"Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня" - читать интересную книгу автора (Верхотуров Дмитрий Николаевич)

Глава 5. Предпосылки самостоятельности

Россия удерживала у себя захваченные территории не только силой и тотальным отрицанием уровня цивилизации покоренных народов, но и навязыванием набора идей, общий смысл которых сводился к утверждению о невозможности не то, чтобы развития, а просто существования их вне России. В отношении Сибири это проявилось с максимальной полнотой. Ни об одной стране, имевшей несчастье оказаться в Российской империи, не говорили столько уничижающего, как о Сибири.

Поскольку отношение к Сибири только как к источнику сырья, к тому же будто бы невостребованного до прихода русских, было распространено вообще на всю Сибирь, прошлую и будущую, то из этого отношения вытекала мысль о том, что регион вне России существовать не может.

Мысль эта – алогичная. Свойства шкурок соболей, золота, леса, нефти и металлов не меняются оттого, для кого они добываются. Они имеют ценность в России, в Европе, в Америке или в Китае. Даже если рассматривать Сибирь только в ракурсе добычи и продажи сырья, мысль о том, что она не может жить вне России, кажется более чем странной.

Сторонники теории страшного «сибирского сепаратизма», твердящие на всех углах об опасности и недопустимости отделения Сибири, вместе с тем придерживаются совершенно алогичного представления о том, что в Сибири де, государство создать нельзя, никаким образом, и потому де она не может жить без России. Приводятся самые разные аргументы, вплоть до таких фантастических, что де, новое государство, вынуждено будет покупать электроэнергию в Евроссии (это при сибирской-то энергетике!), а вообще будет жить только за счет нефти.

Большего бардака в мышлении, пожалуй, представить себе трудно. В рамках одной теории умещаются два противоположных тезиса, взаимно уничтожающихся. С одной стороны, говорится о том, что готовится немедленное отделение Сибири, в связи с чем подразумевается, что потенциал суверенного развития есть. С другой стороны, говорится, что государство в Сибири создать нельзя, потому что условий нет, то есть отрицается потенциал суверенного развития. В этих условиях немедленное отделение неосуществимо. Теория логически рассыпается на глазах, что, впрочем, не мешает ее сторонникам громко кричать о своей правоте.

Поэтому вопрос о предпосылках самостоятельности стоит рассмотреть особо. Основная их суть состоит в том, что сейчас Сибирь обладает всеми экономическими возможностями для самостоятельного развития, в том числе и вне России. В этом отношении наше положение кардинально разнится с положением начала XX века, когда Сибирь действительно была слаборазвитой территорией и не имела собственной промышленности. Итак, более подробно.

Одно из наиболее распространенных представлений о Сибири, как о редконаселенной и заснеженной целине, прочно вбил в сознание значительной части жителей России странный тезис о «пустой Сибири». Особенно часто он упоминается сейчас в связи с общими демографическими проблемами в России и мифической «китайской угрозой» заселения Сибири сотней-другой миллионов китайцев, которая почему-то так и не реализовалась за последние пару тысяч лет соседства.

При этом, ни обыватели, ни даже ученые и аналитики, почему-то не обращают внимания на тот факт, что население Сибири вполне сопоставимо с населением ряда европейских государств, вполне себе самостоятельных. Игнорируется тот факт, что рядом процветает Казахстан, имеющий при огромной площади население в два раза меньшее, чем в Сибири.

По данным на 2003 год, в Сибири проживает 32 млн. 47,5 тысяч человек. Почти во всех регионах Сибири преобладает городское население. Процент городского населения в среднем составляет 75% от всего населения.

По численности населения Сибирь вполне сопоставима с Испанией, Польшей и Румынией. В два раза превышает по численности Нидерланды, в шесть раз Словакию, Финляндию, Норвегию. Мало кто сейчас усомнится в высоком уровне развития последних двух стран, однако, факт – они делают свои успехи при очень большом по российским меркам населении. Среди бывших союзных республик СССР больше население только на Украине – 49,5 млн. человек. А по остальным:

Беларусь – 10,1 млн. человек,

Латвия – 2,4 млн. человек,

Литва – 3,6 млн. человек,

Молдавия – 4,3 млн. человек,

Эстония – 1,4 млн. человек (примерно как население Новосибирска),

Азербайджан – 7,6 млн. человек,

Армения – 3,7 млн. человек,

Грузия – 5,4 млн. человек,

Казахстан – 14,9 млн. человек,

Киргизия – 4,6 млн. человек,

Таджикистан – 6 млн. человек,

Туркменистан – 4,8 млн. человек,

Узбекистан – 24,2 млн. человек.

То есть большинство новых независимых государств, образовавшихся после распада СССР, имели население от 3 до 10 млн. человек. Опыт показывает, что это нисколько им не помешало стать вполне нормальными независимыми государствами.

Это особенность русского менталитета. К сожалению, в России веками было принято рассматривать народ в качестве либо тянущего тягло, либо в качестве пушечного мяса. До понимания, что народ обладает ценностью сам по себе, что без него никакие государства не стоят, в России так и не выросли.

Этот подход переносится в Сибирь. В России не понимают, что 30-ти миллионный народ при богатейших сибирских ресурсах способен создать богатую и процветающую страну. Люди добивались выдающихся результатов при куда более скудных возможностях, чем есть в Сибири. Но логика оценки народа в качестве пушечного мяса, это характерное «оборонное сознание», отметает все эти соображения. Национал-патриотам населения мало. Если бы в России было 500-600 млн. человек, то все равно бы кричали, что мало. И аргумент бы нашли, что в Китае, мол, живет больше.

Людей часто сбивает с толку огромная площадь Сибири. Они честно делят население на площадь, и получают низкую плотность населения (3,7 человек/кв.км в среднем по Сибири), из чего делают вывод о том, что в такой стране ничего хорошего быть не может. Мол, не дотягивает население до «эталонной» европейской плотности.

Однако, на свете есть сколько угодно стран, в которых население живет на сравнительно небольшой части, а все остальное занято почти незаселенными пустынями, горами, джунглями. Например, Саудовская Аравия – это две узких прибрежных полосы вдоль Персидского залива и Красного моря, и несколько крупных оазисов в центре страны. Остальное – пустыня. К морю жмется население Судана, Алжира, Марокко, хотя по площади это страны, заметные на мировой карте. Туркменистан вытянулся примерно 50-километровой полосой вдоль Копет-Дага. Даже в Китае большая часть населения сосредоточена в восточных провинциях, а в Синьцзяне и Тибете плотность населения как в Сибири, а то и ниже. Примеров подобного рода можно приводить множество. Таким же образом дело обстоит и в Сибири. Население здесь сосредоточено в Западной Сибири примерно в 200-километровой полосе вдоль казахской границы, а в Восточной – в крупных анклавах: Минусинской котловине, Прибайкалье, населенной части Якутии, на Амуре. Все остальное занято горами, тайгой, болотами, тундрой. Населенная часть Сибири довольно точно обозначена на карте распространением автомобильных дорог.

Плотность населения в ряде регионов юга Сибири, где и живет большая часть сибиряков, приближается к европейской плотности населения. Наиболее густонаселенная область – Кемеровская, имеет плотность 31,4 чел./кв.км. Она лишь немного по плотности населения уступает Волго-Вятскому району и Уралу. Новосибирская, Омская области и Алтайский край – 15 чел./кв.км. Эти последние три региона Сибири по плотности соответствуют Норвегии, Финляндии и Швеции (13,8, 15, 19,6 чел./кв.км.). То есть южные районы Сибири вполне себе сопоставимы по плотности населения со странами Скандинавии.

Миф о «редконаселенной Сибири» можно с чистой совестью отправить в мусорную корзину. Сибирь и по численности населения, и по его плотности, сопоставима с рядом европейских стран.

С экономической основой для самостоятельного развития в Сибири всегда дело обстояло хорошо. Мало стран на земле, в такой степени обеспеченных всеми видами природных ресурсов, причем как ископаемых, так и неископаемых. Восточные регионы являются одними из крупнейших производителей промышленной продукции не только в масштабе России, но и в масштабе всего мира. На юге Сибири сформировались крупные промышленные районы: Омск, Новосибирск, Томск, Кемеровская область, Красноярск, Иркутск.

Особенно в этом отношении выделяется Кемеровская область, в которой сосредоточена основная часть тяжелой промышленности Сибири: угледобыча, коксохимическое производство, черная металлургия, тяжелое машиностроение. В СССР Кемеровская область давала 12,6% промышленной продукции. В масштабе Сибири в целом, Кемеровская область давала 75% продукции топливной промышленности, 75% черной металлургии, 20% химической и нефтехимической продукции, 12% электроэнергии, 13% строительных материалов.

Кузбасс – это мощный индустриальный центр в Сибири. Его мощности в крайне изношенном состоянии, после нещадной эксплуатации в течение почти 25 лет. Еще 20 лет «рыночного» хозяйствования еще больше подорвали его силы, однако это не отменяет огромного значения Кемеровской области для экономики Сибири. В восстановлении и развитии Кемеровской области есть огромные перспективы.

Имея запасы только Кемеровской области, Сибирь могла бы не заботиться о своем будущем, потому что запасы угля Кузнецкого бассейна покрывают все текущие потребности в топливе на тысячи лет вперед. Запасы каменного угля бассейна в 1970 году оценивались в 804,3 млрд. тонн, до глубины в 1800 метров. Сейчас они оцениваются несколько скромнее, в 733,4 млрд. тонн.[86] Но все равно, запасы угля огромны.

Чтобы представить себе количество угля, приведем такой пример. Красноярску на зиму для отопления нужно около 1,5 млн. тонн угля. Если взять все запасы кузбасского угля, то его для отопления одному Красноярску хватит на 488 тысяч лет. А если добывать его теми темпами, как при советской власти, то угля Кузбасса хватит на на добычу в течение 51 тысячи лет. Конечно, далеко не весь уголь можно выбрать. Часть его остается под городами и населенными пунктами, под руслами рек и балками, часть его лежит слишком глубоко и недоступно пока для разработки. Но даже при этих ограничениях, кузнецкого угля хватит очень надолго даже при интенсивной добыче. Причем, кузнецкий уголь очень хорошего качества, который хорошо коксуется и превращается в отличное топливо для металлургии.

Кузбасс в советские времена давал 20% всей угледобычи по Советскому Союзу и 37% по РСФСР, выдавая на-гора в 1987 году ровным счетом 146 млн. тонн угля. 77,6% этого угля, или 113,3 млн. тонн, вывозилось за пределы Кемеровской области и потреблялось в других местах.[87] Разработками затрагивалось примерно 10-11% богатейших пластов кузнецкого угольного бассейна. Все остальное лежало без движения. Вот они, характерные черты «освоения Сибири»: взять то, что ближе лежит, и тут же вывезти.

Есть большие запасы железной руды, порядка 2,1 млрд. тонн в месторождениях Горной Шории. Рядом, в Томской области, есть Бакчарское железнорудное месторождение, с огромными запасами, оцениваемыми приблизительно в 110 млрд. тонн. Причем руда очень высокого качества, с содержанием железа 38-40%. То есть, в рудах Бакчарского месторождения лежит ровным счетом 44 млрд. тонн железа. Черным металлом мы обеспечены на много столетий вперед. К ним также Успенское месторождение марганца, запасы которого оцениваются в 180-200 млн. тонн.

Кемеровская область имеет такое же значение для Сибири, как и района Рура для Европы. Это основной центр, на котором стоит вся промышленность: производство черного металла, химической продукции, тяжелого промышленного оборудования.

Рур – это экономический центр огромного, радиусом в 500 километров с центром в Остенде (Бельгия), района, в котором сосредоточена основная часть промышленного производства стран Европейского Союза. Этот район и был локомотивом развития Европы. В конце 60-х годов Западная Германия производила 12% промышленной продукции, осуществляет 13% экспорта, и 14% экспорта высоких технологий.

В Европе ей принадлежало:

43% промышленного производства,

63,6% добычи каменного угля,

42,6% производства электроэнергии,

43,1% выплавки стали,

50% производства автомобилей.[88]

Если же мы возьмем только район Рура, тот самый круг, то в нем производится:

95% выплавки черного металла,

96% добычи каменного угля,

100% продукции машиностроения.

То есть, мы видим максимальное сосредоточение в этом районе тяжелой промышленности: угольной, черной металлургии, машиностроения, химии. И сейчас, несмотря на крупные изменения в структуре Рурского района, в снижении доли добычи каменного угля, выплавки черного металла в силу перемещения этих производств в страны Юго-Восточной Азии, роста доли химии, нефтепереработки и высоких технологий, Рур остался главным экономическим районом Европы.

Таким же главным экономическим районом Сибири является Кемеровская область, производящая важнейшие виды промышленного сырья и полуфабрикатов, в первую очередь стали и проката. Сегодня черная металлургия в Кузбассе представлена тремя крупными заводами: Кузнецкий металлургический комбинат (КМК), первенец советской индустриализации, в Новокузнецке, Западно-Сибирский металлургический комбинат (ЗСМК), построенный в 60-х годах, и реконструированный Гурьевский металлургический завод.

Эти предприятия когда-то были предприятиями общесоюзного значения. КМК и ЗСМК тянули вместе с другими металлургическими гигантами всю советскую черную металлургию. Кузбасс в 1980 году давал 9,3% чугуна, 8% стали и 7,5% проката всего Советского Союза. Доля в черной металлургии РСФСР была еще выше: чугун – 17,9%, сталь – 14,1%, прокат – 13%.[89] Вообще, промышленность Кузбасса была специализирована на производстве черного металла. Коэффициент специализации[90] в черной металлургии составил 3,85. Он взял абсолютное первенство. На втором месте шла цветная металлургия, с коэффициентом специализации 1,66, а уже на третьем месте шла топливная промышленность с коэффициентом специализации 1,27.

Одним словом, это была одна из основных общесоюзных угольно-металлургических баз. Так при Советской власти называли мощные территориально-промышленные комплексы, добывающие уголь, железную руду и выплавляющие черные металлы. Металлургические базы – это в очень большой степени концентрированные производства. Мощность комбинатов: КМК и ЗСМК, составляет по 4,5 млн. тонн чугуна в год.

Сама по себе идея металлургических баз очень даже неплоха. Она исходит из того здравого понимания, что черную металлургию лучше всего развивать там, где есть в большом количестве уголь и железная руда. Как мы видели, и того и другого в Кузбассе, а также по соседству, очень много. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что здесь возникла, причем возникла еще в первую пятилетку, в 1932 году, металлургическая база советской промышленности.

Кузнецкая металлургия тоже составляет одну из важнейших экономических основ сибирской экономики. Без минерального топлива Кузбасса, кузнецкой стали и проката нечего и надеяться на самостоятельное развитие сибирской экономики. Распространились модные идеи о том, что, де, наступило «постиндустриальное общество», в котором отрасли тяжелой промышленности не играют былой определяющей роли, а главную роль играет информация. Это, при близком рассмотрении, не более чем иллюзия. Отрасли тяжелой промышленности по-прежнему играют ведующую и определяющую роль, и без них экономическое развитие становится невозможным.

Для развития информационной сферы нужна современная компьютерная техника, которая потребляет весьма значительное количество электроэнергии. Хозяйство любого современного города – это очень энергоемкое хозяйство. Сфера услуг и коммунальное хозяйство потребляют электроэнергии никак не меньше, чем в промышленности.

А электроэнергетика – это уже отрасль тяжелой промышленности, к тому же тесно связанная с другой отраслью той же самой тяжелой промышленности – угледобывающей, потому как в Сибири, да и в России, пока что большая часть энергии вырабатывается на тепловых станциях. В 1989 году из 1054 млрд. кВт/ч энергии, 764 млрд. вырабатывалось на тепловых станциях, или 72,4% от ее общего количества. В 1996 году в России вырабатывалось 838 млрд. кВт/ч электроэнергии, и из них 575 млрд. на тепловых станциях, или 68,6%.[91] Для этого необходимо сжигать около 200-220 млн. тонн угля. Такой размах тепловой энергетики требует хорошего развития угледобывающей индустрии, и, следовательно, связанных с ней машиностроительных отраслей. Для перевозки такого количества угля от мест добычи к топкам электростанций, нужен мощный транспорт, то есть необходимо развитие железных дорог, черной металлургии, а также тяжелого транспортного машиностроения.

Примеры можно множить и множить, но видно, что тяжелая индустрия по-прежнему составляет основы нашей экономической жизни. Электроника, компьютеры и высокие технологии – все это очень хорошо, но без основных отраслей обойтись никак не получится. Развитие современной экономики невозможно не только без электроэнергии и добычи угля, без черных металлов и полуфабрикатов из них. Несмотря на процесс облегчения конструкций, применения легких металлов и неметаллических заменителей, все равно решительным образом потеснить металлоконструкции из стали не удалось. Видимо, еще долго не удастся.

Строительство, железные дороги, тяжелое и транспортное машиностроение, станкостроение – вот основные области применения стали и стальных заготовок, выпускаемых КМК и ЗСМК. По мере экономического и социального развития, вместе с расширением строительства, транспорта, промышленного производства, необходимость в стали и прокате в Сибири вырастет.

Потому и Кузбасс будет очень долго еще сохранять свое значение ведущего промышленного центра Сибири, быть центром притяжения для всей сибирской промышленности, ее сырьевым и топливным поставщиком.

Как Сибири крупно повезло с таким районом, как Кузбасс, так ей повезло с запасами другого ценного ресурса, а именно нефти и газа. Вообще, писать о сибирской нефтегазовой промышленности – дело неблагодарное. Об этом пишут и говорят очень много. Много ныне развелось специалистов по нефти и газу. Но все же стоит отметить, что по большей части это какие-то однобокие знатоки, смотрящие на дело только с той точки, как бы нефть добыть и продать. Удивительно, но в одной из крупнейших в мире нефедобывающих стран не поднимается тема использования нефти кроме как экспортного товара.

Все-таки, нефть есть товар или сырье?

Можно со всеми основаниями утверждать, что в России сложилось неправильное представление о роли нефти в экономике. Ее чаще всего представляют в виде ресурса, который можно быстро и легко продать на внешнем рынке. Это, конечно, больше подразумеваемое представление, чем прямо высказываемое. Хотя, бывают и прямые высказывания такого рода. Например, заместитель Генерального секретаря Секретариата Энергетической хартии, д.э.н. Андрей Конопляник утверждает, что: «Целью любой налоговой реформы должно быть, на мой взгляд, повышение конкурентоспособности отечественной экономики, отечественных товаров, то есть увеличение нормы прибыли в цене соответствующих продуктов… Первое – повышение конкурентоспособности (доли прибыли в цене при продаже) российской нефти и нефтепродуктов на отечественном и мировых товарных рынках…».[92]

Видно, что все основные моменты заявлены достаточно откровенно. Цель реформирования экономики – повышение нормы прибыли путем продажи нефти на рынке, в первую очередь внешнем. То есть, совершенно очевидно, что нефть в данном случае рассматривается как некий товар, который почти сразу же по извлечении из недр готов к продаже.

В те времена, когда сырая нефть еще была топливом для двигателей и котельных, великий химик Д.И. Менделеев со всей страстью выступал против представления о нефти, как о топливе. Он говорил: «Нефть – не топливо. Топить можно и ассигнациями». С тех пор положение в России только усугубилось. Нефть не воспринимают даже как топливо, а просто как товар, в России почти не имеющий ценности.

Но, это представление о нефти – неверно. В нем все поставлено с ног на голову. Нефть в недрах для экономики не имеет практической ценности до тех пор, пока она не извлечена на поверхность и закачана в резервуар. Люди, рассуждающие о «природной ренте», очевидно, плохо представляют себе, с какой глубины нефть добывается, и сколько стоит добыть тонну «черного золота».

В России средняя себестоимость добычи тонны нефти составляет 13 долларов, или 364 рубля по текущему курсу. В эту сумму входит стоимость бурения скважины, обустройства промысла, строительства дорожной и трубопроводной инфраструктуры, стоимость эксплуатации оборудования и различные накладные расходы. Скважина с суточным дебитом в 20 тонн[93] обойдется нефтедобытчику в 7280 рублей.

Итак, нефть начинает стоить только с того момента, когда она покидает устье скважины, и отправляется по трубопроводу.

Но и в этом случае у нефти есть только некоторая стоимость, обусловленная затратами на добычу, но нет пока особой ценности. В сыром виде нефть представляет собой лишь сырье, которое еще надо транспортировать на нефтеперерабатывающий завод, и там произвести хотя бы первичную переработку, то есть разложить на легкие и тяжелые фракции, выделить бензины, дизтопливо и мазут.

Собственно, вся нефть, добываемая в мире, так или иначе перерабатывается. Только добыча нефти и ее переработка могут производится в разных странах, и на разных континентах. Нефть, добытая в Саудовской Аравии или Иране, может быть переработана на нефтеперерабатывающем заводе в Кёльне или Пусане. Точно так же дело обстоит и с нашей нефтью. Чтобы правильно понять ситуацию, надо сказать, что из 485 млн. тонн нефти, добываемых в России, 264 млн. тонн отправляется на переработку за границу. «Мировой рынок нефти» – это система, когда нефть добывается в одной стране, а перерабатывается в другой.

После первичной переработки нефти на нефтеперерабатывающем заводе, только часть продукции используется в готовом виде, например, бензин и дизтопливо в качестве моторного топлива, мазут в качестве топлива для котельных. Оставшаяся часть нефти представляет собой сырье и поступает в глубокую переработку. В конечном итоге из этой части нефти получают самые разнообразные синтетические продукты, в частности, пластмассы, синтетические смолы, химические волокна и нити. Эти полуфабрикаты используются для изготовления товаров конечного потребления.

Нефть нас окружает решительно везде. Практически любой предмет, который нами используется, сделан или из нефтепродуктов, или с использованием нефтепродуктов. Даже сама пища у нас тоже в какой-то степени является нефтепродуктами, а уж во что заворачивается, то и подавно делается из нефти. Вот если представление о нефти вернуть в нормальное положение, то товаром нефть можно назвать только тогда, когда она превратилась в товары, имеющие вполне конкретную потребительскую стоимость. До этого момента нефть находится в той или иной стадии переработки, и является сырьем. Полуфабрикатом в лучшем случае, ибо сегодня даже бензин, получаемый в ходе первичной переработки нефти, проходит дополнительные стадии обработки: очистку, удаление вредных примесей, повышение октанового числа.

Пока сырая нефть считается «товаром», по поводу работы нефтедобывающей отрасли могут возникать самые невероятные мифы и легенды. К числу наиболее ярких и характерных легенд можно отнести легенду о «природной ренте», будто бы присваиваемой нефтедобывающими компаниями. Происхождение этого мифа ясно, как белый день. Если нефть добывается за 13 долларов за тонну, а продается за 50 долларов, значит, что-то здесь не чисто, и что-то нефтедобывающие компании от народа утаивают. И это соображение приводит иногда просто к революционным выводам. Вице-президент управляющей компании «Тройка-Диалог» Евгений Гавриленков заявил однажды: «Однако рано или поздно нефть кончится. Сегодня мы живем за счет экспорта нефти и газа, завтра тоже, а что будем делать послезавтра? Проблема перераспределения так называемой нефтяной ренты приобретает все большую актуальность, превращается в центральный вопрос всей экономической политики государства».[94] Еще немного, и будет ленинский декрет в духе: «Нефть – народу, земля – крестьянам!».

На самом деле, ничего тайного здесь нет. Добыть тонну нефти из скважины стоит 13 долларов, прокачать по трубопроводу, залить в танкер и отвезти в Вильгельмсхафен стоит еще 7-8 долларов (если цена на рынке 26 долларов за тонну; эта цена складывается из стоимости добычи, хранения и транспортировки, плюс прибыль). А когда нефть превратится в конечный продукт, скажем, в комплектующие поливинилхлоридовые или полиэтиленовые детали к компьютерам или автомобилям, то они уже пойдут производителям компьютеров и автомобилей по 3,5 тысяч долларов за тонну и больше.

Нефть должна оцениваться с точки зрения выпуска конечного продукта. Тогда рассеются все «тайны», и станет ясно, что стоимость добычи и транспортировки, что, собственно, и составляет цену сырой нефти на мировом рынке, является лишь ничтожной частью себестоимости готового продукта.

Нефтью в России принято гордиться. При всяком удобном случае подчеркивается, что запасы нефти у нас одни из самых больших, а добываем ее мы столько, что по суточной добыче догнали уже «нефтяную монархию» – Саудовскую Аравию. Мы ежесуточно добываем 8,69 млн. баррелей, а саудиты – 8,65 млн. баррелей.[95] Только вот организация нефтяной промышленности не дает повода для гордости. Как в России организована добыча и переработка нефти, то является совсем не гордостью, а позором.

Действительно, Россия является второй в мире нефтедобывающей страной. В 2004 году было добыто 421 млн. тонн нефти и газоконденсата.[96] Казалось бы, чем не повод для гордости? Но, первичной переработке подвергается только 190 млн. тонн нефти. 231 млн. тонн нефти, как уже говорилось, нами отправляется за границу для переработки. Всего топливная промышленность у нас производит 16,9% от продукции всей промышленности. Из этого числа на нефтедобычу падает 11,8%, а на нефтепереработку только 2,2%.[97]

Это было бы терпимо, если бы внутреннее производство топлива и нефтепродуктов у нас было бы достаточным. Но вот чего нет, того нет. Во-первых, перерабатывается только 45,1% добываемой нефти. Во-вторых, структура нефтепереработки не соответствует структуре потребления нефтепродуктов. НПЗ у нас до сих пор работают по мазутному циклу, основным продуктом которого является топочный мазут и дизтопливо. Из числа выпускаемых российскими НПЗ нефтепродуктами 19,6% приходится на бензин, 28,2%) – дизтопливо, и 32,1% – мазут. Между тем, в потреблении нефтепродуктов 49% приходится именно на бензин.[98]

А если посмотреть картину производства химической продукции, то картина станет совсем безрадостной. В 2003 году синтетических смол и пластмасс производилось всего 3 млн. тонн. Если учесть, что не всякие смолы и пластмассы получают из нефти, то нужно сказать, что по сравнению с объемами добычи производство искусственных материалов ничтожное. Труб и деталей выпускается и того меньше – 63 тысячи тонн. Синтетического каучука выпускается 1,07 млн. тонн, лакокрасочных материалов – 636 тысяч тонн.[99]

Россия занимает четвертое место в мире по производству синтетического каучука. На первом месте США -2,15 млн. тонн. Затем Япония – 1,52 млн. тонн, Китай – 1,13 млн. тонн, и Россия – 0,9 млн. тонн.[100] Нас в этой отрасли опережают страны, которые не блещут результатами в нефтедобыче, или почти совсем не добывают нефти, как Япония. Тут надо думать, что Россия кого-то очень хорошо снабжает сырьем.

В общем, не то, чтобы в России совсем ничего не производится из нефтепродуктов. Все же, около 80 млн. тонн бензина ежегодно есть. Но и не слишком хорошо, по количеству, по качеству, и по соотношению производства нефтепродуктов и с добываемой нефтью.

То есть гордиться мы можем только что запасами нефти, и суточной добычей. По существу, только количеством скважин и давлением пластов, обеспечивающих дебет. Это по-русски. Брать то, что лежит под рукой, не задумываясь ни об использовании сырья, ни о его глубокой переработке, ни о том, чтобы развивать комплексное хозяйство. Учитывая то, что основные нефтяные запасы находятся в Сибири, это отношение полностью соотносится с общим отношением к ней в России. Нынешняя «экономика трубы» не могла бы состояться, если бы не было Сибири, и не было бы длинной традиции разграбиловки сибирских ресурсов.

Это принципиальный момент. Россия и сейчас является колониальной страной, которая эксплуатирует свои регионы. Это именно колониальная эксплуатация, основанная на выкачивании природных ресурсов, немедленном их вывозе и продаже. В истории колониальных держав также был этот подход. Они просто грабили колонии, или же закупали в них у местных народов за бесценок товары, которые с огромной прибылью сбывали в Европе.

В Европе выходцу из третьего сословия приобрести землю было практически невозможно. Земля была давно поделена и за ее обладание шли ожесточенные войны. Но за океаном земли было в достатке, и захватить кусок было очень легко. В условиях благоприятного климата, на хороших землях, европейская агротехника быстро дала плоды. В вест-индийских колониях стало быстро развиваться производство зерна, хлопка, сахарного тростника, табака. Все это вывозилось в Европу, в частности в Англию, и перерабатывалось в готовую продукцию: зерно в муку, хлопок – в ткани, сахарный тростник в сахар-рафинад и джин, табак в сигары. Торговля этими товарами на европейском рынке приносила огромные прибыли, потому что сырье доставалось практически даром. Прибыль окупала даже высокую стоимость перевозки через Атлантику. Колониям, понятно, почти ничего не оставалось.

Вскоре система торговли колониальными товарами (вполне официальное название ряда товаров, которое бытовало еще в начале XX века) пополнилась еще одним звеном – Африкой. Отсюда колонизаторы стали вывозить негров для работы на плантациях Вест-Индии и в качестве рабочей силы и прислуги в Англию. Сложился так называемый «треугольник»: Англия и Голландия, Вест-Индия, Африка.

Португальцы стали возить товары с Востока вокруг Африки, и сбывать их на рынках Лондона и Амстердама. Чуть позже, когда возникли сельскохозяйственные колонии, Лондон, Ливерпуль, Бристоль, Амстердам и Антверпен – стали главными портовыми городами, в которые привозились колониальные товары. Здесь быстрее всего росли обороты и капиталы торговли, здесь купцы богатели быстрее, чем в других местах, и потому центр европейской торговли переместился сюда. Европейская цивилизация возникла на основе колониального грабежа и работорговли. Россия, тоже стремившаяся в Европу, также начала более активно грабить свои колонии, что продолжает делать и по сей день.

Колониальный характер нефте- и газодобычи в Сибири прекрасно демонстрируется состоянием отрасли. Примеры потрясающей бесхозяйственности в нефтяной отрасли показывают, что даже в этой, казалось бы, важнейшей для экономики России отрасли, развитием и улучшением дела никто всерьез не занимается. Отрасль ставит на то, чтобы побыстрее снять «легкую нефть» и продать ее за рубеж, то есть стремится жить, не работая. Подход, нам уже знакомый.

Начать лучше всего с запасов нефти и того, как с ними обходятся. Россия, как известно, имеет много нефти, немного уступая по запасам только Саудовской Аравии. Доказанные запасы нефти и газоконденсата по категориям А+В+С1 составляют 18 млрд. тонн. Из них 12,96 млрд. тонн (72%) запасов находятся в Западной Сибири, 2,88 млрд. тонн (16%) запасов находится в регионе Урало-Поволжья. Остальное распределяется между Северным Кавказом, севером Европейской части России, Восточной Сибирью и Дальним Востоком.

Западно-сибирские запасы нефти и газа сосредоточены, в основном, в Тюменской и Томской областях. В Тюменской области, в начале 70-х годов было открыто порядка 400 месторождений с запасами в 20 млрд. тонн. Они на большую часть выкачаны и вывезены. Осталось на 1997 год – порядка 7 млрд. тонн нефти. Стоимость добытого и вывезенного по текущим ценам составляет гигантскую сумму – 611 трлн. долларов. Но и осталось не так уж и мало: 7 млрд. тонн в остаточных запасах и порядка 8 млрд. тонн в небольших забалансовых месторождениях, которые не разрабатываются. Итого по Тюменской области 15 млрд. тонн. В Томской области имеется запасов нефти 3,3 млрд. тонн. Если добавить сюда небольшие запасы нефти в Новосибирской области, в 0,2 млрд. тонн, то всего по Западной Сибири составит 18,5 млрд. тонн, что вполне достаточно для сибирского Кувейта.

«Остальное» – это тоже огромные запасы. Например, разведанные запасы по категориям А+В+С1 составляют для Восточной Сибири 386,8 млн. тонн, для Дальнего Востока – 459,5 млн. тонн. Нефть по категории С2 составляет 605,1 и 303,1 млн. тонн нефти соответственно. Газа также много. В Восточной Сибири 2,3 трлн. куб.м., на Дальнем Востоке – 2,1 трлн. куб.м., а также по категории С2 – 1,7 и 1,4 трлн. куб.м. соответственно.[101] Дополнительно в Восточной Сибири залегает 55-70 млрд. куб.м. гелия. Нужно еще учитывать, что степень разведанности составляет 4,4% по нефти и 7,6%) по газу.

Если разделить запасы нефти на душу населения Сибири, то на каждого жителя Сибири придется порядка 600 тонн. Это десять железнодорожных цистерн. В текущих ценах – 28 млн. долларов. При рачительном использовании, только с помощью нефти можно обеспечить каждого сибиряка очень высоким уровнем жизни. Почти как в Кувейте.

Но, пока что все это богатство сибирякам не достается. Россия делит их «по справедливости»: доходы – владельцам нефтяных компаний, а мороз и летний гнус на буровых – сибирякам. Между тем, нефтяные компании не только гребут прибыли, но и разоряют месторождения и гробят инфраструктуру.

Запасы нефти в России распределены неравномерно. 70% запасов сосредоточены в крупных и уникальных месторождениях, и в одном регионе страны. Этим наши нефтедобывающие компании с успехом и пользуются. «Юганскнефтегаз», головное предприятие НК «ЮКОС», недавно почившего, практически всю свою добычу вел в Западной Сибири всего на 26 месторождениях. В разработку вовлечено 76%) разведанных запасов, причем средняя выработка месторождений составляет 43%.[102]

Эта концентрация нефтяных запасов сильно расхолаживает нефтедобытчиков. Если месторождение крупное, то оно, освоенное, позволит компании гнать нефть за границу несколько лет, и за все это время на расширение запасов можно не тратиться. Собственно, как только в 1992 году представилась возможность для ведения «современного нефтяного бизнеса», то есть добычи нефти и продажи ее за рубеж, новоакционированные нефтяные компании резко сократили геологоразведку. С 1994 года разведка новых месторождений не покрывает объемов добычи.

Здесь нужно сделать небольшое разъяснительное отступление о том, почему нужно постоянно возобновлять запасы нефти. Дело в том, что работа всей нефтяной отрасли, от геологоразведки до изготовления готовых товаров из нефтепродуктов (или экспорта нефти, как сейчас у нас), окупается продажей готового товара, в себестоимость которого входят все затраты на работу всех звеньев цепочки добычи и переработки нефти. Нефтепромыслы, трубопроводы, нефтеперерабатывающие заводы, порты и терминалы – это сложные и дорогие сооружения, которые окупаются в течение длительного времени. Все это время, а желательно и дольше, чтобы приносить прибыль, эти сооружения и заводы должны работать с максимальной нагрузкой. Запасов нефти должно быть столько, чтобы обеспечить бесперебойную работу инфраструктуры и переработки нефти на 15-20 лет.

Только вот отдельные месторождения нефти не очень велики по запасам. В 60-е годы открывали месторождения со средними запасами в 55 млн. тонн, а теперь средние запасы в открытых месторождениях составляют около 10 млн. тонн. Извлекается из месторождения 95-96% нефти за границей, у нас примерно 70%.

Месторождение разрабатывается несколькими десятками скважин. Примем, что наше месторождение, условно говоря, разрабатывается 80 скважинами[103] с суточным дебетом в 10 тонн. Таким образом, суточная отдача месторождения будет составлять 800 тонн, а в год с него добывается 292 тысячи тонн нефти.

Месторождение при таких темпах добычи будет исчерпано через 24 года, а по западным технологиям через 32,5 года. При этом надо учитывать, что стоимость тонны нефти, добытой в начале эксплуатации, и той же тонны, добытой в конце эксплуатации месторождения, будет существенно отличаться. В начале разработки нефть выталкивает на поверхность давление пластов, а в конце разработки нефть нужно или выкачивать насосами, или закачивать в пласт воду или газ, чтобы повысить внутрипластовое давление. Поэтому, когда месторождение выбрано на 60%, нефть в нем уже считается трудноизвлекаемой. Дебет скважины падает, до 3-5 тонн в сутки, и отдача с месторождения падает до 146-87,6 тысяч тонн в год.

Вот поэтому нефтедобывающая отрасль постоянно нуждается в новых месторождениях. Выработанное месторождение не в состоянии поддерживать такой поток нефти, на который запроектированы трубопроводы, заводы и терминалы. Поэтому падение добычи на старых месторождениях компенсируют добычей на новых, только что введенных, на которых скважины дают по 20-25 тонн в сутки.

По сути своей, это занятие напоминает выливание воды из бачка. Когда воды мало, и струйка бежит вяло, то бачок или наклоняют (это в нашем примере повышение отдачи нефтяных пластов), или доливают в него воды (это – разведка и ввод новых месторождений).

В России, как обычно, все поставлено с ног на голову. Когда месторождение исчерпывается, когда запасы становятся в нем трудноизвлекаемыми, это совсем не значит, что нефти там совсем не осталось. Из нашего гипотетического месторождения, когда оно выработано на 60%, еще можно извлечь миллион тонн по российской технологии, или 2,5 млн. тонн по западной. Соответственно, если мы имеем в виду такие гигантские нефтяные месторождения, как Самотлор, то на стадии разработки трудноизвлекаемых запасов там находятся еще десятки миллионов тонн нефти.

Но в России стало принято, когда месторождение вырабатывается, бросать его, оставляя часть нефти в пластах. Например, когда суточный дебет скважины подошел к 3 тоннам, то эту скважину стараются перевести в бездействующий фонд. К 2000 году на разрабатываемых месторождениях 28 тысяч скважин было законсервировано. Их суммарный суточный дебет составляет 140-150 тысяч тонн, то есть в год на них можно добыть 51,1-54,7 млн. тонн нефти. Ни много, ни мало – 13% от современной добычи нефти в России. Даже если рассуждать в категориях «добыть и продать», то и здесь можно сказать, что в пластах бросается нефти примерно на 1,5 млрд. долларов.

Это стремление бросать исчерпывающееся месторождение приводит и к современному отношению российских нефтяных компаний к геологоразведке. В нормальной нефтедобыче месторождение изучается серьезно, основательно. После того, как геологи нашли пласт с промышленной нефтью, месторождение изучается сейсморазведкой, оконтуривается, бурятся дополнительные скважины. Вскрываются основные пласты, оторочка, спутниковые месторождения. В нормальной нефтедобыче компания будет разрабатывать месторождение лет тридцать, и потому затраты на его детальную разведку оправданы. За 10-15 лет компания возьмет «легкую нефть», идущую под давлением, а оставшиеся 15-20 лет будет спокойно и методично выжимать трудноизвлекаемую нефть. Крупные компании ориентируются на серьезную, глубокую переработку нефти, и потому прирост себестоимости добычи трудноизвлекаемой нефти их не очень беспокоит.

В России цель геологоразведки ставят по-другому. Поскольку разработка исчерпывающегося месторождения мало кого интересует, то геологи должны найти только главный пласт месторождения, который фонтанирует «черным золотом». Российская компания разбурит основной пласт, возьмет «легкую нефть», и бросит остальное до лучших времен, когда руки дойдут. Главное для них – сорвать профит за счет высоких дебетов и роста цен на мировых рынках. В этом отношении сильнее всего выделялся ныне покойный «ЮКОС».

Вот в этом отношении надо искать причины развала геологоразведки на нефть в России. Немудрено, что прирост запасов нефти упал к 1995 году по сравнению с 1991 годом в шесть раз, потому что изучением оторочек и спутниковых месторождений никто не занимался. Это хорошо видно по числу открытых месторождений и разведке запасов. В 1988-1990 годах открыто 315 месторождений нефти и газа, а в 1994-1996 годах – только 115. В 80-е годы бурилось 500 перспективных на нефть и газ объектов, а в 90-е годы – только 200. При этом разведанность перспективных запасов составляет по нефти 34%, по газу – 16%. Вот она – хищническая добыча! 2/3 запасов нефти нефтяников не интересуют!

При огромных запасах нефти и газа в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке добыча составляет всего лишь 4,7 млн. тонн нефти и 4 млрд. куб.м. газа. Это при том, что сегодняшняя техническая оснащенность нефтегазовой отрасли позволяет добывать там до 145 млн. тонн нефти и 150 млрд. куб.м. газа к 2030 году.

Вот выходит, что за 90-е годы открыто 41 новое месторождение со средними запасами в 1 млн. тонн. Всего 40 млн. тонн новых запасов! Вот обратная сторона «современного нефтяного бизнеса». Цифры здесь безжалостные для российских нефтяников. Эффективность бурения составляет 54% от запланированного, прирост запасов сократился по сравнению с 1991 годом в 4 раза, составив 198,7 млн. тонн (1999 год).

Эффективность бурения в 54% означает, что поиск новых месторождений происходит гадательным способом, поскольку эффективность разведочного бурения определяется количеством скважин, давших притоки нефти, газа или газоконденсата на число пробуренных. В нашем случае, на две скважины одна сухая. Геологи предполагают, что какая-то геологическая структура может быть нефтегазоносной, бурят скважину, и дальше, в точном соответствии с принципом «то ли будет, то ли нет», выходит итог.

При нормальной геологоразведке, когда разведывается все месторождение целиком, эффективность бурения выше, потому что стоит только геологам нащупать нефтегазоносный пласт, как они начинают методично бурить в окрестностях, опираясь на данные сейсморазведки, на данные о геологическом строении участка, и при этом большая часть скважин дает результат.

В этом деле все взаимосвязано. Нехватка денег для геологоразведки существует не потому, что так заведено от начала времен, а потому что руководство нефтяных компаний не интересует глубокая разработка месторождений, и они не видят целесообразности в детальной разведке месторождений. А меньший масштаб разведок, ориентированность на вскрытие «легкой нефти», и пренебрежение детальной разведкой, в свою очередь, ведут к еще большему снижению эффективности работы, с падению прироста запасов. Эта порочная спираль дальше раскручивается все сильнее и сильнее.

Специалисты утверждают, что при восстановлении прежних объемов геологоразведки, например, конца 80-х годов, то можно ожидать ежегодного прироста запасов нефти и газоконденсата в размере 1 млрд. тонн, а газа – в 1,5 млрд. куб.м.

Стремление сорвать побольше профита оборачивается расточением природных ресурсов, о которых у нас столько говорят. Просто удивительно, насколько близорукая, насколько самоедская политика ведется многими нашими нефтяными компаниями. Прекрасно понимая, что уходить им с уже освоенных месторождений некуда, они, тем не менее, закрывают и консервируют скважины, которые исчерпались хорошо если на 50-60%. Есть много случаев, когда скважина закрывалась и после добычи 30% запасов месторождения. Это, почти в буквальном смысле, подпиливание сука под собой. От советских времен российской нефтегазовой отрасли достался отличный задел – 145,6 тысяч скважин. Из них продукцию давали 113,9 тысяч скважин. Центральная комиссия по разработке нефтяных и газонефтяных месторождений (ЦКР) в 1999 году подвела неутешительные итоги хозяйствования в условиях «современного нефтяного бизнеса». В 1999 году общее количество скважин составило 134 тысячи, а число скважин, дающих продукцию, – 98,9 тысяч. Эксплуатационный фонд сократился на 8%, а фонд скважин, дающих продукцию, – на 14%. При этом количество неработающих скважин составило 33,1 тысяч, или 24,7% от всего эксплуатационного фонда, а количество законсервированных скважин достигло 28 тысяч.

Когда в пластах бросается по 20-30%) трудноизвлекаемой нефти, когда месторождения разведаны только на 34% своих потенциальных запасов – это хищническое, преступное расточение природных ресурсов. Так себя рачительный хозяин не ведет. Так ведет себя только безответственный колонизатор, для которого главное сорвать легкую прибыль и уехать. Современные нефтяники и газовики в России – прямые наследники первых русских колонизаторов в Сибири, выбивавших за 20-30 лет целые популяции соболя.

В этом деле есть еще один важный момент, который уже имеет прямое отношение к сибирской самостоятельности. Российские нефтяные компании нещадно эксплуатируют инстраструктуру, практически не вкладываясь в ее перестройку и обновление. 70% магистральных трубопроводов работают более 20 лет. Износ «трубы» достиг 55,2%.

Понятно, что металл устает, и на старых нефтепроводах постоянно отмечаются прорывы, которые необходимо срочно устранять. Нефть – она не только пожароопасна, но и надолго загрязняет все вокруг себя, поэтому медлить с ликвидацией прорыва трубы и разлива нефти нельзя. Подсчитано, что на внутрипромысловых нефтепроводах, и на коллекторах ежедневно (!) происходит 75-80 прорывов. 29200 прорывов в год! Это уже никак не ремонтные работы, это – лихорадочное латание. Впечатляющие результаты хозяйствования! Запустить промыслы до того, чтобы на них происходило по 30 тысяч прорывов и разливов нефти в год, это надо суметь. Это не у всякого получится.

Не лучшим образом обстоит дело и на магистральных нефтепроводах. Прорывов на них намного меньше, ибо построены они с большим запасом прочности. Однако, 20 лет эксплуатации все равно дают о себе знать. Строительные подразделения ОАО «Транснефть» ежегодно ремонтируют 1,4 тысяч километров магистральных нефтепроводов, то есть 2,9% общей протяженности (47 тысяч километров). Стоимость ремонта одного километра магистрального нефтепровода составляет 140-150 тысяч долларов, и ежегодные затраты на текущий ремонт составляют 210 млн. долларов. Всего же на ремонт всех нефтепроводов в России требуется, по предварительным расчетам, 6,5 млрд. долларов.[104] Но труба – это еще полдела. Чтобы нефть текла по трубопроводу, нужны перекачивающие насосы. На всех магистральных трубопроводах 300 перекачивающих установок, из 1500 работающих, требуют немедленной замены.

Хозяйствование в августе 2005 года дошло уже до того предела, когда появились первые признаки кризиса. На одном из основных газовых месторождений России – Медвежьем, в Ямало-Ненецком автономном округе, разрабатываемом дочерней структурой ОАО «Газпром» – ООО «Надым-газпром», произошло то, к чему шла российская нефтегазовая отрасль России все эти пятнадцать лет. Месторождение Медвежье, на котором ныне добывается более 60 млрд. куб.м. газа в год, вступило в стадию падения добычи из-за истощения запасов газа и старения оборудования.

В мае 2005 года на газовых промыслах ООО «Надым-газпром» начал работы по ремонту оборудования. Реконструировалась центральная дожимная компрессорная станция, и на ремонт были остановлены все девять промыслов месторождения. Ремонтные работы были произведены очень быстро, однако в этом году компании упала на 7% по сравнению с 2004 годом, до 63,1 млрд. куб.м. газа. Однако, как только были пущены в ход промыслы месторождения Медвежьего, пресс-служба ООО «Надымгазпром» объявила о том, что добыча будет ежегодно снижаться на 2 млрд. куб. м. газа в год до ввода новых месторождений на Ямале – Бованенковского и Харасавейского, пуск которых намечен на 2008-2009 годы. То есть, за это время, если не будет задержек, добыча упадет еще на 6-8 млрд. куб.м. в год, примерно до уровня 57-55 млрд. куб.м. Главным «виновником» падения добычи является месторождение Медвежье, запасы которого выработаны на 80%. Так что, хочется того или нет, но нефтегазовая промышленность в Сибири постепенно входит в штопор.

Одним словом, особо рассчитывать на нефтегазовую отрасль не стоит. На достанется в плачевном состоянии: при исчерпанных месторождениях, недоразведанных районах, изношенной инфраструктуре, огромных диспропорциях в переработке нефти и газа. В своем современном состоянии сибирская нефтегазовая промышленность не в состоянии обеспечить не то, чтобы процветание Сибири, но и даже свои нужды. Если считать от 2005 хода, то в запасе есть еще 6-8 лет, когда можно будет пользоваться результатами сегодняшней высокой нефтедобычи. Возможно за это время будут пущены новые месторождения. Но потом, около 2012-2015 года наступит падение добычи углеводородов.

Возможно, что нефти и газа, особенно его экспорта, хватит на первый экономический рывок Сибири. Но затем необходимо поворачивать отрасль с экспорта сырья в сторону производства готовой продукции: топлива и продуктов переработки. В этом есть серьезные заделы. В Омске располагается мощный узел нефтепереработки и нефтехимии. Омский нефтеперерабатывающий завод, имеющий проектную мощность 40 млн. тонн, перерабатывает 14,6 млн. тонн в год (по итогам 2005 года), что составляет 74,% от всей перерабатываемой нефти в России, производит более 2,4 млн. тонн бензина. Преимущество этого завода состоит в том, что у него есть глубокая переработка нефти – 83,59%, а также производство широкого спектра топлив, от топочного мазута до топлива для реактивных двигателей.

На сырье Омского НПЗ работают несколько крупных химических предприятий: «Омский каучук» (выпускающий фенол, бутадиен, каучук, ацетон, этилен, пропилен), «Омск-шина», «Омскхимпром» (производит полистирол). Мощный нефтехимический комплекс имеется в Томске. Томский нефтехимический комбинат производит 30% российского производства метанола и 90% производства полипропилена. Кроме этого есть нефтеперерабатывающие заводы в Ачинске и в Ангарске, подключенные к системе нефтепроводов.

Как Кузбасс является центром угольной промышленности и черной металлургии, так Омская и Томская области станут центрами мощной нефтепереработки и нефтехимии, основы чего уже заложены. Сибирь, конечно, не сможет жить только за счет углеводородного сырья. Нефть – это именно сырье, которое в Сибири же должно быть переработано.

Если Западная Сибирь еще как-то оформилась в экономическом смысле, то вот Восточной Сибири повезло меньше. То, что при Советской власти было построено в Красноярском крае, Иркутской и Читинской областях, иначе, чем бестолковым освоением назвать трудно. Экономика этого огромного региона представлена случайным набором производств, явно наскоро собранных в какие-то территориально-производственные комплексы, и здесь сырьевая направленность выраженней, чем где бы то ни было в Сибири.

Красноярский край и Иркутская область представляет собой очень важные территории. С одной стороны, здесь находится важный промышленный и научный комплекс, по своему значению сопоставимый с Омском, Новосибирском и Кемерово. С другой стороны, в Красноярском крае и Иркутской области находятся неисчислимые природные богатства, причем преимущественно руды металлов. Но есть и нефть с газом с больших количествах, колоссальные запасы угля в Канско-Ачинском и Тунгусском бассейнах, леса, реки, благодатная Минусинская котловина.

И еще значение Красноярского края подчеркивается тем, что это часть исторического ядра Сибири. В этом отношении он рассматривается вместе с Хакасией, Тувой и Прибайкальем.

Однако Приенисейская Сибирь испытала на себе все прелести русского «освоения Сибири». Именно здесь ярче всего проявился принцип разграбления природных ресурсов при отсутствии попыток создать комплексное хозяйство.

Наиболее характерным в этом отношении является Ангаро-Енисейский проект, ради которого были загублены крупные сибирские реки, сотни тысяч гектаров плодородных земель и затоплены сотни населенных пунктов.

Замысел Ангаро-Енисейского проекта был связан с планом «Гоэлро», составленном в 1920 году. В этом плане содержалась оценка гидроэнергетических ресурсов страны, которые могли бы быть освоены, и в качестве одного из перспективных районов развития гидроэнергетики назывались Енисей и Ангара. По его логике новые электростанциии должны были строиться в развитых промышленных районах. В 1921 году по инициативе Госплана было создано Ангарское бюро, которое провело обследование Ангары. В 1925 году инженер В.М. Малышев пришел к выводу, что строительство крупных ГЭС на Ангаре нецелесообразно из-за отсутствия крупных потребителей энергии. Проект центральными органами был отклонен из-за отсутствия промышленности.

По мере детальных геологических разведок, которые открыли многочисленные месторождения цветных металлов, а также запасы бокситов и нефелинов, в руководстве Восточно-Сибирского края появилась идея связать развитие гидроэнергетики на Ангаре и Енисее с выплавкой цветных металлов. Особенное значение придавалось производству алюминия, в то время крайне дефицитному металлу.

Два проекта гидроэлектростанций на Енисее, на Калигином Быку и у горы Тепсей, мощностью по 100 тыс. л.с, включили в промфинплан Восточно-Сибирского края на 1931 год, а в сентябре 1931 года и в задания второй пятилетки 1933-1937 годов. Руководство Восточно-Сибирского края прилагало максимум усилия для проталкивания проекта, и добилось даже вынесения вопроса на заседание СТО СССР. В этот момент еще даже не завершилось детальное геологическое обследование территории, как уже был готов грандиозный план «освоения», который с самого начала подразумевал освоение только одно вида ресурсов – электроэнергии.

Однако, столь широкие планы были встречены председателем Госплана СССР В.В. Куйбышевым требованием доработать проект. При общей поддержке идеи, конкретные планы были жестко раскритикованы, и во вторую пятилетку развитие гидроэнергетики на Енисее и Ангаре не попало.

После образования в 1934 году Красноярского края, было начато более детальное обследование территории образованным в январе 1935 года геолого-разведочным бюро во главе с В.И. Косовановым. На конференциях по развитию производительных сил в Красноярске в апреле 1935 года и в Москве в декабре 1936 года, проекты строительства гидростанций только упоминались. Ангарское бюро работало более серьезным образом и к 1936 году подготовило проект строительства семи электростанций на Ангаре, которые использовали почти весь перепад высот. Первый период развития Ангаро-Енисейского проекта внес и закрепил главную мысль, которая потом составила основу промышленного развития в его рамках. Все развитие строилось на увеличении производства электроэнергии и алюминия, которые потом выводились из Сибири. С минимальными поправками эта концепция работает и по сей день.

Война внесла серьезные изменения в характер промышленности Красноярска, превратив его в крупный промышленный центр. Появление ряда эвакуированных предприятий, поставило вновь вопрос о развитии гидроэнергетики и выплавки цветных металлов. В 1947 году конференция по развитию производительных сил Иркутской области рекомендовала начать освоение Ангары и строительство энергоемких отраслей. К 1951 году был разработан проект Иркутской ГЭС, первой станции из Ангарского каскада.

В это время в хозяйственном руководстве СССР победила идея академика А.Е. Пробста о размещении энергоемкого производства в Сибири, возле источников дешевого топлива и энергии. Поскольку в Сибири действительно находились самые дешевые в СССР источники топлива и энергии, было принято решение о преимущественном развитии здесь сырьевых и топливных отраслей. В этих условиях, Ангаро-Енисейскому проекту был дан «зеленый свет». Началось строительство мощных гидроэлектростанций: Красноярской (1972 – год пуска), Иркутской (1958), Братской (1967), Усть-Илимской (1974), Саяно-Шушенской (1978) ГЭС. Рядом развернулось строительство мощных алюминиевых заводов в Красноярске, Братске, Шелехове и Саяногорске. Строился крупный глиноземный комбинат в Ачинске. В конце 70-х годов, с пуском всех этих предприятий Ангаро-Енисейский проект реализовался в жизнь. В 1980 году началось строительство Богучанской ГЭС в расчетом на развитие новых предприятий, в первую очередь металлургических заводов. В Алгаро-Енисейском районе залегают крупные запасы бокситов, оценивающиеся в 84 млн. тонн.

Советские хозяйственники добились результатов. По итогам этого промышленного строительства, в трех регионах Сибири: Красноярском крае, Республике Хакасия и Иркутской области, производится 20% производства электроэнергии от общероссийского производства и 75% (2,8 млн. тонн) алюминия, производимого в России.

После 1992 года весь этот комплекс стал работать на мировой рынок. Гигантские масштабы производства в сочетании с не менее масштабными гидроэлектростанциями позволили их владельцам быстро занять нишу на мировом рынке алюминия. Имея в руках Братский алюминиевый завод (920 тыс. тонн алюминия), или Красноярский (921 тыс. тонн), а также Красноярскую или Братскую ГЭС, легко можно было выдержать конкуренцию на мировом рынке.

Но этого оказалось мало. Теперь планируется дальнейшее развитие Ангаро-Енисейского проекта, включающее в себя достройку Богучанской ГЭС, достройку Тайшетского алюминиевого завода мощностью в 250 тыс. тонн и строительство алюминиевого завода в. Кодинске, мощностью в 600-800 тыс. тонн в год. ОАО «РАО «ЕЭС» и РУСАЛ в декабре 2005 года подписали основные условия по партнерству в создании Богучанского энергометаллургического комплекса. Согласно им, Богучанскую ГЭС достраивают энергетики, а РУСАЛ вкладывает порядка 3 млрд. рублей в подготовку ТЭО алюминиевого завода в Кодинске и начало его строительства. Суть партнерства состоит уже в том, что в 2009 году пускаются первые агрегаты Богучанской ГЭС и первая очередь Кодинского алюминиевого завода. Строится также вторая очередь Саянского алюминиевого завода мощностью в 260 тыс. тонн в год.

В Красноярском крае уже стали раздаваться разговоры о том, что хорошо бы вернуться к проекту строительства Среднеенисейской ГЭС в районе Енисейска и дополнения и без того огромного энергометаллургического комплекса еще одним крупным алюминиевым заводом.

В свете этих фактов встает законный вопрос: сколько еще надо построить мощных гидроэлектростанций и алюминиевых заводов, чтобы признать Ангаро-Енисейский проект завершенным?

Судя по имеющимся мощностям в гидроэнергетике и алюминиевой промышленности, Ангаро-Енисейский проект можно считать выполненным уже по состоянию на конец 80-х годов. Дальнейшее его развитие было уже просто небезопасным для Сибири. Водохранилища затопили порядка 300 тыс. гектар сельхозугодий, 384 населенных пункта. Особенно в этом отношении выделялось водохранилище Братской ГЭС, которое затопило 130 тысяч гектаров земли, 238 населенных пунктов, в том числе 7 городов. Из зоны затопления пришлось переносить 57 промышленных предприятий и мост через Ангару. Под водой осталось порядка 40 млн. кубометров древесины. На этом примере безумное хозяйствование в Сибири видно во всей своей красе. Это рьяное затапливание наиболее плодородных земель и сел трудно назвать как-то иначе, чем безумием. Зато построили мощную ГЭС и один из самых мощных в мире алюминиевых заводов.

Сибирь, например, потеряла возможность выращивания порядка 6 млн. тонн зерна. Тува с постройкой Саяно-Шушенской ГЭС лишилась почти всех своих сельскохозяйственных угодий, что сыграло свою роль в возникновении экономического кризиса. В силу того, что водохранилища продолжают размывать берега, утрата плодородных земель продолжается из года в год.

Но самое главное состоит в том, что Сибирь мало что получила от развития этого грандиозного проекта. Основные результаты его работы: электроэнергия и алюминий не расходовались на промышленное развитие региона. Электроэнергия этих огромных ГЭС на 70-80% расходовалась на производство алюминия, а сам алюминий по большей части вывозился за пределы Сибири. Теперь эта система еще больше укрепилась и укоренилась: алюминий экспортируется за рубеж.

Существование этого энергометаллургического комплекса представляет собой одну из наиболее крупных проблем самостоятельного развития Сибири. С одной стороны, комплекс вырабатывает порядка 130,5 млрд. кВт/ч (1990) и выплавляет 2,8 млн. тонн алюминия. Это такие ресурсы, которые обладают большим значением для Сибири и заметны в масштабах мировой экономики. Но с другой стороны, гипертрофированное развитие энергометаллургического комплекса тормозит развитие других отраслей промышленности, наносит ущерб окружающей среде и рекам. По этим причинам комплекс дошел до пределов своего развития уже в конце 80-х годов.

Соответственно, такое положение дел очерчивает две возможные стратегии использования результатов этого безумного хозяйствования. Первая стратегия состоит в том, чтобы найти пути использования в сибирской экономике такого количества электроэнергии и алюминия, например, развивать переработку металла, производство деталей, комплектующих и материалов с использованием алюминия. Возможно также развитие машиностроения. Вторая стратегия состоит в том, чтобы взять курс на сокращение комплекса. Уже сейчас агрегаты ГЭС подошли к окончанию сроков службы, и начинается их модернизация. Модернизированные агрегаты Красноярской ГЭС могут прослужить еще 30-40 лет, после чего гидроэлектростанция останавливается, плотина демонтируется, а водохранилище спускается. Вместо гигантских плотин и водохранилищ в тысячу километров длиной, приоритет нужно отдать технологиям гидроэнергетики, не связанных с перегораживанием рек.

Достаточно рассмотреть только несколько регионов Сибири, как уже становится ясно, что в экономическом смысле Сибирь является полностью состоятельным регионом. По данным 1996 года на душу населения в 13 сибирских регионах в среднем производилось промышленной продукции на 10,7 млн. рублей, а сельскохозяйственной продукции – 2,1 млн. рублей.[105] Очень даже неплохой результат, учитывая, что это данные года с самыми низкими показателями производства по всем отраслям промышленности и сельского хозяйства. Сейчас, конечно, уровень производства на душу населения гораздо выше.

Вывод из рассмотрения этих предпосылок очень простой. Все возможности для самостоятельного развития в Сибири есть. И демографические, и экономические, и природные. Более того, даже по своим стартовым условиям, Сибирь заметно превысит все бывшие союзные республики СССР, и даже ряд европейских стран. При условии же правильного развития Сибирь войдет в число крупнейших промышленных стран мира.

Соответственно, что все эти разговоры о том, что Сибири де, некуда деваться, что жить ей только за счет нефти, что и электроэнергию «придется» покупать в Евроссии – все это идет от совершенного незнания противниками самостоятельности Сибири наших условий и наших возможностей.

Но нужно отметить одно немаловажное обстоятельство. Имеющийся в Сибири промышленный комплекс сам по себе не в состоянии обеспечить динамичное и долговременное экономическое развитие. Во-первых, он развивался не в интересах Сибири, а в интересах эксплуатации и вывоза наиболее привлекательных ресурсов. Строить на этой основе политику экономического развития, по меньшей мере странное занятие.

Во-вторых, современный промышленный комплекс Сибири подорван расточительным и хищническим хозяйствованием последних 20-25 лет. Он нуждается в поддержке и реконструкции. Его нынешних возможностей хватит только на 5-8 лет при самых оптимистических подсчетах. Этого хватит только на короткий рывок, за время которого нужно обеспечить основу для дальнейшего развития.

В-третьих, разработка других природных ресурсов Сибири и развитие на этой основе полноценной экономики – дело долгое и затратное. Быстрого и легкого процветания, как многие могут ожидать, не получится. Первые ощутимые результаты самостоятельного развития будут заметны только через 15-20 лет после начала этой политики. Имеющиеся предпосылки – это только потенциал, который еще нужно правильно использовать.