"Тайна волжской Атлантиды" - читать интересную книгу автора (Биргер Алексей)

Глава четвертая Как мы отправились в путь

Вы уже поняли, что взрослых мы в итоге уломали, а места на яхте хватало, чтобы и нас троих разместить. Договорились, что отпускают нас на неделю, а если телевизионщики задержатся сверх этого, то нас посадят на рейсовый автобус, заранее позвонив отцу, где и каким рейсом он и дядя Сережа должны нас встретить. Ведь семья Егоровых приехала к нам в гости на своих «жигулях», и вел машину, естественно, дядя Сережа. На этой машине и нас должны были «подобрать с автобуса», если выяснится, что самый удобный и быстрый рейс проходит чуть в стороне от нашего городка. Я-то доказывал, что даже если нам придется сойти километров за семьдесят, на каком-нибудь крупном автовокзале, то там мы спокойно дождемся другого рейсового автобуса, местного значения, и отлично вернемся домой. Но родители все-таки настроились нас встретить.

Что касается Ванькиной идеи, где взять всю амуницию для подводного плавания и подводных съемок, то он, конечно, надумал обратиться к Степанову. О Степанове мне доводилось рассказывать. Здесь повторю вкратце, для тех, кому не попадались мои рассказы о других наших приключениях, что Степанов — это крупнейший бандюга в наших местах. То есть, начинал он как крупнейший бандюга, а сейчас он считается крупнейшим бизнесменом — этаким честным и порядочным миллионером. «Владелец заводов, газет, пароходов», как иногда выражается о нем отец. А иногда он называет Степанова «крестным папой местного разлива». Может, кому другому Степанов этого бы не простил, но от отца слышать такое ему даже нравится. Дело в том, что отца и Степанова связывают особые отношения. До того, как стать крупнейшим бандитом — то есть, во времена, можно считать, почти доисторические Степанов был шофером у отца, когда по бюджету заповедника его начальнику полагались и служебная «нива», и личный шофер. Потом деньги на зарплату шоферу поступать перестали, да и на бензин и запчасти для «нивы» тоже, и отец попросил одного знакомого банкира, приехавшего поохотиться по лицензии в один из «гостевых комплексов» заповедника, пристроить «толкового мужика». К нам часто наезжают всякие банкиры и прочие крутые, потому что отдых в заповеднике очень ценится. Раньше вообще заповедник считался «объектом хозяйства ЦК», и в его гостевых комплексах с их охотничьими домиками могли отдыхать лишь крупные руководители, ну, а уж отделано там было все по последнему писку. Как, впрочем, и сейчас остается отделанным. Но в наше время туда можно, за очень большие деньги, купить путевку в один из гостевых комплексов на недельку другую, а вместе с ней и лицензию на охоту на такое-то количество таких-то животных. Такой отдых считается жутко престижным, и, надо сказать, Степанов безумно гордится, что отец держит для него лучший из гостевых комплексов, самый дальний, где из бани можно плюхаться прямо в речку Удолицу. При этом, он продолжает очень уважать отца, и порой смешно бывает видеть, как он по старой привычке начинает говорить отцу «хозяин» и осекается где-нибудь на «хозя…» или «хоз…» А отец тоже относится к Степанову с симпатией и говорит, что, при всех его выкрутасах, Степанов намного лучше подавляющего большинства банкиров и высших чиновников, с которыми ему (отцу, то есть) приходится иметь дело. Что в Степанове навечно осталось что-то мальчишеское. Правда, отец вздыхает иногда, что, знай он, в какие дела тот банкир втравит «прежнего милого Степанова», он ни за что бы не стал просить. «Впрочем, — добавляет отец, каждый выбирает судьбу по собственному хотению и разумению». Ведь не устроила бы Степанова новая «работа», не проявил бы он себя, со всей охотой, как лучший «бригадир» по выбиванию долгов, если бы не было все это заложено в его характере.

К нам Степанов относится почти как к племянникам. Тем более, что мы несколько раз помогли ему распутать довольно сложные дела, когда его самого хотели подставить или объегорить. В общем, Степанов ещё тот фрукт, но, отец прав, совсем не вредный, в отличие от многих. Без дрянца, как сказал бы я сам — а Ванька тут выразился бы покруче. Мой братец с таким смаком цепляет все самые убойные выражения, которые можно услышать в округе (а услышать их, как вы сами понимаете, можно немало), что просто диву даешься, откуда у него эта тяга «всякой гадостью рот набивать», как мама это называет.

Итак, представьте себе, отличный особнячок восемнадцатого века в центре города, ухоженный и отреставрированный — «офис» Степанова. Огненного цвета «ягуар» Степанова припаркован возле особнячка — значит, Степанов на месте. Мы идем втроем, я, Ванька и Фантик, и ведем за собой трех телевизионщиков. Степановская охрана, зная нас, пропускает нас в холл, и телевизионщиков тоже, и тут мой братец с таким важным видом, что упасть можно, говорит телевизионщикам:

— Подождите пока здесь.

А сам поднимается в кабинет Степанова, а мы с Фантиком — за ним следом.

Степанов, увидев нас, встал из-за стола. Он сидел перед компьютером с умным видом, с сигарой во рту. Правда, мне показалось, что он не был занят какими-то сложными компьютерными вычислениями, а играл в компьютерную игру.

— Здорово, ребятки! — мы так понимали, роскошные сигары он курит специально для того, чтобы походить на чикагского гангстера, но, на самом деле, с сигарой в зубах он становился жутко похожим на Крокодила из сказки Чуковского. — Рад вас видеть! С чем пожаловали?

— С деловым предложением, — солидно сообщил Ванька.

Надо было видеть Степанова — он захлопал глазами и чуть не сел. Но потом справился с собой и ухмыльнулся.

— С деловым? Это хорошо. Я вас слушаю.

— Вместе с нами — три телевизионщика, — сообщил Ванька. — Они там, внизу. Они очень известные. Это те, которые делают программу «Силуэт» и всякие другие, — Степанов кивнул, показывая, что знает, о чем идет речь. Сейчас они затевают съемки потрясного фильма о древнем городе, затопленном в Рыбинском море. Чтобы снять весь фильм, им нужно оборудование для подводных съемок, подводного плавания… ну, и вообще, им много чего нужно.

— Понимаю, — Степанов хитро прищурился. — Я проспонсирую их, а в титрах фильма будет написано, что фильм снят исключительно благодаря финансовой и материальной поддержке группы компаний «Степанов холдинг», так?

— Так, — кивнул Ванька.

Мы с Фантиком, глядя на эти серьезнейшие переговоры, едва сдерживались, чтобы не покатиться от смеха.

— Что ж, — Степанов вынул сигару изо рта и нарисовал ей загогулину в воздухе. — Авторов «Силуэта» я знаю, толковые ребята, сам их передачу часто смотрю. Подводные съемки, исчезнувшие города — это то, на что зритель всегда клюет, рейтинг будет высокий. Так что смысл, похоже, есть. А вам от этого какая выгода?

— Если вы их проспонсируете, они возьмут нас на неделю на съемки, на своей яхте! — бухнул Ванька. — А может, и с аквалангами дадут поплавать.

Тут и Степанов не выдержал — и расхохотался.

— Ладно! — он махнул рукой с сигарой, другой рукой утирая слезы с глаз. — Давайте сюда ваших телевизионщиков!

Переговоры с телевизионщиками завершились быстро и благополучно. Было оговорено, что, во-первых, фильм будет начинаться с заставки «Степанов холдинг» представляет», и, во-вторых, что телевизионщики снимут ролик о гостинично-ресторанной сфере бизнеса Степанова, рассчитанной на туристов. Степанов откупил у города гостиницу «Интурист», сделал в ней полный ремонт, переименовал её в «Княжескую» и предлагал туристам отличные условия, по вполне пристойной цене. Кроме ресторана в гостинице, Степанов открыл круглосуточный плавучий ресторан, приспособив под это дело старый пассажирский теплоход, поставленный на прикол возле главной городской пристани. В наших местах всегда бывало немало туристов, и в последние годы, после некоторого спада, их поток опять стал возрастать. Кто-то путешествовал на своих двоих, кто-то — на автомобилях или автобусах, а главное — через наш город проходил путь огромных теплоходов, совершавших круизы по всей Волге до Санкт-Петербурга, до Кижей и даже до Соловков. Все они у нас останавливались часа на два, а то и побольше, потому что в нашем старинном городе было на что посмотреть, начиная от собора и кончая теми памятными местами в заповеднике, куда туристов можно было подвезти на автобусе. Дела у Степанова шли неплохо, но за возможность дать дополнительную рекламу он ухватился сразу же.

В самый разгар переговоров Фантик вдруг сказала свое веское слово «свое рабочее слово», как определил бы её выступление отец. С ней бывает так, что она молчит, молчит, а потом да и выступит, «редко, но метко». До того она сидела и лоб хмурила. Мы все сидели тихо. Понимали, что в данный момент в переговоры взрослых влезать не следует. И вдруг, когда Степанов стал записывать на листке бумаги основные пункты договора с телевизионщиками, чтобы потом передать этот листок на обработку адвокатам, нотариусу и прочим, Фантик выпалила:

— Мне кажется, ещё один пункт надо включить!

— Какой? — Степанов поглядел на неё с удивлением и любопытством.

— Насчет клада! — сказала Фантик. — Что часть клада вам принадлежит, если мы его найдем!

Степанов хитро прищурился на телевизионщиков:

— Вы что, собираетесь клад искать?

— Не собираемся! — быстро пояснила Фантик. — Но ведь был разговор, что в этих местах могут быть клады — монастырский и всякие другие! Вдруг именно мы найдем какой-нибудь из них? Такое вполне может случиться, вон как нам везет на приключения и истории! И тогда будет только справедливо, если вы получите его часть, раз вы нам так помогаете!..

Степанов расхохотался.

— Вставим пункт о кладе? — спросил он телевизионщиков.

Те закивали.

И общими усилиями они сперва сочинили условие, по которому Степанову полагалась седьмая часть клада (ведь всего нас семь человек получалось, считая самого Степанова) плюс его расходы на экспедицию минус стоимость рекламного ролика, а потом зачеркнули все это и просто записали, что Степанову полагается одна пятая часть клада.

— А то слишком сложно получается, — сказал Степанов. — Мы в расчетах запутаемся, если вы и впрямь найдете клад.

И телевизионщики согласились с ним, да и мы тоже.

Еще кое-что было оговорено, к выгоде Степанова — и через два дня мы с телевизионщиками пустились в путь, полностью экипированные всем необходимым. За эти два дня нам удалось подсобрать немало полезной литературы на интересующую нас тему, и на пути к Рыбинскому морю мы основательно эту литературу изучали.

Двигались мы без особенных остановок, только в Кирило-Белозерском монастыре задержались почти на полдня, чтобы как следует его осмотреть. Этот монастырь того стоит!

Так что у нас было времени валяться на палубе и читать книги. Читали мы вслух, чтобы слышали и те, кто на данный момент управлял яхтой.

Мы узнали, что Молога вплоть до революции оставалась городом довольно богатым, хотя и затмила её Рыбная Слобода, превратившись в Рыбинск, бурлацкую, а потом и хлебную столицу Российской империи. Через Рыбинский порт шли в Европу основные поставки зерна, пушнины, стерляди, и многих других ценных вещей. Стерлядь играла такую важную роль в жизни города, что запечатлена на городском гербе, вместе с Ярославским Медведем — символом всей губернии, и лестницей, символизирующей ступени пристани, по которым императрица впервые ступила на рыбинскую землю. После того, как создали Рыбинское водохранилище — которое все и повсюду называют Рыбинским морем и не признают другого названия — стерлядь почти перестала попадаться, она не может проходить через плотины.

Из Мологи на рыбинский торг и рыбинские пристани шли огромные подводы, и Молога торговала так удачно, что, как узнали мы из одной книжки, за ней закрепилось прозвище «Молога пьяная»: заработав очень значительные деньги, моложские торговцы не могли удержаться от того, чтобы не гульнуть как следует по рыбинским ресторанам и кабакам.

Попалась нам и статья, в одной из подборок материалов недавнего времени, что Рыбинск и Молога были важнейшими опорами готовившегося в 1921 году Ярославского мятежа против советской власти — того самого мятежа, за участие в котором расстреляли в августе двадцать первого года поэта Николая Гумилева. Автор статьи доказывал, что главные тайные склады оружия были как раз в Рыбинске и Мологе, а не в Ярославле, потому что в этих городах легче было обеспечить и секретность, и спокойное перемещение больших грузов, и что здесь же готовились ударные офицерские части. Еще автор статьи высказывал предположение, что Ярославский мятеж вполне мог бы кончиться успешно, если бы мужики, озверевшие от грабежа со стороны власти, душившей их продуктовыми налогами, не поднялись вне графика, до срока, когда офицерские части были ещё не готовы, недовооружены и недоукомплектованы, и не могли мужиков поддержать, а в итоге все были разгромлены и раздавлены порознь.

— Гм… — пробормотал Павел, изучив эту статью. — Надо бы выяснить, чего здесь больше, действительных фактов или местного патриотизма, потому что доказательства приводятся в основном косвенные… А так, обыграть в фильме и судьбу Гумилева, и какие-нибудь стихи его вставить, из самых красивых, было бы очень здорово…

А Сергей продекламировал:

Потом мы стали читать и о Югской Пустыни. Югская Пустынь была (или «был» — ведь это монастырь?) одним из основных центров богомолья в дореволюционной Руси. Последний привал на пути в монастырь богомольцы делали в Болтино, где был возведен замечательный храм, и гостевые дома построены, для ночлега паломников. Храм сохранился, и мы собирались его поглядеть. Тем более, что и для этого храма потрудился наш новый знакомый, кузнец Игорь Петрович Горчаков.

В монастыре, затопленном Рыбинским морем, находилось одно из чудес древнерусской живописи: огромная фреска «Страшный суд». Эта фреска погибла бы вместе с монастырем, если бы не группа реставраторов, которая взялась её спасти. По некоторым упоминаниям, реставраторы эти были в основном из бывших иконописцев. И вот тут, как ни странно, фрески выручила война. Если бы воду дали до задуманного уровня вовремя, то реставраторы просто не успели бы закончить работу. Но вода стояла всего лишь по колено — и вот так, все время по колено в воде, они сумели снять все фрески и перевести их на бетонные плиты. Для этого им пришлось разработать особую технику сохранения фресок, потому что фрески снять со стены почти невозможно. Фреска — это когда всю картину рисуют по сырой штукатурке, краска впитывается в штукатурку, схватывается намертво с ней, и стена и картина становятся одним целым. Так что можно себе представить, сколько пришлось постараться, чтобы каждую фреску перенести в целости и сохранности! Потом эти фрески увезли в Москву, и упоминаний, где их можно увидеть сейчас, мы не нашли…

— Вот бы отыскать эти фрески! — вздыхал Павел. — «Страшный суд» северного письма — это всегда нечто! Мы могли бы заснять их, так, чтобы камера переходила с сюжета на сюжет, с чертей и грешников на праведников, и так далее — у нас бы получился документальный аналог «Андрея Рублева» Тарковского, если бы нам при этом удалось эффектно снять подводный город и все остальное! Так можно было бы и назвать весь фильм в целом: «Страшный суд»!

Он много писал, в блокнотиках и на листочках бумаги, что-то помечал себе, переносил надписи с одного листочка на другой, какие-то листочки между собой склеивал, а какие-то наоборот, стриг ножницами, чтобы ту или иную заметку поместить в другое место. Мы давно поняли, что обязанности между телевизионщиками распределялись следующим образом: Павел занимался поиском тем, разработкой сценариев и общей режиссурой, Сергей — снимал, он был основным оператором, а Алик отвечал за все обеспечение. Его заботой было, чтобы Павел и Сергей могли спокойно работать, не думая ни о каких проблемах.

Словом, узнать мы успели очень много. И чем больше мы узнавали, тем больше нам хотелось поскорее добраться до цели нашего путешествия.

И вот, ясным солнечным днем, мы вышли наконец в Рыбинское море — и оказались в волжских водах, которые его создали.

Это и впрямь было море! У нас дух захватило от его размеров, от этой бесконечной глади вод, сейчас таких голубых и спокойных. Но мы могли догадаться, сами живя на большом озере, что шторма здесь могут разгуливаться страшенные.

Видно, мысль об этом пришла в голову и Сергею, в тот момент управлявшему яхтой, потому что он запел:

— Типун тебе на язык! — крикнул Павел.

— Так ведь все верно! — отозвался Сергей. — И к нам не относится! Действительно, роковой простор, под которым столько судеб схоронено!.. А красота-то какая!

И он продолжил:

— Сергей! — подал голос Алик. — У тебя много талантов, но вот на ухо тебе медведь наступил! Твоим пением только рыбу глушить!

Сергей хмыкнул и замолк.

Насчет «нелюдимого моря», Сергей абсолютно прав был. В тот день, едва оказавшись в море, мы повернули к югу и так и пошли на юг. Мы держались достаточно близко к берегу, красивому и лесистому. Долгое время ни одной живой души нам не встречалось. Я имею в виду на берегу или возле, большие туристские теплоходы, проходившие в отдалении, не в счет. Лишь часа через три мы заметили дымок за лесистым мыском.

— Кто-то пикникует, — решил Алик. — Обогнем мысок и подойдем к берегу.

Когда мы обогнули мысок, то оказалось, что там расположились люди, вовсе не на пикник приехавшие. Мы увидели четырех рыбаков, с двумя лодками, и лодки их были доверху полны уловом. Соорудив у самого берега коптильню, они на ольховых ветках и решетках коптили часть рыбы, перед тем, как двинуться в обратный путь. Видно, чтобы этой рыбой можно было сразу торговать, едва они вернутся. У нас тоже порой так делают.

— Здорово, мужики! — закричал Павел. — До Мологи далеко?

— Так вы и есть на Мологе! — ответили с берега.

— Как это? — вопросил Павел.

— Да вот так! Вы по той части моря идете, которая раньше рекой Мологой была.

— Ах, да, конечно! — Павел рассмеялся. — Это так! Но я имею в виду город Мологу, затопленный город, понимаете?

— Ааа, вы об этом? Так до него ещё плыть и плыть.

— У меня с собой карта судоходных путей. Не покажете по ней, где это? Я сейчас на берег спущусь.

— Спускайтесь, покажем.

Павел прихватил атлас водных путей для речников и на надувной шлюпке сплавал к рыбакам. Было видно, как они ищут разворот с юго-западной частью Рыбинского моря, как спорят, сверяясь с очертаниями берегов и обозначениями мелей и глубоких мест, и как в конце концов достаточно решительно указали на определенную точку на карте и пометили её крестиком. Павел поблагодарил рыбаков, а заодно прикупил у них рыбы, и копченой, и свежей, так что на яхту он вернулся с большим пакетом.

— Вот, заодно и рыбки наедимся на год вперед… Молога находится вот здесь, нам до неё часа два ходу.

— То есть к середине дня доберемся, — сделал вывод Алик.

— И может даже, пробное погружение успеем организовать, — подытожил Сергей.

— Возможно, успеем, — согласился Павел.

И мы двинулись дальше. Нам встретились ещё две-три рыбацких лодки судя по всему, эта часть моря пользовалась у рыбаков уважением. Промелькнули вдали, у горизонта, паруса трех яхт, идущих друг за другом.

— Кто-то навроде нас шастает, — сказал Ванька. — Только у нас яхта больше и лучше, это и на расстоянии заметно.

Часа через полтора мы сбросили ход и стали внимательно приглядываться, сверяясь с обозначениями на карте.

— Мы уже где-то близко, — сказал Павел. — Вот здесь, где отметка «405» основного судового хода, чуть правее нас должен быть буй «М-1». Его нам и надо выглядывать, и на него ориентироваться. Большой буй, светящийся, почти что плавучий маяк. Пропустить его мы никак не можем. А сразу за буем мы и будем на месте.

— Если в Рыбинском море буи потрошат так же, как у нас, — заметил я, то не будет он светиться.

— Ну, сейчас это и неважно, — сказал Павел. — Ведь сейчас день. Вот если бы мы ночью подходили — тогда да, тогда было бы неприятно. Но при ясном свете мы его в любом случае увидим издалека.

— Вон он! — закричала Фантик.

Алик поднес бинокль к глазам.

— Это не буй, это очередная рыбацкая лодка. Странно, моторка у мужика, а он на веслах идет… Но уточнить у него, верно ли мы движемся, не помешает.

Мы подошли к лодке поближе, и Сергей окликнул:

— Эй, мужики! Далеко до затопленного города?

Двое, сидевших в лодке, замахали нам руками.

— Мы как раз в ту сторону идем! Может, на буксир нас возьмете, а мы покажем?..

— Давайте, возьмем. А что с вами?

— Да мотор заглох! А лодка рыбой полна, на веслах тяжело идти. Так мы хоть полпути за вами проделаем, передохнем, да и быстрее будет. Потому что вы за полчаса это расстояние отмахаете, ну, минут за сорок, а нам часа два, если не три колупаться!

— Цепляйтесь! — крикнул Павел. — Я вам канат брошу!

— Да мы прямо к борту подойдем! Чтобы с яхты вам направление показывать, глотки не надрывать!

Рыбаки подошли к борту, выбрались на палубу, а их лодку привязали на канат, к корме, и она пошла за нами на буксире. Рыбаков, как выяснилось, звали Серегой и Колькой — так они сами представились.

— Знатная яхта, — одобрил Серега, притоптывая ногой по палубе — будто на прочность её испытывая. — На ней и хороший шторм выдержишь. Хотя в шторм лучше и на ней не выходить… Нам туда, — он указал рукой.

— Свирепые здесь шторма бывают? — поинтересовался Павел.

— Суровые, — кивнул Колька. Он был пониже и поплотнее Сереги. Одеты они оба были одинаково: в потрепанные штаны, некогда бывшие «тренировочными» или «спортивными», обнаженные по пояс. Их майки были брошены на носу лодки. — Как налетит, так только держись. Были годы, когда здесь и по пятьдесят человек гибло.

— Ну, кого и впрямь с палубы яхты волной смывало, а кто по собственной дурости гибнет, — возразил Серега. — Если крепко пьяным в море сунуться, то и никакого шторма не надо. Я вот, люблю гульнуть, когда деньги есть, но на рыбалке — ни-ни! Потому что кувыркнуться можно так, что не выплывешь. А если тебя в лесочных сетях запутает — так тебя и затянет, пока вытащат и распутают уже покойничком будешь. Вот ты у меня и допрыгаешься когда-нибудь! — обратился он к Кольке.

— Да ну тебя! — махнул рукой Колька.

Мы потом уяснили, что привычка Кольки «принимать на грудь» даже перед выходом на рыбную ловлю была постоянным источником трений между компаньонами — и постоянном поводом для подкалывания со стороны Сереги. В общем, точно такими же были рыбаки, как и в наших местах.

— Рыбы здесь, небось, круглый год завались, — заметил наш Сергей.

— Когда как, — ответил Серега. — Главный лов, конечно, весной. Но и сейчас. Вон, в этом году с начала августа судак пошел, и щука тоже. А лещ, он все время неплохо ловится. А бывают года, когда они только к концу лета потихоньку ходить начинают, да и то не ахти, одно расстройство бывает, а не рыбалка.

— Так на два-три обеда всегда вытянешь, разве нет? — спросил Алик.

— Ради двух-трех обедов и затеваться не стоит, — серьезно ответил Колька. — Это можно и у себя половить, у бережка. Нам-то ведь надо и засолить, и накоптить, и, в общем, чтоб на рынок было, на продажу. С хорошего улова можно порядочно торгануть. Иногда рублей на семьсот, представляете?.. А вы-то сами откуда? С Питера или поближе?

— С Питера, — ответил Алик.

— Ну да. То, что не из Москвы, сразу видно. Если б с Москвы шли, вы бы через Тверь и Углич, с той стороны к Мологе выходили. А раз вы с севера движетесь, значит, вы только через Волго-Балт в море зайти могли. Да питерцев и по говору видно…

— Нам вон туда, чуть правее, — вмешался в разговор Серега.

— Буй-то стоит, который в нашем навигационном атласе указан? поинтересовался Павел.

— Стоит, куда он денется, — усмехнулся Колька. — Только по ночам не светит. Раздели его. Электроника нынче дорогая, вот всю электронную начинку из буя кто-то ловкий и приватизировал. В наших газетах даже статьи были, что бороться надо, спасаться от этого бедствия, потому что так и до кораблекрушения недалеко. А ведь сами знаете, какие корабли и сухогрузы по морю ходят, и дальше по Волге — почти как океанские. Такой на мель сядет мало не покажется… Хотя, может, и починили уже буй, после всех-то статей.

— А мы уже и на месте почти, — сообщил Колька. — Погода сейчас ясная, так что, может, остатки Мологи в воде увидите, прямо под собой.

— Остатки? — нахмурился Павел. — Нам говорили, город почти целый стоит.

— Ну, это преувеличение. Хотя кое-что сохранилось, верно. Но, в основном, развалины. Сами понимаете, за полвека с лишним вода многое изъела и источила. И к тому же, там, где судоходные пути проведены, там самые большие здания ещё до того снесли, как воду дали. Но чуть в сторону от путей — там, да, ещё можно целые кварталы увидеть… Стоп! Вот, город начинается!

Мы остановились, и стали жадно вглядываться в воду. Нам показалось, что мы смутно различаем стены домов, провалившиеся крыши… Но в тот момент рябь по воде пошла, поэтому трудно было сказать, действительно мы их видим, или это наше воображение.

Рыбаки стали перебираться в свою лодку.

— Спасибо вам! — помахал рукой Серега. — Здорово вы нас выручили!

— Да и вы нас тоже! — откликнулся Павел.

— Слышь, мужики… — Колька слегка замялся. — Нельзя стрельнуть у вас на самогонку, до того, как рыбу продадим? А то, если вам надо, мы и на вашу долю возьмем, бутыль или сколько скажете, подвезем к вечеру.

— Сколько самогонка стоит? — спросил Алик, доставая бумажник.

— Да… Ну, по пятнадцать рублев всегда сторговаться можно.

Алик протянул ему сотню.

— Тридцать — на вас, семьдесят — на нас. Попробуем местный продукт. Вот только где вы нас найдете?

— А вы вон в той бухточке причальте, — указал Колька. — Там и место красивое, и спокойное, никакой шторм не страшен. Там мы вас и найдем.

На том и порешили.

Рыбаки, пересев в свою лодку, опять налегли на весла.

— Ты не слишком легкомысленно с сотней расстался? — спросил Сергей у Алика.

— Не думаю, — ответил тот. — Вернутся они, чтобы в дальнейшем источник благ не потерять.

— Тебе виднее… — Сергей пожал плечами и перегнулся через борт. — Мне не терпится совершить пробное погружение. Может, я камеру налажу, акваланг надену — и нырну?

— Предлагаю сперва пообедать, — сказал Павел. — Причем на берегу. Разложим костерок, рыбку зажарим… Красота!

Все согласились с этой идеей, и мы направились к берегу.