"Искатель. 1967. Выпуск №6" - читать интересную книгу автораГЛАВА I. СЕКРЕТНЫЕ ДОКУМЕНТЫРывок чудовищной силы сбросил Франца на пол с верхнего этажа нар. Острая боль впилась в голову. Она разорвала вязкое, как топь, сновиденье узника, ошеломила грохотом взрывов, криками раненых и проклятиями, исторгнутыми из уст сотен заключенных. — Ты жив? В едком дыму, резанувшем горло удушливым кашлем, Франц различил обожженное лицо друга. — Все горит! Быстрее… Франц почувствовал, как Роберт подхватил его под руки и поволок сквозь хаос опрокинутых, исковерканных взрывной волной нар, столов, продырявленных осколками тюфяков, питьевых бачков. Прежде чем за их спиной рухнула на тела убитых и раненых раскаленная кровля, взметнув огненный фонтан искр, Роберт успел подтащить Франца к провалу в бетонной стене блока. Штайнер жадно глотал ночной воздух, подсоленный приморской сыростью. Опираясь на плечо Роберта, с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся прочь от блока, едва не ставшего для него могилой. Стремительно нараставший свист новой серии бомб заставил Роберта и Франца припасть к земле. — Если бомбят весь район полигона, то сегодняшняя ночь — наш единственный шанс! — крикнул Франц Роберту в самое ухо. Узников оглушал скрежет и треск полыхавших строений, громовые раскаты бомб, густо ложившихся по всей территории концентрационного лагеря. Роберт, стиснув зубы, выжидал скоротечной паузы в бомбовом шквале. «Во что бы то ни стало надо пробиться к полигону и блокам конструкторов до рассвета…» Он вскочил и, подхватив друга, увлек его к стенке соседнего бетонного блока. Роберт выбрал этот блок в качестве промежуточного прикрытия на пути к комендантскому бункеру. Прошло всего несколько минут с того момента, когда панический «алярм»[1] сирен фашистской ПВО захлебнулся в первой волне разрывов фугасных и зажигательных бомб, сброшенных на концентрационный лагерь Трассенхейде эскадрильей английских «ланкастеров», атаковавших сверхсекретный испытательный полигон фашистского рейха. Необычайной интенсивности желто-оранжевое свечение, словно из кратеров вулканов, било слепящими гейзерами в разных концах лагеря. «Сигнальные бомбы…» — мелькнуло в голове Франца. — Смотри! — не в силах сдержать ужаса, крикнул Роберт, отчаянно стиснув руку Франца. На месте, где черным рубцом только что вырисовывался «русский барак», багрово дымился огромный кратер… — Прощайте, товарищи! — сдавленно, пересохшими губами прошептал Франц. Кто еще, помимо их двоих из подпольной лагерной организации, уцелел этой ночью? Их побратала ненависть к одному врагу — фашистскому зверю. Породнила одна мать — любовь к родной земле: австрийских рабочих и русских солдат. От самого Маутхаузена до концентрационного лагеря специального назначения под Пенемюнде вместе с двумя австрийскими антифашистами — Францем и Робертом прошел русский капитан Петр Загорный все семь кругов нацистского ада. Здесь он стал их старшим товарищем, вожаком. И «русский барак» был до конца боевым штабом бесстрашных подпольщиков. Узники чувствовали, как от стены к их спинам, прижатым к бетону, передавалось содрогание всего блока. Каким-то чудом он еще защищал от шквала осколков. Десятки бараков и бункеров срезал с лица земли гигантский бульдозер ночного налета. «…Почему англичане с такой силой бомбят концентрационный лагерь? Ведь отсюда до полигона без малого три километра», — растерянно подумал Штайнер. Роберт, словно угадав вопрос товарища, протянул руку в сторону нового огненного фонтана, взметнувшегося на южной окраине лагеря… «Ведь там же бараки с французами и люксембуржцами», — вспомнил Франц, «Лондон отлично знает, что двое из люксембуржцев работали в лагере Трассенхейде на британскую разведку», — искал ответа на тот же мучительный вопрос и Роберт, с ужасом оглядывая площадку лагеря, где из конца в конец бушевали смерчи бомбежки… Операция «Гидра» — так закодировало командование английской стратегической авиации атаку на сверхсекретный испытательный полигон Третьего рейха в ночь с 17 на 18 августа 1943 года. Но меч воздушной армады из 227 тяжелых бомбардировщиков, занесенный Лондоном над фашистской «Гидрой» в Пенемюнде, в первую очередь обрушился на головы узников, заточенных в бетонных капканах концентрационного лагеря Трассенхейде… Генерал-майор гитлеровского вермахта Дорнбергер, бывший начальник секретного полигона в Пенемюнде, после войны рассказал на допросе офицерам американской разведки: «Во время английского налета в ночь с 17 на 18 августа 1943 года погибло 732 человека, из них только 120 принадлежали к постоянному немецкому персоналу полигона, остальные убитые — то есть более 600 — были русскими, польскими и другими иностранными узниками концентрационного лагеря Трассенхейде…» «Во время налета на Пенемюнде, — информировала свое руководство британская «Интеллидженс сервис», — погибли оба отважных люксембургских рабочих, которые так-много помогли союзнической разведке. После атаки на Пенемюнде поток информации, поступавшей от этих агентов, оборвался и больше никогда не возобновлялся». Роберт и Штайнер остались последним звеном из всей подпольной лагерной организации, связанной с антифашистским сопротивлением в глубоком тылу нацистской Германии. …Когда огненный вал бомбежки переместился на северо-восток, Роберт и Франц сделали то, что наверняка показалось бы любому узнику КЦ,[2] окажись он на их месте, безрассудством, граничившим с пособничеством врагу. Он попытался бы выбраться на свободу, бросился бы к морю, лодкам. Наплевать, что воды Балтики вскипали фонтанами падавших бомб! Бегом, во весь рост оба узника устремились к зданию лагерной комендатуры. Именно здесь по лагерному распорядку во время воздушных тревог гитлеровцы определили сбор «вспомогательной пожарной команды», составленной из заключенных. Оба узника были уверены в том, что, оправившись после панической сумятицы, вызванной внезапным ударом с воздуха, должен был заработать вымуштрованный эсэсовский механизм охраны секретного имперского объекта. Расчет Франца и Роберта оказался верным. Почти вслед за ними к месту сбора «вспомогательной пожарной команды» подъехала крытая грузовая машина. Из кабины выпрыгнул эсэсовец, придерживая на груди автомат. — Где остальные?! — хрипло закричал унтершарфюрер, метнув на Роберта бешеный взгляд. Тот молчал, старательно вытягиваясь по стойке «смирно». Из кузова автофургона выпрыгнули еще два охранника, держа автоматы наизготовку. Унтершарфюрер, видимо, сообразил, что пытаться собрать весь состав «пожарной команды» сейчас было бы напрасной тратой времени: неизвестно, сколько узников вообще уцелело. Полыхавшие и догоравшие за спиной Роберта лагерные бараки стали братской могилой для сотен заключенных-антифашистов. — Взять десять, двадцать, сколько попадется под руку, черт возьми, кацетников — и сюда! — приказал унтершарфюрер охранникам, вытаскивая из кармана тяжелый портсигар. Франц заметил, как дрожали пальцы эсэсовца, когда он извлекал недокуренную и тщательно засунутую под резиновый ремешок сигарету. «Ты не только трусливый, но и жадный зверь», — подумал Франц, опустив глаза, чтобы эсэсовец не перехватил его ненавидящего взгляда. Внезапно все, кто находился возле грузовика, услышали, как где-то в стороне от бараков над северным выступом высокой ограды из бетонных плит, зазубренных рядами колючей проволоки, прострочила длинная пулеметная очередь. За ней с ближайшей от главных лагерных ворот сторожевой башни в сторону моря открыла огонь вторая пулеметная точка. Первая волна бомбардировщиков прошла на северо-восток, в сторону фашистского полигона, и лагерная охрана вновь открыла огонь явно не по воздушным целям. «Быть может, они только подбадривают себя, сволочи», — подумал Франц. Для него, как и для Роберта, каждая минута, проведенная в бездействии здесь, перед воротами лагеря, становилась невыносимой. «Такой благоприятной для выполнения приказа подпольного центра ситуации больше не повторится, а мы все еще торчим здесь». Франц даже сплюнул от злобы. Роберт предостерегающе толкнул друга локтем. Сейчас и у эсэсовцев нервы были напряжены до предела. Любой неосторожный жест мог закончиться трагически для заключенных. Пулеметная стрельба с лагерных вышек оборвалась так же внезапно, как и началась. Запыхавшись, к унтершарфюреру подбежал один из охранников, посланных за узниками. — При попытке к бегству убиты шесть кацетников из группы, которую мы собрали по вашему приказу, герр унтершарфюрер. Остальных ведут сюда. «Жаль ребят, теперь эсэсовцы возьмут на прицел каждого из нас», — с тревогой подумал Роберт. — Шнеллер! Шнеллер! — донеслись резкие, как удары хлыста, выкрики эсэсовцев, гнавших к лагерным воротам группу людей в разодранных и полуобгорелых полосатых куртках и брюках — «курортных пижамах», как с издевкой называли одежду узников эсэсовцы из лагерной охраны. — Всех в машину! — приказал унтершарфюрер, вскакивая на подножку кабины. — Если кто вздумает бежать, стрелять без предупреждения! Подталкиваемые эсэсовцами узники один за другим поднимались в кузов автофургона. Франц и Роберт устроились у задней стенки, где на откидные металлические скамьи сели оба эсэсовца из охраны, сопровождавшей унтершарфюрера. «От лагеря до полигона пять, максимум десять минут езды, — напряженно работала мысль Франца, воскрешая детали приуроченного к подобной ситуации плана операции. — Если там не погибнем под бомбами, расстреляют после отбоя, как только ликвидируют пожары… Начинать нужно сейчас». Когда в подпольном центре было решено включить обоих австрийских товарищей в лагерную «вспомогательную команду», Францу и Роберту прямо было сказано, на что они идут. В секретной инструкции к лагерному распорядку, хранившейся в сейфе коменданта, предписывалось:. «Подлежат безусловной ликвидации все без исключения заключенные, привлекаемые к устранению последствий налетов вражеской авиации на объекты секретного характера, с целью не допустить осведомления противника о размерах ущерба, нанесенного секретным объектам в результате бомбардировок». Об этом секретном приказе случайно стало известно одному из подполыциков, который работал писарем в канцелярии лагерной комендатуры. Узники концентрационного лагеря специального назначения, обозначенного на карте берлинской РСХА[3] секретным грифом «КЦ-А4», догадывались, что рано ни поздно их ждет один конец. Беспроволочный лагерный телеграф — от одного узника к другому — передавал «эстафету смерти» — точную информацию о судьбе, постигавшей всех кацетников, работавших в лагерях «КЦ-А4». Требовались исключительное мужество, непоколебимая преданность делу общей борьбы с ненавистным фашизмом, готовность к безусловному самопожертвованию и смертельному риску, чтобы добровольно вступить в «команду смертников», как прозвали подпольщики «зондер-брандкоманду». Но именно эта группа узников во время воздушного налета, воспользовавшись паникой, растерянностью гитлеровцев, когда оказались подавленными взрывами бомб узлы внутренней охраны и ПВО непосредственно на полигоне, могла проникнуть в «мозговой центр» секретного объекта, туда, где были расположены жилые блоки и конструкторское бюро, где хранилась секретная документация, связанная с производством нового оружия. В конечном итоге успех тщательно продуманной и спланированной операции зависел от личной инициативы, смелости, мужества и бесстрашия подпольщиков-антифашистов — членов «лагерной пожарной команды». Именно эти качества и воспитывал в своих боевых товарищах русский коммунист капитан Заторный. Он знал и верил: тот, кто прошел испытания Маутхаузена, тот сумеет бросить вызов смерти, и победить! Водитель то и дело швырял грузовик из стороны в сторону, словно эсэсовец был пьян и никак не мог совладать с крутившейся в его руках баранкой. Те, кто сидел в кузове, поняли: шоссе от лагеря к полигону изрыли оспины бомбовых воронок, сброшенных «Ланкастерами» на подлете к Пенемюнде. Эсэсовцы площадно ругались, стараясь удержаться на узкой бортовой скамье, содрогавшейся от бешеной тряски. То и дело охранникам приходилось снимать пальцы с взведенных курков автоматов и цепляться за металлические стойки фургона. Это не ускользнуло от настороженного взгляда Роберта в тот миг, когда один из охранников случайно осветил фонарем своего чертыхавшегося напарника. До последнего поворота шоссе оставалось несколько сот метров, за ним была уже первая эсэсовская застава у внешней ограды полигона. Внезапно машину тряхнуло так, словно колеса перескочили через ствол поваленной сосны. Отчаянно взвизгнули тормоза, и, резко накренившись, грузовик завалился в кювет. — Унтершарфюрер, сюда, скорее! — услышал над своей головой Роберт чей-то требовательный и властный зов. В первое мгновение Роберт не сообразил, что кричали именно ему: он не успел освоиться с обличьем эсэсовца, в которого превратился бывший узник КЦ. Ведь не прошло и получаса после катастрофы там, на шоссе, когда, действуя скорее инстинктивно, — в темном, переворачивавшемся, словно бетономешалка, чреве автофургона на обдумывание просто не было времени, — Роберт метнулся к охранникам и, падая, пристукнул одного эсэсовца его же автоматом… Шофер-эсэсовец и унтершарфюрер были убиты на месте двигателем, протаранившим переднюю стенку кабины от лобового столкновения с каменной глыбой в кювете, куда запрокинулся грузовик. Несколько узников погибло во время катастрофы. Другие получили ранения or ударов лопат, кирок, топоров, обрушившихся на людей в кузове перевернувшегося грузовика. Узникам нельзя было терять ни секунды драгоценного времени. В любой момент на шоссе могла появиться автомашина или мотоцикл с летучим патрулем. У гитлеровцев сразу бы вызвало подозрение, почему при катастрофе целиком погибли все эсэсовцы из конвоя. Да и тела обоих охранников, приконченных в кузове грузовика, носили слишком бросающиеся в глаза следы насильственной смерти… Решение, как действовать дальше, созрело мгновенно. Роберт и Франц сияли с убитых эсэсовцев форму, а трупы оттащили к песчаным дюнам, начинавшимся сразу же за небольшим перелеском, прикрывавшим шоссе. Пока Роберт и Франц торопливо натягивали на себя форму эсэсовцев, остальные узники лопатами и кирками, извлеченными из-под остова грузовика, рыли в песке яму. Убитых эсэсовцев облачили в полосатые лагерные робы, сброшенные Робертом и Францем, и быстро закопали трупы. Двое заключенных, залегших с автоматами, подобранными в разбитой кабине грузовика, по обе стороны дороги, прикрывали товарищей. Вскоре они дали сигнал опасности: со стороны моря быстро приближалась цепочка огней. В колонне было несколько военных грузовиков. На борьбу с пожарами командование полигона срочно перебрасывало дополнительные силы из близлежащих пограничных гарнизонов. Шоферы, спеша к полигону, пренебрегли светомаскировкой, высвечивая дорогу, испещренную воронками крупнокалиберных бомб. Только сейчас Роберт заметил, что рука Франца повисла безжизненной плетью. — Кажется, перелом, — преодолевая мучительную боль, ответил Франц. — Попробуй прорваться к морю. Все-таки у вас три автомата, — сказал Роберт. — Выводи людей, иначе нам всем тут будет крышка… Один из нас должен живым вырваться отсюда и сообщить товарищам на свободе, ради чего мы боролись все эти годы. Так нужно, пойми же, дружище, — обняв Франца, горячо продолжал Роберт, заметив, как вздрогнули плечи друга. — Тебе здорово досталось и там, в бараке, и здесь, на шоссе… Давай быстрее, пока фашисты не очухались. В прощальном порыве Франц приник головой к груди Роберта. — Поберегись, постарайся… — только и смог он выдавить из горла, которое сжала острая спазма рыдания. Роберт обнял друга и быстро отполз к разбитому грузовику. Головная машина поравнялась с местом, где произошла авария, и, резко затормозив, остановилась на обочине. Из кювета, размахивая электрическим фонариком, к грузовику с солдатами вышел эсэсовец, держа автомат наготове. — В чем дело, что тут у вас стряслось? — встревоженно спросил молодой обер-лейтенант, высунувшись из окна кабины. — Попали под бомбежку. Взрывной волной сбросило в кювет, господин обер-лейтенант… — ответил Роберт подчеркнутым тоном снисходительного превосходства, каким позволяли себе разговаривать эсэсовцы с офицерами вермахта чуть повыше их чином. — Кто-нибудь убит? Ранен? — Мы везли кацетников, господин обер-лейтенант. — Туда? — офицер махнул рукой, затянутой в серую замшевую перчатку, в сторону полигона. — Яволь,[4] господин обер-лейтенант. — Садитесь в машину! — приказал офицер Роберту. — Да, черт возьми, забирайте с собой и ваших кацетников. — В грузовике остались тела нашего командира и шофера, господин обер-лейтенант. В кювете лежат раненые кацетники… — Ими займутся позже, когда кончится вся эта дьявольская кутерьма, — не дав Роберту закончить фразу, оборвал его обер-лейтенант. — Эй, Вильгельм! — крикнул он в хвост колонны, высунувшись почти по пояс из окна кабины. — Возьми двоих солдат и останься тут, пока за вами не приедут. Франц и остальные узники затаив дыхание следили из своего укрытия, в кустарнике соснового перелеска, за тем, что происходило на дороге. Когда Роберт вскочил на подножку головной машины и, набирая скорость, грузовики помчались к полигону, узники бесшумно отползли к песчаным дюнам… — Что вы там мешкаете, унтершарфюрер? Или, быть может, боитесь обжечь пальцы? — снова окликнули Роберта со второго этажа горевшего дома. Роберт бросился в подъезд. Его сразу же охватил раскаленный жар. Огнем уже занялись перила и стены лестницы. Глаза разъедал дым. Он предательски выползал из боковых коридоров, выходивших на лестничные клетки. Со второго этажа доносились возбужденные голоса. Роберт устремился на них, уверенный, что немцы рискнули задержаться только в тех комнатах, где хранилась самая важная документация, за которую они отвечали собственной головой. Роберт почти ощупью продвигался по коридору, задыхаясь в дыму. Он боялся только одного: как бы огонь не опередил его у самой цели и не преградил путь к сейфам… То и дело он натыкался на опрокинутые столы. Под ногами крошились и тлели чертежные доски, листы ватмана, стеллажи, папки с какими-то досье… На остатках чертежей еще виднелись следы конструкторских замыслов, контуры нового оружия нацистской Германии, еще не покинувшего чрева конструкторских бюро, но уже испытываемого гитлеровцами на секретном полигоне. Двери из коридоров во внутренние комнаты были сорваны. Ориентируясь по голосам, доносившимся сквозь треск горевших стропил и грохот падавших перекрытий, Роберт проник в главное конструкторское бюро. Несколько немцев образовали цепь вдоль уцелевшей стены к окну, другая обрушилась, зияя провалом, откуда в комнату прорывались клубы дыма. Немец в штатском, стоявший у открытого сейфа, беспрерывно передавал коллегам тяжелые скоросшиватели. — Унтершарфюрер, рядом, в соседней комнате, еще один сейф. Попытайтесь выбросить его в окно, — приказал Роберту немец в штатском, продолжая вынимать папки с документами из огромного бронированного сейфа. Роберт успел заметить, что сейф был уже почти пуст. Неужели их отчаянный риск оказался напрасным самопожертвованием? Не верилось, что операция закончится бесплодно в самой цитадели полигона, после того как ему удалось совершить почти невероятное. Ведь позади остались и лагерная бомбежка и катастрофа на шоссе, и, наконец, усиленно охранявшиеся въездные ворота сюда — в расположение главного конструкторского центра полигона. — Всем — наружу! Немедленно! — закричал штатский, когда в соседней комнате за стеной что-то рухнуло, осветив всех ярким оранжевым пламенем. Роберт отпрянул в темный туннель коридора, пропуская мимо себя четырех немцев и штатского, бросившихся к лестнице — последнему пути из этого огненного капкана. Он не стал терять времени, ибо знал: сейчас все решают секунды. Вернулся в комнату к раскрытому сейфу. Пустой? Быстро обшарил правый отсек, центральный, наконец, последний, в самом низу. Ничего! Несмотря на нестерпимый жар, Роберт вдруг почувствовал, как холодная испарина выступила на лбу. «Неужели успели все вынести?» — почти в отчаянии подумал Роберт. Боль обожженного лица, ушедшая было в глубину, захлестнутая нечеловеческим нервным напряжением этой бурной ночи, возвратилась к узнику с новой силой. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Роберт напряг все силы. «Нужно найти хотя бы один документ. Он даст ключ ко многим звеньям, быть может ко всей цепи. Найти, найти…» Из коридора, откуда он только что вошел, в комнату ворвались языки пламени. Путь к отступлению был отрезан… Роберт начал лихорадочно прощупывать глубинные отсеки сейфа. И тут его пальцы наткнулись на металлическое кольцо. Он рванул его и вытащил небольшой металлический ящик. В нем оказались связка ключей, сургуч, маленькая круглая печать, щипцы для заклепки пломб и два листка текста, проложенные копиркой… «А что, если эти ключи от сейфа в соседней комнате? — озарила Роберта догадка. — Ведь они не успели его открыть, раз приказали выбросить сейф в окно…» Но туда уже было поздно. Внезапно Роберт заметил на листке бумаги, который он чуть было не швырнул на пол, надпись, подчеркнутую пунктиром; «Господину рейхслейтеру, обергруппенфюреру СС Борману. Совершенно секретно». Из первых же строк текста — копии первого экземпляра, видимо уже посланного в гитлеровскую ставку Борману, — Роберт понял: речь шла о важнейшем секретном документе, который, быть может, раскроет многое из того, что замышлялось и здесь, в Пенемюнде, и там, в восточно-прусском логове Гитлера… У самого окна, выходившего на противоположную от главного подъезда сторону, Роберт несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить бешено стучавшее сердце. Спасти документ и себя можно было только одним путем — через окно, прыжком с семиметровой высоты. |
||||||
|