"Черная река. Тоа-Тхаль-Кас" - читать интересную книгу автора (Хиллен Уильям)

ПОПРЫГУНЬИ С БЭЦЭКО

Когда мы с Сэдсэком вернулись в наш лагерь у Бэцэко, Слим удил рыбу в водоеме ниже по течению Черной. Он пришел к заходу солнца. Куропатки были уже ощипаны и положены в маринад.

— Ага, цыплятинка? А охотнадзора не боишься?

— Сегодня утром открылся сезон.

Смакуя бэцэкский коктейль, мы приступили к обмену сведениями. Слим сбился со счета и не мог сказать точно, сколько рыб он поймал и выпустил, зато он видел целых четыре выдры. Выдра-мать влезла на крышу бобрового домика и лаяла, как собачонка, предупреждая Слима, что на свою реку она его не пустит. Несколько проходных нерок метали икру. Слим поймал несколько трех-четырехфунтовых форелей в Бэцэко, а на ком червяков вытащил десятифунтовую мальму. Крючок застрял в глотке, и рыба потеряла много крови. Поэтому Слим убил ее, кинул на берегу, а сам пошел дальше вверх по реке продолжать свои изыскания. Когда он вернулся, три норки рвали рыбу на части. Он разрезал на куски тушу, и в заключительной сцене зверьки брали подарки прямо у него из рук.

Крупные мальмы попадались мне и в гораздо меньших речках, но такие находки не всегда значат, что крупная рыба водится там постоянно. Год на год не приходится. Многое зависит от погоды, температуры и скорости течения, обилия корма, интенсивности отлова и от самой рыбы. По некоторым речкам она поднимается в весенний паводок или в начале лета, а потом несколько месяцев живет в верховьях, дожидаясь нереста.

На Бэцэко мальмы много. Практически в любом ручье, имеющем выход к Тихому океану, попадется хоть несколько крупных рыб. Многие пренебрегают мальмой, относя ее к жесткомясой рыбе, а ведь в других краях рыболовы-спортсмены считают ее первоклассным трофеем и мясо ее очень ценят. Я с удовольствием потрачу целый день в поисках омута, где прячется мальма, и в попытках поймать ее. На маленьких притоках такие затоны обычно бывают где-нибудь в недоступном месте каньона, даже если их видно прямо с автомагистрали. С ростом рыболовства в наших водах и с учетом того, что ловля более ценных пород ограничена, мальм давно выловили бы всех до единой, если бы их не было так трудно поймать.

Некоторые рыбы, например стальноголовый лосось, на время уходят в океан, где жизнь сравнительно безопаснее, а позже, когда придет пора нереста, возвращаются назад в речную систему. Эти беженцы моря первое время отличаются от коренных речных жителей серебристой окраской. На этом фоне пятна цвета лососины со светло-голубым ореолом едва различимы. В нафаршированном и запеченном виде такая рыба необычайно вкусна. Пожалуй, даже вкуснее своих сестер, выловленных на их настоящей родине — в чистых студеных родниковых ручьях или горных озерках, лежащих на высоте в полтора-два километра.

И Бэцэко, и ее приток Коглистико берут начало к северу от хребта Итча на склонах горы Болдфейс, достигающей 1760 метров в высоту. Неподалеку — берег истока реки Чилкотин, в отдаленном, почти безлюдном краю. «Пикапом» можно доползти до водораздела этих двух бассейнов, а оттуда до Клускуса доехать в фургоне. Дорога начинается в Назко от фактории Пола и какое-то время идет около озера Верши по эскерам, узким извилистым гребням, пропиленным и вылепленным ледниковыми потоками. Иногда они напоминают железнодорожные откосы. Проложенная недавно до верховьев Бэцэко грунтовка для борьбы с лесными пожарами на участке длиной тридцать пять километров идет по старой индейской тропе — от Верши до Бэцэкского плоскогорья. Дорога почти доходит до нижней границы ареала обитания карибу.

Бэцэко богата форелью и мальмой. Я изъездил ее почти всю. У озера Коглистико река медленная и извилистая. Она течет по дну глубокого ущелья почти до слияния с Черной, а затем стремительно падает вниз через очень узкие теснины. По берегам есть плоские луговые участки и много живописных мест для привала. Ниже озера водопадов нет, но немало порогов и завалов бревен. На обеих речках прилежно трудятся бригады бобров, занятых довольно скверным делом — они валят тополя поперек течения. Один охотник, приехавший пострелять гусей на Бэцэко, спускался по реке на моторной лодке и врезался в бревна. Он потерял и лодку, и ружье, и едва не потерял жизнь. Я бы рискнул спускаться по Бэцэко только в резиновой лодке, с которой на такой реке легче управиться. В верхнем своем течении река Коглистико пересекает горный край с лугами и сфагновыми болотами, а дальше вьется по устланному лугами дну глубокого ущелья почти весь остаток пути до озера Коглистико.

Сэдсэк, довольный уютной постелью, вырытой им под елью в куче сухой хвои, одним грустным глазом наблюдал за нашими действиями. Внезапно он встрепенулся, вскочил на ноги и загудел сторожевым лаем, а через мгновение и мы услышали топот копыт и скрип седел.

Верхом на яркоглазых пегих пони появились две девушки из племени назко. На них были шитые бусами куртки из оленьей кожи с бахромой, голубые джинсы, темные ковбойские шляпы и яркие шейные платки. У седел торчали ружья. Сбруя пристегнута пряжками, над задней лукой небольшие вьюки. Снаряжение первоклассное. Словом, кавалеристы при полной походной выкладке, хоть на край света скачи.

— Тахоотча, Бил, Слим, — робко произнесла девушка постарше. — Что делаете это место? («тахоотча», собственно, значит «что у вас нового?», но употребляется как приветствие).

Всадницы проделали трудный путь и вымокли до нитки, но то, что они нагрянули к нам как снег на голову, казалось им такой потехой, что они едва сдерживались, чтобы не прыснуть со смеху.

— Да так, туда-сюда шатаемся, рыбку удим, то да се, — сказал я. — А вы, девочки, дом свой не потеряли?

Сдерживаемый смех вырвался наружу, словно я сказал нечто крайне остроумное.

— Не-ет, — протянули девушки. — Мы, Джо, за бычками гоняемся. Слышим, вы стреляете, переплыли посмотреть.

По пересеченной местности к северу они гонялись за отбившейся от стада Джо скотиной и переправились через Черную примерно в километре ниже по течению от нас. Одна лошадь перемахнула через быструю и порожистую реку как уточка, а другую понесло, и она еле выплыла.

— В краю назко секреты не держатся. Вымокли вы здорово, а купаться в реке сейчас уже холодновато.

Удивительно, что они решились слезть с лошадей: без провожатых индейские девушки в лесу пугливы, как лани. Пока гостьи сушились у костра, я налил им кофе, а Слим расседлал их лошадок. Наш привал приобретал картинный вид: лохматый пес, индейские девушки у костра, куропатки на вертелах, дымящийся кофе, крепкий дух сохнущей сбруи. Пьянящая обстановка. Девушки вытащили ружья из чехлов и принялись чистить. Мы со Слимом перевернули байдарку кверху дном, и я накрыл стол на четыре персоны.

— Шеф докладывает, что ужин будет готов через несколько минут, — сказал Слим.

— Не тяжелое, — сказала старшая, критически осматривая мое ружье. — К седлу подвесить — будет что надо.

— Нам не по деньгам, — сказала вторая.

На постной морде Сэдсэка с втянутыми щеками было написано страдание, но, после того как девушки его приласкали, пес стал поглядывать на меня с омерзительным самодовольством. Сэку почесали за лохматыми ушами, и он был на седьмом небе. Его форель была конфискована, но Слим быстро поймал ему еще пару рыб, а я завернул их в фольгу, зарыл в песок под костром и нагреб сверху углей. Когда рыба была готова, Сэк торопливо с ней расправился и опять помчался к своим новым подругам.

Я соорудил походный обед: куропатки под луковым соусом, бобы, печеный картофель, салат, помидоры, персики и фруктовый кекс. Все ели с жадностью и приговаривали, что я отменный повар, но на их аппетиты мудрено было бы не угодить.

Потом девушки не помыли, а почистили посуду песком, тихо болтая на своем изумительно сложном языке — карьерском, на котором говорят индейцы в бассейне Черной. На юге в язык естественно проникают чилкотинские примеси, а на западе ощущается влияние языка белла-кула, но по-настоящему чистая певучая карьерская речь звучит удивительно красиво. Карьерский налегает на звуки, произносимые со стиснутыми зубами и в нос, и неиндейцу, желающему освоить его, фактически приходится заново учиться говорить. Считается, что этот язык меньше чем за десять лет не выучишь. Мой стаж — двадцать, но пока я правильно выговариваю только одну фразу, с каковой и обращаюсь при случае к настырным собакам индейцев. Она звучит так: слово «хейст», за которым следует причмокивание «ц-ц-ц», что означает: «иди домой, отвяжись».

Смуглостью шелковистых лиц девушки напомнили мне один из женских типов Центральной Европы. В тонких чертах, хрупком стане и прямой осанке угадывалось как бы что-то азиатское, только вот волосы и глаза посветлее. Глаза миндалевидные, явно восточные, а скулы высокие, как у северянок. Изящные, с тонкими концами пальцы. Голоса красиво модулированы, настоящие женские голоса.

— Вам Чарли Кремо не попался? — спросил я. — Он уехал в Чайни-Фолз ныне утром.

Его они не встретили, но видели его след. Они знали обо всем происходящем в лесу. О том, чего они не заметили сами, их оповестил бы «мокасинный телеграф».

— У нас есть для вас лишняя палатка, — предложил я. — Если у вас нет других планов.

Нет, сказали девушки, они пойдут дальше по Бэцэко и завтра будут там искать бычков.

— А еды у вас вдоволь?

По взгляду, которым они обменялись, я понял, что не очень-то.

— Может, возьмете пару форелей к завтраку?

— Вот это здорово, — сказала главная парламентерша. — А то мы было уже собрались в Назко за едой.

Мы помогли нашим гостьям оседлать лошадок и дали им еды на весь следующий день. Ружья у них были, может быть, была и рыболовная снасть. Голубики в лесу пропасть, куропаток уйма. Добывать пропитание они, конечно, умеют.

— За эту парочку можно не волноваться, — сказал Слим после их ухода. — Росли верхом на пони. Зоркие не хуже кошки, а лес знают как свои пять.

Было уже совсем темно, но поднималась заманчивая охотничья луна. Мне показалось, что в водоеме, внизу под скалой, несколько раз взбуравила воду крупная рыба. Я осмотрел наживки и подумал, что лучше будет взять муху посветлее. Пошуровал в коробке и нашел нетронутую белую бабочку на отличном шестом номере. Ее опавшие крылья и тяжелое тело были скорее опаловые, чем белые. В коробке она провалялась много лет, и я никак не мог вспомнить, откуда она взялась.

Наживка подозрительно напоминала творения доктора Бейкера. Доктор говорит, что собственноручно привязывает наживки, чтобы упражнять гибкость пальцев, но, поскольку на практике держать экзамен по муховязанию ему приходится нечасто, я почему-то думаю, что он привязывает мух в зимние вечера, просто чтобы предаваться заветным мечтам о форельной ловле. Бабочка, которую я достал из коробки, не принадлежала к числу фирменных наживок доктора. Эти наживки — черные как смоль мухи в нескольких вариантах нарядов и оперений на крючке номер десять. Помню, как однажды я ловил на такие наживки, бросив якорь на отмели. Стемнело, но я не мог заставить себя смотать удочки: фирменная муха доктора Бейкера наголову разбила учение, предписывающее вечером ловить на светлую приманку.

Я прикрепил новый поводок и вывел опаловую бабочку на взлет, как только в воде опять показалась та рыба или кто-то из ее приятелей. Подойдя к воде, я оценил обстановку: заброшено неплохо. Двадцать пять метров свободной лески, наживка упала за камнем. В воде крутеж: крючок засел намертво. Несколько секунд никаких событий. Рыба сидит в глубине, как бульдог. В лунном свете она выпрыгивает метра на три над водой и пулей летит во тьму вниз по реке вместе с запасом лески.

Почти на ощупь мало-помалу веду леску назад в водоем. Прыжки и рывки все реже. Слим подает мне садок. Показывается круглое, мощное тело. Это крупная радужная форель фунтов на шесть. До этого трудно было определить, что за рыба. Вполне мог быть и небольшой стальноголовый лосось.

Спать ложимся у воды. Сэдсэк возвращается в свою постель под елью и заступает на ночную вахту. Я думаю о проходных нерках. Почему их так мало на таком хорошем нерестовом участке? То ли первую их партию постигло на пути какое-то бедствие, то ли рыба только начала прибывать.

У этой рыбы сочное красное мясо, и она ценится консервными заводами. Нерестится она в реках, вытекающих из озера или протекающих через озеро. Первые два года, но иногда и один, а иногда и три она живет бок о бок со своими пресноводными родичами — непроходными нерками, или «кикини». После этого молодые нерки скатываются в море и там быстро растут, питаясь разными мелкими рачками, обитающими в богатых съестным водах теплого субарктического течения северной части Тихого океана. К четырем-пяти годам нерка весит от пяти до пятнадцати фунтов, в среднем семь. В эту пору она и возвращается в родные места, чтобы продолжить свой род.

Проходные нерки — удивительные существа. Путь они проделывают невероятный. После вольных тихоокеанских кочевий они идут в опасный пролив Джорджии, оттуда в сплетенную лабиринтом дельту Фрейзера, затем в его бурное течение и, наконец, в Черную. Есть ли на свете другой подобный пример целенаправленности и упорства? Их жизненный путь пролегает от сурового детства к страдальческому концу. Только море дает им свободу, только самые сильные могут выжить, а среди них только приспособленным суждено продолжить род.

От индейцев я слышал, что с середины июля в притоках Черной попадается чавыча [49]. По-видимому, эта рыба приходит в ранних эшелонах, так как нерестится она чуть пониже реки Назко в начале августа. Индейцы с Бэцэко вылавливают немного чавычи и немного стальноголового лосося. Те и другие рыбы поднимаются по Коглистико к водопаду, расположенному далеко позади озера Коглистико. В желудке мальмы, пойманной у слияния Бэцэко и Коглистико, попадается молодь лососей. Вверх по Назко и чавыча и нерка доходят по меньшей мере до реки Клисбако.

В Ючиникской системе проходная нерка поднимается до самого выхода из озера Клунчатистли. В небольшом количестве я видел ее даже в Ючинико, выше и ниже озеpa Ханхэм, между озерами Бот и Тайттаун, а также в нижнем течении реки. Озера Ючиникской системы, во всяком случае Батнуни, словно специально созданы для молоди нерки.

К сожалению, статистика по нерестовому ходу лососевых в Черной пока в зачаточном состоянии, отчасти из-за большей важности таких крупных речных систем, как Кенель и Чилко, но еще и из-за бездорожья в здешних местах. Индейцы сообщают о нересте лососевых в ручьях близ Клускуса. Джеррибой, который, может быть, был самым большим экспертом по форели, стальноголовым лососям, гольцу и мальме, видел «уйму» проходной нерки пониже водопада Кусьюко. Он же зимой ловил стальноголовых лососей в Ючиникских озерах. А Банч Трюдо видела «довольно много» проходной нерки в речных рукавах, соединенных с Ючиникскими озерами. По предварительным неточным сведениям Управления рыбного хозяйства, несколько сот голов чавычи и небольшое количество проходной нерки приходят на нерест в Назко. Эти оценки основаны на наблюдениях с вертолета над нерестилищем пониже слияния Назко с Черной. Выше этой точки, по-видимому, никто лососевых не считал и не изучал, хотя управление признает, что «в реке имеется несколько хороших участков для нереста и развития рыбной молоди, так что она обладает потенциалом повышения продуктивности рыбного хозяйства».

Выходит, что официальная оценка потенциала реки еще только предстоит, а ведь немало воды утекло с тех пор, когда Александр Макензи близ Лесетча наблюдал, как лососи поднимаются по Фрейзеру, «продвигаясь вверх по течению столь многочисленными стаями, что вода казалась сплошь покрытой плавниками рыб». Джимми Слэш рассказывает, что несколько лет подряд — перед тем как жизненный цикл лососевых во Фрейзере исковеркал построенный в 1911 году шлюз у Хелз-Гейт — река была «наполнена» лососями. Он же говорит, что, попав после долгих скитаний в Черную, лосось имеет неприятный вкус, и советует для еды ловить там другие виды рыбы, имеющиеся в изобилии. По его словам, индейцы всегда ходили ловить лососей на Фрейзер.

Однако он заметил, что лососи во Фрейзере в последнее время стали мельче, темнее и осклизлее, чем прежде. Большие пожары предыдущих лет явно сделали уже свое черное дело. На сегодняшний день лесозаготовки не успели еще нанести по-настоящему большой вред рыбному хозяйству, но если лес на целлюлозу будут по-прежнему валить в верхнем бассейне нынешними методами, то оно очень скоро придет в полный упадок. Уже сейчас в устье Черной я иногда слышу запах от целлюлозных заводов в Принс-Джордже в восьмидесяти километрах к северу. Хлопья их сырьевого раствора крутятся в прибрежных водоворотах.