"Бойцы Сопротивления" - читать интересную книгу автора (Пронин Николай Матвеевич, Гладкий Сергей...)

Тетрадь шестая

О существовании этих катакомб было известно давно, наверное, со средних веков, но входы и выходы со временем завалились, в реальность их уже мало кто верил. А тут, в канун войны, во время бури была выворочена могучая сосна с корнями. Под ней оказалась нора, которая вела в глубь земли, вот тогда-то и вспомнили о катакомбах.

К счастью, об этой норе знали немногие. Тем более что лесник так искусно замаскировал ее, что, придя на место вторично, сам же еле отыскал вход.

Партизаны зажгли фонарь «летучая мышь» и начали спускаться в подземелье. Вначале спуск шел круто вниз. Вскоре они оказались в большом, кубической формы пространстве, где можно было стоять во весь рост. Стены были из белой глины… При легком дуновении с них поднималась мучнистая пыль.

Осмотревшись, партизаны двинулись дальше. Потолок постепенно начал спускаться все ниже и ниже… Через некоторое время они уже вынуждены были идти согнувшись. Воздух стал еще более неподвижным и затхлым. Каменная пыль сыпалась за воротник. Нора вскоре привела их в новое помещение. Первое, на что обратили они здесь внимание, были остатки костра. Неожиданно послышался крик Андрея:

— Посмотрите-ка на стену!

При свете фонаря они увидели на ней надписи на французском и русском языках. По-русски было написано: «Отомстим за смерть Тарасова» {20}. Выходит, до них здесь уже побывали русские? Все вопросительно посмотрели на Коваленко.

— Лесник рассказывал, — пояснил он, — что в конце прошлого года здесь укрывался отряд франтиреров {21}. В нем были и русские. Потом отряд ушел и назад больше не вернулся.

…На третий день их пребывания в катакомбах Колесника позвали к выходу. Часовой слышал крик совы. А это значило, что русских партизан разыскивает связной франтиреров.

Когда лейтенант выбрался наружу, то крик совы повторился. Вскоре он увидел в глубине леса Эмиля, а с ним, к его немалому удивлению, Роллана — связного департаментского штаба ФФИ, с которым он в свое время познакомился у Капитана.

— Так вот я где отыскал вас, — заговорил Роллан, — как устроились?

— Для солдат вполне сносно, — ответил Колесник, — жаль, что мы не знаем общего плана катакомб, обосновались только в центральной пещере.

— Я думаю, что долго вы здесь не задержитесь, — заметил связной.

Последнее время события на фронтах развивались все стремительнее. Союзники подходили к Пикардии все ближе и ближе. Правда, двадцать первого июля они приостановили свое наступление, но ясно было, что это ненадолго. Не такое сейчас, время, чтобы отсиживаться. На восточном фронте Красная Армия продолжала быстрое продвижение вперед. Отбросив немцев от Петрозаводска и разбив их наголову в Белоруссии, она освободила часть Польши и вплотную подошла к Восточной Пруссии. Успехи ее сильно встревожили правящие круги США и Англии. А тут еще силы Сопротивления настолько активизировались, что у союзников возникли серьезные опасения за то, что народ Франции освободит свою страну без их помощи. Вот почему они возобновили наступление в сторону Кутанса.

Оно началось двадцать пятого июля. Первая американская армия устремилась на юг, на Кутанс. Обогнув город с обеих сторон и подавив сопротивление немцев, тридцать первого июля она взяла Авранш. А тем временем вторая английская армия из района южнее Кана направила свой удар на Фалез. Ее успехи были не так значительны. Однако к исходу шестого августа союзники вышли на линию Кан — Вир — Мортен — Майен. Прогрессивная печать горячо приветствовала продвижение союзников по Франции. Видимо, эти события и имел в виду связной, сказав: «Долго вы здесь не задержитесь».

Между тем Роллан продолжал:

— Отступая, немцы мародерничают, угоняют в Германию узников, содержащихся в тюрьмах и лагерях. Отряду Анри поручено освободить из тюрьмы одну из групп патриотов. Есть дело и для вас…

Минуту-другую он смотрел на Колесника, словно старался угадать, как он отнесется к его предложению.

— Речь вновь пойдет о мостах, камрад Колесник. Немцы очень спешат восстановить тот, который вы взорвали. И неудивительно. Из-за него сейчас парализовано продвижение грузов к фронту. Вот почему штаб департамента приказал разрушить и второй мост.

И, помолчав, добавил:

— Правда, теперь это будет сделать значительно труднее, чем в первый раз…

— Приказ есть приказ, — заметил Колесник, — который выполняется, а не обсуждается…

Когда связной собрался уходить, Колесник спросил:

— Ну а как там настроение у Анри?

Роллан улыбнулся.

— Теперь отошел, а первое время очень переживал.

О причинах, приведших франтиреров к неудаче, они узнали на следующий день после взрыва моста. Оказывается, все дело было в разведчиках. Они не довели дело до конца, просмотрели секретный пост немцев, а как только франтиреры подползли близко к мосту — из засады их резанули из автоматов. О взрыве моста нечего было и думать.

Потеряв несколько человек убитыми, отряд отошел ни с чем.

Раньше всех знакомство с парашютистами завязал Сергей. В тот вечер он дольше других задержался в поле и на хутор возвращался один. Чтобы спрямить дорогу, шагал через лесок. Неожиданно в кустах он заметил долговязого парня лет двадцати трех, одетого в куртку с «молниями», на ногах — высокие ботинки из тонкой кожи.

Вначале Сергей принял долговязого за немецкого дезертира, притаился в кустах, подпустил его ближе и, неожиданно накинувшись на него сзади, скрутил ему руки, отнял автомат. Только тут Сергей обратил внимание на то, что автомат, который был отобран у парня, он видел впервые. Сергей пытался заговорить со своим пленником, но ни по-немецки, ни по-французски тот не понимал. Тогда, оставив долговязого связанным в лесочке, он отправился на хутор, доложил о случившемся командиру.

В лес они вернулись вдвоем.

— Да это же английский парашютист, — сказал Петриченко, как только увидел долговязого.

Развязав пленного, партизаны вновь пытались поговорить с ним, но ничего не получилось: они не знали английского, а парашютист — русского.

Задумчиво посматривая на солдата, Петриченко заметил:

— Мне думается, что он не один…

— Вполне возможно, — согласился Сергей, — в таком случае мы могли бы помочь им собраться вместе…

— А ведь это идея, елки-моталки, — загорелся Петриченко. — Значит, так… Сейчас же беги на хутор, забирай парней своей тройки и отправляйся на поиски англичан.

— Есть!

— Да, если удастся разыскать кого-то из парашютистов, — продолжал Петриченко, — веди их на торфоразработку. Видел там на окраине торфяника барак?

— Да.

— Тогда поторапливайся! Если немцы пронюхали об англичанах — они живо будут здесь.

Вернув автомат парашютисту, Петриченко пригласил его следовать за собой. Получив оружие, парень сразу же успокоился. Видимо, понял, что эти люди не желают ему зла, повеселел и бодро зашагал вслед за своим проводником.

Некоторое время они шли лесом. Когда лес кончился, перевалили невысокую гору, спустились в низину и постепенно вновь втянулись в лиственный лес. Вскоре они вышли на заброшенный торфяник в болотистой пойме реки Оти. До войны тут добывали торф, но потом всякие работы были прекращены и сейчас вокруг не было ни души.

Чем дальше они шли, тем ниже становилась местность. Ноги все глубже вязли в рыхлой коричневой жиже. Наконец они подошли к бараку, прикрытому со стороны дороги тальником. Во время непогоды здесь укрывались рабочие. Теперь он обветшал, полуразрушился, но черепица на крыше еще была в приличном состоянии.

Как только они оказались внутри помещения, солдат устало снял с себя большой рюкзак, вынул и распечатал банку консервов и принялся вяло жевать. Но вскоре его поборол сон. Голова поникла, и он начал тихо посапывать. Наверное, солдат не спал уже не одну ночь.

Петриченко то и дело выходил из барака, вслушивался в тишину, ждал появления группы Сергея. Но, кроме шума леса, ничего не улавливал. Незаметно спустились сумерки. От реки потянуло сыростью и прохладой. Парашютист по-прежнему спал. Тянуло на сон и Петриченко. Чтобы не задремать, он упорно ходил вокруг барака.

Группа Сергея пришла уже на зорьке. Партизаны привели с собой семерых парашютистов. Все они были одеты одинаково, так же, как тот парень, которого обнаружил Сергей. И все же среди прибывших Петриченко сразу признал командира. Он шагал рядом с Сергеем, чуть впереди него, был немного старше других, худощав, высокого роста.

Войдя в помещение и увидев спящего товарища, парашютисты переглянулись, сразу повеселели. Тот, кого Петриченко принял за офицера, сбросил с себя рюкзак, вышел наружу, долго стоял под ивой, о чем-то думал, курил, прислушивался к шороху листьев. Его, кажется, что-то беспокоило.

Офицер знал несколько русских слов, по дороге на торфяник Сергей сказал, что они русские партизаны, но он, видимо, не поверил, возможно, ожидал какого-то подвоха, был настороже. В первую минуту у Петриченко было большое желание спросить: все ли собрались, но, видя настороженность англичан, вопросов задавать не стал. Парашютисты устали, надо было отдыхать и партизанам, поэтому, договорившись о встрече на следующий день, Петриченко и его товарищи простились с англичанами и отправились на хутор.

Здесь их ждала новость: пока они были на торфянике, в Розели побывали немцы. Скорее всего разыскивали парашютистов. Прикатив на двух грузовиках, они обшарили все дворы, заглянули кое к кому из фермеров в дома, а затем выехали на окраину хутора и принялись прочесывать окрестности. Но вот в лес, возможно, потому, что наступили сумерки, не пошли. Следовательно, завтра они могут нагрянуть сюда вновь.

Несмотря на такую перспективу, утром группа Сергея вновь отправилась на торфяник. По дороге они увидели на сосне парашют. Чтобы замести следы англичан, принялись его снимать с сучьев. Пока Загороднев и Буслаев занимались этим, Сергей ходил вокруг, был настороже. Неожиданно ему показалось, что кто-то стонет. Возможно, померещилось? Но стон повторился. Он подошел к кустам и увидел парашютиста. У него была переломана нога, результат неудачного приземления. Оказав помощь, партизаны решили доставить его на торфяник. Долго провозились с изготовлением носилок и в барак добрались уже в полдень. Парашютистов почему-то не оказалось. Партизаны недоуменно переглянулись. Было непонятно, вовсе покинули торфяник англичане или только ушли на разведку? Раненый стонал. Сергей и его товарищи хмурые бродили вокруг барака.

Англичане вернулись лишь через сутки. Они разыскали еще одного солдата. Теперь их было десять человек. Офицер на этот раз был более приветлив. Начало чем-то горячо просить русских партизан. Они не сразу, но поняли, что нужны данные о дислокации и численности воинских частей в окрестностях Дуллана. Сергей и его товарищи занялись этим делом.

В конце недели вместе со связной во Фреван пришел Петриченко. Колесник не виделся с ним больше месяца. За это время дулланские партизаны разыскали еще одну стартовую площадку и координаты ее передали Капитану. Совершили нападение на немецкую автомашину и добыли себе взрывчатку. Вообще, дела в отряде шли неплохо. Поэтому настроение у Петриченко было приподнятое.

— Ну а как поживают парашютисты? — поинтересовался Колесник.

Петриченко усмехнулся.

— Ушли уже…

— То есть как ушли? — в первую минуту не понял Колесник.

— Очень просто… Собрали с нашей помощью данные и ушли.

Увидев на лице лейтенанта разочарование, добавил:

— Ничего! Теперь уже до встречи с англичанами осталось немного.

— Похоже, — сразу оживился лейтенант и тут же заговорил о предстоящей операции по взрыву второго моста, сказал, что фреванцам, возможно, потребуется помощь дулланских партизан.

Данные о размещении охраны были весьма неутешительные, шансов на успех у партизан имелось крайне мало. В этом они убедились в первые же дни: все попытки подступиться к мостам ни к чему не вели. Охрана была настороже.

Однажды, лежа неподалеку от реки в полуразрушенном здании, партизаны услышали неясный гул. Вначале он походил на жужжание пчелы. Но постепенно звук нарастал, становился все громче и громче, и вскоре можно было точно сказать, что это приближается армада четырехмоторных «ланкастеров». Тут же заухали зенитки.

В тот момент, когда самолеты были уже совсем близко, Колесник вдруг подумал: «А не помогут ли нам выполнить задание союзники?» — и приказал выстрелить в сторону моста из ракетницы. Летчики их сигнала, видимо, не заметили, зато немцы открыли по развалинам дома, где укрылись партизаны, такую яростную стрельбу, что они еле выбрались из укрытия. Однако идея навести английские бомбардировщики на мост больше их не покидала. Они стали бывать возле моста почти каждую ночь. Однажды чуть не напоролись на засаду. Хорошо, что, предвидя это, партизаны были осторожны, опасность заметили вовремя. После того памятного случая прошло несколько дней. Как-то в район мостов они пробрались уже в полночь и стали ждать появления самолетов. Отряд был разделен на две группы.

Меньшая во главе с Поповичем залегла справа от моста, основная — слева. Их разделяло лишь шоссе, которое, извиваясь, бежало к мосту и помещению охраны. При появлении самолетов обе группы должны были подать сигналы летчикам одновременно. Вскоре они услышали гул моторов. Хотя самих самолетов в темноте не было видно, гул этот продолжал расти, набирать силу. Заработали зенитки. В тот момент, когда самолеты были на небольшом расстоянии от мостов, почти одновременно темноту ночи распороли две ракеты. Они скрестились примерно на высоте сотни метров как раз над мостом, рассыпались в пучки мелких искр и потухли. Но на этот раз их сигнал не остался без внимания. Судя по гулу моторов, самолеты кружили над мостами. Послышался вой, затем грохот близкого разрыва. И тут же еще. Земля вздрогнула. Первая бомба угодила в железнодорожное полотно, расшвыряла стоявшие на нем вагоны, вторая попала в мост. Огненный вихрь на какое-то мгновение осветил часть моста, фонтан воды поднялся на высоту десятков метров, а затем вновь все погрузилось в темноту.

— Порядок! — послышался радостно-возбужденный голос Николая. — Порядок!

В этот момент в правой стороне чиркнула короткая автоматная очередь. Потом еще. На этот раз уже более четко. Они переглянулись. Интересно, кто открыл стрельбу: охрана или подошло подкрепление? Вдруг возле моста взвилась ракета. Она выхватила из темноты кусочек шоссе, грузовик, из которого выпрыгивали на землю и разворачивались в цепь гитлеровцы. Значит, подкрепление.

И сразу же трескотня автоматов усилилась. Колесник прислушался к ней, старался понять, кто в ней участвует: вся группа Поповича или только те бойцы, которые остались для прикрытия. Пора было отходить…

— В заслоне останутся Костогрыз, Нодьев и Бойко, остальные за мной! — приказал Колесник.

— Разрешите остаться и мне? — попросил Николай.

— Хорошо! Будь за старшего! — разрешил лейтенант.

Николай побежал к лежавшему на земле ящику с гранатами и принялся набивать ими карманы и сумку. Товарищи его укрывались за камнями, а остальные партизаны короткими перебежками уходили к кустам.

Вдруг в небе вновь вспыхнула ракета. Сделав дугу и оставив серый дымовой шар, ракета, не долетев до земли, погасла. Тут же загорелась новая. Едва вспыхивала очередная ракета, партизаны плюхались на землю и пережидали, пока она погаснет. После этого поднимались и, делая короткие перебежки, уходили в глубь посадки.

Медленно наступал рассвет. Позади послышалось несколько взрывов. Это группа Николая, подпустив близко фашистов, забросала их гранатами. На некоторое время автоматная трескотня прекратилась. Потом она возобновилась вновь, но была уже не такой яростной, как прежде.

Сразу за посадкой начиналось болото…

Под ногами захлюпала вода. Когда выбрались на сухое место, встретили бойцов из группы Поповича.

Самого Поповича в группе не было. Он остался в засаде.

Едва они перевели дыхание, как застрочили автоматы в том месте, откуда они только что выбрались. Значит, немцы продолжали преследование. Но основная группа от них уже оторвалась. Чем дальше уходили люди этой группы от моста, тем глуше доносилась до них автоматная трескотня. Вскоре ее не стало слышно вовсе…

В катакомбы партизаны добрались уже на рассвете. Часа через два пришли и люди из прикрытия, принесли печальную весть: во время перестрелки погиб Попович, четверо бойцов ранено. Нужно было позаботиться о них. В ближайшей деревушке Бубер жил фельдшер, но когда его попросили оказать помощь «лесным людям», он струсил и в помощи отказал. Пришлось вести его в лес силой.

Среди раненых больше всего пострадал Андрей: парню требовалась срочная операция.

— У нас один выход, — сказал Николай, — отправить Андрея к Жанет. Операцию парню сделает ее папаша.

— Да, но примет ли он партизана? — усомнился Колесник.

— Примет! В прошлый раз, когда я был в Дуллане и передавал Жанет записку от Андрея, убедился в том, что она его любит. Папаша никуда не денется. Да и выхода другого у нас нет…

— А на чем мы его повезем? — озабоченно спросил Колесник.

— Это, товарищ командир, поручите мне, — попросил Николай, — а в помощь выделите одного-двух бойцов.

…Как-то, возвращаясь из разведки, на окраине села Бубер в липовой роще Николай увидел новенький особнячок. Разведчик слышал, что в нем живет коллаборационист {22}, и стал внимательно наблюдать из-за кустов за усадьбой… Оказалось, что особняк пуст. «Странно, — подумал разведчик, — еще недавно его хозяин был в селе, а тут вдруг исчез. С чего бы это? Уж не испугался ли он появления в этом районе русских партизан?»

Рядом с особнячком стоял такой же новенький гараж. Когда Николай заглянул в него, то удивился еще больше: внутри стоял «пежо». Значит, хозяин бежал спешно. Интересно, исправна ли машина? Разведчик открыл гараж. Если не считать спущенных баллонов, «пежо» был на ходу. На него и рассчитывал Николай, когда говорил: «Это, товарищ командир, поручите мне!»

Только вот где взять бензин? В баке его было совсем немного. Вначале партизаны думали «позаимствовать» бензин у какого-нибудь немецкого шофера: мало ли их проносится по дороге. Николай и двое посланных с ним партизан уже залегли было на обочине шоссе. Но движение на дороге было весьма оживленным. Если задержать машину днем — это сразу привлечет внимание немцев. Между тем шум ни к чему. Подождать вечера и воспользоваться темнотой? Но раненый ждать не может. И Николай решился: отпустил товарищей, а сам сел на велосипед и, прихватив канистру, покатил в село. Бензин он достал.

В сумерках, захватив Андрея, выехал с ним в Дуллан.

Назад разведчик вернулся на рассвете и весело доложил:

— Все в порядке, товарищ лейтенант! Операция Андрею сделана, он оставлен у Жанет.

Вечер застал русских и французских партизан в лесу, у обрыва неглубокого ущелья. Вокруг шумели вековые сосны. Небольшая речка бежала где-то по дну ложбины. У самого берега они отрыли окопы, замаскировали их и принялись ждать появления противника. Со стороны Ла-Манша тянуло сыростью и прохладой.

Пятнадцатого августа английские и американские войска высадились на юге Франции. Значит, конец войне стал еще ближе. У всех только и разговора, что о высадке союзников.

— Да, теперь мир уже не за горами, — мечтательно говорит Николай, — вот кончится война — сразу на Волгу. Родина! Нет на свете ничего ее дороже.

Его сосед Мишле понимающе улыбается. Незаметно спустились сумерки. Стало совсем темно. Неожиданно на конце поляны кто-то еле слышно запел французскую «Партизанскую песню».

Песня эта родилась совсем недавно. Ее слова еще мало кому известны. Поэтому поют лишь два-три человека, поют почти не раскрывая рта. Остальные жадно вслушиваются, стараются запомнить мелодию, слова.

— Стой! Кто идет? — послышался голос из орешника.

— Пароль — Франция!

В обеих отрядах насчитывалось около восьмидесяти человек. В их распоряжении два пулемета и миномет, почти у каждого автомат или карабин. Но дело не только в количестве оружия. Многие из тех, кто находился здесь, принимал участие не в одной горячей схватке с врагом, прошел суровые испытания. Вон почти у края обрыва за сосной рядом с Николаем лежит Мишле. Он в отряде Анри с первых дней его организации. Был в кадровой армии, попал в плен, бежал, пришел к франтирерам. Под Кале в деревне у него осталась семья: жена, двое детей. Об их судьбе ему ничего не известно. Как они там?

Перед Мишле на сошках стоит ручной пулемет.

Француз аккуратно разложил перед собой диски, посмотрел на Колесника и, улыбнувшись, спросил:

— Ну как, лейтенант?

— По-моему, все в порядке, — ответил тот серьезно.

Глаз у Мишле острый, стрелок он опытный. В армии тоже был пулеметчиком. Правда, в сороковом, когда они отходили от границы, ему так и не пришлось ни разу выстрелить. Зато в отряде ни одна операция без его участия не обходится. Меткие очереди Мишле не раз выручали товарищей в трудную минуту. Можно не сомневаться что, когда появятся немцы, он не промахнется и на этот раз. Француз осмотрелся вокруг, возбужденно сказал:

— Ох и дадим же мы сегодня прикурить бошам… Только вот что-то они не показываются!

Незаметно наступила ночь, а немцев все нет и нет. Может быть, они изменили маршрут или перенесли сроки отступления? Стало прохладней. Партизаны поеживались, многих одолевал сон.

Лишь на зорьке дозорные принесли весть:

— Идут!

Колесник подался к краю обрыва, навел бинокль на извивающееся внизу шоссе. Вначале он различил лишь небольшой отрезок пути, который смутно проступал перед ним внизу, все остальное закрывал туман. Но вот подул ветерок, и туман начал редеть, таять. Вскоре извивающуюся змеей дорогу можно было проследить вполне четко и на довольно большом расстоянии.

Вон в конце ее из-за поворота выполз «бюссинг» — тяжелый трехосный грузовик. За ним второй, третий… Издали похожие на больших серых жуков, машины увеличивались в размерах на глазах.

— Четвертый, пятый… — считал Николай.

А из-за поворота выползали все новые и новые грузовики. Когда Николай насчитал десять «бюссингов», первый, крытый брезентом, уже поравнялся с правым флангом партизан. Видно, как в кабине, откинувшись на спинку, дремлет офицер. Под козырьком тонкий, с горбинкой нос, прикрытые веки.

За ним идут еще три машины, полные солдат. Они сидят спиной к кабине и смотрят в убегающую даль. На четвертой установлен на турели спаренный пулемет. В кузове всего четыре немца. И вновь машина, на этот раз крытая брезентом.

Партизаны молча смотрят вниз. Заметно, что они волнуются. Еще бы, столько гитлеровцев! Только и партизан немало. Из-за каждого валуна или сосны торчит автомат или карабин. И потом, франтиреры и партизаны находятся наверху, а немцы в лощине, зажатой в обеих сторон горами.

— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, — продолжает считать Николай грузовики. Партизаны то и дело поглядывают в сторону своих командиров: немцы совсем близко, вот бы сейчас по ним как раз ударить. Но командиры молчат: не подошло время, пусть побольше бошей втянется в лощину.

— Без приказа не стрелять, — предупреждает Колесник.

Когда показался семнадцатый грузовик, там, откуда они катили, ахнул взрыв. Это взлетел на воздух арочный мост с выгнутой, как у кошки, спиной, отрезавший путь к отступлению противника. Окрестности тут же наполнились треском пулеметных и автоматных очередей, выстрелами из винтовок.

Передний «бюссинг» сделал замысловатый зигзаг и свалился в кювет. Второй, охваченный огнем, встал посредине дороги, третий — рядом. На дороге образовалась пробка. Задние машины тоже остановились.

Ошеломленные неожиданным шквальным огнем, с машин как горох посыпались на землю немцы. Но, сраженные меткими выстрелами, тут же падали. Фашистский пулеметчик, оставшийся в живых, потянулся к гашетке, пытаясь открыть огонь по партизанам, но Мишле опередил его. Он ударил из пулемета, и немец, словно подкошенный, свалился в кузов. Однако многим фашистам удалось укрыться за грузовиками и в кюветах. Оправившись от первого удара, они торопливо и зло застрочили из автоматов. В нескольких местах одновременно загорелись дымовые шашки.

У гитлеровцев была одна надежда — прорваться вперед. Это они рассчитывали сделать с ходу. Стали собираться в группы. Пользуясь дымовым прикрытием, группы перебегали от одного валуна к другому и все сильнее наседали на партизан. Разгадав замысел противника, заработал партизанский миномет. В лощину полетели мины. Снизу послышались крики и стоны.

— Что, не нравится?! — кричал Николай, строча из автомата.

К сожалению, мин было совсем немного. И вскоре обстрел из миномета прекратился. Предвидя это еще в тот момент, когда в лощине показались первые немецкие грузовики, с левого фланга вниз спустилась группа партизан. В те места, куда не долетали мины, полетели гранаты.

Мишле то и дело менял диски. Его пулемет работал безостановочно. Немцы залегли вновь.

И вдруг с одного из последних грузовиков неожиданно зататакал, видимо, только что расчехленный пулемет. Прежде всего он ударил по тому месту, где лежал Мишле. Из окопа послышался стон — пулемет замолчал. А немец уже перенес свой огонь чуть ниже, где залегли партизанские автоматчики. Те вынуждены были прижаться к земле. Воспользовавшись этим замешательством, передние группы гитлеровцев ожили, потекли по лощине вперед. Однако это продолжалось недолго. К пулемету француза подполз Николай.

— Мишле, что с тобой?

Тот не отвечал. Лежал, обхватив обеими руками пулемет. Из головы на траву капала кровь.

Николай снял большие руки Мишле с пулемета, навел прицел, привычно нажал гашетку и первой же очередью сразил немецкого пулеметчика. После этого он круто развернул пулемет и начал расстреливать гитлеровцев, двигающихся по лощине. Дым от шашек уже рассеялся, и Николай четко видел мечущиеся внизу фигурки немцев. Его пулемет косил и косил их без устали…

Бой в лощине шел целый день. Лишь в сумерках, когда с черных гор начали падать тени, стрельба в лощине стала ослабевать. Воспользовавшись сумерками, немногие уцелевшие фашисты рассеялись по горам.

Когда партизаны спустились вниз и подошли к грузовикам, то оказалось, что они забиты награбленным. Чего только тут не было: картины и ковры, одежда и продукты.

— Ты смотри, да здесь целые склады, — удивлялись бойцы, — вот мародеры…

Однако время терять даром нельзя. Забрав оружие и часть продуктов, партизаны начали отходить в лес.

На второй день после изгнания немцев из Парижа в городе состоялся Парад победителей. Его принимал сам генерал де Голль. Среди участников парада были и советские партизаны.

Выйдя с улицы Гальера с развернутыми знаменами своей Родины, бойцы Сопротивления направились по Елисейским полям. Когда партизаны пересекли площадь Согласия и подходили к статуе Жанны д'Арк, в них неожиданно полетели пули. Это недобитые коллаборационисты, засевшие на чердаках зданий, увидев красное знамя, не сдержали своей ярости, открыли стрельбу.

«Во время этого происшествия, — писала впервые за многие годы вышедшая легально «Юманите», — один лейтенант-артиллерист, сначала бежавший из лагеря на Украине, а затем из лагеря в Польше и наконец очутившийся во Франции, подхватил знамя, выпавшее из рук товарища, и уже не выпускал его из рук до конца демонстрации. Державшиеся под пулями в Париже столь мужественно, как на германо-советском фронте, сыновья страны социализма вчера еще больше укрепили союз нашей родины с великим Советским Союзом» {23}.

— Как это так — начали парад, не очистив чердаков? — расстроился Николай.

— Ничего! Теперь франтиреры и партизаны наведут порядок в городе, — заверили его товарищи.

В конце августа немецкий фронт во Франции рухнул. Фашисты устремились за Рейн. Лишь Северная группа войск, обстреливающая снарядами «фау» Англию, еще стремилась удерживаться как можно дольше. В руках у немцев оставались также многие порты Фрайции. Но что касается Пикардии, то здесь, как только в Париже началось восстание и моторизированные части англичан и американцев появились на берегах Сены, отступление стало паническим. Теперь во Фреване с каждым днем все явственней слышится артиллерийская канонада приближающегося фронта.

Накануне штаб военного комитета департамента Сомма совместно с комитетом освобождения отдал приказ начать восстание. В различных местах департамента прошли стычки участников Сопротивления с немцами. Ожесточенные схватки с противником, в частности, завязались на канале между Бетюном и Боссе. Ночью пришел Роллан с приказом отряду Анри идти на помощь восставшим. «А вам, — сказал он Колеснику, — необходимо взять под охрану городское бомбоубежище, а то еще неизвестно, что выкинут боши при отступлении».

Гарнизон противника не спешил покидать Фреван. На пожарной вышке, поднявшейся в центре города, немцы установили пулемет. По всему городу шли грабежи, а в это время специальные группы бошей рыскали по улицам, реквизировали автомашины и отправляли награбленное в Германию.

Однако дни пребывания оккупантов в городе были сочтены. Ночью в него скрытно проникли несколько групп партизан. На совете командиров решено было действовать немедленно, не дожидаясь прихода союзников. Колеснику и его бойцам предстояло захватить центральную улицу города. Его бойцы просочились на территорию пожарной части, бесшумно сняли часовых. Коваленко с группой партизан кинулся по лестнице на вышку, им удалось захватить пулемет. В результате значительная часть города оказалась под контролем франтиреров и партизан.

Как только началась стрельба, немногочисленный гарнизон немцев, не зная сил восставших, начал поспешную эвакуацию из города.

В сумерках, когда стрельба в городе уже затихла, вернулся Анри со своим отрядом из Бетюна. В отряде были жертвы, но через канал немцы не прошли. И тем не менее праздновать победу было еще рано. Каждую минуту во Фреване могли появиться отступающие части противника.

В напряженном ожидании прошла ночь.

Утром через связных до партизан стали доходить вести о событиях, происходящих в соседних селах и городах Пикардии. Бои восставших с оккупантами происходили повсюду. В Лилле франтиреры начали бой за освобождение города, и немцы вынуждены были его покинуть. В Валансьенне франтиреры и партизаны не дали противнику при отходе из города уничтожить мост через реку Самбр. И так повсюду. Вот почему союзники продвигались по Пикардии столь стремительно, словно находились на военном учении. Еще двадцать восьмого августа партизанские разведчики видели английские танки под Амьеном, а первого сентября они уже вошли в Дуэ. Расстояние больше чем в девяносто километров англичане покрыли за четыре-пять суток. Не случайно впоследствии главнокомандующий союзных войск генерал Эйзенхауэр признавал, что усилия партизан во Франции равны действиям пятнадцати дивизий, опубликовав по этому поводу специальное коммюнике, перепечатанное всеми партизанскими газетами.

Утром сержант прикатил к русским партизанам на мотоцикле уже с официальным визитом, сказал, что начальник гарнизона хочет видеть русского партизанского командира. Колесник переглянулся с Коваленко: «Что обещает эта встреча?»

Англичане заняли под штаб один из особняков в центре города. Комната, куда привели командира русских партизан, окнами выходила в сад. За массивным столом из темного дуба сидел уже немолодой майор. Справа от него стоял средних лет, но успевший располнеть лейтенант. Ответив на приветствие гостя, майор что-то сказал лейтенанту, тот спросил:

— Майор интересуется, кто вы и почему с оружием?

— Лейтенант Красной Армии, командир русского партизанского отряда, — ответил Колесник.

— О! Я слышал, вы неплохо дрались в этих местах, — вежливо улыбнулся майор. — Десант, да?

Узнав, что партизаны — бывшие военнопленные, майор удивленно развел руками, быстро спросил:

— А где вы взяли оружие?

Колесник ответил и на этот вопрос. Офицеры переглянулись.

— Чем занимаются ваши люди теперь?

— Приводят себя в порядок.

Майор вышел из-за стола, задумчиво прошелся по кабинету, вновь что-то сказал лейтенанту. Тот перевел:

— А как у вас обстоит дело с питанием? Вы не испытываете в этом затруднений? Майор может отдать приказ о зачислении ваших людей на довольствие.

«Ах, вот оно что, — мысленно улыбнулся Колесник, сразу догадавшись, куда он клонит, — поставит на довольствие, а потом возьмет под свое командование!..» А вслух сказал: — Благодарю! Мы ни в чем не испытываем недостатка, французы о нас заботятся.

Лицо майора внешне оставалось бесстрастным. Но не успел еще лейтенант закончить перевод, как он заговорил вновь. Лейтенант торопливо переводил:

— Майор говорит, что война не кончилась. Просит еще раз обдумать его предложение. Кроме того, он имеет приказ командования, обязывающий гражданских лиц сдавать оружие. Ответ скажете завтра.

«Так-так! Вопрос ребром: или, или… Или идите на службу к англичанам, или сдавайте оружие!» Колесник встал.

— Благодарю за беседу. Я был рад познакомиться с вами. Что касается ваших предложений, то я сообщу о них своему командованию.

Брови майора поползли вверх.

— А разве во Франции есть еще русские партизаны и свое командование?

— Да, есть. Нас не так уж мало, — как можно беспечнее заметил Колесник. Пусть майор поразмыслит над этим фактом. — Есть еще русские партизанские отряды, существует и единое командование, — добавил он. И сразу понял, что попал в цель: лица офицеров вытянулись.

Выйдя из особняка на улицу, Колесник не спеша зашагал по скверу. Надо было все обдумать, все взвесить. Нет, не таким ему представлялся разговор с союзниками…

На скамейке, возле которой он проходил по аллее, сидел маленький щетинистый старичок в древней потертой шляпе. Он держал в руках газету, изредка поглядывая поверх очков на внука — бледнолицего мальчика лет четырех, копавшегося в песке у его ног. Над стариком кружились опадавшие с деревьев окрашенные в багрянец листья. Начало сентября, а по вечерам уже сгущается туман, ночью в лесу сыро и прохладно. Колесник поймал на лету лист каштана и прибавил шагу: в отряде его, наверное, уже заждались.

— Ну, зачем ты им понадобился? — нетерпеливо спросил его Коваленко, как только тот переступил порог дома.

Колесник рассказал ему о своей встрече с английским майором.

— Союзнички! — раздраженно процедил Коваленко сквозь зубы. — Еще неизвестно, оставят ли они нас в покое в этом Энен-Льетаре?

— Причем тут Энен-Льетар? — не понял Колесник.

— В соседней комнате отдыхает Алексей, — пояснил Коваленко, — он привез приказ Комитета всем русским партизанским отрядам собраться в Энен-Льетаре.

— Ах вон оно что! — сразу повеселел лейтенант. — Это уже совсем другое дело.

Алексей нисколько не удивился содержанию разговора Колесника с майором.

— Точно так же ведут себя англичане и американцы и в других местах, — сказал он, — они повсюду стараются заманить в свою армию русских людей, щедро обещают им всяческие блага. Видимо, на этот счет у них есть далеко идущие планы… Вот потому Комитет и прилагает сейчас все усилия для того, чтобы поскорее собрать русских партизан в одном месте. Возможно, тогда с нами будут больше считаться. Что касается оружия, то майор прав: война не кончилась, оружие может пригодиться и нам. Но надо сделать так, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы.

— Ясно, — усмехнулся Колесник, — так, значит, едем в те места, где воевали пориковцы. Как он там, Василь, готов встречать гостей?

Алексей как-то странно посмотрел на него, в свою очередь, тихо спросил:

— А разве ты не знаешь, что он погиб?

— Погиб? — поразился Колесник. — Впервые слышу!

— К сожалению, это так… До освобождения Франции не дожил всего нескольких недель.

И принялся рассказывать, как это случилось.

Двадцать второго июля, почти выздоровев после ранения, Порик ехал из Гренэйя в Льевен. Неподалеку от Льевена ему неожиданно преградил_lt; путь шахтер. Василий притормозил велосипед: «В чем дело?» В этот момент на него накинулись еще несколько «шахтеров». Как потом выяснилось — это были переодетые фашистские молодчики. В тот же день Порик был расстрелян.

Всего лишь два раза Колесник встречался с этим парнем, но ощущение было такое, словно он потерял близкого друга… Смерть всегда неожиданна, и, хоть она приходит каждый день, к ней нельзя привыкнуть. Он вышел на улицу и долго бродил вокруг дома, в котором они размещались. Над Пикардией давно уже опустилась ночь. В небе тускло мерцали далекие звезды, кругом стояла благодатная тишина, но на душе у него было невыразимо тоскливо. Он думал о том, что уже немало русских парней сложили головы на французской земле, но война, по существу, еще не окончена, их положение по-прежнему неопределенное.

В полдень пришел Анри. Узнав об отъезде русских партизан, стал грустным.

— Так значит, расстаемся! Вы уезжаете, а я возвращаюсь к своей старой профессии дорожника… Вчера коммунисты ячейки избрали меня своим вожаком, а Мориса — казначеем. Теперь мы вновь мирные люди…

— То есть как это мирные? — не понял Колесник. — А отряд?

Анри усмехнулся.

— Разве ты не знаешь, что еще двадцать восьмого августа генерал де Голль подписал декрет о роспуске внутренних сил Сопротивления?

— Как это подписал? — еще больше удивился Колесник. — Ведь война не кончилась?

— А вот так! Генерал спешит разоружить народ… Включение сил ФФИ в армию обеспечило бы личным составом минимум тридцать дивизий. Но де Голль никогда не думал делать солдат Сопротивления своей опорой. Он мечтает иметь профессиональную армию, как оружие классового господства. Массовая же народная армия для этих целей не годится… Вот почему генерал решил распустить внутренние силы Сопротивления. Впрочем, об этом хватит, — продолжал Анри, — хватит!

Анри не может долго быть грустным. Лицо его вновь расплывается в улыбке. Он заговорщицки подмигивает своему другу, Морис тут же куда-то исчезает. Назад он вернулся не один, а привел бойцов отряда. На столе появилось вино, закуска. Анри весело сказал:

— Как бы там ни было, а война в Европе идет к концу. Вправе мы выпить за ее скорейшее окончание? — И, весело посмотрев на всех улыбающимися глазами, сам же ответил на поставленный вопрос: — Вправе!

Казалось, Колесник неплохо знал Анри, знал его как волевого командира, незаурядного организатора, хорошего товарища. А тут, в компании друзей, Александр открыл в этом парне еще одну неизвестную ему черточку: бесшабашную веселость. Вначале Анри играл на скрипке, затем полушутя-полусерьезно принялся декламировать стихи Вийона:

Вийон — самый что ни на есть национальный поэт. Его стихи — ключ ко многим душевным тайнам французов. Не случайно они так обожают этого поэта. Слушая Анри, Колесник всматривался в знакомые лица сидящих за столом партизан. Ему почему-то вспомнились слова Карамзина: «Я хочу жить и умереть в моем любезном отечестве; но после России нет для меня земли приятнее Франции, где иностранец часто забывается, что он не между своими». Как он был прав! Годы, проведенные в этой стране, убедили Колесника в том, что у французов нет национальных предрассудков, что народ щедр и гостеприимен. Ему полюбились в национальном характере удивительное острословие, привязанность к умной, острой шутке, умение побалагурить и приободрить в трудные минуты жизни.

Гости начали расходиться уже поздно ночью. Прощаясь, Анри вынул из кармана конверт, подал его Колеснику, небрежно заметил: «Взглянешь, Саша, на досуге!» По привычке он все еще называл своего друга подпольной кличкой, хотя уже знал его настоящее имя — Иван Рябов.

Утром, вспомнив про конверт, Колесник-Рябов вынул из него листок, пробежал глазами: «Ячейка коммунистической партии во Фреване. Настоящим удостоверяется, что Рябов Иван бок о бок с нами сражался и участвовал в освобождении Франции как командир русского партизанского отряда в количестве двадцати восьми человек. Поздравляем товарища, который проявил при этом храбрость, находчивость и смекалку настоящего командира.

Секретарь ячейки компартии города Фревана А. Детурни. Казначей — М. Куртье» {24}.

Незадолго перед этим до них дошли слухи, скорее всего пущенные предателями-власовцами, что на Родине все русские, попавшие в плен, не будут прощены. Видимо, об этом узнал и Анри. И хотя Колесник не был в числе тех, кто поверил этим слухам, от внимания Анри на душе стало теплее.

В полдень из Сен-Поля прикатил на велосипеде Дмитрий.

— Отряд в пути, — доложил он, — но среди партизан есть раненые, и он придет не раньше вечера.

Раненые и больные были и во фреванском отряде. Поэтому для поездки в Энен-Льетар нужен был транспорт. Скорее всего придется добираться узкоколейкой. Вот только ходят ли поезда?

На станцию лейтенант послал Коваленко. Назад тот вернулся довольно скоро.

— Все в порядке, — доложил он бодро, — движение по узкоколейке восстановлено. Военный комендант завтра же обещал выделить нам вагоны.

Колесник, не ожидавший такой прыти от англичан, посмотрел на него с недоверием.

— А что тут особенного? — принялся рассуждать Коваленко. — Ведь как-никак союзники, ну и чтобы не мозолили им глаза — спешат скорее от нас отделаться…

Возможно, он и прав, этот Коваленко. Но лейтенанта почему-то одолевало сомнение.

Сен-польские партизаны пришли уже поздно ночью. К немалому удивлению фреванцев, они были неплохо вооружены, помимо карабинов и автоматов, у каждого бойца сбоку на ремне висела граната, приволокли они и пару пулеметов.

— Как это вы проскочили с оружием? — удивился Колесник.

— А вот так и проскочили, — загадочно улыбнулся Исайкин.

На следующий день комендант и в самом деле выделил русским партизанам пять вагонов. Этого им было вполне достаточно, тем более что Петриченко со своими людьми не пришел. Видимо, отряд его отправился в Энен-Льетар самостоятельно.

Как только вагоны были поданы, партизаны погрузились, разошлись провожавшие их франтиреры, все принялись ждать: вот-вот к составу подцепят паровоз, и он немедленно тронется. Но уже в сумерках вместо паровоза к платформе подкатил «джип». Из него вышли знакомый лейтенант-переводчик и представительный военный в накидке, скрывающей погоны, но ясно было, что это тоже офицер. Они прошлись по платформе, вернулись к «джипу» и тут же укатили. Партизаны недоуменно переглянулись. Чем вызван этот странный визит?

Состав продолжал стоять. Лишь в полночь к нему прицепили паровоз. Партизаны думали, что теперь-то их уж наверняка отправят в Энен-Льетар, облегченно вздохнули, но вагоны еще долго катали по путям с места на место, сцепляли и расцепляли, и только на зорьке, когда уже все спали, они наконец-то тронулись в путь.

Состав катил не спеша, паровозик натужно пыхтел на подъемах, убыстрял бег при спусках. Их болтало из стороны в сторону, нещадно трясло, как в грузовике, бегущем по проселочной дороге.

Неожиданно послышался чей-то крик:

— Братцы, а ведь нас везут не в том направлении!

Все повскакивали со своих мест, прилипли к окнам.

Брезжил рассвет, вон мелькнула деревня, мимо проплыла роща. Разобраться, в каком направлении двигался поезд, было непросто. А в это время тот же возбужденный голос продолжал:

— Смотрю я, братцы, а за окном мелькнула знакомая ферма, на которой мне приходилось бывать по партизанским делам. Вначале я даже опешил: как так? Ферма находится к западу от Фревана, а мы должны ехать на северо-восток. Но потом сообразил: нас везут в противоположном направлении…

— А тебе не померещилось?

— Нет, братцы, это точно!

Как только состав остановился на каком-то разъезде, несколько человек выпрыгнули из вагонов. Назад партизаны вернулись возбужденные. И в самом деле, их везли не на восток, а на запад. К хвосту состава был прицеплен вагон с английскими солдатами. Выходит, партизаны едут под конвоем, атмосфера в вагонах еще более накалилась.

Теперь стало понятным, почему их не спешили отправлять со станции, так долго катали по путям — усыпляли бдительность.

Накануне дошли слухи, что англичане и американцы насильно грузят русских военнопленных в автомашины, увозят в порты, загоняют в трюмы пароходов и отправляют неизвестно куда. Не уготована ли такая участь и им? Одни советовали немедленно покинуть вагоны и до Энен-Льетара добираться пешком, другие решительно возражали.

— Пойти на это, — говорили они с возмущением, — это все равно, что добровольно залезать в лагерь для перемещенных лиц. На англичан и американцев можно наткнуться в любой деревне… Так что же делать?

…Прежде всего они сорвали стоп-кран и остановили состав. Несколько человек влезли на крыши вагонов и установили пулеметы, другие кинулись в конец состава и принялись отцеплять вагон с конвоем. Услышав возню возле своего вагона, из него повыскакивали англичане, но, увидев вокруг себя вооруженных людей, превосходящих их численно, опешили, видимо, они не знали, что русские вооружены. Поэтому им ничего не оставалось делать, как вернуться в вагон, который был немедленно отцеплен от состава. Английский офицер побежал в железнодорожную будку — доложить по телефону своему начальству о случившемся. Нельзя было терять времени и русским партизанам.

Колесник пригласил к себе Николая, испытующе посмотрел на него, сказал:

— Поедешь в Энен-Льетар, расскажешь о том, что произошло на разъезде, членам Комитета советских военнопленных. Они, в свою очередь, свяжутся с Парижем и поставят в известность Советскую военную миссию. Добирайся любыми средствами и помни: дело весьма срочное!

В полдень к разъезду подкатил «джип». Из него вышли все тот же офицер в накидке и лейтенант-переводчик. Видимо, они не ожидали увидеть на разъезде такое: вдоль состава ходили вооруженные люди и не подпускали к нему никого близко, с крыш вагонов торчали дула пулеметов.

Удивленно переглядываясь, офицеры прошли в тупик, где стоял отцепленный вагон с охраной, пригласили командира русских партизан к себе. Когда он вошел в офицерское купе, в нем сидели трое: кроме приехавших, был еще молодой лейтенант — начальник конвоя. Между офицерами, видимо, только что произошел неприятный разговор: все они были красные от возбуждения.

Тот, что был в накидке, обращаясь к Колеснику через переводчика, спросил:

— В чем дело, почему ваши люди задерживают состав?

— А вы не заметили, — нахмурился Колесник, — что нас везут в противоположном направлении? Ведь мы попросили направить нас в Энен-Льетар.

Словно не расслышав перевода, офицер продолжал:

— Кроме того, вам было приказано сдать оружие. Почему вы не выполнили приказ?

— Скажите этому господину, — сдержанно ответил Колесник переводчику, — что мы не получили на этот счет указаний своего командования. — И, подумав, добавил: — Что касается случившегося, то об этом поставлена в известность Советская военная миссия в Париже…

Когда перевели его слова, офицер в накидке зло посмотрел на начальника конвоя и упрямо продолжал:

— Если вы будете препятствовать продвижению состава, мы вынуждены будем применить силу. На раздумье вам дается три часа.

Но было ясно, что в данной ситуации никакой силы англичане применять не станут, просто берут партизан на испуг.

— Имею честь, — Колесник поднялся со своего места и, не дожидаясь перевода, хлопнул дверью.

«Джип» вскоре укатил. Вагоны простояли на разъезде всю ночь. Утром к русским партизанам пришел француз железнодорожник, знавший об их столкновении с англичанами, и весело объявил:

— Все в порядке, едете в Энен-Льетар!

Возможно, что к этому времени в конфликт успела вмешаться Советская военная миссия.