"Яко Вертоград во цветении" - читать интересную книгу автора (Медведев Юрий)

11

Я оставил сестре записку, чтобы не беспокоилась. Сообщил, что поехал в горы на два-три дня. Солнце висело еще высоко, но жара начинала спадать. Мария примостилась сзади. До Иссыка молчала, на все мои расспросы о житье-бытье отвечала нехотя, односложно. Но за Иссыком попросила:

— Можно, я оставлю тебе записи моих песен? Как подарок в лучший день твоей жизни, помнишь, я тебе его обещала перед тем, как ты ускакал в Россию? С той поры, как мы расстались, ты много лгал, петлял, изворачивался. И был наказан небесами. Но страданиями своими ты рассеял карму. Светлоликий великан побеждает.

Она протянула мне две кассеты. Я тут же вставил одну в магнитофон и наконец услышал чарующее:

— Э-сан-то-ма-а де-вин-тегми-ни-о-о…

Мария пела до самого моста через Тас-Кара-Су. За мостом я повернул резко вправо, мотор зарычал на крутом подъеме. Мария выключила магнитофон. Стемнело. Над горами затеплился язычок луны, пока и вся она не воссияла древней красою. Когда мы проезжали мимо Клондайка (он оставался метрах в двухстах справа), Мария попросила остановиться и некоторое время сидела, закрыв левой рукою глаза. Потом сказала:

— Через час твоего Литовца оглушат в купе. Ударом кастета по голове. И вышвырнут на полном ходу. Не доезжая двадцати трех километров до станции Тюлькубас. А золото ваше заберут.

— Кто оглушит Рамвайло? — заорал я в лицо отшатнувшейся горбунье.

— Те, кто еще летом выследил вас здесь. Трое молодых мужчин-наркоманов и их подружка с гитарою, тоже наркоманка.

— Чушь! Не верю твоим бредням!

— При чем тут вера или неверие. Мне так высветилось.

— Где же логика? То лучший день моей жизни, то убьют приятеля! И почему ты мне утром не сказала о готовящемся покушении?

— Утром и я не знала. Мне только что высветилось.

Я газанул в ярости, проклиная и себя, и горбунью, и Зуб Шайтана, но присмирел от мысли, ожегшей мозг: «Значит, не расстанься я с Рамвайло, — и лежать бы нам вместе под откосом?..»

Вот и снова зачернели слева древние развалины, снова обнажился в потоках лунного светопада Зуб Шайтана. Я погасил фары, откинулся устало на сиденье.

— Хочешь еще кофе? — спросила Мария.

— Хочу, чтобы ты раскрыла, наконец, все карты! — жестко отвечал я. — Обещание мое выполнено. Любуйся сколько хочешь на свой Зуб Шайтана. Настала твоя очередь — говори всю правду! Ты здесь и раньше бывала?

— Не торопись, герой. Лучше помоги мне выйти из колесницы. Давай подойдем поближе к Зубу.

Я помог ей ступить на траву. Оказывается, в машине она распустила волосы, и они стекали до колен, разделяемые надвое горбом. Она ухватила мою ладонь своею влажной ладошкой и повторила:

— Подойдем к Зубу поближе.

По мере приближения к бумажному барьеру она стала дышать все чаще, начала спотыкаться. Ее шатало из стороны в сторону.

На границе Зоны Содроганий я остановил Марию.

— Дальше нельзя. Сначала страшно гудит в ушах, а двинешься дальше — и бьет в мозг иглами. Может быть, ты знаешь это лучше меня?

— Каждому — свое, — сказала горбунья. — Допустим, для меня граница окажется шагов на двадцать ближе к Зубу. Или еще ближе… Смотри и не двигайся!

Она вырвала руку из моей, сделала шаг, другой, третий… и еще… и еще…

— Мария! Опомнись! Вернись! — завопил я в ужасе и услышал властное:

— Не двигайся! Стой и смотри!

Кинулся было вслед за нею, но ударило иглами в мозжечок и поясницу так, что я опустился на траву, не в силах подняться.