"Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность" - читать интересную книгу автора (Атрейдес Тиа)

Глава 5

239 г. Третий день Осенних Гонок. Суард.

В особняк ирсидского посла лорд Рустагир вернулся только под утро, уставший и недовольный. Интрижка с Её Высочеством, на которую он даже и не рассчитывал, пока не обещала приблизить его к цели, а вот помешать могла, и весьма серьезно. Великолепная Ристана оказалась капризной, вздорной и требовательной особой, мнящей о себе невесть что. Может быть, она и неплохо справлялась с обязанностями Регентши, и успешно держала в кулаке Королевский Совет, но вот на своих приближенных она вымещала все. И злость, и досаду, и разочарование, и просто дурное настроение. А вчерашний бал, похоже, совершенно вывел её из себя.

Когда Её Высочество соизволила обратить на него внимание, лорд Рустагир поначалу обрадовался возможности войти в круг приближенных ко двору. Весь вечер он добросовестно развлекал принцессу историями из высшего света Метрополии, сочувственно поддакивал и кивал в ответ её жалобам на непутевых брата с сестрой, восхищался её красотой и политическими талантами… и потихоньку выяснял, получится ли найти с Регентшей взаимопонимание в единственном важном вопросе.

Ничего толком добиться от самовлюбленной красавицы не удалось. Её Высочество предпочитала беседовать исключительно о себе, изумительной и неподражаемой, с редкими перерывами на сплетни — не менее чем об императорской семье. Он, конечно, мог порассказать о сыновьях Его Всемогущества немало интересного и весьма интригующего, но делиться с трудом добытой информацией за просто так? Никакие красивые глаза этого не стоят. Тем более что обладательница этих самых глаз и так вцепилась в него мертвой хваткой и под конец вечера все же показала свои знаменитые цуаньские ковры. Впрочем, против такого завершения бала лорд Рустагир ничего не имел. Хоть Регентша и здесь показала себя избалованной до безобразия, но опыт и страстность вполне компенсировали некоторые её недостатки.

За завтраком любезный Кемальсид бросал на него выразительные взгляды, но при супруге проявить иначе жгучее любопытство не решился. Зато за чашечкой кофе в кабинете дал ему волю.

— Рассказывайте, дорогой друг, рассказывайте! — лорд Иршихаз буквально светился восторгом пополам с гордостью. — Как вам удалось?

— Прекрасный был вечер, — Нимуе небрежно пожал плечами. — Столько интересных людей…

— Не скромничайте, дорогой мой! Уже весь Суард в курсе, с кем Её Высочество покинула бал, — посол довольно улыбнулся. — Она великолепна, не правда ли?

— О да. Её Высочество бесподобна, — он поддержал игру. — Но, право, не стоит оскорблять недостойными подозрениями столь высокую особу.

— Разумеется! Её Высочество выше любых подозрений. Но, говорят, цуаньские ковры в её гостиной…

— Не имеют себе равных.

Мужчины обменялись заговорщицкими улыбками, полными понимания. Вот если бы кроме цуаньских ковров Её Неотразимого Высочества лорду Рустагиру удалось увидеть ещё что-нибудь интересное… но ничего нового обнадеживающего из встречи с Регентшей он не получил. Судя по вчерашней беседе, ненависть к младшей сестре настолько застила ей белый свет, что единственным, что устроит Великолепную, будет смерть младшей сестры, а никак не брак с Наследником Марки. Но, с другой стороны, вовсе не обязательно делиться с ней всеми подробностями. Возможный способ действий и подходящее враньё для Регентши постепенно приобретали все более четкие контуры. Но, чтобы определиться с планом, информации все ещё недоставало.

— У Дарнишей? С удовольствием, дорогой Кемальсид! Если не ошибаюсь, несостоявшийся тесть самого короля?

— Не уверен, что несостоявшийся. Ах, да, вы же не слышали, что маркиз сказал Его Величеству! — посол довольно улыбнулся.

— Вы имеете в виду Дукриста?

— Кого же ещё, — лорд Иршихаз неторопливо раскуривал трубку, наслаждаясь любопытством и нетерпением гостя.

— Какой у вас интересный сорт табака, — лорд Рустагир заинтересованно принюхался. — Не встречал… это смесь?

— Четыре сорта и можжевеловая отдушка, мне её королевский аптекарь поставляет.

— Изумительный запах! — он покивал с видом знатока. — Так что там с маркизом?

— Представьте себе, он заявил, что сам Император заинтересован в этой свадьбе.

— Или сам Дукрист.

— Что скорее всего. Но Её Высочеству придется смириться в любом случае, — посол затянулся и окутался ароматными клубами дыма. — Одним развлечением меньше.

— Мне показалось, что у вас тут развлечений более чем достаточно. Один вчерашний бал стоил десятка театральных премьер.

— Да, младшая принцесса не дает обществу скучать. Но вчера она превзошла самое себя.

— И часто Её Высочество устраивает подобные сцены? — лорд Рустагир с интересом разглядывал собственный безупречный манжет, расправляя и без того идеальные кружева.

— Каждый раз, — в голосе посла прозвучала гордость, будто его личной заслугой был дивно скандальный характер младшей принцессы.

— Значит, и у Дарнишей предвидится скандал?

— Вполне возможно, вполне. Хотя в гостях у своих фаворитов Её Высочество все же ведет себя более сдержанно.

— Что, и сам герцог? — тонкие кружева издали предостерегающий треск.

— Да нет, что вы! — посол искренне рассмеялся. — Он не настолько глуп, чтобы связываться с маркизом. Дарниши политики, а не светские хлыщи.

Вздох облегчения едва не вырвался из уст лорда Рустагира. Хотя особой разницы между двумя и двумя дюжинами любовников у будущей супруги Осененного Благодатью он не видел, но все же… основной план — уговорить Сумрачную принцессу на брак, — казался все менее реальным. Но все равно, попробовать стоило. Хотя бы познакомиться с ней поближе, выяснить её отношение и к браку как таковому, и к Полуденной Марке. По крайней мере, заинтересовать её культурой и традициями Островов, новейшими изысканиями в области рун и антимагической защиты.

Времени должно хватить — целых шесть недель в запасе. За полтора месяца можно не только устроить брак или похитить принцессу, но и династию сменить, при грамотном подходе. А на недостаток таланта и опыта в подобных вопросах шеен Рустагир никогда не жаловался.

Хилл обнимал тесно прижавшуюся к нему принцессу, задумчиво глядя на пляшущие в камине языки пламени. Всего несколько часов назад он и мечтать не смел, что Шу наконец скажет те самые слова. Он всего лишь выбрал для себя менее неприятный вид смерти, согласившись пойти с капитаном Ахшеддином. Даже скорее из упрямства он предпочел Западную Башню Рассветной, только ради того, чтобы не доставить удовольствия Рональду. И от встречи с Его Величеством он не ждал ничего хорошего. К его удивлению, король даже не посмотрел на него, а сразу отвел к сестре.

Теперь же все изменилось. И не только девушка, доверчиво прикорнувшая в его руках. Неотвязное ощущение пристального внимания божества исчезло. Он не помнил того момента, когда почувствовал себя свободным. Но, вспоминая последние дни, он все больше приходил к мысли о том, что после смерти Мастера Тени ни разу больше не слышал злобного смешка Хисса.

Получалось, что ему удалось откупиться от покровителя? Но вот как быть с самой Гильдией? Неподалеку от таверны он заметил подозрительно знакомое лицо. И случайностью там и не пахло — почтенный Махшур несомненно сопровождал Придворного Мага. В этом капитан Ахшеддин не соврал. Стоило ему уйти и оставить Хилла на свободе, той свободы было бы минут на пять, не больше. Придворному Магу и десяток Призывающих на один зуб. Вот если бы он не оставил ошейник в башне, тогда оставался хоть какой-то шанс… и то, весьма сомнительный.

Нежное прикосновение прохладной ладошки вернуло его из грустных размышлений в несравненно более приятную действительность. Тоненькие пальчики, изучая и лаская, обводили его скулы, брови, контур губ. Закрыв глаза, он счастливо улыбался, и наслаждался удивительным ощущением тепла.

— Хилл, — она смотрела на умиротворенного, буквально светящегося счастьем возлюбленного, и никак не могла поверить в то, что это не сон. Что все её опасения, все тоскливые предчувствия не оправдались, и он на самом деле здесь. Её любимый Тигренок, самый прекрасный, самый чудесный, самый желанный мужчина на свете. Под её рукой он жмурился от удовольствия, так похожий сейчас на разнеженного ленивого кота, которого чешут за ушком.

— Ты такой красивый, любовь моя.

В ответ Хилл потерся щекой о её руку и заурчал, в точности как большой кот.

— Эй, Тигренок? — синие, глубокие, полные искрящихся золотистых бликов глаза открылись. — Ты ведь не сердишься на меня больше?

— Разве я сердился? Тебе показалось, — сейчас ему казалось, что он никогда и никуда отсюда не уходил, и не стоял прикованным в её круге, ожидая смерти. Все это было не с ним, и эта нежная, робкая девушка, с тревогой заглядывающая ему в глаза, вовсе не та разъяренная фурия, что налетала на него с проклятиями.

— Иди ко мне, Шу, — он снова приник к послушно подставленным губам. — Неужели я могу на тебя сердиться? Моя прекрасная фея, я так люблю тебя! — видеть в сиреневых глазах любовь и надежду, о чем ещё он мог мечтать? Разве что…

— Шу, милая, — сосредоточиться на словах, когда обнаженное горячее тело трется о него, когда жадные руки бродят по его бедрам, когда влажные губы зовущее открываются ему навстречу? — Что ты делаешь, Шу…

— Люблю тебя, — она толкнула возлюбленного плечиком, переворачивая на спину, и удобно устроилась сверху. — А что, ты против? — извилистая дорожка поцелуев-укусов, прочерченная вниз от шеи к животу, и колени, крепко охватившие его ноги, лишали не только дара речи, но способности мыслить.

— О-о… Шу… — все остальные слова испарились в неизвестном направлении, как только принцесса добралась до цели. Хилл мог только стонать, метаться и сжимать в кулаках покрывало, весь мир для него сузился до ощущения жаркого настойчивого язычка и рук, прижимающих его бедра к постели.

— Шу…

— Мрр… не отвлекайся…

Зажмурившись, он выгнулся и закричал.

— Шу… любовь моя… — притянув её обратно на себя, он слизывал пряные капельки с её губ, зарывался руками в разметавшиеся шелковые пряди, и любовался лучащимися довольством лиловыми глазами. Ему казалось, что маленькие золотистые молнии пронизывают его насквозь и щекочут изнутри. Сейчас, когда между ними почти не осталось никаких преград и недомолвок, когда Шу открылась ему, он буквально купался в её любви, чувствовал, как на самом деле сливается с ней в одно целое.

— Мой солнечный Тигренок… — расслабленный, улыбающийся, такой родной и драгоценный возлюбленный… её сердце сбивалось с ритма от счастья. — Можно мне звать тебя Тигренком?

— Да… все, что только захочешь, Шу… — какой глупость было обвинять её в том, что она с ним играла.

— Все?

— Да.

— Все, что я хочу?

— Да, любимая.

— Тогда я хочу, чтобы ты остался здесь, со мной. Насовсем.

— Твоим Тигренком?

— Кем угодно. Хилл, — её глаза посерьезнели. — А ты? Ты сам чего хочешь?

— Я? Хочу любить тебя. И увезти куда-нибудь очень далеко, где никто не знает, кто такие принцесса Шу и Лунный Стриж… поселиться в городе на берегу моря, гулять с тобой по крышам… но ты же не можешь оставить Суард? Значит, останусь с тобой, здесь.

— Лунный Стриж? Причем тут Лунный Стриж? Откуда ты знаешь его?

— У меня два имени, и второе — Лунный Стриж. А вот откуда тебе знать, кто это такой? — Хилл замер, не дыша. Все. Теперь она знает о нем все. И если сейчас Шу не оттолкнет его с отвращением…

— Злые боги. Ты наёмный убийца? Призывающий Тень? — в её голосе прозвучало удивление. Странно, даже что-то похожее на радость. Как будто он упомянул её хорошего знакомого. — Не может быть! — Шу рассматривала его, словно не узнавая. — Не думала, что ты такой… нет, не может быть! — она уткнулась ему в шею, прижавшись ещё теснее, и захихикала.

— И чему ты смеешься? Я такой забавный? — поглаживая черную макушку, Хилл улыбался. Непредсказуемая Шу.

— Угу, — она потерлась щекой о его плечо. — Мы с тобой давненько знакомы.

— Ты никогда не встречалась с Лунным Стрижем, — он все ещё не верил, что все так просто.

— Лунный Стриж выполнял мои заказы, — Шу улыбнулась возлюбленному так нежно и доверчиво, словно речь шла о новом сорте роз, а не дюжинах погибших насильственной смертью. От его рук.

— Твои? И пророк тоже? — Хилл облегченно выдохнул. Как много общего оказалось вдруг у помоечного подкидыша и принцессы, кто бы мог подумать.

— Разумеется.

— И где же мой орден? — теперь и Хилл смеялся.

— За тайные заслуги? Он засекречен. Но у меня есть другое предложение, — она легонько посопела ему в ухо.

— Да? Какое же?

— Одна принцесса вместо одного ордена. Подойдет?

— Одна принцесса? Ну… — за одну принцессу он бы отдал не только орден, но и весь мир в придачу. — В личное пользование?

— Угу, — Шу была слишком занята покусыванием нежной кожи между плечом и шеей, чтобы отвечать вразумительно.

— Тогда я согласен, — поймав её губы, Хилл на некоторое время лишил принцессу возможности продолжать беседу.

— А как тебе в голову пришло написать ту записку? Я смеялась до слез.

— Из чистого хулиганства. Лунному Стрижу ты платила гораздо больше десяти монет.

— Если точно, последний раз сто сорок.

— Ну и жук был Мастер! Мне сказал про девяносто.

— Был? — приподнявшись на локтях, Шу подозрительно разглядывала любовника.

— Это он меня продал, — Хилл улыбнулся как можно невиннее, глядя на принцессу честными-пречестными глазами.

— А… вот, значит, что за долги… — Шу обуял острый приступ любопытства. Сколько ещё сюрпризов у любимого в запасе? — Мастер Тени? Да?

— Угу.

— Ты хочешь сказать, что вот так запросто — самого Мастера Тени?

— Ну… он бы не понял, если бы я поступил по-другому.

— Хилл, — нежно поглаживая его по щеке, Шу пыталась осмыслить только что услышанное. — Почему ты позволил надеть на себя ошейник? И… скажи мне, разве Призывающий может нарушить контракт?

— Не может. Шу, — теперь уже он тревожно заглядывал ей в глаза. — Ты же не думаешь, что я могу причинить тебе вред?

— Нет, любовь моя. Не думаю, — она почувствовала, как напряженные руки, обнимающие её, расслабились и снова стали нежными. — Если бы ты хотел, у тебя было достаточно возможностей.

— Ни за что. Потерять тебя… эти два дня были самым ужасным, что только со мной случалось.

— О, Хилл, мне так стыдно, — одного только отблеска боли в любимых синих глазах хватило, чтобы она почувствовала себя последней болотной гадостью.

— Шу, родная, ну что ты, — прижимая к себе спрятавшую лицо у него на плече возлюбленную, Хилл покрывал поцелуями заалевшее ушко. — Шу?

— Я не отпущу тебя больше. Слышишь? — сердитый шепот и крепко вцепившиеся в него руки возносили его на небеса.

— Слышу. От меня не так просто отделаться.

— Хилл, так на тебя теперь вся Гильдия охотится?

— Делать им больше нечего.

— Ты же Мастера убил?

— Ну и что? Никто этого не видел, никто ничего не докажет. И вообще, им и так проблем хватит, без меня.

— Но тогда тебе придется туда вернуться…

— Ещё чего! Обойдутся.

— А как же… Хилл? Посвященные не могут покинуть Гильдию! Ты же… принадлежишь Хиссу…

— Ничего подобного.

— Как это? Ты же Посвященный?

— Да. Шу, любовь моя, — Хилл не переставал удивляться. Вместо того, чтобы выпытывать у него, за каким демоном Мастер продал его и не грозит ли ей самой опасность, она беспокоится о нем. — Ты ничего не забыла?

— Что я забыла?

— Я твоя собственность.

— Чушь. Какая ты к ширхабу собственность! Не говори ерунды! — от возмущения она заискрила голубыми молниями.

— Это не ерунда. Я предпочитаю принадлежать тебе, а не Хиссу, — идея о том, как все же можно обвести и Гильдию, и божественного покровителя вокруг пальца, только что пришла ему в голову. И показалась весьма соблазнительной.

— Я отпустила тебя.

— Угу. Так возьми обратно.

— Хилл… зачем? Ты свободен! Даже если считать, что я купила тебя законно, то я же имею право отпустить тебя на свободу?

— Хисс не признает свободы, Шу, — он не особенно разбирался в таких тонкостях, он же не храмовый жрец, но рисковать? Нет уж.

— Но… Хилл, милый, ты не боишься, что я…

— Нет, не боюсь. Шу, я не хочу больше иметь с ним дела. Понимаешь? Мне не нравится убивать. А он требует. Постоянно, — представив себе, что снова окажется перед выбором, Хилл вздрогнул. — Боги, Шу! Ты единственная, кто не хлопнулся в обморок, услышав слово Призывающий!

— А что, надо было?

— Ну… обычно, стоит намекнуть на то, кем я являюсь, у людей начинаются судороги и медвежья болезнь, — он ухмыльнулся, припомнив Шу её же слова.

— Обойдешься без обмороков.

— Ты просто прелесть, любовь моя. Так я могу послать Тёмного в Ургаш?

— А вот надену на тебя ошейник! — Шу показала ему язык.

— Да? Ну, попробуй, — подмяв её под себя, он ухватил одной рукой тонкие запястья и поймал губами удивленный вздох. Раздвинул коленом её бедра, второй рукой лаская напрягшийся сосок и ощущая готовую принять его влажность. Он терся о неё всем телом и вторгался языком в нежный рот, дразня и вырывая нетерпеливые стоны.

— Тигренок, ты не слишком дерзок для собственности? — её голос прерывался, она вся трепетала.

— В самый раз, — Хилл снова завладел её губами, не отпуская до тех пор, пока оба не стали задыхаться.

— Хилл, — она выгибалась и металась под ним. — Хилл!

— Да, любовь моя, — он вылизывал изгиб стройной шейки и покусывал розовое ушко.

— Ах! Хилл!

— Ты что-то говорила про ошейник?

— А? Хилл, пожалуйста!

— Значит, договорились?

— Да! Хилл!

— Моя госпожа чего-то хочет?

— Я хочу тебя! Сейчас!

— Все, что пожелаешь, любовь моя, Шу, — он застонал, сливаясь с ней в едином движении.

Усталые и счастливые, они лежали рядом, рассматривая отблески огня на потолке. Одну руку закинув за голову, другой Хилл держался за уютно устроившиеся в его ладони пальчики. Весь мир казался светлым и прекрасным, даже Рональд вызывал чувство, похожее на симпатию. Единственным, что нарушало идиллию, была жажда. Вино, сок, вода — все, что угодно. Но сил встать и добраться хотя бы до ванной с краном божественно прохладной воды уже не осталось.

— Шу, милая, — позвал он тихонько, не уверенный в том, что любимая не уснула.

— Ммм? — она потянулась и зевнула.

— У тебя есть слуги? Или какие-нибудь демоны для помощи по хозяйству? Или кто там прислуживает настоящим колдуньям?

— Зачем тебе?

— Пить хочется.

— А, понятно. По традиции, Тёмным прислуживают рабы. Кажется, где-то здесь был один…

— У меня другие обязанности.

— Ммм… это какие же?

— Ммм… ты ещё не догадалась?

— И все?

— А тебе мало?

— А завтрак в постель?

— Завтрак будет завтра.

— Ленивец. Лорнейского будешь?

— Я все буду.

— Эй, демоны страшные и ужасные, исполняйте повеление имени меня, великой и могучей, — проскрипела она замогильным голосом и состроила рожицу, протягивая руку за послушно выпрыгнувшим из воздуха кувшином. Хилл засмеялся.

— Почему ты не трепещешь, о смертный? — не выдержав, она расхохоталась и сама. Усевшись с ногами рядышком с любимым, Шу отпила глоток прямо из горлышка.

— Эй, а мне? — приподнявшись, Хилл потянулся за кувшином.

— Лежа?

— Угу, — вместо «угу» получилось «буль-буль».

— Ленивец и пьяница! Откуда ты свалился на мою голову? Отдай кувшин, я тоже хочу.

— У меня другие достоинства.

— Угу, — на сей раз «буль-буль» получился у принцессы.

— Эй, хватит! Много пить вредно! Отдай! — он потянул кувшин на себя и, хохоча, свалился обратно, когда Шу выпустила его из рук.

— Ой, — она смеялась, глядя, как он отряхивается от выплеснувшихся на него капель. — Тигренок, настоящий Тигренок.

— Не дразнись, — допив оставшееся на донышке, Хилл отставил кувшин на пол и снова растянулся на шкурах.

— Знаешь, я бы сказала спасибо твоему Мастеру, — Шу рассеяно поглаживала светлые пряди. — За такой чудесный подарок.

— Принеси ему цветы. Правда, я не знаю, какие он любил.

— Жаль, что я с ним не познакомлюсь. Мы бы славно побеседовали…

— Я уже ревную.

— Правильно делаешь, тебе такого не светит.

— Хм… следующий раз сделаем этот вместе? Возможно, я покажу тебе кое-что интересное… как-нибудь.

— Заманчиво. Я запомню… Хилл, так почему он тебя продал? И что такое с твоим контрактом? Он ведь рассказал тебе?

— А у него был выбор? — усмехнувшись, он поймал её руку и поднес к губам.

— Ну?

— Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.

— И кто же?

— А вот это уже интересно, любовь моя. На первый взгляд похоже, что ты.

— Я? — Шу от возмущения подскочила. — Ты бредишь.

— Да уж. Ты могла заполучить меня гораздо проще, — юноша снова поцеловал её пальчики. — Но это был тот же самый человек, что передавал твои заказы.

— Ты точно бредишь. Зачем? Да и я бы тогда знала. Ты не находишь?

— А ты не допускаешь мысли, что его переманили? — Хилл привлек её к себе поближе.

— Допускаю. Но остается вопрос — как ты смог нарушить контракт? Или тебя продали по-настоящему?

— Конечно. Если уж серьезно, Мастер имел полное право сделать это. Я с самого начала принадлежал храму Хисса, Наставник меня выкупил и взял в обучение.

— Как это?

— Я подкидыш, Шу. Меня нашли на ступенях храма, когда мне было чуть больше года.

— О… Хилл… так ты…

— Да нет, Мастер никогда даже не вспоминал об этом. Я рос вместе с его сыном… Орис мне как брат…

— Но я все равно не очень понимаю, почему он тебя продал. Зачем? Обеспечить меня экзотической игрушкой? Сделать мне подарок можно было без таких сложностей. Да и кому придет в голову что-то мне дарить? — в голосе Шу послышалась грусть. — И вряд ли кто мог подумать, что с тобой всё будет по-другому, чем всегда…

— Прости за нескромный вопрос, милая, а как было всегда?

— Я уже говорила. Страх, ужас и паника. Моим игрушкам приятнее было умереть, чем общаться со мной. Они и умирали, здесь, в круге. Отдавали силу, кто больше, кто меньше… приятная забава, но однообразно. Даже не сопротивлялись, только дрожали и изредка умоляли. И никто из них не был мне любовником. Во-первых, неинтересно, во-вторых, не выдерживали.

— Ну, с твоим темпераментом… надо быть в хорошей форме. — Хилл опять потерся об неё животом.

— Милый, я тебе говорила, что люблю тебя?

— Да, радость моя… но можно ещё.

— Ты особенный. Знаешь, почему я так долго не решалась уложить тебя в свою постель?

— Ты скромная, благовоспитанная девушка?

— А ты что, в этом сомневаешься? — Шу захихикала и укусила его за ухо. — Я боялась, что и ты не выдержишь. Все остальные после первого же поцелуя или умирали, или впадали в беспамятство. Что ты смеёшься? Думаешь, приятно, когда мужчины разбегаются, как тараканы, или дохнут от ужаса?

— Боги, как же мне повезло! Так можно тебя не ревновать? Ты самая прекрасная людоедка на свете. Я люблю тебя.

— Это мне повезло. Славная парочка, Тёмная и наемный убийца. Гордость королевской семьи. А я-то думала, ты менестрель, твоя музыкальная магия такое творит… ещё бы ты ей пользоваться с толком научился…

— Научусь постепенно. Шу, ты действительно не догадываешься, кто и зачем тебе меня подсунул? — Хилл перестал смеяться и щекотать её.

— Да в принципе кроме Ристаны или Рональда и некому. Кто ж ещё так меня любит, чтобы наемного убийцу посылать.

— Скорее Рональд. По крайней мере, сегодня он за мной гонялся…

— От дохлого осла ему уши. Жаль, уморить его совсем у меня не до сих пор не получилось.

— Ты пытаешься?

— А то. С детства его обожаю.

— Так скажи ему спасибо.

— За подарочек-то? Ой скажу… что-то где-то наш Придворный Маг просчитался.

— Он не мог ожидать, что я полюблю тебя?

— Нет. Он и слова такого не знает.

— Именно этого он и не предусмотрел, любовь моя. И представь себе, что должно было произойти. Ты покупаешь новую куклу, только вместо обычного человека получаешь маньяка, я пугаюсь до потери соображения и убиваю тебя. Кстати, для меня убивать без разбору при смертельной опасности — естественное свойство, примерно как дышать.

— Ты бы справился?

— Шанс был.

— Но ты был связан.

— Я же Призывающий. Думаешь, веревки мне помеха?

— Ширхаб. Ширхаб-ширхаб-ширхаб! У него больше мозгов, чем хотелось бы.

— Правда, я не совсем понимаю, почему меня использовали втемную. Если бы я знал, что от меня требуется, шансы бы выросли.

— И ты бы взял заказ на меня?

— Я похож на самоубийцу? Но у Мастера было, чем на меня надавить. Я бы попытался, конечно, отбрехаться, но…

— Тогда шансов не было бы совсем, милый. Убивца по мою душу я почувствую за лигу. И Рональд об этом прекрасно знает. Уши предыдущего претендента я подарила ему, замариновав в его любимом красном лорнейском.

— Смею надеяться, мои уши ты мариновать не собираешься?

— Твои уши я предпочитаю в натуральном виде.

— Уф, прям камень с души…

— Зато понятно, почему лейтенант Согрем под любым предлогом уже больше недели не показывается мне на глаза. Страшно ему, бедняжке… а будет ещё страшнее, — глаза Шу засветились лиловым.

— Что-то мне подсказывает, что он уже не боится. Самое позднее, со вчерашнего дня.

— Что-то мне подсказывает, что общение с тобой пробуждает во мне подозрительное благодушие. Мне уже не важно, что я не поблагодарю лично всех, устроивших для меня это изумительное развлечение.

— Изумительное развлечение? Так встречу со мной ещё никто не называл… это комплимент или я теряю квалификацию? — Хилл нежно провел губами вдоль её ключиц, Шу довольно замурлыкала. — Но что мешает тебе устроить приятный сюрприз любимой сестре?

— Обязательно. Она так хотела послушать, как ты играешь на гитаре, не поленилась меня пригласить к себе… вчера… обрадую её. Завтра. Пойдешь со мной?

— А то как же. Обожаю цирк. Особенно дрессированных крокодилов. Они так очаровательно улыбаются, почти как ты, милая.

— У тебя получается лучше, ненаглядный. Только не улыбайся так при Кее, вряд ли он оценит. Он такой странный, не любит василисков… — Шу от души хохотала, и чувствовала себя счастливой, найдя, наконец, человека, понимающего её невинные шутки.

— Да, милая… — Хилл взял её лицо в ладони. — Ты сказала, что никто не был…

— Никто. Ты же сам знаешь, — она потянулась к возлюбленному губами.

— Но Дукрист?

— Дайм? Тут скорее мне тебя ревновать придется, — по её губам скользнула грустная улыбка.

— Шу, но я же сам видел, — при воспоминании о золотом сиянии их любви Хилла словно пронзил острый осколок льда.

— Да, он любит меня… но… Хилл, ты же маг! Неужели ты не видел на нем заклятий?

— Видел что-то странное, но… я же не разбираюсь в этих ваших магических штучках!

— Наших, любовь моя, наших, — Шу нежно прикоснулась ладошкой к его губам. — Пока. Разберешься обязательно. Так вот, милый, там много всего. Контроль, ограничения, печать верности… и ещё, он не может иметь детей и заниматься любовью с женщиной.

— Совсем?

— Нет, наполовину! Глупый вопрос, тебе не кажется?

— А, ну да… демоны! И все три года… но ведь он ночевал у тебя? Или слухи и здесь врут?

— Хилл, милый, какое это имеет значение?

— Ты любишь его.

— Да. Хилл, ты же прекрасно сам понимаешь, что ты и Дайм — это же совсем разное! Он мне скорее друг и брат, нежели что-то ещё.

— То есть ты занималась с ним… всем, кроме… да?

— Хилл, успокойся. Не стоит меня ревновать, любовь моя. Ты, между прочим, сам с ним целовался. И, спорим, если бы я не вышла вовремя, поцелуями дело бы не ограничилось?

— Ты не понимаешь…

— Почему же? Дайма я вполне понимаю. Устоять перед тобой просто невозможно.

— Шу, это только…

— Чшш, не надо оправдываться. Ну и что, нравится тебе, и пусть, — она приникла к возлюбленному всем телом, целуя в губы. — Я люблю тебя, Хилл, солнечный мой. Все остальное просто не важно.

— Шу, радость моя! Я впервые жалею о том, что я не родился принцем.

— Не стоит, милый.

— Тогда я бы мог жениться на тебе.

— Я и так твоя, любимый, ты же знаешь.

— Рано или поздно ты все равно должна будешь выйти замуж. Я не хочу ни с кем делиться.

— Замуж? Вряд ли. Если только за тебя.

— При всей твоей оригинальности, любимая, не думаю, что Его Величество одобрит твой брак с наемным убийцей и невольником.

— Ну, с бывшим Призывающим Тень он как-нибудь смирится, а про все остальное… Хилл! Забудь об этом. Если ты так хочешь, считай себя хоть королем рыболюдей. Только, пожалуйста, не напоминай мне, ладно? Мне и так стыдно. Если бы был другой способ…

— О чем это ты?

— Уже неважно, любовь моя. Что сделано, то сделано.

— Угу. Шу, я люблю тебя.

С утренней прогулки леди Таис возвратилась грустная и задумчивая. Она сама удивлялась, отчего не испытывает радости? Отчего ей все время кажется, что чего-то не хватает? Ухаживаниям виконта позавидовали бы все её подруги — настолько галантным и внимательным кавалером оказался Морис. Стихи, серенады, цветы, милые безделицы, дабы угодить дамскому вкусу, нежные признания, трепетные поцелуи ручки возлюбленной… хоть учебник по ухаживаниям составляй! У Таис осталось такое ощущение, словно она объелась мармеладу и халвы. Хоть бы слово о политике или истории, хоть что-то, кроме сладкого сюсюканья! Неужели у неё нет иных достоинств, кроме агатовых глазок и коралловых губок? Ах, да! Ещё жемчужных зубок, стана, подобного трепетной лани и что там ещё по списку? Как будто она кукла! Ну, хорошо, подстеречь её в парке и преподнести томик стихов — несомненно, очень романтично. И всю дорогу восхвалять её неземную прелесть — тоже чрезвычайно галантно. Но скучно. Невероятно скучно. Почему бы виконту не перейти уже на более интересные предметы для беседы? Или он считает, что девушка не может интересоваться ничем, кроме собственной красоты, нарядов и светских сплетен?

Леди нечаянно для себя обнаружила, что вся та романтическая чушь, которую ругали её братья, действительно чушь. Когда Таис читала романы или разговаривала с подругами, ей казалось, что преклонение и обожание и есть самое важное и самое приятное. И что без этой романтической чепухи не может быть настоящих чувств. Но теперь, накушавшись всего этого полной ложкой, ей хотелось совсем другого — дружбы, доверия, уважения. Разговоров о книгах — не о сентиментальных романах, подобающих юной леди, а о том, что ей действительно интересно. Истории Имперского флота, например, или записок путешественников… на её же попытки осторожно намекнуть Морису о своих предпочтениях она неизменно получала только один ответ: «Не забивайте себе голову, дорогая, лучше послушайте эту прекрасную любовную балладу».

С трудом отделавшись от настойчивого поклонника только неподалеку от дома, Таис вздохнула с облегчением. Ей пришлось соврать, что отец запретил ей до четырнадцатилетия принимать гостей, кроме как в его присутствии. Ерунда, разумеется, но так соответствует этикету! Вот ещё, на чем Морис просто помешан. Двор. Её Высочество Регентша, герцоги и графы, сплетни и интриги. Иногда у Таис складывалось такое впечатление, что для Мориса намного важнее её высокое происхождение, нежели она сама. И ещё, леди не желала себе в этом признаваться, но тот небольшой подарок, что прислал ей Кей, оказался для неё гораздо дороже всех экзотических цветов, альбомов и сонетов. Всего лишь небольшая книга о старинных парусниках, которую передал ей отец вчера, когда вернулся от Его Величества. Он сказал дочери, что беседовал с королем о флоте и упомянул о морском путешествии леди этим летом и её интересе к старинный кораблям. Его Величество специально послал в библиотеку за этой книгой, потому что недавно сам прочитал её и счел весьма познавательной. Никаких стихов, цветов и дарственных надписей… как всегда. И, как всегда, Кей знает, что ей будет интересно.

Не часто леди Дарниш ожидала предстоящего бала с таким нетерпением. Как бы она не была обижена, но увидеть Кея ей очень хотелось. Всего два дня. Два длинных-предлинных дня, и она наденет костюм лесной феи, украшенную крохотными жемчужинками карнавальную маску и отправится во дворец.

Возможно, эта книга была всего лишь жестом вежливости, но вдруг — чем-то большим? Таис не осмеливалась надеяться на это, ведь Его Величество не передал ей даже записки… но где-то в глубине души мечта о его любви все же осталась, и напоминала о себе грустным отзвуком полузабытой нежной мелодии.

Недоумение и раздражение виконта все усиливалось. Чего не хватает этой вредной девице? Да любая бы на её месте прыгала от счастья! Во время этой проклятой прогулки Морису пришлось сказать столько комплиментов, сколько не доводилось говорить за последние полгода. И все это под мерзким мелким дождиком, будь он неладен! Его идеальная прическа намокла и растрепалась, великолепный бархатный плащ испорчен водой и брызгами грязи безвозвратно, в горле першит… а ей хоть бы что! Как можно вообще вылезать из дому в такую гнусную погоду? Да ещё получать удовольствие от прогулки по парку, где с каждой ветки, стоит её хоть немножко задеть, льются целые водопады?

И, что самое ужасное, все его старания так и не принесли пока никаких существенных результатов. Все тонкие и продуманные намеки, подарки со смыслом, истории и баллады о счастливо соединившихся в законном браке возлюбленных она просто проигнорировала! И этот проклятый дождь! Еле-еле он улучил подходящий момент, чтобы поцеловать её, — попробуйте-ка проделать этот номер, не слезая с лошади! — и что в ответ? «Ах, Морис, вы такой забавный! У вас на щеке мокрый листик!» Проклятье! Когда она станет его женой, никаких утренних прогулок под дождем. Или нет, пускай. Авось как-нибудь поскользнется в этой ужасной сырости и свернет себе шею.

К раздражению погодой и неуступчивой девчонкой примешивалась и злость на Её Высочество Ристану. Всего пятьдесят империалов, это же просто унизительно. Тем более, что он осталось не более двадцати, при том, что к завтрашнему приему у графини Ламбур ему непременно нужно новое платье. И плащ тоже. Да, к тому же, у неё всегда играют, и не иметь денег на ставки это значит расписаться в своем полном и окончательном банкротстве. Пока свеженькой истории о небольшом наследстве, оставленном троюродным дядюшкой из Метрополии, ещё более-менее верят, но стоит хоть раз показать, что в кармане пусто — и все. Слава богам, что осведомленность герцога о финансовых делах всех и каждого несколько преувеличена, иначе Дарниш не преминул бы просветить свою дочь. Вряд ли леди бы стала принимать его ухаживания, знай она, что у него, кроме долгов, ничего за душой не осталось.

И ведь что досадно — тем, у кого денег горы, вовсе не обязательно доказывать это всем и каждому. Взять хоть того же старика Урмана. Вздумай он пройтись по столице без единого медяка в кармане, никому и в голову не придет усомниться в его платежеспособности или же не отпустить любой товар в кредит. Да хоть целую лавку! Или же с картами. Любому достаточно одного лишь слова, безо всяких расписок… а самому Морису даже какой-то вшивый портной не отдает заказ, пока не получит все наличными.

Вот почему одним все, а другим ничего? Род Туальграмов ничем не уступает Дарнишам ни по древности, но по количеству заслуг перед короной. А он, последний его представитель, должен прозябать в нищете и брать в жены какую-то невзрачную девчонку, только бы не умереть с голоду. Нет, эту несправедливость непременно следует исправить. И девчонка не отвертится. Не захочет по-хорошему, так будет ей по-плохому. Ещё неделю, не больше, он поизображает из себя пылкого влюбленного кретина, и, если леди так глупа, что не ответит согласием на предложение руки и сердца, пусть пеняет на себя. Все равно Дарниш вынужден будет отдать её замуж. Ещё и благодарить будет, что Морис её взял, а не оставил с погубленной репутацией и незамужней.

Как ни противно было идти к Регентше кланяться и унижаться, но остаться совсем без денег в самый неподходящий момент виконт не мог себе позволить. И расставшись со строптивой леди, сразу же направился во дворец. По дороге настроение его несколько поднялось, когда он, минуя площадь Единорога, полюбовался на полыхающий дом одного из своих кредиторов. Ради прекрасной леди, чтоб ей икалось, Морису пришлось даже приобрести новую гитару. Её предшественница давно уже исчезла в одном из ломбардов Нижнего Города. Хорошо хоть этот так называемый маэстро не потребовал наличности, а удовольствовался векселем на двадцать золотых. Что ж, пожар в его доме случился как нельзя более кстати, не придется послезавтра расставаться с приятно звенящими монетами. Не будь для виконта так важно сохранить жалкие остатки своей финансовой репутации, он бы только посмеялся над тем наивным растяпой, что понесет в Гномий банк его вексель. Но не сейчас, когда за каждым его шагом наверняка следит будущий тесть.