"Искатель. 1982. Выпуск №6" - читать интересную книгу автора

XVIII

Миляева, которую полчаса назад привезли из парикмахерской в управление, сидела в пустом кабинете и ждала своей участи. Она еще не знала, откуда ждать беды, но сердцем почувствовала: ее час пробил. В голове лихорадочно проносились обрывки мыслей. Подспудно она понимала, что надо бы успокоиться, но не могла заставить себя сделать это.

Дверь неожиданно открылась, и в комнату вошли следователь, который опрашивал ее по делу Корякина, Гридунова и еще четыре женщины. Три из них показались знакомыми, и Лариса, обливаясь потом, начала лихорадочно вспоминать, где же она их видела. «Опознание? Да, да, опознание. Боже мой!.. — Она почувствовала, как в голове разливается горячий туман. — Неужели опять? А она не готова. Эта кофточка, взбитая прическа. Такая же, как тогда, зимой!..»

Откуда-то издалека донесся голос следователя. Кажется, он сказал, что сейчас будет проводиться опознание, и напомнил, как себя вести. Лариса сжалась, почувствовала, как из-под ног начинает уходить пол. Стало трудно дышать. Путаясь в застежках, начала расстегивать кофточку. Увидела, как Лукьянов снял телефонную трубку, сказал: «Введите». Со страхом уставилась на дверь. Два конвоира ввели похудевшего Корякина. Лариса почувствовала, что сейчас потеряет сознание. В голове молнией пронеслось: «Сережка! Сиротой останется». Что-то сказал следователь. Лариса сквозь обволакивающий туман увидела, как Корякин сделал шаг, еще один, пробежал глазами по одному лицу, второму, остановился на Ларисе, нерешительно улыбнулся, опять обежал всех глазами, сказал:

— Вот… Вот эта девушка. Вторая справа. Это она была с подругой и продала мне валюту.

— А вы знаете, Лариса, повстречай я вас на улице в таком шикарном виде — не узнала бы. Ну, будет слезы лить. — Нина Степановна налила в стакан воды. — Выпейте. Полегчает.

Лариса дрожащей рукой взяла стакан, лязгнула зубами о стекло.

— Ну, я буду вас опрашивать или сами чистосердечное признание напишете? — спросила Гридунова.

— Я… я не смогу сейчас, — глотая слезы, выговорила Лариса. — Я п-плакать буду.

— Хорошо. Оставим это на потом, а сейчас скажите мне: вы сами придумали этот маскарад с переодеванием?

— Нет. Что вы? — испугалась Миляева. — Это Ирина.

— Лисицкая?

— Да.

Нина Степановна внимательно посмотрела на нее, сказала:

— Вы извините меня, Лариса, я хочу вам только добра, но вы, мягко говоря, пешка в чьих-то руках, и вас использовали в своих целях. Давайте договоримся говорить только правду.

Размазывая по щеке черные от краски слезы, Лариса согласно кивнула.

— Вы когда-нибудь перекупали или продавали валюту?

— Нет. Нет-нет. Ирина мне не доверяла этого.

— А Рыбник?

— Да, Эдик торговал. Но он тоже не сам. Ирина обычно посылала его и писала на бумажке, что сколько стоит.

— Откуда у нее валюта?

— Ну, она же в загранку ходит. В каком-то порту, кажется, в Греции, магазинчик хитрый есть, там с удовольствием принимают наши червонцы. А если не нужен товар — это Ирина раз спьяну мне говорила, — так предложат в обмен доллары. Они там почти один к одному с нашими деньгами дают.

— А Лисицкая, значит, уже перепродает валюту в десятикратном размере?

— Да, — утвердительно кивнула Миляева. — Товар-то труднее спрятать.

— Лариса, а вы всех «деловых» знакомых Лисицкой знаете?

— Вроде бы.

— А вот эту блондинку не припомните? — Нина Степановна достала фоторобот Акулы и положила его на стол.

Миляева долго рассматривала фоторобот, потом виновато пожала плечами, сказала, словно оправдываясь:

— Н-нет, не помню. — Она протянула фоторобот Гридуновой, но в последний момент задержалась на нем, добавила неуверенно: — Знаете, чем-то это лицо на Ирину похоже. Есть что-то общее. Но вот прическа… Понимаете, ко мне иногда приходят женщины, ну-у лет под сорок пять и просят покрасить их и сделать такую прическу, чтобы моложе выглядеть, так вот и здесь примерно такое же. Будто это Ирина, но лет десять назад. А впрочем?.. Нет, не знаю.

— Ну хорошо, Лариса, спасибо. А теперь расскажите, как познакомились с Лисицкой, как попали под ее влияние, в общем — обо всем.

Лариса шмыгнула носом, размазала краску по лицу.

— Однажды мне позвонила подруга и попросила, чтобы я одной женщине сделала «химию» на дому. Я хороший мастер, и меня иногда просят об этом. Ну я, конечно, согласилась, и мы поехали к ней. Потом, когда я сделала Ирине прическу, она пригласила нас в ресторан. Ну я согласилась, конечно.

— Она вас расспрашивала об отношениях с мужем, о семейных делах?

— Да. А он тогда как раз выпивал, и я была на него здорово зла. Ну Ирина успокаивать меня стала, говорила, чтобы я плюнула на мужа. Заказала еще коньяку, потом мы вино, кажется, пили, а потом к нам подсели два шикарно одетых парня.

— Это были знакомые Лисицкой?

— Да. Но об этом я узнала позже, а тогда она даже виду не подала, что знает их.

— Как звали парней?

— Одного Монгол. Это кличка такая. А второй — Колька Парфенов.

«Монгол! Так неужели Лисицкая — это все-таки Акула? Но ведь та блондинка чуть более тридцати лет. А предположение Миляевой по поводу фоторобота?.. Надо будет срочно проделать эксперимент».

Нина Степановна лихорадочно выстраивала эту новую версию, а Лариса продолжала рассказывать:

— Ну вот. А потом Ирина и говорит: проучи, мол, своего мужа, пусть поволнуется. И позвала всю компанию к себе домой. Я и поехала. — Лариса замолчала, начала крутить пуговицу на кофточке. — Ну… мы еще пили, а потом… потом я ничего не помню.

— Ну, а что все-таки было дальше?

Лариса замялась, шмыгнула носом.

— Ну через день, кажется, мне на работу позвонила Ирина и опять пригласила в ресторан. Когда я пришла, за столиком сидели еще две девушки. Я их не знала. Ирина заказала несколько бутылок вина, закуску. Правда, сама она почти не пила. Когда я была уже здорово выпивши, она и говорит: «Кадрим вон тех парней». Девчонки эти согласно кивнули, а я и спрашиваю: «Зачем? Мне дома надо быть в одиннадцать». Тогда она сказала, что ничего страшного не произойдет, если я вернусь и в пять утра. Я отказываться стала, тогда она позвонила куда-то, и через полчаса приехал Монгол. У него… — Лариса замолчала, хрустнула пальцами, — у него с собой были фотографии, где… я совсем голая и пьяная.

— Скажите, Лариса, при вас Лисицкая ходила в парике? — неожиданно спросила Гридунова.

— Н-нет.

— Вы точно это помните?

— Конечно. Никогда она не надевала парик. Да и зачем он ей — у нее такие шикарные волосы.

— М-да. Простите, что перебила. Так она что, шантажировала вас?

— Да, — уныло кивнула Лариса. — А Монгол угрожал. Говорил, что ему ничего не стоит послать эти фотографии моему мужу на работу. А если я буду послушной, то у меня будет много денег. Тогда я плакать стала. А Ирина меня успокаивала и все время говорила, чтобы я не была дурой. Ну я и согласилась…

Миляева говорила еще и еще, и перед Гридуновой в подробностях рисовалась картина человеческого падения: недалекая молодая женщина, продавшая за деньги свою честь, совесть. Развод с мужем. Всплески стыда, которые заглушались водкой, и пошло-поехало…

После допроса Миляевой Гридунова опустилась в единственное мягкое кресло, которое стояло в углу кабинета, и, прокрутив магнитофонную ленту, включила «воспроизведение».

«А вот эту блондинку не припомните?» — раздался из динамика приглушенный голос Гридуновой.

«Н-нет, не помню. — Прошло несколько секунд, и Нина Степановна почти наяву увидела, как в последний момент Лариса цепко ухватила взглядом фоторобот, добавила неуверенно: — Знаете, чем-то это лицо на Ирину похоже. Есть что-то общее. Но вот прическа…»

Нина Степановна прослушала пленку до конца, выключила магнитофон и, устало поднявшись с кресла, позвонила в лабораторию. То, что она узнала, даже не удивило ее: официальный и рыночный валютный курс, расписанный на клочках бумаги, изъятых у Рыбника, при сравнительной экспертизе оказался идентичен почерку Ирины Михайловны Лисицкой.