"Заклятие" - читать интересную книгу автора (Цзюнь Цай)

4

Это было обычное для набережной Сучжоу здание. Из-за близости к реке плата за квартиры здесь была высокой, но многим хотелось поселиться именно здесь. Отделку среднего подъезда еще не закончили, и вечерами почти все огромное здание оставалось темным, только на самом верху светилось одно окно.

Только что отремонтированная квартира была совершенно пустой, без мебели. Лишь на столе у окна стоял компьютер. Он был включен. Ло Чжоу сидел перед ним и сочинял пьесу. Он оглянулся на часы: было около одиннадцати. С ужина и по сей момент Ло Чжоу, выжав себя, как тюбик зубной пасты, отстучал всего три сотни иероглифов, и эти знаки, как капли пасты, пятнали экран монитора, то разом исчезая, то возникая снова.

Вентиляция в квартире еще не была отлажена, и Ло Чжоу обычно держал окно открытым, позволяя речному ветерку ерошить его длинные волосы. Волосы у него действительно были длинные, но не до такой степени, как у парней, распускающих патлы по плечам. Добавить к этому угловатое лицо, и род занятий нипочем не угадать.

В сущности, никаких занятий и не было. Несколько лет назад Ло Чжоу работал редактором в одном вполне традиционном журнале, но, когда это периодическое издание из-за падения тиража до нескольких сот экземпляров закрылось, он стал безработным.

Ло Чжоу в принципе любил свободную и независимую жизнь. Он писал для любых газет и журналов. Сначала его не печатали вовсе — наверное, из-за содержания: он писал в духе Борхеса и Честертона. Затем опустился до слезливых сентиментальных романических историй. Но окружающие по-прежнему демонстрировали полное равнодушие к его творчеству. Некоторые даже говорили, что понимает себя только он сам, а для других совершенно непонятен.

Ло Чжоу пришлось вернуться к реальности. Он начал писать сентиментальные очерки, которые, хотя и назывались очерками, на самом деле стряпались даже проще, чем дамские романчики тайваньской писательницы Лян Яо. Стряпня оказалась нужна всем — кроме него самого, зато теперь можно было прокормиться…

А недавно Ло Чжоу с несколькими друзьями сколотил театральную труппу, в которой взял на себя обязанности драматурга и режиссера. Премьера первого спектакля уже в следующем месяце, а пьеса до сих пор не дописана. Пришлось разучивать роли по незавершенному тексту.

Днем Ло Чжоу вел репетиции в маленьком театрике, а вечером, запираясь дома, дописывал пьесу. Но что если ко дню премьеры текст не будет завершен? Как быть тогда? Ведь друзья и приятели, вложившие деньги в постановку, отберут у него дирижерскую палочку.

Ло Чжоу хвастался, что с помощью своей дирижерской палочки он за одну ночь как по нотам разложит «В ожидании Годо». Поверив его бахвальству, друзья сложились, чтобы создать труппу, помогли найти и арендовать сцену, договорились о времени спектакля.

…От порыва холодного ветра он вздрогнул и снова уставился в монитор. А затем продолжил отстукивать на клавиатуре:

Действие третьеНа кладбище

Фоном служит пустынный гористый пейзаж. На сцене выложены муляжи черепов людей и животных. Время — поздний вечер. На заднике — узкий серп луны. Слышны свист и завывания ветра…


(Выходит Принц)


Принц (Оглядывается по сторонам, простирает вперед руки.): Где это я? (Поднимает голову и глядит на небо.) Уже глубокая ночь, взошла молодая луна, и я вслед за погребальной процессией вступил на кладбищенскую дорогу. Пустыня и безлюдье вокруг, нигде нет следов жилья, ветер воет и несет песок. (Прикрывает рукой глаза, случайно наступает ногой на кость и вскрикивает от неожиданности.) Ах, смотрите же! (В полной растерянности.) Вдоль дороги валяются белые человеческие и конские кости. Возможно, с древних времен здесь уже погибло несчетное множество людей. (С болью в голосе.) Нет, нет. Ланьна, Ланьна, куда же они завели тебя? Если ты услышишь мой зов, сможешь ли ты мне ответить?


Ну что еще написать после этого? У Ло Чжоу опять разболелась голова. Может, заставить дух Ланьна явиться? Пусть под сценой разместят какое-нибудь устройство, поднимется столб дыма, и в этой атмосфере ужаса явится Ланьна. А потом ее дух фальшивым голосом произнесет предостережение, пожалуется, что козни злых сил обратили ее в шаманку, что благовония пролиты и яшма разбита, но она все равно страстно любит принца. Только пусть он больше не ходит сюда, дабы не лишиться жизни.

В обшем, повсюду надо нагромоздить духов, чертей и привидений, только этим и можно привлечь внимание публики, иначе зрители преспокойно уснут в своих креслах. Но, если так поступить, люди скажут, что он списал это из «Гамлета» старика Шекспира! Там тоже есть принц, есть дух-привидение, принимающее реальный облик, разница только в том, что там вместо короля правит прекрасная королева. Тут Ло Чжоу глубоко задумался, не зная, как выйти из трудного положения и что же писать дальше.

Наконец он встал, размял занемевшие плечи, потом подошел к окну. Стояла темная ночь, он даже не мог разглядеть воду в Сучжоу, только смутно виднелись ивы, высаженные двумя рядами на дамбах вдоль берегов. Порыв ветра с реки освежил голову, и Ло Чжоу решил пойти погулять, подышать воздухом.

Через пять минут он вышел на берег реки. Зеленые ивы на дамбе улучшили настроение. Ло Чжоу полной грудью вдыхал свежий воздух.

Он вырос неподалеку от этих мест. В его детской памяти река Сучжоу оставалась вонючей сточной канавой с черной водой, хотя по ней без конца сновали туда-сюда всевозможные лодчонки и суденышки, доверху нагруженные арбузами или речным песком.

Зато сейчас он чувствовал себя прекрасно. Ло Чжоу поднял голову. Тьма ужасная, на небе ни звездочки, только в стоявших рядом высотных зданиях, заменяя звездный свет, ярко светились окна. После переезда сюда Ло Чжоу уже седьмой раз выходил ночью на прогулку вдоль берега реки. При этом у него неизменно — и непонятно откуда — появлялось ощущение, что он вот-вот допишет пьесу.

Здесь было очень тихо и спокойно. Ему всегда хорошо думалось в тишине, а потом эти мысли входили в его романы и пьесы. Но на сей раз то, что он увидел, обернулось каким-то жутким кошмаром.

Прежде всего ночную тишину разорвал грохот мотоцикла. Стоя под ивами на берегу, Ло Чжоу увидел, что по узенькой улочке к дамбе медленно подкатил мотоцикл. В темноте седока нельзя было разглядеть, зато было ясно, что мотоциклист явно не в себе. Насколько сильно он пьян, Ло Чжоу определить не мог, но поведение его было более чем странным.

Мотоцикл ехал все медленнее и медленнее. Наконец мотор совсем заглох. Однако мотоциклист, отталкиваясь от земли ногами, по-прежнему заставлял колеса медленно катиться вперед. Затем этот человек сдернул с головы шлем и бросил его наземь. Жесткий шлем звонко задребезжал, ударившись о твердую землю. Ло Чжоу вздрогнул от неожиданности. Вдруг мотоциклист откинулся так, что спиной лег на седло, и Ло Чжоу окончательно решил, что парень сильно пьян.

Появление этого человека прервало поиск вдохновения, которому предавался Ло Чжоу. На него снова обрушились беспокойство и неуверенность.

«Депрессия», — сказал он себе и вышел из тени деревьев, намереваясь пересечь улицу.

Мотоцикл по-прежнему стоял посреди мостовой. Ло Чжоу с невольным любопытством подошел, чтобы разглядеть мотоциклиста поближе. Он думал, что парень, наверное, заснул прямо в седле.

Ло Чжоу грубо просчитался. Мотоциклист внезапно выпрямился и сел прямо, глядя ему в лицо. Ло Чжоу стоял совсем близко, но в мутном свете уличных фонарей он с трудом различал черты лица седока. Парень был в черном спортивном костюме, волосы спутаны, по возрасту — одногодок Ло Чжоу. Лицо вспухшее, красное, взгляд какой-то мутный. Тяжелый перегарный дух. Действительно, пьян.

Ло Чжоу не собирался с ним возиться — пусть себе отоспится на своем мотоцикле, это все же лучше, чем разбиться на скорости в пьяном виде. Но тут парень цепко схватил руку Ло Чжоу.

Ло испугался, что нарвался на бандита, впавшего в белую горячку. Он попытался освободиться, но руки парня оказались очень сильными. Разжать пальцы не получалось: эти руки занимались не кухонной стряпней, а совсем другой работой. Ло Чжоу испугался и уже собрался было ударить захватчика другой рукой, но парень вдруг заговорил:

— Спасите, спасите меня!

Его голос звучал очень тихо и приглушенно, слова было трудно различить на слух, да еще этот сильнейший запах перегара.

Парень повторил еще раз:

— Спасите, спасите меня!

Только сейчас Ло Чжоу разобрал слова. Возможно, это пьяный горячечный бред, но, может быть, парню действительно нужна какая-то помощь: то ли машина сломалась, то ли сам болен. Однако при звуках голоса мотоциклиста Ло Чжоу задрожал от ужаса.

Этот голос вырывался откуда-то из подземелья и сопровождался тяжелым, стесненным придыханием; взгляд человека выражал полное отчаяние, глаза были расширены и выпучены, они чуть ли не выкатывались из орбит.

— Спасите, спасите меня… — Три слова звенели в ушах Ло Чжоу, заглушая все.

Как его спасать? Ло Чжоу был в смятении. Его руку держали так крепко, что заболел локтевой сустав. В таком странном положении он вытащил мобильник и набрал номер экстренной помощи: 120. Наверное, парень напился выше всякой меры, и у него случился сердечный приступ.

Вдруг парень отпустил руку Ло Чжоу и взялся за руль мотоцикла. Завел мотор. Треск выхлопа снова разорвал ночную тишину.

— Эй, тебе нельзя сейчас вести мотоцикл, — предупредил Ло Чжоу.

Но тот не слушал. Даже шлем не надел — сразу рванул с места и прибавил скорость. Снова прибавил. Глядя вслед удаляющемуся мотоциклу, Ло Чжоу уверился, что парень сошел с ума.

Река Сучжоу впереди делала петлю, дальше — дамба с зелеными ивами, поэтому набережная тоже делала петлю. Ло Чжоу видел, что мотоцикл несется по набережной. Метров через сто после старта он не вписался в поворот и продолжил движение по прямой.

О небо! У Ло Чжоу перехватило дух, и он заорал изо всей мочи:

— Берегись!

Мотоцикл на огромной скорости врезался в дамбу. Седока мгновенно выкинуло из седла, его тело закувыркалось на фоне неба, а потом рухнуло прямо посреди улицы. Ло Чжоу собственными глазами увидел, как человек воткнулся в землю головой.

Мотоцикл валялся посреди дороги, колеса продолжали крутиться, а в пятне машинного масла растекались человеческие мозги. Тело погибшего продолжало дергаться. Ло Чжоу присел на корточки на краю дороги и зашелся в рвоте, не в силах вынести увиденное.