"Сеятели для звёзд" - читать интересную книгу автора (Блиш Джеймс)

6

Метеорологический кризис на Ганимеде — хотя только благодаря своим обитателям он и получил такое название, не будь на Ганимеде колонии, все прошло бы незамеченным — достигает своего максимума и расцвета примерно раз в одиннадцать лет и девять месяцев, когда Юпитер и его многочисленная семья из пятнадцати спутников ближе всего подходит к Солнцу.

Эксцентриситет орбиты Юпитера составляет всего 0,0484, что очень мало для эллипса со средним фокальным расстоянием в 483 300 000 миль. И тем не менее, в перигелии Юпитер на целых десять миллиардов километров ближе к Солнцу, чем в афелии. Погода на Юпитере, и без того дьявольская, в этот момент становится просто неописуемой. То же, хотя и в меньших масштабах, происходит и на Ганимеде.

Температура в этот момент не поднимается так высоко, чтобы начала таять шапка льда на Трезубце Нептуна, но достаточно, чтобы дать почувствовать наличие паров льда-3 в атмосфере. На Земле никому и в голову не пришло бы назвать результат этого процесса влажностью, но погода на Ганимеде встает на дыбы даже от подобных микроскопических изменений. Атмосфера, которая обычно ВООБЩЕ не содержит водяных паров, реагирует стремительно. Она начинает разогреваться. Это раз. Цикл затихает через несколько колебаний, но результат от этого не менее зловещий.

Как понял Свени, колония довольно спокойно и без особых трудностей пережила один такой период, просто отступив под гору. Но по многим причинам повторить эту тактику уже было нельзя. Теперь снаружи имелись полустационарные установки (погодные станции, обсерватория, радиомаяки, геодезические знаки). Их можно было демонтировать, лишь потратив массу времени, и еще больше затратив потом на восстановление. Более того, некоторые из этих устройств будут необходимы для наблюдения за продвижением кризиса и, следовательно, должны оставаться на местах.

— И не подумайте, что нас надежно прикроет гора, — сказал Рулман на общем собрании колонистов, сошедшихся в самую большую пещеру подземного лабиринта. — Я вам напоминаю, что кризис в этом году совпадает с максимумом активности солнечных пятен. Все знают, что это делает с погодой на самом Юпитере. И мы заведомо должны ждать схожего эффекта на Ганимеде. Хотя и в меньшем масштабе. Неприятности будут в любом случае, несмотря на самую тщательную подготовку к ним. Мы можем надеяться только на то, что неизбежные потери окажутся небольшими. И если кто-то надеется, что мы отделаемся малым испугом, пусть послушает меня еще минуту.

Последовала хорошо рассчитанная драматическая пауза. Аудитория затаила дыхание. Ветер, завывающий снаружи, был слышен даже здесь. Этот вой напоминал о том, что в разгар бури все выходы будут тщательно перекрыты, и во всей колонии под горой придется дышать воздухом, прошедшим полный цикл очистки. Секунду спустя по залу пронесся общий вздох невеселый вздох в предчувствии ожидаемого нелегкого будущего.

Рулман улыбнулся.

— Я не хочу вас пугать, — сказал он. — Мы продержимся. Но я не потерплю никакой расхлябанности, особенно во время подготовки к кризису. Крайне важно на этот раз сохранить наружные станции. Они нам очень понадобятся еще до конца юпитерианского года — если все пойдет хорошо, конечно.

Улыбка неожиданно погасла.

— Думаю, нет нужды говорить некоторым из вас, как нам важно завершить проект строго по графику, — тихо сказал Рулман. — Возможно, у нас не останется времени, когда полиция Порта возьмется за нас по-настоящему. Удивительно, что они до сих пор этого не сделали, учитывая, что мы скрываем беглеца, за которым полиция гналась почти до самой атмосферы. Мы не можем рассчитывать, что они дадут нам неограниченный запас времени.

Для тех, кто знаком с проектом, я хочу в общих чертах напомнить, что возможно все космическое будущее человечества может зависеть от нашего проекта. Мы не можем себе позволить поражения — со стороны Земли или местных природных сил. Если мы поддадимся, то потеряет смысл вся наша долгая борьба за выживание. Я рассчитываю на каждого из вас.

Трудно было понять, о чем говорит Рулман, упоминая о «проекте». Было понятно, что это имеет какое-то отношение к пантропологической лаборатории внизу. И к первому кораблю колонии, который, как неожиданно вспомнил Свени, был упрятан в трубе стартовой шахты, почти такой же, как на Луне, из которой стартовал корабль Свени, неся его к новой свободной и полной неожиданностей жизни. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять корабль готов к дальнему перелету маленькой группы людей или наоборот — к короткой экспедиции большой группы.

Свени ничего не знал о проекте, кроме того, что это была долгосрочная программа колонистов по закреплению генов. Возможно, что единственная связь этих двух «проектов» заключалась в их долгосрочности.

В любом случае Свени был достаточно осторожен и вопросов не задавал. Но внутри него началась буря, значительно обогнавшая бурю снаружи. И для Свени то, что происходило в нем, было значительно важнее погоды на Ганимеде или любой другой планете. Он не умел думать в масштабах общества, пусть и небольшого. Ему были совершенно непонятны воззвания Рулмана к этой идее. Он был законченным типом эгоиста в Солнечной системе, но не по натуре, а по замыслу.

Возможно, Рулман это чувствовал. Так или иначе, но задание, которое от него получил Свени, было идеальной ссылкой для человека, более всего боявшегося одиночества, в условия этого самого одиночества. Рулман переложил груз невыносимо тяжелого решения на плечи того, кому и надлежало это решение принять. Или же изолировал шпиона властей Порта, поместив его в такое место, где он мог причинить колонии меньше всего вреда, пока внимание колонии было обращено на другое. Но, вероятнее всего, мотивы ученого были совершенно другие. Значение имел лишь поступок. Итак, Свени оказался в полной изоляции.

Рулман отправил его на южную полярную метеостанцию на весь долгий срок чрезвычайного положения.

Делать там было почти нечего. Только смотреть, как наметает у окон метановый «снег» и поддерживать станцию в приемлемом рабочем состоянии. Так как приборы передавали данные в автоматическом режиме, особой заботы они не требовали. Возможно, в разгар погодного кризиса у Свени и появились бы дела поважнее. А может и нет. Это еще предстояло узнать.

А пока у него появилось достаточно времени, чтобы задавать вопросы, но задавать их было некому, кроме самого себя. Или обращаться ко все более усиливающемуся ветру.

Свени использовал передышку. Он вернулся пешком к отметке «эйч» на карте Хови, отыскал там свой передатчик, который был закопан. Потом вернулся на метеостанцию. На это ушло одиннадцать дней. Это потребовало от него таких усилий, заставило пережить такие лишения, что узнай про них Джек Лондон, он смог бы из эпопеи Свени сделать прекрасную повесть. Для Свени же это ничего не значило — он не знал даже, воспользуется ли он передатчиком, когда вернется на станцию, а что до саги его одиночного путешествия, то о сагах он и понятия не имел. Он даже не сознавал, что переход был необыкновенно тяжелым. Ему не с чем было сравнивать — ведь за свою жизнь он не прочел ни единой книги. Все вещи соизмерялись им по воздействию на него. И обладание передатчиком не изменило вопроса, который он продолжал себе задавать. Просто теперь, найдя ответ, он мог действовать в соответствии с ним. Если только ему удастся его найти.

Возвращаясь на станцию, он увидел птицу — пинну. Увидев человека, она тут же зарылась в ближайший сугроб. Он больше никогда ее не видел. Но время от времени он почему-то вспоминал эту птицу. Вопрос же, мучивший его, формулировался очень просто: что он теперь будет делать?

То, что он по уши влюблен в Майк Леверо, было уже совершенно ясно. Свени было вдвойне трудно прийти к какому-то балансу эмоций, потому что он не знал для своего чувства названия, и оперировать в уме ему приходилось чистыми переживаниями, а не более удобными символами. Каждый раз, когда он об этом думал, он заново переживал потрясение. Но с этим ничего нельзя было поделать.

Что касается колонистов, то он был совершенно уверен, что с любой точки зрения никакие они не преступники — если, конечно, не считать произвольного мнения Земли.

Колонисты Ганимеда были народом храбрым, трудолюбивым, честным, и в их среде Свени впервые в жизни нашел бескорыстную дружбу. И как все колонисты, Свени не мог не восхищаться Рулманом.

Именно эти три соображения не давали Свени включить передатчик.

Время, отпущенное на посылку сообщения Майклджону, уже почти истекло. Мертвый прибор на столе Свени должен был послать одно из пяти сочетаний пяти букв. И колонии на Ганимеде придет конец. Буквы означали:

ВАXXУ — «Имею объект, необходим корабль» НАXXУ — «Имею объект, нужна помощь» XXАНУ — «Ищу объект, есть помощь» ААХУХ — «Ищу объект, необходим корабль» УУАВУ — «Имею объект, имею корабль».

Какова будет реакция компьютера на борту корабля, какие он предпримет действия в ответ на один из этих сигналов, было неизвестно, но теперь это уже практически не имело значения. Любая реакция будет во вред колонии, ни один из пяти сигналов не подходил к сложившейся ситуации, несмотря на все интеллектуальные усилия, вложенные в подготовку операции.

Если Майклджон не получит сигнала, он будет ждать до самого конца то есть до истечения 300 дней. Возможно, это позволит «проекту» Рулмана осуществиться, чем бы этот проект ни был.

Земле потребуется как минимум два поколения, чтобы создать и воспитать нового агента вроде Свени, используя яйцеклетки давно (и к счастью) умершей Ширли Леверо. Очень маловероятно, что Земля на это пойдет. На Земле наверняка больше Свени знали о таинственном проекте главы ганимедской колонии — трудно было знать меньше, чем знал Свени, так как он практически не знал ничего! И если Свени не сможет остановить проект, то следующим шагом Земли станет бомбардировка. Как только Земля поймет, что вернуть колонистов ей не удастся, даже с помощью такого тщательно законспирированного двойника как Свени, она просто уничтожит колонию и тем самым необходимость в ее обитателях.

Информация для размышления: цепная реакция. Свени знал, что на Ганимеде имеется солидное количество дейтерия — часть его связана в ледяных пластах Трезубца Нептуна в виде дейтерида лития. Ядерная бомба, взорвавшись в таких условиях, имеет большую возможность инициировать реакцию ядерного синтеза, который распылит спутник на атомы. Если активные элементы распада этого взрыва врежутся в Юпитер, до которого всего 655 000 миль, гигант Солнечной системы вполне может взорваться, если в нем вспыхнет реакция углеродного или бета-цикла. Юпитер имеет малую плотность, но огромную массу. Ударная волна такого чудовищного взрыва испарит земные моря и океаны и с вероятностью три к пяти способна вызвать ядерную реакцию на Солнце, которое превратится в новую звезду. Впрочем, на Земле к тому времени в живых не останется никого, и некому будет возблагодарить бога, если этого не произойдет.

Поскольку Свени это было хорошо известно, то он небезосновательно полагал, что на Земле об этом знают, и что Земля постарается использовать на Ганимеде только химическую взрывчатку. Но так ли это? Свени пока что мало контактировал с землянами, и смутно представлял, что же они в действительности знают.

К тому же это было не главное. Если Земля начнет бомбардировку, колония погибнет в любом случае. Исчезнет все, что обрел в колонии Свени: пусть ограниченное, но чувство товарищества и дружбы, немая неосознанная любовь, чувство, что он вот-вот родится заново, станет совершенно другой личностью. Исчезнет и сам Свени, и весь его маленький мир.

Но если он пошлет сигнал Майклджону и компьютеру, его заберут отсюда живым. Но разлучат с Майк, Рулманом и колонией навсегда, навсегда. И он навсегда останется в старой мертвой оболочке. Он узнает, каково безнадежное бесконечное одиночество. Или каким-то чудом Земля трансформирует его в обычного кислорододышащего землянина. Но с кровью типа «джей»-плюс!

А ветер все нарастал и нарастал. Ярость бури снаружи и внутри Свени увеличивались синхронно. Такое совпадение являло классический образец литературного приема, называемого персонификацией сил природы, но Свени понятия не имел о литературе, и тем более о ее приемах. Искусство имитации сил природы было для него пустым звуком.

Он даже не подозревал, что его одинокая битва в попытках спасти станцию, когда ветер снаружи миллионами клыков начал обгрызать подветренную часть фундамента, сравнима с этикой древних саг.

Но сознание Свени было занято битвой с самим собой, и целые главы, целые части саги бессознательного героизма были отброшены прочь. Свени всего лишь выполнял свое дело, и не более того.

Не было кодового сигнала, который мог бы рассказать капитану Майклджону правду о колонии и ее обитателях. Он не мог пленить людей или человека, которые были нужны Земле, и он не хотел этого делать или тем более просить помощи для выполнения задания. Он больше не верил, что Земля «должна вернуть этих людей». Для целей Земли, какими бы они ни были таинственными, или даже для целей самого Свени, которые, как он достоверно выяснил, оказались сплошной утопией.

Но любой сигнал поможет ему убраться с Ганимеда, если он хочет, чтобы его забрали.

Тем временем, кризис достиг максимума и пошел на убыль. Свени удалось отстоять свою станцию. Он работал хорошо.

Свени еще раз проверил передатчик. Тот был в полном порядке. Тогда он передвинул стрелку-указатель на один из медных контактов и нажал клавишу, посылая Майклджону комбинацию XXАНУ. Полчаса спустя встроенный в рацию осциллятор начал ритмично попискивать, подтверждая, что Майклджон все еще кружится на орбите вокруг Ганимеда, и что передача Свени была принята.

Свени оставил передатчик на столе станции, вернулся в колонию и честно рассказал Рулману все — кем он был и что недавно сообщил.