Под вишнею цветущейМы кров себе нашли,Под вишнею цветущейВо Франкфурте нашли.И нам сказал трактирщик:«Одеты вы в тряпье…». —«Молчи, трактирщик вшивый,Ведь дело не твое!Неси-ка лучше пива,Вина еще налей,Подай к вину и пивуЖаркого поскорей!»Кран скрипнул, и густаяСтруя пошла, журча.Хлебнули — дрянь какая!Ни дать ни взять — моча.Принес хозяин зайцаВ гарнире овощном,Принес хозяин зайца,А заяц был с душком.Когда ж в свои постелиЛегли мы, помолясь,Всю ночь клопы в постелиНещадно ели нас.Во Франкфурте прекрасномНесладко было нам.И это знает каждый,Кто горе мыкал там.
Это стихотворение нашего Друга Веерта я отыскал среди рукописного наследства Маркса. Веерт, первый и самый значительный поэт немецкого пролетариата, родился на Рейне, в Детмольде, где отец его был пастором — инспектором церковного округа. Во время моего пребывания в 1843 г. в Манчестере Веерт приехал в Брадфорд в качестве комиссионера одной немецкой фирмы, и мы провели вместе много веселых воскресных дней. В 1845 г., когда Маркс и я жили в Брюсселе, Веерт взял на себя агентуру на континенте от своего торгового дома и поставил дело так, что смог свою главную квартиру также перенести в Брюссель. После [Отсюда и до конца текст статьи сверен с имеющейся рукописью. Ред.] мартовской революции 1848 г. мы все собрались в Кёльне, чтобы основать «Neue Rheinische Zeitung». Веерт взял на себя фельетоны, и я сомневаюсь, были ли в какой-либо другой газете такие забавные и остроумные фельетоны. Одно из главных его произведений — «Жизнь и подвиги знаменитого рыцаря Шнапганского»; в нем описывались приключения князя Лихновского, которого прозвал так Гейне в поэме «Атта Троль» [Гейне. «Атта Троль», глава I. Ред.]. Все факты соответствуют действительности; каким образом они стали нам известны, я расскажу, может быть, в другой раз. Эти фельетоны о Шнапганском вышли в 1849 г. в издании Гофмана и Кампе отдельной книгой[4] и еще до сих пор чрезвычайно забавны. Германские имперские власти возбудили преследование против Веерта за оскорбление памяти Лихновского, так как 18 сентября 1848 г. Шнапганский-Лихновский и прусский генерал фон Ауэрсвальд (также член парламента), отправившиеся верхом с целью выследить крестьянские отряды, которые двигались на помощь франкфуртским баррикадным борцам, были, по заслугам, как шпионы, убиты крестьянами. Веерт, давно уже находившийся в Англии, был присужден к трем месяцам тюрьмы, значительно позднее того, как реакция покончила с «Neue Rheinische Zeitung». Эти три месяца он впоследствии полностью отсидел, так как дела вынуждали его время от времени приезжать в Германию.
В 1850–1851 гг. он отправился по делам другой брадфордской фирмы в Испанию, затем в Вест-Индию и объездил почти всю Южную Америку. После кратковременного посещения Европы он снова вернулся в свою любимую Вест-Индию. Там он не мог отказать себе в удовольствии хоть раз увидеть подлинный оригинал Луи-Наполеона III, негритянского императора Сулука на Гаити[5]. Но, как сообщает В. Вольф Марксу в письме от 28 августа 1856 г., встретив
«затруднения со стороны карантинных властей, он должен был отказаться от своего проекта и, схватив в пути лихорадку (желтую), вернулся в Гавану. Он слег, болезнь осложнилась воспалением мозга, и 30 июля наш Веерт скончался в Гаване».
Я назвал его первым и самым значительным поэтом немецкого пролетариата. И действительно, его социалистические и политические стихотворения по своей оригинальности, остроумию и в особенности по своей пламенной страстности намного превосходят стихотворения Фрейлиграта. Он часто пользовался гейневской формой, но лишь для того, чтобы наполнить ее совершенно оригинальным, самостоятельным содержанием. При этом он отличался от большинства поэтов тем, что к стихотворениям, однажды им написанным, становился совершенно равнодушным. Послав копию своих стихов Марксу или мне, он о них забывал, и зачастую его трудно было заставить где-нибудь напечатать их. Только во времена «Neue Rheinische Zeitung» дело обстояло иначе. Почему это было так, показывает следующий отрывок из письма Веерта к Марксу от 28 апреля 1851 г. из Гамбурга.
«Между прочим, я надеюсь в начале июля повидаться с тобой в Лондоне, потому что не могу больше выносить этих grasshoppers (кузнечиков) в Гамбурге. Здесь мне угрожает блестящее существование, и это меня пугает. Всякий другой ухватился бы за это обеими руками. Но я слишком стар, чтобы стать филистером, к тому же ведь по ту сторону океана лежит далекий Запад…
За последнее время я писал всякую всячину, но ничего не закончил, потому что не вижу никакого смысла, никакой цели в сочинительстве. Если ты пишешь что-то по вопросам политической экономии, то это осмысленно и разумно. А я? Отпускать убогие остроты, плоские шутки, чтобы вызвать идиотскую ухмылку на рожах соотечественников, — поистине я не знаю более жалкой роли! Моей литературной деятельности навсегда пришел конец вместе с концом «Neue Rheinische Zeitung».
Я должен признаться: если меня и огорчает, что последние три года потеряны напрасно, зато я испытываю большую радость, вспоминая о нашем пребывании в Кёльне. Мы не скомпрометировали себя. И в этом главное! Со времен Фридриха Великого никто не обращался с немецким народом так en canaille [без всякого стеснения. Ред.], как «Neue Rheinische Zeitung».
Не хочу сказать, что это было моей заслугой, но и я в этом участвовал…
О, Португалия! О, Испания!» (Веерт как раз вернулся оттуда.) «Было бы у нас по крайней мере твое прекрасное небо, твое вино, твои апельсины и мирты! Но и этого нет! Ничего, кроме дождя, длинных носов и копченого мяса.
Остаюсь при дожде, с длинным носом, твой
Георг Веерт».
В чем Веерт был мастер, в чем он превосходил Гейне (потому что был здоровее и искреннее) и в немецкой литературе был превзойден только одним Гёте, это в выражении естественной, здоровой чувственности и плотской страсти. Многие из читателей «Sozialdemokrat» пришли бы в ужас, если бы я перепечатал там некоторые фельетоны из «Neue Rheinische Zeitung». Но я не собираюсь этого делать. Не могу, однако, не заметить, что и для немецких социалистов должен когда-нибудь наступить момент, когда они открыто отбросят этот последний немецкий филистерский предрассудок, ложную мещанскую стыдливость, которая, впрочем, служит лишь прикрытием для тайного сквернословия. Когда, например, читаешь стихи Фрейлиграта, то действительно можно подумать, что у людей совсем нет половых органов. Однако никто так не любил послушать втихомолку пикантный анекдот, как именно этот ультрацеломудренный в поэзии Фрейлиграт. Пора, наконец, по крайней мере, немецким рабочим привыкнуть говорить о том, чем они сами занимаются днем или ночью, о естественных, необходимых и чрезвычайно приятных вещах, так же непринужденно, как романские народы, как Гомер и Платон, как Гораций и Ювенал, как Ветхий завет и «Neue Rheinische Zeitung».
Веерт писал, впрочем, и менее пикантные вещи, и из них я позволю себе время от времени присылать кое-что в «Sozialdemokrat» для фельетонов.
Написано в конце мая 1883 г.
Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» № 24, 7 июня 1883 г.
Подпись: Ф. Энгельс
Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью