"Призрак Рембрандта" - читать интересную книгу автора (Кристофер Пол)

14

До Сингапура огромный, как кит, двухпалубный аэробус А380 летел пятнадцать бесконечных часов. Еще при взлете в аэропорту Схипхол в Амстердаме у него начались проблемы с вентиляцией салона, и всю дорогу его обитатели страдали от духоты. На борту, кажется, имелись даже спортивный зал и кафе, но Финн так и не собралась убедиться в этом лично.

Она спала и над Европой, и над большей частью Юго-Восточной Азии, убаюканная голосами пяти сотен пассажиров, одновременно разговаривающих на десятке разных языков. Несколько раз Финн просыпалась, чтобы съесть порцию разогретой в микроволновке еды, обменяться парой слов с Билли и посмотреть очередной фильм с Джоном Траволтой на маленьком экране в спинке переднего кресла. Через пару часов после взлета она уже не помнила о том, что находится на высоте в тридцать восемь тысяч футов и перемещается в пространстве со скоростью шестисот миль в час.

Семь с половиной часовых зон, два бокала посредственного рислинга, один резиновый омлет и один разогретый бутерброд с курицей спустя они приземлились в аэропорту Чанги. По биологическим часам Финн и Билли уже наступило утро и пришло время завтрака, но здесь стояла глубокая ночь. По дороге в отель они видели только лес ярко освещенных небоскребов и тысячи многоквартирных домов из красного кирпича. Маленьких зданий в Сингапуре, похоже, не было — весь он казался одним непомерно разросшимся городским центром.

Такси остановилось перед аристократическим особняком девятнадцатого века, красовавшимся в окружении залитых электрическим светом пальм. Он словно появился здесь прямо из рассказа Сомерсета Моэма, и, как выяснилось чуть позже, примерно так оно и было.

— «Раффлз»? — прочитала Финн название, выведенное золотом на белоснежном фасаде.

Самый знаменитый отель в бывшей Британской империи.

— Он самый, — подтвердил Билли, подхватывая сумки. — Ноэл Кауард, Редьярд Киплинг и прочие. Последний в Малайе тигр был застрелен в здешнем баре.

— А я и не знала, — удивилась Финн.

— Я тоже не знал, пока не прочитал рекламный проспект в самолете.

Они вошли в ярко освещенный роскошный вестибюль с шелковыми коврами на мраморных полах и экзотическими цветами в серебряных ведерках.

— А это не слишком дорого? — испугалась Финн.

— Не дешево, — согласился Билли, — но это не важно. Всего-то на одну ночь. Я говорил с Талкинхорном и рассказал ему про «Флеш». Яхта была хорошо застрахована. А к тому же у меня есть и другие источники дохода. — Он ухмыльнулся. — Включая и банкиров, которые любят, когда я превышаю свой кредитный лимит, потому что им лестно иметь в должниках герцога.

— Неужели в наше время такие вещи еще имеют значение?

— Еще как имеют, моя кошечка, — заверил ее Билли, не слишком убедительно подражая кинематографическому мачо. — Смотри, что сейчас будет.

Следом за ним Финн подошла к стойке и молча слушала, как он представляется ночному портье — величественному человеку лет шестидесяти в тюрбане и костюме от Армани. Первые признаки оживления у того вызвал аристократический английский акцент Билли, следующие — небрежное упоминание слова «лорд». Едва его заслышав, портье выпрямил спину, позвонил в колокольчик и начал раздавать приказания подчиненным, даже не дожидаясь появления кредитной карточки или наличных.

Через тридцать секунд кто-то подхватил их сумки, а еще через тридцать они поднимались на старомодном лифте в свой люкс. Едва вдохнув благоухающий флердоранжем и сандалом воздух, Финн поняла, что страшно устала, и через десять минут уже спала, блаженно вытянувшись между шелковыми простынями.

Утром ее разбудил Билли. Он стоял над ее кроватью в белоснежном купальном халате и сушил феном волосы.

— Вставай. Душ свободен. Завтрак на веранде через пятнадцать минут. Яйца. Бекон. Апельсиновый сок. Кофе. Пончики. Джем. Не опаздывай.

Принимая душ, Финн испытала истинное блаженство, а за завтраком и вовсе почувствовала себя в раю. У номера имелась собственная веранда, выходящая во внутренний, заросший пальмами двор отеля. На ней и накрыли стол для завтрака. Посредине стояла хрустальная ваза размером с волейбольный мяч, наполненная образцами всех существующих в природе фруктов. Еда подавалась на серебре, а тосты — на специальной подставке. Масло было холодным, но не твердым, яйца сварены именно так, как надо, бекон издавал умопомрачительный запах, а кофе оказался черным, ароматным и очень крепким.

— Я чувствую себя какой-то кинозвездой, — призналась Финн.

— Не какой-то, а Джулией Робертс, — уточнил Билли. — Выпей сока.

Финн с удовольствием подчинилась. С едой было покончено, но они не хотели уходить с балкона и не спеша наслаждались последними глотками кофе и чудесным видом.

— Ну ладно, — вздохнула Финн, с трудом отведя взгляд от посыпанных мелким камнем дорожек, цветов и пальм. — Редьярда Киплинга на сегодня достаточно. Что дальше?

— Дальше? — с невинным видом переспросил Билли. — Можно спуститься в бар и поискать там тигров.

Финн запустила в него куском холодного тоста:

— Кончай шутить! Я серьезно.

— В отеле наверняка есть компьютер. Воспользуюсь им и постараюсь разузнать что-нибудь о золотой финтифлюшке, которую нам передал этот бритоголовый Дерлаген. А еще, я думаю, надо поподробнее изучить книгу и сопоставить ее с роутером. По-моему, ее написала жена дипломата или кто-то вроде этого.

— А я про нее и забыла!

Финн вернулась в номер и, порывшись в большой дорожной сумке, извлекла из нее книгу и шкатулку с золотой статуэткой.

— Аньес Ньютон Кейт, — прочитала она аннотацию на суперобложке, — была женой колониального чиновника, отвечавшего за охрану лесов. А кроме того, писала репортажи для «Сан-Франциско экзаминер». В книге рассказывается об их приключениях в Сандакане, отдаленной провинции Северного Борнео. А я-то думала, что весь Борнео — довольно отдаленное местечко.

— И там есть более и менее отдаленные районы. Это же огромный остров, — объяснил Билли. — Третий по величине в мире. Четверть миллиона квадратных миль, большинство из которых заросли джунглями. По площади он равняется Голландии, Франции и Бельгии, вместе взятым.

— Это ты тоже вычитал в рекламном проспекте? — с подозрением осведомилась Финн.

— Полет-то был долгим.

Финн достала из шкатулки блестящую статуэтку и поставила ее на льняную скатерть.

— И что же общего между Северным Борнео и золотой подвеской из Центральной Африки? — задумчиво спросила она.

— Да что угодно. Насколько я знаю, возраст золота определить очень трудно. Изделия, выплавленные тысячу лет назад или вчера, выглядят одинаково. Вечная ценность и все такое.

— Манса, то есть правитель Муса в тринадцатом веке совершал паломничество в Мекку, но это означает только то, что он побывал в Саудовской Аравии, не дальше.

— А с кем в те времена торговала Саудовская Аравия? — с надеждой спросил Билли.

— Ее тогда вообще не было. Просто горстка разрозненных султанатов. Есть теория, что одновременно с паломничеством правителя Мусы в Оман и Джидду заходил китайский флот адмирала Чжэна. Тут может быть какая-то связь, хотя шанс, конечно, слабенький.

— А еще есть шанс, что кузен Питер просто богатый бездельник со странностями, который заблудился в джунглях, а мы тут нафантазировали бог знает что, — усмехнулся Билли. — Надо сказать, у нас вся семья со странностями, и я тому — самый лучший пример.

Финн взяла статуэтку и осторожно погладила пальцем гладкий металл.

— Вильгельм ван Богарт отправился в путешествие на «Летучем драконе» в конце семнадцатого века и вернулся в Голландию богатым человеком. Это мы знаем точно, а роутер еще раз подтверждает факты. А этот золотой всадник может быть следом, который приведет нас к источнику богатства.

— Думаешь, мой предок нашел китайский корабль с сокровищами?

— Насколько я помню, адмирал Чжэн совершил всего семь больших походов — последний раз в тысяча четыреста тридцать третьем году. Его флот состоял из сотен судов. Они вывозили из Китая фарфор и шелк, а возвращались нагруженные золотом, драгоценными камнями, слоновой костью и специями. Много раз попадали в ураганы, и несколько судов погибли. Возможно, во время рейса на «Летучем драконе» Вильгельм ван Богарт нашел остатки одного из судов адмирала Чжэна, и наш золотой дружок как раз оттуда.

— Но это же, черт подери, просто потрясающе! Принять эстафету у старика Вильгельма и Питера. Да я мечтал о таком приключении с самого детства!

— А я по опыту знаю, что приключение и опасность — это почти синонимы, — решила охладить его восторг Финн. — Помни о том, что случилось с твоей яхтой.

— Об этом я не забываю, — заверил ее Билли. — Честно говоря, мне не терпится еще раз встретиться с теми ребятами.

— Такие истории очень эффектно выглядят в кино, но, поверь мне, в жизни все немного иначе.

Ей не надо было долго копаться в памяти, чтобы вспомнить тело человека, погибшего на рельсах в Италии, или мальчика, убитого у могилы в каирском Городе мертвых. За свою короткую жизнь Финн не раз видела насильственную смерть и точно знала, что в ней нет ничего красивого, мужественного или возвышенного — только боль, страх и горячий, острый запах свежей крови. Кофе вдруг показался ей горьким, а жара — угнетающей.

— А где наше судно? — спросила она.

— Я уже созвонился с агентом. Оно подойдет к причалу в гавани Джуронг сегодня в полночь. Думаю, нам надо его встретить.

В одиннадцать вечера «Королева Батавии» сбавила ход, а потом и вовсе остановилась на восточном подходе к Сингапурскому проливу, примерно в миле от острова Сентоса и на благоразумном отдалении от оживленного морского пути, ведущего в большой контейнерный терминал в бухте Кеппель. Морской порт Сингапура протянулся на много миль от Джуронга на западе до залива Марина-Бей на востоке, и терминал Кеппель был лишь небольшой его частью. Когда-то давно небольшие суда вроде «Королевы Батавии» проходили прямо по Джохорскому проливу, разделяющему Сингапур и Малайзию, но после постройки в двадцатых годах дамбы и автомобильного шоссе он был закрыт для навигации.

— Я не смогу торчать тут всю ночь, — выйдя на палубу, предупредил Брини Хансон. — Нас в любой момент может засечь морская полиция.

Напряженно прищурившись, он вглядывался в темноту. Ночь выдалась непроглядно черной: на небе не было ни луны, ни звезд, а море казалось почти неподвижной чернильной лужей. Единственным источником света служили желтые окна отелей на острове Сентоса да дрожащее, призрачное зарево над далеким центром Сингапура.

— Терпение, капитан, — отозвался из темноты Ласло Арагас.

Как и во время их первой встречи, он был в белоснежном костюме, сверкающих туфлях и надвинутой на самые уши белой шляпе. Не хватало только черных очков, но и без них вид у Арагаса был достаточно зловещий. На шее у него, на кожаном ремне, висел русский армейский бинокль ночного видения. Рядом с двумя мужчинами на палубе громоздились уже поднятые из трюма ящики с эмблемой «Слазенгера». На мостике нес вахту Эли Санторо, готовый в любой момент дать в машинное отделение команду «Полный вперед!».

— Вам легко говорить, — сердито отозвался Хансон, — а мне совсем не хочется оказаться в тюрьме Чанги из-за ваших теннисных мячиков.

— Ручаюсь, что вы там не окажетесь. Во всяком случае, из-за меня. — Арагас поднес к глазам бинокль и через пару минут удовлетворенно произнес: — А вот и они. Хотите взглянуть, капитан?

Хансон кивнул, и Арагас снял с шеи бинокль — очень аккуратно, ни на миллиметр не сдвинув шляпу. За шесть дней, прошедших после отплытия из Маривелеса, капитан ни разу не видел своего пассажира без этого головного убора. Питался тот у себя в каюте, но и там, по утверждению Базуки, стюарда родом с Самоа, никогда его не снимал.

Хансон поднес бинокль к глазам, и мир сразу же сделался ядовито-зеленым. В трехстах ярдах справа по борту он разглядел очертания приближающегося быстроходного катера. Его острый нос взрезал воду, оставляя по бокам два пенящихся зеленых буруна. Даже в этом странном цвете очертания катера и широкая темная полоса по его борту не оставляли сомнений — это был один из дюжины водометных судов «Родман-55» береговой охраны Сингапура. Запускать двигатель не имело никакого смысла: «родманы» на спокойной воде легко делали тридцать пять узлов, а старушка «Королева» не смогла бы выжать из себя и половины этой скорости. Дергаться бесполезно — они попались.

Хансон резко повернулся к Арагасу:

— Мерзавец!

— Немного коварства иногда приходится очень кстати, — безмятежно отозвался тот.

Хансон чувствовал, как узлом сворачиваются внутренности. Выходит, все кончено?

— Я еще успею переправить тебя за борт, гнида! — Он выхватил из кармана складной нож и, нажав на кнопку, выкинул лезвие. — А сначала вспорю тебе брюхо, чтобы акулы поскорее нашли угощение!

— Не делайте глупостей, капитан. Все мои люди отлично вооружены, а на катере установлен пулемет пятидесятого калибра. И еще на нем имеются четыре самонаводящиеся торпеды. От вашего судна через минуту останется куча металлолома. А сами вы умрете еще до прибытия акул.

Катер тем временем приближался. У него на носу вспыхнул прожектор, заливший палубу «Королевы» слепящим светом.

Эли выскочил на крыло мостика и тревожно окликнул капитана:

— У нас проблемы, мастер?

— Сообщу, когда сам разберусь! — крикнул в ответ Хансон, и старший помощник снова скрылся в рубке. — Так вы, выходит, из полиции? — повернулся он к Арагасу.

— Почти. Почти, капитан. Слышали что-нибудь о СПКБ?

— Частный шпионаж?

Сокращение «СПКБ» означало «Служба промышленной и коммерческой безопасности» — подразделение полиции Сингапура, занимающееся промышленными преступлениями и разведкой и финансируемое частным капиталом.

— Да. Но лично я занимаюсь борьбой с терроризмом.

— А что, в наши дни кто-то занимается чем-то другим? — презрительно фыркнул Хансон. — С терроризмом сейчас только ленивый не борется.

— А терроризм, как вам, вероятно, известно, — дело дорогостоящее, — спокойно продолжал Арагас, — и финансируется в основном за счет торговли наркотиками.

— Все равно непонятно, что мы-то с вами тут делаем?

— Именно то, что я вам говорил.

— Перевозим партию теннисных мячиков? — хмыкнул Хансон, указав подбородком на ящики с прыгающей пантерой.

— Вот именно, — с улыбкой подтвердил Арагас.

Катер подошел к борту, и уже через пару секунд несколько человек в камуфляжной форме быстро поднимались по трапу, спущенному за борт в ожидании гостей с Сентосы. Все они были вооружены автоматами и девятимиллиметровыми пистолетами «Сфинкс-3000» и, судя по виду, были готовы воспользоваться ими при малейшем поводе.

— Membuka dia! — коротко приказал Арагас старшему — офицеру с тремя полосками на погонах и таким лицом, точно его долго волокли по каменистой дороге.

Тот, размахнувшись, ударил прикладом по одному из ящиков. Дерево треснуло, и офицер руками отодрал верхнюю доску. Арагас подошел и извлек из ящика хорошо знакомый капитану синий тубус фирмы «Слазенгер». Держа его в руках, он вернулся к Хансону и сорвал вакуумную крышку. Раздалось негромкое шипение, и по палубе покатились четыре ярко-желтых мячика.

— Теннисные мячи, — пояснил Арагас, — фирма «Слазенгер», сорт «ультра».

— И как понимать всю эту хрень? — ошеломленно спросил Хансон, не сводя глаз с мячей.

— Эта хрень стара как мир, капитан Хансон. С ее помощью мы совершенно точно установили, на что вы готовы пойти за определенную сумму. Вы проявили себя человеком в равной степени продажным и сообразительным. Два эти качества могут очень пригодиться нам в будущем.

— Так это была вербовка?

— «Вербовка» — это слово, которое придумали американцы специально для своих полицейских боевиков. В жизни ничего подобного не существует. У меня есть полдюжины свидетелей, готовых под присягой подтвердить, что вы пытались ввезти в Сингапур контрабанду. В нашем случае совершенно неважно, что именно это было: теннисные мячи, кокаин, кокосовые орехи или шетландские пони. Вас обвинят в контрабанде того, что я сочту нужным, — это ясно?

Ясно было одно — эта скользкая гадина ловко загнала его в угол, и вывернуться, похоже, не удастся. На кону стоит его свобода и сама жизнь. Откуда-то издалека до Хансона донесся тоскливый гудок парохода. Вода мерно и безразлично плескалась о борт.

— Чего вы от меня хотите?

— Согласия сотрудничать.

— И что это значит?

— Ваше судно перешло к новым владельцам. Молодая американка и ее приятель, какой-то британский аристократ, получили его по наследству.

— Я знаю, — кивнул Хансон. — Они ждут нас в Сингапуре.

— Кроме того, нам стало известно, что человек по имени Хан проявляет к этим людям значительный интерес. Вам известно это имя?

— Разумеется. Оно известно всем, кто плавает в этих местах. Вы говорите о пирате?

— Ну, сам-то он себя пиратом не считает. С пиратами легко иметь дело — ими движет только жажда наживы, а эту жажду нетрудно утолить. А наш Хан считает себя революционером. Это фанатик-идеалист и, подобно Бен Ладену, уверен, что Бог на его стороне. Нет на свете никого опаснее, чем глубоко верующие люди, можете поверить мне, капитан. С ними невозможно договориться при помощи конверта с наличными.

Арагас нашел глазами офицера с тремя полосками и щелкнул пальцами. Тот немедленно начал раздавать короткие, резкие команды своим подчиненным. Люди в форме подхватили ящики и принялись перегружать их на патрульный катер.

— Так что вы там говорили о Хане?

— Хан стоит во главе организации с очень длинными руками, капитан. Он уже пытался похитить ваших новых судовладельцев в Лондоне, а потом — убить их в Голландии. Обе попытки оказались неудачными, и, несомненно, он предпримет третью — уже здесь.

— Почему?

— Вот именно — почему? На этот вопрос я и сам хотел бы получить ответ.

— И я должен это выяснить?

— Да, это было бы очень мило с вашей стороны, капитан Хансон. Мне надо знать, какую угрозу эти двое представляют для такого человека, как Хан.

— И если я узнаю?

— Сообщите мне.

— Каким образом? Неужели вы хотите, чтобы я послал радиограмму? Имейте в виду, Хан прослушивает все частоты, на которых идет радиообмен судов. Именно так он выбирает добычу. А кроме того, у него есть свои люди во всех крупных судоходных агентствах. — Хансон показал рукой на людей, таскающих ящики. — Уверен, что и среди ваших подчиненных кто-нибудь шпионит на него.

— Люди из береговой охраны не мои подчиненные, капитан. Я работаю сам по себе.

Арагас еще раз щелкнул пальцами, и офицер с изувеченным лицом почтительно приблизился и вручил ему мобильный телефон с непропорционально большой антенной. Арагас протянул телефон Хансону.

— Это спутниковый телефон. У него ограниченная память, так что связаться по нему вы сможете только со мной. Включите его, нажмите клавишу «один» и ждите соединения. Не слишком сложно для вас, капитан?

Люди в форме береговой охраны уже тащили к трапу последний ящик.

— Думаю, справлюсь, — кивнул Хансон и взял телефон, оказавшийся неожиданно тяжелым.

Уже понимая, что сопротивление бесполезно и Арагас крепко держит его за горло, Хансон решил как можно больше разузнать о ситуации.

— А вы можете хотя бы предположить, что надо Хану? Наркотики? Оружие? Или еще что-то?

— Ходит слух… — начал Арагас и тут же замолчал, оглядываясь.

Все ящики и люди в форме уже находились в катере. У трапа задержался только сержант. Едва заметным жестом Арагас отослал его вниз и после этого продолжил:

— Ходит слух, что Хан пытается отыскать какой-то клад времен войны.

— Таких слухов всегда хватало, — пожал плечами Хансон. — Добро, награбленное японцами на Филиппинах, или золотые монеты, затопленные в Сингапурском заливе перед самым вторжением. А еще ходят слухи, что Бруклинский мост выставлен на продажу.

Арагас оставил это скептическое замечание без внимания и продолжал:

— Вы что-нибудь слышали о японской подводной лодке «Ай-пятьдесят два»?

— «Нэшнл джиографик» я иногда почитываю. Якобы она была доверху забита золотом и опиумом. Англичане утопили ее посреди Атлантики, на глубине трех миль.

— Есть сомнения в том, что они затопили именно ту лодку. Про японцев много что можно сказать, но они точно не дураки. Напротив, многие считают их очень изворотливыми ребятами. Похоже, Хану удалось выяснить, что существовали две подводные лодки с названием «Ай-пятьдесят два».

— И что дальше?

— Одна из них была просто отвлекающим объектом, и именно ее утопили в Атлантике. А вот вторая, настоящая «Ай-пятьдесят два», пропала еще до того, как вышла из Южно-Китайского моря.

— И где же?

— Ей было приказано соблюдать радиомолчание, но у Хана есть сведения о том, что последний раз ее заметили с рыболовного судна у северо-восточного побережья острова Палаван. Это случилось первого января тысяча девятьсот сорок четвертого года.

— И эта дата имеет какое-то значение?

— Да, потому что, по официальным сведениям, «Ай-пятьдесят два» покинула Японию на два месяца позже. А кроме того, именно в этот день начался так называемый новогодний тайфун, или, говоря по-научному, тайфун Эми. Военные действия на море были остановлены почти на десять дней. Свидетели с рыболовного судна считают, что «Ай-пятьдесят два» пыталась найти укрытие.

— А почему она просто не погрузилась на глубину?

— Кто знает? Может быть, какие-то технические проблемы. И в таком случае она действительно могла пережидать шторм в укрытии.

— Где?

— Полагаю, что именно это и удалось выяснить Хану. И не исключено, что это же каким-то образом стало известно и вашим новым судовладельцам.

— А я оказался ровно посередке.

— Похоже на то, капитан Хансон. Похоже на то. — Арагас потрепал его по плечу и улыбнулся. — Иногда посередке бывает даже неплохо. По крайней мере, никто чужой не подберется к вам незамеченным.

Он еще раз потрепал Хансона по плечу и направился к трапу, но у самых поручней остановился:

— Не забывайте, капитан, я жду вашего звонка.

Катер отчалил, но звук его мотора был заглушён ревом, донесшимся с неба. Хансон поднял голову: низко над ними пролетала большая, светящаяся туша самолета, заходящего на посадку в международный аэропорт Чанги.

Он посмотрел на мостик — там тлел красный огонек сигареты старшего помощника. Хансон просигналил ему, подняв к небу два больших пальца, и через минуту услышал натужный скрежет двигателя. «Королева» двинулась с места, и скоро Эли повернул ее нос к дальним огням Сингапура. Хансон взглянул на часы. До полуночи оставалось всего несколько минут.