"Приятные ночи" - читать интересную книгу автора (Страпарола Джованфранческо)

Сказка II Афинянин Эрминьоне Глаучо берёт в жены Филенью Чентурьоне; охваченный ревностью, он обвиняет её на суде; с помощью Ипполито, своего возлюбленного, она добиваетсяоправдания, а Эрминьоне заключают в темницу

Не было бы на свете, милые дамы, ничего более сладостного, более завлекательного, несущего большее счастье, чем пребывать во власти любви, когда бы не её горький плод - безудержная ревность, бегущая натисков Купидона, жаждущая изобличить любящих женщин, неустанно домогающаяся их смерти. Вот почему мне приходит на ум одна сказка, которая должна вам очень понравиться, ибо, прослушав её, вы сможете без труда понять, что довело до жестокого и горестного конца одного афинского дворянина, который, ослеплённый своей холодною ревностью, решил рукой правосудия покончить со своей женой, а кончилось тем, что его самого присудили к смерти. Полагаю, что вам будет приятно услышать про это, ибо, если не ошибаюсь, и вы, как мне представляется, тоже кого-то любите.

В Афинах, древнейшем городе Греции, некогда местопребывании и приюте решительно всех наук, а ныне из-за своей спесивой надменности вконец разрушенном и разорённом {71}, жил некий дворянин, которого звали мессер Эрминьоне Глаучо - человек и в самом деле видный, достаточно уважаемый в городе и очень богатый, но бедный разумом. Будучи уже пожилым и не имея детей, он надумал жениться и взял в жёны молоденькую девицу по имени Филенья, дочь мессера Чезарино Чентурьоне, благородной крови, наделённую поразительной красотой и многочисленными добрыми качествами; и во всём городе не было ни одной девицы, которая могла бы с ней сравниться. И так как Эрминьоне страшился, как бы из-за несравненной её красоты многие не стали бы домогаться её благосклонности и она не впала бы в какое-нибудь постыдное прегрешение и на него не стали бы указывать пальцем, он решил запереть её в высокой башне своего дворца и не допускать, чтобы кто-нибудь её видел. По прошествии недолгого времени бедный старик, сам не зная из-за чего, проникся такою к ней ревностью, что едва верил себе самому.

Случилось так, что в городе тогда находился один студент с острова Крита, по возрасту совсем юнец, но сведущий и весьма рассудительный и всеми любимый за свою любезность и обходительность. Звали этого юношу Ипполито, и до того, как Филенью выдали замуж, он долгое время ею восхищался и любовался. Кроме того, он был близко знаком с мессером Эрминьоне и вхож в его дом, и тот любил его, словно сына. Молодой человек, несколько устав от занятий и желая дать отдых утомлённому трудами уму, покинул Афины и направился в город Кандию {72}, где некоторое время и оставался, а когда возвратился в Афины, нашёл Филенью уже замужнею женщиной. Эго безмерно его огорчило, и он огорчался тем больше, что был лишён возможности видеться с нею, когда ему хотелось того; не мог стерпеть он и то, что она была связана узами брака с таким беззубым и слюнявым стариком. Влюбленный Ипполито, не в силах вынести пылкие порывы и разящие стрелы любви, задумал изыскать какой-нибудь путь и тайный способ, с помощью которого он мог бы осуществить мучившие его желания. И он перебрал в уме великое множество таких способов и путей, пока благоразумно не остановился на том, который признал наиболее подходящим.

Посему, отправившись в столярную мастерскую своего соседа, он заказал ему два достаточно длинных, широких, с отвесными стенками ящика одинаковой величины и такого же качества, так что отличить один от другого было бы нелегко. Вслед за тем он пошёл к мессеру Эрминьоне и, притворившись, что нуждается в его помощи, с превеликой хитростью сказал ему такие слова: "Мессер Эрминьоне, любимый мною не меньше отца и неизменно высокочтимый, не будь мне известно, какую любовь ко мне вы питаете, я бы не решился так дерзко просить вас об услуге, но, поскольку вы всегда были ко мне расположены, я нимало не сомневаюсь, что смогу найти у вас то, чего страстно желает и жаждет моя душа. Мне предстоит отправиться по кое-каким чрезвычайно важным делам в город Френну, где я пробуду, пока не покончу с ними. И так как у меня в доме нет никого, на кого бы я мог положиться, ибо всё на руках у слуг и служанок, в которых я не слишком уверен, мне хотелось бы, с вашего позволения, доставить к вам ларь, наполненный самым ценным из того, что у меня есть".

Мессер Эрминьоне, нисколько не догадываясь о коварной уловке студента, ответил, что он согласен и, дабы ларь был надёжно пристроен, пусть его поставят в покое, где спит он сам. Студент рассыпался в изъявлениях благодарности, какие только он знал и какие ему удалось придумать, обещая вечно помнить об этой услуге, и, кроме того, обратился к мессеру Эрминьоне с настоятельной просьбой удостоить своим посещением его дом, дабы он показал ему вещи, уложенные в ларе. Когда мессер Эрминьоне явился в дом Ипполито, тот показал ему ларь, полный различной одежды, драгоценностей и нашейных цепочек немалой стоимости. Затем Ипполито позвал одного из своих слуг и, указав на него мессеру Эрминьоне, сказал: "Если этот слуга, мессер Эрминьоне, придёт к вам забрать ларь, окажите ему такое же точно доверие, как если б то были мы своею собственной особой". После ухода мессера Эрминьоне Ипполито поместился в другом ларе, как две капли воды схожем с тем, в котором находились одежда и драгоценности, и, запершись изнутри, повелел слуге доставить его туда, куда тому было указано.

Посвящённый в замысел Ипполито слуга, беспрекословно повинуясь своему господину, кликнул носильщика, и тот, взвалив ларь на плечи, отнёс его в башню, где находился покой, где мессер Эрминьоне спал ночью с женою. Мессер Эрминьоне был одним из знатнейших лиц города, к тому же очень богат и весьма влиятелен, и случилось так, что из-за известности, которой он пользовался, ему, вопреки его желанию, поручили отправиться на несколько дней в место, именуемое Портом Пиреем, каковой отстоит от Афин на расстоянии в двадцать стадиев {73}, дабы рассмотреть там кое-какие тяжбы и споры, возникшие между горожанами и деревенским людом. Итак, мессер Эрминьоне крайне неохотно покинул Афины, ибо терзался ревностью, ни днём, ни ночью не дававшей ему покоя, а запершийся в ларе студент слышал, как прекрасная дама не раз разражалась стенаниями, жаловалась, плакала, кляня свою злую судьбу, а также час, когда была выдана замуж за человека, который сводит её в могилу, и ждал той вожделённой поры, когда она, наконец, заснёт. Лишь только ему показалось, что её охватил первый сон, он вылез из ларя и, приблизившись к её ложу, сказал: "Пробудись, моя ненаглядная, ибо я твой Ипполито".

И она, пробудившись, увидела его и узнала, ибо в покое горел ночник, и собралась было крикнуть. Но юноша, положив руку на её рет, не дал ей закричать и, чуть не плача, сказал: "Помолчи, сердце моё; разве ты не видишь, что я Ипполито, твой верный влюбленный, которому невмочь жить без тебя". Немного успокоившись и мысленно сопоставив душевные и телесные качества старика Эрминьоне и юноши Ипполито, прекрасная дама сочла, что его поступок не так уж гадок, и провела всю эту ночь вместе с ним в любовной беседе, а также понося дела и поступки своего безмозглого мужа и умоляя Ипполито придумать, как бы они могли хоть кое-когда быть вместе. Наступил день, и юноша снова укрылся в ларе, а ночью выбрался из него, чтобы вкусить наслаждения, и возлежал вместе с Филеньей. Так миновали многие и многие дни, прежде чем мессер Эрминьоне столько же вследствие неудобств, которые он терпел вне дома, сколько из-за непрерывно терзавшей его бешеной ревности, постаравшись поскорее уладить споры в том месте, где находился, возвратился к себе.

Слуга Ипполито, прослышав о прибытии мессера Эрминьоне, не стал мешкать и, придя к нему, попросил от имени своего господина вернуть отданный на сохранение ларь, который, в соответствии с указанием Ипполито, и был без околичностей ему тут же выдан, после чего, взяв носильщика, он доставил его домой. Выйдя из ларя, Ипполито пошёл на площадь и наткнулся на мессера Эрминьоне. Расцеловавшись с ним, Ипполито, как мог лучше и как сумел красноречивее, принёс ему свою благодарность, добавив, что он сам и его достояние неизменно пребывают в полном распоряжении мессера Эрминьоне. Но вот как-то утром, залежавшись с женою в постели дольше обычного, мессер Эрминьоне, блуждая по стене взглядом, обнаружил на довольно большой высоте и очень далеко от себя следы подсохших плевков. Подстрекаемый своей никогда не оставлявшей его жгучей ревностью, он был глубоко озадачен увиденным и погрузился в бесконечные размышления, его ли это плевки или, чего доброго, кого-то другого. Хорошенько подумав над этим не раз и не два, он никак не мог представить себе, что эти плевки оставил он сам.

Поэтому, страшась того, что и в самом деле произошло, он повернулся к жене и с тревогой в лице сказал: "Чьи это прилипшие так высоко плевки? Уж во всяком случае не мои! Я тут ни при чём. Дело ясное, ты мне изменила!" Тогда Филенья, засмеявшись, ответила: "Неужто вам совсем больше не о чем думать?" Мессер Эрминьоне, видя, что она смеётся, рассвирепел и воскликнул: "Ты смеёшься? Ах, ты, потаскуха, как есть потаскуха! А над чем ты смеёшься?" - "Я смеюсь, - проговорила Филенья, - над вашей глупостью". Её слова мессера Эрминьоне нисколько не успокоили, и он, терзаясь сомнениями, пожелал проверить, сможет ли плюнуть столь высоко, и принялся, кашляя и отхаркивая слюну, плевать вверх, стараясь доплюнуть до старых пятен. Но все его труды были напрасны: его плевок возвращался назад и шлепался ему на лицо, так что вскоре оно оказалось вконец оплёванным. Бедный старик много раз возобновлял свои опыты, но успехи его становились всё плачевнее и плачевнее. Видя это, он окончательно проникся уверенностью, что жена обвела его вокруг пальца, и, повернувшись к ней, обозвал её таким словом, каким не обзывают даже уличных женщин.

И не страшись мессер Эрминьоне кары, он тут же собственноручно убил бы Филенью. Сдержав себя, он решил, что разумнее обратиться к содействию правосудия, чем обагрить свои руки в её крови. Горя желанием поскорее осуществить этот замысел, всё ещё в пылу гнева и ярости, он отправился во дворец, и там, представ пред градоправителем, заявил, что обвиняет жену в нарушении супружеской верности. Но так как градоправитель не мог её осудить, не исполнив того, что предписывалось законом, он послал за Филеньей, дабы подвергнуть её тщательному допросу. В Афинах непреложно соблюдался закон, согласно которому всякую женщину, обвинённую мужем в нарушении супружеской верности, ставили у подножия небольшой красной колонны, на которой возлежал змей. Тут она приносила клятву, что в нарушении супружеской верности неповинна. После принесения такой клятвы обвиняемой надлежало вложить кисть руки в змеиную пасть, и, если женщина оказывалась клятвопреступницей, змей тотчас же отхватывал у неё эту кисть; в противном случае рука оставалась целой и невредимой.

Прослышав о поступившей в суд жалобе и о том, что градоправитель сообщил женщине, чтобы она приготовилась защищаться, так как ей угрожает позорная смерть, Ипполито, хитрый и находчивый по природе и страстно желавший избавить Филенью от смерти, сбросил свою одежду и напялил на себя жалкие лохмотья, как обычно бывают обряжены сумасшедшие, после чего, таясь ото всех, никем не замеченный, выскользнул из дому и побежал ко дворцу, изображая сумасшедшего и непрерывно выкидывая самые сумасшедшие коленца, какие только видали на свете. Пока стража градоправителя вела молодую женщину ко дворцу, туда сбежался весь город, чтобы присутствовать при разборе дела, и сумасшедший, расталкивая толпу локтями, протиснулся настолько вперед, что очутился рядом с безутешной женщиной и, обхватив её руками за шею, смачно поцеловал прямо в губы, от чего она не могла уклониться, так как руки у неё были связаны за спиной. После того как обвиняемая предстала перед судом, градоправитель сказал ей так: "Как ты видишь, Филенья, здесь находится твой муж мессер Эрминьоне, обвиняющий тебя в нарушении супружеской верности и требующий, чтобы ты была наказана по закону; поэтому ты должна принести клятву, что в грехе, в котором он тебя обвиняет, ты не повинна".

Хитрая и изобретательная Филенья уверенно поклялась, что, кроме мужа и присутствующего тут сумасшедшего, никто никогда не прикасался к ней с вожделением. После произнесения этой клятвы служители правосудия подвели её к змею; Филенья вложила руку в его разверстую пасть {74}, но он не причинил ей никакого вреда, ибо она сказала сущую правду, а именно, что никто другой, кроме мужа и сумасшедшего, не прикасался к ней с вожделением. Увидев это, народ и родственники Филеньи, явившиеся посмотреть на ужасное зрелище, признали её ни в чём не виновной и принялись громко кричать, требуя для мессера Эрминьоне точно такой же казни, какую должна была претерпеть бедная женщина. Но так как он был знатен и родовит и почитался одним из первейших граждан Афин, градоправитель не пожелал, чтобы он был всенародно сожжён, хоть это и дозволялось законом, но, дабы не нарушить свой долг, отправил его в темницу, где он вскоре и умер. Вот так-то несчастный мессер Эрминьоне избавился, наконец, от своей неистовой ревности, а молодая женщина избегла позорной смерти. Спустя немногие дни Ипполито взял её в законные жёны, и они счастливо прожили многие годы.

Благоразумная Виченца закончила свою сказку, которая особенно понравилась дамам, и Синьора повелела ей соблюсти порядок и предложить положенную загадку. Подняв голову и обратив к присутствующим своё тонкое и обворожительное лицо, Виченца нараспев прочитала следующие стихи:

Загадка Виченцы была закончена. Всякий объяснял её на свой лад, и не нашлось никого, чей ум был бы столь проницателен, чтобы её разгадать. Заметив это, Виченца сначала раздражённо вздохнула, а затем с ясным лицом спокойно сказала: "Предложенная мною загадка говорит не о чём ином, как о холодной ревности, которая - тощая и бледная - зарождается одновременно с любовью и обвивает мужчин и женщин подобно тому, как плющ - дорогой ему ствол. Она питается скорбью, ибо живёт в вечной тревоге, облачается в чёрное, ибо всегда мрачно настроена". Это объяснение всем необычайно понравилось и в особенности синьоре Кларе, муж которой был на редкость ревнив. Но чтобы никто не догадался, что это было сказано для него, Синьора приказала прекратить смех и замолкнуть и чтобы Лодовика, которой подошла очередь рассказывать сказку, приступила к повествованию, и та начала его так.