"Дети Грозы" - читать интересную книгу автора (Атрейдес Тиа)Глава 7. Да здравствует наследник!В кабинет герцога Дарниша влетел бледный, как бумага, секретарь. — Сиятельный шер! Тирис Гнор Милль и капитан Труст желают Вас видеть! Урман Дарниш поднял взгляд от торгового договора и прислушался. Похоже, к нему в дом вломились очередные неприятности. После забастовки докеров и поджога одного из складов — вполне ожидаемые. Какую гадость на этот раз устроил Темный? Если замешан Гнор Милль… похоже, магистр решил поссорить Дарниша с Гномьим Банком. На контракте, в который вложено столько времени, сил и денег, ещё чернила не просохли, а Придворный маг уже успел встрять. Всего четыре дня тому назад не было дружбы крепче и партнера надежнее. Сотрудничество богатейшей компании и самой надежной в Империи финансовой организации, обещающее обеим сторонам более чем ощутимые выгоды — что может быть для банкира важнее? Для человека — ничего. А вот для гнома… Догадка, осенившая Урмана, чуть не заставила его поседеть. Просыпающийся Дракон. Символ и талисман клана Миллей. Гнор показывал Урману статуэтку из черного мерцающего камня, на почетном месте красующуюся в его рабочем кабинете, и рассказывал старинную легенду об основании древнего, как сами горы, рода Миллей. По преданию, род вел начало от Великого Огненного Дракона, что спал под горами и видел прекрасные сны. Просыпаясь, пламенным дыханием Дракон породил первых гномов клана, чтобы своим мастерством они воплотили увиденную во сне красоту. Он наделил клан великими дарами: рунной магией, властью над камнем и металлом, художественным талантом и драконьей золотой удачей. И чтобы дары не были забыты, из крошечной чешуйки сотворил собственное подобие — Просыпающегося Дракона. Статуэтка, по словам Гнора, обладала чудесными свойствами, в доказательство чего кивал на банк. Дарниш оценил невероятную красоту. Дракончик казался живым, приоткрытые глаза лукаво поблескивали, намекая, что специфический гномий юмор — тоже один из его даров. Застывший в движении, гибкий и мощный ящер, казалось, сейчас потянется, дохнет пламенем и взлетит. Герцог расхвалил статуэтку до небес, желая порадовать Гнора, и тот даже предложил дотронуться до неё, обещая, что, если Урман придется Дракону по вкусу (на этом месте гном сделал особенно серьезную физиономию, а Урман на секунду задался вопросом, чем же питаются драконы?), тот подарит немного удачи. На особую удачу Дарниш не рассчитывал, но погладить дракончика оказалось неожиданно приятно — он уловил легкую дрожь, будто дракончик заурчал. Но это, конечно, почудилось. Тирис Милль всем видом показывал, что доволен и партнером, и перспективами совместного дела. И вот теперь даже по звуку шагов становилось понятно, что тирис Милль в ярости. — Проси входить. Дарниш встал, приветствуя бешено сверкающего глазами гнома и капитана городской стражи. — Рад видеть Вас в добром здравии, тирис Милль. Капитан. — Учтивый поклон гному, еле заметный кивок в сторону капитана Труста. — Не угодно ли присесть? Коньяк? Кофе? Ни словом, ни жестом Дарниш не показал, что замечает в их визите какие-либо странности или, упаси Светлая, чем-то недоволен. — Вы обвиняетесь… — напористо влез вперед Труст, но гном смерил его таким взглядом, что капитан поперхнулся. — Коньяк, пожалуйста. — Тирис Милль напоминал видом готовый взорваться вулкан, но достоинство и присущая гномам невозмутимая обстоятельность не изменили ему. — Господин капитан, если не возражаете, мы с Его Сиятельством обсудим наш вопрос наедине. Это дело касается только его и гномов. Капитан Труст не возражал. Его вынесло из кабинета, будто ударной волной, и отпустило только на улице. Выругавшись сквозь зубы на этих демоновых гномов, не угодишь им, он помотал головой и отправился в любимую пивную, от греха подальше. Не торопясь, Урман достал из резного дубового шкафчика подаренный Его Величеством коньяк и разлил по бокалам. Поворачиваясь к гостю и протягивая бокал, он держал маску холодного достоинства и равнодушия. — Чем обязан? — Зулумкеш Норт — ваш человек? — Глава Банка не стал ходить вокруг да около. — Да, мой. — Сегодня в его доме служба безопасности Банка и люди капитана обнаружили Просыпающегося Дракона. Он исчез из моего кабинета вчера около шести вечера. Объяснитесь, сишер. — А что говорит Зулумкеш? — Тон Дарниша был предельно спокоен и нейтрален. — Он убит при сопротивлении стражникам. И ничего не говорит. — Вам не кажется это несколько подозрительным? Мои люди не имеют обыкновения сопротивляться служителям закона. — Урман, скажите прямо — это ваших рук дело? — Гнор свирепо уставился на Дарниша — не хуже дракона. — Гнор, вы, как банкир, прекрасно понимаете, что никакие артефакты, даже столь уникальные и дорогие, как ваш Просыпающийся Дракон, не могут для меня перевесить ценности наших деловых отношений. Про то, какой честью для себя я считаю возможность в будущем назвать вас своим другом, даже говорить не буду. Так что отвечу прямо — я такого приказа не давал, и мои люди по своей инициативе подобных вещей не делают. — Что ж, Урман. В ваших словах есть резон. Кроме того, вы касались Дракона, и вы живы, — гном несколько сбавил тон. — Интересно. Поясните, пожалуйста, ваши слова. — Дарниш сохранял каменную невозмутимость. — Просыпающийся Дракон — не безобидная игрушка. Он умеет за себя постоять. Если человек — или гном, или кто-то ещё — касается Дракона, имея намерение причинить вред клану Милль, Дракон его убивает. Три-пять часов, и наступает смерть. От старости. С вами всё в порядке. — Я восхищен вашим способом вести дела, уважаемый Гнор. Весьма милосердно с вашей стороны. Не ждать, пока вас обманут, а принимать превентивные меры. Чрезвычайно удобно. — Герцог слегка поклонился. — Я рад, что вы оценили. Так вот, Урман. — Гном несколько дружелюбнее посмотрел на Дарниша и даже позволил себе намек на усмешку. — Ваш человек убит около девяти часов утра. Признаков преждевременного старения нет. Это нарушает целостность картины — либо он не касался Дракона, либо не имеет отношения к краже. Я не стал объяснять это капитану, пусть некоторые особенности нашего талисмана останутся неизвестными широкой публике. — Согласен, некоторые тайны должны оставаться таковыми, — тон герцога потеплел на пару градусов. — Надеюсь, с моим участием в этом прискорбном инциденте мы с вами разобрались? — Не совсем, уважаемый Урман. Всё указывало на вас. Значит, задумано было нас поссорить. Гнор сделал паузу и отпил из бокала, изучающее глядя на собеседника. — Во-первых, улизнуть из-под носа моей охраны и унести Дракона из полного служащих банка так, что никто ничего не заметил, под силу только двум-трем людям в Суарде. Люди эти принадлежат к Гильдии Тени. Посвященные. Вы знаете, сколько стоят их услуги. Во-вторых, при краже был использован амулет личины, изготовленный Темным магом. К сожалению, он поврежден до такой степени, что определить, кто именно его делал, невозможно. В-третьих, вы собираетесь выдать дочь за принца Кейранна. Мне кажется, что эти явления связаны между собой. Не так ли, герцог? — Вы, как всегда, правы, тирис. — Дарниш слегка склонил голову в знак уважения. — Вы понимаете, что Его Темность и Ее Высочество не оставят попыток подорвать мои дела и рассорить со всеми. Рональд серьёзный враг. — Рональд достойный противник, и не только для вас, Урман. Мы, гномы, не любим Тёмных — по многим причинам. А таких, как Придворный Маг, особенно. И не любим, когда кто-то позволяет себе вмешиваться в наши дела и, тем паче, покушаться на Святыню клана. И я вижу, Урман, что вы не собираетесь проигрывать, — гном наконец улыбнулся. — Да и Дракончику вы понравились. Гном и герцог помолчали немного, отдав должное коньяку. Извержение вулкана в кабинете Дарниша отменялось. — Думаю, Урман, для меня будет большой честью назвать вас своим другом. Седому Ежу впервые в жизни изменили чутье и удача. Ко времени беседы Дарниша с главой Гномьего Банка от него остался высохший скелет, в котором никто бы не опознал одного из лучших наемных убийц славного города Суарда. Мастер Тени так и не дождался отчета об успешно завершенной работе, так как некогда полный сил тридцатипятилетний мужчина всего пары кварталов не смог доковылять до улицы Ткачей. Поиски пропавшего Призывающего не принесли ни малейшего результата, оставив Мастера в недоумении. Седой Ёж исчез бесследно. Единственный приятель Ежа — друзей у Посвященных не бывает — Исмарский Нырок, не видел его со вчерашнего утра. Нырок вчера вечером так и не дождался коллегу в скромном заведении неподалеку от ипподрома. Двое слуг бие Стенгеля, почтенного заводчика хмирских бойцовых псов, ничего не знали. Хозяин дома не появлялся, ничего об отъезде не говорил, вещей не собирал. Все сбережения убийцы остались не тронутыми, лелеемый и обожаемый матерый кобель Жиг, с которым Ёж не мог расстаться более чем на день, горестно выл, метался в вольере и отказывался от еды. Слухи о странном происшествии в банке, достигшие ушей Мастера немногим позже, чем он опустил доложившего об успешном выполнении задания Свистка, заставили его насторожиться. И когда стало ясно, что Седого Ежа не дождаться, Мастер позвал уже обоих учеников, несмотря на то, что в заказе должен был участвовать один Свисток. С раннего утра столица бурлила, гомонила и ждала. Со всей Валанты и даже из соседней Ирсиды съезжались менестрели и фокусники, акробаты и жонглеры. Торговцы спешили заключить сделки, свозили в столицу невиданное количество товаров и продавали втридорога залежалые остатки всего, что могло сойти за праздничную мишуру. Капитан Труст муштровал городскую стражу, дабы не посрамить гордое звание городской гвардии на предстоящем параде. Старшины гильдий придумывали речи и готовили подарки, надеясь превзойти соседей роскошью и изобретательностью. Солнце в этот день сияло особенно ярко, птицы пели удивительно слаженно, будто вчера репетировали вместе с музыкантами. Деревья и цветы благоухали свежестью, словно домохозяйки заодно с окнами, дверьми и балконами помыли и почистили всю растительность. Каштановые аллеи украсились горделивыми розовато-белыми конусами, окутывая весь город нежным, сладким ароматом. На каждом фонарном столбе и дереве, балконе и водосточной трубе — везде, где только возможно — развевались флаги, красовались венки и цветочные гирлянды, прятались до вечера разноцветные бумажные фонарики. На площадях артисты начинали подготовку к представлениям. По улицам катили тележки торговцы, зазывали на пирожки и сласти. Празднично одетый народ выплеснулся из домов — веселиться. Всё это людское столпотворение кричало, пело и улюлюкало под сопровождение скрипок и трещоток, барабанов и свирелей, чириканья и ржания… Свежеиспеченный ученик менестреля устроился на толстой ветке одного из растущих вдоль улицы Согласия каштанов. Он предусмотрительно запасся пирожками, и теперь уплетал их, поджидая друга и наблюдая за суетой на площади. Перед ратушей мастеровые спешно заканчивали украшение помоста, на котором уже рассаживались старшины: — Заноси! Левее! Безрукие, чтоб вас! — А я говорю, сюда! Вот и старшина подтвердит. — Ничего подобного! — Да что ж вы столпились посреди дороги? Разойдись! — Куда?! Ротозеи! Кто велел трибуну сюда? Ну-ка, разворачивайтесь! Рядом настраивал инструменты городской оркестр. На главной улице, ведущей от ратуши ко дворцу, занимали места горожане, на балконы выносили стульчики для знатных дам. Разносчики бойко торговали флажками королевского ультрамаринового цвета, свистульками, хлопушками и прочей ерундой, необходимой в день праздника. Городская стража строилась вдоль улицы. Над сумбурным гомоном толпы взлетали голоса: — Капитан! Капитан Труст! Значки забыли! — Мама, мама, купи петушка! Ну купи! Ну мама-а! — Где барабанщик? Где барабанщик, я вас спрашиваю?! Где? Тащите — он у меня вмиг протрезвеет! — Пожалуйте сюда, достопочтенный Феллиго! Да не обращайте внимания на этих олухов! А вы что встали? Вон отсюда! Присаживайтесь, достопочтенный! Расталкивая работников, младший клерк городского магистрата, лебезил перед богато одетым горожанином. Старшина контрабандистов, нарядившийся в бархатный камзол и берет с белоснежным пером, шествовал к своему месту на скамье и чинно кивал собравшимся коллегам. Заприметив его, Хилл захихикал. Достопочтенный? Славный на весь Суард проныра и мошенник? Правда, от прочих надутых индюков, старшин законопослушных цехов, внешне седой головорез не отличался. — А кому единорог сахарный, королевский?! Кому лимонаду мятного?! Подходи, налетай! — Да не толкайтесь вы! — Дорогу! Дорогу сиятельному шеру! — Равняйсь! На караул! Чтоб вас демоны забрали, гули криворукие! Кто так алебарду держит?! Разжалую! Вурдалаков вам в глотку! Равняйсь! Смирррна! — Какие полмарки, глаза твои бесстыжие! Чем красил-то, признавайся? Два динга! — Сударыня, сударыня, а не вы ли обронили? Не пожалейте медяка хромому калеке! Медяк, говорю, дайте! Глухому! — А ну пошел отсюда, ослиное отродье! Не твое место — вот и убирайся! — Люди добрые, да что ж это делается! Средь бела дня обокрали! Стража! Эй, стража! — Смиррна! На караул!! Держать строй, недоноски орочьи! — Да подавитесь вы! Два динга! Даром бери, даром! И иди отсюда! Послал Хисс на мою голову… — Позвольте от лица верноподданных преподнести… а! Гоблина тебе в суп! Куда прешь, тролль безглазый! Не видишь, тут уже поставлено? Вниз, вниз её! Демоново отродье… от лица верноподданных членов Гильдии кожевенников и дубильщиков преподнести Вашему… Отчаянно стучали молотки, скрипели колеса тележек. Над площадью разносились запахи жареных ракушек и печеных яблок, свежих пирогов и сладких тянучек. И одуряющее пах каштан, словно Хилл сидел не на ветке, а на бочке контрабандных духов. Среди гудящей толпы изредка мелькали знакомые лица, у которых сегодня был самый что ни на есть рабочий день, а так же вечер и ночь. Лягушонку Мастер запретил набивать карман за счет праздношатающейся публики, и ему оставалось только с высоты взирать на коллег. Взирать молча Хиллу не нравилось, но брат запаздывал, и некому было оценить его острый язык. Что было особенно обидно — совсем рядом юный прохвост Игла примеривался к кошелю мастера-ювелира. Тот, увлеченный охмурением девицы в изумрудном корсаже, не замечал ничего вокруг. — Несомненно, душенька! Только в моей лавке. Уже сорок пять лет королевская семья… Конечно, самодовольный павлин заслуживал кары небесной в лице шустрого воришки. Если бы только воришкой был не Игла… — Ай! Что это? Кто посмел! — завизжала девица, прижимая руки к груди. — Исан, что ты делаешь? Пронзительный вопль заставил отшатнуться Иглу, уже дотянувшегося до вожделенного кошеля. Ювелир, маслено улыбаясь, вытащил из ложбинки меж рвущихся на свободу грудей душеньки абрикосовую косточку и грозно оглядел нависшие над толпой балконы. Но злоумышленника не обнаружил. Зато испортил Игле охоту — толпа вокруг забурлила, народ вслед за ювелиром начал оглядываться в недоумении. Хилл, любуясь на устроенный балаган и недовольную физиономию коллеги, доедал последний абрикос. Косточка догнала Иглу, пробирающегося сквозь толпу в более благоприятное для поживы место, и стукнула по макушке. Тот обернулся, готовый к нападению, недоуменно обшарил взглядом окрестные балконы и деревья… но белобрысого хулигана, надежно скрытого цветущими ветками и гостеприимной Тенью, не увидел. Время близилось к полудню, бургомистр уже забрался на трибуну и нервно переминался с ноги на ногу. Народ тесно набился вдоль домов, балконы грозили обвалиться от количества разодетых и украшенных наподобие новогоднего дерева благородных ротозеев. Сейчас, с минуты на минуту, появится праздничная процессия, вдали, от городских ворот, уже слышится радостный гам… Тут наконец Хилла пихнул в бок запыхавшийся Свисток: — Подвинься! Ух, успел… Наконец, приближается волна народного ликования! Все громче треск хлопушек и гром военной музыки. Впереди гордо вышагивают трубачи и барабанщики, за ними на породистых лошадях гвардейцы сияют начищенными до зеркального блеска нагрудниками. Рябит в глазах от киновари плащей, белизны и кармина конских плюмажей и золота гвардейских вымпелов. За Гвардией два всадника в парадных, расшитых золотом, мундирах: генерал Медный Лоб и полковник — похоже, брат генерала Флома. И, наконец, в окружении десятка гвардейцев в боевом снаряжении, две детские фигуры в королевском ультрамарине, на превосходных ак-тушских жеребцах: кронпринц с сестрой. и свита чуть позади. Длинный хвост пышной процессии подтягивается за королевскими детьми, переливаясь всеми цветами радуги, взблескивая и разбрызгивая фонтаны бликов. Гремят подковы коней, звенят бубенцы, шествие искрится фейерверками и радостными улыбками, поражая разноцветным блеском и вычурной роскошью. По дороге присоединяются и дворяне, и горожане, и музыканты, и всё это пёстрое сборище веселится, поёт и танцует на ходу, славя Императора, короля и наследника… Орис с Хилллом на дереве ёрзали и подпрыгивали от восторга и любопытства, рискуя свалиться кому-нибудь на голову. Они пихали и дёргали друг друга за рукава. — Смотри, остроухая! — указывал Свисток на кого-то в свите принца. — И гном, ну смотри, вон же, с бородищей, в красном! Ну и компания у нашего наследника. А какой жеребец! — Ты лучше глянь, у бургомистра бумажку сдуло! — Лягушонок дрыгал ногами от хохота, держась за дружка, чтоб не упасть. — Ну и физиономия! Свисток перевёл взгляд на суматоху, творящуюся на помосте. Растерянный глава городской администрации то краснел, то бледнел. Один из его помощников погнался за улетающей бумажкой, поймал её в героическом прыжке и свалился с возвышения. Стоящий ближе всех к краю старшина Кожевенного цеха подал ему руку и втащил обратно. Только когда мятый листок очутился в руках бургомистра, тот перестал нервно подскакивать на месте и вновь принял солидный, торжественный вид. — Надо же, успели… Тут парадный маневр Синих Гвардейцев завершился. В образовавшееся ровное полукольцо, отделившее часть площади и оттеснившее толпу, выехала группа всадников. Царственно-надменный юный принц время от времени сдавленно хихикал, тут же возвращая на лицо официальное выражение. Попытки принцессы скрыть под высокомерной благосклонностью, подобающей случаю, ехидную и озорную улыбку были немногим более успешны. Похоже, Их Высочества по достоинству оценили нечаянный цирковой номер в исполнении должностных лиц. Во время приветственных речей и церемонии вручения подарков у братьев было вдоволь времени, чтобы в подробностях рассмотреть всю королевскую конницу и всю королевскую рать. Особого внимания удостоилась, разумеется, свита кронпринца и сами королевские дети. Там было на что посмотреть. За Их Высочествами выстроились в ряд сопровождающие лица. Два Флома — орлиные носы, воинственно торчащие усы, сверкающие кирасы на квадратных плечах — восседали на огромных каурых жеребцах. Ещё один военный, значительно моложе и не такой внушительный, напомнил парнишкам Наставника — не лицом или одеждой, а скорее манерой держаться. Рядом с военными забавно выглядел гном, разряженный в нечто алое, зеленое, лиловое, расшитое золотом и отделанное кружевами. Он намертво вцепился в повод слишком высокого для него мерина. Пятой по счету была та самая остроухая девушка с раскосыми кошачьими глазами и полусотней тонюсеньких, задорных темно-рыжих косичек, украшенных ленточками всех оттенков зелёного. Платье благородной дамы шло лесной деве, как лани седло. Замыкал отряд одетый в военного покроя камзол и серо-синий плащ темноволосый мальчик на породистом жеребце-трёхлетке. Серые глаза и горбоносый профиль выдавали его принадлежность к семейству Фломов. Принц Кейранн и принцесса Шуалейда вызывали жадное любопытство у всех без исключения присутствующих. Головы тянулись вверх, горожане толкались и протискивались поближе, пытаясь рассмотреть диковину. Только Лягушонок собрался с толком и расстановкой разглядеть принца, как неуловимый голубовато-лиловый отблеск вокруг принцессы, на который он поначалу не обратил особого внимания, задрожал, потемнел и разросся наподобие грозового облака, словно шапкой прикрывая её с братом и шестерых сопровождающих. Правда, облако не мешало Хиллу продолжать ее разглядывать. Да и, похоже, этой красоты никто кроме него не заметил. Сам наследник оказался обыкновенным мальчиком, черноволосым и кареглазым, в синем, расшитом золотом и отороченном мехом плаще на худеньких плечах. Принадлежность к королевской фамилии выдавала разве что горделивая осанка и немыслимых размеров золотая цепь с гербом Суардисов. Сестра наследника вообще на принцессу не походила. Скорее на угловатого, нескладного, длинноносого, вредного сорванца, по недоразумению всунутого в бархатное женское платье. Удивительного серо-лилового цвета глаза взирали на мир недоверчиво, ехидно и обещали ближним все что угодно, кроме мира и спокойствия. Увидев подобное выражение у любого из знакомых мальчишек, Лягушонок бы не сомневался, что в ближайшее время тот сотворит шкоду. Он довольно усмехнулся, представив, какой дивный простор для развлечений открывается перед королевскими детьми. Ему пришло на ум, что, наверное, с принцессой было бы весело. Но завиральная мысль быстро испарилась, оставив лишь тень предчувствия — а может, это слишком сладко пах каштан. Праздник продолжался. Наконец иссяк запас значительных и громких слов у городских старшин, и кортеж наследника благополучно скрылся за воротами королевского дворца. А для горожан веселье только начиналось. По дороге к дворцу принц с принцессой осыпали толпу изрядным количеством полумарок, вызвав волну народного восхищения и потасовок между желающими поймать хоть одну серебрушку. Из королевских подвалов на площадь выставили пару десятков бочек вина — не самого старого, но уж получше, чем в тавернах. Стражники и гвардейцы облегченно сбросили с плеч тяжкую обязанность охраны порядка и влились в бесшабашную праздничную круговерть. Переменчивые боги, сколько же народу в столице! Кей с трудом сдерживал любопытство. Старательно изображая подобающую наследнику торжественную невозмутимость, он косился по сторонам. После Крепости Сойки, где он провел последние восемь лет из своих двенадцати, столица поражала. Огромные толпы, невообразимые наряды. Танцы и песни, смех и споры. Люди — жуют, орут, обнимаются, спорят, веселятся и грустят посреди праздничной суеты. В глазах двоилось от обилия статуй и фонтанов, всевозможных балкончиков, колонн, эркеров, шпилей, куполов, башенок и прочих украшений. Смешение стилей — классического фьонского и восточно-ирсидского, гномской вычурной готики — заставляло юного принца вспоминать уроки истории с архитектурой и попутно придумывать ещё сотню вопросов к тирису Беррилану Бродерику, ученому наставнику. Западные ворота, через которые Кейранн въезжал в Суард, производили ошеломляющее впечатление. Они походили на сказочный замок, населенный драконами и неизвестными науке чудовищами. Сами створки являли собой переплетенные лапы, хвосты, гребни и оскаленные пасти, из которых мог извергаться огонь. Это чудо построили гномы ещё за четыреста лет до присоединения Валанты к Империи — как часть крепостной стены Старого города. Мастера-гномы, как всегда, успешно, сочетали легендарную красоту с не менее легендарной обороноспособностью, так что войти через эти ворота не смог пока ни один вражеский солдат. По сторонам от створок вздымались огромные квадратные башни из красноватого гранита, украшенные барельефами в виде монстров с разверстыми пастями и пикирующих драконов. А прямо над воротами расправлял крылья и готовился взлететь алый каменный дракон, по словам Бродерика, в половину натуральной величины. Наставник как-то целую лекцию прочитал о магических особенностях этой постройки и крылатого ящера. Кею, конечно, не очень-то верилось, что каменный дракон и в самом деле взлетит, если его разбудит направленная на город шаманская волшба. Но гномы и не на такие фокусы способны, особенно когда дело касается их извечных врагов орков. Мало того, через Драконьи ворота не могли просто так пройти ни контрабандисты, ни разбойники, ни изменники — горгульи, сквозь головы которых проходила опускная решетка, начинали душераздирающе скрипеть и визжать. Этим частенько пользовалась городская стража, загоняя подозрительных личностей аккурат под бдительных монстров. Кстати, по этой же причине все посольства, даже пришедшие в столицу по реке, традиционно заходили в Суард с запада, дабы подтвердить свои исключительно мирные и честные намерения. Что ж, в намерениях Наследника никто не сомневался, но традицию надо уважать. На всем протяжении пути по Старому Городу принц тихонько дергал вопросами то сестру, то Берри. Его внимание привлекали то забавные вывески таверн и лавок, то ирсидские минареты, то притаившийся на площади среди цветущих акаций мраморный единорог или мантикор, пускающий из скорпионьего хвоста водяные струи. От изразцов, украшающих стены домов, от блестящих разноцветных одежд рябило в глазах. Кей привык к строгой функциональности приморской крепости и военной формы. Даже свой, по столичным меркам более чем сдержанный, наряд он считал излишне вычурным и роскошным. Попав в Суард, Кей поражался одеждам столичных жителей — подобным оперению тропических птиц — и радовался, что поддался Берри: ворчливый и упрямый гном не позволил ему содрать с себя тяжелую и неудобную парадную перевязь, расшитую золотом и камнями, с бесполезной блестящей железкой вместо нормального меча, и толстенную золотую цепь с королевским гербом. Кею безмерно нравилась столица, и он с нетерпением ожидал возможности удрать из дворца и отправиться исследовать город. Например, сразу после торжественного мероприятия. Ему не хотелось задумываться о том, что здесь, в отличие от захолустной тихой Сойки, могут водиться хищники опаснее горных барсов или медведей. Да что может ему грозить, когда рядом Зак и Шу? В окрестностях Сойки честную компанию обходили десятой дорогой даже наученные горьким опытом кабаны, не говоря уж о браконьерах и прочих проходимцах. Ну а здесь можно ещё взять с собой Эрке. Лейтенант частенько бывал в столице, и не раз влезал в приключения вместе с Кеем. Тогда и придраться будет не к чему — принц под надежным присмотром. К окончанию приветственных речей план очередной шкоды созрел, и оставалось лишь обрадовать сестричку. Что Кей и сделал, как только они двинулись к дворцу. Родного дома Кей не помнил. То есть, какие-то смутные образы огромных залов, статуй по углам и тенистых тропинок парка бродили в памяти, но соотноситься с реальностью не желали. Риль Суардис показался Кею похожим Драконьи ворота — может, двумя высоченными круглыми башнями, завершающими западное и восточное крылья, может, обилием барельефов. Дворец из сливочно-белого камня строился по проекту гномов, и украшали его гномы. Он был отражением всего города — в нем органично сочетались стрельчатые окна и колонны, высокие крыши со шпилями и цветные мозаики на стенах, легкая ажурная резьба и массивные башни. По сравнению с Ольбе-Кристис во Фьонадири дворец Суардисов показался бы игрушечным, но выросшему в глухой провинции Кейранну виделся невероятно большим и хранящим в себе множество увлекательных секретов. Ворота раскрылись под звуки гимна Империи. Только гениальному политику могло прийти в голову соединить основные музыкальнее темы всех восьми государств, ныне провинций, и только гениальному композитору удалось слить воедино песни столь непохожих друг на друга народов в цельной музыкальной картине таким образом, что каждый слышал родную мелодию. Берри, разбирающийся всегда и во всем, утверждал, что этот музыкально-политический шедевр чуть более двухсот лет назад создал тогдашний ректор Академии Магических Искусств. Один из величайших музыкальных магов в истории, близкий знакомый ученого гнома (ну кто бы сомневался!) Сейгри Рахман, к великому сожалению Берри, был человеком, и потому прожил всего двести с небольшим лет. Сам Мардук Суардис появился на площади Единства. Исполненный величия, в короне Валанты — единорог из цельного сапфира величиной с детский кулак в золотых каштановых листьях — облаченный в ультрамариновую мантию с белоснежной меховой отделкой монарх выехал верхом навстречу сыну и наследнику. За ним следовала старшая принцесса, Придворный маг и советники, разряженные в пух и прах. Ликующие крики горожан чуть не оглушили Кея. Король и принц спешились в нескольких шагах друг от друга. Глядя в глаза отцу, Кей приблизился и преклонил колени. На мгновенье воцарилась такая тишина, что слышно стало падение лепестков каштана, благоухающего у самых ворот. Отец поднял сына с колен, обнял и развернул лицом к народу: — Приветствуйте Кейранна Суардиса, моего сына и вашего будущего короля! — Да здравствует Суардис! Да здравствует наследник Кейранн! Да здравствует Его Величество Мардук! — площадь взорвалась единым радостным воплем. В воздух полетели шляпы и платочки, цветы и хлопушки. Отец и сын вновь сели на коней и, держась рядом, двинулись по цветущей аллее к парадному крыльцу Риль Суардиса. Кей уже не обращал внимания на архитектурные красоты и изыски садовников. Он смотрел только на отца. Они так редко виделись! Так мало говорили! А теперь — сможет ли он научиться всему, что должен знать король? Оправдает ли надежды? Сумеет ли доказать, что он настоящий Суардис — и сумеет ли завоевать такую же любовь подданных, как отец? Отец и сын ехали в молчании. Но в молчании, настолько наполненном смыслом, что слова стали излишними. Ещё будет время говорить. Пока же в тишине рождалось нечто удивительное, может быть, называемое пониманием и любовью, а может быть, и не нуждающееся ни в каких названиях. В вестибюле отец поручил младших детей щуплому, напыщенному и напомаженному старикашке — Распорядителю Королевских Покоев. Король велел им через три часа, как отдохнут с дороги, явиться в малый кабинет. Распорядитель с помощником повели Их Высочества сначала вверх по главной лестнице, через зал Белых Ирисов, по дороге объясняя расположение основных помещений дворца. На втором этаже, к неудовольствию Кея, Распорядитель пригласил его в западное крыло, а помощник Распорядителя повел Шу в восточное. Вместе с Кеем отправились Зак и Эрке, для которых подготовили комнаты там же. Как оказалось, Мардук поселил сына напротив собственных покоев. Кей очень устал, так что начал осмотр владений с роскошной ванной комнаты — что может быть прекраснее, чем скинуть тяжеленные, неудобные, насквозь пропыленные парадные одежды и нырнуть с головой в горячую воду! Почти всё отведенное до разговора с отцом время Кей отмокал в пене и наслаждался жизнью. Ванная ему чрезвычайно понравилась. И сама ванна — почти бассейн две на две сажени, из зеленоватого мрамора с янтарными прожилками. И золотые краны с горячей и холодной водой, мозаичные стены и полы. И незнакомое растение резными зелено- желто-оранжевыми листьями, увивающее окно. И зеркало в бронзовой раме, и раковина для умывания из того же зеленоватого мрамора, и полка с какими-то цветными флакончиками, коробочками и всякими разностями… невероятная роскошь! Ничего, даже отдаленно похожего, Кей до сих пор не видел. Сестричка Шу, должно быть, в полном восторге от нового жилья. На сами апартаменты, состоящие из кабинета, гостиной и спальни, принц уже почти не обратил внимания. Отметил только простор, свет и приятные зеленые и коричнево-золотые тона отделки. Он только и успел, что наскоро сжевать какой-то многослойный бутерброд из принесенного слугами разнообразия блюд. Глядя на гастрономические шедевры, Кей почувствовал срочную необходимость в очередной лекции Берри, на тему «что это такое и с чем его едят». Кей оделся в привычный синий кафтан без рукавов поверх простой льняной сорочки и любимые охотничьи бриджи с мягкими сапогами — как обычно одевался в Сойке — забрал мокрые волосы в хвост и отправился к отцу. У двери отцовских покоев он столкнулся с Шу, одетой, по обыкновению, в мужские штаны и сердитой, словно зимний медведь. Не успел он поинтересоваться, что не понравилось сестренке, как двери открылись и исполненный важности секретарь произнес: — Его Высочество Кейранн! Её Высочество Шуалейда! Низко поклонился и пропустил их в кабинет короля. |
|
|