"Предсказанная" - читать интересную книгу автора (Апраксина Татьяна)

ГЛАВА 2. ПОЛНОЧЬ И ЕЕ ЗАКОНЫ

Анна сидела между двумя самыми удивительными мужчинами, которых когда-либо встречала. Справа — существо из древних мифов и легенд, живая сказка. Вдобавок — причудливо красив, но даже не в этом дело. Необычен. Совсем другая, нечеловеческая манера говорить, держаться. Слишком уж плавные движения — словно бегущая вода в ручье, так и слышен легкий прозрачный звон. Даже задумчивый взгляд, устремленный на языки пламени — чужой.

Наблюдательной Анне несложно было понять, почему так. По-другому устроенная мускулатура, в том числе — мимические мышцы. Да, у владетеля были почти человеческие черты лица, но это была лишь оболочка, маска. Там, под кожей, он был устроен совсем иначе. Может, вовсе не из костей и плоти. Такой практичный подход к чуду не убивал очарование ночи — напротив, будоражил любопытство.

А слева, с широкой гитарой-вестерном в руках, сидела еще большая загадка. Этот-то был человеком до мозга костей. И притом — двойником Анны, отражением в зеркале. Полное сходство — внешнее, внутреннее. Анна читала его, как раскрытую книгу. Общение напоминало совместное прохождение теста — ответы совпадали раз за разом. Мужчина, старше на десять лет — и такая идентичность? Как это вообще могло получиться?

Анна осторожно придвинулась чуть ближе к нему. Самую малость — чтобы не мешать играть. Теперь Вадим не задевал ее локтем. Прикосновение бедра к бедру — удивительное, пугающее чувство родства. Неприлично было таращиться на него во все глаза, но по-другому не получалось. Анна заставляла себя посматривать украдкой, а потом попросту надвинула безумный венок пониже, почти до бровей. Взгляд отрывать не хотелось. Нежность плескалась под ребрами теплым счастьем.

Она радовалась его умелой игре на гитаре — сама Анна выучилась кое-как лабать на трех аккордах, но невеликого опыта хватало, чтобы оценить класс. Он легко и плавно делал самые сложные переходы, техника была богатой. Вовсе не то унылое бряцанье по струнам, что многие выдавали за владение гитарой. А текст песни — вновь дурманящее голову ощущение идентичности. Так сказала бы сама Анна, если бы ей было дано сочинять стихи.

Причудливая публика слушала внимательно, не болтая и не обмениваясь жестами. Анна из-под венка потихоньку рассматривала их. Пятерку похожих на людей она выделила сразу. Двое из них, пожалуй, и впрямь принадлежали к роду человеческому. То, что виднелось из груд пестрого тряпья — головы, руки — было вполне обычным. А вот трое — нет, только казались такими. Как владетель. Древние существа, похожие на людей, но — не люди.

С остальными все было ясно — эти порождения ночных кошмаров и детских фантазий ничего общего с людьми не имели. Особенно одушевленная бытовая техника, расположившаяся вместе, дружелюбной кучкой. Из каких сказок явились вороны, лисы и парочка старух чудовищного вида, еще можно было догадаться. А вот полукошки, горгульи, какие-то чудные твари, одновременно в шерсти и в перьях, нечто совсем уж трудно описуемое — химеры и кадавры… тут Анна терялась в предположениях. Такой мифологии она не знала.

— А что это все такое… вообще? — шепотом спросила она владетеля.

— Ты спрашиваешь о подданных Полуночи, королева?

— Ну, да, — покивала Анна. — Где это мы?

— Есть два мира под одной луной, достопочтенная. Миры людей и Полуночи — они существуют рядом, на одних землях, но не соприкасаются. И только четырежды в год им дозволено объединиться. И только раз в год двое из людей становятся гостями Полуночи.

— А наоборот бывает?

— Когда-то бывало, в те времена, когда твои предки еще верили в волшебство. Мы приходили в гости друг к другу, иногда — враждовали не на жизнь, а на смерть, иногда спасали друг друга. Было место и любви. Ты знаешь о тех временах из человеческих легенд, тех, что еще уцелели в вашей памяти.

— Племена богини Дану? — говорить приходилось одними губами, но ее прекрасно слышали.

Владетель широко усмехнулся, демонстрируя мелкие острые зубы. Провел узкой ладонью от лба к затылку, взлохмачивая волосы.

— Туата-Де-Данан тоже были среди них. Но почему ты вспоминаешь моих сородичей, а не тех, кто веками жил рядом с твоими предками, королева? Чем тебе не по сердцу берегини и полевики, лисунки и мавки?

— Но… — смутилась Анна. — Я же почти ничего про них не знаю…

— Память людей причудлива, — покачал головой владетель. — Иногда хорошо, что она коротка, а иногда — печально, королева. Многие из тех, что сидят перед тобой, уже забыты, должно быть, навсегда. Я вижу, ты не знаешь, как называть меня. Мое прозвище — Гьял-лиэ.

Анна покатала на языке необычное слово, кивнула. Да, так было удобнее, чем «владетель». Естественнее и живее.

— Что это значит?

— Серебряный, — улыбнулся он.

— Я так и подумала, — кивнула Анна.

— Ты владеешь даром различения сути в словах, королева. На каком бы языке они ни звучали. А нынешняя ночь наделила тебя силой.

— Почему именно я… мы?

— Об этом ты узнаешь позже. Слушай, как играет твой спутник.

Девушка слегка покраснела — в самом деле, нашла время болтать. Вадим наверняка обидится. Она сама уж точно обиделась бы. Но — музыканту было не до того. Он играл, полуприкрыв глаза, какую-то мелодию без слов, может быть, импровизировал. Такого Анна ни разу не слышала ни в одном клубе, ни на одной записи. Известные группы типа «Blackmore's Night» или «Clannad» пытались играть нечто похожее — но у них все время выходила попса. Может быть, с кельтскими мотивами — но то, что можно слушать на вечеринке или в офисе. Вадим же играл другое — и, как показалось Анне, впервые в жизни. В музыку вплетались волшебство нынешней ночи, древняя печаль и ожидание будущей радости, долгая память сидевших у огня и нетерпение пробуждающихся деревьев.

Из темноты за кругом света выходили призраки. Полупрозрачные силуэты длинноволосых девушек в тонких светлых одеждах и юношей с венками на головах, статных женщин под руку с бородатыми плечистыми воинами. Все они собрались на границе света и молча слушали.

— Кто это? — Анна постучала кончиками пальцев по рукаву куртки Гьял-лиэ.

— Духи памяти, королева. Прошлое земли твоих предков. Обычно они спят в корнях деревьев, и редко пробуждаются. Твой спутник сумел пробудить их своей музыкой. Сегодня добрая ночь, королева!

Серебряный забрал у Анны импровизированный кубок, плеснул вина из своей чаши.

— Выпьем за память, королева.

Вино показалось Анне горьким — совсем не то, что она пила еще недавно. Она опрометчиво сделала большой глоток, и сейчас терпкая колючая горечь встала колом в горле. Стараясь не морщиться, Анна все же проглотила вино. Гьял-лиэ поймал ее разочарованный и удивленный взгляд, улыбнулся одними губами.

— Память горька, горше этого вина. Но — найди в себе силы, выпей до дна. В памяти не только горечь, но и сила.

Анна послушно начала пить, пытаясь сдержать отвращение. Всего оставалось на три глотка. Первый был еще терпимым, второй показался едким ядом. А вот третий… Вино легким пряным медом прокатилось по небу. Скользнуло в горло — а оттуда словно сразу в кровь. Нахлынула теплая волна. Пришла необыкновенная ясность разума. Анна поняла, что может вспомнить любой день своей жизни — от самого рождения. Детские игры, обиды и радости, первая влюбленность, первая потеря. Каждое воспоминание было ярким и свежим, словно все случилось только вчера. Анна вспомнила сладкий запах духов бабушки, которая умерла, когда внучке было всего-то года два, цветные витражи в дверях квартиры своего школьного приятеля — все то, что, казалось безнадежно потерянным.

— Это ненадолго, да?

— Да, королева, ты права. Это мой дар — но он недолговечен, как все дары Полуночи.

— Жаль, — прошептала Анна. — Так не хочется забывать…

— Ты поймешь, что забвение — благо, а не проклятье, — тихо ответил Серебряный. — Но сейчас наслаждайся памятью, королева, эта ночь принадлежит тебе по праву…

— А Вадиму ты дашь этого вина?

— Нет, королева, ему — другое. О том ты узнаешь позже, прости меня…

За что предлагалось простить — Анна не поняла. Может быть, это — только вежливая фигура речи. Владетель Южных земель Полуночи вообще был вежлив, несколько архаично. Не только в том, как строил фразы и обороты — каждым жестом подчеркивалось нечто, для чего Анна не могла подобрать верного слова. Старомодная галантность, может быть.

Закончилась последняя мелодия. Их было всего-то три, поняла вдруг Анна. А казалось — прошло несколько часов. Нет, Вадим сыграл две песни из своих старых и одну импровизацию. От силы пятнадцать минут. Со временем вообще творились чудеса. Луна как зависла в одной точке неба, так и не сдвигалась с нее. Ночь словно замерла.

После недолгой паузы публика разразилась восторженными благодарностями. Все говорили, рычали, лаяли и трещали скопом, так что Анна немножко запуталась, кто что говорит. Впрочем, суть сказанного была проста — «спасибо». А это хоть и звучит по-разному, но всегда понятно. Вадим смущенно улыбался. Еще одна общая черта — неумение принимать похвалу, отметила Анна. Делать — так легко и просто, а вот выслушивать комплименты сделанному… Какое-то особое умение, доступное другим людям. Анна могла сколько угодно гордиться тем, как и что сделала — но если ее хвалили, тушевалась.

— Нам пора, король и королева, — легким струящимся движением поднялся Гьял-лиэ. — Двор Полуночи ожидает вас.

— А, то есть, это только начало? — удивился Вадим.

— Небольшая передышка перед праздником, — улыбаясь, склонил голову властитель. — Надеюсь, наше гостеприимство не утомило вас и не заставило сожалеть о чем-то?

— Нет, что ты! Все было прекрасно. Благодарю вас… — Анна постаралась улыбнуться всем, кто был на поляне. Ворон сделал небольшой круг над костром и уселся Анне на вовремя подставленную руку. Хватка когтей была крепкой. Весила птица, как хороший упитанный гусь. Потоптавшись по рукаву, ворон склонил голову набок и издал громкий скрипучий звук, больше похожий на лай.

— Каркнул ворон — «Nevermore»… — улыбнулся Вадим.

— Скорее уж — never again, — уточнил Гьял-лиэ. Он протянул руку и погладил ворона по тяжелому клюву. Птица покосилась на него, еще раз тявкнула, расправила крылья, задев Анну по лицу. Взлетая, ворон едва не сбил ее с ног. Надо же, удивилась девушка — а с виду такая изящная птица.

Серебряный пригласил их идти за собой. Анна быстро поняла, что возвращается по той же тропинке, что пришла на поляну. Микроавтобус по имени Одноглазый терпеливо дожидался на обочине и, завидев Анну, посигналил ей. «Наконец-то вернулись», разобрала она.

На этот раз устроились в салоне, который, надо заметить, чистотой не блистал. Гьял-лиэ небрежно смахнул пыль с сидений, усмехнулся, что-то отстучал пальцами по оконному стеклу. «Ну, да» — сконфуженно ответил Одноглазый. «Кто бы меня еще вымыл и вычистил…». Анна рассмеялась. Грустная маршрутка ей нравилась. Анна вообще хорошо ладила с техникой — уж точно лучше, чем с людьми. У отца всегда были машины, и с самого детства она помогала их ремонтировать. Никогда не боялась измазаться или испортить маникюр. Ей нравилось все — замысловатые названия инструментов, запах солидола, хитрые принципы работы двигателей. Уже лет в двадцать она могла компетентно поспорить с любым автомехаником. Те, что были халтурщиками, шарахались от девушки, как от огня. Женщина, лучше них разбиравшаяся в ремонте автомобилей, их пугала. Как ведьма — средневекового монаха. Анна и называла себя в шутку «техногенной ведьмой». Иногда достаточно было просто подержать в руках закапризничавший прибор, поговорить с ним. Знакомые обращались к ней, как в ремонтное бюро.

Если бы с той же легкостью можно было общаться с людьми…

Анна часто жалела, что человеческие отношения так и остаются для нее темным лесом с непонятной фауной. Если лет в пятнадцать еще казалось, что неправы все вокруг, то позже стало ясно: плетью обуха не перешибешь. Можно отгородить себе пространство для жизни — отдельную квартиру, хорошую работу, где нужно общаться с компьютерами, а не людьми, найти пару приятелей в Интернете. Но каждый выход за дверь так и будет попыткой лезть в воду, не зная броду. Это не тяготило — Анна не нуждалась в постоянном общении. Болтовню вполне заменяли книги и фильмы, стопки компакт-дисков и кассет. Было несколько человек, с которыми можно сходить в кино или на концерт.

Анна удивлялась, когда ее пытались жалеть — «двадцать пять лет, а еще не замужем, ни друзей, ни любовника». Если трескотня утомляет, а от прикосновений случайных или неприятных людей кожа зудит по несколько дней подряд — зачем нужны друзья и любовники? Люди не слушают друг друга — это Анна знала с детства. Им нравится говорить, а не слушать. Если же очень хочется выговориться — любое дерево в парке будет гораздо внимательнее, чем коллега по работе или соседка по дому.

При этом у нее никогда не возникало проблем. Нужно просто играть по правилам — здороваться и улыбаться, спрашивать о делах, сочувствовать, кивать, благодарить. Переходить улицу на зеленый свет и соблюдать Уголовный Кодекс. Выжить среди людей очень просто. Главное — не отходить слишком далеко и не приближаться слишком близко. И то, и другое — опасно. А вот стоять на шаг в стороне от остальных — идеальное решение.

Сейчас же она сидела рядом с двумя незнакомцами — и не чувствовала желания испариться. Напротив, хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Едва встретив Вадима, она уже готова была всю жизнь провести с ним рядом. И поцелуи его — едва ли через полчаса после знакомства — были именно тем, чем нужно. Что же насчет Серебряного… может быть, Анна и не согласилась бы оказаться с ним в одной постели, но предложи он остаться в Полуночи — колебаться не стала бы.

Впрочем, пока что Гьял-лиэ ничего подобного не предлагал.

— Машина поедет не так, как вы привыкли. Не пугайтесь, — предупредил он, задерживая ладони в сантиметре от запястий Анны и Вадима. Почти прикосновение — но все же только намек. Анна благодарно оценила деликатность.

— Не так — это как? — спросил Вадим.

— Увидите. Боюсь, король-бард, что я не в силах верно описать, как именно это будет…

Одноглазый поддакнул, поплотнее захлопнул дверцы и поехал. Анна удивилась, когда ускорением ее вдавило в спинку сиденья. Посмотрела в окно — ни ночного леса, ни ночного города там не было. Темная пелена застлала окна. В ней что-то шевелилось, двигалось навстречу и рядом — но вовсе не силуэты домов. Скорее уж, это напоминало легенды о Дикой Охоте. Анна присмотрелась — да, действительно. То обгоняя машину, то уступая ей дорогу, вокруг неслось сонмище причудливых существ. Всадники в широких плащах на скелетах лошадей, многокрылые змеи, гигантские волки. И вперемешку с ними — гоночные автомобили, старые грузовики, мотоциклы. В седлах одних мотоциклов сидели человекообразные создания, другие ехали сами по себе.

— Здорово! — рассмеялась Анна. — Как в сказке…

— Сказки рождаются на грани Полуночи и Полудня.

— А что такое Полдень?

— Ты в нем живешь, королева, — вежливо улыбнулся Серебряный. — Людям принадлежит свет солнца, нам — свет луны. Высшая точка обоих миров — Полдень и Полночь…

— Странно, — пожал плечами Вадим. — Ваш мир… удивительный, странный. Наш — обыденный.

— Это тебе так кажется, король-бард, — опять улыбнулся владетель. — Для нас нет ничего удивительного и странного в нашем мире. А ваш — полон загадок и тайн.

— А почему мы ничего о вас не знаем? — заинтересовалась Анна.

— Если не знаешь половину ответа, не сможешь задать вопрос. Если не знаешь, куда смотреть — ничего не увидишь. Или увидишь то, что сочтешь привычным, знакомым. Ты часто обращаешь внимание на бродяг, королева?

— Обычно — нет, — созналась Анна.

— Вот и ответ. К тому же — мы не ходим среди вас. Только четыре раза в год нам дано право стирать грань. А когда вы ходите среди нас, мы умеем отводить глаза.

— А мы вам тогда зачем?

— Праздничное полнолуние — не простая ночь. На ней должны быть король и королева Весны. Это — залог удачного года для всех нас. Удачи, плодородия и безопасности.

Под взглядом прищуренных глаз Серебряного Анна почувствовала себя не очень уютно. На нее смотрела сама ночь, лишь временно схожая с человеком. И, помимо галантности и хороших манер, ощущалось в этой ночи что-то… недоброе. По крайней мере — безжалостное. Анна вдруг вспомнила все сказки о людях, случайно попавших к народу холмов. Редко из этого выходило что-то хорошее. Да и суть обряда пока оставалась тайной. Анна обругала себя за то, что редко и не слишком внимательно читала сказки. Праздник Весны — это, конечно, прекрасно. Но при слове «плодородие» в груди шевельнулось смутное подозрение.

Испытующий взгляд Серебряного буквально пригвоздил ее к спинке. Анна пыталась отвести глаза — и не могла. Словно два темных колодца в бездну. Две черные дыры, затягивающие, властные.

Вадим повернул голову, потом чуть подался вперед, из-за плеча владетеля наблюдая за происходящим. Пару минут он выжидал, потом все же негромко хмыкнул. Серебряный отвлекся лишь на миг, но Анне этого хватило, чтобы отвести взгляд. Она не знала, чего Гьял-лиэ пытался добиться. В любом случае, игра в «гляделки» ей не понравилась. Слишком уж откровенное давление.

Всю оставшуюся дорогу Анна старательно смотрела в окно.

Одноглазый, наверное, летел высоко над городом — за несколько минут до остановки Анна опять почувствовала, что ее прижимает к спинке. Мелькнули яркие сполохи фонарей, стало чуть темнее. Анна различила несколько крыш, силуэтов домов. Потом ей стало муторно, словно в самолете. Девушка прижала руку к губам, сдерживая тошноту. Момента посадки она не отследила — просто движение вдруг замедлилось, потом и вовсе прекратилось. Дикая Охота из-за окон пропала еще до того.

Дверь отъехала в сторону сама собой. Серебряный вышел первым, в полупоклоне замер у ступенек, подавая руку Анне. Она с опаской прикоснулась к открытой ладони — чистая формальность, не опора. Ощущение прохлады удивило ее — рука властителя была не теплее дверцы машины. И скользила под пальцами, словно была покрыта тонким слоем краски.

Прямо от подножки начинались ступени лестницы — если бы Серебряный вовремя не подхватил ее под локоть, Анна бы точно свалилась вниз. Дурацкий венок мешал взглянуть вверх. Откуда-то под ногами оказался Господин Посланник — вот только его сейчас и не хватало для полного счастья. И без того ноги кажутся ватными, а сердце бешено бьется в груди. Успокаивало только присутствие Вадима — он стоял совсем рядом, так, что слышно было дыхание.

— Прошу вас следовать за мной, — промяукал Господин Посланник, устремляясь вниз, в темноту.

Постоянное ощущение полуслепоты начало злить. «Королева я, или кто?» — вдруг подумала Анна, и упрямо замерла, игнорируя приглашающий жест Серебряного.

— Я хочу видеть не хуже вас…

— Ты уверена, королева? — в вопросе явно содержался какой-то подвох, но именно в этот момент решительность Анны куда-то подевалась, и вместо уточнений она только кивнула.

— Прикрой глаза на минуту, — согласно улыбнулся Гьял-лиэ.

Еще до того Анна заметила, как он полез в карман куртки. Потом невесомые пальцы коснулись ее век, на пару мгновений она ощутила легкое жжение и головокружение. Из чего состояла мазь, понять по запаху было невозможно. Незнакомые травы, какие-то масла — свежий пьянящий запах. Словно в начале лета идешь босиком по нагретому солнцем полю, растираешь в пальцах случайно сорванные травинки…

— Ты можешь открыть глаза, королева, — вывел ее из задумчивости голос Серебряного.

Ночь преобразилась. Теперь в ней был миллион оттенков черного, синего и фиолетового. Светлее не стало — но Анне и не нужен был свет. Она различала все, что хотела. Посмотрела вверх, на темную громаду старого здания. Колонны, два ряда высоких окон, слегка облупившаяся светлая краска. Дом она не узнала — слишком неудобен был ракурс. Но посмотрела по сторонам и заподозрила, что стоит перед Пашковым домом, с торца. Вытянув шею, она постаралась заглянуть за угол. Далеко впереди угадывались темные на фоне ночного неба силуэты кремлевских башен. Красные звезды не горели. И вообще не было ни одного огня. Только полная луна неподвижно висела в небе. В ее свете такая знакомая и привычная Москва казалась древним и чужим городом.

Потом Анна перевела взгляд на Серебряного и прикусила губу, чтоб не вскрикнуть.

Через серебристый перламутр кожи отчетливо просвечивали кости черепа. И глаза сейчас казались темными провалами глазниц. Следов тления не было, но сама по себе двойная картинка — череп под кожей — была жутковатой. Череп жил своей жизнью — или, точнее, своей смертью. А полупрозрачная кожа двигалась, когда Гьял-лиэ говорил.

— Ты сама хотела видеть, как мы, королева, — спокойно улыбнулся Серебряный и сделал приглашающий жест рукой. Сквозь кожу руки тоже проступали силуэты костей. Господин Посланник потерся о ее ноги, потом о ноги властителя, ободряюще мурлыкнул. Бояться было нечего — Анна это знала. И все же было немного страшно.

— В чем дело? — заинтересовался Вадим. — Анна?

— Все в порядке, — нетвердым голосом выговорила девушка. — Идем…

Неширокая лестница вела вниз. По низу стен через краску проступила плесень. Пахло сыростью и немного — землей. Ступеньки были скользкими от влаги. Вел их кот, за ним спускалась Анна, потом Вадим, и только в самом конце процессии — Серебряный. На последнем лестничном пролете он аккуратно обогнал приглашенных и пошел впереди. Всего Анна насчитала семь пролетов. Она и не предполагала, что в самом центре города есть такие катакомбы. Хотя где они еще могли быть? Не на окраинах же?

Лестница привела к высокой железной двери, выкрашенной в казенный зеленый цвет. Анна прислушалась — из-за нее звучали голоса.

— Готовы?

Вадим и Анна синхронно кивнули, и Серебряный толкнул дверь тыльной стороной предплечья. Неожиданно тихо, без скрипа петель и скрежета, она распахнулась. В глаза ударил свет, и только мгновение спустя Анна поняла, что он исходит всего-навсего от пары десятков подсвечников и масляных ламп. Вадиму было, наверное, проще — он аккуратно положил ладонь Анне чуть пониже лопаток и легонько толкнул ее вперед, за владетелем.

В просторной зале было довольно много народа. Людьми бы Анна их назвать не осмелилась, скорее уж — сородичами Гьял-лиэ. Хотя, наверное, они были из совсем других племен. Тех примет, что Анна считала характерным для Туата-Де-Данан, у них не было. Постепенно Анна привыкала к слишком яркому для нее свету, и начинала всматриваться в окружающих. Все они выстроились в подобие полукруга и замерли молча, ожидая чего-то.

Анна залюбовалась высоким статным мужчиной с кудрявой бородой. В руках он держал короткий бич. Рядом с ним стоял другой, моложе на первый взгляд. Солнечно-рыжая грива волос была стянута тонкой кожаной полоской, в руке — простой деревянный посох. Справа от него — две похожие, как две капли воды, приветливо улыбающиеся женщины. Простоволосые, в тонких льняных рубахах. Анна вздрогнула: она всегда боялась близнецов. Подле них — старик, в чьей бороде запутались водоросли и сушеные рыбешки. Взгляд у него был полон юного задора. На руке у хитрого старика висела сеть.

Напротив фольклорных персонажей стояли совсем другие. Сумрачный черноволосый парень с кровавым отблеском глаз и молочно-белой кожей. Долговязый байкер, чем-то схожий с Серебряным, но лицом походивший на хищную птицу. Невысокая девчонка-хиппи с лицом утопленницы. Всего их здесь было около полусотни. Треть Анна определила, как представителей древней славянской мифологии, треть — как представителей мифологии новой, ультрасовременной. И еще треть, наверное, были гостями.

Высоченный негр в расшитой набедренной повязке, с пауком на плече. Полный приземистый азиат с хитрющей круглой физиономией. Существо, у которого вместо рук были два длинных щупальца. Другое — с головой, похожей на волчью. Койот, сообразила девушка. И другие персонажи — вроде бы и похожие на людей, но Анна сразу почувствовала разницу. Все они только казались человекообразными. Точнее, это представления людей дали им такую форму. За каждым стояла мощная сила верований и суеверий. Кто-то был сильнее, кто-то отчетливо слабее. Так «славяне» казались дряхлыми по сравнению с «горожанами», но на лицах вторых еще не читалась мудрость веков. А девушка уже хорошо знала, что сила — не главное, главное — умение ее применить.

— Итак, придверные Полуночи, приветствуем короля и королеву Весны!

Анна сперва подумала, что ослышалась, а Серебряный на самом деле сказал «придворные», но через несколько секунд поняла, что он сказал именно то, что хотел. Придверные. Стоящие при двери. Какой, куда вела та дверь — Анна не знала. Вряд ли то зеленое страшилище, через которое они только что зашли сюда. Должно быть, у слова был совсем иной смысл.

Вадим взял Анну за руку, они переплели пальцы. Началась долгая и скучная церемония представления, из которой Анна выяснила, что старика с сетью зовут Водяник, тот, что с бичом — Овсень, а с посохом — Белбог. Многих из тех, что кланялись перед ними и называли свои имена, Анна не запомнила вовсе — уже после пятого представленного она перестала различать, кто здесь кто. Забылись и имена женщин-близняшек, хотя когда они одновременно подошли к Анне, девушка так вцепилась в руку спутнику, что Вадим удивленно покосился на нее и негромко кашлянул.

В голове отчетливо вертелась картина бала Сатаны из «Мастера и Маргариты». Вот уж о чем Анна никогда не мечтала — так это о ее судьбе. Бедную королеву Марго, вынужденную приветствовать каждого висельника и отравителя, Анне всегда было отчаянно жалко. Теперь она потихоньку начинала жалеть саму себя. К тому же, никакой расторопной служанки Геллы и купаний в особых ваннах не предвиделось. Да и каких-то сладких пряников в награду за роль короля с королевой им с Вадимом никто не обещал.

Купили на интерес, как говорится.

Анна успела передумать много разного о судьбе любопытной Варвары, лишившейся на базаре носа. О кувшине, который повадился ходить по воду. И еще пяток подходящих к ситуации пословиц неожиданно пришел ей на ум. Общий смысл был неутешительным. Вадим тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке. Каждому из гостей — или хозяев? — он терпеливо и вежливо улыбался, кивал. Улыбалась и Анна. Из Серебряного кот Бегемот получился паршивый — никаких приличествующих смешных комментариев он не отпускал, и вообще молчал, стоя справа от Анны. А Господин Посланник так и вовсе пропал из виду.

В общем, бал получался в точности, как описывал Булгаков — кому веселье, а кому и тяжкий труд.

Наконец свое почтение зафиксировал последний — тот самый круглолицый азиат в ярком шафраново-красном одеянии. Звали его Чойгьел, и был он судьей умерших. Судя по ехидной физиономии — эталонный трикстер, тибетским мертвецам судьба выпадала разнообразная и не всегда спокойная.

Представившись, гости отходили к накрытому у дальней стены столу. Анна уже давно посматривала туда, глотая слюну. Странное дело — вроде бы недавно ела, а уже проголодалась. С почестями было покончено, и Серебряный подмигнул Анне. По ее мнению, лучше бы он этого не делал. Если остальных она еще могла воспринимать по внешнему облику, то Гьял-лиэ, ухмылявшийся кожей над отчетливо заметным черепом, смотрелся страшновато. Заметив напряженный взгляд Анны, он провел ладонью по лицу.

— Так лучше, королева? — теперь на нее смотрела сказочно красивая, непроницаемая серебряная маска. На щеках и лбу — тонкая гравировка или татуировка. Анна подумала, потом кивнула. Да, так, пожалуй, было лучше.

— А нам есть можно? — шепотом спросила она.

— Да, это очень актуальный вопрос, — устало улыбнулся Вадим.

— Разумеется. Любое вино и угощение — для вас. Прошу проследовать к столу.

Анна очень чинно проследовала к столу — по крайней мере, она надеялась, что получилось. «Гриндерсы» — не та обувь, в которой удобно шествовать. Поэтому она просто выпрямила спину, церемонно взяла Вадима под руку и, когда он собрался идти быстро, придержала его. Намек он понял без слов. Наконец добрались и до стола. Глаза у Анны в момент разбежались. Очень не хватало веера, за которым можно было бы спрятать жадность на физиономии. Чего здесь только не было!

Добрую половину блюд Анна видела впервые. Не все из них хотелось пробовать — некоторые пахли не слишком аппетитно. По крайней мере то, что уписывал Чойгьел, Анне бы в рот не полезло. Восточный деликатес подозрительно пованивал. Никаких особых правил этикета публика не соблюдала, и Анна тоже деликатничать не стала. Взяла ближайшую чистую тарелку, вдумчиво поцарапала вилкой по покрытому патиной серому металлу — явно не серебро. Для свинца — слишком легкое… Так и не определив, что за материал, Анна прошлась вдоль стола, выбирая то, что выглядело знакомым и аппетитным.

Икра, острое мясо, нарезанное тонкими ломтиками, печеная рыба, моченые ягоды. Достаточно сытно — и не слишком тяжело. Анна знала, что если переест, то ее начнет клонить в сон. И тогда уже никаким волшебством ее не вернут в осмысленное состояние. Катая на языке бодрящую кислую брусничину, Анна разглядывала зал.

Ничего особенного тут не было — бетонные стены, переплетение потолочных балок и проводов. Бункер тридцатых годов, должно быть. Да, свечи и масляные лампы отчасти делали его романтичным, но — ничего особенного. Ни магии, ни волшебства… Почему все собрались именно здесь, а не на природе, задумалась она. Недавние посиделки у костра понравились ей куда сильнее. Да и добродушная непритязательная публика была по сердцу. Здесь же Анна чувствовала себя куклой, выставленной в витрине.

Серебряный ненавязчиво сопровождал ее. Молча маячил за плечом, если говорить правду. Анна почти привыкла к нему. Ни лишней болтовни, ни ценных указаний. Непроницаемое лицо, на котором иногда проступала холодная вежливая улыбка. И все же девушке казалось, что он держит в руках невидимый короткий поводок. Слишком уж напряженной казалась его гордая осанка. Анна то и дело ловила на себе острые взгляды присутствующих и уже привыкла к счетчикам в глазах тех, кого она про себя назвала «молодняком». Эта группа нравилась ей меньше прочих — и Анна чихать на них хотела. А вот редкие взгляды владетеля Южных земель беспокоили.

Вадим явно нервничал. Чем дальше, тем сильнее замыкался в себе. Анна подметила, как лицо его постепенно становилось невыразительной маской, слегка надменной. За показным высокомерием пряталась растерянность. И ничто не могло скрыть отсвета тревоги. Беспокойство его передавалось Анне, и она чувствовала себя неуютно. Что-то нехорошее поджидало их на празднике Весны. Или обоих, или ее, или только Вадима — Анна не могла разобраться в своих предчувствиях. Но они были, и весьма паршивого свойства.

Наконец она дошла до спутника, встала напротив с тарелкой в руках. Сделав трогательные глаза, утащила с его тарелки жареную креветку — Вадим кривовато улыбнулся. Полные губы с четкими линиями, казалось, с трудом удерживали какую-то фразу. Анна посмотрела ему в лицо. Сумма неправильных черт — широко расставленные, чуть раскосые глаза, вздернутый нос, широкий подбородок — была на диво хороша. Легкий зеленоватый отблеск в серых глазах, пшеничные волосы. Длинная челка падает на скулы и скрадывает их ширину. Так выглядела бы сама Анна, родись она мальчишкой.

«Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения», — когда-то песня казалась смешной. Теперь она поняла, что смеялась напрасно. За право любоваться этим лицом можно было отдать половину жизни, и вторую — за возможность быть рядом с тем, кто понимает тебя без слов, без намеков. Просто потому, что вылеплен из того же теста.

— Я хочу уйти отсюда, — еле слышно сказала Анна. Но некстати рядом оказался Гьял-лиэ, услышал или прочитал по губам.

— Ты не можешь уйти, королева моя, — тоже тихо сказал он. — Гости Полуночи не уходят с праздника до утра. А до него еще далеко.

— Я хочу уйти. — Чуть громче, чуть тверже. Вопросительный взгляд в сторону Вадима.

Серебряный тоже посмотрел на него. Они встретились глазами — Анне пришлось развернуться, чтобы видеть обоих сразу. В воздухе словно застыл маленький электрический разряд. И — Вадим отвел взгляд первым. Гьял-лиэ удовлетворенно улыбнулся, кивнул.

— Вы оба поняли меня. Пейте вино и радуйтесь, но уходить пока рано. — Тон чуть изменился, прежней почтительности в нем уже не было.

Анна разочарованно смотрела на Вадима. Он изобразил лицом нечто вроде «а что я мог сделать?», и это девушку сильно огорчило. Она точно так же не умела выдерживать прямое давление. Всегда проще было сделать, чем отказать. На мгновение сходство перестало казаться таким уж благом. Но этот момент вскоре забылся — Серебряный принес два высоких кубка, до краев наполненных вином. Анна пригубила — и уже сама не понимала через минуту, что заставило ее нервничать и сопротивляться. Зачем ей хотелось уйти из этого прекрасного места? Какая-то вздорная прихоть, не иначе.

Тибетский судья умерших давно уже улыбался Анне из своего угла. Она сделала приглашающий жест, ловя себя на том, что повторяет движение Серебряного. Круглолицый, семеня, подошел поближе, несколько раз поклонился, потом покивал.

— Нынешняя весна будет счастливой для детей Полуночи, очень счастливой. Нас почтила столь прекрасная королева, о, давно не видел я столь дивных юных дев, столь чистых душой… — речь струилась ручьем по камушкам. — О, как был бы я счастлив оказаться на месте твоего короля, светлоглазая владычица сотни сердец…

— В каком смысле? — нечаянно ляпнула Анна.

— Старый Чойгьел говорит тебе, королева, что девушки прекраснее тебя не видал уже многие годы, а если я говорю «многие годы», юная летами, но не разумом дева, то это значит — многие, как камни на берегу реки, как песчинки на бархане… — все с той же сладкой улыбочкой продолжал льстивый азиат. — Если бы ты одевалась в платье, я счастлив был бы коснуться губами твоего подола, если бы ты носила ленты в волосах, я отдал бы сердце за то, чтобы завладеть одной из них…

У Анны медленно заворачивались извилины. Был такой хороший способ испортить соседу двигатель — вылить меду в бензобак. Вот ровно то же самое старик делал с ее мозгами.

— Спасибо, — вежливо кивнула она и отхлебнула еще густого сладкого вина. — Если бы я слышала это не от рожденного прежде меня, а от юноши, то подумала бы, что он бессовестно льстит мне. Но разве может обманывать тот, чья голова увенчана сединами, а жизнь длинна, как путь от земли до неба?

«Все, заразилась, — подумала Анна про себя. — Так и буду теперь разговаривать, как этот… судья. Вот не приведи судьба к такому на суд попасть. Заболтает — приговора не разберешь…»

Чойгьел еще что-то говорил, но Анна его уже не слушала. Она улыбалась всем в зале, к ней подходили, говорили какие-то красивые слова. Кубок был выпит до дна, голова кружилась. По венам бежал живой огонь. Вадим тоже пил, становясь приветливее и увереннее. Он раскраснелся, глаза заблестели. Все чаще он невзначай касался Анны — рука, плечо, шея. Заправил ей за ухо выбившуюся прядь. Каждый раз девушке хотелось потереться об его ладонь и замурлыкать. Мешало только наличие публики — она постоянно ловила взгляды нескольких гостей. В сопровождении Серебряного они фланировали по залу, обмениваясь мимолетными репликами с приглашенными. Анне уже казалось, что она ступает не по каменным плитам, а по мягким податливым облакам. Гьял-лиэ незаметно взял ее под руку.

Слово за слово, шаг за шагом — они подошли к дальней от стола стене. Здесь Серебряный выпустил руку Анны, слегка поклонился. Девушке пришлось ухватиться за Вадима, впрочем, оба они стояли на ногах нетвердо. Гости тоже подтянулись, плотно окружив их. Серебряный прижал ладони к стене. На сером шершавом бетоне проступили синие, желтые и красные линии — высокая арка, колонны, изрезанные рунами, тяжелая двойная дверь. Несколько быстрых движений рук — и рисунок обрел плоть. Дверь распахнулась наружу.

Анна немедленно заглянула внутрь. Темная ниша, освещенная лишь парой факелов, походила на склеп. Пол усыпан цветами. Венки и гирлянды на стенах. А посредине — невысокое узкое ложе. И двое могли на нем поместиться только в весьма конкретной конфигурации.

В груди похолодело. Все намеки и предчувствия оформились в четкое понимание того, в чем именно состояла их роль в ритуале.

Серебряный поймал взгляд Анны, улыбнулся. Та еще была улыбочка — предвкушающая, жадная.

— Королева, король — прошу вас.

— Нет, — сказала она громко. — Нет!

— Поздно отказываться, королева. Ритуал должен состояться. — Серебряный приблизился к ней вплотную, угрожающе навис. Вадим двинулся вперед, но его остановили, и, видимо, надежно — Анна осталась один на один с Гьял-лиэ. Отступать было некуда — сзади плотной шеренгой стояли почтенные гости.

— Я не буду… не хочу! — уперлась Анна, глядя только на застежку-молнию на куртке Серебряного.

Язычок украшала подвеска — изящный кованый трилистник. Тонкая работа, явно не фабричная. Анна могла разглядеть каждую деталь, словно через лупу. Встретиться с владетелем глазами она боялась. Кубок девушка держала перед собой, как оружие.

За спиной кто-то басовито возмутился, ему ответили смехом. Анна слышала каждый голос, но не все говорили по-русски. Некоторые же говорили на таком древнем его варианте, что все равно приходилось напрягаться. Каждая последующая реплика заставляла забыть предыдущую — да и удерживать в уме было нечего. Кто-то злился на ее упрямство, кто-то — на Серебряного, который слишком церемонится, некоторые смеялись или недоумевали. Но одну реплику Анна расслышала хорошо.

— Эти смертные… всегда превращают это в та-акую проблему, — прозвучал за спиной невыразимо противный женский голос, высокий, почти писклявый.

Анна резко развернулась, вычислила говорившую — ту самую хиппушку-утопленницу, висевшую на локте вампира. К ней и подходить было не надо — стояла в полушаге. Анна переложила бокал в левую руку и залепила нахалке полновесную пощечину. Смачный шлепок был слышен на весь зал. Серебряный издал одобрительное восклицание, а хиппушка, схватившись за щеку, упала на одно колено.

— Королева, прости мою дерзость…

Анна презрительно усмехнулась, небрежно махнула рукой. И — поняла, что сделала стратегическую ошибку. Ярость, которую нужно было приберечь для Гьял-лиэ, выплеснулась на первую попавшуюся жертву. И теперь сил сопротивляться не было. Серебряный прекрасно это понимал. Маска торжествующе улыбалась. Татуировка на щеках налилась темной, винной густотой.

— Итак, королева?

Анна посмотрела ему за плечо. Вадима держали осторожно, но крепко. У горла блестела еле видная полоска светлой стали. При этом на лицах обоих мужчин было написано несомненное и глубокое почтение. Здешняя братия обращалась со своими игрушками бережно и с уважением. Вот только стать чем-то большим, чем игрушки, им не позволяли.

Сказки не врали — встреча с народом холмов добром для человека не заканчивалась. И пусть из Туата-Де-Данан здесь был один Серебряный, остальные тоже не стремились прийти Анне на помощь. Нет, они ждали, пока Анна закончит выламываться и займет свое место на ложе. Девушка посмотрела на стоявшего неподалеку Белбога, ища хоть какой-то поддержки. Рыжий юноша с теплой солнечной улыбкой понравился ей с первого взгляда. Но он только молча улыбнулся и кивнул.

— Выполни ритуал — и проси, чего пожелаешь… — тихо сказала Анне высокая блондинка с приветливым лицом. — Мы будем щедры, королева. Если ты будешь щедрой к нам.

Девушка покосилась на нее. Кто-то из славянского пантеона. Имени Анна не запомнила — перепуталось с остальными, звучавшими странно и похоже. Красивая зрелой красотой женщина с обманчиво мягким выражением глаз. Только на самом их дне плескалась все та же голодная жадность. А полные алые губы улыбались так ласково…

— Не бойся, — еще тише сказала женщина. Или не сказала — губы не шевелились, но Анна прекрасно ее понимала. — Ты узнаешь радость, а мы получим удачу. Она нам нужна. Нас осталось так мало, девочка… Не будь жадной.

— Э… — Анна хотела возразить, сказать, что ей нет дела до чужих проблем, но — как всегда — не получилось.

— И ты ведь хотела быть с ним, — добавила богиня.

Аргументы у Анны кончились. К тому же при виде Вадима с чем-то острым у горла нервы не выдерживали. Все, что угодно — лишь бы вырваться побыстрее из этого сумасшедшего дома. В конце концов, горло ей перерезать никто не собирается. Хотя, судя по всему, могут. Или найдут еще какие-нибудь весомые доводы. Анна уже не сомневалась, что эта свора нелюдей пойдет на многое, чтобы ритуал состоялся. А где их границы дозволенного, Анна не знала. Вероятно, их и вовсе не было.

Она молча кивнула Серебряному. Он вскинул ладонь — Вадима отпустили, осторожно проводили до дверей. Анна подошла сама. Если уж тебя принуждают — сохрани хотя бы достоинство. Поднимись на эшафот самостоятельно и с гордо поднятой головой.

— Узнайте радость, — медленно произнес Серебряный, закрывая перед ними дверь.