движение земля. Она проваливалась то тут, то там, выпуская из плена обитателей мрака и холода. Мужчины вступили с ними в бой, женщина бросилась бежать. Она бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, обдирая в кровь колени об острые камни. Расколотое молниями небо обрушилось на землю. Закрыв уши руками, женщина молилась всем богам, каких знала, и сама не понимала слов этих молитв.

Огненные отсветы вспыхивающих над топью гигантских молний отражались на лицах воинов, и страшны были их лица. Молнии били в самое сердце болот, словно желали выжечь эту язву с лица земли.


Замерев, как тетива натянутого лука, Здарек неотрывно смотрел, как над болотом бушует гроза.

— Это случилось… Бессмертные снова пришли в Долину, — прошептал он и оглянулся.

Вик Редмир, закусив губу, мерял шагами поляну и молчал. Молчал Ринн Туарх, о чем-то напряженно размышляя. Молчал и Скильд Брандив, молчали остальные воины и вздрагивали, когда слепящая молния рисовала в небе эгни — Руну смерти.

Здарек никому ничего не сказал, он взял свой меч и ушел по тропе, что оставили ормиты. Он ни с кем не прощался, потому что был воином духа, и готовность умереть каждую минуту — лишь одна из вех его дороги длиною не в одну жизнь.

Скильд Брандив проводил его взглядом. Потом порывисто вскочил, сбросил с себя боевую кольчугу, за ней — подкольчужную куртку и рубаху. Сдернул с волос кармак, мгновение сжимал его в кулаке, потом уронил на землю. Оторвал от рубахи полоску материи, стянул ею рассыпавшиеся по плечам волосы и, повернувшись к горцам, сказал:

— Ступайте под начало князя и бейтесь храбро. Я ухожу.

Авриски молча вскинули клинки, отдавая ему честь, потому что не многие могли сделать подобный шаг: Скильд Брандив только что отказался от своего имени и от своей жизни, вручив ее богу войны. Здарек был воином духа, Скильд Брандив стал воином крови, и пути назад для него уже не было. Он ушел по следам Здарека и скрылся за частоколом берез. Ринн Туарх и Вик Редмир переглянулись, и Ринн Туарх вдруг улыбнулся шальной улыбкой — они поняли друг друга.

— Эронг, ты остаешься за янгара, — сказал своему верному телохранителю Вик Редмир. — Ждите нас до заката, а потом уходите.


Страшная гроза бушевала над топью, и хлынул дождь. С его первыми каплями, ослепший от ярких молний, оглохший от грохота небес, Скильд выбежал к развалинам. И попятился, чувствуя, как кровь в жилах превращается в лед.

У пролома в стене бились между собой могучий черный пес и огромный медведь, они сшибались грудью, разрывая друг друга страшными когтями.

— Бессмертные! В Долину пришли бессмертные!..

Скильд узнал в этом крике голос Дарка и бросился на него. Страх остался там, где он только что стоял.

Дарк, прижатый к стене, сражался с черной тенью, воином холода и ледяных ночей. Гуннхвар высекал сноп искр, и ему помогал меч Здарека.

— Ну, сколько вас там, выходите! — Дарк наступал, силясь перекричать шум грозы, и вдруг провалился в дыру у самого подножия башни.

Едва не сломав себе шею, он скатился в темный подвал, полный змей. Поднялся из лужи, что уже натекла сверху, и тут увидел Дима. Сжавшись в комок, мальчик сидел в углу и не шевелился.

— Дим.

Голос Дарка сорвался до хриплого шепота, он испугался, что перед ним только тело, а душа так далеко, что уже не достанешь.

— Дим, дружище!

Он схватил крошечное худое тело и хотел поднять. Загрохотала цепь. Руки мальчика, заведенные назад, были прикованы к вбитому в стену железному кольцу. Гуннхвар одним ударом перерубил железо, не заработав ни единой царапины.

— Погоди, проклятый колдун, — прошипел Дарк, — ты сажаешь людей на цепь, как собак, скоро ты узнаешь, как эти собаки умеют кусаться!

Он вытолкнул легкое тело, в котором едва теплилась жизнь, наверх, и сам выбрался следом.

Сквозь пелену дождя он увидел, как воины холода теснят к разверстой яме Здарека и Скильда Брандива. Оба были изранены, но им на помощь подоспели Вик Редмир и Ринн Туарх. Без предупреждения Дарк напал сзади на одного из бессмертных, и Гуннхвар вспорол черную плоть.

— Во время Ашгирма все смертны, так принимай сполна все, что причитается смертным!..

Уворачиваясь от сверкающих клинков, худощавый и гибкий, как рысь, Ринн Туарх подбежал к Диму и поднял его на руки.

— Уносите его отсюда! — крикнул Дарк. — Я вас прикрою!

Отбиваясь, Скильд Брандив, Вик Редмир и Здарек отступали к стене. Ринн Туарх нес маленького короля. Дарк прикрывал их до самого пролома, потом загородил пролом собой.


…Узел затягивался все туже и туже. Приречная равнина едва могла вместить армии жаждущих битвы. Авриски стояли против степняков и Охотников, и только ожившие вдруг болота Хонт, внушали ужас и удерживали от начала схватки. Храпели, рвались с места испуганные кони, и многие сердца дрогнули, когда с болот пришла весть: бессмертные явились в Долину. Авриски были обречены, они понимали, что против такого врага им не устоять. Я видел лица князей. На них было спокойствие. Спокойствие приговоренных, но готовых дорого продать свою жизнь. Я видел короля — совсем еще мальчика, неоперившегося птенца, решившегося на свой первый полет. Он сидел в седле впереди войска, худенькая рука сжимала меч, а глаза горели неукротимым торжеством, этот мальчик-король верил в победу аврисков! И авриски невольно заражались этой верой, и многие обращали свой взор за Согдиву, где в наступающих сумерках виднелся Хок-Браскит и в нем путеводной звездой горел Высокий Огонь. Но как сражаться с бессмертными?.. Этот вопрос задавал себе каждый, но не каждый находил ответ.

И тогда я воззвал к высшей из эльямаров, возвещая о нарушении запрета. И она услышала меня и явилась на зов, чтобы восстановить попранное равновесие.


…Собрав последние силы, уходящие вместе с вытекающей из ран кровью, Кирч поднял извивающегося, злобно рычащего пса и с размаху ударил его о стену. Стена дрогнула.

Оставляя на камнях алые пятна, хрипя в преддверии смерти, пес — выходец вечного мрака — сполз вниз и, дернувшись несколько раз, неподвижно застыл.

Тяжело дыша, сквозь застилающий глаза кровавый пот Кирч смотрел на поверженного врага. Только что он выиграл самый главный бой в своей жизни. Теперь он знал, что был рожден для этого боя. Он сделал то, для чего был призван в этот мир.

Появление Черного Короля он почувствовал сразу, по тому, как кинжалом ударила в спину ядовитая ненависть.

— Прими человеческий облик, — сказал повелительно Черный Король.

Кирч медленно повернулся к нему — громадный медведь, чья шерсть вымокла от крови, своей и чужой, а в глазах еще бушевало пламя смерти.

— Я приму человеческий облик, — промолвил он. — Но не потому, что ты меня об этом просишь. Я не хочу пугать Риэл.

— О да. Сейчас она будет здесь.

— Тебе нечем торговаться, Холмар, лишившийся Кахантара и Агронмора. Короля вырвали из твоих лап.

— Ты ошибаешься, страж. Твой брат мертв, но осталась еще ормита. Ты плохо знаешь ее, если так говоришь. Я же знаю о ней все. Она придет. И вот тогда мы поторгуемся.

— Ты хочешь победить, причинив мне боль? — Кирч говорил с трудом, слабея с каждой минутой. Он знал, что его раны смертельны. — Я презираю боль.

— Ты ошибаешься.

Черный Король произнес слово, и из всех ран Кирча хлынула кровь. Он зашатался и упал на одно колено.

— Ты умираешь, авриск, — процедил Черный Король. — Я под корень вырубил твой род, и больше никогда Долина не услышит имя Скронгир!

Кирч опрокинулся на спину, из груди его вырвались хриплые, клокочущие звуки. Желая разобрать их, Черный Король наклонился и в следующий миг отпрянул, будто обжегшись.

Кирч смеялся.

— Ты глупец, Холмар. Мой род тебе не по зубам. У меня есть сын, и он там, где ты его никогда не достанешь. Ты проиграл.


…Рычание псов смерти, выдирающее ужасом внутренности, заставляло Риэл бежать, не разбирая дороги. Она металась, обезумевшая, среди развалин, и страх гнался за нею по пятам, не отставая. Дождь хлестал ее по плечам и спине, она упала, больно ударилась и долго лежала ничком, не в силах подняться. А потом дождь прекратился, гроза откатилась далеко на запад, и стало тихо.

Сотрясаемая дрожью от пережитого, Риэл поднялась и побрела, спотыкаясь, вдоль стены, разум стал постепенно возвращаться к ней.

У пролома, на глыбах, обработанных руками древних мастеров, она увидела распростертое тело исполинской собаки. Красная пасть застыла в предсмертном оскале, изорванные стальные мускулы обмякли. Пес был мертв, но даже мертвый он внушал страх.

В нескольких шагах от него лежал, раскинув руки, залитый кровью Рилг. Он лежал спокойный и безмятежный, глядя в темнеющее небо пронзительными синими глазами, которые уже покинула жизнь.

Риэл стояла над ним, чувствуя, как опустошенная ужасом душа начинает заполняться горячей, невыносимой болью. И вздрогнула, услышав прилетевший издалека безмолвный приказ Кирча:

— Беги!..

И она побежала. Побежала на этот голос, что велел ей спасаться, но она ослушалась, не могла не ослушаться и побежала к нему в надежде успеть и помочь.

И увидела Черного Короля.

Он стоял у разрушенной башни, весь в белом, неподвижный, точно призрак. Сейчас он был настоящим, живым, из плоти и крови — смуглый, с пронзительным взглядом, хищно подрагивающими ноздрями.

— Я ошибся в тебе, ормита, — сказал Черный Король. — Я недооценил тебя. Я неправильными словами говорил с тобой. Нельзя было просить у тебя твою жизнь. Надо было просить чужие. Те, что дороже собственной. Теперь выбирай.

— Не слушай его, Риэлин, — разлепив спекшиеся губы, прошептал Кирч. — Забудь о малом. Помни о главном.

— Чья жизнь тебе важнее? Его? — Черный Король указал на Кирча. — Или его?

И тут Риэл увидела Дарка. Он лежал на боку в грязи, возле ямы, кровь текла из-под него, собираясь в лужу.

— Да, — кивнул Черный Король, — он еще жив. Я продаю тебе обе жизни. Но цена одна. Твой дар.

Но как она могла выбрать?.. Чувствуя, как слезы обжигают щеки, Риэл нагнулась, подняла обеими руками тяжелый Гуннхвар.

— Я не такая сильная, как ты думаешь, — прошептала, — я не смогу отдать дар. Но убить тебя — смогу.

Медленно подняв меч, она приставила окровавленное лезвие к горлу своего врага. Черный Король не дрогнул. Он сказал:

— Дар только у тебя. Убив меня, ты навсегда лишишь Долину Огня. Помни о великой битве. Сейчас ты решаешь ее исход. Я рискую всем, что имею, но и ты тоже. Не ошибись.

— Ты знаешь, как больно утратить дар, ты знаешь, потому что сам через это прошел. Но я лучше умру от боли, чем от стыда. Ты не боишься смерти, но я тоже не боюсь.

Одно усилие, одно неуловимое движение — и из-под Гуннхвара брызнул алый фонтан.

Меч упал на землю, а Риэл — на колени. Жестокая боль впилась острыми когтями в сердце. Ее покидал дар, ее покидал Кирч, ее покидала жизнь. Она решила исход битвы, но потеряла все.

— Риэлин.

Кирч долго смотрел в ее глаза, сухие и блестящие, потом прошептал:

— Мы расстаемся.

— Ты не можешь уйти и оставить меня, — дрожащей рукой она вытерла с его щеки струйку крови, вытекающую из уголка рта, закрыла кулак и прижала к сердцу. — Ты же мой страж!.. Кто станет защищать меня?.. Кто?..

Огненно-золотой закат полыхал над топью. Скорбным голосом загубленных душ шуршала осока. Кругом царили отчаяние и смерть.

Застывшая, безмолвная, похолодевшая, Риэл сидела возле Кирча. В его чистых синих, как и у Рилга, глазах отражались багровые языки закатного огня, он уходил в него, как уходит в небо дым костра. Уходил, чтобы когда-нибудь — кто знает?.. — снова вернуться — для другой судьбы и других людей.

Закат горел неистово и мощно, возвещая о том, что мир стал старше еще на один день.

Риэл подняла лицо к небу и долго-долго глядела в него. Высоко черной тенью парил одинокий орел.

— Я хочу домой, — тихо сказала она ему. — Покажи мне туда дорогу.


Я услышал. Услышал ее отчаяние, ее одиночество. Но я знал: судьба этой женщины пока не исполнилась и путь ее славен. Она еще будет счастлива. Мое же одиночество — вечно, скорбь — неизбывна, боль — нескончаема. Таков жребий бессмертных, и на все — воля богов.

Я верю. А потому — смиряюсь.