8
ПОРТФЕЛЬ С МОНОГРАММОЙ

В Целендорфе, юго-западном районе Берлина, на Клейаллее, улице особняков и вилл, впрочем, как и везде на Западе, реклама «Кока-кола» назойливо лезла в глаза, настойчиво заявляя о себе с крыш автобусов и со стен домов, из жерл репродукторов, с экранов телепередач и кино.

По тому, как Адам Кноль рассматривал шикарный плакат «лучшего в мире напитка», можно было заключить, что «вдохновляющий», «возбуждающий» и «дающий все радости жизни» «Кока-кола» был пределом его желаний.

С утра Адаму Кнолю не удалось промочить горло, кружка баварского пива была для него недосягаемой мечтой. И все-таки его интересовал не «напиток радости». Рассматривая плакат, Кноль внимательно наблюдал за человеком, ожидающим машину. В руке этого человека, одетого в костюм вызывающего бутылочного цвета и песочное пальто, был портфель из тисненой кожи с серебряной монограммой.

Человек небрежно переложил портфель под мышку, засунул руку в карман и вышел на середину проезжей части. Отсюда перед ним открывалась перспектива Клейаллее. Но машины, по-видимому, не было, так как Пижон (Кноль окрестил обладателя портфеля Пижоном) вернулся на тротуар.

Адам Кноль, как он говорил сам, «был геологом по исследованию карманных недр». Сумочки и портфели были не по его специальности, но… «Кто знает, — думал он, — быть может, кружка пива и порция сосисок таятся как раз в этом портфеле с монограммой?»

Фланирующей походкой богатого бездельника Кноль направился к Пижону. Он шел не торопясь, но в эти минуты все его жилистое, сильное тело как бы аккумулировало энергию для предстоящего броска.

Через минуту, слыша за собой свистки и крики, Кноль, минуя проходной двор, выбежал на Лимаштрассе и, на зависть любому спринтеру, за пять минут финишировал на площади вокзала Целендорфвест. Здесь, заскочив в ворота дома, он засунул портфель под брючный ремень, застегнул пиджак и, тяжело дыша, вышел на площадь. Заметив приближающийся по Лимаштрассе полицейский мотоцикл с Пижоном на багажнике, Кноль выбежал на платформу вокзала и успел вскочить в вагон пригородного потсдамского поезда. В последний момент, увидав, что бывший обладатель портфеля вцепился и повис на поручнях хвостового тамбура, Кноль стал быстро перебираться в головной вагон и, не доезжая Фриденау, выпрыгнул из поезда на ходу. «Черт возьми! — подумал Кноль, озираясь по сторонам, — Пижон мне наступает на пятки. Видно, в этой штуковине столько марок, сколько пуха в перине господина инспектора!»

По Альзен Фреге Адам Кноль быстро добрался до Вильмерсдорфа, вскочил в сименсштадтский поезд, вновь соскочил на Кайзердамм и пересел в автобус, идущий на восток в Тиргартен-парк. Только здесь Кноль почувствовал себя в безопасности, он мог отдышаться и собраться с мыслями.

Конечно, он поедет сейчас к фрау Кениг. Плоская, как гладильная доска, вдова налогового инспектора Амалия Кениг жила в районе Лихтенберг на Леопольдштрассе. Адам Кноль с «добычей» был здесь всегда желанным гостем.

Когда, внезапно затормозив, автобус швырнул пассажиров вперед, Кноль, чтобы удержаться на ногах, схватился руками за поручни, портфель выскользнул из-под ремня и упал на пол. Подняв портфель, Кноль оглянулся и встретился глазами с полицейским.

Потертый и выгоревший на солнце костюм Кноля, рваная дамская вязаная кофта под пиджаком, улыбающиеся башмаки с откровенно вылезшим большим пальцем правой ноги были в таком непримиримом противоречии с шикарным портфелем, что даже сам Адам Кноль это понял и заторопился к выходу. Заметив это движение Кноля, полицейский протиснулся за ним и вежливо представился:

— Сержант народной полиции Генрих Шютц.

— Очень приятно, Карл Фишер, служащий, — выдавив подобие улыбки, ответил Кноль.

— Господин Фишер, гравер этой монограммы ошибся, ваши инициалы «К» и «Ф», а на портфеле «Э» и «Ц»!

— Господин шуцман, я купил эту штуку еще на рейхстаговке…

С автобуса они сошли вместе. Полицейский так крепко держал Кноля за локоть, что у него затекла рука.

До отделения полиции они шли молча, улыбаясь друг другу, точно старые друзья. Затем портфель перекочевал на стол дежурного и Кноль почувствовал, как мечты о кружке пива, сосисках и гостеприимстве фрау Кениг начали испаряться.

Из состояния горькой обиды и разочарования его вывел голос дежурного:

— Подойдите ближе!

Адам Кноль подошел к барьеру, отделяющему стол дежурного от приемной полицейского отделения. Дежурный протер очки, еще раз внимательно посмотрел на «Карла Фишера» и сказал сержанту Шютцу:

— Его фотографий у нас больше, чем Дюрера в Национальном музее! Это же Адам Кноль, по кличке Ротбаке!

У Адама Кноля по поводу этой клички в свое время были крупные неприятности с третьим рейхом: молодчики Гиммлера решили, что «красная морда» суть политические убеждения Кноля. Его спасла лишь репутация старого жулика. Что же касается физиономии Кноля, то она у него была действительно красной, в мелкой завязи склеротических сосудов, и меткая кличка Ротбаке прилипла к нему, как муха к варенью.

— Итак, вы утверждаете, что этот портфель ваш? — спросил дежурный.

— Мой, — уже без прежней уверенности ответил Кноль.

— В таком случае вы должны знать, что в нем находится?

— А почему вы думаете, что я не знаю?

— Что же?

— Назойливое любопытство!

Сержант Шютц прыснул со смеху.

— Я вижу, что вы, Кноль, сами не успели взглянуть на его содержимое.

— Не успел, — согласился Кноль.

Дежурный потянул цепочку «молнии» и, открыв портфель, вынул его содержимое: напечатанное на машинке выступление политического комментатора радиостанции «РИАС», открытое письмо на имя Эбергарда Ценсера, удостоверение-пропуск станции «РИАС» на то же имя, пятый том собрания сочинений В. Маяковского на русском языке московского издания сорокового года и вложенную в книгу краткую записку на английском языке: «Информ мобилизейшэнэл посибилити 367».

— Кноль, вы утверждаете, что все это принадлежит вам? — с усмешкой спросил дежурный.

— Что я, сумасшедший?! — с искренним возмущением заявил Кноль.

— Где вы взяли этот портфель?

— Я одолжил его на Клейаллее у одного Пижона. Это была тяжелая работа, господин дежурный. Неужели я не заслужил кружки пива…

Подобные расходы не были предусмотрены сметой отделения полиции, поэтому, уделив из собственного бюджета несколько марок, дежурный, передав их Шютцу, сказал:

— До выяснения обстоятельства дела проводите Фишера-Кноля в изолятор и купите ему сосиски и кружку пива.

Содержание этого портфеля с монограммой позволяло сделать вывод, что его владелец — Эбергард Ценсер связан с отделением разведки некоего государства, где в качестве шефа подвизается доктор Кенигстон, больше известный под кличкой Петерзен.