"Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре." - читать интересную книгу автора (Атрейдес Тиа)

Глава 6

Шу, закрыв за собой дверь, схватилась за голову. Боги, что она делает? Но, ввязавшись в авантюру, принцесса не собиралась отступать. Сердитая Балуста поджидала её внизу, в гостиной.

— Шу, что ты творишь? Это же маг!

— И что? Если маг, пусть сам с себя хилое заклятие снимет.

— Чего ты добиваешься? Мне показалось, или он тебе понравился?

— Да, понравился, — Шу против воли мечтательно улыбнулась. — Он красивый, правда? И похож на тигрёнка, золотистый и полосатый…

— Шу, ты соображаешь хоть немного? Думаешь, он тебе спасибо скажет за ласковый приём? Ты же сама прекрасно видишь, что он никакой не раб, и не осужденный. Наверняка его по голове стукнули, да и продали за пару грошей уличные грабители.

— Не знаю. И знать не хочу. Он мой, и не будь я дочь Мардука, если за здорово живешь отпущу его.

— И как ты себе это представляешь? На поводок его посадишь, и будешь за собой по балам таскать, как зверушку? И надеяться, что ему понравится?

— Баль, ты сгущаешь краски, — Шу возмутилась таким предположением, тем более, что нечто подобное она и представляла. — Какой ещё поводок? Пусть поживет здесь, привыкнет… а заклятие я сниму, постепенно. Ну, представь себе, если я его сейчас отпущу… он уйдет. И не вернется больше. Уедет подальше от Суарда, и всё. Я не хочу его потерять, Баль. Не сейчас. Может быть, он и вправду привыкнет ко мне? Я придумаю что-нибудь, я освобожу его. Только не сейчас, Баль, — Шу не замечала, что горестно всхлипывает и заливается слезами.

— Шу, ну успокойся, девочка моя, не плачь, — Баль ласково обнимала принцессу, поглаживая по голове, и шептала успокоительные глупости. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Может быть, он и не захочет уходить. Поговори с ним. Ты нравишься ему, Шу, я же видела, как он на тебя смотрел. Поговори с ним.

— Ты не понимаешь, Баль. Я точно знаю, что, если сейчас я с ним поговорю, то всё. Всё закончится. Навсегда. Я не встречу его больше. Это мой единственный шанс, Баль. Больше не будет.

— Ну, хорошо, хорошо. Делай, как знаешь.

— Ты ведь поможешь мне, Баль, правда? Не будешь меня ругать?

— Конечно, Шу. Всё, хватит страдалки разводить. Иди, умойся. Не стоит соблазнять мужчину зареванными глазами и красным носом.

— А, да. Сейчас. Баль, а ты можешь раздобыть что-нибудь из одежды? Тигренок выше Кея, и Зака, и Эрке… может, из отцовских вещей? Кей не разбирал гардеробную, мне кажется, там так всё и осталось.

— Ладно, принесу чего-нибудь, и распоряжусь насчет ужина. Надеюсь, ты не собираешься его голодом морить?

— Пока нет. Спасибо, Баль.

Балуста унеслась на второй этаж, грабить покои Его Величества Кея, а Шу последовала дельному совету и отправилась умываться и приводить себя в порядок. Баль, как всегда, оказалась права. Ну и видок! Ворон пугать. Глазёнки красные, как у кролика, нос распух, волосёнки дыбом… Жуть мохнатая. От такой красотки вервольф сбежит. Упырь за свою примет. Принцесса вдумчиво и тщательно привела себя в приличный вид. Немного поразмышляла, не накрасить ли глаза, но не решилась. Ничего, или такая, как есть, или никакая. Через десяток минут прибежала эльфийка с грудой одежды. Особенно порадовал Шу отцовский банный халат из синего бархата с вышитыми вензелями и золотым кантом. Да уж, во что ещё одеть Тигрёнка… только в парадную мантию, и корону нахлобучить. Шу ухватила халат в охапку и понеслась с ним звать Тигрёнка ужинать. Как раз слуги принесли подносы и взялись накрывать на стол.

Шу застала его в одном полотенце, скептически разглядывающим негодные одежки. Влетев в ванную, она застыла на пороге, беззастенчиво уставившись на Тигрёнка. Ей тут же захотелось сорвать с него полотенце и рассмотреть его целиком. Тигрёнок не остался в долгу, не менее нахально уставившись на неё, озорно улыбнувшись, и отпуская край полотенца. Вся его поза говорила — хочешь, смотри. Шу окатило жаркой волной смущения, едва её взгляд упал на то, что скрывало полотенце, будь оно неладно. Что с ней? Стесняться возбужденного мужчины? Она заболела, не иначе. Или влюбилась… что, влюбилась? Боги, не шутите так!

Шу вернула на лицо привычное выражение ехидной невозмутимости и бросила ему халат. Краем глаза она смотрела, как он одевается, любуясь безупречными пропорциями юного тела и рельефно прорисованными мускулами, перекатывающимися под гладкой кожей. Ни намека на смущение или замешательство. Будто так и надо. Шу невольно восхитилась: «Вот это характер. Будто в гости к подружке зашел, на чашечку чаю, и до утра, а не к ужасной колдунье в башню попал. Даже уродливый железный ошейник выглядит элегантно, как бальный галстук. И на королевский халат не прореагировал, будто у него дома таких двенадцать на дюжину. И сияет, как медный чайник, невинной такой, ласковой улыбкой. Ну, погоди у меня. Тигрёнок».

С не менее невинной улыбкой Шу царственно кивнула, всё так же молча приглашая его следовать за собой. Без единого слова остановилась у накрытого на три персоны стола. Балуста уже поджидала их там же. С видом денди на великосветском рауте Тигрёнок изящно поклонился Баль, заменив приветствие извиняющимся пожатием плеч, отодвинул для неё стул и усадил. То же самое он проделал с Шу. Затем, усевшись на оставшееся место, непринужденным кивком пожелал всем приятного аппетита.

Балуста наблюдала за принцессой и странным юношей, и удивлялась. Какого демона Шу мудрит? С первого же взгляда понятно, что они просто созданы друг для друга. С какой стати она уверена в том, что стоит его отпустить, как он исчезнет? Баль видела совсем другое. Она-то как раз прекрасно понимала, что этот синеглазый Тигренок никуда от Шу не денется. И ошейник тут совершенно не причем. Он привязан к ней гораздо крепче и надежнее, чем это можно сделать самыми толстыми цепями. И, скорее, Шу надо было бы беспокоиться о том, сумеет ли она от него избавиться, если вдруг этого захочет. Золотоволосый маг не производил впечатления человека, которому хоть кто-то может навязать свою волю. Стоит только посмотреть, как он держится — будто кот, соизволивший осматривать новый дом, и, как само собой разумеющееся, принимающий восторженное человеческое внимание к своей неподражаемо царственной персоне. Баль видела в его глазах решимость заполучить принцессу в свое личное и безраздельное владение, независимо от того, что там она себе думает по этому поводу. Если бы эта мысль не была полным и совершенным абсурдом, Баль бы подумала, что он сам всё подстроил. Но вряд ли, даже такой самоуверенный тип должен отдавать себе отчет в том, что с Её Высочеством шутки шутить весьма опасно. И не таких обламывала.

Сиреневые огоньки в глазах Шу давали Балусте ясно понять, что её подруга рассматривает непринужденную улыбку гостя как личный вызов. И что Тигренку придется очень и очень нелегко, несмотря на то, что принцесса, похоже, и впрямь влюбилась. Ну да, кто-то посмел её не бояться, как можно! Будет теперь доказывать, кто вожак стаи.

Баль, как всегда, оказалась права. С одной стороны, Шу восхищалась выдержкой и нахальной непосредственностью Тигрёнка, а с другой… он за кого её принимает? За кролика, белого, пушистого и безобидного? Он что, из таких далеких стран, где о принцессе Валанты и не слыхали? Что-то не похоже, назвал же Её Высочеством? Выговор совершенно суардский, скорее всего, дальше Валанты и не бывал. И в то, что он не слышал никогда вечерних баек о ней, Шу тоже верилось с трудом. Любимое развлечение горожан, как-никак. Иногда ей казалось, что жители Суарда откровенно гордятся таким необычным представителем родной королевской фамилии, как Тёмная волшебница. На что он рассчитывает, интересно? И ведь не боится ни капельки. Его чувства, хоть и были ей видны, как на ладони, представляли для неё настоящий ребус. Любопытство, какая-то бесшабашная веселость, желание, нежность, грусть и ожидание скорого расставания. И что-то ещё, трудноуловимое… Похоже, он считает, что сможет спокойно уйти от неё? Или всё же страшилки сделали свое дело, и он думает, что вскоре последует за её предыдщими игрушками на кладбище? Но не боится и желает её при этом? Принцесса не могла разобраться ни в его чувствах, ни в своих.

Шу вела себя за столом, как настоящая принцесса, без этикета и изысканных манер не ступающая ни шагу. Ей так хотелось заставить Тигренка смутиться, почувствовать себя не на своем месте, стереть с его чувственных, соблазнительных губ уверенную, чуть озорную улыбку. Но её старания были напрасны. Ни мгновения замешательства перед дюжиной столовых приборов, ни секунды сомнения, когда по этикету полагалось поухаживать за дамами, непринужденный выбор нужной последовательности блюд… она смотрела, как Тигренок со здоровым мужским аппетитом и непередаваемым изяществом уминает четвертый вид десерта, и злилась. Нет, это чувство нельзя было назвать настоящей злостью. Скорее, неудобством. Откуда он такой взялся на её голову? Какого демона он смеет смотреть на неё так тепло, и так… она даже слов не находила. Словно сейчас подхватит её на руки и унесет в постель. И она не станет возражать, у неё просто не хватит на это сил. Шу казалось, что от этого взгляда она горит, и ей стоило огромного труда самой соблюдать ширхабов застольный этикет и не путать вилку с ложкой. Как он смеет? Это он должен гореть и смущаться! И Шу, собрав остатки самообладания (а скорее, упрямства) в кулак, одарила Тигренка таким жарким и откровенным взглядом, что любой нормальный мужчина бы на его месте задымился. Или свалился в обморок. Этот же наглец только улыбнулся ещё теплее и просиял невероятной синевы глазищами, словно приглашая её поскорее переходить от намеков к делу.

Принцесса не хотела себе в этом признаваться, но эта игра доставляла ей невероятное удовольствие. Она умудрилась дожить до восемнадцати лет, не узнав, что такое флирт. Она, конечно, не раз видела, как её собственные фрейлины хихикают, стреляют глазками и ведут какие-то идиотские разговоры с кавалерами, погружаясь в процесс с головой, а потом обсуждая это между собой. Ей казалось, что нет на свете занятия глупее, и для неё оставалось загадкой, что её фрейлины находят интересного в подобной бессмыслице. И вот, впервые в жизни она сама готова была и глупо хихикать, и нести чушь, и стрелять глазками, и вести себя, как последняя дура. С единственным её мужчиной, Даймом, ей и в голову не приходило так играть. С самого начала они были скорее друзьями, нежели влюбленными, да и всё произошло слишком быстро. С Даймом в принципе не было повода для игры — никаких тайн и недомолвок, никаких противоречий и непонимания. Они составляли с ним отличную пару увлеченных интриганов, и слишком много было интересных и волнующих занятий помимо игр между собой. Да и, честно сказать, завоевывать Дайма не пришлось. Здесь же… огромное поле для деятельности. Тигренок сам по себе стал для Шу стратегической задачей. Она совершенно не преувеличивала, когда говорила Баль, что, стоит ей сейчас позволить себе поговорить с ним, и они расстанутся навсегда. Шу не очень хорошо понимала, почему всё именно так, но не сомневалась в правильности этого знания. И для неё вдруг стало делом чести обмануть судьбу, найти тот единственно верный подход, что позволит ей повернуть вероятность в нужную ей сторону. Ей всегда нравилось ходить по лезвию, и в экстремальной ситуации она чувствовала себя, как рыба в воде.

Шу удалось немного отвлечься стратегическим планированием кампании и слегка остыть. Ей до дрожи хотелось позволить Тигренку сделать то, на что так недвусмысленно намекали его пылкие взгляды, но… ей казалось, что это не поможет ей удержать его. К тому же, Шу не желала идти у него на поводу. Она прекрасно знала, что упряма, как тысяча ослов, но вовсе не считала это недостатком. Ей нравилось быть упрямой, и сильной, и настаивать на своем. И она сама уложит Тигренка в постель, когда сочтет нужным, и ни секундой раньше.

Хилл так увлекся наблюдением за принцессой, что позабыл, где он находится. Какой контраст между внешней невозмутимостью и бушующей внутри неё бурей! Её аура ежесекундно изменялась, переливалась и мерцала то молоком, то голубизной, то различными оттенками лилового, то все цвета переплетались запутанными узорами, перетекая один в другой, мерцая и искря. Завораживающее зрелище. Жаль, он не умеет читать эти загадочные цветные письмена, только угадывать самые сильные эмоции. И сейчас на прекрасном выразительном лице Шу читалось прежде всего упрямство. Боги, да любая из когда-либо встреченных им женщин давно уже растаяла бы и позволила делать с собой всё, что ему угодно. Но только не Шу. Хила всё больше увлекала эта игра, это молчаливое противостояние. Впервые ему встретилась женщина, ни в какую не поддающаяся его обаянию, не желающая подчиняться ни ему, ни собственному влечению, готовая настаивать на своем, невзирая ни на что.