"ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ" - читать интересную книгу автора (ЗУБОВ Андрей Борисович)

«ДОЛЖНО ВАМ РОДИТЬСЯ СВЫШЕ»

Еще в эпоху верхнего палеолита внутренние части пещер, в которых устраивали святилища, красили охрой в красный цвет. Это цвет крови, жизни, возрождения. Ведь тем же красным порошком охры посыпали тела умерших и основания жертвенников. Красный цвет с тех пор навсегда закрепился в религиозной символике, как цвет потустороннего мира. Но сами пещеры, окрашенные охрой, тоже являлись символом – они отображали утробу земли. В неолитических культурах Юго-Восточной Европы и Переднего Востока захоронения, как мы помним, часто совершались в яйцеобразных могильных ямах или в сосудах (пифосах) для хранения зерна. И то и другое символизировало матку, место, где из капли семени вырастает человеческое существо, в свое время выходящее из чрева к автономному личному существованию.

Нами нынче крепко забыто значение того холмика, который насыпаем мы над могилой близкого человека. «Так принято» – скажем мы – и только. Но холмик этот – продолжение многотысячелетнего символического ряда, который тянется должно быть еще с эпохи палеолита. В огромных мегалитических курганах, насыпавшихся над галерейными гробницами, символ этот проявляется с редкой выразительностью.

Любой курган, любой, даже самый маленький могильный холмик, воспринимался как живот Матери-Земли, беременный новой жизнью. Жизнь, смерть и пища для неолитического земледельца являлись почти тождественными понятиями. Когда древний человек сам начал сеять зерно, перед ним во всей таинственной полноте открылась «жизнь через смерть». Зерно, посеянное в темноту земли, умерев для этого мира (его нельзя уже было использовать в пищу), через определенный срок выходило на свет колосом, который давал новую пищу, и соответственно жизнь тем, кто ел от него, перемалывая зерна, родившиеся от умершего зерна, выпекая из теста хлеб. В зернотерке и печи зерно вновь умирало, но через эту новую смерть, оно давало жизнь и силу человеку, вкушающему хлеб. А когда сам человек умирал, то он также ложился в землю, и те, кто сеяли это «семя», также уповали на всходы жизни. Мать-Сыра-Земля, кормящая человека, принимающая в себе его тело, должна была и его возродить, подобно зерну, к новой жизни, столь же лучшей старой, сколь зрелый полный колос лучше одного, брошенного сеятелем зерна.

Образом готовящейся к рождению новой жизни для человека был, понятно, беременный материнский живот. Сначала таинственно в утробе матери вызревает новая жизнь, чтобы потом выйти на свет и обрести свободное существование. Этот замечательный символ, глубоко пережитый уже в палеолите, стал существеннейшим в мегалитической цивилизации. Европейские крестьяне чуть ли не до начала XX века называли снопы и скирды зерновых «Зерновой Матушкой».

Майкл Дэймс, исследователь одного из крупнейших мегалитических комплексов – Силбюри-хилл (Silbury Нill) в Юго-Восточной Англии (Уилтшир), указывал, что в неолитической Британии холм являлся образом беременного живота богини земли. «Земля, в которой хоронят людей, это – мать умерших. Целью строителей могил было наиболее полное уподобление могилы телу матери. Та же идея, как кажется, осуществлялась и при организации внутреннего пространства галерейной гробницы, погребальная камера которой и коридор, должно быть, представляли собой матку и влагалище» [151].

Исследовав рвы и иные чуть заметные ныне сооружения вокруг могильника Силбюрихилл, Дэймс обнаружил, что они воспроизводят формы полулежащей или сидящей на корточках очень полной женщины, животом которой является курган-гробница. Археологу эта колоссальная фигура живо напомнила статуи и статуэтки «толстых дам» мегалитических святилищ Мальты, неолитических фресок Чатал Хююка и Хаджилара, находки на болгарском холме Пазарджик.

«Захоронение в утробе, – писала Мария Гимбутас, – аналогично семени, брошенному в землю, и потому вполне естественно ожидать появление новой жизни из прежней» [152]. Всеобщая легенда о Хозяйке Горы, донесенная до русского ребенка сказами Бажова, является воспоминанием этой древней веры в рождающую к жизни и одновременно хранящую мертвых, утробу богини земли [153]. Потому-то облик «Хозяйки Горы» двойствен – он и несет успех, счастье, и одновременно веет могильным холодом.

Вход в подземные гробницы и святилища мегалита обычно делался преднамеренно затрудненным, войти можно только согнувшись в три погибели или даже ползком. Как правило, такой вход делался круглой или слегка элипсовидной формы в двух плитах, отделявших от внешнего мира коридор галерейной гробницы или гипогеума. По мнению большинства археологов так организованный вход с максимальной точностью воспроизводил наружные женские половые органы. Уподобление было не случайным и не несло никакого налета эротизма. Рождение из утробы Матери Земли дело столь же нелегкое, как и рождение ребенка из чрева матери на свет Божий. Это – «узкий путь» возрождения.

Равно и живым дóлжно было не без труда из своего мира для погребальных и ритуальных надобностей входить в глубины материнского чрева.

В средневековой Европе долго сохранялось представление, что пройти через пещеру насквозь горы или через сквозное дупло старого дерева – означает заново родиться, а спать в пещере – спать в утробе. С другой стороны, сонник Артемидора объясняет, что если привидится, что спишь с богиней – то, значит, скоро умрешь. Наши «куриные божки» – камни с дырками, которые так любят отыскивать дети, а потом носить на шнурке на шее – тоже отдаленное воспоминание о рождающей к новой жизни материнской утробе земли.

План многих скальных храмов-склепов Мальты, галерейных гробниц Британских островов и французского побережья Атлантики поразительно напоминает человеческую фигуру, нередко – фигуру «толстой дамы». При этом вход в такой храм-гробницу всегда соответствует месту органов размножения в человеческом теле. «Много трудов предназначено каждому человеку и тяжело иго на сынах Адама, со дня исхода из чрева матери их до дня возвращения к матери всех» [Сир. 40.1-2]. Эти слова еврейского мудреца эллинистической эпохи, Иисуса бен Сиры, доносят до нас древнейшее ощущение возрождающей материнской утробы земли.