"Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах" - читать интересную книгу автора (Воскобойников Валерий Михайлович)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ из которой любезные читатели узнают, как бывают счастливы любящие друг друга и сколь опасные последствия имеют неосторожное слово и дурное чувство

В последний раз Кримхильда обошла свои покои. Попрощалась с матерью. Братья провожали ее до ворот.

Нибелунги, повозки, вьючные лошади, дамы из свиты — растянулись в неоглядной дали, были уже в пути, а Кримхильда и Зигфрид продолжали прощаться с королевской семьей.

Клятвы в верности и любви, приглашения в гости — все было сказано не один раз. Оставалось лишь тронуться в путь. Но только Кримхильде вдруг стало страшно. Вормс — знакомый, любимый. А впереди — неизвестность. И если бы встретился ей в этот миг всесильный колдун, она упросила бы старца вновь превратить ее в девочку и вновь поместить в те покои, откуда она уезжала.

Но старец колдун не появился, а рядом был Зигфрид на Грани, он терпеливо смотрел на ее объятия, поцелуи с теми дамами, что оставались.

И горожане издали, со стен, глядели на них, а те, что были посмелей, кричали:

— Доброй дороги вам, Зигфрид! Удачи, Кримхильда!

А прошло лишь полдня — и уже ни стен крепостных, ни башен собора, а только дорога вдоль Рейна. Та, по которой Зигфрид мчался когда-то в столицу Бургундии за удачей и юной красавицей.

Теперь же вперед мчатся гонцы: одни — чтоб устроить ночлег, другие — в Ксантен, чтоб были готовы король с королевой встретить их сына. А сын едет спокойно на белом коне рядом с юной красавицей, теперь уже женой, в глазах же их — любовь и гордость друг другом.

Во дворце, в Ксантене, волнение, суета, каких город не видел давно. Не каждый год их королевич, про дела которого они узнавали только из песен бродячих поэтов, с молодою женою, красавицей королевной, возвращается в дом.

Одни украшали залы, другие готовили покои для молодых, так, чтоб понравилось чужестранке-жене, третьи шили нарядные платья.

Наконец старая королева Зиглинда не выдержала.

— Не могу, сидя здесь, дожидаться сына, — объявила она Зигмунду. — Ты оставайся, чтобы торжественно встретить молодых в столице, я же поеду вперед до тех пор, пока их не увижу, не обниму.

Весь день Зиглинда не сходила с седла, торопилась навстречу молодым, окруженная лишь малой свитой и небольшой охраной. В сумерках она подъехала к пограничному замку вассала и, увидев дружину из тысячи молчаливых богатырей-нибелунгов, поняла, что сын ее тоже здесь.

Но успокоилась, лишь когда обняла и взрослого сына, и его жену, которую полюбила с первого взгляда.

— Ты уж, девочка, его береги, он такой задиристый с детства! — говорила она на другой день Кримхильде по дороге в Ксантен.

— Обещаю вам, матушка, хранить его ото всех напастей, — отвечала та.

Разве могла она знать, что пройдет немного лет и своими руками она передаст жизнь любимого мужа в коварные руки врага…

Хорошо возвращаться в свой город, где все тебя помнят и любят! Жители вышли за стены на поле для торжественной встречи, и впереди всех — старый отец. А с тобой — возлюбленная жена, красивее которой свет не видел, дружина из тысячи воинов, повозки, навьюченные лошади, снова повозки и лошади, свита.

Отец, волнуясь, неловко обнимает своего знаменитого сына и его пригожую жену.

— Во дворце для пира накрыты столы, а в ваших покоях — все новое, и перины, и одеяла, — старый король понимает, что говорит не те слова, которые приготовил для встречи.

Но те слова, которые положено говорить, их угадали и так, хотя остались они несказанными.

— Вот и мы дождались столь счастливого мига, — сказал король позже, уже во дворце, — и теперь со спокойствием можно передать вам правление королевством.

Гостей, свиту Кримхильды, воинов Зигфрида — всех одарили король с королевой подарками. Слуги блистали в одеждах, расшитых золотой и серебряной нитью. Всякий бедняк, оказавшийся в эти дни при дворце, становился зажиточным, словно граф.

Такой щедрости Кримхильда не встречала и в своем королевстве.

— Лишь тебе мой подарок в честь свадьбы хранится в стране нибелунгов, под горою, — сказал Зигфрид. — Чтоб доставить его, не хватит ни корабля, ни повозки. Это — знаменитый клад нибелунгов, он сложен в громадной пещере, и скоро мы с тобою за ним отправимся сами.

Пир продолжался несколько дней. Многие из гостей были стары. Молодецкие забавы были им уже не в радость, а любили они спокойные беседы за пиршественным столом.

И однажды, собрав всех гостей, Зигмунд торжественно, по всем правилам, передал королевство сыну.

Во дворце у Кримхильды были большие покои. Она украсила дубовые стены коврами, привезенными ею из Вормса, — сразу стало тепло и уютно.

Скоро Кримхильде понравилось рано вставать с мыслями о делах королевства, вместе с мужем управлять его землями и дружинами, советовать мужу, как вершить справедливый суд, если кто-то повинен в недостойных делах.

Однажды среди ночи, в зимний месяц, Зигфрид проснулся, открыл глаза и увидел над собою улыбающееся лицо жены.

— Что случилось, почему ты не спишь? — удивился он.

— Любуюсь тобой. Смотрю на тебя и думаю, что красивее и отважней нет на земле человека. А еще у нас скоро будет дитя.

Этой новости были рады и Зигмунд с Зиглиндой.

Летом родился маленький сын. В честь благородного дяди, бургундского короля, его назвали Гунтером. А к дяде послали гонцов.

Эти гонцы посредине пути встретили других, из Бургундии. Всадники спешили в Ксантен, чтобы сообщить нидерландскому королю с королевой, что в Бургундии, в Вормсе, в королевской семье родился наследник престола. И его назвали Зигфридом, в честь знаменитого родственника.

Веселый крикун, отважный младенец, Гунтер, сын Зигфрида и Кримхильды, радовал всех.

— Взгляни, наш мальчик смеется, как ты! — говорила Кримхильда мужу.

— Скоро мы с Эккерватом посадим его на коня, он будет лучшим рыцарем в мире! — шутил Зигфрид.

— Не рано ли мучить ребенка! — пугалась бабушка, старая Зиглинда. — Пусть для начала твердо пойдет по земле. Я же расскажу ему о преданиях предков.

— Счастлив король, у которого вырос могучий и добрый сын, но увидеть такого же внука — счастье вдвойне! — вставлял Зигмунд.

А маленький Гунтер ползал между взрослыми по ковру и забавно играл с глиняной маленькой лошадкой.

Потом заболела Зиглинда, и тихо стало в ее части дворца.

— Девочка моя, завтра от вас я уйду. Не спорь, я это знаю, — сказала Зиглинда, позвав для беседы Кримхильду. — Помоги-ка мне лучше подняться.

Две королевы, молодая и одряхлевшая от болезней, в последний раз вместе обошли весь дворец.

— Во всяком дворце сокрыты разные тайны. Чаще их помнит лишь королева — мужчины, особенно в молодости, о них иногда догадываются. Порой эти тайны умирают вместе с владельцами.

Держась за руку Кримхильды, Зиглинда медленно спустилась в подземелье, где хранилась казна. Кримхильда несла светильник.

— Возьми у меня ключи и храни их всегда при себе, — говорила Зиглинда. — Здесь в стене замурована дверь в другое хранилище.

О нем знают лишь двое — Зигмунд и я. Там в сундуках немало сокровищ. Случается, королевства бывают в беде. Храни вас Бог от несчастья, но сокровища эти — на случай беды.

Так же медленно старая королева поднялась по каменным ступеням назад.

— Здесь сундуки для праздников, — объясняла она. — В них запасы: бархат, шелка, драгоценные камни — все, что есть у всех королей. — Зиглинда остановилась. Рядом отдельно стоял на полу небольшой сундучок. — Здесь мое похоронное платье. Завтра, когда я покину вас, прикажешь меня в него обрядить… А теперь приведи мне в покои внука, я с ним попрощаюсь.

Королева была спокойна, печальна и ласкова.

Ночью она умерла.

Кримхильда, открыв сундучок, принесла ей похоронное платье.

Был во дворце траур. И все говорили шепотом.

Но потом приблизилось лето.

— Не пора ли собраться в страну нибелунгов? — заговорил однажды Зигфрид. — Не слишком ли заждался тебя мой свадебный подарок — тот клад, который охраняет храбрый карлик Альбрих? Он говорил, что мечтает подержать на руках нашего сына. Там, на горе, стоит замок. Его окружают поля. И лишь с одной стороны, внизу под обрывом, бьются морские волны.

— Ты знаешь, я поеду в любой край земли, куда бы ты ни позвал, — ответила Кримхильда. — Не взять ли нам и твоего отца, чтобы он не томился здесь от одиночества?

Отец с удовольствием согласился. И начались обычные дорожные сборы.

Кримхильда пересматривала доспехи мужа, проверяла крепость застежек, ремней. Среди доспехов был неприметный серый заношенный плащ.

«Странно, нет ни украшений на нем, ни знаков! — удивилась она. — Не всякий бедняк наденет столь нищенскую одежду. А уж королю она и вовсе не к лицу».

Она решила отдать плащ каким-нибудь нищим бродяжкам, но когда подняла его и встряхнула, из складок плаща выпали пояс и перстень.

Расшитый бисером пояс был роскошно украшен дорогими камнями. В золотом перстне сиял драгоценный брильянт.

Кримхильда сразу узнала обе вещицы. В свадебный вечер в Борисе они сели рядом с Брюнхильдой, словно две любящие сестры, две сердечные подруги. На Брюнхильде были кольцо с брильянтом и этот пояс.

И еще Кримхильда вспомнила: она смотрит на это кольцо, этот пояс, сидя рядом с женою брата, и думает про себя: «Брату выпало счастье — привез настоящую красавицу, и каждая вещь у нее достойна ее красоты». У Кримхильды никогда не было столь прекрасных украшений, пускай и она королевна.

Только что за странная мысль — хранить их в сером убогом плаще вместе с доспехами? У нее, у Кримхильды, нет и не может быть тайн в этом дворце. Что за секреты у Зигфрида? Зачем он хранит у себя кольцо и пояс Брюнхильды?

Зигфрид был занят разговором с вассалами, но Кримхильда просила срочно звать его к ней.

— Взгляни, что за находку я обнаружила в этой тряпке, — предложила она мужу, едва удерживаясь от слез. — Или она тебе столь дорога, что ты спрятал ее от меня под доспехами?

— Эти красивые безделушки? — рассмеялся Зигфрид. — И ты печалишься из-за них? Я получил их в тот вечер, когда, помнишь, исчез из-за свадебного стола, чтобы спасти честь друга. Возьми их себе. А плащ, что ты назвала тряпкой, — он дороже тысяч таких украшений. Он помог мне в сраженьях с магической силой. Я держу его всегда при себе, хотя надевал лишь несколько раз.

— Но скажи: ведь это украшения Брюнхильды? Воровать их ты бы не стал, значит, она тебе их отдала в тот брачный вечер? Даже свой пояс?

— Брюнхильда мне их не дарила. Могу лишь сказать, что вещи эти считаю наградой за тот вечер, когда в трудной борьбе была спасена честь моего близкого друга.

— И этот друг — мой брат?

— Спроси меня о любом секрете, и если секрет этот мой — я открою тебе не задумываясь. Но тайну чужую, ту, что доверил мне друг, ты не вправе выведывать, а я не должен тебе открывать. Возьми этот пояс и перстень и можешь носить их. Или подари кому хочешь. — Зигфрид сказал это твердо, и Кримхильда поняла, что больше она о тайне вещиц ничего не узнает.

— Они столь хороши и красивы, что я стану носить их сама, — сказала она. — И если ты связан словом, я забуду о ваших секретах.

По Рейну с моря поднимались корабли. Были высоки их борта, молчаливы умелые гребцы. А нос корабля огрызался хищной звериной пастью. Но не воевать, не захватывать в плен местных жителей шли корабли из прохладных северных скалистых земель. Хотя где-то, в другом краю, быть может, после них и оставались бы лишь кучи дымящихся бревен. Везли они своей королеве от покинутой ею земли подношения — драгоценные камни, меха морского северного зверя.

Брюнхильда по-прежнему была их королевой, непобедимой воительницей. И верили они, что королева когда-нибудь вновь вернется в свое королевство, пусть даже с мужем, бургундом Гунтером, победившим ее в состязаньях с помощью загадочной силы.

В Вормсе их встречали с почетом.

Посланцы рассказывали Брюнхильде новости о родной ее стороне. Кто из витязей и какие успел совершить подвиги на турнирах, а кто умер от ран и болезней. И как по-прежнему любят на острове свою королеву. А еще в пути у них случались разные происшествия.

Например, шторм загнал корабли к скалам, где стоял замок нибелунгов. И правителем этой земли оказался знаменитый Зигфрид.

Зигфрид их принял с любовью, одарил всех. И жена его, красавица Кримхильда, тоже поднесла подарки. И велели они кланяться своим родственникам и всем друзьям в Бургундии.

— Они, стало быть, в своем норвежском замке? — переспросил Хаген.

— Собирались назад, в Нидерланды, — уточняли гости. — Говорят, могущественней Зигфрида нет теперь короля.

— Сильнее его лишь мы, — поправляла Брюнхильда, — ведь он наш вассал.

— Мой дорогой, что за вольности у вашего вассала? Почему он не едет к вам на службу? Не пора ли напомнить ему о долге?

— О ком вы спрашиваете, я не пойму? — удивился Гунтер.

Этот их разговор начался через день после проводов гостей из Исландии.

— Все мои вассалы исполняют службу точно и в срок. За этим смотрит сам Хаген.

— Я о Зигфриде. Или он перестал считаться вассалом, когда сделался мужем вашей сестры?

— Ах вот вы про кого! — Гунтер усмехнулся и не ответил.

Уж он-то хорошо знал, кто для него Зигфрид.

— О Хаген! Говорят, вы вчера опять зарубили какого-то витязя? — спросила Брюнхильда одним зимним утром.

— То был не витязь, а болтливый трус. И я подтвердил это своим мечом.

— У вас отменный меч, Хаген. В чем же этот болтун провинился перед вами?

— Он провинился перед всем нашим родом, моя королева. Но лучше не спрашивайте: лгать я вам не хочу, а правду сказать не могу. Я заставил его навсегда замолчать, и этого достаточно.

— И все же, Хаген, что уж он такого натворил, что вы зарубили его? Я благодарна вам за этот поступок, но не лучше ли мне знать и причину?

— Он бросил тень на честь королевского рода.

— Посмел сказать что-то о моем обожаемом супруге, о Гунтере?

— Не спрашивайте, королева.

— И все же? Только вы и я любим Гунтера, как должно любить короля.

— Хорошо, я скажу. Он посмел усомниться в тех историях, что рассказывают о вас приходящие шпильманы. Он назвал их смешными баснями. Но я сам видел вашу силу и ловкость!

— Вернее человека, чем вы, Хаген, я не знаю. Чего не скажу о некоторых других друзьях. Тот болтун был достоин смерти.

— Я так ему и сказал. В одной своей фразе он оскорбил вас обоих. Усомнившись в вашей силе, он усомнился и в доблестях короля. Не стал бы король состязаться с обычною девой. Он усомнился в моей честности и честности брата! А я зарублю каждого, кто хотя бы взглянет на вас или на короля без должного уважения и любви! Мы, владельцы Тронье, выше всего ставили честь королевского рода и честь свою.

— Хаген, я благодарю Бога, что вы у нас есть!

Ох уж эта унылая зима! Эти монотонные дни, так похожие один на другой. Тягучая сырая непогода, вязкий, мокрый, бесконечный снег!

— Мой дорогой, почему бы нам не развлечься, не позвать в гости твою сестру с мужем? — вновь предложила Брюнхильда.

— Увидеть Зигфрида я был бы и сам рад. И Кримхильде обрадовался бы здесь каждый, но, подумай сама, путь к нам столь долог, что смею ли я звать их по пустякам…

— Хорош господин, который боится обеспокоить вассала трудной дорогой. А я так хотела бы вновь повидаться с Кримхильдой!

И снова прошло несколько унылых дней, когда люди бродили по дворцу, словно в полусне. Мутный свет с трудом пробивался в покои. И на душе становилось тоскливо от бесконечных серых сумерек.

— Мой дорогой! — опять обратилась Брюнхильда к супругу. — Если бы вы знали, как полюбила я вашу сестру за те дни, когда мы сидели с ней рядом за праздничным столом! Ближе, сердечней подруги я раньше не знала. Войди она сейчас во дворец — и не было бы для меня счастливее мига! Ну почему нам не позвать их в гости? Я так мечтаю снова обнять вашу сестру, уединиться с нею для сердечной беседы. Быть может, она так же мечтает увидеть вас, свой родной дворец и лишь не решается ехать без приглашения.

— Вы убедили меня, моя радость! Пошлю завтра гонцов.

— Как хорошо же вы поступаете, мой король!

Когда Кримхильда впервые вслед за Зигфридом вошла в замок нибелунгов, показался он ей сумрачным, неуютным. Сложенный из огромных каменных глыб, с узкими, едва пропускающими свет окнами. На окнах — кованые решетки. Потом появился улыбающийся карлик Альбрих. Зигфрид разговаривал с ним как с лучшим другом, Кримхильда же смотрела на него как на отвратительное длиннорукое чудовище и с трудом заставила себя улыбнуться.

Но прошло немного времени. Окна раскрыли. Вместо пленки из бычьего пузыря захваченный ими из Нидерландов работник вставил стекла, которые они тоже привезли с собой. На пол, сложенный из дубового бруса, Кримхильда приказала набросать местных душистых трав, в спальных покоях на кровать положили туго набитый свежим сеном матрас, на него — другой матрас, набитый шерстью, сверху — красивые простыни, на них — цветастые шерстяные одеяла. А когда постель укрыли меховым покрывалом, когда в очаге посередине покоев на железной решетке запылали дрова, а на стенах развесили ковры, подумала Кримхильда, что и этот замок вовсе не плох. А карлик Альбрих, который суетился весь день, отдавая приказы, посылая слуг то за одним, то за другим, уже казался заботливым, милым.

К вечеру разместили всех — и дружину, и свиту. Нашлось место и малышу, и старому Зигмунду, и барону Эккервату, который весь долгий путь не спускал глаз с их маленького сына.

Кримхильда удивлялась всему: и морским волнам, которые упорно одна за одной налетали на скалы внизу, и светлой северной ночи — солнце, едва опустившись в море, тут же начинало подниматься.

Зигфрид был рад показывать ей все то, о чем она лишь слышала в песнях бродячих шпильманов.

Зимой на замок налетали с бешеным воем ветры, окрестности засыпало снегом. В глубоких сугробах тонуло все — бревенчатые дома, леса с дикими зверями. Но оказалось, здешние люди и животные давно привыкли к глубоким снегам. Жители стали ездить друг к другу в гости на лыжах, и снежные поля прочертили узкие полосы — следы лыж и следы животных.

Зигфрид принес лыжи и Кримхильде. Научил ее мчаться от стен замка вниз, с горы в долину, рассекая встречный воздух, захлебываясь от ветра, страха и радости. Многим дамам из свиты пришлась по душе эта потеха, и они неслись вслед за своей королевой по крутым снежным спускам. Для тех же, кто не освоил эту забаву, была придумана другая — тяжелые крепкие сани. В гору их заволакивали воины. А наверху усаживались в них вместе десяток дам и устремлялись вниз со смехом и криками.

И еще было развлечение — к скалам на льдине прибило голодного, ослабевшего, испуганного белого медвежонка. Кримхильда иногда видела медведей, которых привозили в Вормс с охоты, но не знала, что они бывают и белыми. Зигфрид же объяснил, что в холодных полночных землях почти все звери носят белые шкуры. Он привел медвежонка в замок. Кримхильда сама накормила его рыбой, и медвежонок стал бегать за нею повсюду, смешно переваливаясь и кувыркаясь.

Жизнь зимой в замке нибелунгов понравилась всем — и маленькому Гунтеру, который бегал наперегонки с медвежонком по дубовому полу, и старому Зигмунду.

Зигфрид же готовился перевезти клад отсюда в родные Нидерланды. Сначала он думал погрузить драгоценности на корабли. Но на глазах у него ураган разбросал по морю собранные им суда. Тогда Зигфрид решил, что половину пути клад повезут на повозках. Оставалось дождаться лета.

Утром, едва рассвело, Зигфрида известили:

— К замку подъехали послы. В бургундском платье, с большой охраной. Послов пустили во двор, охране велели ждать вблизи ворот.

Кримхильда, услышав новость, спрыгнула с ложа, приказала одной из дам выглянуть в окно.

— Наши! Наши приехали! — прокричала радостно дама. — Уже сошли с лошадей. И родственник ваш, маркграф Гере, тоже среди них.

Охрану приказали тоже немедленно пустить во двор, устроить на удобный отдых.

Зигфрид с Кримхильдой наспех накинули нарядное облачение, прошли в зал для приемов, где пылали уже в очаге дрова, и уселись на тронном возвышении.

Тут же двери торжественно распахнулись, и вошли послы. Маркграф Гере учтиво поклонился. Те, что шли следом, кланялись еще ниже. Король с королевой радостно поднялись им навстречу.

— Гере! Как мы рады вас видеть! Надеюсь, в наши снега вас привела не печальная весть? Здоров ли мой шурин? Как Брюнхильда, их маленький сын? Как поживает старая королева, как Гернот и Гизельхер, что Хаген, Данкварт, Ортвин и все мои добрые друзья? Или вот что, ваша улыбка и так говорит нам о том, что страшного не случилось. Отдохните с дальней дороги, а потом за обеденным столом все и расскажете.

— Король, путь к вам и вправду не близок. Но я не покину ваш зал, пока не передам главное, с чем прислали меня Гунтер с Брюнхильдой и весь королевский двор. А просили они меня передать, что в Вормсе вас любят и чтут и мечтают увидеть вновь. Они надеются увидеть вас на пиру сразу после солнцеворота, когда сойдут все снега. Если бы я стал повторять те добрые слова, которые просили вам, Зигфрид, и вам, Кримхильда, передать каждый по отдельности, то стоял бы здесь перед вами с рассвета и до заката. Но главное я сказал: вас приглашают родные на пир. Остальное — потом.

Гостей отвели в покои для отдыха, где успели приготовить постель, а Зигфрид с Кримхильдой долго обсуждали приятную весть.

Праздничный обед длился десять дней. Лишь для сна и прогулок выходили гости из-за столов.

В зале для торжественных приемов, увешанном коврами, горело множество светильников. Посередине в очаге на железной решетке всегда пламенели дрова. Вблизи очага за длинным столом восседал король Зигфрид. Иногда к нему присоединялись старый отец или красавица жена. Сидели многочисленные вассалы, молодые и старые, и сидели послы из далекой Бургундии. Было выпито много вина и медовых напитков, съедено немало жареной медвежатины, зайчатины, морских рыб, вкус которых был незнаком гостям. Слуги не успевали подносить новые блюда, и ароматные запахи разносились из замка по окрестной долине.

На одиннадцатый день, когда были пересказаны все новости о жизни бургундов, неустрашимый король снова принял дорогих послов.

— Я и сам в затруднении, — сказал он Гере. — С одной стороны, нет большей радости, чем снова воссесть за пиршественным столом с родными и друзьями. Но путь неблизок, а мы замыслили столь важное дело, что, пожалуй, было бы лучше повременить.

Маркграф так бы и уехал с этим ответом, если бы неожиданно не вошел старый король.

— Хорошо вы надумали, добрый наш друг Гере, что зовете сына с невесткой на пир. Я и сам буду рад сопровождать их. Давно я хотел познакомиться с вашими славными королями, посетить их страну и уверен, сил моих хватит на столь длинное путешествие. Итак, сын, вы ответили маркграфу, когда отправляетесь в путь?

Зигфрид с Кримхильдой переглянулись. Им было жаль огорчать старика отказом.

— Если даже отец готов ехать, то согласны и мы всей душой! — Зигфрид засмеялся. — А наше дело исполним в другую весну. Вас же, Гере, и всех молодцов, кто с вами, мы хотим наградить небольшими безделицами, чтобы в памяти о столь утомительном путешествии у каждого осталась и радость.

Под гору, где охранялся клад, была отправлена повозка. Ее нагрузили драгоценностями — золотой и серебряной посудой, украшениями. Все это Кримхильда и Зигфрид раздали послам на прощание. А чтобы каждый смог без забот увезти дары, им привели по вьючной лошади. И каждому было дано Кримхильдой по новому платью.

— Пройдут две недели, и мы выедем следом за вами, — напутствовал Зигфрид отъезжающих в Вормс. — Вы же не забудьте сказать о нашей сердечной любви ко всем, кто нас помнит.

Двадцать дней длилась дорога посланцев от замка нибелунгов до Вормса. На двадцать первый день маркграф Гере соскочил с коня перед королевским дворцом.

Сразу сбежались люди, окружили послов, но те на любые вопросы отвечали одно: сначала доложат королю, потом уж ответят остальным.

— Итак, милый Гере, вы живы, здоровы и веселы. Это уже неплохо, — приветствовал его Гунтер. — Рассказывайте скорее, как встретил вас мой зять, что ответил на приглашение. И хоть полслова о сестре — что она? Так же мила, учтива? Согласна ли ехать в гости с мужем?

— Все исполнено, мой король, как вы и желали. Когда же я передал от вас с королевой слова любви, Зигфрид просто зарделся от радости. Кримхильда счастливо захлопала в ладоши. Смею предположить, что они уже в пути и к солнцевороту, как вы и звали их, прибудут в Вормс.

— Спасибо вам за усердие, маркграф. Буду рад услышать от вас за обедом любые подробности о моем друге и о ваших приключениях в дороге. Надеюсь, вам есть что рассказать и чем позабавить Брюнхильду?

— Есть, и немало, — кивнул Гере.

— Вас ждет королева-мать, скажите ей что-нибудь о сестре.

Во дворе посланцы освобождали лошадей от груза ценностей, что привезли из замка нибелунгов.

Ортвин, Данкварт, Хунольт с удивлением разглядывали дары.

— Столь роскошные вещи, соединенные вместе, увидишь не часто! — повторял Ортвин. — Вот истинный королевский дар!

— Не забыл ли ты, племянник, что Зигфрид захватил у нибелунгов клад? Взял бы его ты или, допустим, я, так и мы стали бы самыми щедрыми в мире. По одним лишь подаркам видно, что свой клад Зигфриду не растратить до конца жизни. У нас же с тобой главное богатство — наши мечи! — Хаген даже вытащил наполовину длинный свой меч из ножен. — Но как знать, может, заполучим в Бургундию мы этот клад — и перейдет нам по праву звание нибелунгов!

А в Вормс пришло оживление. Та же слякоть, те же дожди со снегом, пахнущий плесенью туман, а уже все улыбаются, обсуждают, как и чем встречать дорогих гостей. Воины-богатыри от зари до зари готовили дворец к пиру.

Стольник Ортвин и чашник Синдольт, постельничий Хунольт, начальник кухни Румольт вместе со своими людьми убирали залы, расставляли и чистили серебряные кубки, раскладывали постели. Сколько одних лишь кастрюль, кувшинов и чаш надо было заготовить заранее!

— Радость моя, — с этими словами король вошел в покои жены, — примчались гонцы от Зигфрида, гости уже близко. Завтра утром мы выезжаем навстречу. Помнишь ли ты, как сестра моя встречала тебя?

— Помню! И встречу с тою же ласкою. Ведь я ее люблю. Дамы уже приготовили платья. Мы выедем с вами.

А короля поджидал уже Хаген.

— Гунтер, пристало ли королю, глядя на ночь, мчаться со свитой навстречу гостям? Не поступают ли так лишь вассалы, устремляющиеся к своему господину?

— Вы верно сказали, Хаген. Только мы выедем завтра утром, чтобы встретить гостей на поле у города. И урона для чести я в том не вижу.

— Взгляните в окно. Гизельхеру уже оседлали лошадей, он готовится встретить гостей сегодня.

Гунтер взглянул в окно. Гизельхер, в праздничной одежде, при доспехах, стоял в окружении нескольких вассалов.

— Попросите младшего брата ко мне, — приказал Гунтер. — Вы успели вовремя, Хаген. Мы все знаем, что Зигфрид для брата моего — любимый герой, и все же королю неуместно поступать столь нетерпеливо, подобно ребенку.

С утра город вышел навстречу Зигфриду. Еще не оделись король с королевой, во дворе на лошадей успели только набросить роскошно вышитые, предназначенные дамам алые бархатные попоны, а жители семьями уже шли через городские ворота на поле. Все хотели встречать гостей.

— Гляньте в окно, мой дорогой, они словно с ума посходили! — сказала Брюнхильда. — Вас так встречали когда-нибудь?

— Душа моя, в тот день, когда мы с вами сошли с корабля, нас тоже встречал весь город.

Горожане стояли уже по краям поля, когда из ворот выехала торжественная процессия. Впереди королевская семья, следом — Хаген, Ортвин, вассалы, их дружины, дамы.

Ночью прошел небольшой дождь, но к утру ветер расправился с тучами. Синее небо отражалось в Рейне, на молодых травах блистали еще не подсохшие капли влаги. И знатные витязи, и обычные горожане с нетерпением смотрели вперед, ждали, когда же появятся почетные гости.

И гости появились.

Впереди, рядом с Кримхильдой и Зигфридом, ехал седоусый старик. Все догадались, что это — Зигмунд.

Гизельхер не выдержал первым. Соскочил с коня, отдал его ближнему рыцарю, побежал навстречу Зигфриду. Зигфрид тоже спрыгнул с Грани, заулыбался радостно, развел широко руки. Тут же спешились и Гунтер с Гернотом. Молодые витязи помогли сойти с лошадей дамам.

Долго длились объятия и поцелуи.

А потом здесь же, на поле, в честь почетных гостей молодежь устроила потешный турнир. За порядком смотрели Хаген и Ортвин.

Наконец хозяева и гости отправились в город.

Тут уж распоряжался конюший Данкварт. Его воины размещали гостей, отводили их лошадей — каждому было готово место для отдыха и ночлега.

Во дворе быстро расставили длинные столы, скамьи. И скоро в зале дворца и во дворе началось застолье.

— Скажу вам по чести, друг мой, — обратился старый Зигмунд к Гунтеру, — с тех пор как Зигфрид породнился с вами, мечтал я увидеть вас. Теперь же, узнав вас, понял, что если есть место в мире, где у моего сына истинные друзья, так это Бургундия.

Снова, как когда-то на общей свадьбе, сидели за одним столом, напротив друг друга, королевские пары.

Двери из зала были открыты во двор, Брюнхильде хорошо было видно, как пирует дружина Зигфрида. И несколько раз ей хотелось сказать своему мужу, что, пожалуй, он прав: мир вовеки еще не видел столь сильного вассала.

Рано утром, едва стража кончила последний обход, над городом затрубили трубы, запели флейты. То был сигнал. И сразу десятки юных воинов вскочили на коней. Перед окнами дворца начался большой турнир в честь гостей.

Обе королевы наблюдали за потешными боями в окно. А рядом, у других окон, стояли их дамы. Они тоже наблюдали за отважными юношами и одновременно любовались своими королевами. Словно две сердечные подруги, стояли красавицы королевы у окна, взявшись за руки.

Ударил соборный колокол, и бой сразу прервался. Обе королевы, по-прежнему держась за руки, отправились на службу в храм. А за ними и дамы.

И никто бы тогда не поверил, что их дружбе отпущено всего лишь десять дней. На день же одиннадцатый две королевы, две сердечные подруги, превратятся в злейших врагов.

В тот день снова решили бойцы устроить потешный турнир. И затрубили фанфары. С двух сторон двора въехали два отряда — в каждом полсотни юношей: бургундов и нибелунгов. Короли опоясали их недавно рыцарскими мечами, и потому особенно им хотелось показать перед всеми воинское свое умение.

Они знали: в окна за ними наблюдают прославленные бойцы, королевы, дамы.

И двор загудел от топота лошадей, молодецких выкриков, грохота, лязга щитов и мечей.

Нибелунги слегка теснили бургундов — их науке сражений учил сам Зигфрид, а две королевы стояли рядом и вместе со многими наблюдали за ними в окно.

— Хорошие витязи у вас подрастают, сестрица! — похвалила Брюнхильда. Уж кто-кто, а она-то знала толк в рыцарском деле.

— А знали бы вы, какие бойцы у нас остались при замке!.. — отозвалась Кримхильда. — Скажу вам честно, даже я удивляюсь миролюбию Зигфрида. Ведь стоит ему захотеть, и он подчинит любую страну, да хоть бы Бургундию!

— Сестрица, я с вами согласна, и Зигфрид — известный боец. Но об одном мне слышать смешно, — возразила Брюнхильда. — Если бы вы с мужем пережили всех нас, тогда и без боя Бургундия стала бы вашей. Завоевать же ее — напрасные мечты! Победить Гунтера — невозможно. Уж я-то знаю своего мужа.

— Нет, это ваши речи мне слушать смешно, подруга! Гунтер — мой брат. Но не будь он братом и поставь их рядом, я бы выбрала только Зигфрида. Все другие богатыри — словно звезды, он же — как солнце: разве кто их заметит, если он стоит рядом!.. Я горжусь, что он сделал женой меня.

— Сестрица, ты не права! И скажу, что слушать тебя теперь не смешно! Твой Зигфрид и храбр, и честен, а ты — ему верная жена, но каждому ясно, что старший твой брат, а мой муж — знатней и отважней. И с ним, это верно, в сравнение не пойдет ни один из королей.

— Гунтера я любила и люблю сейчас, он старший мой брат, и с тем я согласна, что ни один король не сравнится по величию с ним. Но только не мой Зигфрид. Или тебе неизвестно о подвигах, которые он совершал? О них знает каждый.

— Оставим этот разговор, Кримхильда! Ты для меня как сестра, а наши мужья — словно братья, и нам ли высчитывать, кто из них более славен, — проговорила Брюнхильда с раздражением в голосе. — Скажу лишь, не желая тебя оскорбить, что Зигфрид не может быть равен моему Гунтеру никогда. Да, это правда! В те дни, когда он был в свите твоего брата в моем родовом замке, в Изенштайне, брат твой своею доблестью добился в те дни моей любви, так вот, Зигфрид сам мне при всех признался, что он — лишь простой вассал. А может ли вассал быть знатней своего господина? Потому и смешно тебя слушать.

— Прошу тебя, подруга, не повторяй подобную нелепость о Зигфриде! Подумай сама: братья, вся родня — стали бы выдавать меня за подданного? Такая нелепая выдумка меня и задеть не в силах, только не повторяй ее больше.

— Отчего же — повторю, и не раз. Мы с мужем не отрекаемся от своих вассалов. Наоборот: пусть служат нам и дальше, как велят им долг и честь.

— И все-таки от одного ты отречешься! — Кримхильда хотела встать, чтобы не сидеть рядом с этой глупой, вздорной женой своего брата, но подумала, что если Брюнхильда останется сидеть, ей тоже нельзя стоять, она ей не подданная. И Кримхильда лишь отодвинулась дальше от недавней сердечной подруги. — Запомни, Зигфрид не был слугой никогда и нигде! Он намного знатнее, чем твой муж, и стоит лишь мне мигнуть ему, как вы станете нашими вассалами.

Потешный бой уже кончился. Рыцари, подобрав доспехи и обнявшись дружески в знак примирения, разошлись. А королевы и не заметили этого — их бой только разгорался.

— Подумай сама, — говорила Кримхильда гневно, — если мы были вашими вассалами, почему же тогда не платили вам дань? Ты сказала, сестра, глупость, и пора тебе укоротить свой надменный язык!

— Не лучше ли тебе унять свой чванливый нрав! Мне легко доказать, кого из нас больше чтут люди. Здесь каждый покорен моей воле, ты же — всего лишь моя раба. Пора тебе это напомнить! — вскричала Брюнхильда.

Обе они, глядя друг на друга с ненавистью, вскочили одновременно.

— Хорошо же, Брюнхильда! Пусть так и будет, как ты сказала. Ты захотела, чтоб все увидели, кто из нас чей вассал? Скоро служба, и я войду в храм первая. Пусть все знают, кто из нас знатнее!

С этими словами Кримхильда направилась в свои покои. Но Брюнхильда успела крикнуть ей:

— Да коли так, иди же от меня в храм отдельно, если решила пренебрегать вассальным долгом!

— Да уж не после тебя! — ответила ей Кримхильда со злой усмешкой.

Она спешила в свои покои с одной мыслью: прикажет дамам принарядиться. Прикажет каждой надеть такие платья, такие украшения, чтобы навсегда затмить роскошную эту чванливую гордячку. Да в свите у Кримхильды любая дама может одеться богаче бургундской королевы! А все оттого, что у них есть клад нибелунгов, который Зигфрид отвоевал не языком, а своим знаменитым Бальмунгом, и подарил ей на свадьбу. Вот и она приготовит подарок Брюнхильде. То будет такой подарок, от которого чванливая чужеземка навсегда проглотит язык!

Шла Брюнхильда, окруженная своей свитой, к храму, и горожане дивились: отчего она одна, без сердечной подруги? Еще сильнее они удивились, когда вышла из дворца Кримхильда. Столь ярких, роскошных нарядов из аравийских шелков в Борисе еще не видывали. А уж платье самой Кримхильды затмевало дневное светило.

«Не случилось бы распри, если две королевы врозь!» — только и успели подумать жители, как обе свиты столкнулись на высоком каменном крыльце храма.

— Не заступайте нам путь, Кримхильда! — выкрикнула разгневанная хозяйка города и страны. — Помните, что вы — всего-навсего супруга нашего вассала!

— Хороша королева, если вассалы берут ее в наложницы! — зло засмеялась Кримхильда.

— Позволь узнать, Кримхильда, кого же ты посмела назвать наложницей? — растерялась королева. — Уж не меня ли?

— Тебя! Своею чванливостью ты долго добивалась этой правды. Или ты не знаешь, кто в ту ночь был с тобою в постели? Уймись и подумай, кто может зваться рабыней: я — жена короля, великого Зигфрида, или его наложница?

— Кримхильда! Об этих твоих словах сегодня узнает Гунтер. Думаешь, он стерпит такое поношение нашей чести!

— Скажи ему, скажи! Будто он не знает и сам! Тебя я долго жалела, прикидывалась не ведающей правды. Но безумной своею гордостью ты принудила меня открыть тебе все, коли ты и в самом деле потеряла тогда разум и не сообразила, кто был с тобою в ту ночь! Могу ли я дружить с той, которая считает меня своею подданной? Прочь с дороги, наложница!

И Кримхильда царственно, гордо вошла в храм.

Дамы молча стояли кругом. Молодые воины отвернулись, словно не видели ссоры, не слышали тех небывалых оскорблений, которые одна королева высказала другой.

Растерянная Брюнхильда, прислонившись к стене, горько рыдала.

Дамы поднесли ей платок. У одной нашлось успокоительное снадобье. Брюнхильда вошла в храм, но думала лишь об одном — о невозможной клевете, о своем бесчестье!

Служба была бесконечной. А еще, совсем близко, впереди справа, стояла окруженная своими придворными жена Зигфрида. И столь ненавистной показалась Брюнхильде даже спина той, которая заслоняла в этот миг весь свет. Была бы она сейчас в своем Изенштайне, не раздумывая всадила бы кинжал в эту спину, отбросила бы ногой упавшее тело и прошла бы мимо, больше не вспомнив о нем. Но приходилось слушать заунывную службу, постоянно упираясь взглядом в клеветницу.

Наконец можно было покинуть храм.

«Нет, я не уйду. Я дождусь ее выхода. И пусть ответит она за свои слова. Они с Зигфридом оба ответят!» — думала королева.

И тут появилась Кримхильда.

Брюнхильда сразу заступила ей путь:

— Нет, постойте! Вы должны ответить за свою клевету. Что дало вам право называть меня так?

— Освободите дорогу, — проговорила Кримхильда. — Наложница вы и есть. — И Кримхильда покрутила перед нею пальцем с перстнем.

То был золотой перстень с брильянтом, от которого исходил магический свет. Еще бы Брюнхильде не помнить свой перстень! Он был ее любимым. Она его берегла, надевала на праздники. А потом он пропал.

— Не отвечает ли на ваш вопрос этот перстень? Его принес Зигфрид в ту ночь. Или вы его не узнали?

— Мой перстень! И горе той злой руке, которая посмела его у меня похитить. Теперь-то я вижу, чья была эта рука!

— Лучше тебе бы смолчать! Долго я жалела тебя — нет, не украла я перстень. Его принес мне Зигфрид после той ночи. Теперь посмотри на пояс. Неужели ты скажешь, что пояс тоже сняла с тебя я? — Как жесток был смех Кримхильды в этот момент. — Зигфрид принес и перстень, и пояс. Пусть все узнают, что ты — всего лишь его наложница!

Пояс, ее пояс, великая тайна, которой ее одарили боги, был теперь на Кримхильде. Тот пояс, который давал ей могучую, нечеловеческую силу, пока она не лишилась его. Брюнхильда не могла понять, почему он очутился на Кримхильде.

Она стояла, раздавленная неожиданной клеветой, позором, все это слышала свита, а Кримхильда гордо удалялась к своим покоям.

— Зовите короля! Я буду стоять здесь, пока он не придет, пока не услышит от меня, как я на этом месте была оклеветана, опозорена его сестрою! — И она зарыдала вновь.

Гунтер, окруженный знатнейшими вассалами, пришел скоро. Ему лишь сказали:

— Королева рыдает у храма. Ее оскорбили! Остальное объяснять побоялись.

— Любовь моя, кто посмел нанести вам обиду! Где он, этот обидчик? Он сегодня же поплатится жизнью!

— Король, мне больно, мне стыдно рассказывать о том бесчестье, которому я предана! Ваша сестра здесь говорила при всех, будто тайно, до вас, я была наложницей Зигфрида!

— Какая глупая ложь! — перебил ее Гунтер. — Да стоит ли страдать из-за подобных наветов!

— Она, эта ваша сестра, показывает всем драгоценные перстень и пояс, я их носила когда-то и не знаю, кто у меня их похитил. Король! Вы один мой защитник. Вам я отдала свою любовь и жизнь. Только вам поклялась быть верной до смерти. Умоляю вас, муж мой, защитите меня от позора!

— Где Зигфрид? Почему нет Зигфрида с нами? — Король был растерян. — Постойте, любовь моя! Мы призовем к ответу Зигфрида. Пусть он повинится в своем бахвальстве здесь, перед всеми нами, или пусть скажет, что слова жены его — дерзкая, глупая ложь!

На высоком крыльце у храма, вокруг короля с королевой, столпились знатные воины страны, дамы из свиты. Все ждали Зигфрида.

Зигфрид шел быстро, почти бежал. Издалека он увидел хмурые лица мужей, плачущих дам и понял: случилось несчастье.

— Брат мой, Гунтер, вы просили меня прийти, и вот я с вами — быстро, как мог. Что за беда приключилась? Почему плачут дамы? Я могу вам помочь?

— Ваша жена, Зигфрид, осмелилась опозорить королеву. Не стал бы я повторять ту напраслину, которую она возвела на мою супругу, но слова те были сказаны Кримхильдой при всех. И мы ждем от вас объяснения. Ваша жена осмелилась утверждать, будто королева до вступления в брак со мной была вашей наложницей и будто бы вы в том похвалялись своей жене.

— Мой дорогой король, друг мой! Стоит ли слушать домыслы женщин, сказанные ими в сердцах! Не говорил я тех слов Кримхильде и готов поклясться в этом великой клятвой!

Рыцари молча переглянулись.

— Зигфриду можно верить, — начал было Гизельхер, но Гунтер прервал его:

— Клятва твоя будет уместна здесь, при всем собрании бургундских рыцарей!

Зигфрид поднял руку.

— Клянусь! — произнес он громко. — Никогда не похвалялся я теми мерзостями, о которых сказала ваша сестра. Клянусь, что королева Брюнхильда никогда не была моею наложницей. Клянусь, что я весьма сожалею о том, что в злобном гневе своем жена моя оскорбила прекрасную королеву, чей муж — мой верный друг.

— Теперь можно верить, — сказал Гунтер.

Витязи, стоявшие вокруг во время клятвы, согласно кивнули.

— Обещаю, король, Кримхильда никогда больше не произнесет слов, от которых нам бы пришлось иметь срам. Надеюсь, дружба наша более не омрачится распрями женщин.

Но бывают обиды, которые не забываются. Обида Брюнхильды была из таких. На родине, в Исландии, она была королевой. И все покорялось одному ее взгляду, одному слову.

Здесь, на чужой земле, стала она одинокой, бессильной. Вассалы, дружина — остались в Изенштайне. Силу, дарованную богами, она потеряла в обмен на любовь. Она мечтала о мести, но король — ее муж и защитник — не собирался наказывать собственную сестру. Похоже, он просто боялся этого Зигфрида. Иначе разве разговаривал бы он так с мужем той, которая посмела при всех ее обесчестить!

До вечера она тихо плакала во дворце и следующий день грустна была тоже.

— Королева, вассалы прислали меня, чтобы сказать о том, что они сочувствуют вам, — заговорил с нею Хаген. — Я же считаю, что любой посягнувший на честь королевского трона должен ответить жизнью. Прошу вас, повторите слова, те, что осмелилась сказать вам Кримхильда, я должен решить, как поступить с ее мужем и с нею.

Брюнхильда начала пересказывать тот роковой разговор. Но едва произнесла она слова ненавистной теперь Кримхильды, что стоит ей лишь мигнуть, и Зигфрид завоюет Бургундию, Хаген вскочил возмущенный:

— Уже одних этих слов достаточно, чтобы лишить его жизни! Надо думать, нередко они этот свой замысел между собой обсуждают! Я вам клянусь, королева, что с этого мига Зигфрид — мой враг. И живому ему из нашей земли теперь не уйти. За позор и бесчестье, причиненные вам, за тайные умыслы, о которых проболталась Кримхильда, мы предадим его смерти. И до тех пор, пока не исполню я эту клятву, радости мне не будет.

Кримхильда считала себя победительницей. Пускай, оставшись вдвоем, Зигфрид строго с ней говорил. Она дала ему слово не повторять более того, что сказала Брюнхильде. Но в повторе и не было надобности. Теперь все в Бургундии знали о позоре Брюнхильды, и никто не посмеет подумать о том, что она или Зигфрид — чьи-то вассалы.

Теперь ходили в храм они порознь. И словно не видя друг дружку, стояли на службе.

Кримхильде не раз хотелось ей крикнуть: «Ну что, наложница, получила свое?!» И с трудом заставляла она себя промолчать, помня слово, данное мужу.

— Короли, мы с Ортвином решили, что Зигфрида Нидерландского из нашей земли живым не отпустим, — объявил Хаген на другой день после разговора с Брюнхильдой.

В большом зале для приемов их было пятеро: Гунтер, братья да он с племянником.

— Будь это рыцарь обычный, мы решили бы дело и сами. Но о нем — просим вашего согласия.

— Вы говорите невозможное, Хаген! — вмешался немедленно Гизельхер. — Уместно ли говорить об убийстве того, кто спас нашу страну? Зигфрид поклялся, что он невиновен, и мы тому были свидетели.

— Он поклялся публично перед вами. Я сразу скажу, что там не был. В своей же семье они обсуждают коварные планы — о том, как нас завоюют. Кримхильда сама проболталась — о том мне сказала Брюнхильда. На сокровища нибелунгов Зигфрид может нанять тысячу таких войск, какие есть у нашего королевства.

— Вы говорите о про#8242;клятом золоте? — спросил младший из королей. — Неужели оно и вправду существует?

— И владеет им Зигфрид.

— Хаген, умерьте свой гнев. Вы сами недавно были согласны со мною, что от Зигфрида никогда не было нам ни вражды, ни бесчестья. Он сделал для всех нас немало добра. Убивать его только из-за ссоры двух женщин? — вмешался и Гунтер.

— То было раньше, король, когда он стремился стать мужем вашей сестры. Подумайте сами, сколь опасным врагом он станет для нас, когда захочет исполнить свой тайный план.

— Вы говорите о невозможном. Он так силен, что, признаться, я бы не стал вступать с ним в поединок, — ответил Гунтер.

— Силу его мы наблюдали, — вмешался и Ортвин. — Но когда он один, без доспехов как-то раз пил из ручья, а я с мечом в руке стоял над ним, то подумал уже тогда, как легко отрубить ему голову. Скажите мне «да», и я сделаю это.

— Забудем все, что мы говорили сегодня, — предложил Гунтер. — Нельзя, чтобы друг наш прознал о нашей беседе. Он наш гость и уедет домой живым.