"Юри" - читать интересную книгу автора (Пукк Холгер Янович)

7

Малыши уже давно разошлись по домам. Только следы велосипедных колёс на дорожках и несколько забытых формочек для песка на детской площадке ещё напоминали об их пребывании.

Постепенно исчезли из парка и гуляющие: весенние вечера часто бывают сырыми и неприветливыми.

Низко спустившееся солнце вырисовывало на газонах длинные чёрные тени; они, словно гигантские стрелы, упирались в пруд и в сидящего возле него Юри.

Мальчик не помнил, о чём он думал в последние часы. Мысли, словно испуганные зверьки, разбегались в разные стороны. Собрать их воедино у Юри не хватало сил. Кто-то сел на скамейку рядом с мальчиком. Что-то у него спросил. Юри что-то отвечал незнакомцу, но о чём именно шла речь, уже не мог вспомнить.

Мозг мальчика неотступно сверлила одна мысль: надо искать ночлег. Уже сейчас в тоненьком пальтишке холодновато. А что будет, когда солнце попрощается с городом, когда темнота окончательно воцарится в парке?

Куда пойти?

И вдруг словно луч солнца ворвался в тёмное помещение. Страх отступил, даже словно бы стало теплее.

Ведь у него, Юри, есть дом! Там, где они жили с матерью. Там их вещи. Туда и надо пойти. Наверно, ключ внизу у дворника. Если молодой человек, знакомый тёти Эрны, и живёт на кухне — не беда. Места хватит обоим.

Счастливый, что всё так просто решилось, Юри пустился бегом по улице. Учебники и тетради весело подпрыгивали в портфеле. От быстрого движения мальчик согрелся. Заботы отошли в сторону. И в голове стали возникать планы, один лучше другого.

Дом у него есть. Может быть, удастся на лето устроиться на работу. Может быть, с платой за квартиру потерпят — дадут отсрочку… А пока можно и какую-нибудь вещь снести в комиссионный магазин. Например, фотоаппарат — давнишний подарок отца. Вещи матери, конечно, продавать нельзя.

Вот уже и бульвар Раннапуйестээ. Здесь поворот к дому Нээме. А там надо свернуть, если идти к Вирве. Может быть, сходить навестить их. Спросить, что нового произошло сегодня в школе.

Добравшись до угла, откуда были видны окна квартиры, где они жили с мамой, Юри остановился.

Что бы это могло значить?

Окна ярко освещены!

Медленно зашагал мальчик дальше. Ему не хотелось верить в то, что случилось непоправимое, но по мере приближения к дому предчувствие беды усиливалось. Однако Юри решил выяснить всё до конца.

Знакомо щёлкнула калитка, как прежде проскрипела лестница, даже половик возле дверей был тот же — сколько раз Юри вытирал об него грязные ботинки!

Но на дверях уже не висело таблички с именем матери. И это так испугало Юри, что он не смел двинуться с места. Стоял и смотрел на рамку, в которую прежде была вставлена карточка с двумя написанными рукой матери словами: «Эстер Кангур».

Теперь рамка была пуста и словно бы говорила стоящему за дверью сыну Эстер Кангур: «Здесь уже нечего искать».

Сквозь двери доносился громкий разговор и смех. В квартире, как видно, было довольно много народа.

«Ну и что же, — успокаивал себя Юри, — я ведь не собираюсь делать ничего плохого… Ведь здесь наши вещи. Вот и синий почтовый ящик висит на двери… и половик на полу…»

Мальчик поднял руку и надавил на кнопку звонка. Звонок был в неисправности, как и прежде: если нажать прямо, то не получается контакта, а если немного влево, то…

«Трррр…» — послышалось сразу из-за двери.

Смех и шум в квартире прекратились. К дверям приближались тяжёлые гулкие шаги. В следующее мгновение Юри стоял лицом к лицу с незнакомым молодым человеком.

— Что тебе надо, мальчик? — спросил тот, не дожидаясь, пока Юри поздоровается. — Ты, наверное, к прежним жильцам пришёл. Так они больше не живут здесь. Теперь эта квартира моя.

Пока молодой человек говорил, Юри смотрел сквозь открытую дверь в столовую.

С первого взгляда мальчик заметил, что все их вещи целы. Кушетка, стол, стулья, ковёр… Там, где стояли прежде письменный стол и книжный шкаф, на обоях выделялись невыгоревшие прямоугольники.

Круглый обеденный стол был раздвинут и накрыт праздничной скатертью, той самой, которую мама берегла для гостей. За столом сидели несколько молодых людей и девушек.

— Артур, кто там пришёл? Ещё гость? — спросил один из гостей.

— Нет, — ответил молодой человек, открывший Юри дверь. — Тут какой-то мальчик прежних жильцов разыскивает.

— Ну так чего ты там застрял? Нам без тебя скучно! Ведь ты именинник! — закричало сразу несколько голосов.

— И зачем это надо на ночь глядя в чужую квартиру ломиться, — сказал кто-то недовольно.

Молодой человек хотел ещё что-то спросить, но Юри уже не слушал его, он повернулся и выскочил за дверь.

Да, здесь, в его собственной квартире, он был посторонним.

Но что это значит? Неужели и вправду сюда пущены новые съёмщики? Ведь мать внесла квартплату за месяц вперёд. А может быть, это просто знакомые тёти Эрны, её друзья? А как же мебель? Что, если пойти и порасспросить обо всём соседей с первого этажа, например дядюшку Холлмана?

Юри, который как раз дошёл до калитки, обернулся назад и увидел, что нижний этаж не освещен. Наверное, старик Холлман опять уехал в Таллин к сыну.

Медленно передвигая ноги, доплёлся Юри до угла бульвара Раннапуйестээ. Лёгкий ветерок, тянувший с реки, принёс запах краски — в порту яхтклуба ремонтировали парусники и лодки.

Мальчик бросил последний взгляд на бывший свой дом и завернул за угол.

Улица уводила Юри всё дальше от дома. Но увести его от тяжёлых мыслей она не могла. Как ужасно, что в их квартире живут совершенно чужие люди, пользуются вещами, которые так берегли и содержали в таком порядке руки его матери!

Перед Юри вновь встал беспощадный вопрос: куда пойти?

Мальчик осмотрелся. Его окружали тихие вечерние улицы. Надвигающаяся ночь казалась ужасной. Словно огромные пасти, чернели открытые ворота домов. Река плескалась таинственно и жутко.

«Может быть, пойти к Вирве?»

Нет. У них крохотная комнатушка и большая семья.

«Ночью ступить некуда, а не то что лечь», — сказала однажды Вирве.

А к Нээме? К соседу по парте, к другу? У них свой дом. Там должно бы хватить места и для него.

Вновь появившаяся надежда заставила мальчика поторопиться.

Юри забыл о чернеющих пастях дворов, они уже не казались такими таинственными. И встречные прохожие тоже выглядели симпатичнее. Он перестал их бояться.

Окна дома Сайдла были темны. За выкрашенным в зелёный цвет забором мелькал Кааро — огромный серый с рыжими подпалинами пёс из породы овчарок, с ним Юри никак не удавалось установить дружеских отношений. Юри частенько бывал у Нээме в гостях, давал Кааро хлеб с маслом и конфеты, но как только собирался уходить, Кааро так и норовил цапнуть его за ногу.

Поэтому сейчас нечего было и думать о том, чтобы приблизиться к дому. Спущенный с цепи сторож бегал вдоль длинного забора, готовый помешать любой попытке Юри нарушить сон его хозяев.

Юри загремел ручкой калитки, чтобы вызвать Кааро на лай. Может быть, хозяева выйдут посмотреть, что это привело собаку в такую ярость, и увидят незваного гостя.

План в основе своей был правильным, но все усилия Юри оказались тщетными. Очевидно, семья Сайдла настолько привыкла к ночному лаю Кааро, что не обращала на это никакого внимания. Ни в одном окне даже не вспыхнул свет.

Вконец измучившись, Юри поплёлся прочь.

«Куда теперь? Куда теперь?» — неотступно стучали в его мозгу всё те же два слова. Неужели ему больше некуда деться?

Весь вечер мысль Юри лихорадочно работала в поисках выхода из создавшегося положения. Его не оставляла надежда найти хоть какой-нибудь ночлег. Но сейчас он должен был себе признаться: теперь действительно всё. Оставалось лишь обратиться к учителю Роозма, но где он живёт, Юри не знал. К тому же мальчик опасался, что классный руководитель просто-напросто заставит его вернуться к Эрне Казук!

Дорожка оборвалась на берегу под наклонившимися к воде ракитами. Рыбаки сколотили здесь из старых досок скамеечку.

Вода, плескавшаяся на повороте реки, казалась чёрной и густой, словно олифа. В голову Юри пришла странная мысль: если окунуть руку в такую воду, то рука, наверное, будет словно в дёгте вымазана. А с кончиков пальцев этот дёготь станет стекать длинными чёрными нитями…

«Ну и ерунда же лезет в башку!» — Юри усмехнулся своим мыслям.

Держась за руки, мимо него прошли молодой человек и девушка. Юри долго смотрел им вслед. И мысленно видел на их месте себя с матерью. Вот они разгуливают по нескончаемым дорожкам огромного таллинского парка Кадриорг, размахивают в такт шагам руками и разговаривают.

Когда же это было?

Очень, очень давно. Когда их бросил отец.

Они сели на скамейку на берегу моря и смотрели, как ветер швырял на камни волны, как возникали и исчезали на воде белые гребешки пены.

— Не беда, Юри, станем друг другу опорой. И всё будет хорошо.

Так сказала тогда мама.

От этого воспоминания на глаза навернулись слёзы. Деревья, дома и берег реки расплылись словно в тумане.

Юри вытер кулаком глаза и вновь двинулся в путь. Ноги сами собой несли его с одной улицы на другую, наконец внимание мальчика привлекла ярко освещенная витрина.

Это был дежурный магазин.

Юри вошёл в него. Заваленные продуктами полки напомнили мальчику о том, что он зверски голоден. Рука нащупала в кармане монетки.

Перед длинным прилавком с никелированными поручнями стояло много людей. Продавщица в белом халате разговаривала с низкорослым пареньком. Он тянулся на цыпочках к высокой стеклянной витрине и говорил что-то плаксивым голосом. Слов было не разобрать, но, по-видимому, возникло недоразумение из-за денег.

Юри пробрался поближе.

— Ты дал мне десять рублей, — строго сказала продавщица.

— Нет… Пятьдесят было. Хы-хы-хы… Последние деньги матери. И до получки ещё далеко. Отец в больнице… Хы-хы-хы…

— Да нет же… было десять! — возразила продавщица.

— У-у-у… — завыл парень на весь магазин.

Парень показался Юри вроде бы знакомым. Высоко обритый затылок, серое пальто… Где же он его встречал?

Тут в дело вмешались другие покупатели.

— Как вам не совестно обсчитывать ребёнка? — стыдил продавщицу солидный гражданин, грозя ей при этом, будто шкодливой девочке, пальцем.

Слова солидного гражданина словно бы послужили сигналом к тому, чтобы начали возмущаться и остальные покупатели.

— Хочет набить себе карман за счёт ребёнка! — кричали одни.

— Не притворяйтесь! — кричали другие.

— Вечное недоразумение с этой сдачей! — вторили им третьи.

Продавщица развела руками. Парень душераздирающе заревел. Покупатели зашумели пуще прежнего.

История закончилась тем, что продавщица усомнилась в своей правоте и открыла ящик с деньгами. Там действительно лежало несколько пятидесяток. Сколько их было раньше, кто знает… Может быть, она и впрямь была невнимательной? Уж очень жалобно мальчик плачет.

— Чего вы ещё ждёте?! Давайте же наконец ребёнку сдачу правильно! — рявкнул солидный гражданин. Тот самый, который вызвал бурю негодования в адрес продавщицы.

И паренёк получил сдачу — сорок пять рублей. Он быстро схватил купленный кусок колбасы, деньги и, вытирая глаза, направился к выходу.

Стоявший посредине магазина Юри так и застыл на месте. Парень был тот самый, который бегал за машиной для Билли, а во время пути молча курил, сидя рядом с Юри.

Проходя мимо Юри, парень бросил на него быстрый взгляд. На его узком лице мелькнула улыбка. Он шагнул к мальчику и протянул ему руку.

— Здорово, смельчак!

— Здрасте… — пробормотал Юри с изумлением — на него смотрели такие радостные с хитринкой глаза, что казалось непонятным, каким образом парень всего минуту назад мог так жалобно плакать.

— Пошли! — парень потащил Юри к дверям. А тот забыл, для чего зашёл в магазин, и послушно побрёл на улицу.

— Моё имя Щелкун! — представился парень. — А ты Юрка, правда ведь?

— Как это Щелкун? — растерялся Юри. — Это что, фамилия такая?

Парень рассмеялся.

— Ха… ха… фамилия! Не фамилия, а прозвище!

Когда они, завернув за угол, вышли на соседнюю улицу, из какой-то подворотни вынырнули Билли и Вялый.

— Глядите, Юрку нашёл! — Щелкун подтолкнул мальчика вперёд, да так, что тот чуть не налетел на Билли.

— Ого! Здрасте, здрасте! Как здоровье? — Билли протянул руку.

— Всё в порядке, — ответил Юри. Но тут же почувствовал, что в горле у него пощипывает да и в носу тоже. До сих пор он, занятый своими заботами, не обращал на это внимания. И добавил, махнув рукой: — Горло вроде бы немного побаливает.

— Что я говорил — парень смельчак! — Билли хлопнул Юри по спине. — Не хуже меня! А вода была всего семь градусов.

Тут Билли вспомнил о Щелкуне.

— Ну? — Он вопросительно взглянул на Щелкуна и сделал пальцами какой-то непонятный жест.

— Как всегда! — Щелкун поднёс кулак с зажатыми в нём бумажками к самому носу атамана.

— Ага. Порядок. Молодец, выплакал копеечку! — похвалил Билли.

Щелкун весело кивнул, затем сгорбился, вобрал голову в плечи и затянул жалобным голосом:

— Пятьдесят было-о! Ууу… ууу… Последние деньги матери. Хы-хы-хы… До получки ещё далеко…

Вялый и Билли фыркнули.

Юри понял, что в истории со сдачей не всё было чисто. Мальчику стало вдруг неприятно оттого, что люди видели его в магазине в компании Щелкуна.

— А ты чего здесь шатаешься? Да ещё с портфелем в руках. Такие, как ты, уже давно бай-бай. Десятый сон видят, — вновь обратился Билли к Юри.

Мальчик, широко раскрыв глаза, переводил взгляд с одного парня на другого. Что ответить? Сказать что-нибудь просто так, лишь бы отвертеться? Или рассказать обо всём? О том, что…

Зоркий взгляд Щелкуна сразу подметил: Юри что-то скрывает…

— Что с тобой? Ведь мы тебе не чужие. Вы с Билли на пару реку обследовали, — сказал он.

— А теперь на пару носами хлюпаем! — подхватил атаман и засмеялся. Его рука скользнула в карман.

— Хочешь, глотни разок. Прополощешь горло. Не то завтра станешь сипеть, как простуженная ворона! — продолжал он, играя под взрослого, и протянул Юри бутылку.

— Не хочу! — Юри оттолкнул руку с бутылкой.

Вялый презрительно усмехнулся.

— Тьфу! Молокосос и останется молокососом! Принесите, пожалуйста, соску и бутылку молока.

— А ты не зубоскаль! — прикрикнул на приятеля Билли и глубокомысленно добавил: — Одно смелое «нет» стоит больше, чем у иного десять трусливых «да».

— Браво! — крикнул Щелкун. — Да ты, атаман, ни дать ни взять мудрец!

Вялый отвернулся, сплюнул и вытащил из нагрудного кармана сигарету. На его скуластом лице появилась гримаса, как у человека, которого мучит зубная боль. Коротко подстриженные волосы торчком стояли над высоким лбом. Ворот рубашки был распахнут и обнажал острые ключицы.

— Ну, Юрка, выкладывай, что у тебя на сердце? — снова спросил Билли.

Юри улыбнулся.

Как приятно было сознавать, что кто-то тобою интересуется, спрашивает о твоих невзгодах и, может быть… может быть, хочет тебе помочь. Даже предложение отпить вина из бутылки теперь показалось Юри проявлением внимания. И он уже готов был пожалеть о том, что так резко отверг дружескую заботу Билли.

Неприятный осадок от истории с деньгами исчез. В ушах всё ещё звучали грубоватые, но лестные для Юри слова Билли.

Как здорово Билли отбрил Вялого! «Одно смелое «нет» стоит больше…» Эта сдержанная похвала словно согревала душу. Юри хотелось услышать ещё что-нибудь хорошее. Всё его существо тосковало по доброму слову.

— Мне негде жить, — сказал Юри без лишних проволочек. В этих словах звучало доверие к своим новым знакомым, просьба помочь и дать совет.

— Ка-ак? — не понимая, спросил Щелкун. А Вялый от неожиданности даже обернулся.

— Негде жить? — с недоумением переспросил Билли.

Действительно, это для всех троих было делом неслыханным. Они шатаются тут и там, иногда ночь напролёт, иногда и две. Но стоит им захотеть — и они могут вернуться опять домой. У них у всех есть дом. У Щелкуна там живёт бабушка, у Билли — бабушка и отец, у Вялого — мать, отец и маленькая сестрёнка. Приятели никак не могли представить себе такого положения в жизни, чтобы человек мог оказаться вовсе без дома, без того места, куда вечером отправляешься спать, где тебя всегда покормят, где можно вымыть лицо и руки.

Особенной любви к своему дому эти парни не питали. Он просто-напросто был для них приютом, в существовании которого они всегда были уверены. Дом принимал их, отдавал всё, что мог в настоящий момент отдать, а зачастую и то, чего давать не следовало бы.

— Так, значит, тебе негде жить? — снова спросил Щелкун с недоверием.

— Да. Мать умерла, тётя выгнала на улицу. И жить совсем негде.

— Фьююю! — присвистнул Щелкун. При этом лицо его вытянулось ещё больше, щёки ввалились, а нос стал тоненьким и острым.

— Ну, тогда тебе повезло: ты встретил как раз тех, кто тебе поможет! — Билли опять похлопал Юри по спине. — Помнишь? Билли добра не забывает!

У Юри вновь появилась надежда, она осветила всё вокруг, словно выглянувшее из-за туч солнце. Мальчик расправил плечи и с облегчением вздохнул. Казалось, будто все заботы отступили перед этой надеждой.

— Итак, приступаем к действию! — скомандовал атаман голосом, в котором чувствовалась привычка отдавать приказания Щелкуну и Вялому. Теперь в число тех, кому приказывали, попал и Юри.

— Ты ел?

— Нет, — Юри покачал головой.

— Ага… Ясно. Ты, Щелкун, марш в магазин. Стрельни там чего-нибудь. Встретимся во дворце. Колбаса для Юрки уже есть! — Билли выхватил из рук Щелкуна кусок колбасы и засунул его Юри в карман пальто.

Щелкун, сверкнув пятками, нырнул куда-то в темноту.

— А ты, Вялый, принеси ещё одно одеяло!

Долговязый недовольно пожал плечами и попытался возразить.

— Там уже есть. Куда их столько…

— Молчать! Тебе сказано: надо ещё одно. Парень простужен, а ты скулишь — лень одеяло принести.

— Ну хорошо, хорошо, — проворчал Вялый и, медленно переступая своими длинными ногами, направился вниз по пустынной улице.

— А мы пройдём здесь, — распорядился Билли. Он показал рукой на ворота, из которых они недавно появились с Вялым.

Билли провёл Юри через мощённый известняковыми плитами двор, через сад, отодвинул несколько полуоторванных досок какого-то забора; мальчики пролезли в образовавшуюся дыру и вновь очутились на улице. Дойдя до её конца, Билли повернул направо. Из темноты, словно чёрные ящики, выступали одноэтажные и двухэтажные дома городской окраины. Они стояли, протянувшись вдоль улицы, и словно смотрели вниз на пешеходную дорожку своими немногими освещенными окнами-глазами.

Наконец подошли к самому последнему строению на окраине города, за ним начинался заросший кустарником покос. В доме было темно и тихо. Подойдя ближе, Юри разглядел, что часть домика с мансардой обвалилась. Как видно, годы здесь сделали своё дело.

Билли посмотрел направо и налево. На улице и на покосе не было видно ни единой души.

— Пошли!

Атаман крепко ухватил Юри за руку и потянул за собою во двор дома. Спотыкаясь о ступеньки, они поднялись по тёмной лестнице на чердак. Билли открыл какую-то дверь и зашептал:

— Наклонись.

Юри зацепился ногой о высокий порог и ткнулся в спину Билли.

— Так. Теперь садись! — снова шёпотом скомандовал атаман.

Юри пошарил рукой вокруг себя. Стула он не нащупал, но пальцы дотронулись до чего-то мягкого. Вероятно, это была кушетка или кровать.

Мальчик осторожно сел и привычным движением положил на колени портфель.

Билли возился где-то рядом. После тихого щелчка выключателя в нескольких шагах от Юри вспыхнула лампочка. Её тусклый свет выхватил из темноты несколько ящиков, два-три сломанных стула и занавешенное рваным мешком окно.

— Вот так, — произнёс Билли, словно подводя итоги своей деятельности. Парень стянул с головы берет и сел на один из ящиков. — Здесь можешь спокойно спать. Крыша прочная. Дождь за шиворот не потечёт. Вялый принесёт ещё одно одеяло. Да-а…

Билли внезапно умолк и подсел вплотную к Юри. Он пытливо посмотрел в лицо мальчика, затем стиснул ему руку и сказал голосом, в котором звучало не только предостережение, но и угроза:

— Об этом доме ты не смей никому и словом заикнуться, понятно? Не то разыщем тебя… Если понадобится, достанем из-под земли. И вот этой штукой превратим в отбивную котлету!

Билли распахнул полу пиджака. Из внутреннего кармана выглядывала оплетённая кожей рукоятка нагайки.

По спине Юри пробежала дрожь. Конура, залитая синеватым светом, зловещий шёпот атамана, наводящая ужас нагайка… Всё это заставило Юри невольно съёжиться, словно он уже слышал над собою её свист.

Где-то внизу замяукала кошка. Долго и протяжно.

Билли отпустил руку Юри. Прислушался.

Вдруг лестница заскрипела.

Юри понял: мяуканье кошки было условным сигналом — это шли свои.

Из темноты лестницы появились лица Вялого и Щелкуна. В синем свете лампочки они казались мертвенно-бледными и внушали ужас.

Вялый бросил одеяло на угол кушетки и проворчал:

— На, парься, если охота…

— Теперь поешь. А потом айда спать. Выключатель здесь, у тебя в изголовье. И смотри, чтобы ты завтра не высовывал носа на улицу до тех пор, пока не придёт Щелкун. Ясно? А то, о чём я тебе говорил, заруби себе на носу. Иначе из-под земли достанем, — закончил Билли свои распоряжения и многозначительно похлопал рукой по внутреннему карману пиджака.

Затем лестница заскрипела под осторожными шагами. На чердаке воцарилась тишина.

Вдруг портфель Юри соскользнул с его колен на пол. Устрашающий грохот, казалось, потряс весь дом и был слышен даже в центре города.

Юри испугался и торопливо погасил огонь. Но сидеть в темноте было ещё страшнее. Рука мальчика вновь нащупала выключатель…

Немного успокоившись, Юри принялся есть. Отломил хлеба, откусил колбасы. На ящике рядом с бутылкой молока мальчик заметил коробочку. «Аспирин», — прочёл Юри. Сомнений быть не могло: лекарство принёс и положил сюда Щелкун.

Но для чего?

И вдруг Юри понял, в чём дело. Ведь он сам жаловался на боль в горле. Вот Щелкун и принёс лекарство. Да, мама всегда говорила, что при простуде лучше всего помогает, если пропотеешь. А от аспирина потеют. Поэтому, наверное, Билли и приказал Вялому принести второе одеяло.

В сердце Юри родилось горячее чувство благодарности к новым друзьям, и каморка на чердаке показалась мальчику не такой страшной, как прежде. Даже тишина, которая вначале пугала, теперь приятно успокаивала нервы. Она располагала к отдыху, усыпляла.

Юри принял аспирин, снял верхнюю одежду и залез под слегка влажные одеяла.

«Странно, что парни ни о чём больше меня не спрашивали, — подумал он, закрывая глаза. — Их вполне устроило то, что я сказал сам».

Казалось, тело с каждой минутой становилось тяжелее, будто наливалось свинцом. Под веками скребло.

Кто-то прошёл мимо дома, гулко прозвучали шаги по мостовой. Где-то далеко-далеко прогудел паровоз. Остановилась машина. Немного погодя дверца, машины громко захлопнулась, и машина покатила дальше…

Юри протянул руку и надавил на кнопку выключателя.

Лёгкий озноб пробежал по всему телу, как бы подтверждая, что аспирин был принят не зря.