"Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах" - читать интересную книгу автора (Воскобойников Валерий Михайлович)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ из которой любезные читатели узнают о том, как Зигфрид был предан и убит теми, кого он любил и чтил как друзей

В тот же день гости решили устроить турнир в честь своей королевы Кримхильды. — Будь я мужчиной или имей хотя бы четверть той силы, что когда-то даровали мне боги, я отомстила бы всему их роду за поругание моей чести! — жаловалась Брюнхильда, когда Хаген и Гунтер пришли навестить ее после своего разговора.

— Король мой, нет страшнее врага, чем побывавший в друзьях. Подумайте, останется ли он нашим другом, как прежде. Стоит ему лишь отъехать за пределы Бургундии, жена капля по капле внушит ему ненависть к вашей семье. Опасней врага, чем Зигфрид, у Бургундии нет. Не я ли советовал всем вам когда-то с ним подружиться? Теперь же настало время пресечь его жизнь.

Гунтер не отвечал — он был смущен, растерян.

— Как можно! — отошла от окна Брюнхильда. — Как можно такое стерпеть! Она уже сегодня ведет себя как королева нашей страны. Взгляните, эти воины-нибелунги топчутся на своих конях и ломают копья в ее честь! Они собираются к ней всею толпою на пир. Мы опозорены, а Кримхильда — пирует!

— Король, в самом деле, это уж слишком! Вот вам доказательство моих слов. Когда королева Брюнхильда страдает, сестра ваша собирает на пир своих воинов! Возможно ли терпеть новое унижение вашей чести? Со мною согласны многие из ваших вассалов. Зигфрида мы можем проучить прямо сегодня, во время пира, если, быстро собравшись, придем к ним в доспехах и всех перерубим. Они на пиру сидят без оружия.

— Хаген, повторяю вам, умерьте свой гнев. Для себя обиды в их развлечении я не нашел. И думаю о другом: лишь бы кто не шепнул Зигфриду про ваши слова.

— От нас он не услышит. А больше не знает никто. И еще, король, не вы ли жаловались, что скудеет казна, а здесь удача приходит вам в руки сама! Подумайте, одного лишь клада нибелунгов хватит на несколько жизней. А сколько замков вы присоедините, сколько новых земель! Или вам в самом деле захотелось зваться его вассалом? Но мы — ваши вассалы, и другому королю нам служить невозможно, мы храним честь королевства Бургундии.

— Ну хорошо, — проговорил король упавшим голосом, — представим, что я согласился. Что вы станете делать? Да он раздавит вас, как муравьев! Вы не подумали, что в гневе своем он перерубит всех витязей нашей страны!

— Есть множество способов, и вам опасаться не надо. Самый простой из них — сегодня же на пиру его и зарубить.

— Только не здесь, не в городе!

— Можно прислать никому не известных гонцов. Они вам объявят о новой войне, с которой идут к нам датчане и саксы. Если вы сообщите об этой новости Зигфриду, он сразу, как прежде, отправится вас защищать. Я же выспрошу у Кримхильды, где его уязвимое место. Оно где-то есть у него на спине, я слышал.

Можно будет сказать, что погиб он из-за болтливости своей жены. Вам же, король, никакого беспокойства не будет. Вы лишь изобразите тревогу, когда к вам придут послы.

— Хаген, прошу вас, умерьте свой гнев! Если наш друг проведает хотя бы часть ваших планов, бедствия для Бургундии станут неисчислимы.

— Если же мы отпустим его живым — Бургундии не станет совсем, — ответил Хаген и, поклонившись королевской семье, вышел.

Прошло лишь три дня после ссоры королев, и на заре, едва начался день четвертый, в город вошло посольство. Послы просили незамедлительно их принять.

Король говорил с ними в окружении вассалов, и они объявили о новой войне, с которой снова идут на Бургундию датчане и саксы.

Послы были ложные, из людей Хагена, но об этом знали только трое — сам Хаген, король и Брюнхильда.

Ложным послам отвели покои, Гунтер обещал подумать до следующего утра.

— Боюсь, не слишком ли мы заигрались, — сказал он Хагену, когда послы удалились, а вассалы были отпущены. — Если он обо всем догадается, эта шутка нам дорого обойдется! Не раскрывая твоих секретов, я советовался со многими из друзей, как нам поступить с нашим другом.

— Знаю, король.

— Они, как и я, считают, что лучше обиду простить. Сам подумай, зачем Зигфриду против нас воевать, если ему хватает своих земель.

— А если он решит, что своих земель ему мало? Какое войско мы выставим против него? Враг — словно пожар, с ним легче управиться, когда он слаб и у нас в руках. А самый лучший враг — безоружный, — продолжал настаивать Хаген.

И в это мгновение вошел Зигфрид. Не ожидавшие его прихода, и король, и Хаген неловко замолчали.

— Я встретил послов в одежде датчан и вижу, что оба вы озабочены. Неужели два братца снова задумали воевать? Король, как всегда, я готов защитить вас от любого врага.

— Зигфрид, а я, как и прежде, вам благодарен и ценю ваше благородство. Вы не ошиблись, мой друг. Мы озабочены тем, что братья опять решили начать с нами войну. И нам надо срочно собирать дружину.

— Король, оставьте эту заботу! Сегодня со мной не двенадцать, а более тысячи лихих бойцов, и все они будут рады вам услужить. Завтра мы выступаем и проучим их навсегда. Оба короля будут доставлены к вам, вы же, как в прошлый раз, оставайтесь в городе.

— Вновь вы подтверждаете свою сердечную дружбу, Зигфрид, — ответил король и с признательностью поклонился.

— Иду готовить дружину. Хаген, как вы?

— Я буду с вами, Зигфрид!

До вечера воины проверяли доспехи, лошадей, провиант.

— Отец, мы скоро вернемся, — успокаивал старого Зигмунда сын, — король и Кримхильда тебя не оставят в заботах и не дадут скучать. Мы же во второй раз проучим врагов Бургундии, чтоб навсегда отбить у них охоту к войне.

Гунтер, все еще сомневаясь, верно ли он поступает, отдавал команды. На войну вместе с Зигфридом рвались все рыцари Бургундии.

— Не слишком ли они любят нашего друга… — ворчал Хаген.

Сам же он, пока Зигфрид занимался с войском, проник в покои Кримхильды.

— Королева, завтра на рассвете мы выступаем, и я зашел попрощаться.

— Прощайте, Хаген. Я рада, что вы на меня не в обиде, что снова, как прежде, вы вместе поведете дружину. Зигфрид вчера еще был опечален из-за моей глупой ссоры с Брюнхильдой. А сегодня переменился, едва узнал, что нужна наша помощь. Иметь такого мужа, как он, который всегда готов помочь нашей родне, — это счастье, не правда ли? И Зигфридом я горжусь. Прошу вас, Хаген, не держите на меня зла из-за моей глупости. Я ведь люблю вас и готова вам помочь всей душой. И сожалею, что обидела зря Брюнхильду.

— Королева, у вас еще будет случай с ней помириться. Вернемся с победой, и я сам вас помирю.

Хаген улыбнулся своею страшной улыбкой.

— Спасибо, Хаген. Недаром говорят о вашем благородстве. Зигфрид мне объяснил, сколь опасны размолвки, если ссорятся короли.

— Оставим это, — отмахнулся Хаген. — Впереди у нас трудная битва, но вы будьте покойны, Зигфрида я не оставлю, мы будем сражаться рядом.

— О Хаген! Зигфрид меня уверяет, что убить, даже ранить его, пока он хладнокровен, никому не удастся. Но я дрожу от страха всякий раз, когда он уходит на битву!

— Когда мы рядом в бою, пугаться вам нет причины. Но дайте совет, королева, как я могу получше защитить его от ударов меча и копья. Есть ли место, которое надо беречь мне особо? Если оно впереди, я буду заслонять его спереди, если сзади — я стану сражаться у него за спиной.

— Хаген, у мужа есть тайна. Эту тайну знаю лишь я, но вам, как человеку родному и нашему другу, я открою ее. Вы ведь слышали — он сражался с драконом Фафниром, а победив, омылся его кровью. После этого стал он неуязвимым. И если бы листок с дерева в тот момент не упал ему на спину, я не дрожала бы так от ужаса перед каждым сражением.

— Королева, прошу вас, оставьте все свои страхи. Зигфрида мы сбережем. Вы же нашейте на его одежду какой-нибудь условный знак. О нем буду знать только я, и я прикрою в бою это место, он станет неуязвимым для любого врага.

— Хороший совет. Я вышью шелковой нитью едва заметный белый крестик. Но, Хаген, я верю, что никто кроме вас эту тайну его не узнает. Вы же в бою станете всюду прикрывать это место.

— Королева, будьте уверены, я это сделаю! — сказал Хаген и, дрожа от счастья, покинул ее покои.

Тайна Зигфрида была у него в руках. А значит, и жизнь.

На рассвете войско выступило по наплавному мосту. С тех пор как бургунды победили в войне, этот мост каждое лето соединял берега.

Впереди войска ехали Зигфрид и Хаген. Богатырь Фольсер гордо вез знамя. Он ни о чем не догадывался. За ним двигались тысяча нибелунгов и тысячи полторы бургундов. Они тоже ни о чем не догадывались.

Кримхильда сдержала слово — ночью, пока Зигфрид спал, на плаще, между лопаток, она вышила шелковой нитью крест. Хаген, порой отставая, вглядывался в этот крест, словно боялся, что он внезапно исчезнет.

И так хотелось ему всадить в это тайное место копье! Но рядом были воины — и свои и чужие. Они обожали Зигфрида.

«Вдвоем бы в дозор, — мечтал Хаген, — и закопать его, словно бешеного пса, в неведомой яме!»

Войско ушло вперед, а он поотстал. Скоро на дорогу выехали двое гонцов в датском платье.

— Скачите наперерез войску и громко объявите Зигфриду вашу весть! — приказал он. — Я буду там.

Гонцы появились перед войском, когда Хаген и Зигфрид снова ехали рядом.

— Короли датчан и саксов передумали идти на Рейн, а датский король сказал даже, что до смерти не посягнет на бургундскую землю.

— Что станем делать? Придется заворачивать войско, — предложил Хаген. — А так хотелось размяться!

— Оставим их вызов без наказания? — удивился Зигфрид. — Прежде не знал я за тобой такой снисходительности.

— И все же простим их. Стоит ли наказывать их за то, что они передумали сами. Проведем ночь среди леса, а утром отправимся в Вормс, — настаивал Хаген. — Вот уж где удивятся!

И снова Рейн. Переправа. Горожане в тревоге вышли навстречу. Узнав о хорошей вести, повеселели.

Думал ли кто, что вся эта война — ловкая выдумка Хагена, только лишь для одного — выспросить у Кримхильды про уязвимое место любимого их героя.

Сотни опечаленных матерей и дряхлых отцов провожали на битву воинов — и никто из них не догадывался о хитроумном замысле Хагена. Бойцы шли на войну и мечтали о подвигах — они тоже не думали, что их обманули.

Впереди встречающих был король Гунтер.

— С победой! — крикнул ему Хаген. Король обнял их обоих.

— Да вознаградит вас Господь, Зигфрид! Снова ваша храбрость защитила нашу страну. Одной лишь вести, что вы впереди войска, хватило врагам. Я же, как всегда, нахожусь у вас в долгу. А потому приглашаю отметить победу в Вогезском лесу. Там хорошо травить кабанов и медведей. Приглашаю вас завтра с утра.

Коварный замысел Хагена был таков: заманить Зигфрида в лес и там, у ручья, когда он пригнется к воде, ударить в спину копьем. Туда, где Кримхильда нашила свой крестик.

Если бы Ортвин не рассказал, как однажды он стоял над склоненным Зигфридом у ручья, Хаген выдумал бы другое.

Что-то ей померещилось странное. Она и сама не могла ответить себе, в чем дело. Странно взглянул на нее Хаген на площади у собора. А ведь приходил, говорил о дружбе. И Гунтер отвел глаза…

И вдруг страшная догадка озарила ее!

Два дня назад, в тот момент, когда Хаген уверял ее в своей дружбе, она доверилась, выдала тайну.

На площади у храма Хаген был весел. Но веселье его — страшнее злобы: веселится Хаген лишь в ожидании убийства — это она слышала еще девочкой.

Утром, когда Зигфрид стал одеваться на охоту, Кримхильда хотела признаться ему — ту тайну не должен был знать никто, кроме них. Но не смогла, только бросилась к нему со слезами.

— Нельзя, нельзя тебе ехать с ними! — упрашивала она. — Покинем скорее этот город, эту страну! Останься сегодня со мной, умоляю!

Он гладил ее волосы, целовал мокрые глаза, смеялся.

— Надо ли так пугаться всякий раз, когда я тебя покидаю! Сегодня же на один только день мы расстанемся, поохотимся и вернемся.

Но она продолжала рыдать. Так, словно провожала его в дальний путь. Словно прощалась с ним навсегда.

— Я боюсь за тебя! У нас здесь враги, ты не должен сегодня ехать!

Он в ответ беззаботно смеялся:

— Откуда возьмутся враги, если каждому из твоей родни я делал только добро?

В последний раз он обнял ее и заспешил к Рейну.

Гунтер и Хаген были уже на том берегу и весело беседовали.

Зигфрида удивил смех Хагена. Такого он прежде не слышал.

«Странно, — подумал он, — почему нет Гизельхера, Гернота? Они любят охоту…»

— Хотят развлекать беседами дам, — объяснил вместо короля Хаген. — И Данкварт остался с ними. Зато у нас будет много добычи. Люблю я добычу! — И он снова громко расхохотался.

Охотничьи собаки, крупные, легконогие, нервно полаивали. Ловчие пока их не спускали, держали на длинных поводках. Лошади были навьючены поклажей — хлебом, мясом, рыбой.

На большой поляне разбили стан. Слуги сняли тюки с лошадей.

— Сделаем так, — предложил Хаген. — Пусть каждый выберет направление и охотится со своим ловчим. У кого больше добычи — тому больше чести.

Зигфриду достался пожилой искусный ловчий. Собака бежала впереди, поднимала зверей, и Зигфрид на Грани едва поспевал за нею.

Время от времени вдали раздавались радостные крики, трубил рог. Зигфрид сразил из лука подсвинка, лося, мечом убил взрослого вепря.

К полудню охотники устали от жары и потянулись к поляне. Гунтер приказал трубить в рог.

— Господин мой, надо следовать к поляне и нам, — сказал ловчий и тоже прогудел в свой рог.

Но тут собака погнала медведя. Ошеломленный зверь бросился сквозь густые кусты.

— Ушел! Ушел! — громко закричал ловчий. — Как его догонишь!

— Догоню! — крикнул Зигфрид. Давно он не бегал в лесу наперегонки с медведем.

Он спрыгнул с Грани и помчался сквозь густые кусты. Впереди, там, где скрывался медведь, лаяла собака.

Ловчий был сильно удивлен, когда Зигфрид приволок связанного медведя на тропу. Зверя привязали к боку Грани, и Зигфрид вывез его на середину поляны.

Все удивлялись, ахали, он же потихоньку отвязывал медведя, а потом, шлепнув его по заду, вытолкнул вперед.

Медведь ошалело бросился бежать — сначала в одну сторону, потом в другую. Наткнулся на поваров, опрокинул котел, напугал чью-то лошадь и умчался в лес.

— Хорошее солнце сегодня, Зигфрид, — сказал король, — говорят, у вас удачный день. Я уже распорядился, чтобы добытое зверье сразу повезли на повозках в город.

Король полулежал на земле, и Хаген тоже лежал поблизости, без доспехов, оставив меч, копье и лук в стороне.

Зигфрид с удовольствием вытянулся рядом с ними.

Начали обедать. Повара подносили одно блюдо за другим, но вина отчего-то не было. Наконец Зигфрид не вытерпел:

— Где же вино? Я бы бочонок мог выпить, так замучила жажда!

Король вместо ответа посмотрел на Хагена. Хаген улыбнулся страшной своей улыбкой.

— Что, не будет вина? Хотя бы воды? Знать бы, не отошел сегодня от Рейна.

— Моя вина, — объяснил Хаген. — С чего-то я взял, что будем охотиться в Шпессартском лесу, и с вечера отослал вино туда. Я и сам умираю от жажды, пойду попью из ручья — здесь родник со студеной чистой водой.

— Вода студеная и чистая — это как раз то, что мне надо немедленно! — обрадовался Зигфрид. — Хаген, покажите мне, в какую сторону бежать.

— Не побежать ли нам вместе? — предложил Гунтер. — Еще немного без воды, и королевство лишится своего короля.

— Уж если бежать, так наперегонки. Зигфрид, друг наш, мы столько наслышаны о вашем беге. Верно ли то, что за вами ни зверю, ни человеку не угнаться? — спросил Хаген.

— Что ж, глядите, — ответил Зигфрид.

— С ним состязаться — как с ветром, — проговорил король.

— Мы сделаем вот как, — предложил Зигфрид и снова опустился на землю. — Вы, король, и вы, Хаген, бежите в чем есть, без задержки. Я лежу на траве и считаю до дюжины. А потом при полной охотничьей выкладке бегу вслед за вами.

— Догоняйте! — крикнул король.

Они рванулись вперед. Но где-то на половине пути Зигфрид их нагнал и быстро оставил позади.

Добежав до липы, которую указал Хаген, Зигфрид прислонил к ней копье, положил рядом на землю меч, колчан со стрелами и немного в стороне — щит.

Ниже, в неглубоком овраге, тек по камням ручей.

— С вами состязаться — как с ветром, — проговорил подбежавший король. Хаген бежал следом.

— Гунтер, пейте первым и не медля, иначе здесь я и умру! — засмеялся Зигфрид.

Король подошел к ручью.

— Пока меня не видят мои вассалы, можно опуститься и на колени, — пошутил он и, встав на четвереньки над ручьем, принялся жадно пить.

— Приступайте, Зигфрид, вода и в самом деле хороша! — проговорил он, напившись. — Я же пойду посмотрю, отправили ли добычу.

Следом за королем Бургундии над ручьем встал на колени и король Нидерландов.

— Пожалуй, лучше я лягу, — сказал он Хагену через плечо.

Хаген жадно следил за ним. Едва Зигфрид сделал первый глоток, он тихо взял Бальмунг, колчан со стрелами и спрятал за куст.

— Как хорошо! — радовался, утоляя жажду, Зигфрид.

А Хаген уже держал тяжелое копье и целился в крестик, вышитый руками Кримхильды.

— Добрая получилась охота, а, Хаген? — спросил Зигфрид, продолжая лежать над ручьем.

— Охота сегодня добрая! — откликнулся Хаген внезапно охрипшим голосом и с силой всадил копье в спину Зигфриду, между лопаток, туда, куда указывал крестик.

Никогда не дрожали у него так руки и ноги, как в это мгновение. Увидев кровь, хлынувшую из раны, он побежал вдоль ручья и услышал позади то ли стон, то ли выкрик:

— Хаген!

Зигфрид с копьем, торчащим из спины, еще пытался его догнать. Ни меча, ни лука, которые он положил у липы, не было. Валялся лишь щит. Только щит он и использовал в этот миг как оружие.

Хаген, спотыкаясь, бежал вдоль ручья.

— Хаген! — выкрикнул снова Зигфрид и метнул в него тяжелый, украшенный драгоценными каменьями, сверкающий щит.

От мощного удара в спину Хаген, едва не переломившись, упал. Щит грохнул о землю. Вокруг сверкали осыпавшиеся с него драгоценные камни. Последние силы Зигфрида ушли с этим броском. Кровь, заливавшая спину, стекала струйками на траву.

— Бальмунг, мой Бальмунг, — простонал Зигфрид, шатаясь.

Но не было при нем его верного Бальмунга.

— Грани! — позвал он своего друга. Но позвал так тихо, что никто не услышал, кроме белого коня, привязанного к дереву на лужайке.

Может быть, ветер донес до конских ушей этот шепот. Конь встрепенулся, заржал в ответ, дернулся, но крепка была привязь.

У ручья, подминая под себя высокие цветы, Зигфрид упал на землю.

Хаген не спеша вернулся за спрятанным у куста Бальмунгом, подошел к распростертому Зигфриду, встал над ним.

Зигфрид попытался приподняться на руках, повернул голову и, увидев страшную улыбку Хагена, вновь вытянулся на земле.

К ним бежали уже король, вассалы, услышавшие грохот щита.

— Разбойники! Разбойники! — приговаривал, плача, король. — Убить столь великого витязя!

Зигфрид был еще жив. Лицо его было бело.

— Король, мне жаль вас, — выговорил он. — Позаботьтесь хотя бы о моей жене, она — ваша сестра.

— Мы все сделаем, Зигфрид!.. — начал было Гунтер плачущим голосом.

— Страшит меня, страшит судьба ваших детей. С детства они понесут ваш грех.

Король плакал. Многие из тех, кто стоял рядом, — тоже.

Хаген взял его под руку, отвел в сторону.

— Что ты наделал, Хаген! — негромко, тоскливо сказал Гунтер, когда они отошли еще дальше.

— Спрячьте слезы, король! — ответил Хаген, и в голосе его была твердость. — Слугам не пристало видеть королевскую слабость… Волею случая мы избавлены от опасного врага — вот о чем надо думать. — Потом он повернулся к тем, что стояли над Зигфридом. — Чтобы не сказали, будто убийцы мы с вами, будем твердить одно: на него в лесу напали разбойники, когда он охотился в одиночку. Мои люди доставят его тело к покоям Кримхильды.

Кримхильда прожила в тревоге весь день. К вечеру с другого берега Рейна на повозках привезли добычу.

— Охотой довольны и король, и вассалы, — объясняли сопровождающие. — Зигфрид же — первый и там. Поймал медведя, привел его к стану, а там отпустил. Большой был переполох!

Кримхильде стало немного спокойнее. Она проснулась под утро в сумерках, чтобы пойти к заутрене, собралась будить своих девушек.

И тут в покои вбежал испуганный спальник.

— У дверей на щите весь измазанный в крови какой-то убитый витязь!

— Он! — вскрикнула Кримхильда, и свет на мгновение померк в ее глазах.

— Да мало ли витязей на свете, королева! — пытались утешить ее полуодетые придворные дамы. Но она уже знала страшную правду.

И все-таки надеялась. В окружении нескольких стражников с чадящими факелами, она вышла за дверь, пригнулась к убиенному рыцарю, подняла его голову и узнала…

Щит его, на котором лежал Зигфрид под дверью, был невредим — без вмятин, зазубрин. Так погибают только от руки убийцы, от удара в спину.

Там, где она вышила крестик, зияла огромная рана.

Воинов-нибелунгов Кримхильда послала за старым Зигмундом.

Тот не поверил сначала, решил, что это дурная шутка. Но услышав рыданья и стоны из покоев Кримхильды, все понял.

Скоро, громыхая щитами, сбежалась вся дружина. Воины требовали отмщения.

Отмщения хотел и Зигмунд.

— Королева, укажите убийцу! Мы раздавим его, как давят паука! Даже если его зовут Гунтер — разве не он заманил нашего короля на охоту?

Кримхильда долго умоляла их подождать. Тысяча воинов в чужой стране — что они могли сделать! Никто из них не ушел бы из Вормса живым.

Омертвевшими губами Кримхильда отдавала приказы.

Тело обмыли. Воины понесли его на носилках к храму. Кузнецы с утра принялись ковать гроб.

Печально звали колокола горожан к заупокойной службе.

Пришел и король со своей дружиной. Даже Хагену полагалось явиться. На том же крыльце, где лишь неделю назад была она победительницей, Кримхильда стояла потерянная, подавленная.

— Сестра, прими мое сочувствие. Мы все печалимся и скорбим… — начал было Гунтер.

— Стоит ли, брат, говорить вам о скорби, — перебила его она. — Зло не происходит, если нет людей, которые его поощряют! Лучше бы я сама лежала здесь!

— Сестра, ты убита горем, и потому простительны твои несправедливые слова. Я в самом деле скорблю.

— Оправдаться легко. Стоит лишь подойти близко к убитому… — предложила Кримхильда.

— Готов это сделать. — И Гунтер приблизился вплотную к носилкам с мертвым Зигфридом.

Все смотрели, не откроется ли рана, не появится ли кровь. Крови не было.

— Пусть подойдет Хаген! — потребовала Кримхильда.

Король согласно кивнул.

Хаген нехотя приблизился к телу героя. Но едва он подошел, как рана в спине открылась и на носилках появилась густая кровь.

Увидев это, все заплакали в голос.

— Хаген здесь ни при чем! — произнес король. — Я же сказал: Зигфрида убили в лесу разбойники. Мы пытались поймать их, но они скрылись в чаще.

— Боюсь, что эти разбойники хорошо мне знакомы, и стоят они рядом, их и ловить не надо, — ответила Кримхильда. — Ты сам и твой Хаген — вот это что за разбойники!

— Смерть им! — выкрикнули нибелунги, стоявшие рядом с погибшим своим королем, и обнажили мечи.

— Не здесь! Умоляю, не в храме! — кричала Кримхильда, встав между ними и братом, до тех пор, пока, недовольно ворча, нибелунги не убрали мечи.

Проститься с Зигфридом подошли плачущие Гернот и Гизельхер.

— Сестра! Прости нас, сестра! — повторял Гизельхер. — Мы все повинны, что не уберегли его!

Три дня и три ночи гроб с телом стоял в храме. Три дня и три ночи не отходила от него вдова.

В день похорон долго, печально били колокола на соборе. Плакали горожане.

Они хоронили не вельможу, не короля — они хоронили любимого героя.

О нем пели песни. Всякий рожденный в те годы знал его имя и мог перечислить его подвиги — те, что он совершал, и те, что ему приписали. Многие уверяли: убить в открытом бою его невозможно. И они были правы.

Они любили его. Они им гордились. Каждый, кому он улыбнулся хоть раз, сказал доброе слово, помнил об этом всю жизнь.

А теперь они его хоронили.

— Завтра мы уезжаем, — сказал старый Зигмунд, войдя в покои Кримхильды. — Вы остаетесь нашей королевой, девочка. Я слишком стар, чтобы править. Люди Зигфрида любят вас и станут охотно служить вам.

— Я готова, мне здесь больше нечего делать.

— Возможно ли уезжать от родного дома, в чужую страну! — принялась отговаривать ее родня, едва узнав о решении.

— Здесь старая твоя мать, здесь мы с Гернотом, — убеждал Гизельхер. — Останься, сестра, в родном доме тебе будет легче, чем на чужой стороне.

— Одна мысль, что каждый день я буду встречать ненавистного Хагена, гонит меня отсюда!

— Сестра, да я не подпущу его к тебе! Ты будешь жить в моем доме, коли согласна. И потом, можно ли бросать могилу Зигфрида?

Кримхильда колебалась до следующего утра. Дамы приготовились к отъезду, но сама она не одевалась. Утром она решилась.

— Лошади навьючены, воины готовы к выходу, ждем вас. Не дай бог никому такого пира, — мрачно сказал усталый Зигмунд, зайдя за нею.

— Я решила остаться.

— Но там у вас сын! Или вы желаете вовсе его осиротить?

— Здесь же — могила мужа. Я не могу оставить ее.

Она вышла за дверь проститься с дружиной.

Воины, узнав о ее решении, глядели хмуро.

— Мало нам было несчастий, так еще и королева желает пренебречь нашей верностью! — проговорил один из них. Тот, который знал Зигфрида еще юным одиноким скитальцем.

— Нет, вассалы мои, вашей службой я не пренебрегаю. Остаюсь лишь для того, чтобы жить около мужа. Вам же велю, вернувшись в земли моего супруга, служить так же, как и ему, его наследнику, нашему малолетнему сыну.

Прощание было тоскливым.

— Будь проклят этот пир! — несколько раз повторял старый король. — Больше горя, чем здесь, я не знал никогда!

Прощаться с королями, их вассалами он не стал.

Но Гизельхер и Гернот, услышав об отъезде, пришли проводить его сами.

Гизельхер успел снарядить своих воинов, и они довели старика до границы страны.

Вдовья жизнь пуста и печальна.

Прежде были с утра у нее заботы о возлюбленном муже. Был у нее сын. Старый король. Королевство. Теперь же осталась лишь тишина в доме у Гизельхера.

Она разлюбила солнечный свет, громкие разговоры.

Лишь престарелый барон Эккерват сидел с ней целыми днями и рассказывал истории о Зигфриде, которые знала она наизусть. Но снова и снова хотела услышать их.

Гунтер повелел выстроить для нее отдельный дом рядом с собором. Дом был просторен, со множеством покоев, в нем хватало места и для свиты.

В том доме она и закрылась от жизни и развлечений. Лишь ранним утром каждый день входила она вместе с дамами в полупустой собор, ставила свечу, поминала Зигфрида, а потом шла к его могиле. Сидела там на печальной скамье. Вела с ним беседы. А потом оставляла лежать его одного, возвращаясь домой. И было так в любую погоду — в мороз ли, в жару, при ветре и ливне.

Иногда приходила к ней королева-мать. Пыталась утешить.

— Ты не первая, дочь, кто остался без мужа. Оглянись, сколько женщин схоронили своих мужчин! Ты еще молода, красива. Сшей новые платья, выйди развлечься.

Кримхильда сквозь слезы слушала мать, провожала ее до двери и вновь оставалась одна.

Так прошли три года.

— Король, — сказал Хаген, — неплохо бы вам вновь подружиться с сестрой.

— Что значит этот ваш совет? Я привык, что в каждом слове у вас есть тайный смысл. Здесь же не вижу смысла. Брюнхильда и теперь не может простить сестре прежней обиды — о какой дружбе вы говорите?

— Речь не столько о дружбе, король, сколько о пользе. О пользе для королевства. Не пора ли подумать о кладе, подаренном Зигфридом ей на свадьбу. Сохранней ему будет на Рейне.

— Совет разумный, — согласился король. — Буду просить братьев, маркграфа Гере, кто с ней еще дружен, чтоб уговорили со мной помириться.

Скоро дело было сделано, Кримхильда согласилась принять старшего брата.

Он явился к ней со всеми вассалами. Лишь Хаген остался дома. Он-то знал, что прощенья ему не будет.

Было пролито много слез, и король перед сестрой оправдался.

А потом вдове внушили, что сокровища нужно перевезти в Вормс. Там, где они лежат, лишь ленивый на них не позарится. И карлику Альбриху их не уберечь.

Кримхильда согласилась. Восемь тысяч воинов повели за собою Гернот и Гизельхер.

Былые вассалы Зигфрида хотели воспротивиться, но карлик убедил их.

— Мы все знаем, что Зигфрид подарил этот клад супруге на свадьбу. И если Кримхильда прислала за ним, надо ей подчиниться. Знал бы судьбу Зигфрид заранее — не взял бы ни клада, ни плаща-невидимки, который принес ему только несчастья, а теперь лежит вместе с ним в гробу.

Стеречь было больше нечего. Карлик Альбрих остался блюсти порядок в замке, а часть вассалов отправилась на службу в Бургундию.

Гернот и Гизельхер вернулись лишь к осени. Несметными сокровищами набили подземелья и замки дворца.

— Теперь звание нибелунгов перешло и к нам, — сказал Хаген Гунтеру. — У кого замок и клад, того и зовут нибелунгом.

Первый месяц Кримхильда брала сокровищ из клада сколько хотела. Она одарила вассалов — тех, что оставили замок и приехали ей служить.

Скоро, узнав ее щедрость, к ней отовсюду потянулись на службу воины.

— Новая забота! — сказал Хаген с досадой своему королю. — Ты подумай, еще месяц — и дружина уйдет к ней на службу! Что не сделал Зигфрид, исполнит она сама. Завоюет нас с помощью наших же воинов. Запрети допускать ее к кладу.

— Хозяйка сокровищ — она, и тебе, Хаген, давно уже пора успокоиться. Я получил прощение у сестры не для того, чтобы отнять ее клад.

— Король, будет беда! Ваше войско станет служить у нее.

— Хаген, но я же дал клятву! Я обещал, что никогда не обижу ее.

— Король, я не сказал, что ты должен ее обидеть. Ты ни о чем не думай, я все сделаю сам.

Спустя день, когда Кримхильда решила пополнить домашний сундук с сокровищами, к кладу ее не пустили.

— Хагена пора унять! — возмутился Гизельхер. — Он принес столько горя Кримхильде, что не будь он нашим родственником, я бы гнал его из дворца!

— Этот клад нибелунгов привезли мы себе на несчастье, — сказал Гернот. — Я понял лишь недавно: такие сокровища поселяют смуту в душе. Не зря говорили, что над ними тяготеет проклятье.

Спустя несколько дней короли собрались навестить одного из своих двоюродных братьев.

— Поедем с нами, сестра, — позвал Гизельхер. — А как вернемся, я тебе этот клад сам вручу.

В те дни, пока королей и Кримхильды не было в Вормсе, Хаген успел перевезти сокровища на судах в Лохгейм, а там затопил его в Рейне.

Кримхильда вернулась, а клада в городе не стало.

— Это терпеть нельзя. Хагена надо изгнать! — потребовал Гизельхер.

Прежде, когда он был мальчиком, кто его слушал? Теперь же он вошел в юную силу и говорил со старшими братьями наравне.

Хаген был на время удален из столицы.

Но после его простили, и изгнанник возвратился назад. Жизнь в Вормсе потекла своим чередом.

Так у несчастной обманутой Кримхильды осталась одна лишь могила мужа.