"Кровь времени" - читать интересную книгу автора (Шаттам Максим)

3

Руины вавилонской башни, перст, указующий в небеса, — Мон-Сен-Мишель. По мнению Марион, монастырь был не столько символом религиозного благочестия, сколько надменной попыткой приблизиться к Господу.

Чайка играючи промчалась вдоль стены на головокружительной семидесятиметровой высоте. Марион следила за полетом птицы, наклонившись вперед и опираясь локтями на каменный парапет. Далеко внизу морской залив утопал в тумане; молочная волна мало-помалу отступала, ее арьергард еще клубился внизу, у стен крепости, грозил дымчатыми лапами. Белая пелена охватывала все вокруг, не оставляя без внимания ни столбы, ни отдаленный скалистый утес, ни даже дамбу, где соединялись туман и земля. Огромный монастырь возвышался над переливающейся мглой как тщательно отделанный обсидиановый нож, зачем-то поставленный на гигантскую перламутровую шкатулку.

Марион повернулась спиной к этому грандиозному представлению и обвела взглядом паперть монастырской церкви, начинавшуюся у ее ног.

— Мы на западной террасе, — объяснила сестра Анна. — Кроме винтовой лестницы на крыше церкви, здесь нет места, откуда можно наслаждаться лучшим видом.

Как обычно, Марион ограничилась коротким кивком в ответ на пояснение монахини. Ранее они вместе прошли вверх улицей Гранд-рю, вскарабкались по «великой лестнице» — Гран-Дегре, длинной череде ступенек и пролетов, — и оказались на крыше мира. При каждой удобной возможности сестра Анна выступала в роли экскурсовода.

— А теперь я хотела бы представить вас членам нашей общины. Они страстно желают с вами познакомиться и столь же ревностно будут хранить в тайне ваше присутствие в этих стенах.

Марион последний раз взглянула на расстилавшийся внизу пейзаж: клубы тумана таяли под лучами солнца, — казалось, монастырь и всех его обитателей уносит в открытое море… Она закрыла глаза. «Уносит прочь» — именно эта фраза лучше всего характеризовала ее собственное положение в течение нескольких последних дней. Просыпаться в незнакомой кровати, которая с первого взгляда внушила ей отвращение. Чувствовать, как грудь сжимает глухая тоска при мысли о том, что ситуация развивается в неизвестном направлении и практически не поддается контролю. Подошла Анна; ледяной ветер только подчеркивал бледность ее лица, на котором появилась успокаивающая улыбка. Скопления морщин перемежались с совершенно гладкими участками кожи. Это лицо напомнило Марион маску, покрытую складками, как пенка на кипяченом молоке.

— Я понимаю ваши чувства, — произнесла монахиня тихим голосом, приблизившись вплотную, и опустила руку на спину Марион. — Здесь царит полный беспорядок, не так ли? — добавила она, коснувшись указательным пальцем виска Марион. — Поверьте мне, это очень скоро пройдет.

Марион пристально посмотрела Анне в глаза:

— Вы к этому привыкли?

Ветер подхватил эту фразу и унес с собой. Марион сердилась на себя: интонация, слабость голоса с головой выдавали ее замешательство. А она не выносила, когда другие люди видели ее переживания или беспокойство.

— Не в том смысле, как вы думаете, — ответила сестра Анна. — Действительно, я уже делала нечто подобное. Но это не назовешь… привычной работой.

Марион по-прежнему не отводила взгляда от лица монахини.

— Раз уж так получилось, скажу это прямо сейчас: не знаю, по каким причинам вас привезли сюда, и меня они не интересуют. Просто хочу помочь вам, сделать ваше пребывание среди нас как можно приятнее.

Анна выдержала взгляд Марион, в ее глазах не было ни недоверия, ни суровости.

— Как можно более терпимым для всех, — продолжала она, — и при этом тайным. Не бойтесь, никто из нежелательных лиц не явится за вами в аббатство. Это место идеально для вас: оно отрезано от цивилизации, хотя и широко известно во всем мире. Вы просто растворитесь в окружающем пейзаже. Я буду с вами до тех пор, пока все не станет на свои места. Вот увидите, все будет хорошо.

Марион открыла рот, но не смогла произнести ни звука. «Наверное, я произвожу на Анну устрашающее впечатление, — подумала она. — Волосы, взлетающие по прихоти порывов ветра, разбитая губа и суровый взгляд… Старая гарпия, вот кто я такая… Гарпия, здорово пострадавшая в недавней переделке. Не способная справиться с ситуацией. Более того, безнадежно запутавшаяся».

— Не будем медлить, ведь нас ждут с нетерпением. Времени мало, приближается буря.

— Буря? — повторила Марион тихо.

— Да, разве вы не слышали сводку новостей? Ведь еще несколько дней назад объявили, что к берегу приближается страшный ураган. Бури такой силы не видели здесь уже несколько веков. В регионе даже мобилизованы армейские подразделения. Солдаты помогают готовить здания к удару стихии, обрезают ветви наиболее опасных деревьев. Все здесь стремятся защитить аббатство, укрыть все, что должно быть спрятано. — Сестра Анна обвела взглядом горизонт на западе. — Сейчас еще можно поверить в то, что погода изменится к лучшему, что покров тумана вот-вот уступит место солнечному дню. Но к вечеру сюда придет ураган.

Анна улыбнулась, ее глаза горели.

— Ну же, пойдем! Вас ждет нелегкая работа — познакомиться с внушительным списком имен и, естественно, запомнить лица их обладателей.

Марион опустила руки в карманы шерстяного плаща; она пошла за сестрой Анной и вступила под своды монастырской церкви.

Лучи утреннего солнца растворялись в тумане. Длинная вереница массивных колонн окаймляла центральный проход вплоть до поперечного нефа. Начиная от входа все архитектурные элементы пламенеющей готики[6] сходились к хорам, подчиняясь некоей оптической иллюзии. Казалось, что неф — от вытянутых окон над основанием алтаря до высшей своей точки — является продолжением земных недр.

Чувство оторванности от мира охватило Марион лишь на несколько секунд, однако этого оказалось достаточно, чтобы освободиться от тяжести в груди. Женщина будто разом выдохнула лишний воздух, слишком долго скапливавшийся в легких. С момента прибытия в монастырь, нет, уже несколько недель Марион не удавалось и на минуту избавиться от тягостных мыслей, от чувства, что последние события давят на нее все сильнее. Каждое ее слово, каждый поступок объяснялись желанием бежать. И вот в первый раз за все эти дни она очнулась и рассматривала окружающий мир, не вспоминая о своем изгнании. Величие храма на мгновение позволило Марион забыть обо всех неприятностях; на ее губах появилось некое подобие улыбки. Она посмотрела на потолок: арки галереи, окружавшей хоры на большой высоте, отбрасывали пятна густой тени; эти пятна двигались, — казалось, вокруг каждой арки разостланы длинные полотнища черного шелка.

Марион застыла в ожидании, готовая ко всему; сквозняк из-за неприкрытой двери холодил спину. Подхваченные все более ощутимым движением воздуха, язычки пламени нескольких восковых свечей затанцевали, норовя погаснуть. Марион слушала, как замирает эхо шагов сестры Анны — та продолжала идти к нефу и не обращала на гостью никакого внимания. Марион почудилось, что за ней наблюдают, волосы на затылке поднялись дыбом. Ощущение слежки становилось все более четким и вскоре переросло в уверенность. Во рту пересохло; эти молниеносные приступы паранойи ей очень хорошо знакомы; в течение последних недель она слишком часто испытывала страх и сомнение. Эти два чувства яростно боролись друг с другом, причем разменной монетой в этой азартной схватке служило душевное спокойствие. Для очередного приступа паранойи нужна была всего лишь капля беспокойства; получив эту каплю, паранойя распространялась стремительно, подобно огню, бегущему по нефтяной пленке на поверхности воды.

Марион нервно сглотнула слюну, постаралась оборвать мысли и усмирить воображение. Пусть такое уже привычное чувство страха умрет, не получив никакой подпитки.

Сестра Анна исчезла в северной части нефа. Марион двинулась следом, вдоль рядов холодных скамей. Прежде чем повернуть, она все-таки еще раз посмотрела на темные, таинственные отверстия арок. Скрытая за ними галерея, которая окружала хоры, была по-прежнему едва различима, тени продолжали перемещаться.

Монахиня ждала гостью у начала лестницы, уходящей куда-то вниз, в глубины здания. Хрупкая женщина окинула Марион внимательным взглядом, убедилась, что все в порядке, и первой стала спускаться по ступенькам. Они оказались на следующем этаже, в тесной часовенке с очень низким округлым потолком, где стояло несколько небольших скамей и горстка горящих свечей. Помещение внушало чувство теплоты и уюта. На стенах подземной часовни Нотр-Дам-де-Трант-Сьерж[7] дрожали светотени янтарных оттенков. Там, на самой дальней скамье, ждали в полумраке семь неподвижных, полусогнутых, закутанных фигур — семь застывших символов набожности, как будто изваянных из камня. Все семеро были облачены в монашеское одеяние. К Марион повернулись грубые, нечеловеческие лица с неправильными, искаженными чертами, кривыми ртами и жуткими глазами. Эти лица очень напоминали морды горгулий, охранявших алтарь часовни.

Затем магия монастыря утратила силу, камни вокруг стали меняться. Грубая ткань монашеского одеяния пошла складками, и вдруг показалась кисть руки, поднявшаяся в крестном знамении. Наваждение сгинуло вовсе, стоило члену братства опустить капюшон.