Геннадий Гацура
О пользе регулярного питания (Черная кошка)

"Ну, что там новенького? Неделя народной культуры. Четверг, 31 мая 1934 года в Лиепайском Новом театре слушание реферата господина Битина "Всемирная идея мира". После лекции выступление симфонического оркестра. Дирижер Оскар Бирзниекс…"

В дверь постучали. Сидящий за письменным столом пожилой мужчина отложил газету и громко сказал:

– Войдите.

– Господин следователь, – обратился к нему появившийся на пороге дежурный полицейский, – Рига. Мы переключили на ваш аппарат. Возьмите, пожалуйста, трубку.

Мужчина протянул руку к телефону.

– Хел-ло, Лиепая. На проводе Карл Гутманис, следователь по особо важным делам первого полицейского участка.

– Вы получили пакет из центрального полицейского управления? – раздался в трубке хрипловатый голос одного из секретарей министра.

– Да, – ответил следователь, беря со стола большой конверт с множеством печатей.

– Вы ознакомились с его содержанием?

– Нет еще, – поморщился Гутманис, из своих пятидесяти лет он, по крайней мере, последние пятнадцать лет старался не читать до второго завтрака официальных бумаг, чтобы не портить себе аппетит и желудок, уже и без того загубленный холостяцкой жизнью. – Его только что принесли. А в чем дело?

– В пакете находится сообщение Интерпола.

– Кого?

– Да вы что, там, у себя, в Лиепае, – задрожала от негодования мембрана в трубке, – не знаете о существовании международной организации уголовной полиции, созданной в тысяча девятьсот двадцать третьем году для совместной борьбы с преступниками?!

– Ну и что надо этой организации от нас?

– В Интерпол поступила информация о том, что в Латвии может объявиться один международный преступник, кстати, уроженец ваших мест. Возможно, он постарается изменить свою внешность, фамилию, но в сообщении указаны его антропологические данные, приметы, привычки. Жаль, конечно, что нет отпечатков пальцев. Будьте осторожны, это очень опасный человек. От него можно ожидать всего. К вам на помощь должен вылететь представитель Интерпола.

Гутманис положил телефонную трубку и нехотя вскрыл конверт. Из него выпала фотография и несколько отпечатанных на машинке листков. Едва следователь успел с ними ознакомиться, как вновь раздался стук в дверь.

– Извините, – сказал все тот же дежурный полицейский, – звонили из дома господина Куна. У них, кажется, произошло убийство. Я уже выслал туда наряд полицейских.

– Почему кажется?

– Звонил доктор Гарозе. Он сказал, что это очень похоже не на обычную смерть, а на убийство.

Следователь встал, положил в карман фотографию из конверта и приказал все еще стоящему в дверях полицейскому:

– Вызовите мою пролетку.

Дом Куна находился сразу же за старым еврейским кладбищем. Большой, с огромной застекленной верандой и высокой черепичной крышей, он стоял в глубине цветущего фруктового сада. Гутманис прошел по выложенной керамическими плитками дорожке к особняку и, поднявшись по широкой лестнице, постучал. Дверь мгновенно распахнулась.

– Прошу вас, – сказал полицейский сержант, показывая на приоткрытую дверь. – Он там.

В комнате, уставленной всевозможными восточными безделушками, нервно прохаживаясь, следователя поджидал врач.

– Здравствуйте, я доктор Гарозе. Я здесь ничего не трогал. Я читал многие детективные повести, и понимаю, насколько вам важно видеть место происшествия в нетронутом виде. Я всегда…

– Что здесь произошло? – сухо прервал поток слов Гутманис.

– Ах, ну да, конечно, – еще сильней засуетился доктор. – Сейчас расскажу вам все по порядку. Меня вызвал слуга. Я живу здесь, через дорогу. Я зашел и сразу же все понял. Господин Кун сидел в кресле, а в руке у него была зажата трубка. Здесь еще стоял такой специфический запах. Мне даже пришлось передвинуть диван, чтобы приоткрыть окно и проветрить кабинет. В общем, вы сами можете понюхать трубку. Похоже, преступник именно туда насыпал яду. Вот, вы только…

– Не трогайте ничего, – довольно резко сказал следователь, вынимая из кармана лупу.

Доктор недовольно фыркнул и отошел в угол.

Гутманис внимательно осмотрел сидящего в глубоком кресле покойного, высыпал на чистый лист бумаги содержимое трубки, а затем попросил полицейского, чтобы он позвал кого-нибудь из прислуги.

– У них постоянно живет только один слуга, и тот почти слепой, – сказал доктор, – а уборщица и прачка приходят только два раза в неделю.

В кабинет вошел сгорбленный седой старик в длинной белой рубашке.

– Здравствуйте. Как вас зовут, и долго ли вы работаете у господина Куна?

Старик долго смотрел слезящимися глазами на Гутманиса, соображая видно, кто он такой, а затем, шавкая беззубым ртом, ответил:

– Я работаю у старого хозяина уже почти сорок восемь лет. Он всегда имел привычку после еды садиться в кресло и курить трубку. Я позвал доктора, он вызвал этих истуканов, – старик показал на огромного полицейского, стоящего в дверях, – а они меня никуда не пускают. Мне надо приготовить обед молодому господину. Он уехал с каким-то господином на машине и, наверное, скоро вернется.

– Он, случайно, уехал не с этим человеком? – Гутманис протянул фотографию.

Старик взял ее трясущимися руками и подошел к окну.

– Да нет, что вы, это же молодой хозяин. Только я никогда не видел у него такого костюма.

– А вы хорошо рассмотрели человека, с которым он уехал?

– Я в последнее время совсем плохо стал видеть, только когда совсем близко. Этот мужчина приехал вчера вечером, принял ванну и переоделся в одежду молодого хозяина. У него ничего не было с собой. Затем мужчина имел разговор со старым хозяином. Они даже, кажется, поругались.

– Поругались? – переспросил следователь.

– Да, но потом приехал молодой хозяин, и они все вместе вышли к ужину. А сегодня после завтрака Генрих куда-то уехал с гостем.

– Вы не заметили, кто сел за руль?

– Нет, я только слышал, как они вдвоем спустились вниз к гаражу. Старый хозяин как раз пошел к себе в кабинет, а я потихоньку убрал посуду со стола.

– Ваш молодой хозяин, случайно, не верил в какие-нибудь приметы, черных котов, еще во что-нибудь?..

– Чего? – Старик, сощурившись, внимательно посмотрел на Гутманиса, не шутит ли он. – Да нет, Генрих этим не страдал.

– А это что такое? – Спросил следователь, кивнув на большой резной алтарь, стоящий в углу.

– Старый хозяин жил на Востоке и занимался не только торговлей, но и изучал джайнизм.

– Это одна из древнейших религий, основанная Матахавирой, – встрял в разговор доктор, – по которой во все созданное богом или мастером, вложена душа или дух. Вся же цель существования человека заключается в очищении его духа путем проведения уравновешенной жизни без нанесения вреда другим живым существам.

– Да, да, это так, – согласно закивал старик, – вся жизнь без нанесения вреда.

– А что вы можете сказать о молодом хозяине?

– О, это очень честный и открытый молодой человек.

– Ему же тридцать один год?

– Да, ваша, правда. Он очень молод и еще может совершить много благих дел в этом мире.

Громко хлопнула входная дверь, и в кабинет влетел полицейский в мотоциклетном шлеме и очках.

– Господин следователь, нам только что позвонил ваш помощник Ивар Блумс. На дороге Лиепая – Ница в автомобильную аварию попала машина племянника господина Куна. Есть человеческие жертвы.

Взглянув на носки своих ботинок, Гутманис качнулся на каблуках и проворчал:

– Да, похоже, преступник обошел нас на несколько ходов. Что ж, не будем испытывать судьбу. – Он подошел к мотоциклисту. – Езжайте и передайте Блумсу, что я сейчас приеду. Пусть постарается все сохранить в неприкосновенности.

К тому времени, когда Карл Гутманис добрался на своем экипаже до места аварии, там уже собралась толпа любопытных. Больше всего здесь, конечно, было мальчишек с окрестных хуторов.

Ивар Блумс, молодой человек с длинной шеей, обмотанной белым шарфом, заправленным под мешковато сидящий на нем пиджак, бросился навстречу следователю.

– Господин Гутманис, я уже все осмотрел, – обычная авария. Водитель не сумел удержать машину на повороте и, съехав с проезжей части, врезался в дерево. Шофер, – Ивар заглянул в записную книжечку, – некий Август Хорд, погиб. Пассажир успел выскочить и отделался легким испугом.

Следователь в сопровождении помощника спустился к разбитой машине.

– Здравствуйте, я Генрих Розе, – представился элегантный молодой мужчина, стоящий возле автомобиля. – Вы, наверное, знаете господина Куна, я его племянник.

– Расскажите, что здесь произошло?

– Дело в том, что погибший является моим братом. Его фамилия Херц. Документы вы можете найти во внутреннем кармане пиджака. Я видел, как он их туда клал. Он попросил сесть за руль, ну и, на повороте… Мне с трудом удалось в самый последний момент выпрыгнуть из машины.

– Куда вы ехали?

– Дело в том, что брату надо было заехать за своими вещами, а затем вернуться в город. Я ничего не хочу говорить плохого об Августе, но, как я понял, у него были какие-то нелады с полицией, и он собирался к вам заехать.

– Надеюсь, вы разрешите осмотреть автомобиль? – спросил Гутманис.

– Пожалуйста, если надо. Я здесь ничего не трогал. Все как было.

Следователь несколько раз обошел вокруг разбитой машины, заглянул в салон, где, положа голову на руль, с залитым кровью лицом, сидел погибший, затем повернулся к своему помощнику и дал задание:

– Ивар, ну-ка попробуй закрыть левую дверцу и открыть правую.

Добрых десять минут Блумс безуспешно хлопал дверцей, пока наконец Гутманис не сказал ему:

– Ладно, прекрати, иди лучше сюда, у меня есть для тебя новое задание. – И следователь прошептал своему помощнику что-то на ухо.

– А если я не найду этого цвета? – Широко раскрыв глаза, спросил Ивар Блумс.

– Поймаешь рыжую и перекрасишь. С нынешним развитием химии можно и не такое сделать. Тем более, у тебя огромный запас времени, ты на своей тарахтелке доберешься, пожалуй, раза в два быстрее нас. Езжай немедленно, – махнул рукой Карп Гутманис и подошел к племяннику Куна. – Ну вот, полиция сейчас займется телом вашего брата и машиной, а вы, надеюсь, не откажетесь для выяснения некоторых формальностей проехаться со мной на пролетке? Терпеть не могу эти грохочущие самобеглые коляски, движущиеся за счет загрязнения воздуха.

– Я и сам их не особенно переношу, да и после аварии еще не отошел, поэтому с удовольствием составлю вам компанию.

Минут через сорок единственный экипаж, который держали в лиепайской полиции специально для Гутманиса, остановился возле участка. Следователь сошел первый и пропустил вперед племянника.

– Прошу вас.

Тут дверь полицейского участка медленно приоткрылась, и из нее вышел огромный черный кот. Лицо у племянника Куна вдруг переносилось, и он остановился как вкопанный.

– Ну что же вы? – спросил сыщик.

– Извините, – повернулся к нему мужчина. – Я после вас.

Гутманис улыбнулся в свои седые усы и первым вошел в дверь. Следом за ним, пропустив вперед какую-то смеющуюся девицу в сопровождении полицейского, предварительно перекрестившись и сплюнув три раза через левое плечо, с совершенно бледным лицом переступил порог полицейского участка племянник Куна.

– Проходите сразу ко мне в кабинет. А, Ивар, ты уже здесь.

Молодой человек бросился навстречу следователю и, кивнув на сидящего возле окна мужчину в черном плаще и надвинутой на лоб широкополой шляпе, горячо зашептал:

– Из Интерпола. Только что приехал, дожидается вас.

Племянник господина Куна, вероятно, расслышав шепот, бросил внимательный взгляд на представителя Интерпола, и, усмехнувшись, тоже надвинул себе на лоб шляпу. Гутманис повесил котелок и зонт на вешалку, подошел к мужчине в черном плаще и первым представился на немецком:

– Следователь по особо важным делам Карл Гутманис.

– Ганс Блюменталь, – буркнул в ответ, вставая, представитель международной организации уголовной полиции, – вы можете говорить на родном языке. Моя мать была латышкой. Надеюсь, вы получили инструкции?

– Да, получил и прочитал.

– Что ж, в таком случае не буду вам мешать, – полицейский вновь сел в угол возле окна.

– Извините, господин следователь, – в кабинет, постучавшись, вошел дежурный. – Тут вам просили передать.

Гутманис распечатал конверт и, быстро пробежав взглядом по вложенному в него листку бумаги, воскликнул:

– Ну вот, не зря говорят, что кто действует слишком поспешно, тот менее удачлив. Пока мы ехали, пришел ответ от доктора. Что ж, тогда не будем откладывать это дело в долгий ящик и начнем. Ивар, займи место за своим пишущим агрегатом. – Следователь повернулся к племяннику господина Куна. – А вас попрошу, присаживайтесь вот здесь и рассказывайте все по порядку.

– Знаете, я никогда не слышал о существовании у меня брата, да еще близнеца, но вот вчера вечером в дом моего дяди приехал этот человек, представился Августом Херцем и даже предъявил какие-то документы. Правда, в этот момент я отсутствовал, так как провожал пароход с эмигрантами. Вы знаете, наверное, мой дядя очень богат и занимался… то есть занимается благотворительной помощью. Когда я приехал, они уже договорились обо всем.

– О чем?

– Я не знаю, но, кажется, дядя требовал, чтобы мой брат зачем-то обратился в полицию. Они, как я понял, даже на этой почве немного поругались. Я не стал ни о чем их расспрашивать, подумал, если захотят, сами все расскажут. А сегодня утром брат решил съездить на машине куда-то в сторону Ницы. Сказал, что хочет забрать свои вещи, которые оставил после того, как перешел границу. А на повороте не справился с управлением. Это ему не швейцарские дороги. В последний момент я успел выпрыгнуть.

– Что ж, прекрасно. Спасибо за рассказ, теперь моя очередь. – Следователь прошелся по кабинету. – История, что я расскажу вам, необычна. В мае 1903 года Мария Розе, урожденная Витале, благополучно разродилась двумя мальчиками, а через пять месяцев, прихватив одного из сыновей, она бежала с каким-то заезжим авантюристом. Так разошлись пути-дороги братьев-близнецов. На ее мужа это произвело такое сильное впечатление, что он слег, и, пролежав в постели несколько недель, умер. Сына взял к себе двоюродный брат. Через некоторое время родственники вдруг получили от Марии известие, что у нее другая фамилия, и она находится в Риге. Затем пришло сообщение из Швейцарии. С тех пор Мария Розе сменила с десяток мужчин и мест пребывания. Сын ее воспитывался в закрытых учебных заведениях Бельгии, Швейцарии, Великобритании. Изредка она наезжала к нему со своим очередным любовником, но лишь для того, чтобы забрать и отдать его в школу при монастыре уже какой-нибудь другой страны. Мальчик привык к переездам. Когда он подрос, мать и ее любовники научили его жизни, и вскоре Август Херц сам становится известным авантюристом международного класса. На данный момент его разыскивает полиция трех континентов: Европы, Америки и Австралии…

– Господин следователь, вы рассказываете страшные вещи. Неужели мой погибший брат-близнец был таким страшным человеком? – племянник господина Куна перекинул ногу через ногу, он так и не снял шляпу.

– И вот, – продолжил Гутманис, – после неудачи с поддельными бриллиантами, которые Август Херц пытался через подставных лиц продать бельгийской принцессе, ему грозили огромные неприятности, так как была затронута честь королевской фамилии. Херц бежит сначала в Польшу, затем в Пруссию. Здесь он вспоминает о существовании богатого дядюшки и брата-близнеца, и у него рождается страшный план. Август Херц нелегально, через Литву, переходит границу Латвии и оказывается в Лиепае. Господин Кун, возвратившийся с Востока не только с огромным состоянием, но и истинным приверженцем джайнизма, вероятно, каким-то образом был наслышан о похождениях своего племянника и поэтому потребовал, чтобы тот немедленно покинул его дом и сдался полиции. Август попросил отдохнуть до утра, сославшись на то, что он очень устал с дороги. Времени этот негодяй не терял. Узнав о многолетней привычке господина Куна курить после еды, он перед завтраком подсыпал ему и трубку яду…

– Что? Вы хотите сказать, господин следователь, что мой дядя убит? – воскликнул племянник господина Куна.

– Да, и вы эта знаете не хуже меня, и даже только что случайно проговорились об этом, господин Август Херц – убийца и международный аферист.

– Да вы что! – вскочил племянник господина Куна. – Я – Генрих Розе. У меня горе, я только что потерял брата, умер мой любимый дядя, а вы тут позволяете себе!..

– Перестаньте ломать комедию, господин Херц. Своей панической боязнью черных кошек вы с головой выдали себя. Ну что ж, даже у таких матерых преступников бывают, слабые места. И, слава богу. Вас ждут, – Гутманис кивнул на представителя Интерпола, уже стоявшего с наручниками наготове.

– Хорошо, господин следователь, – поднял руки над головой, как бы сдаваясь, племянник, – я готов согласиться, что я действительно Август Херц, но скажите на милость, зачем мне надо было убивать своего собственного дядю? Я бы мог просто в эту же ночь перебраться в Литву, и там бы мне не была страшна никакая латвийская полиция.

– Я же говорил, что у вас не было денег, и по пятам шел Интерпол… Вы решили путем двойного убийства не только поправить свое материальное положение, но и обзавестись новыми документами. В общем, здесь все ясно, как день, вы мне больше не нужны.

Август Херц опустил руки.

– Проклятые черные коты, чтоб они все!.. – прошипел он на немецком, глядя на защелкнувшиеся на запястьях стальные браслеты.

– Увы, дело не в котах, а в вас, – негромко заметил следователь. – Но, похоже, вам этого не понять.

– Попрощайся и вперед, мой милый Августин, – подтолкнул Херца к дверям представитель Интерпола и, обернувшись к Гутманису, постучал по стеклу часов. – Извините, не имею больше возможности задерживаться, нас ждет самолет. Материалы по этому делу перешлите, пожалуйста, к нам, через свое главное полицейское управление. Я, по правде говоря, думал, что этот тип опять ускользнет от нас. Большое спасибо за помощь. До свидания.

Следователь подошел к окну. Из дверей полицейского участка в сопровождении двух полицейских с шашками наголо вывели преступника. Прежде чем скрыться в черной машине с зарешеченным небольшим окошечком, он оглянулся и встретился взглядом с Гутманисом. Возможно, Август Херц еще долго бы так стоял, пытаясь, наверное, на всю жизнь запечатлеть в своей памяти образ пожилого следователя, если бы полицейский не толкнул его и не захлопнул за ним дверь.

– Да, – тяжело вздохнул Гутманис, оторвавшись от окна, – воистину говорили древние: "Quidnon mortalia pectora cogis auri sacrafames!" – К чему только не побуждает человеческие сердца гнусная страсть к деньгам.

– Я так ничего и не понял, – покачал головой Ивар Блумс, заправляя чистый лист в пишущую машинку, – неужели только благодаря черной кошке, выпущенной мной по вашему указанию из дверей полицейского участка, вы смогли определить, что он преступник?

– Ну, не совсем так. Я начал догадываться о том, что он не тот, за кого себя выдает, едва первый раз его увидел.

– Почему? Что могло вам показаться в нем подозрительным? – Пожал плечами помощник Гутманиса. – Вроде человек как человек.

– Ну, я в отличие от тебя успел прочитать вот это, – следователь достал из стола конверт с инструкциями из Интерпола. – А потом, старый слуга господина Куна описал Генриха Розе как человека очень честного и открытого. Увидев же брата-близнеца, я сразу же заметил, что он носит часы на внутренней стороне руки, а это говорит о крайней скрытности. Затем узлы на туфлях. У нас никто так не завязывает шнурки. Затем эта новоевропейская манера носить шляпу, надвинув на глаза, как в плохих американских вестернах. Я уже не говорю о небольшом акценте. И это только косвенные улики, но они мне дали почву для подозрений.

– А что же тогда было основными?

– Несмотря на неплохо разработанный преступником план, их огромное количество. Едва начав осматривать место аварии, мне сразу же бросилось в глаза, что погибший никак не мог во время аварии сидеть на месте водителя, его перетащили туда потом.

– Почему? – почесал затылок Ивар Блумс.

– Ну, во-первых, вся передняя часть салона автомобиля засыпана осколками разбившегося лобового стекла, а вот ни в волосах покойного, ни на его костюме не было видно ни одного осколка. Во-вторых, ты заметил, как был смят пиджак выпрыгнувшего из автомобиля племянника Куна? Нет?.. А я заметил. В верхней части спины, в районе лопаток.

– Постойте, а это какое имеет значение для нашего расследования?

– А такое, что ездить на машинах ты, Ивар, любишь, а вот наблюдательностью не отличаешься. Дело в том, что у пассажира в основном мнется нижняя часть пиджака, а у водителя верхняя, в районе лопаток, так как ему все время приходится крутить руками баранку автомобиля. Ну, и, в-третьих, и это было самой главной уликой. Помнишь, я попросил тебя попробовать открыть дверцу со стороны пассажира?

– Да, она не открывалась. А дверца со стороны водителя, наоборот, была открыта и ее невозможно было закрыть.

– Все правильно. В каком же гениальном плане можно было предвидеть, что корпус автомобиля после аварии поведет, дверцы заклинит, и их невозможно будет ни открыть, ни закрыть.

– А дверцы здесь при чем?

– А при том, что, выпрыгивая на полной скорости из машины, человек просто не успевает закрыть за собой дверцу. Теперь понятно?

– Вы хотите сказать, что раз дверца открыта со стороны водителя, значит, выпрыгивал из машины на ходу не пассажир, а человек, сидевший за рулем?

– Правильно. Возможно, Ивар, из тебя когда-нибудь выйдет толк. Да, так и было дело. Преступник, предварительно ударив свою жертву по голове, разогнал машину и, направив ее на деревья, выпрыгнул из нее. Ты заметил, что у него были испачканы рукав, брючина и верх туфли. Вероятно, выпрыгивая, племянник поскользнулся. Но если бы он прыгал с места пассажира, у него был бы испачкан правый бок, а не левый. После аварии Август Херст перетащил за руль своего брата. Убийца подумал, что местные сыщики не обратят внимания на его оплошность с дверями. Вот в принципе и все. На основании вот этих улик или подозрений я и задержал на некоторое время племянника Куна. А чтобы еще раз застраховаться и не бросить даже тень подозрения на совершенно невиновного человека, я попросил врача при осмотре трупа обратить внимание на повреждения грудной клетки.

– А это зачем?

– Ты видел, какой удар машины был о дерево?

– Да, – кивнул Ивар Блумс, – очень сильный. Вся передняя часть смята.

– Вот, вот. При таком столкновении водитель, несомненно, должен был сильно удариться грудью о руль. Пока я намеренно медленно тащился в своей пролетке до участка, врач уже успел обследовать тело убитого и сообщить в полицию, что никаких повреждений грудной клетки не наблюдается. Вот так. Август Херц думал, что ему, не раз оставлявшему с носом полицию Европы, Америки и Австралии, не составит труда обвести вокруг пальца местную полицию. Его план был гениально прост и прекрасно разработан. Но, увы! Как бы не было прекрасно задумано и хорошо спланировано преступление, всего предусмотреть нельзя. И, слава богу, – Карл Гутманис вытащил из кармашка жилета часы. – Ты смотри, время ужина, а я еще не обедал. Так недолго и совсем желудок испортить. Ивар, хочешь добрый совет? Ешь всегда в одно и то же время, проживешь до ста лет.

– Зачем мне эти сто лет?

– Ну, это ты сейчас так говоришь. – Следователь надел котелок и взял зонт. – Хотя, ты знаешь, на этой работе, общаясь вот с такими негодяями, дай бог, и до пятидесяти дотянуть. Ну, в общем, я пошел…

Дверь кабинета распахнулась и на пороге вновь, уже который раз за день, появился дежурный полицейский.

– Все, все, все, – замахал руками Гутманис. – Я ухожу, меня уже нет. Должен же я, наконец, сегодня пообедать…

– Но, господин следователь, к вам посыльный из префектуры. Говорит, что звонил секретарь министра, срочное дело…

– Он что, сюда не мог позвонить?

– У нас перед самым вашим приездом отключился телефон.

В кабинет между косяком и дежурным полицейским протиснулся мальчишка в большой не по размеру фуражке с городским гербом.

– Мне приказали срочно передать вам, – затараторил он, – самолет с этим, представителем из полиции, уже вылетел из Риги и через полчаса сядет в Лиепае. Секретарь министра просит встретить его в аэропорту.

– Ах ты, поганец этакий, – пригрозил тростью-зонтом Гутманис. – Самолет уже улетел, а ты только объявился. Где это ты шляешься?

– Нигде я не шлялся, – обиделся маленький курьер. – Позвонили в половине шестого, сказали, очень срочно, и я сразу же побежал к вам.

– Без пятнадцати шесть, – следователь сунул в карман жилета часы и повернулся и своему помощнику. – Ивар, этот Ганс Блюменталь показал тебе какое-нибудь удостоверение или жетон?

– Нет. Он только сказал, что приехал к вам из Интерпола, и все время крутил на пальце наручники. Помните, ну, как тот полицейский в американском фильме о неуловимом преступнике.

– Да уж точно, неуловимом. Бог ты мой, как мальчишку вокруг пальца…

– Что-нибудь случилось? – Блумс все еще ничего не понял.

– Ничего хорошего. Бросай эту работу, она все равно никому больше не нужна, и отправляйся встречать самолет с представителем Интерпола.

– А разве он не улетел? – удивился Блумс.

– Улетел, да не тот. Поедешь объяснишь, как ты принял сообщника бандита за полицейского.

– А вы?

– А что я? И так я из-за какого-то негодяя-преступника не пообедал, что же мне теперь из-за своего бестолкового помощника совсем испортить желудок и остаться без ужина. До свидания. Не забудь, тебя ждут на аэродроме…

Латвия, 1986 г.