"Книга 2. Быль о Холодном Огне" - читать интересную книгу автора (Олненн Иней)

ГЛАВА 1

По склону холма медленно поднимались двое. Один толстый и приземистый, второй — высокий и худой. Никак нельзя было понять, старики они или молодые, родня друг другу или только что встретились. Холм был высок и крут, им приходилось сгибаться едва ли не пополам, чтобы не скатиться вниз, к озеру.

— Мы не можем оставить его у нас, Грумвор! — пропыхтел толстяк, подтягивая за собой полы мехового плаща, что волочились по заиневшей пожухлой траве, — плащ ему был явно велик. — Людям запрещено входить в Кибал, ты знаешь это!

— Знаю, — ответил вечно хмурый Грумвор, он крепко, но бережно держал на руках закутанного в теплую накидку мальчика, который не подавал признаков жизни. — Но мы также не можем оставить его умирать у нас под носом! Ты же видишь, Огдалим, он почти остыл.

— Но Хокраму это не понравится, — отдуваясь, пробормотал Огдалим и утер пот с раскрасневшегося лица. — Ох, как не понравится!..

Наконец крутой склон был преодолен, и при этом толстый Огдалим упарился больше, чем Грумвор со своей ношей.

Холм, на который они взбирались, походил на перевернутый вверх дном огромный котел, оттого и звался в народе за глаза Котелком. На Котелок никто никогда не взбирался, потому что венчала его вросшая в землю мрачная толстостенная башня и слава за нею водилась дурная. Одиноко возвышаясь над Синим озером, башня издавна наводила страх на жителей далеких деревень и на тех, кто проезжал по старому тракту, связывающему Мир-Авит и Мир-Нрон — древние поселения служителей Огня.

По левую сторону от холма, на берегу, лежал каменный город — не большой и не маленький, давно необитаемый, и звался он, как и башня, Кибалом. Город сохранился целым и невредимым посреди всеобщего хаоса и разрухи, когда погибали прекрасные города Долины и на их месте Черный Король строил свои замки и святилища или не строил ничего. По слухам, сокровищ в Кибале-городе не водилось, но поживиться все же было чем, однако за два века никто не осмелился войти в него — ни авриски, ни степняки, ни Охотники, ни даже искатели, хоть последние, случалось, похвалялись, что побывали в пустом городе и вроде ничего примечательного там нет. Но таких рассказчиков обычно поднимали на смех, потому что никто не верил, как это можно пройти мимо башни и не потерять рассудок, а то и жизнь. Именно башня, тяжеловесная, угрюмая, седая, внушала безотчетный ужас каждому, кто глядел на нее с той стороны озера или осмеливался подойти ближе.

Огдалим неспроста опасался появления в Кибале человека, ведь тем самым они нарушали запрет, попирали волю бессмертных, чтимую, как закон, но между тем оставлять мальчика замерзать на заснеженной дороге претило ему не меньше. Поэтому он только тяжело вздохнул, утирая пот со лба, отворил перед Грумвором обитую железом скрипучую дверь и приготовился к худшему.

Внутри было ни светло, ни темно — сумрачно; три коптящих факела и пара окошек, больше похожих на бойницы, положения не спасали. Но Огдалиму и Грумвору свет был не нужен.

— А вот и Хокрам, легок на помине, — пробормотал Огдалим, собрался с духом и преувеличенно бодро воскликнул:

— Мы вернулись, брат! Ну и мороз нынче, вся живность попряталась! Лютует зима, прямо спасу нет!..

По лестнице, из темноты, к ним спускался закутанный с головы до пят в меховую накидку старичок, носивший звучное имя Хокрам. Высунув длинный крючковатый нос из полинявшего беличьего воротника, он поглядел сперва на Огдалима, а потом на Грумвора, вернее, на то, что было у него в руках.

— Однако, — простужено проскрежетал он, — дичь вы все же добыли.

— Это… м-м… не совсем дичь, Хокрам, — замялся Огдалим. — Это…

— Это совсем не дичь, — сурово отрезал Грумвор. — Это человек.

— Что?!

От столь яростного вопля Огдалим подскочил, как ужаленный, и в страхе попятился. Он никогда не спорил с Хокрамом, не мог сделать этого и сейчас. Но Грумвор был из другого теста, он не двинулся с места и твердо заявил:

— Это ребенок. Мальчик. Он умирает, поэтому я подобрал его и принес сюда. Сидя на вершине башни и глядя в небо, хоть раз посмотри на землю, Хокрам! Не думаю, что тебе было бы приятно видеть, как тело этого несчастного ребенка разорвут на части дикие звери!

— Да, неприятно, но запрет?! Ты забыл о запрете?! — Хокрам вперил в него свирепый взгляд, он свято хранил неприкосновенность Кибала и за это готов был сражаться с любым, кто на нее посягнет, будь то воин, мирянин или собрат по ремеслу.

— Я ничего не забыл, — мрачно возразил Грумвор. — Мы служим высшим силам, но также служим и людям, вспомни об этом.

Хокрам недовольно поджал губы и запустил руку во взъерошенные, как птичье гнездо, редкие седые волосы. Некоторое время на его лице отражалась борьба между долгом и состраданием. Последнее все же оказалось сильнее, да разве могло быть иначе? Из всех троих он был самым вспыльчивым, упрямым, вздорным, но и у него в груди билось сердце — доброе сердце, хоть он и прятал его старательнее остальных.

— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет так. Неси его вниз, Грумвор, в комнату для учеников. А ты, Огдалим, прекрати так радостно улыбаться. Если я согласился впустить в Кибал человека, это еще не значит, что ему повезло. Может, совсем наоборот.

На первый взгляд казалось, что помочь мальчику уже ничем нельзя. Он был бледен, неимоверно худ, и при каждом слабом вздохе у него в груди что-то хрипело и клокотало. Грумвор и Огдалим выхаживали его, хоть на успех надеялись не слишком — мальчик угасал на глазах. Огдалим исправно вливал мальчику в рот сытный бульон и всяческие лекарственные отвары, Грумвор делал примочки и растирания, оба почти не отходили от его постели три дня и три ночи, отложив все дела и обязанности. Хокрам появлялся редко, издалека неодобрительно смотрел на них и снова удалялся. Лишь однажды, когда Грумвор и Огдалим уже совсем валились с ног от усталости, он согласился посидеть у постели мальчика.

Явное улучшение наступило на четвертый день, и неизвестно, чему следовало его приписать — то ли действию лекарственных снадобий, то ли внутренней силе самого больного, упорно боровшегося со смертью, то ли тому и другому вместе взятым. Хрипы и клокотание в груди прекратились, и мальчик впервые спал безмятежно и спокойно.

Огдалим дремал на стуле у кровати, когда его заставил вздрогнуть сиплый голос:

— Ты кто, дяденька?..

Заметно похудевший за последнюю неделю Огдалим растерянно заморгал. Он еще не решил, что расскажет мальчику, когда тот придет в себя, ведь, по сути, он не имел права рассказывать ничего.

— А ты кто? — вопросом на вопрос ответил он.

Несколько мгновений он и мальчик не отрываясь смотрели друг на друга. Мальчишка все еще был худым и бледным, и тем ярче горели под непокорной челкой зеленые глаза, в которых любопытство затаилось лишь на время, а в глубине — боль и печаль, и еще что-то упрямое и неукротимое, но разве сразу разгадаешь? Поэтому Огдалим пока и пытаться не стал, рано. Курносый нос, рот, способный изгибаться в усмешке и растягиваться в широкой улыбке, пшеничного цвета волосы — все это увидел Огдалим и остался доволен.

— Как твое имя? — участливо спросил он.

Мальчик несколько раз сглотнул, видно было, что горло еще побаливает и слова даются ему с трудом.

— Меня звать Дим, — наконец произнес он, однако имени отца не назвал.

— Дим. Хорошо. Так и должно быть. Именно Дим тебя и зовут, а как же еще? Ну а меня звать Огдалим.

Мальчик обвел взглядом комнату. Голову поворачивать он пока не мог — каждая косточка в теле ныла, поэтому увидел только то, что было доступно взору. Комната как комната, ничего, уютная, отделанная деревом теплого коричневого цвета, с низким потолком, украшенным затейливой резьбой. Вот разве что окна нет, но, может, оно за спиной? А что свечи горят, так, наверное, вечер уже. Огдалим не мешал ему. Пусть понемногу осмотрится, решил он, всему свое время.

— Это ваш дом? — спросил мальчик.

Огдалим расправил складки одежды, которая стала ему слегка великовата, и ответил как можно дружелюбнее:

— О да, это наш дом.

Было бы крайне неосмотрительно произносить вслух слово 'Кибал', зная, какой страх наводит оно на людей. И про то, что комната эта находится под землей, тоже не сказал. Мальчику, только-только победившему болезнь, это могло навредить. Однако тот зацепился за другое:

— У нас? А ты разве живешь здесь не один?

— У меня есть еще два… хм… брата. Да, брата. Ты увидишь их после. А сейчас выпей-ка это.

Решив, что на сегодня мальчик узнал и увидел достаточно, Огдалим протянул ему кружку с отваром, рецепт которого придумал лично, хранил в секрете и пускал в ход только в тех случаях, когда споры Хокрама и Грумвора грозили перерасти в драку. Отвар оказывал на них успокаивающее воздействие, ну а Дим, сделав несколько глотков, просто-напросто крепко уснул.

Огдалим заботливо укутывал его одеялом, когда вошел вечно хмурый и малоразговорчивый Грумвор — в сапогах на меху и теплой куртке, припорошенной снегом.

— Ну, как? — спросил он, потирая замерзшие руки.

— Его зовут Дим. У него зеленые глаза.

— Откуда он? Куда шел? Как оказался у холма? Ты спросил его об этом?

— Остановись, Грумвор! — Огдалим сердито насупился. — Уж слишком быстро хочешь все узнать! Он едва в себя пришел, не могу же я его вопросами мучить!

— Хм, хм… — из-под насупленных бровей Грумвор задумчиво посмотрел на спящего Дима. — Светлые волосы, зеленые глаза… Он скорее оквитянин, чем лигриец, и уж точно не горец.

— Оквитянин, лигриец, горец!.. Всех вспомнил! — рассерженный Огдалим походил на наседку, защищающую цыпленка. — Не столь уж важно, в каком из княжеств он родился, он, как и все, — авриск!

— Ну, будет тебе, Огдалим, успокойся, — Грумвор примирительно протянул ему руку. — Главное, мальчонка поправляется, значит, мы не зря старались.

— Но как только он поправится, — прозвучал от двери голос, похожий на скрежет ржавых петель, — ему придется покинуть Кибал! Мы попираем волю богов!

Воинственно вздернув крючковатый нос, в дверях стоял Хокрам. Огдалим, который побаивался его, промолчал, но за Дима снова вступился Грумвор:

— Мальчик покинет Кибал не раньше, чем сойдет снег! Мы его выходили, а ты хочешь, чтобы он замерз за ближайшим поворотом дороги? Или попал в лапы степняков? Оставь же свое глупое упрямство, не то оно погубит парнишку!

С минуту непримиримые спорщики испепеляли друг друга яростными взглядами, потом Хокрам, глядя на Грумвора снизу вверх, отчеканил:

— Как бы там ни было, у него лишь два пути: либо он уйдет отсюда как можно скорее, либо его домом навсегда останется башня! Мы и так уже достаточно отступили от правил, и тогда уже твое упрямство погубит Кибал!

Тут не выдержал Огдалим. Он подскочил к своим собратьям и вытолкал их из комнаты со словами:

— Убирайтесь! Немедля! Ступайте в библиотеку и там ругайтесь, чтоб вас не слышно было!

Захлопнув за ними дверь, тревожно взглянул на мальчика — вдруг разбудили? Но тот спокойно спал и чему-то улыбался во сне.

Так прошло еще несколько дней. Огдалим продолжал поить Дима отварами, заставлял хорошо есть, но от ответов на вопросы уклонялся — нельзя ему было рассказывать про Кибал, никак нельзя! Однако вопросов становилось все больше, и он решил посоветоваться с Грумвором. Грумвор на его сомнения ответил так:

— Не мне тебя учить, что можно рассказать, а о чем лучше умолчать — для его же блага. Направь любопытство мальчика в другое русло, у тебя же в запасе столько всяких интересных историй!

— Но я же не могу говорить без конца! Кому это под силу?.. Стоит мне замолчать — из него вопросы сыплются, как из рога изобилия!

— Если уж кому и под силу, то только тебе. А мне пора, Хокрам ждет.

Бедняга Огдалим начал осознавать всю сложность своего положения — вот попал так попал! И с неудовольствием вынужден был признать, что Хокрам, опасаясь появления в Кибале человека, во многом был прав.

Когда Дим сидел в постели и пил отвар зверобоя, изо всех сил стараясь не показать, какой он невкусный, Огдалим как бы невзначай поинтересовался:

— Откуда ты, светловолосый? Какому роду принадлежишь?

В ответ Дим жалобно сморщился. То ли отвар оказался слишком горьким, то ли такими горькими были воспоминания. Огдалим ведь давно понял: тут что-то не так, ведь ни с того ни с сего даже в такое лихое время дети посреди дороги не замерзают, словно бездомные собаки.

— Ты жил за озером? — участливо спросил он.

Мальчик кивнул, не глядя на него.

— Ты ушел оттуда?

Снова кивок.

— Вас пожгли наемники?

В тот день, когда они нашли Дима у подножия холма, над деревней за Синим озером полыхало черно-багровое зарево: степняки — безжалостные грабители, захватчики Долины — прошлись по ней огнем и мечом. И все же причина оказалась не в этом.

— В нашей деревне нечего было грабить, — худенькие руки сжали пустую кружку. — К нам наведывались степняки, но даже они брать ничего не стали. Пару раз наезжали хессы — Охотники, они искали каких-то служителей, но отец сказал им, что мы сами бы их убили, если б только встретили. Хессы тоже никого не тронули.

Дим поднял глаза, и теперь в них безраздельно плескались поднявшиеся из глубин обида и боль, мальчик еще не научился скрывать ее, как это делают взрослые.

— Меня впервые ударил отец. Ни за что. Просто так, — Дим повертел в руках пустую кружку, вроде как беспечно. — Просто потому, что все стали относиться друг к другу хуже и хуже. И я узнал, что он вовсе мне не отец и что я вообще ничей. Тогда я ушел.

Огдалим покачал головой. Теперь он все понял. Это правда, что люди стали относиться друг к другу все хуже, потому что в храмах Долины угас Высокий огонь, очищающий души, и те, кто приносил его — служители, или ормиты, — были безжалостно истреблены. Почти все.

А Дим… Для авриска нет ничего главнее родовой чести. С колыбели дети воспитывались в любви и уважении к дому и предкам, и нет большего позора, чем не знать, к какому роду принадлежишь. Весть о том, что ты ничей, что ты найденный, подмяла под себя еще неоперившееся человеческое существо, разрушила весь его мир, безжалостно, словно ножом, отсекла прошлое. Эта весть вызвала такую сильную боль, что она не позволила мальчику повернуть назад даже у порога смерти, закрыла ему путь, как захлопывают дверь перед носом докучливого соседа.

— Я буду искателем, — вдруг сказал Дим, прервав размышления Огдалима.

— Искателем? — удивился тот. — А ты знаешь, кто они такие?

— Конечно, знаю. Искатели — это те, которые ищут. Я много слыхал про них. Они сокровища ищут. Я тоже буду искать сокровища…

— И зачем они тебе? — спросил Огдалим.

Но мальчик не ответил, он уже спал. Огдалим тяжело вздохнул: вот тебе еще одна головная боль. Ко всем-то остальным.

— Его нужно отправить за озеро, к людям! — кипел Хокрам. — Он уже здоров! И мы не можем больше держать его здесь, кончится это плохо!

— К каким людям, Хокрам? Там нет больше людей! — Грумвор выглядел еще мрачнее, чем обычно. — Ты же слышал, что сказал Огдалим: у мальчика нет больше дома. Долина в руках степняков, идет война, кругом разбойники! Если он снова уйдет, ему никто тогда не поможет.

Спор продолжался уже более часа, но так ни к чему и не привел. Грумвор стоял на своем, Хокрам — на своем, и переубедить друг друга не могли. Огдалим больше молчал, но своим молчанием держал сторону Грумвора.

Спор так захватил их, что они не заметили, как появился Дим. Влекомый любопытством, он покинул комнату, пошел на голоса и появился в библиотеке.

— Где это я? — спросил он, в немом восхищении оглядывая множество шкафов и полок с книгами, громоздящихся до самого потолка.

И Хокрам, ни о чем не подозревая, ответил:

— Ты в Кибале, дитя, где же еще?

Ни Грумвор, ни Огдалим не успели помешать ему. Услышав слово 'Кибал', мальчик смертельно побледнел и попятился, он пятился до тех пор, пока не уперся в стену.

— Побери тебя прачи, Хокрам! — не повышая голоса, Грумвор бросил в лицо собрата ругательство, единственное, какое знал.

— Что же я такого, позвольте, сказал? — Хокрам воинственно вздернул крючковатый нос и обвел всех высокомерным взглядом.

— Если бы ты хоть раз взглянул с небес на землю, то узнал бы, что авриски боятся нас, — как можно спокойнее ответил Грумвор — он не хотел еще больше пугать мальчика.

— Ну и замечательно! — Хокрам пожал плечами. — А почему?

— Потому что нас считают колдунами, — ответил Огдалим. — Да еще и злыми.

— Колдунами?! — Хокрам выглядел искренне удивленным. — Что за чушь!

— Ты напугал мальчика, — заметил Огдалим.

— Ну, знаете ли, с меня хватит! — вскипел Хокрам. — Какими еще колдунами? Боятся, не боятся — что за выдумки!.. Сами во всем разбирайтесь! Я ухожу.

Он сгреб со стола несколько книг, подхватил полы своего одеяния и зашагал к двери, похожий на старого рассерженного ворона.

— Что вы со мной сделаете?

Мальчик изо всех сил старался скрыть страх, но предательски дрожащий голос выдавал его. Огдалим всплеснул пухлыми руками:

— Неужели мы и вправду похожи на каких-то злых колдунов? Или еще на кого?..

'Хокрам похож', — подумал Дим, но вслух сказать не решился.

— Знаешь, что мы с тобой сделаем? — мрачный Грумвор поднялся во весь рост, и Дим задрожал. — Мы будем учить тебя грамоте, ты ведь ее плоховато знаешь, вот что мы с тобой сделаем. Верно, Огдалим?

Огдалим радостно закивал — такое занятие было ему по душе.

— Ну, вот и займитесь прямо сейчас. А мне тоже идти надо, дела ждут.

За несколько недель, проведенных в Кибале, Дим узнал столько, сколько не узнал за всю свою, пусть пока и маленькую, жизнь. И хотя дальше библиотеки его не пускали и на верх башни тоже, он навряд ли заметил это, потому что был занят изучением книг. Оказавшись смышленым малым, способным к учению, он, к радости Огдалима, быстро постиг числа и чтение и теперь проглатывал книги одну за другой. Именно из них он узнал, где нужно искать сокровища, — в королевском лабиринте! Но он никак не мог вычитать главное: что это за лабиринт такой и где он находится. Поэтому он пристал с расспросами сначала к Огдалиму, потом к Грумвору. Огдалим растерялся, Грумвор сердито насупился, и оба ничего не сказали, сколько он их ни пытал. Тогда Дим решился на крайний шаг: задал вопрос Хокраму. Но тот ничего вразумительного не ответил, сделал страшное лицо и убежал, возмущенно размахивая руками, ну точно как ветряная мельница. Но Дим проявил упорство и ходил за учеными старцами по пятам до тех пор, пока они все же кое-что ему не сообщили, правда, сообщили мало. Огдалим сказал так:

— Да не знаю я ничего! И откуда мне знать?! Лабиринт, говорят, построен тыщу лет назад, я что, выгляжу на тыщу лет?! Для чего построен? Сокровищница там или еще что, не знаю!

Грумвор был более обстоятелен, но не менее скрытен:

— Я слышал, что лабиринт построил сам Эрлиг Белый Тур — первый Король Долины — и сделал это не без помощи Кер, Увелен, Ореб и Суур — земли, воды, огня и ветра — четырех стихий. Его еще называют королевским капканом, и знаешь, почему? Потому что искатели попадают в него, как мыши в мышеловку, и все, поминай, как звали. Словом, никто еще не нашел этих сокровищ, так что не забивай себе голову сказками, ни к чему хорошему это не приведет. Это я тебе говорю.

А Хокрам сказал только одно:

— Все искатели — глупцы, вместо того чтобы шататься по всей Долине в поисках химерических сокровищ, занимались бы лучше делом! Земля, вон, непаханая, а им сокровища подавай!

И, задрав высокомерно голову, удалился.

Диму ничего не оставалось, как снова углубиться в изучение книг.

А потом появился Хьярги.

Это случилось одним предвесенним днем, в самую мерзкую погоду, какую только можно себе представить. Высунув белую вихрастую голову в круглое оконце, больше похожее на бойницу, Дим в это время любовался Синим озером и как раз думал о том, как не повезет тому, кого застанут вдали от дома холодный пронизывающий ветер и мокрый снег. И тут в дверь башни постучали. Дим так и подскочил — ни разу, пока жил здесь, он не слыхал, чтоб кто-то стучался в башню! Да и кому пришло бы такое в голову?! На стук тотчас явился Огдалим и без опаски, не спросив даже, кто там, распахнул тяжелую скрипучую дверь. В нее, пригнувшись, вошел высокий, как Грумвор, и такой же худой старик в насквозь промокшем дорожном плаще. Огдалим очень обрадовался этому гостю и, пропуская его внутрь, сказал:

— Давненько тебя не было, Хьярги! Все кочуешь, перекати-поле! Давай-давай, заходи, мы тебя ждем, и клячу свою веди сюда, как это она жива еще, право слово!

Дим ахнул: новоприбывший старик втащил в башню тощую долговязую лошадь, с которой капала вода. Огдалим поспешил закрыть дверь и преградить путь непогоде, не забыв бросить несколько быстрых взглядов по сторонам. Старик откинул капюшон, стащил с себя отяжелевший от воды плащ, и Дим оторопел: в сумраке башни засверкали инеем длинные, ниже пояса, белые волосы, и сразу будто светлее стало. Дим знал, что волосы — это мерило и вместилище силы, данной человеку богами и заработанной им самим. Раньше авриски-мужчины тоже носили волосы такой длины, но нескончаемые войны заставили укоротить их до плеч — в бою стали помехой. А искатели и вовсе стриглись коротко, не признавая никаких других сил, кроме той, что взяли сами. Только женщины растили волосы до пят, однако все чаще обрезали их в знак потери — когда война забирала кого-нибудь из семьи. Но таких волос, как у этого старика — тяжелых и блестящих, словно дорогая парча, — Дим не видел никогда и ни у кого и смотрел на них, раскрыв рот от изумления. Тут Хьярги заметил мальчика, шагнул к нему и наклонился. Дим испуганно заморгал и в замешательстве отступил на шаг: на него смотрели глаза, похожие на остывающие угли — сами черные, а внутри черноты нет-нет да и вспыхнут вдруг багровые грозные отсветы, вот так разворошишь угли, дотронешься и можешь обжечься.

— Он хороший мальчик, — как бы извиняясь, промолвил Огдалим. — Дим звать его.

Если Хьярги и подумал о запрете, по которому аврискам вход в Кибал был заказан, то виду не подал. Он выпрямился, завязал тяжелые волосы между лопаток шнурком, подмигнул мальчику и сказал:

— Ну что ж, Дим, веди меня к огоньку, где он у вас тут нынче горит?..

Дим, все еще немного испуганный, повел его по узкому коридору вниз, в библиотеку — ему ведь больше никуда ходить не позволялось, хоть он и терзался нешуточным любопытством: а что там, за невысокими закрытыми дверями? Он только в коридоре насчитал их четыре, а кроме коридора? А в самой башне? Хьярги, размашисто шагая вслед за мальчиком, прекрасно понимал его мучения и посмеивался — ведь даже в самых смелых фантазиях мальчишка вряд ли представляет, что скрывает в себе Кибал на самом деле.

Дим и новый старик быстро подружились. Мальчик сразу распознал в нем тягу к путешествиям и всяким необычным вещам, что жили в нем самом, — они оба не хотели быть домоседами! Еще Хьярги был разговорчивее Грумвора, веселее Огдалима и намного приветливее Хокрама, поэтому Дим прилепился к нему с расспросами, как плющ, и остальные смогли наконец облегченно вздохнуть. Хьярги понадобилось всего два дня, чтобы узнать про Дима больше, чем Хокрам, Грумвор и Огдалим вместе взятые смогли узнать о нем за три с половиной месяца. Огдалим только руками развел — и как только Хьярги сумел? Впрочем, он ведь и был из них самым мудрым и людей знал не в пример лучше — всю Долину из конца в конец с посохом не раз прошел! А они-то все время, считай, в башне…

— Как вы намерены поступить с мальчиком? — начал Хьярги неизбежный разговор, когда Дим удалился в свою комнату. — Не думаю, что есть нужда напоминать вам о запрете.

Огдалим взглянул на Грумвора, Грумвор уже открыл рот, чтобы ответить, но всех опередил Хокрам:

— Я наблюдаю за ним десятую неделю, — сказал он. — Дим — чрезвычайно любознательный мальчик, и из него вышел бы хороший ученик. Я бы не стал возражать.

— К тому же, если он примет статус ученика, запрет уже не будет распространяться на него, — подал голос Огдалим. — А ты что думаешь, Грумвор?

Вытянутое мрачное лицо Грумвора приобрело сосредоточенное выражение.

— Я вполне согласен с вами, и Дим мне по душе. В нем есть настойчивость, хорошее упрямство, любопытство, но вот по душе ли Диму Кибал? Я хочу сказать: захочет ли он остаться здесь? Нам, конечно, нужен ученик, но…

— Ну конечно, захочет! — мгновенно вскипев, перебил Хокрам. — Ты же видел, как ему здесь нравится!

У Грумвора уже вертелось на языке острое словцо, и, чтобы он не бросил его Хокраму и не начал бесполезный спор, вмешался Хьярги:

— Позвольте это решить самому Диму. Если он захочет остаться, — научите его всему, что знаете сами. Но если однажды он захочет уйти, — прошу вас! — позвольте ему сделать это. Чутье подсказывает: мальчика ждет яркая судьба, большего не скажу, сам не знаю. Дайте ему выбрать, как жить, не вмешивайтесь.

— Ну как же, он отправится искать свои сокровища! — фыркнул Хокрам, чтобы никто не заметил, как огорчили его слова Хьярги.

— Но не отпускайте его, пока не станет тепло, — Хьярги поднялся. — Я же сейчас ухожу.

— Так скоро, уже?!

Хьярги кивнул:

— Одинокий Охотник видел у Брангала двоих ормитов. Им нужна помощь, и я боюсь не успеть.

Он собрал свои нехитрые пожитки и, к большому огорчению Дима, действительно скоро покинул Кибал.

Время до весны прошло для Огдалима, Грумвора и Хокрама в спорах и ожидании: уйдет — не уйдет? Исподволь наблюдая за мальчиком, каждый из них с ужасом и отчаянием понимал, что он стал частью их жизни — важной частью, — заботясь о нем, они попали в зависимость от его молодости и неопытности, обрели благодарного слушателя и теперь надеялись обрести ученика. И все ожидания рухнули в один миг, когда растаял снег и Дим заявил, что ему пора в путь.

Огдалим беспомощно глядел в непреклонное лицо и не знал, что сказать. Грумвор и Хокрам пытались его отговорить, но все их веские и разумные доводы разбивались о железное упрямство юного авриска. Закончилось все тем, что они одели его, обули, дали провизии в дорогу и проводили до дверей, наперебой давая наставления. Прощание не было долгим.

— Если что случится, возвращайся в Кибал, — сказал Грумвор, — мы поможем тебе, защитим.

Сгрудившись у подножия башни, похожие на черных грачей, они смотрели, как фигурка Дима удаляется по залитому солнцем склону холма.

— Пусть он найдет то, что хочет, — пробормотал Оогдалим.

— Ему не найти этот лабиринт и сокровища, — Хокрам зябко закутался в плащ. — Потому что он только что ушел от них.

— Мне думается, он найдет гораздо больше, — сказал Грумвор, не спуская глаз с мальчика, пока тот не вышел на старую дорогу к озеру.

— И что же это?

— Дом, в котором будет жить, людей, которых будет любить и которые полюбят его. Пусть все боги, какие есть во всех мирах, помогут ему в этом.