"Книга убийств" - читать интересную книгу автора (Келлерман Джонатан)

ГЛАВА 11

Майло закончил свой рассказ и направился на кухню.

Поистине все дороги ведут к холодильнику.

Я смотрел, как он открывает камеру, где лежала бутылка «Столичной», которую он подарил нам с Робин, хотя я редко пью что-нибудь, кроме виски или пива, а Робин признает лишь вино.

Робин…

Я наблюдал за тем, как Майло наполовину наполнил стакан и плеснул туда грейпфрутового сока — для цвета. Затем он осушил стакан, взял добавки, вернулся в столовую и уселся за стол.

— Вот и все. Я спросил:

— Черный детектив по имени Брусард? Как в…

— Угу.

— Понятно.

Проглотив вторую порцию водки, Майло снова отправился на кухню, налил себе третий стакан, который на сей раз не стал разбавлять соком. Я хотел что-нибудь сказать — иногда он предоставляет мне возможность говорить, а сам помалкивает, — но очень кстати вспомнил, сколько виски выпил сам, когда уехала Робин, и придержал язык.

Майло вернулся, тяжело опустился на стул, обхватил могучими руками стакан и принялся тихонько его вертеть — получился маленький водоворот из водки.

— Джон Дж. Брусард, — сказал я.

— И никто другой.

— То, как он и его приятель на тебя давили… Ну прямо как в книгах Кафки.

Он улыбнулся:

— Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что превратился в таракана[11]? Да, старина Джон всегда был мастером подобных штучек. И поделом ему, верно?

Джон Дж. Брусард являлся начальником полиции Лос-Анджелеса чуть больше двух лет. Его лично назначил уходящий в отставку мэр, чтобы, как говорили многие, заставить замолчать тех, кто открыто критиковал расовую политику полицейского департамента Лос-Анджелеса. Брусард обладал военной выправкой и пугающе деспотичным нравом. Городской совет ему не доверял, а большинство подчиненных — даже черные полицейские — презирали за прошлое, в котором он выступал в роли охотника за головами. Открытая травля тех, кто сомневался в правильности его решений, очевидное равнодушие к обеспечению порядка на улицах города и одержимость вопросами внутренней дисциплины помогали дополнить и без того не слишком приглядную картину. Брусард, казалось, наслаждался тем, что окружающие его ненавидят.

Во время церемонии принесения присяги, одетый, как всегда, в парадную форму и увешанный разноцветными ленточками, новый шеф полиции торжественно провозгласил, какой будет его главная задача: полнейшая нетерпимость к любым нарушениям со стороны подчиненных. На следующий день Брусард уничтожил тщательно оберегаемую всеми систему связи между полицией и горожанами, заявив, что она ни в коей мере не служит снижению уровня преступности, а панибратские отношения с простыми гражданами лишают департамент профессионализма.

— Безупречный Джон Дж. Брусард, — сказал я. — Возможно, именно он похоронил дело Джейни Инголлс. Есть какие-нибудь идеи — почему?

Майло ничего не ответил, сделал еще глоток и снова посмотрел на альбом с фотографиями.

— Похоже, его действительно прислали именно тебе, — сказал я.

Он по-прежнему молчал, и я немного повременил.

— Какие-нибудь новые факты по делу Инголлс? Майло покачал головой.

— Мелинда Уотерс так и не нашлась?

— Даже если бы и нашлась, я бы об этом не узнал, — ответил он. — Когда я перешел в новый участок, то оставил это дело. Она вполне могла выйти замуж, нарожать детей и сейчас живет в симпатичном маленьком домике с большим современным телевизором.

Он говорил слишком быстро и слишком громко. Я достаточно хорошо разбираюсь в своем деле, чтобы услышать в голосе беспокойство.

Майло провел пальцем под воротником. Лоб его блестел от пота, морщины вокруг губ и глаз стали еще отчетливее.

Он допил третий стакан, встал и направился в сторону кухни.

— Жажда замучила? — заметил я.

Майло замер на месте, потом резко развернулся и наградил меня мрачным взглядом.

— Кто бы говорил. Посмотри на свои глаза. Еще скажи, что ты бросил пить.

— Сегодня утром не выпил ни грамма, — заметил я.

— Поздравляю. Где Робин? — сурово потребовал он ответа. — Что, черт подери, между вами происходит?

— Ну, — ответил я, — почтальон принес мне кучу всего интересного.

— Угу. Где она, Алекс?

Слова застряли у меня в глотке, и я начал задыхаться. Мы молча смотрели друг на друга. Он рассмеялся первым.

— Я скажу, но только после тебя.

Я рассказал ему основное.

— Значит, для нее это была возможность проявить себя, — сказал Майло. — Она успокоится и вернется.

— Может быть, — ответил я.

— Такое и раньше случалось, Алекс. Спасибо за напоминание, приятель.

— Знаешь, сейчас мне кажется, что это другое. Она молчала о предложении две недели.

— Ты был занят, — напомнил он.

— Думаю, дело не в моей занятости. Знаешь, она так странно на меня смотрела в Париже. А потом уехала. Трещина стала шире.

— Ладно тебе, — сказал Майло. — Где твой оптимизм? Ты же всегда проповедуешь, что в жизни следует видеть только хорошее.

— Я не проповедую. Я предлагаю.

— В таком случае я предлагаю тебе побриться, протереть глаза, надеть чистую одежду, прекратить игнорировать ее звонки и, ради всех святых, попытаться все исправить. Вы с ней ведете себя, как…

— Как?

— Я собирался сказать, как муж и жена, которые прожили вместо сто лет.

— Мы ведь не женаты, — ответил я. — Мы с Робин столько лет вместе, но ни один из нас не предложил узаконить наши отношения. О чем это говорит?

— Вам не нужны бумажки. Поверь, я очень хорошо все понимаю.

Они с Риком живут вместе очень долго, гораздо дольше, чем мы с Робин.

— А вы бы узаконили ваши отношения, если бы могли?

— Возможно. Наверное. А что вообще между вами произошло? Какие проблемы?

— Это очень сложно, — заявил я. — И я вовсе не избегаю ее. Просто так получается, что нам не удается поговорить.

— Постарайся сделать так, чтобы удалось.

— Она все время в разъездах.

— Лучше старайся, черт тебя подери.

— А с тобой что происходит? — спросил я.

— Острая потеря иллюзий. На фоне хронического разочарования: меня добивает работа. — Майло хлопнул меня по плечу. — Понимаешь, мне нужно, чтобы в моей жизни хоть что-нибудь оставалось постоянным, приятель. Вот, например, вы. Я хочу, чтобы у вас с Робин все было хорошо. Ради моего спокойствия. Неужели я слишком много прошу? Да, конечно, это эгоизм, но зато искренний.

Ну что на такое скажешь?

Я сидел, а Майло вытер лоб, который тут же снова покрылся испариной. Он казался таким несчастным, что я вдруг почувствовал себя виноватым — безумие какое-то.

— Мы постараемся разобраться, — пообещал я. — А теперь объясни, почему ты так отреагировал на фотографию Джейни Инголлс?

— Низкий сахар в крови, — сказал он. — Не успел позавтракать.

— Понятно, — ответил я. — Поэтому ты стал пить водку.

— Я думал, что забыл про то дело, — пожав плечами, проговорил Майло, — но, похоже, мне следовало попытаться довести его до конца.

— Может, «НР» означает, что кто-то хочет, чтобы ты занялся этим убийством. А как насчет остальных фотографий из альбома, ты видел какие-нибудь раньше?

— Нет.

Я посмотрел на перчатки, которые он снял.

— Хочешь проверить отпечатки?

— Возможно, — ответил он и поморщился.

— Что?

— Призраки прошлых поражений.

Майло налил себе четвертый стакан, в основном сок и чуть-чуть водки.

— У тебя есть догадки насчет того, кто прислал альбом? — спросил я.

— Звучит так, будто у тебя есть?

— Твой бывший напарник, Швинн. Он обожал фотографировать. И имел доступ к старым папкам с делами.

— Почему, черт подери, он решил связаться со мной сейчас? Он меня терпеть не мог. И плевать ему было на дело Инголлс, да и на все остальные тоже.

— Может, со временем он стал другим, смягчился, что ли? Когда ты пришел в отдел убийств, он проработал там двадцать лет. Как раз тот период времени, который отражен фотографиями. Если что-то происходило не во время его дежурства, он просто воровал снимки. Швинн постоянно нарушал правила и наверняка не считал, что совершает противозаконные действия, когда берет пару штук, сделанных на месте преступления. Этот альбом вполне может быть частью коллекции, собранной им за много лет. Он назвал его «Книга убийств» и поместил в голубой переплет специально, чтобы показать, какой он умный.

— Но почему он послал его мне через тебя? И почему именно сейчас? Чего он добивается?

— А снимок Джейни сделал не сам Швинн?

Майло снова надел перчатки и начал переворачивать страницы, пока не нашел нужную фотографию.

— Нет, здесь профессиональная проявка, да и качество лучше, чем на снимках, которые Швинн делал своим аппаратом.

— Может быть, заново распечатал пленку. Или, если он продолжает увлекаться фотографией, у него дома есть специальная темная комната.

— Швинн, — сказал Майло. — Да провались они пропадом, все твои предположения, Алекс. Этот тип мне не доверял, когда мы вместе работали. Почему он попытался связаться со мной сейчас?

— А что, если двадцать лет назад он что-то узнал, а теперь готов поделиться с тобой информацией? Например, назвать имя источника, который навел его на Боуи Инголлса и рассказал про вечеринку. Может, замучило чувство вины из-за того, что он утаил сведения, и теперь Швинн хочет очистить совесть? Сейчас ему, наверное, около семидесяти, а вдруг он болен или умирает? Или просто задумался о жизни — иногда с возрастом такое происходит. Он знает, что сам уже ничего не может сделать, а ты можешь.

Майло задумался над моими словами. Снова снял перчатки, посмотрел на холодильник, но не сдвинулся с места.

— Мы с тобой можем потратить целый день, придумывая разные теории, но ведь альбом мог прислать кто угодно.

— Ты так думаешь? — спросил я. — Газеты ничего не написали про убийство Джейни. Значит, к составлению альбома причастен человек, имеющий доступ к внутренним документам. А как насчет безоглядной веры Швинна в то, что когда-нибудь наука станет инструментом в расследовании преступлений? Этот день пришел, верно? Тесты ДНК и прочие полезные вещи… Если образцы крови и спермы сохранены…

— Я даже не знаю, была ли сперма, Алекс. Швинн считал, что это преступление на сексуальной почве, но мы не видели результатов вскрытия. Как только мы перестали работать вместе, я не держал в руках ни одной официальной бумаги по этому делу. — Майло изо всех сил треснул громадным кулаком по столу. — Дерьмо собачье!

Я молчал.

Майло начал расхаживать по столовой.

— Ублюдок! У меня появилось сильное желание поговорить с ним с глазу на глаз. Если это он — тогда почему он прислал альбом тебе?

— Заметает следы, — ответил я. — Швинн знает, что мы работаем вместе. Еще одно доказательство того, что его продолжают интересовать дела полиции.

— Или мы имеем дело с человеком, который читает газеты, Алекс. В деле Тик наши имена появились вместе.

— И ты вышел победителем, разобрался в сложном деле. Швинн, возможно, не любил тебя, не уважал и не доверял, но следил за твоей карьерой и поменял свое мнение.

— Подожди немного. — Майло взял стакан. На дне осталось чуть-чуть водки. — От твоих бесконечных предположений у меня раскалывается голова. Иногда я задаю себе вопрос: что в действительности лежит в основе нашей дружбы?

— Ну, это легко, — ответил я. — Общая патология.

— Какая патология?

— Неспособность отказаться от интересного дела. Швинн — или тот, кто прислал «Книгу убийств» — это знает.

— Да уж, пошел он чертовой матери! Я не попадусь на его удочку.

— Твое дело.

— Вот именно.

— Понятно, — сказал я.

— Терпеть не могу, когда ты так себя ведешь, — заявил Майло.

— Как?

— Говоришь «понятно», как будто ты вонючий дантист.

— Понятно.

Майло размахнулся, и огромный кулачище устремился к моей челюсти. Но он лишь легонько коснулся меня и произнес:

— Бум!

Я указал на голубой альбом.

— Ну и что, по-твоему, я должен с ним сделать? Выбросить?

— Ничего не делай. — Майло поднялся на ноги. — Я чувствую себя немного… мне нужно вздремнуть. Комната для гостей в порядке?

— Как всегда. Приятных тебе снов.

— Спасибо, приятель.

Он отправился в глубину дома, но вернулся минут через десять, без галстука, рубашка болтается поверх брюк. Выглядел он так, будто за шестьсот секунд его посетили кошмары, которых хватило бы на целую ночь просмотра.

— Что я собираюсь сделать, — сказал Майло, — так это разыскать Швинна. Если я его найду и выяснится, что он послал тебе альбом, мы с ним немного поболтаем, уж можешь мне поверить. А если он тут ни при чем, мы забудем это дело.

— Похоже на план.

— Что? Тебе не нравится?

— Мне нравится, — кивнул я.

— Вот и отлично. Потому что другого не будет.

— Здорово.

Майло снова надел перчатки, взял альбом и направился к двери.

— Пока. Было почти весело. — Стоя на пороге, он добавил: — И будь дома, когда позвонит Робин. Поговори с ней, Алекс. Ты должен все уладить.

— Конечно.

— Не люблю, когда ты такой смирный.

— Тогда пошел к черту!

— Понятно, — заявил он и ухмыльнулся.

Я довольно долго сидел в столовой. Настроение у меня было паршивое. Я не знал, позвонит ли мне Робин из Юджина, и решил, что если в течение следующих двух часов не позвонит, я уйду из дома.

Заснул я прямо за обеденным столом, а через два часа меня разбудил телефон.

— Алекс!

— Привет.

— Наконец-то мне удалось тебя поймать, — сказала она. — Я столько раз пыталась.

— Меня не было. Извини.

— Не было в городе?

— Нет, я выходил по делам. Как ты?

— Прекрасно. Турне проходит просто великолепно. О нас много пишут в газетах. На концерты собираются огромные толпы.

— Как Орегон?

— Зеленый, очень милый. Но я в основном вижу сцену и аппаратуру.

— Как Спайк?

— Он… привыкает… Я по тебе скучаю.

— Я тоже по тебе скучаю.

— Алекс…

— Что?

— Ты в порядке?

— Конечно… Скажи-ка, секс, наркотики и рок-н-ролл — это то, что про них говорят?

— Все совсем не так, — ответила Робин.

— В какой части? Про секс или наркотики? Молчание.

— Я действительно очень много работаю, — сказала Робин. — Все много работают. Турне организовано просто великолепно, предусмотрено все до мельчайших деталей.

— Здорово.

— Я получаю удовольствие.

— Надеюсь, — заявил я.

Снова повисло молчание, более длительное.

— Я чувствую, — сказала наконец Робин, — что ты очень от меня далеко. Пожалуйста, пусть это не будет в прямом смысле.

— Только в фигуральном?

— Ты сердишься.

— Нет, я люблю тебя.

— Я правда по тебе скучаю, Алекс.

— Ничто не мешает тебе вернуться домой, — заметил я.

— Все не так просто.

— Почему? — спросил я. — Твое турне превратилось в тяжкий рок, наручники и цепи?

— Пожалуйста, не нужно так, Алекс.

— Как?

— Мне не нравится твой сарказм. Я знаю, ты на меня злишься, и, наверное, это главная причина, по которой ты мне не позвонил сразу, но…

— Ты от меня уехала, а я плохой? — уточнил я. — Да, мы скучаем друг по другу, потому что я был в не слишком подходящем состоянии, чтобы с кем-нибудь разговаривать. Дело не в том, что я разозлился, просто почувствовал себя каким-то… опустошенным. Потом попытался тебе позвонить, но ты совершенно верно заметила — ты очень занята. Я не сержусь, я… делай, что считаешь нужным.

— Ты хочешь, чтобы я все бросила?

— Нет, ты мне никогда этого не простишь.

— Я хочу остаться.

— В таком случае оставайся.

— О, Алекс…

— Я постараюсь быть мистером Весельчаком, — пообещал я.

— Нет, мне этого не нужно.

— У меня, наверное, все равно не получилось бы. Я никогда не умел притворяться — думаю, мне не удалось бы подружиться с твоими новыми приятелями.

— Алекс, прошу тебя… проклятие, подожди, не вешай трубку! Меня зовут, у них что-то случилось. Черт побери, я не хочу так заканчивать разговор…

— Делай то, что нужно, — сказал я.

— Я позвоню попозже. Я люблю тебя, Алекс.

— И я тебя люблю. Щелчок.

Отлично сработано, Делавэр. И зачем только мы отправили тебя в школу психологии?

Я закрыл глаза и попытался прогнать из головы все мысли, а потом заставил себя вспомнить снимки из альбома.

Наконец я нашел образ, который искал, и решил рассмотреть во всех деталях.

Изуродованное тело Джейни Инголлс.

Мертвая девушка оказала мне последнюю услугу, когда я представил себе боль, которую она испытала.