"Утро в Нормандии." - читать интересную книгу автора (Ховарт Дэвид)

Глава I. Англия

В ночь на 6 июня 1944 года жители Южной Англии были разбужены необычным гулом самолетов. Кто жил здесь в течение последних четырех военных лет, тот привык к шуму по ночам. С годами этот ночной шум менялся: вместо назойливого жужжания немецких бомбардировщиков и грохота воздушных налетов слышался гул английских бомбардировщиков, направляющихся в вечерних сумерках в сторону противника и возвращающихся на рассвете домой. Жизнь в военное время научила людей безошибочно различать по шуму свои самолеты и самолеты противника. Прислушиваясь к гулу моторов и всматриваясь в ночное небо, они с волнением и радостью следили в ту ночь за тем, как над их головами пролетали с севера на юг самолеты военно-воздушного флота союзников. Теперь уже никто не сомневался, что долгожданное вторжение началось.

В ту ночь люди не могли уснуть, думая о том, что принесет им завтрашнее утро. Ведь оно могло оказать влияние на всю их жизнь. А утром газеты и радио продолжали сообщать обычные новости. Только после 9 часов утра появилось краткое сообщение: «Под командованием генерала Эйзенхауэра союзный военно-морской флот, поддерживаемый мощными военно-воздушными силами, начал этим утром высадку союзных армий на побережье Франции». Через мгновение эта новость разнеслась по всему миру.

Цель этой книги — рассказать о том, что случилось в то памятное утро в проливе Ла-Манш и на побережье Франции за тот промежуток времени, когда был услышан гул самолетов над Англией, и вплоть до момента появления официального сообщения о вторжении. Следует напомнить читателю о событиях, имевших место в течение 18 месяцев, предшествовавших вторжению, и о планах, разрабатывавшихся верховным командованием.

Можно сказать, что идея вторжения на континент с территории Англии зародилась еще в Дюнкерке в 1940 году, когда английская армия, спасаясь от немецкой армии, отступала с боями по побережью Франции. Уже тогда многие английские солдаты знали, что война будет выиграна только после того, как они снова пройдут по побережью Европы, но в обратном направлении. Тогда это казалось весьма далекой перспективой, далекой, но все-таки возможной. В тот же год, несмотря на то что большая часть населения Англии все еще занималась строительством оборонительных сооружений, был создан штаб десантных операций. Он изучал вопросы, связанные с высадкой на побережье противника. Спустя 18 месяцев, когда во главе штаба стоял лорд Льюис Маунтбеттен, Черчилль поручил ему планировать операцию. В январе 1943 года Черчилль и Рузвельт во время встречи в Касабланке пришли к соглашению о создании объединенного штаба для выработки плана вторжения. Начальником этого штаба был назначен генерал-лейтенант Ф. Е. Морган.

В течение шести месяцев 1943 года объединенный штаб изучал побережье, силы немцев, которые могли участвовать в сражении, а также разбирал сложные технические детали плана вторжения. Это был период, когда решался вопрос о выборе места высадки союзных войск в Европе; план вторжения хранился в строгой тайне.

При разработке плана нужно было учесть все: выбрать берег, удобный для высадки, местность, пригодную для развертывания армии, хорошую погоду, морской прилив, предусмотреть небольшой радиус действия истребительной авиации, а также расстояние до портов на континенте и, конечно, учесть состояние немецкой обороны. На всем побережье Европы — от Норвегии до Бискайского залива — наиболее подходящими для высадки были два участка: участок Кале и участок на побережье Нормандии от Шербура до Гавра. При выборе одного из этих участков высказывались разные соображения. Нормандия, конечно, находится намного дальше от английских портов, чем Кале, но это не имело тогда большого значения. Флот, выделенный для осуществления вторжения, был настолько многочисленным, что для его загрузки понадобились бы все порты от реки Темзы до Бристольского залива. Американцы предпочитали участок Кале. Хотя из всего побережья это был наиболее сильно укрепленный район, он, однако, открывал прямой путь в Германию. Англичане же настойчиво стояли за участок Нормандии, так как оборона немцев была здесь слабее и, кроме того, этот район можно было изолировать, разрушив мосты через реки Сена и Луара. В конце концов объединенный штаб согласился рекомендовать Нормандию. Его предложение было одобрено Черчиллем, Рузвельтом и объединенным комитетом начальников штабов на конференции в Квебеке в августе 1943 года. Здесь же был согласован вопрос о назначении верховного главнокомандующего из американцев, его заместителя и командующих из англичан и определен срок вторжения — май 1944 года.

Только в декабре, после нескольких недель колебаний, Рузвельт предложил генералу Эйзенхауэру, который был в то время верховным главнокомандующим союзных сил на Средиземном море, принять на себя командование вторжением во Францию. А в январе были объявлены имена его заместителя и командующих из англичан — маршал авиации Теддер, заместитель верховного главнокомандующего, адмирал Рамсей, генерал Монтгомери и главный маршал авиации Ли-Мэллори. Еще в конце ноября 1943 года на Тегеранской конференции советский лидер проявлял большое беспокойство по поводу затягивания открытия второго фронта. Рузвельт и Черчилль обещали тогда, что вторжение начнется в мае 1944 года. Таким образом, когда в январе 1944 года командующие заняли свои посты, в их распоряжении оставалось всего четыре месяца.

Детально рассмотрев план вторжения, Эйзенхауэр и Монтгомери заявили, что участок, предназначенный для высадки, слишком узок, но даже и в этом случае войск, выделенных для вторжения, будет явно недостаточно. Такого же мнения был и генерал Морган. При планировании исходили из того количества десантных судов, которые имелись в наличии или могли быть к этому времени построены. По требованию Эйзенхауэра были собраны все имеющиеся в наличии десантные суда, но их все же не хватало для переправы тех войск, которые он хотел получить дополнительно. Поэтому решили отложить высадку на побережье на начало июня, с тем чтобы иметь еще один месяц для строительства новых судов.

Выбор времени высадки определялся также состоянием морского прилива. В ту весну аэрофотосъемку побережья Франции с целью разведки производили ежедневно. Дешифрирование фотоснимков показало, что немцы усиленно трудились над строительством новых орудийных позиций и установкой на берегу разного рода заграждений.

Полагали, что эти заграждения должны были препятствовать высадке. Если высадка будет производиться во время прилива, то заграждения окажутся под водой, не будут видны и большая часть десантных судов, натолкнувшись на них, может оказаться поврежденной. Если высадка будет осуществляться во время отлива, войскам придется форсировать открытую прибрежную отмель под огнем немцев. Побережье Нормандии пологое, ширина отмели в некоторых местах при отливе достигает нескольких сот метров.

Эйзенхауэр и Монтгомери избрали последний вариант, решив для безопасности высадить впереди пехоты танки и подвергнуть сильной бомбардировке оборону немцев непосредственно перед высадкой. Они решили осуществить высадку войск сразу же после отлива, с тем чтобы немедленно уничтожить заграждения и продолжать высадку уже во время прилива.

Командование флота хотело, чтобы корабли подошли к берегу под покровом ночи, но как флоту, так и авиации требовался один час светлого времени для бомбардировки системы обороны немцев. Это требование, а также состояние морского прилива сыграли решающую роль в определении времени высадки войск. 6 июня отлив начался в Нормандии спустя час после рассвета. Состояние морского прилива было приемлемым также 5 и 7 июня. К тому же осуществлять высадку воздушнодесантных войск на парашютах и планерах было удобнее при свете луны. Кроме того, выполнение обещания, данного советскому лидеру, оттягивалось еще на две недели. Поэтому день высадки в Нормандии — день «Д» — был назначен на 5 июня. Два следующих дня оставались в запасе на случай плохой погоды. Час «Ч», момент высадки войск, назначался на 6 часов 30 минут для западного фланга, где прилив начинался раньше, и на 7 часов 30 минут для восточного фланга.

Немцы, конечно, знали о готовящемся вторжении. В то время единственный фронт, где американские и английские войска боролись против немцев на суше, проходил в Италии. Попытаться вторгнуться в Северо-Западную Европу — таков был единственный для них путь сразиться с Германией. Как раз перед назначением Монтгомери на пост командующего войсками вторжения его старый противник по войне в пустыне Африки фельдмаршал Роммель был поставлен во главе обороны побережья Европы. В течение двух лет до этого немецкая пропаганда трубила об Атлантическом вале, под которым понималась цепь непреодолимых оборонительных сооружений вдоль всего побережья. Но Роммель понимал, что Атлантический вал — не что иное, как простая пропагандистская выдумка. Его мощь преувеличивалась с целью отбить охоту у англичан и американцев к совершению рейдов и подбодрить немцев. На многих участках это строительство велось крайне медленно, так как местные командиры воспринимали назначение во Францию как своего рода отдых после русского фронта. Но Роммель был человеком огромной энергии. В течение последних месяцев, когда в Англии заканчивались подготовительные работы к вторжению, он направлял все свои усилия на то, чтобы построить фортификационные сооружения и подготовиться к разгрому сил вторжения. Именно его работа была видна на фотоснимках воздушной разведки. Но эта работа все еще тормозилась недостатком материалов, а еще больше — разногласиями среди немецкого верховного командования. Роммель считал, что силы вторжения можно будет остановить в море или на берегу. Его непосредственный начальник фельдмаршал фон Рундштедт считал это невозможным и возлагал главные надежды на резервы, которые он предлагал не трогать до выяснения точных намерений войск вторжения. Немецкое верховное командование определило, что наиболее вероятные районы вторжения — Нормандия и Кале, не оно не могло прийти к выводу, какой именно из этих районов будет выбран для вторжения. Рундштедт был уверен, что главные силы войск союзников высадятся у Кале. Такого же мнения придерживалось и верховное командование сухопутных сил в Германии. Роммель, так же как и Гитлер, считал наиболее вероятным участком вторжения Нормандию.

Эти разногласия были вызваны обманными действиями союзников. Остановившись на Нормандии, союзники делали все, чтобы убедить немцев в том, что они собираются высадиться в Кале. В то время, когда армия и флот вторжения концентрировались на юго-западе Англии, на юго-востоке разбивались ложные армейские лагеря и сосредоточивался ложный флот. В Кенте имитировалась радиодеятельность целой армии. Генерал Паттон, которого хорошо знали немцы, был отозван из Средиземноморского театра в Англию и назначен командующим этой несуществующей армии, о чем широко рекламировалось в печати и по радио. Над районом Кале чаще, чем над Нормандией, летали разведывательные самолеты, и этот район подвергался интенсивной бомбардировке. В момент когда флот вторжения взял курс на Нормандию, в район Кале были тоже направлены флот и военно-воздушные силы, которые использовали специальные приспособления, создававшие на радиолокаторах противника впечатление, что силы союзников намного больше, чем на самом деле.

Английская секретная служба также прилагала все усилия к тому, чтобы обмануть немецкое командование. Ее задача облегчалась разногласиями, существовавшими между немецкой секретной службой и нацистским руководством. Глава немецкой секретной службы адмирал Канарис незадолго до этого был снят со своего поста, а органы секретной службы распущены. Создавалась новая всенацистская секретная служба во главе с Гиммлером, но ее агенты были малоопытными и легко попадали в сети, расставленные английской службой. После окончания второй мировой войны в немецких архивах было обнаружено около 250 докладов гиммлеровских агентов, в которых предсказывалось место и время вторжения. Все они, за исключением одного, были неверными. Они просто повторяли слухи и дезинформацию, распространяемую английскими агентами. А тому единственному верному докладу никто в Берлине не поверил.

Обман настолько удался, что даже фон Рундштедт в течение нескольких недель после вторжения все еще считал, что высадка в Нормандии была ложной, и поэтому держал в районе Кале все свои резервы. Успех, таким образом, превзошел все ожидания англичан. В целях дезинформации немецкого командования англичане прибегали и к прямому внушению немецкому верховному командованию ложных сведений, передавая их через таких авторитетных лиц, которым немцы не могли не верить. Тот, кто имеет представление о шпионской деятельности, может представить себе, как это делалось. Но каким бы ни был этот способ дезинформации, он все еще остается секретом и, видимо, останется таковым навсегда.

В мае войска, предназначенные для вторжения в первом эшелоне, закончили долгую, трудную, а порой и опасную подготовку. Они высаживались в учебном порядке в условиях применения боевых снарядов на побережье Англии, напоминавшем берег Нормандии. Части и подразделения тренировались в наступлении на оборонительные сооружения, в точности повторяющие те немецкие укрепления, которые им предстояло штурмовать. Тренировка проводилась с максимальной точностью. Когда стали инструктировать войска, солдатам казалось, что им говорят сейчас в точности то, что им придется делать потом, что план разработан очень хорошо и ничто не оставлено на волю случая. Солдатам показали карту местности и макет объекта наступления. Фотосъемки побережья, сделанные с самолетов, были настолько ясными, что на некоторых из них даже можно было различить немецких солдат на оборонительных сооружениях. Офицеры до малейших подробностей объясняли все, что придется делать каждому подразделению и его соседям.

Успех вторжения зависел от его внезапности и секретности. Даже во время последних инструктирований на картах были обозначены не подлинные наименования, а кодированные. Никто, за исключением отдельных офицеров, не знал, какая часть побережья изображена на картах. Что же касается начала вторжения, то не только солдаты из лагерей, но и все, кто жили поблизости, догадывались, что оно быстро приближается. Поэтому лагеря, где дислоцировались войска, были изолированы от остального мира, почтовая связь прекратилась, зона вдоль побережья стала запретной. Многие дипломаты нейтральных стран вдруг обнаружили, что они лишены возможности поддерживать связь со своими правительствами, что являлось беспрецедентным нарушением международных норм. Под особым наблюдением находилась Ирландия, где немцы все еще имели обширный посольский аппарат.

Такое положение не могло продолжаться долго, ибо с течением времени секрет, о котором полностью или частично знали уже многие, мог выйти за пределы страны и каким-нибудь образом дойти до Германии.

За разглашение военной тайны строго наказывали. Еще в начале подготовки вторжения за неосторожные разговоры один американский генерал-майор был разжалован в полковники и выслан в Соединенные Штаты.

Однажды майским утром из открытых окон английского военного министерства в Лондоне выдуло ветром и развеяло по заполненной народом улице двенадцать экземпляров совершенно секретного кода, который раскрывал всю операцию. Штабные офицеры в ужасе выскочили на улицу, но нашли только одиннадцать экземпляров. Два часа они потратили на розыски двенадцатого, но не нашли его. Как выяснилось потом, двенадцатый экземпляр секретного кода подобрал один прохожий и отдал часовому, стоявшему у здания королевской конной гвардии. Кто был этот прохожий, никто не знал. Единственным утешением явилось заявление часового о том, что человек этот читал с трудом.

Спустя много лет после окончания второй мировой войны один железнодорожник вспоминал, как в 1944 году, как раз перед вторжением, он нашел в вагоне портфель с планом высадки во Франции и отдал его начальнику станции, который хранил портфель в своем сейфе под охраной, пока на следующее утро за ним не приехал офицер.

Наиболее интересным был случай с кроссвордом, помешенным в газете «Дейли телеграф» 22 мая. Когда кроссворд решили, то оказалось, что он включал слово «Омаха» — кодированное наименование плацдарма, который должны были захватить американцы, и слово «Див», что могло означать реку Див, в которую упирался левый фланг сил вторжения. Третьим словом, включенным в кроссворд, было «Дувр». Кроссворд причинил немалое беспокойство офицерам штаба, которые по старой привычке имели обыкновение разгадывать после завтрака кроссворды, помещенные в газетах. Людям нравятся разного рода анекдоты о работе органов безопасности, поэтому вскоре начали говорить, что в этом кроссворде упоминалось о многих условных обозначениях, имевшихся в планах вторжения.

Участок, где предполагалась высадка войск на побережье Франции, протянулся на 60 миль — от реки Див возле Кана до восточной части Шербурского полуострова. На флангах этого участка планировалось высадить крупные воздушные десанты на парашютах и планерах, на западном участке — американский десант и на восточном — английский с задачей охранять фланги морских десантов. С началом рассвета корабли военно-морского флота и авиация должны были подвергнуть побережье бомбардировке, а с прекращением бомбардировки на пяти участках шириной три-четыре мили каждый планировалось начать высадку морских десантов. Американцам отводилось два участка побережья, по одному с каждой стороны реки Вир. Именно эти участки и носили условное наименование «Юта» и «Омаха». Три остальных участка именовались «Голд», «Джуно» и «Суорд». «Голд» и «Суорд» — английские, «Джуно» — главным образом канадский участок. По численности английские и канадские войска, предназначенные для первого штурма, примерно равнялись американским. Военно-воздушные силы также примерно были одинаковыми. Военно-морские силы на три четверти были английскими.

Флот, предназначенный для вторжения в Нормандию, насчитывал 5333 корабля и десантных судна, военно-воздушный флот — 9210 самолетов.[3]

Никогда до этого ни с моря, ни с воздуха не предпринималось попытки произвести высадку войск в таких масштабах. Бомбардировка побережья перед высадкой была самой интенсивной и самой концентрированной из всех, которые когда-либо производились. Планы перевозок, снабжения, эвакуации, а также штабные расчеты были очень сложными. Чтобы успешно решить эти задачи, придумывали десятки новых приспособлений — от искусственных гаваней до танков-амфибий. Приказы по военно-морским операциям составляли большую книгу толщиной три дюйма. Это была, наверное, самая пухлая книга, а приказы — самые неудобоваримые из тех, которые когда-либо издавались.

Но отдельным солдатам и матросам вряд ли было известно об этих огромных цифрах. Никто не мог охватить сразу взглядом пять тысяч кораблей или 10 тысяч самолетов. В то время никто, даже высшие командиры, не могли полностью представить себе всех масштабов этой грандиозной операции.

Многие старшие офицеры, которые командовали войсками вторжения, в том числе и Эйзенхауэр, понимали, что первый штурм является сражением солдат, а не генералов. Планы были составлены до мельчайших подробностей. По приказу начать вторжение в воздух поднялись самолеты и вышли из английских гаваней корабли. Наступило время, когда верховное командование уже не в состоянии было приостановить наступление. Ни один из руководителей вторжения не сошел в этот день на берег Нормандии. Побережье было атаковано, Атлантический вал уничтожен, армии союзников высажены на континент под непосредственным командованием не генералов, а младших офицеров и сержантов. Во время выполнения десантных операций у них не было ни возможности, ни времени, чтобы посылать в Англию обстоятельные доклады о том, что они делали, а те немногие доклады, которые все же были направлены (главным образом с кораблей), поступали с опозданием. Поэтому случилось так, что даже Эйзенхауэр, находившийся в своем штабе в Саутвикхаузе недалеко от Портсмута, по существу, ничего не знал о первых боях на побережье и, по словам его адъютанта, лежал в постели, читая ковбойские рассказы.

Когда все приготовления были закончены, оставалось только одно — отдать приказ о наступлении. Но отдача приказа оказалась связанной с большими волнениями и переживаниями.

Было предусмотрено абсолютно все, кроме погоды. Чтобы совершить высадку в понедельник 5 июня, некоторые корабли должны были начать движение в пятницу 2 июня. Сюда входили крупные корабли, предназначенные для артиллерийского обстрела побережья; они находились в портах Шотландии и Северной Ирландии. В этот же день должно было также начаться движение войск и перевозка материальной части из лагерей к местам погрузки на десантные суда и транспорты. 3 июня еще была возможность отложить все на 24 часа, но уже к рассвету 4 июня передовые корабли оказались слишком далеко, чтобы их можно было вернуть обратно. На протяжении всего периода планирования стояла спокойная и ясная погода, именно такая, какая была необходима для высадки войск. Поэтому считалось, что точное предсказание погоды на 48 или, в крайнем случае, на 24 часа вперед необходимо для того, чтобы обеспечить успех.

Чтобы составить наиболее точный прогноз погоды, был собран целый консилиум метеорологов. На протяжении мая прогнозы были правильными, и погода не давала никаких оснований для беспокойства. Но 1 июня весь день был пасмурным, на 2 июня метеорологи предсказали приближение со стороны Атлантического океана циклонов, а на 5, 6 и 7 июня — единственные три дня, когда утром прилив находился в необходимой фазе, — сильные ветры, низкую облачность и плохую видимость.

Этот прогноз и связанные с ним осложнения рассматривались на совещаниях в штабе в Саутвик-хаузе. Первые корабли к этому времени уже двинулись, десантные суда и транспорты были битком набиты десятками тысяч солдат, покинутые ими лагеря уже были заняты другими войсками, и вся громадная машина пришла в движение.

На этих совещаниях присутствовало только девять человек: генерал Эйзенхауэр, главный маршал авиации Теддер, адмирал Рамсей, генерал Монтгомери, главный маршал авиации Ли-Мэллори и четыре начальника штаба: генерал-лейтенант Бедэлл Смит, контр-адмирал Кризи, генерал-майор Гуинген и маршал авиации Робб. Двое из них были американцами, семь — англичанами. Однако англичане могли только давать советы; ответственность же за принятие окончательного решения лежала на Эйзенхауэре.

Сообщение метеорологов, а также высшие командиры внушили Эйзенхауэру на совещании 3 июня уверенность в том, что операция должна быть отложена. А это было в высшей степени нежелательно. Нужно было разработать планы, в соответствии с которыми приостановить вторжение на 24 часа. Эйзенхауэр понимал, что отсрочка вторжения плохо скажется на моральном и физическом состоянии войск, уже находившихся в море; кроме того, всякая задержка увеличивала опасность рассекречивания операции.

Эйзенхауэр решил провести еще одно совещание в 4.30 утра 4 июня, в надежде, что прогноз погоды будет обнадеживающим. Тем временем несколько конвоев американских десантных судов вышли из портов Девона и Корнуэлла и начали двигаться вдоль побережья Англии.

На следующее утро прогноз погоды оставался таким же плохим, хотя погода стояла прекрасная. На совещании Монтгомери предлагал начать вторжение, несмотря на прогноз, но адмирал Рамсей выразил сомнение в том, смогут ли его небольшие суда пересечь пролив в штормовую погоду, которую предсказывал прогноз, а маршал Ли-Мэллори заявил, что военно-воздушные силы не смогут в этих условиях выполнить ту задачу, которая отводилась им по плану. Оставалось два часа до момента, когда должны были двинуться главные силы. Эйзенхауэр отдал приказ отложить выход кораблей на 24 часа и вернуть суда, которые уже вышли в море. Огромный флот, двигавшийся в это время в Ирландском море курсом на юг, повернул на север и в течение 12 часов шел в обратном направлении. Флотилия минных тральщиков получила приказ повернуть обратно в тот момент, когда она находилась на расстоянии всего лишь 35 миль от побережья Нормандии. Конвой десантных судов, направлявшийся к плацдарму «Юта», вообще не получил приказа и продолжал двигаться в южном направлении. Эскадренные миноносцы, посланные для того чтобы вернуть этот конвой, не смогли обнаружить его, и только в 9 часов утра он был обнаружен авиацией военно-морского флота, после того как прошел уже третью часть пути через пролив. Десантные суда из Девона, которые к этому времени находились у острова Уайт, повернули и вошли в бухту острова. В Портленде образовался огромный затор. Утром ветер усилился, и казалось, что кораблям придется отправиться в Девон. На это им понадобилось бы по крайней мере два дня. Но в результате огромных усилий в течение дня порядок был восстановлен ценой небольших потерь, если не считать того, что одно танкодесантное судно было подхвачено течением у мыса Портленд-Билл и затонуло.

Отсрочка вторжения не решила стоящих перед Эйзенхауэром проблем. 4 июня вечером перед ним снова встала необходимость выбора, но теперь в другой, более трудной обстановке. Если до этого стояла хорошая погода при плохом прогнозе, то теперь погода ухудшилась, а метеорологи предсказывали кратковременное улучшение во вторник 6 июня. Рамсей доносил, что отозванные конвои смогут сделать без дозаправки топливом еще лишь одну попытку. Таким образом, возникла проблема: либо начать вторжение во вторник 6 июня в условиях плохой погоды, либо отложить его еще на две недели, пока состояние прилива снова не будет отвечать требованиям.

Войска не могли оставаться на кораблях в течение двух недель. Они получили последние инструкции, им назвали даже места назначения. Если бы десятки тысяч солдат снова были высажены на берег даже на короткое время, не было никакой надежды на то, что секрет вторжения сохранится. До сих пор немецкая авиация обнаружила только небольшую часть флота и ни разу не бомбардировала ее, но это не могло продолжаться долго. Немцы, как стало известно, располагали секретным оружием, получившим название дудл-баг,[4] которое было уже почти готово к действию и могло использоваться для нанесения удара по переполненным бухтам с такой эффективностью, которую трудно было представить. Отсрочка вторжения на две недели могла бы поставить план вторжения под угрозу срыва.

Но решение начать вторжение в плохую погоду заключало в себе не меньшую опасность. Если прогноз подтвердится, все может обойтись хорошо. Если же погода будет хоть немного хуже предсказанной, десантные суда могут пойти на дно, бомбардировка окажется неточной, немецкие бомбардировщики поднимутся в воздух в то время, когда истребители союзников будут находиться на земле, и вторжение может закончиться величайшей военной катастрофой, которую когда-либо переживали американцы или англичане.

И, наконец, в случае неудачи, независимо от того, будет вторжение отсрочено или нет, не останется никакой возможности начать его в то же лето снова, а может быть, и вообще когда-либо. Все силы США и Великобритании, все их надежды были вложены в эту попытку навязать немцам сражение в Западной Европе. Простые солдаты и народ никогда не допускали мысли о том, что война может быть проиграна. Эйзенхауэр понимал, что крах вторжения может означать потерю возможности вообще когда-либо выиграть войну.

Эйзенхауэр никогда не говорил о том, что он пережил в эту решающую ночь, но кое-что мы можем почерпнуть из записки, которую он написал 5 июня:

«Нашим войскам, высаженным в районе Шербур — Гавр, не удалось захватить необходимый плацдарм, и я приказал отступить. Мое решение начать вторжение в это время и в этом месте базировалось на самой надежной информации. Сухопутные, военно-воздушные и военно-морские силы сделали все, что только может сделать храбрость и преданность долгу. Я один повинен в провале и ошибках этой попытки».

Эйзенхауэр принял решение высадить войска независимо от состояния погоды. В ходе совещаний Монтгомери настаивал на том, чтобы начинать вторжение; Рамсей, хотя и неохотно, соглашался с ним; Ли-Мэллори предлагал подождать, но на последнем совещании, в 4 часа утра в понедельник, он также согласился, что нужно использовать имевшуюся возможность, и Эйзенхауэр дал команду начинать вторжение словами: «О'кей, начинаем!»

Вечером, когда корабли отправились и Эйзенхауэру больше ничего не оставалось, как ожидать результатов своего решения, он поехал на аэродром, расположенный возле Ньюберри, на котором американские парашютисты ожидали вылета. Они должны были ночью высадиться на полуострове Котантен. Английским парашютистам в это время предстояло выброситься у Кана. С самого начала планирования воздушного десанта, четыре месяца назад, Ли-Мэллори возражал против высадки американских парашютистов, так как их предстояло высаживать на хорошо укрепленную местность, и он предсказывал, что 80 процентов парашютистов будет уничтожено при посадке. Еще неделю назад он приходил к Эйзенхауэру, чтобы заявить протест против, как он выражался, бесцельной гибели двух прекрасных американских дивизий.

Эйзенхауэр, не разделял его пессимистических доводов, но он не мог пренебречь советом главнокомандующего военно-воздушными силами. По настоянию Ли-Мэллори он уединился в своем штабе и еще раз с величайшим вниманием проанализировал план высадки воздушных десантов. Хотя Эйзенхауэр отклонил возражения Ли-Мэллори, в душе он все еще сомневался. Может быть, Ли-Мэллори прав, а он ошибается? Весь день Эйзенхауэр испытывал беспокойство. Тяжелее всего, как он говорил позже, была мысль о том, что на его совести будет лежать гибель этих молодых американцев.

Однако на аэродроме он скрывал свое беспокойство и, расхаживая среди парашютистов, дружески беседовал с ними. Парашютисты были настроены бодро и даже не подозревали о его опасениях. Один из них, владелец скотоводческой фермы в Техасе, в шутку даже предложил Эйзенхауэру работу на ферме после войны. С наступлением темноты парашютисты заняли места в самолетах. Эйзенхауэр смотрел, как самолеты взлетали и скрывались в сгущающихся сумерках. Начали взлетать самолеты и с других аэродромов, разбросанных по всей Англии, и вскоре небо наполнилось сплошным гулом.

Когда парашютисты уезжали из США, им говорили, что Англия представляет собой фронтовую полосу. Многие из них, перелетев через Атлантический океан, прибыли в лагеря ночью и утром были поражены тем, что увидели: пологие зеленые холмы, старинные гостиницы и церкви, деревни с крытыми соломой домами. Они не заметили никаких признаков войны; все дышало миром и спокойствием.

Казалось, ничто не могло изменить такую жизнь английских деревень. Все эти годы, со времени Дюнкерка, оставшиеся в деревнях люди упорно трудились, больше чем когда-либо стараясь выжать из земли все, что она могла дать. Свободное время они проводили в отрядах местной обороны, гражданской противовоздушной обороны, отрядах первой помощи или на пожарных вышках. Когда прибыли американцы, местные жители с интересом следили за ними, но без особого удивления. Массовые выброски парашютистов на соседние парки и фермы стали для них обыденным зрелищем.

Вечером 5 июня, когда Эйзенхауэр прибыл на аэродром, бар, находящийся в двух милях от аэродрома, был пустым. Кроме нескольких кадровых военнослужащих из местного гарнизона, сидящих за кружками пива, в нем больше никого не было. Бутылочное пиво и виски, которые обычно расходились к 9 часам, оставались нетронутыми на полках. Хозяин и немногие посетители бара гадали, куда делись американцы. Все соглашались, что без их шума и толкотни теперь как-то скучно.

Наступило время закрывать бар. Хозяин вымыл стаканы, запер дверь и вышел во двор. Как раз в это время аэродром ожил. Над вязами парка, в котором теперь остался пустой и безмолвный лагерь американских войск, по два, по десять, по двадцать поднимались самолеты, делали круги, выстраивались и уходили, а с севера подходили сотни новых машин. Стоя возле бара, хозяин испытывал благоговейный трепет.

Нарастающий гул самолетов разбудил весь Лондон. В столице находилось много штабных офицеров, которые знали о готовящемся вторжении. Простые же лондонцы гораздо меньше, чем жители деревень, были осведомлены о том, что происходит. В стране не было почти ни одной деревни, где бы не было аэродрома, лагеря или склада боеприпасов. В Лондоне же не было видно приготовлений, за исключением устья реки, где строились огромные железобетонные секции двух искусственных гаваней, которые предстояло отбуксировать через пролив и установить на побережье Франции в первые дни высадки.

В течение нескольких недель до 5 июня бухта Портленда, находящаяся в 17 милях к западу, заполнялась кораблями. Через весь залив протянулся заслон эскадренных миноносцев. Выстроившись в кильватер, миноносцы день и ночь ходили взад и вперед. Все больше и больше кораблей становилось на якорь. 4 июня сотни новых кораблей вошли в бухту. Это были десантные суда и корабли сопровождения, которые вышли из Корнуэлла и Девона и затем по приказу Эйзенхауэра укрылись в бухте.

Флот двинулся утром 5 июня. Линия за линией проходили танкодесантные суда, эскортируемые бронекатерами, вооруженные траулеры, океанские буксиры, а далеко впереди, эшелон за эшелоном, — минные тральщики. Вышли в море эскадренные миноносцы и фрегаты, французские, английские и американские крейсера, танкодесантные суда, транспорты с мелкими десантными судами на шлюп-балках, а со стороны Портленда шли линкоры, мониторы и тяжелые крейсера. Затем появились десантные суда в сопровождении эскорта, а вдали, из пролива Солент, выходил другой флот; он повернул на юг, отбрасывая тень на крутые берега острова Уайт. Лишь к концу дня скрылся за южным горизонтом последний корабль.