"Бернард Найт" - читать интересную книгу автора (Иван)

Глава третья, в которой коронер Джон встречает старого знакомого

Еще один долгий дневной переезд — и уже почти в сумерках следующего вечера коронер с помощниками достигли Северных городских ворот Эксетера. Ранний выезд из Амберли, расположенного в нескольких милях к югу от Барнстейпла, дал возможность не торопиться, позволив ноге Джона и пояснице его писаря благополучно пережить столь много часов в седле.

Добравшись до своего дома в переулке св. Мартина, коронер пристроил Одина в конюшне, затем устало прошел через парадный вход и снял сапоги в прихожей. Матильда сидела на своем обычном месте перед камином, отчасти скрытая колпаком монашеского кресла. Она оглянулась на звук скрипнувшей двери, но, увидев мужа, издала горловой стон и снова повернулась к огню.

— Вижу, ты соизволил вернуться домой.

Это было ее обычное холодное приветствие.

Де Вулф вздохнул, настроения ссориться не было: он устал и проголодался.

— Из Илфракума путь не близок, чуть меньше полутора дней, — пробормотал он.

— Глупо было пускаться в дорогу с твоей ногой, — прозвучал лишенный всякой логики ответ: после жалоб о том, что он подолгу не бывает дома, она теперь намекала, что ему следовало бы не торопиться с возвращением.

Проигнорировав последнюю реплику жены, Джон опустился на лавку у пустого стола и громко кликнул Мэри. Та уже услышала, что он вернулся, и вскоре прибежала с деревянной миской бульона и маленькой буханкой хлеба, которые поставила перед Джоном.

— Попотчуй себя пока этим, хозяин, — весело подмигнула она. — А я принесу еще соленой рыбы и репы.

Вслед за служанкой в зал неторопливо вошел Брут и уселся под столом между ног коронера, положив большую коричневую голову ему на колени, ожидая кусочков хлеба, смоченных в бульоне из окорока.

Красноречие Матильды иссякло, и сейчас она нарочито не обращала внимания на мужа. Немного покоя было для него как нельзя, кстати, по крайней мере, пока он не закончит с едой, которую Мэри приносила сменами, включая кувшин горячего вина со специями.

Затем де Вулф поковылял к камину и опустился в свободное кресло, но нога затекла и настоятельно требовала разминки. И он решил, что лучше всего пройтись в «Ветку плюща» и повидаться с Нестой. Однако Джон чувствовал, что следует попытаться наладить отношения с Матильдой, прежде чем снова оставлять ее одну.

Его первые попытки — рассказ о событиях в Илфракуме — были встречены едкой насмешкой.

— Проделать такой путь ради того, чтобы увидеть мертвого моряка и едва не утонувшего бретонца! Разве это дело коронера! Тебе следует оставить такие мелочи приказчикам. Представления Матильды об обязанностях коронера графства сформировались по образцу обязанностей ее брата, который спокойно сидел в своей палате и отдавал приказания подчиненным, пользуясь статусом старшего блюстителя порядка и администратора. Ричард де Ревелль был не из тех, кто делал все своими руками, как де Вулф; это был честолюбивый политикан — или, вернее, был таковым до тех пор, пока не обжегся на поддержке восстания принца Джона.

Этим вечером де Вулф не был расположен к дискуссиям — он давно уже устал от той атмосферы постоянной неприязни, которая, похоже, вновь воцарялась после вызванной несчастным случаем передышки, во время которой жена неохотно играла взятую на себя роль сиделки. Последние два месяца Матильда была преисполнена решимости поставить его на ноги и вернуть к работе, и помалкивала о его многочисленных недостатках. Она не говорила с Джоном ни о чем, кроме его здоровья, избегая порицать его романы с другими женщинами. Теперь же появились признаки того, что перемирию пришел конец и что Матильда снова становилась прежней.

Пытаясь вывести жену из дурного настроения, Джон терпеливо сменил тему и рассказал ей о странной настойчивости следившего за ним человека. С удивлением он обнаружил, что по какой-то причине эта история явно заинтересовала супругу.

— Ты уверен, что не можешь вспомнить его лица? — спросила она. — У тебя не так много друзей, чтобы их нельзя было узнать.

Не обращая внимания на издевку, коронер ответил:

— Это буравит мне мозги уже пару дней — и ночей, когда не могу уснуть. В его чертах есть что-то знакомое, но, хоть убей, никак не вспомню имени этого человека.

— Несомненно, это какой-то твой старый собутыльник, — или кровожадный знакомый по годам резни на полях битв. Но почему он не подойдет к тебе?

Де Вулф сердито посмотрел на яркие языки пламени, и перед его мысленным взором вновь предстало это загадочное лицо.

— Не могу понять его намерений, но если он еще раз появится, Гвин его схватит. Он будет специально его высматривать. А тот явно находится где-то в городе, так что не сможет испариться.

Тема была исчерпана, и, как Джон и надеялся, Матильда вскоре покинула сгущавшуюся темноту зала, чтобы подняться к себе наверх, где Люсиль расчешет и переоденет ее на ночь. Как только жена удалилась, де Вулф вышел из дома и в сопровождении Брута, довольно обнюхивавшего его каблуки, медленно направился в свой любимый трактир к своей любимой женщине.

Ранним утром следующего дня коронер решил зайти к шерифу и рассказать о происшествии на севере графства. Вскоре после завтрака он отправился пешком в Ружмон, предоставив нывшей ноге возможность размяться. Там он сначала заглянул в свою нору в подвале, где Гвин и Томас теснились на пространстве, составлявшем четверть их прежней комнаты в сторожевой башне. Корнуоллец ворчал по поводу холодной сырости их нового помещения. Блестевшие от проступившей влаги стены были покрыты зеленой плесенью. Притиснутый к боковой стенке Томас пытался писать на своих свитках за дощатым столом, занимавшим теперь половину крохотного пространства.

— Когда я вернусь, Гвин, я хочу, чтобы ты сопровождал меня в город и шел за мной на расстоянии в несколько шагов, — приказал де Вулф. — Если этот несносный тип появится, схвати его и узнай, что ему нужно. Если понадобится, приставь ему к горлу кинжал.

Отдав это жесткое указание, коронер, ковыляя, преодолел несколько каменных ступенек до затоптанного дерна внутреннего двора и прошел за угол к деревянной лестнице, ведущей к входу в башню.

Спустя несколько секунд он без стука толкнул дверь в палату де Ревелля. На этот раз шериф не подписывал документы за столом, а стоял спиной к де Вулфу в небольшой нише в дальнем конце комнаты. На шесте над входом в альков висела занавеска, создавая некую видимость уединения, но она была отодвинута, и коронер увидел шурина, облегчающегося в каменную шахту, устроенную в толще стены. Шахта выходила у основания башни, добавляя к грязи внутреннего двора еще и нечистоты.

Заслышав шаги, шериф опустил подол туники и сплюнул в дыру перед собой.

— Неужели нельзя даже воспользоваться уборной, чтобы к тебе не врывались, даже не извинившись? — огрызнулся он, не оборачиваясь.

— Не волнуйся, Ричард, я и раньше видел, как мужики писают, — проворчал де Вулф. — Когда ты опорожнишь свой пузырь, я сообщу тебе некоторую новость, которая тебя заинтересует.

Де Ревелль повернулся, расправляя фалды своего зеленого плаща.

— Это ты, Джон. Я мог бы догадаться, что только ты мог влететь сюда без доклада. И что это за новость?

Шериф прошел к столу и уселся в кресло, выставив вперед острую бородку, словно бросая де Вулфу вызов.

Коронер уперся кулаками в дубовые доски стола с противоположной стороны и нагнулся вперед, нацелив, как копье, на шерифа большой крючковатый нос.

— Пиратство, вот какая новость! Убийство и воровство в нарушение королевского мира на побережье у Илфракума.

Джон умышленно подчеркнул слова «королевского мира»: с прошлого сентября, с момента его назначения коронером, между де Вулфом и шерифом шла непрерывная борьба по поводу расследования тяжких преступлений. Вот и сейчас, описав подробности своего визита в Илфракум, де Вулф прямо потребовал от де Ревелля предпринять необходимые меры против пиратов.

— Это твое графство, ты отвечаешь за закон и порядок, — пробасил он. — На меня возложено иметь дело с кораблекрушениями и покойниками, но ты здесь королевский представитель и кому, как не тебе, исполнять его волю.

И де Вулф снова сделал акцент на слове «королевский», как напоминание о том, что именно Львиное Сердце был raison d'etre шерифа, и что ему лучше не сомневаться в этом.

Но, как всегда, де Ревелль попытался отвертеться от своих обязанностей.

— Я шериф графства Девоншир, а не всего чертового моря вокруг его побережья! — взбеленился он. — Пусть пиратами займется королевский флот.

Худая черная фигура коронера склонилась еще ближе к щеголеватому шерифу, который испуганно отодвинулся.

— Когда они убивают подданных короля и грабят корабли, это дело блюстителей закона в этом и любом другом графстве! — заорал Джон. — Если ты только не решил не поддерживать мира твоего суверена, короля Ричарда?

Это было плохо завуалированное напоминание о том, что пребывание шерифа в должности зависело от его поведения в глазах верноподданных — таких, как лорд Ги Ферраре и Режинальд де Курси, а также самого де Вулфа.

Де Ревелль понял намек и нехотя пошел на попятную.

— Ладно. Что здесь лучше всего предпринять? Исходя из того, что мне известно, не нужно искать разбойников дальше Ланди. Там всегда было пиратское гнездо, еще со времен викингов.

Собеседникам даже не пришло в голову, что их собственная нормандская кровь течет и в жилах тех самых норвежских пиратов, осевших в северной Франции.

Поняв, что шурин благоразумно пошел на попятную, де Вулф расслабился и отодвинулся от края стола.

— Согласен. Весьма вероятно, что Уильям де Мариско и его остров-крепость могли быть источником этой заразы. Но есть сведения, что это вопиющее беззаконие могло идти из Эпплдора.

Светлые брови шерифа чуточку поднялись.

— Эпплдора? Маловероятно, чтобы они занялись пиратством без ведома де Гренвилля — если только ты не предполагаешь, что он к этому причастен.

Де Вулф хмыкнул: род де Гренвиллей владел феодом Байдфорда, куда входил Эплддор, но он не упустил бы случая немного попиратствовать, если бы пожива была достаточно богатой.

— Не будем торопить события. Необходимо располагать более весомыми фактами, прежде чем обвинять кого бы то ни было.

Это был еще один камень в огород Ричарда, методы раскрытия преступлений которого обычно начинались к камере пыток в подземелье башни, вместо того, чтобы искать истину в городе или округе.

— Пошли туда для начала нескольких воинов, — посоветовал де Вулф. — Я поеду с ними и посмотрю в портах — Байдфорде, Эпплдоре, Барнстейпле, может, даже в Бьюде. Нужно хорошенько тряхнуть дерево, и, быть может, упадет несколько плодов.

С явной неохотой шериф согласился позволить сержанту Габриэлю и четырем его подчиненным поехать с коронером на пару дней на север графства. Когда Джон уходил, Ричард крикнул ему вдогонку:

— Это окажется Ланди, помяни мое слово! Эти де Мариско — сущие дьяволы. У них нет никакого уважения к человеческой жизни.

— Что за чушь ты несешь! — цинично пробормотал де Вулф и хлопнул за собой дверью.

До полудня у коронера не было никаких особых дел. В полдень же он должен был присутствовать на двух казнях на улице Магдалины за городскими стенами, так что было еще время для свидания с Нестой. По пути Джон зашел в свою жалкую каморку и предупредил Гвина, что собирается пройтись по улицам, напомнив ему, чтобы тот позорче высматривал докучливого таинственного преследователя. Лохматый корнуоллец пропустил хозяина немного вперед, затем, на значительном расстоянии, пошел следом, замедляя шаг, чтобы сравняться в скорости с медленной поступью все еще слегка прихрамывавшего коронера. Они прошли через сторожевую башню Ружмона и, спустившись по Замковому холму, повернули на главную улицу.

Гвин не выпускал хозяина из виду, проталкиваясь сквозь люд, наводнивший узкие улочки — покупателей, носильщиков, праздношатающихся горожан и коробейников. Следить за коронером было легко: с черными волосами, подпрыгивавшими над воротником крапчатого серого плаща, он был на голову выше окружавших его людей.

В конце улицы, на подходе к переулку Молочников, поворачивавшему вниз к Мясницкому ряду, оруженосец коронера увидел, как тот остановился, как вкопанный, и посмотрел влево. А затем взмахнул рукой, указывая на что-то, не попадавшее в поле зрения оруженосца, и Гвин попытался сократить расстояние между ними. Дорогу ему перегородил носильщик с двумя большими кипами шерсти, подвешенными на коромысло на плече, сбоку напирал осел с привьюченными широкими корзинами. Ругаясь и расталкивая всех без разбору, корнуоллец потерял драгоценные секунды, и к этому времени коронер переместился к краю улицы, остановившись за лотком, с которого продавали безделушки и травы.

— Он был там, черт возьми! — кипел от злости де Вулф, показывая на узкую щель между боковой стеной высокого дома и соседним складом. — С этой паршивой ногой мне за ним не угнаться.

Гвин ринулся в щель, почти заполняя огромными плечами пространство между стенами.

— На этот раз я его найду, не беспокойтесь! — крикнул он через плечо.

— Если найдешь, я буду в «Ветке плюща», — бросил ему вслед хозяин, и, скривившись в отвращении от собственной немощи, продолжил свой путь к Пустому переулку.

Вскоре после этого, когда соборный колокол звонил к утренней торжественной мессе в десятом часу, Гвин, склонив голову под низкой притолокой, уже выглядывал в густом дыму де Вулфа. В это время в трактире было всего несколько посетителей, и Неста сидела со своим любовником за его обычным столом возле очага, перед ним стоял кувшин эля. Хозяйка поманила Гвина, затем крикнула древнему половому, чтобы тот принес выпивку, хлеба и сыра для вечно голодного оруженосца.

— Я его сцапал! — торжествующе прогремел Гвин, тяжело плюхаясь на лавку напротив парочки.

— И где же он? — спросил де Вулф, выжидающе взглянув на двери. — Тебе пришлось с ним драться? Ты, случайно, не прикончил его?

Гвин покачал головой. В это время Эдвин со стуком поставил перед ним кружку и положил на выскобленные доски стола небольшую буханку хлеба и твердый, как камень, сыр.

— Никакой драки не было. Этот человек хочет тайно с тобой встретиться, так что я сказал, чтобы он пришел к тебе домой во втором часу пополудни. К этому времени ты уже вернешься с повешений и пообедаешь.

— Но кто он, этот таинственный человек? — поинтересовалась Неста задрожавшим от любопытства голосом. Но Гвин уже набил рот хлебом.

Де Вулф, уже привыкший к небрежной манере своего телохранителя передавать новости, ткнул указательным пальцем в его сторону.

— А ну, быстро глотай и рассказывай, или я тебе усы выщиплю, черт побери!

Гвин проглотил остатки пищи и вытер губы огромной ладонью.

— Он сказал, что его имя — Жильбер де Ридфор, и он уверен, что ты его помнишь.

Де Вулф удивленно встрепенулся.

— Боже правый, ну конечно же! Ты уверен, что он назвался именно так?

— Никаких сомнений — он заставил меня повторить его имя пару раз. Сказал, что не смеет показываться открыто и не уверен в том, что на тебя можно положиться, теперь, когда ты королевский чиновник.

Неста поглядывала то на одного, то на другого, желая услышать объяснения.

— Так кто же он? И почему ты не узнал его раньше, если был с ним знаком, Джон?

Де Вулф сосредоточенно нахмурился. — Это борода и усы — или, скорее, их отсутствие — запутали меня. Когда я его знал, у него была темно-каштановая борода. Я никогда не видел его бритым. Но глаза и нос точно Жильбера.

— Так кто он? И зачем все эти ухищрения?

— Он рыцарь Храма. Или, точнее, был.

— Почему «был»?

— Потому, что он сейчас без бороды и усов. У них строгие требования, и ни один тамплиер не должен бриться.

Хотя всем было известно о монахах-воинах, чье полное название было «орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона», большинство мало что о них знало, за исключением того, что рыцари были богаты, могущественны и безжалостны.

— Откуда ты знаешь этого человека, Джон? И почему он должен тебя разыскивать? — возбужденную Несту переполняло любопытство.

— И я его теперь вспомнил — осада Акры в девяносто первом, — вставил Гвин, пережевывая сыр набитым ртом.

Де Вулф помахал пустой кружкой Эдвину, который поспешил вновь наполнить свой кувшин из бочек в конце зала.

— Это верно. Он был одним из безумных тамплиеров, бившихся, как демоны, вместе с нами в армии Ричарда. Де Ридфор был одним из уцелевших, и я встречал его несколько раз позднее, в битве при Арсуфе, и затем еще раз во время похода на Иерусалим.

Подоспел эль, и коронер отпил большой глоток.

— Но, интересно, что он делает в Девоншире — и без бороды?

— Он явно от кого-то прячется, — высказал свое мнение Гвин. — Все время озирался и прятал лицо под полями своей большой шляпы.

— Но кто он? — не унималась Неста. — Тамплиер-англичанин?

— Нет, он французский рыцарь. Кажется, припоминаю, что он принадлежал к командорству тамплиеров в Париже. Первая наша встреча была короткой, в замке Жизора, в восемьдесят восьмом, — задумчиво сказал коронер.

— Где этот Жизор?

— Городок в Вексене, откуда родом эта злобная сучка Люсиль. На границе с Нормандией, к северу от Парижа.

— Ага, я тоже припоминаю его там, — добавил Гвин. — Мы были в обществе короля, хотя тогда он был принцем Ричардом. На той важной встрече между его отцом, старым королем Генрихом, и этим ублюдком Филиппом Французским.

Неста была раздражена отступлением от темы.

— Какое это имеет отношение к этому тамплиеру, разыскивающему тебя, Джон?

Де Вулф допил остаток эля и встал, почти задевая головой закопченные стропила.

— Не знаю, сударыня, но надеюсь сегодня узнать. А пока что нужно нанести визит двум преступникам, болтающимся на конце веревки. Гвин, ступай и отыщи нашего конопатого писаку и приведи его с пером и пергаментом к виселице. Их уход из этого мира необходимо как следует задокументировать, даже если у них нет и двух пенни на двоих для королевских сундуков.

Присутствие на казни двух мелких воришек не притупило аппетита Джона, поспешившего после неприятной процедуры к полуденной трапезе. Повешения и пытки были столь же обыденны для населения Англии, как травля быков собаками, петушиные бои, еда и сон. Каждый вторник и пятницу жители Эксетера, которым нечем было больше заняться, выходили через Южные ворота и направлялись на улицу Магдалины к виселице, где пара крепких столбов поддерживала длинную поперечину, которая, в загруженные дни, выдерживала по трое преступников сразу.

Толпа приходила посмотреть на казни как на некую форму увеселения, бесплатного развлечения, отвлекавшее го от скучного убожества их существования. В основном это были старики и старушки с внучатами, бегавшими вокруг, играя в пятнашки. Коробейники продавали тут же свои пирожки, фрукты и цукаты собравшейся публике.

Задачей коронера было записать имя и дату смерти каждой жертвы казни. Томас де Пейн вносил эти данные своим аккуратным почерком в свитки коронера, с подробными сведениями о земле или имуществе, которые преступник мог после себя оставить и которые затем конфисковывались в пользу короны. Эти два мелких уголовника расстались со своими жизнями без особых протестов, и, сделав свое дело, де Вулф пошел домой, где застал Матильду, уже уплетавшую вареную птицу с капустой. Она, как всегда, не проронила ни слова, когда Джон сел за другой конец стола и стал ждать, пока Мэри принесет поесть. Однако интерес ее пробудился, когда он сообщил, что вскоре ожидает посетителя.

— Это рыцарь Храма, один из тех, кого я немного знал во Франции и Заморье, — пояснил он, не будучи уверен в том, обрадуется ли супруга вторжению незнакомца в дом.

— Это он следил за тобой?

— Он самый. Гвин поймал его за этим занятием сегодня утром, но, кажется, следивший просто не был уверен, встречу ли я его с распростертыми объятиями или брошу в темницу.

— И на чем же ты остановился? — поинтересовалась Матильда, глядя на мужа поверх куриной ножки, которую перебирала пальчиками.

— Пока не могу сказать, но происходит что-то странное. Этот человек сбрил усы и бороду, что запрещается тамплиерами.

— За это не вешают, — заметила она.

— Я в этом не слишком уверен — дисциплина у тамплиеров очень жесткая. Все же, насколько припоминаю, он занимал довольно высокое положение в иерархии ордена. Когда мы покидали Палестину с королем, то плыли на боевом корабле тамплиеров, и они упоминали, что Жильбер де Ридфор должен был вернуться в Париж, чтобы занять какой-то важный пост в тамошнем командорстве.

Матильда положила косточку и утерлась вышитым платком, который достала из рукава. Она машинально поправила волосы, едва видимые из-под белого льняного кувршефа.

— Высокого ранга рыцарь, говоришь? Это означает, что этот сэр Жильбер важная особа, нужно полагать?

Джон едва сдержал вздох, но был рад, что интерес, вызванный неисправимым чванством супруги, мог бы на какое-то время утихомирить вздорную Матильду.

— У него определенно хорошие связи, ибо он племянник Жерара де Ридфора, бывшего великого магистра рыцарей-тамплиеров, — хотя это может иметь и отрицательные стороны. Жерар печально известен тем, что сдал Иерусалим сарацинам в восемьдесят седьмом.

Матильда, несмотря на то, что выдавала себя за чистокровную нормандскую аристократку, мало знала о том, что творится на белом свете, и де Вулф попытался рассказать ей немного об этом славном, но несколько зловещем ордене воинствующих монахов.

— Говорят, что он был основан почти восемьдесят лет назад, когда один французский дворянин из Шампани и восемь других рыцарей предложили свои услуги Балдуину, королю Иерусалима — якобы, охранять дороги Святой Земли и защищать паломников от неверных.

Матильда прекратила жевать мясо. Она не скрывала своей заинтересованности, что было внове для Джона.

— Почему ты сказал «якобы»? — полюбопытствовала она.

— Сомневаюсь, чтобы девять человек могли сделать что-либо полезное в Палестине — и никто не слышал, чтобы они кого-нибудь защищали. Они провели там всего девять лет, затем внезапно вернулись во Францию.

— Так почему же они называются храмовниками? — Потому что, как ни странно, Балдуин выделил им для жилья часть своего дворца, построенного на фундаменте Храма Соломона. Первоначально они назывались «бедными рыцарями Христа» и исповедовали бедность, покорность и целомудрие, хотя сейчас многие из них живут в роскоши и ссужают деньги королям и императорам.

Матильда на мгновение задумалась, затем ее мысли вернулись к более насущным заботам, чем история. — И сколько этому сэру Жильберу может быть лет? Джон удивленно взглянул на нее из-под густых черных бровей. В голосе супруги прозвучала нотка, которую он не смог понять.

— Полагаю, примерно нашего возраста — или, возможно, без бороды он выглядит моложе.

— И он придет сюда, в наш дом, сегодня?

— Я велел Гвину привести его — он поселился в каком-то доме на улице Злой Собаки.

Матильда неодобрительно фыркнула:

— И как это столь высокопоставленный тамплиер остановился в таком убогом месте?

— Может, желает не привлекать к себе внимания. Очень скоро мы сможем спросить об этом у него самого.

— А в Девоншире есть другие тамплиеры? — поинтересовалась Матильда, продолжая озадачивать Джона своим неожиданным интересом к его делам.

— Очень мало по сравнению с другими графствами. Близ Тивертона есть одна из их общин, и, думаю, они владеют еще кое-какими землями в других местах, сдают их в аренду. Старый король пожаловал тамплиерам Ланди, но Уильям де Мариско не дает им даже высадиться на остров.

— А сколько всего тамплиеров? — продолжала расспрашивать Матильда.

— Несколько тысяч. Великий магистр управляет всеми ими из Акры, поскольку дядя этого Жильбера потерял Святой город несколько лет назад, но под его началом магистры в своих командорствах во многих странах, а более мелкие общины контролируют крупные поместья. В Англии они обосновались в Новом Храме в Лондоне, где несколько лет назад построили эту знаменитую круглую церковь.

Вошла Мэри, чтобы убрать объедки со стола, и ее хозяин и хозяйка перешли с вином к камину. Выходя, служанка оглянулась с недоуменным выражением. Такой редкостью было для нее видеть, как эти двое беседовали друг с другом как обычные муж и жена.

— Король Ричард, похоже, неравнодушен к ним, — заметила Матильда. — Ты говоришь, он покинул Палестину на одном из их кораблей?

— Да, он многим обязан тамплиерам, особенно за доблесть в бою в крестовых походах. И он осыпал их многими милостями, как в Англии, так и в Нормандии.

— А ты разделяешь его восхищение?

Матильда обладала проницательным умом, когда его не засоряли религиозное рвение и одержимость продвижением мужа по социальной лестнице, и поэтому уловила некоторую сдержанность в отношении Джона к бедным рыцарям Христа.

— Я восхищаюсь их дисциплиной и доблестью, часто граничащей с безрассудством.

И после некоторой заминки добавил:

— И все же я всегда чувствовал в них что-то странное, почти зловещее. Мы могли видеть лишь их внешнее лицо — то, которое они оборачивали к миру. Они что-то прятали от всех остальных.

— Но они ведь примерные христиане. Разве их духовным наставником не был святой Бернар Клервоский?

Может, в области истории у Матильды и были весьма смутные представления, но своих святых она знала.

Де Вулф пожал плечами.

— Да, он написал Устав, этот строгий кодекс поведения, насколько припоминаю, — задумчиво ответил он. — Но ходят странные слухи об их верованиях. Когда они не воевали с магометанами, то предавались изучению религии с несомненным рвением. А некоторые поговаривают, что у храмовников очень отличающийся от нашего взгляд на христианство, доходящий даже до ереси. Но мне трудно в это поверить — Папа предоставил им статус выше всех, даже коронованных особ Европы. Все очень странно.

Джон задумчиво уставился на пылающий в камине огонь, мысленно перенесшись в далекий Левант и снова увидев ряды воинов в длинных белых плащах, украшенных алыми крестами.

Матильда допила вино и поднялась из кресла.

— Я поднимусь наверх и предам себя заботам служанки, — объявила она. — Позови меня, когда прибудет сэр Жильбер.

Вскоре Джон услышал, как супруга зовет Люсиль, и удивленно вздохнул: как так, что от одного упоминания о рыцарствующем монахе его жена убежала, как глупая девчонка, подкручивать волосы и переодеваться.

Снаружи похолодало, и стужа ранней весны стала просачиваться в ставни и под дверь. Де Вулф помешал угли старым сломанным мечом, который держал в камине, и подбросил несколько поленьев. Осушая очередную чашу луарского вина, коронер вздрогнул, когда Брут внезапно поднялся и повернулся к двери. Сначала пес зарычал, но потом медленно завилял хвостом, и Джон понял, что тот заслышал приближение Гвина. Корнуоллец был любимцем всех собак в Девоншире.

Раздался стук в дверь, и из-за косяка появилось заросшее лицо. Увидев, что Матильды нет, Гвин широко распахнул дверь и отступил в сторону.

— Сэр Жильбер де Ридфор! — объявил он.

Де Вулф поднялся и пошел поприветствовать гостя, кивком головы указав Гвину, чтобы тот отправлялся к Мэри на кухню.

— И вели ей передать хозяйке, что наш гость прибыл, — добавил Джон.

Повернувшись к пришедшему, коронер пожал ему руку и жестом пригласил проследовать к очагу.

— Так это ты ходил за мной по пятам последние несколько дней, де Ридфор! — начал Джон. — Теперь, когда я знаю твое имя, я узнал тебя, но до этого отсутствие бороды и усов служило тебе идеальной маскировкой.

— Дай Бог, чтобы это так и оставалось! — с жаром воскликнул де Ридфор. — Может, если это обмануло тебя, это будет столь же действенно и для других.

Джон усадил его на стоявшую у камина скамью с высокой спинкой и опустился в кресло напротив. Рыцарь отказался от предложенной еды, но согласился выпить вина, которое Джон налил из кувшина в один из лучших кубков Матильды, снятый с полки на стене.

Когда они пили за старые времена, коронер присматривался к своему гостю, задаваясь вопросом, не сулит ли этот визит ему неприятностей. Джон видел перед собой человека, почти столь же высокого, как он сам, с прямой осанкой, широкоплечего и с узкой талией. Без шляпы паломника его каштановые волосы опускались до ворота темно-зеленого плаща — еще один признак того, что что-то было не так: тамплиеры, никогда не брившие лиц, должны были коротко стричь волосы.

У Жильбера было удлиненное, аристократичное лицо с прямым носом и большими светло-карими глазами, прямой подбородок, упрямые уста, сложившиеся сейчас в довольно печальную улыбку. Как правильно определил Джон, Жильберу едва перевалило за сорок: на годок-другой моложе его самого. Красавчик, подумал коронер, такой легко вскружит голову женщине, хотя целомудренность строго предписывалась Уставом Храма, — тамплиерам не позволялось целовать женщину, даже мать или сестру.

Де Вулф сразу перешел к сути дела.

— К чему вся эта таинственность, Жильбер? Почему ты не в одеянии тамплиеров, и что случилось с твоей бородой?

Вздохнув, де Ридфор подался вперед, положив сжимавшие кубок руки на колени.

— Я считаю тебя честным человеком, который, как я слышал, не терпит несправедливости.

Джон хмыкнул: лучшего ответа он и представить себе не мог.

— Но мне также известно, что ты друг короля Ричарда — ты был с ним в Заморье и тогда, когда его пленили близ Вены.

— Я не ставлю себе этого в заслугу, — раздраженно возразил коронер, который все еще винил себя за то, что не сумел предотвратить пленение своего суверена, когда они, переодевшись, пытались пройти через Австрию после кораблекрушения по пути из Палестины.

— Я упомянул короля, потому что он столь пристрастен к Ордену Храма — и мне подумалось, может, твои симпатии так же сильны.

Озадаченный де Вулф ответил уклончиво:

— Я не имею ничего против вас, тамплиеров — несомненно, вы были лучшими бойцами в Святой Земле.

Жильбер хлебнул вина и смущенно посмотрел на Джона, словно сомневаясь, доверяться ему или нет.

— Я больше не тамплиер. Собственно говоря, я сбежал от них.

Услышав это признание, коронер, не скрывая изумления, уставился на гостя.

— Но звание тамплиера — это на всю жизнь. Я слышал, что они не разрешают выход из ордена, разве что в более строгий монашеский орден.

Его собеседник печально кивнул головой.

— Орден не может смириться с тем, что я ушел от них. Они разыскивают меня, чтобы вернуть обратно — в цепях, если понадобится, или даже в саване.

Коронер подался вперед с кувшином вина и наполнил кубок де Ридфора.

— Тебе лучше рассказать мне все, — предложил он.

Красавчик покачал головой.

— Не сейчас, нет.

Джон рассердился.

— Значит, ты мне не доверяешь?

— Нет, дело совсем не в этом. Я не желаю впутывать тебя в свои неприятности — по меньшей мере, до тех пор, пока не увижу, что ты готов понять меня. И мне нужен совет, а также помощь, если ты готов ее оказать. Вся беда в том, что на данный момент я не могу тебе всего объяснить. Кое-что ты должен принять на веру.

Отхлебнув вина, коронер задумался. От этого человека веяло бедой — он был окружен ореолом обреченности. И хотя де Вулф не имел ничего против Жильбера, их нельзя было назвать закадычными друзьями. Несколько раз они сидели за одним столом в Жизоре, потом встречались в Палестине, либо на марше, либо в компании у ночного костра. Он не был закадычным другом, за которого де Вулф отдал бы свою жизнь, хотя по своей натуре коронер никогда не мог стоять в стороне и наблюдать, как творится несправедливость.

— Почему ты с такой неохотой объявился предо мной? — поинтересовался Джон. — Все это скрытное выглядывание из-за углов — тебе повезло, дружище, что Гвин не метнул в тебя копье, так как у меня нет недостатка в недругах, даже в Девоншире.

Де Ридфор улыбнулся, его озабоченное лицо наконец расслабилось, и Джон снова понял, что этот человек мог бы покорять женские сердца без всяких усилий.

— Извини, что крался закоулками, Джон, но мне очень хотелось увидеть, каким человеком ты стал, после возвышения в твое новое положение королевского чиновника — кем бы там ни был коронер. Я не совсем ясно себе это представляю.

Де Вулф хрипло крякнул.

— Не велика честь, могу тебе сказать. Тебе нечего бояться моей огромной власти. Ну, ты скажешь, чего от меня хочешь?

Беседа была вновь прервана, когда дверь отворилась и вошла Матильда, блиставшая в своем лучшем киртле из зеленого шелка, с несколько раз обвязанным вокруг толстой талии шелковым шнурком, кисточки которого подметали пол. Рукава платья достигали почти такой же длины, и манжеты в виде раструба были собраны в палантины, чтобы не доставать до земли, а волосы заплетены в два кольца над каждым ухом и уложены под серебряные сеточки. Она явно заставила Люсиль приложить дополнительные усилия, чтобы стать как можно привлекательнее для гостя.

Жильбер де Ридфор поднялся, и Джон представил ему свою жену. Приложившись к ее руке, Жильбер учтиво провел даму к креслу у камина и только после этого сел на жесткий табурет, стоявший между хозяевами.

— Сэр Жильбер как раз собирался поведать мне причину своего посещения Эксетера, — проскрипел де Вулф, полный решимости добиться от гостя более внятного объяснения, чем тот пока что предоставил.

— Боюсь, вашей обворожительной даме будет скучна эта тема, — спокойно ответил Жильбер, и коронер не мог определить, то ли он и вправду так думал, то ли это была очередная отговорка, чтобы оттянуть раскрытие истинной причины визита к нему.

Затем взгляд коронера упал на Матильду, и он увидел, что его жена вне всяких сомнений очарована тамплиером-отступником. Она не сводила глаз с его лица, и, хотя едва ли коренастая сорокашестилетняя женщина могла жеманничать, как девушка, выражение ее лица было не похоже ни на одно из тех, с какими она смотрела на мужа. И у далекого от ревности де Вулфа вызвало раздражение то, что столь непривлекательная средних лет женщина была настолько глупа, чтобы демонстрировать свою страстную влюбленность.

Тем более смешно это выглядело потому, что Матильде было известно о строжайшем монашеском обете целомудрия, данном их гостем. Джону вдруг пришло в голову, что де Ридфор был в бегах, потому что совершил какой-то опрометчивый амурный или развратный поступок. Не в первый раз тамплиер сбивался с пути праведного, хотя суровый режим ордена предписывал строгие наказания или позорное изгнание для нарушителей, которых лишали всех рыцарских почестей.

Как это было ни удивительно, но Матильда невольно поддержала своего мужа в его жажде объяснений и почти проворковала свои заверения в том, что рассказ де Рид-фора вовсе не утомит ее.

— Ладно. Вы, должно быть, уже знаете, что последние два года я был в командорстве нашего ордена в Париже — основном центре нашей деятельности вне Палестины. Я был одним из старших членов капитула и подчинялся только нашему магистру, который, в свою очередь, был ответственен лишь перед великим магистром в Акре.

И француз посмотрел на огонь с таким выражением, словно увидел языки адского пламени, пляшущего между поленьев.

— Мне стала известна определенная информация, о которой знали лишь несколько самых высших чинов в ордене. И хотя я был далеко не последним в иерархии, даже меня не должны были посвящать в эту тайну. Я проведал о ней случайно.

— Что это за тайна? — прошептала Матильда.

— Пока что я не могу ее раскрыть, но она напрямую касается наших религиозных верований. Я должен разобраться со своей совестью, прежде чем решить, как ко всему этому относиться.

— Мне будет трудно принять решение, де Ридфор, — отрезал де Вулф. — Если ты не можешь даже намекнуть, что тебя терзает, как я вообще могу тебе помочь?

Жильбер резко вскочил на ноги и в большом возбуждении встал у камина, спиной к огню, лицом к собеседникам. — Я разрываюсь между укоренившейся преданностью рыцарям-тамплиерам, которым служил верой и правдой пятнадцать лет, и мучительным желанием раскрыть то, что стало мне известно. В данный момент я не могу сделать всеобщим достоянием эту тайну. Есть еще один человек, разделяющий со мной и ее, и мои муки относительно того, как с этой тайной поступить.

Матильда смотрела с открытым ртом на этого нормандского Диониса, ворвавшегося в ее жизнь и покорившего ее зрелое сердце своей внешностью и душераздирающей историей конфликта между долгом и совестью — несмотря на то, что она не имела ни малейшего представления, в чем, собственно, этот конфликт состоит.

Джон, будучи более искушенным в жизни циником, хотел знать больше, чем тамплиер готов был поведать.

— Хотя ты и желанный гость в моем доме, как и любой другой рыцарь, мне все равно невдомек, чего ты от меня хочешь, — сказал коронер.

В смятении чувств де Ридфор рухнул на свой табурет, наклонился вперед и заговорил, не отрывая взгляда от огня.

— Этот другой рыцарь — мой старый и добрый приятель, Бернар де Бланшфор, он жил в общине нашего ордена в южной части Франции, после того как мы оба вернулись из Святой Земли. Сам он из тех краев, и его род владеет поместьями в Лангедоке и на склонах Пиренеев. В последние два года мы часто виделись, и были очень обеспокоены, когда узнали, что зреет крупный заговор, в который мы, как тамплиеры, были невольно втянуты.

Де Вулф, как человек неглупый, был реалистом и прямодушным солдатом. Услышанное мало удивило его. Матильда же пожирала гостя глазами, ожидая продолжения.

— Большего я рассказать не могу. Я должен дождаться приезда Бернара, чтобы мы вместе решили, как поступить. Но в настоящий момент я в большой опасности. Орден подозревает во мне опасного отступника и сделает всё, чтобы найти и схватить меня.

Наконец де Вулф услышал что-то вразумительное.

— Ты хочешь скрыться от преследования?

— Да, Джон, но как это сделать, я не знаю. Я должен ждать, пока прибудет Бланшфор.

— Но почему вы избрали столь отдаленное место, как Девоншир? — поинтересовалась Матильда, глядя широко раскрытыми глазами на своего героя.

— Я помню вашего мужа, и по Жизору, и по Палестине. Мне всегда казалось, Джон, что ты человек, которому можно доверять, а такого нелегко найти в наше время. Ты говорил, что родом из Девоншира, и мне показалось логичным направиться именно сюда, чтобы попытаться достичь Шотландии или Ирландии и стать недосягаемым для моих собратьев-тамплиеров.

Коронер презрительно фыркнул.

— Забудь о Шотландии, если хочешь скрыться от тамплиеров! Там их полно, и ты об этом знаешь. В Ирландии было бы куда безопаснее — большая часть страны все еще во власти диких племен, хотя жить вне нормандских владений — все равно, что искать смерти.

Де Ридфор согласно закивал.

— Тогда после того как прибудет де Бланшфор, мы отправимся в Ирландию. Он должен был выехать в путь всего на несколько дней позже меня и собирался сесть на корабль из Бретани, тогда как я приплыл через Арфле.

— Как он догадается, где вас искать? — осведомилась Матильда заботливым тоном, каким никогда не разговаривала со своим мужем.

— Я велел ему искать коронера, сударыня. Здесь каждый знает сэра Джона, и я уверен, что он поможет нам встретиться.

Де Вулфу все больше не нравилась эта странная история. — У тебя, должно быть, крупные неприятности с орденом, де Ридфор. Ты оставил их кров, сбросил одеяние, столь знакомое всему миру, и побрился, что, как мне известно, также запрещено твоим собратьям. Теперь, конечно же, ты никогда не сможешь вернуться. Но разве прощение уже невозможно?

Де Ридфор заерзал на табурете.

— Мы с Бернаром перешли наш Рубикон. Если мы останемся в живых, то будем влачить существование изгоев в каком-нибудь Богом забытом месте, подобном Ирландии, которую ты рекомендуешь. Но, подозреваю, что и там длинная рука тамплиеров, в конце концов, достанет нас.

— И ты не хочешь рассказать мне о том, что стоит такой жертвы? — спросил де Вулф.

— В данный момент я не могу. Тайна слишком ужасна, разве что де Бланшфор и я решим ринуться в бездну и поведать о ней всему миру.

Джон перестал что-либо понимать и начал терять терпение.

— Прости за прямоту, но мне всегда казалось, что в тамплиерах есть что-то странное, — сказал он. — Чем твой орден так сильно отличается от других?

Де Ридфор ответил вопросом на вопрос.

— Ты помнишь нашу первую встречу в Жизоре, несколько лет назад?

Де Вулф кивнул:

— Я был в охране принца Ричарда, сопровождавшего отца, короля Генриха. Ты тоже был там с другими тамплиерами.

— Это было событие исключительной важности — и не только ввиду противоборства между Генрихом и Филиппом Французским.

— Достаточно важное. Помню, дело чуть не дошло до драки, из-за того чертового дерева, тенью которого во время переговоров хотели воспользоваться и Ричард, и Филипп. Закончилось все тем, что клятый француз срубил дерево.

— Да, так называемое «рассечение вяза», — кивнул де Ридфор. — Но для тамплиеров встреча в Жизоре была куда более важной. Сионский орден, который был тайно ответственен за основание тамплиеров в Иерусалиме, отделился от нас в Жизоре — и даже сменил название на Сионский Монастырь. Большая Часть неприятностей была вызвана неудачей моего дяди — потерей Иерусалима после битвы с сарацинами в предшествующем году. Его память облили грязью, и позор, как навоз к копыту, пристал ко мне — члену его рода.

Джон начал понемногу соображать, что к чему. Великий магистр тамплиеров, которому Жильбер приходился племянником, потерпел сокрушительное поражение в битве при Хаттине, и вскоре после этого был изгнан из Иерусалима армией Салах-ад-Дина. Возможно, мучительная обида за насмешки над честью рода побудила де Ридфора искать способ отомстить тамплиерам, обвинявшим своего порывистого вожака за ужасающую потерю Иерусалима. А какая месть была бы лучше, чем раскрыть какую-нибудь темную тайну, которую тамплиеры ревностно охраняли?

Матильда, зачарованно внимавшая рассказу гостя, вернула разговор на более земной уровень.

— Вы не можете оставаться на этой омерзительной улице Злой Собаки, сэр Жильбер. Она подходит только для саксонских торговцев, а не подобных вам знатных господ.

— Меня она вполне удовлетворяет, сударыня. Хочу оставаться незаметным. Я делю угол с еще несколькими людьми. Одевшись паломником, я должен вести себя как таковой, чтобы не привлекать внимания.

Попыхтев от негодования, Матильда предложила решение, заставившее Джона бросить сердитый взгляд в ее сторону.

— Почему бы вам не остановиться здесь? Мы можем постелить удобный тюфяк возле камина — все лучше, чем делить земляной пол с полудюжиной вонючих паломников.

Де Ридфор, должно быть, сразу же уловил отсутствие поддержки со стороны де Вулфа, так как отрицательно взмахнул рукой, выражая благодарный, но твердый отказ.

— Я должен держаться как можно дальше от королевского чиновника, сударыня. И не только ради себя, но и ради Джона. Может случиться, что суровая кара падет на мою голову, и я бы не хотел, чтобы это хоть как-то коснулось вашего мужа — тем более что его сюзерен столь ревностный почитатель тамплиеров.

Де Вулф внес контрпредложение:

— Разумеется, улица Злой Собаки неподходящее жилье — но почему бы тебе не снять койку на постоялом дворе? Полагаю, умеренная плата не станет для тебя проблемой. Ведь ты недолго намереваешься пробыть в Эксетере.

Матильда, поджав губы, бросила на мужа злобный взгляд. Она прекрасно понимала, какой постоялый двор он предложит, и подозревала, что это станет еще одним оправданием для свиданий Джона с этой валлийской шлюхой, как она называла Несту. Но шанс удержать такого красивого мужчину под своей крышей уже испарился — де Ридфор живо ухватился за идею, и, как и предполагала Матильда, де Вулф пообещал отвести его в «Ветку плюща».

Гвин был послан на улицу Злой Собаки принести корзину благородного рыцаря и забрать пони паломника из конюшни по соседству, и уже через час де Вулф представлял де Ридфора молодой трактирщице, оставив раздраженную Матильду дома кипеть от злости из-за потери такого развлечения.