"Лунный цветок" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)IЯркое февральское солнце заливало Гавайи. За зданием аэропорта шелестели на ветру косматые пальмы. Марсия Тальбот стояла в конце открытого настежь зала ожидания. Она смотрела на простиравшиеся перед нею горы, которые на фоне ярко-синего неба казались неправдоподобно зелеными. Еле заметные облака прикрывали верхнюю кромку гор. Она не могла спокойно любоваться великолепной панорамой. Ей страстно хотелось поскорее вновь оказаться в воздухе и продолжить свой путь через Тихий океан — в Японию. Остановка на сутки в Гонолулу, при полете из Сан-Франциско в Токио, доставила удовольствие ей и ее дочери Лори. Но Марсия оказалась не вполне готовой к тому впечатлению, которое произвели на нее Гавайи на этот раз. Восемь лет назад они с Джеромом провели здесь медовый месяц. На каждом шагу то одно, то другое вызывало в ней ранящие душу воспоминания, усиливая беспокойство, вызванное неуверенностью в будущем. В течение тех нескольких недель на Гавайях она и Джером были удивительно счастливы. Он, не привыкший смеяться, мог смеяться с нею, разделяя ее юное волнение, вызванное всем новым, привлекательным и занятным. И даже позднее, когда они вернулись домой в Беркли, они некоторое время были под влиянием этих чар, и сдержанность, ставшая с конца войны привычной для Джерома, таяла под влиянием первых радостей их семейной жизни. Тогда он был просто другим человеком. Да, некоторое время он был другим человеком. Ей не верилось, что их брак может закончиться так быстро — за восемь кратких лет. Как только она увидит Джерома, она будет знать, что надо делать, она сможет что-то предпринять. Еще некоторое время Марсия постояла, глядя на горы — стройная, довольно высокая молодая женщина в темно-синем костюме, в синей шляпе с пером, с вьющимися каштановыми волосами, кольцами лежавшими на затылке. В двадцать шесть лет она сохранила искренний пытливый взгляд молодой девушки и обычно охотно смеялась. Ее охватило беспокойство, и она обернулась, чтобы отыскать взглядом свою дочь. Лори с любопытством задержалась возле группы, пришедшей проводить одного из своих друзей. Для семилетнего ребенка Лори была довольно высокой девочкой. Одета она была в белую блузку и юбку на бретельках, сшитую из красной шотландки. Ее каштановые волосы были заплетены в длинные косы. Карие глаза девочки наблюдали за тем, как один из отъезжающих склонился, чтобы принять на свою шею цветочные гирлянды. Его друзья не стали дожидаться отлета. Они обменялись рукопожатиями, помахали на прощание и направились к ожидавшим их машинам. Он проследил, как они ушли, и повернулся, чтобы отыскать Лори, смотревшую на него тем чудным взглядом, перед которым никто не мог устоять. Он охотно ответил ей улыбкой. — Привет, — сказал он. — Я уверен, ты гавайская фея. — Вы выглядите замечательно, — восхищенно сказала Лори. Он был высоким широкоплечим мужчиной лет тридцати пяти; у него были песчаного цвета волосы и, когда он громко смеялся вместе с Лори, в уголках его серых глаз собирались морщинки. Его жизнерадостный смех свидетельствовал о хорошем здоровье и прекрасном настроении, и Лори засмеялась вместе с ним. Она всегда была не прочь посмеяться, не важно — над собой или над кем-нибудь другим. — Мадам, вы и в самом деле очень любезны, — сказал он насмешливо-официально. — Вы, по-видимому, так добры, что я хотел бы знать, не могу ли я попросить вас об одолжении? — Конечно, можете, — ответила Лори, всегда готовая сделать одолжение кому угодно. Мужчина снял с себя три из четырех гирлянд и осторожно опустил их на шею Лори — алую, белую и еще одну из цветов огненного цвета. Он отступил назад, критически оглядывая Лори и наслаждаясь произведенным эффектом. Гирлянды спереди висели до колен и петлей повисли сзади, украшая Лори, как рождественскую елку. Он уже не смеялся. Его лицо выражало крайнюю степень восхищения. — Теперь и вы прекрасно выглядите, — сказал он. — Не окажете ли вы мне честь поносить их? У Лори от восторга перехватило дыхание. Но она вдруг вспомнила о запрещении принимать подарки от незнакомцев и оглянулась на мать. Эта сцена позабавила Марсию, и она, улыбаясь, направилась к ним. — Ты выглядишь, как праздничная лодка, — сказала она дочери. — Можно мне их оставить? — спросила Лори. — Ничего, если я их поношу? Мужчина с гирляндами весело посмотрел на мать Лори. — Вы не возражаете, не правда ли? Меня зовут Алан Кобб, я направляюсь в Киото, в Японию. И не могу себе представить, чтобы я поднялся на борт самолета разукрашенным, как победитель состязаний в Пимлико. Нужно быть островитянином, чтобы с апломбом носить гирлянды. Никому из жителей материка не удается с первой попытки не выглядеть в них дураком. В его манере держаться не было ничего притворного, и Марсия обнаружила, что отвечает ему улыбкой на улыбку. Но Киото… Она задумалась. Он там жил? Знает ли он Джерома? — Вы осчастливили мою дочь, — сказала она. — Я Марсия Тальбот из Беркли, а это Лори. Конечно, она может носить ваши гирлянды, если они вам действительно не нужны. Она ничего не сказала о Киото. Не было смысла упоминать, что у них один и тот же пункт назначения. Киото — большой город. Скорей всего, в Киото их пути разойдутся. При данных обстоятельствах казалось естественным пройти с Аланом Коббом сквозь здание и постоять, глядя на плоскую сухую поверхность летного поля, ожидая приглашения на посадку. Лори сказала: — Я вчера ходила плавать в Вайкики. И Алан Кобб ответил: — Я тоже. Мы катались на серфинге, и я три раза упал. Первый раз ударился головой. К тому времени как по громкоговорителю объявили рейс в Японию, Гонконг и Сингапур, они чувствовали себя старыми друзьями. Вместе с другими пассажирами они пошли к самолету. Стюардесса встретила их у дверей самолета и пригласила на борт, жестом указав Марсии и Лори туристический салон. Лори помахала своему новому другу, сидевшему от них через два сиденья за проходом, и подскочила к окну, а между тем ее мать неторопливо устраивалась возле нее. «Это последний перелет, — с облегчением сказала себе Марсия. — Завтра — Токио. И, конечно, Джером приедет в аэропорт, чтобы нас встретить». При одной этой мысли дыхание ее участилось, к ней вернулись ее природный оптимизм и уверенность. Конечно, он их встретит, и беспокойство, вызванное его письмом, исчезнет. В конце концов, она уже один раз прежде пережила такой кризис. Тогда она разрешила проблему, она разрешит ее и сейчас. О, скорей, скорей, скорей, торопила она самолет. Теперь, в воздухе, в ней вновь ожила надежда, и она была готова наслаждаться полетом через Тихий океан. — Смотри, там наш отель! — воскликнула Лори, глядя вниз и сильно натянув привязной ремень. Внизу лежал длинный изгиб береговой линии Вайкики с ее пенным прибоем и знакомая зубчатая вершина Алмазной головы. Потом самолет отвернул от Гонолулу и сделал поворот над океаном, закрыв крылом панораму берега. Теперь они в самом деле были на пути к японским островам. Одна остановка для заправки в Ваке и затем — аэропорт Хапеда. — Папочка встретит нас там? — спросила Лори. Чтобы Лори была не очень разочарована, когда придет время, не следовало ее слишком обнадеживать. В конце концов, Марсия не посмела заранее уведомить Джерома о своих планах, опасаясь, что он даст ей телеграмму с указанием не приезжать. Она просто в последнюю минуту дала телеграмму о том, что они с Лори прибудут в Токио в такой-то день, в такое-то время. К тому времени, когда он получит телеграмму, у него уже не будет выбора встречать их или нет. — Надо помнить, что от Токио до Киото целый день пути и что он может быть слишком занят и не сможет приехать, — сказала она Лори. — Мы не должны рассчитывать на это. Он приедет, если сможет. — О, я знаю, он приедет, — сказала Лори, и глаза ее горели ожиданием. На самом деле Джером так и не вошел в роль отца. Возможно, что именно это и делало его более привлекательным для соскучившейся по отцу маленькой девочки. Когда она узнала, что они отправятся в это путешествие, ей стало трудно сдерживать свое желание быть с ним. Марсия опустила голову на подушку и закрыла глаза, прислушиваясь к ровному реву моторов самолета, покрывающего милю за милей. Мысленно она с тревожной отчетливостью увидела лицо Джерома: его яркие синие глаза с крыльями черных бровей над ними, его рот, который так мрачно сжимался в гневе и который она всегда могла заставить улыбнуться. Будет ли он сердиться на нее теперь? Раз или два она видела, как он сердился на других, и была испугана его холодной яростью. Но он никогда не обращал эту ярость на нее, что бы эту ярость ни провоцировало. А иногда она его определенно провоцировала. Каким она была ребенком, когда в восемнадцать лет вышла за него замуж, будучи на семнадцать лет моложе! Когда Джером Тальбот впервые появился в доме ее отца, она была немногим старше, чем сейчас Лори. Это было в самом начале войны с Японией, и тогда Джером был самым одаренным из отцовских «талантливых молодых людей» от науки. Ее отец, Меррил Ванс, был известен только в узком кругу, поскольку тогда слова «атом» и «радиация» для широкой публики ничего не значили. Но Джером учился под руководством доктора Ванса, работал с ним в университетской лаборатории и был желанным гостем в доме Ванса. А для впечатлительной маленькой девочки он был героем из книжки. Какой интерес вызвал к себе в те дни этот молодой человек, со всей его природной настойчивостью и энергией, со всем блеском интеллекта и с надеждами, которые возлагал на него ее отец! Смуглый, худой и стройный — слишком худой для своего роста — он был подобен тонкому стальному лезвию, которое звенит при вибрации. К моменту событий в Хиросиме Марсии было тринадцать лет, и она была тайно и романтически «влюблена» в Джерома. В то время как другие девочки ее возраста издалека обожали актеров кино, она сосредоточилась на том, кто часто бывал в ее доме. Поскольку Джером Тальбот был слишком ценным человеком для того, чтобы отпустить его из лаборатории на время войны, и поскольку он работал над неким секретным проектом особой важности, ему не пришлось надеть военную форму. Он часто совершал поездки по стране, встречаясь с другими учеными, и ездил с секретными поручениями в Вашингтон. Доктор Ванс был одним из немногих, кто сознательно работал над этими секретными проектами. Однако когда бомбы были сброшены, он оказался не в состоянии пережить последствия бомбардировки. В последний год работы его скрутила болезнь, и ему не хватило жизненных сил, чтобы завершить долгосрочный проект. Он оставил работу и вел печальную жизнь инвалида. Марсия с грустью вспоминала о тех годах жизни отца. Джером поехал в Японию с оккупационными войсками и отправился прямо в Хиросиму. Его делом была радиация, и он хотел побольше узнать о ней сам. Он остался в Японии. Он оставался там до самой смерти Меррила Ванса, последовавшей четыре года спустя. Он приехал домой в связи со смертью доктора Ванса и обнаружил, что в его отсутствие Марсия выросла. Рев моторов самолета вернул ее в настоящее, в соседнем кресле зашевелилась Лори и толкнула мать. — Посмотри на облака, они как королевский двор, правда? Марсия некоторое время поиграла с ней в облака, считая королев и фрейлин в огромных массах облаков на горизонте и под самолетом. Не реже, чем раз в каждые полчаса Лори перелезала через ноги матери и ходила попить к охладителю воды, расположенному прямо впереди, недалеко от их мест. Иногда она прогуливалась взад-вперед по проходу. Стюардесса снабдила ее пластмассовым пакетом для гирлянд, и они все еще оставались основанием для дружбы. Несколько раз Лори останавливалась поговорить с мистером Коббом, с которым они теперь были сердечными друзьями. — Он раньше был в Японии, — сообщила она. — Он писатель или что-то в этом роде, и он там собирается работать над книгой. Кроме того, он в течение года собирается преподавать в колледже в Киото. Марсия понимающе и проницательно посмотрела на дочь. — Он сам сообщил все это, правда! — усмехнулась, не смущаясь, Лори. Ужин удачно прервал их беседу. После ужина можно было подумать об отдыхе. Впереди был долгий ночной перелет. Когда стюардесса стала помогать пассажирам укладываться спать, раздавая подушки и одеяла, выключая верхнее освещение, Алан Кобб прошел через проход к Марсии. — Мне пришло в голову, — сказал он, — что юная леди могла бы лучше выспаться, если бы могла вытянуться на двух соседних сиденьях. Рядом с моим местом есть свободное сиденье, и если она там ляжет, я буду рад поменяться с нею местами. На мгновение Марсия заколебалась. Алан Кобб казался довольно приятным, но он мог захотеть поговорить, а она не была уверена, что в состоянии сейчас беседовать с незнакомым человеком. Она неуверенно взглянула на него и увидела, что он насмешливо смотрит на нее и глаза его смеются. — Я обещаю вам не храпеть, — сказал он, — а если вы станете болтать мне в ухо, я попрошу вас замолчать. Я собираюсь поспать. Он легко читал ее мысли, и она робко поблагодарила его. Когда Лори была удобно устроена, Марсия опустилась на сиденье у окна и устроилась, прислонив подушку к стенке самолета. На соседнем кресле Алан Кобб завернулся в одеяло, и, казалось, сразу уснул. Марсия не могла не раздвинуть занавески и не поглядеть на огромное звездное небо, с полоской дневного света на горизонте и сердитым черным океаном внизу. Она испытывала удивление и волнение и не могла уснуть. Каким удовольствием было бы впервые проделать это путешествие с Джеромом! Она так мало с ним путешествовала. Как ясно и с какой болью вспоминала она его таким, каким он был после смерти ее отца, когда он впервые осознал, что она взрослая молодая женщина, и явно влюблена в него. Она тотчас ощутила, что он изменился, когда вернулся из Японии. Он никогда не был веселым и беспечным, но теперь он казался более мрачным и серьезным, чем раньше. Временами она чувствовала, что его что-то тревожит. Может быть, это была тень Хиросимы? Она не знала. Она знала только, что способна заставить его засмеяться и что, благодаря ей, он мог на время забыть о том, что оставил в Японии, чем бы оно ни было. Ее мать хорошо видела, что происходит, и старалась использовать против этого все свое влияние. — Он мне напоминает Люцифера, Марсия, — сказала она однажды. — У меня такое неприятное чувство, будто мой дом навещает черный ангел. Марсия восприняла поэтичность образа, и это усилило для нее обаяние Джерома. Ее мать сказала: — Ради Бога, забудь его, дорогая. Он слишком стар для тебя. Кроме того, ни одна женщина в здравом уме не выйдет замуж за ученого. Наука хуже профессии медика, даже хуже, чем гольф. — Но ты же вышла замуж за ученого, — сказала Марсия. Миссис Ванс грустно кивнула: — Да, и восемь вечеров из каждых семи я не могла сказать, будет ли он к обеду. Но Марсия знала, что в ней говорила любовь и что она не поменялась бы местами ни с одной из женщин. Поскольку Марсия страстно любила отца, Джером ей казался самым подходящим мужем. Вначале их семейная жизнь была чудесной. Если ему нравилась ее молодость, смех и жизнь, то ей нравилась в нем мудрость взрослого. В течение первого года или около того, она чувствовала, что его тянет к ней так, как будто она является для него своего рода спасением, как будто в ее объятиях его ждала безопасность, которую он не мог обрести больше нигде. Она не понимала, но удерживала его вблизи и строила свою жизнь вокруг него и для него. Одно было странно — его нежелание говорить о Японии. Или, по крайней мере, он говорил о ней поверхностно. Однажды она спросила его, вернется ли он когда-нибудь туда, и он неожиданно рассердился так, что испугал ее. Но потом он схватил ее в объятия, и она знала: что бы ни рассердило его, не она вызвала его гнев. Однако вскоре после рождения Лори он вернулся в Киото. Сначала Марсия не придала этому значения. Он мало говорил ей о своей работе — как ее отец мало говорил о ней своей жене и дочери — но она знала, что его интересуют эксперименты, в особенности эксперименты одного ученого в Киото. Почему-то не казалось странным, что он должен вернуться в Японию и продолжить работу, которую он оставил после смерти ее отца. Он, в конце концов, пошлет за ней, и она охотно присоединится к нему. Но он не послал за ней и через несколько месяцев вновь приехал домой обеспокоенный: он, казалось, не в состоянии был приспособиться к жизни в Америке. После этого он жил то в Беркли, то в Киото, и с течением времени продолжительность его пребывания в Японии становилась все больше и больше. Когда бы она ни собиралась ехать с ним, он категорически возражал против этого. Она не могла понять причину его отказа и надеялась выяснить ее по приезде в Японию. С этой надеждой она и заснула. Марсия не знала, сколько она спала. Открыв глаза, она увидела, что Лори не спит, а мистер Кобб читает газету. Заметив, что Марсия проснулась, он улыбнулся ей и спросил о цели их визита в Японию. — Чтобы быть с отцом, — вмешалась Лори прежде, чем ответила ее мать, и гордо добавила: — Мой отец очень знаменитый человек. Алан Кобб поднял брови: — Это тот самый Тальбот из Киото? — он бросил взгляд на Марсию. — Ваш муж Джером Тальбот, физик? — Да, он физик, — ответила Марсия, не желая распространяться. Но это вызвало интерес Алана Кобба. — Я знаю о работе вашего мужа в области ядерной физики. У нас есть общие друзья в Вашингтоне. Возможно, вы знаете Брустеров? — Я слышала, как он говорил о них, — ответила она осторожно. У нее сложилось впечатление, что Джером оборвал связи с большинством своих друзей на родине. — На самом деле, — продолжал Алан Кобб, — Марк Брустер просил меня навестить его, если я поеду в Киото. Хотя, конечно, я, так или иначе, собирался это сделать. — В таком случае вы, конечно, должны навестить нас, — сказала Марсия, но слова ее были не слишком искренними. Она не знала, захочет ли Джером встречаться с кем-нибудь из соотечественников. Возможно, он не захочет видеть даже свою жену. Алан не ответил на ее приглашение. — Я читал статьи вашего мужа в научных журналах и всегда восхищался его работами. Хотя в последнее время мало слышал о нем, — он посмотрел так, как будто хотел сказать что-то еще, но передумал. Лори с интересом взглянула на него. — Почему вы хотите преподавать в Японии? — спросила она. — Почему бы вам просто не учить американцев дома? Казалось, что прежде чем ответить, он тщательно обдумал ответ. Потом сказал: — Думаю, потому что это дает мне возможность узнать кое-что о себе самом. — О вас самом? — эхом повторила удивленная Лори. — Почему бы нет? А ты сама уверена, что знаешь о себе все, что можно знать? — Конечно, — ответила Лори, и Марсия улыбнулась ее юной уверенности. Тем не менее, в словах Алана Кобба было нечто загадочное, и Марсия поняла, что ее интерес к нему усиливается. — Какие предметы вы собираетесь преподавать? — спросила она. Он покаянно улыбнулся. — Просто современную американскую литературу. Это будет трудный курс. Для меня. Конечно, я буду преподавать не весь день, поэтому я надеюсь выжить. Громкоговоритель вернул их к действительности. Лори вновь расположилась на сдвоенном сиденье, ровный гул моторов усыпил ее. Марсия тоже почувствовала, что засыпает, устроилась на подушке и закрыла глаза. Через несколько мгновений она поняла, что размышляет о мужчине, сидящем в соседнем кресле. Но сон пришел быстро, и она забыла его. И только Алан Кобб тихо лежал без сна, погруженный в свои мысли. Когда при сильном снегопаде самолет пошел на посадку в аэропорту Хапеда в пригороде Токио, японские острова были закрыты облаками. Лори жадно вглядывалась через окно в площадку для встречающих, где маленькая группа людей стояла под открытым небом, снег падал на них, а они смеялись и махали самолету. Затаив дыхание, Марсия из-за спины дочери смотрела в окно, пока они ждали высадки, но не видела Джерома среди ожидающих на площадке. Не то, чтобы его отсутствие что-нибудь значило. Если он приехал их встретить, то в такую погоду он мог ждать их и внутри аэропорта. Сердце ее стучало в ожидании. Ей казалось, что самый важный ответ она получит, как только взглянет ему в лицо. Когда офицер карантинной службы закончил поверхностный осмотр, Алан Кобб вновь был возле них. Он ненавязчиво помог им с ручным багажом и пошел с ними в таможню. Она была благодарна ему за его присутствие, потому что была в незнакомой стране, их окружали непривычные лица и язык, который она не понимала. — Я полагаю, ваш муж встречает вас? — спросил Алан Кобб, когда они были готовы покинуть огражденную часть аэропорта. — К сожалению, я не знаю, — заколебалась Марсия. — Может быть, он не смог приехать. Если его здесь нет, мы поедем в отель «Империал», где я заказала номер. — Именно туда я и направляюсь, — сказал он. — Если вас не встретят, позже мы там с вами увидимся. В зале ожидания, где все еще не было никаких признаков присутствия Джерома, к Марсии и Лори подошел японец и спросил, не является ли их спутник Аланом Коббом. Явно удивленный, Алан подтвердил, что это он самый и тотчас же его окружили несколько репортеров и фотограф. Он бросил на Марсию взгляд притворного отчаяния и поднял глаза к небу. — Я этого совсем не ожидал! — Не беспокойтесь, — сказала она ему. — Мы прекрасно доберемся до отеля. — Он, должно быть, ужасно знаменитый, — пробормотала Лори, когда они оставили его почитателям его таланта и погрузились в лимузин. |
||
|