"Израильский милитаризм: анализ книги Натаньяху" - читать интересную книгу автора (Кротов Яков)

Израильский милитаризм: анализ книги Натаньяху

Нетаниягу Б.  Место под солнцем. Борьба  еврейского народа за обретение незавсимости, безопасное существование и установление мира. Б.м.: Ассоциация «Алия за Эрец Исраэль», 1996. 663 с.

Милитаризм, а ещ более милитаристская риторика чрезвычайно распространены в современном мире (хотя и меньше, чем в предыдущие эпохи). Милитаристская риторика крайне агрессивна к любым попыткам её анализировать. Впрочем, она агрессивны в целом.

Анализ кажется критикой (и он является критикой), то есть, попыткой уничтожения (что ж, пожалуй; ничего стыдного в желании уничтожить милитаризм, на самом деле, нет). Соответственно, милитаристская риторика переходит в нападение. Она, прежде всего, отрицает допустимость критики извне. Русский должен критиковать русский милитаризм, еврей – еврейский, китаец – китайский. Со стороны же критиковать нельзя.

Это, конечно, лукавство. На самом деле, внутреннюю критику милитаризм тоже не любит и по возможности с ней борется, представляя критиков «пятой колонной» врага.

В случае с русской реакцией на израильский милитаризм, однако, следует отметить, что израильский милитаризм в огромной степени – русский. Он ведёт пропаганду на русском языке, обращаясь к тем, кого считает евреями, но кто не говорит ни на идише, ни на иврите. Возможно, израильский милитаризм ведёт пропаганду и на английском, обращаясь не к евреям, а к избирателям и политикам западного мира, но в в России нет ни свободных выборов, ни, соответственно, избирателей и политиков. Тут пропаганда адресована именно к потенциальным «своим». Тем не менее, если уж эта пропаганда – именно на русском языке,  её можно и нужно анализировать, чтобы не допускать распространения милитаризма.

Конечно, критика русского милитаризма должны в сотни раз превосходить критику милитаризма израильского и сопрягаться с нею, чтобы отвести упрёк в антисемитизме. Впрочем, надо заранее понимать, что израильский милитаризм так же будет обвинять своих критиков в антисемиизме, как русский милитаризм  обвиняет своих критиков в русофобии, и тут не важно, обвиняются ли евреи или русские.

Право сильного

Первый аргумент милитаризма – грубая сила.

«Многие полагают, что … побеждает сильнейший. Это верно до некоторой степени, однако данная проблема  имеет не только эмпирический, но и нравственный аспект. Кроме того, если это верно, то правым надлежит считать последнего завоевателя, и в таком случае Израиль законно и по праву владеет этой землей» (1996, 50).

Нигде в книге Натаньяху не разбирает вопрос, в какой именно степени право сильного – право. Нигде он не выскажется о том, каковы его нравственные принципы, одобряют ли они право силы. Милитаризм вообще лукав, как и всякое насилие в мире, которое отрицательно относится к насилию. Наивные времена Гомера, когда сила отождествлялась с честью и славой, к счастью, прошли. Насилия стало меньше, но оставшееся насилие стало лживее, чем было ранее. Оно делает вид, что «право сильного» придумано не милитаризмом, а кем-то ещё.

Более последователен милитаризм, когда исповедует веру в то, что исключительно сила есть право, когда обижается на «двойные стандарты», мешающие ему применять силу безо всяких ограничений. Натаньяху, в частности, заботливо перечисляет, что Египет и Иордания подавляют оппозицию – арабскую – более жестко,  чем Израиль, что в Индии правительственные войска убили больше сепаратистов, чем израильтяне арабов. Напоминает, что 1968 году в США 55 тысяч солдат были брошены против бунтовшиков в Лос-Анжелесе и других крупных городах, было убито 46 человек. В 1992 г. там же «уличные волнения … привели к гибели 51 человека». Отсюда делается вывод: «Одни требования предъявляются к арабским диктатурам, другие – к демократическим государствам Запада, и третьи, совершенно особые, - к Израилю» (1996, 253). 

Миф о себе как о сильном – включая заботливо насаждаемый (и ложный) миф о всемогущей армии, всепроникающем Моссаде и так далее – силён, однако, лишь в сочетании с мифом о себе как о слабом. Вообще, любая семантическая система, любая риторика тогда сильна, когда включает в себя противоположные утверждения. Это вполне рационально: поскольку мир противоречив и иррационален, он не может быть описан однозначно. Однако, милитаризм не описывает мир, он его разрушает. Его риторика прикрывает желание сделать мир плоским и рациональным, как военная карта.

Право бессильного

Милитаризм одновременно апеллирует и к праву сильного, и к праву бессильного. В случае с Израилем есть превосходный символ – Давид, который слаб, но одновременно силён. Если Давид самостоятельно победит Голиафа, то заявляется, что победил по праву сильного.  Когда же Давид не может самостоятельно победить, то начинает просить помощи, подчёркивая свою слабость, сходство с ребёнком, причём ребёнком «хорошим». В обоих случаях милитаризм основан на антропологии, которая не знает среднего как нормы. Люди делятся на крайне слабых и крайне сильных, абсолютно хороших и абсолютно опасных. Это дуализм, причём резервирующей за собой возможность оборачиваться, в зависимости от нужды, то сироткой, то великаном, то нуждающейся в опеке плачущей девочкой, то могучим великаном, который, напротив, защищает весь мир от наката зла.

Отсюда тезис, сочинённый ещё Жаботинским: Впрочем, тезис о том, что арабы не имеют права на Палестину, потому что у них и так много стран, сочинил ещё Жаботинский: «Когда арабские притязания вступают в конфликт с правом евреев, это то же самое, что сытому пытаться отнять пищу у голодного» (Цит. у Натаньяху, 1996, 76). Натаньяху подчёркивает, что «арабы обладают громадным территориальным пространством, на котором они могут реализовать свои национальные устремления» (1996, 75). Значит, украинцы могут потребовать от русских уезжать в Россию? Что напоминает концепция «жизненного пространства»?...

Какие уступки арабам! «Можно считать достаточной уступкой уже то, что евреи получили маленькое государство, Израиль, а арабы Палестины проживают в гораздо более обширном государстве, называемом ныне Иорданией» (1996, 523).

Евреи – не только слабые, но и самые слабые, самые обиженные, самые страдающие. «Бедствия, пересённые еврейским народом в результате его многовековой бездомности, невозможно даже сопоставить с теми страданиями, которые выпали на долю арабов в результате восстановления еврейскогоо государства» (1996,  57).

Изображая себя попеременно то гигантом, то карликом, милитарист аналогичным образом меняет изображение и своего противника. То арабы – это огромный океан, который стремится поглотить крошечный Израиль, а то арабы – это крошечная кучка кочевников, которые болтались по Палестине без дела, не заботясь о ней, но не пуская туда огромный еврейский народ. Как пишет Натаньяху, в XIX в. Палестина «пребывала в нищете и запустении. Арабские землевладельцы (эфенди) не уделяли особого внимания своим палестинским поместьям, они наслажждались жизнью в Бейруте и Дамаске. Еврейские поселенцы преобразили эти бесплодные угодья» (1996, 67).  Натаньяху цитирует швейцарца, который в 1858 году писал о Палестине: «Арабы, живущие здесь, могут считаться  лишь временными поселенцами. Они разбивали свои кочевья на пастбищах или строили убежища в разрушенных городах.  Они не создали ничего. … Ветер пустыни, что занёс их сюда, моет унести их прочь, и не останется здесь ни единого следы их пребывания» (1996, 78).

Правда, затем оказывается, что какие-то арабы в Палестине всё-таки жили,  и они очень выиграли от появления евреев: «Резкое повышение промышленности и торговли привело к резкому повышению уровня жизни арабского населения» (1996, 69).

В русском милитаризме аналогичная «диалектика» используется при манипуляции образом «чеченцев» - то это могучая сила, которая вот-вот завоюет Москву и всю Россию, то крошечная группка оборванцев, которые не могут обустроить свою землю. То русские – это исполин-богатырь, то жалкий беспризорник, нуждающийся в твёрдой руке.

Разумеется, был милитаризм и британский, из него Натаньяху черпает с особым удовольствием, цитируя расистскую речь Черчилля: «Предоставленные сами себе, палестинские арабы за 1000 лет не предпримут ни одной серьезной попытки произвести работы по ирригации и электрификации Палестины. Они вполне довольны тем, что нежатся – ибо это народ философского склада – под солнцем на выженной равнине» (1996, 86).

Кстати, о каком «народе» говорит тут Черчилль? Это относится ко всем арабам или лишь к палестинским? Если к палестинским арабам, то значит они, вопреки утверждениям Израиля, всё-таки существовали и составляли особый народ? Впрочем, если это относится ко всем арабам, то это отражает лишь очень старое, но всё же неверное и именно расистское представление об арабском мире как мире  «неги», «лени», нетворческом. Натаньяху цитирует ещё один расистский миф: арабы-де «не знают, что такое благодарность» (1996, 97). Они  лживы и бесчестны: «На евреев можно положиться во всем, что касается выполнения соглашений, на арабов же полагаться невозможно» (1996, 97, слова британского чиновника Р.Майнерцагена).

Международное право

Отсюда апелляция Натаньяху к «старшему брату», в роли которого оказывается  «западный мир», «Лига Наций», «Британское правительство»: «Британское правительство выступило с Декларацией Бальфура, гарантирующей евреям право на создание «национального очага» в Палестине» (1996, 49). «Израиль не считает себя «оккупирующей стороной» в Иудее, Самарии и Газе, поскольку эти районы являлись частью территории, выделенной в 1922 году Лигой Наций для создания еврейского государства» (1996, 245).

Это лукавство («военная хитрость»). Декларация Бальфура потому и называется всего лишь декларацией и всего лишь Бальфура, что она вовсе не гарантировала создания государство Израиль и вообще не гарантировала ничего безусловно. Она подчёркивала: «Следует ясно понимать недопустимость шагов, ущемляющих гражданские и религиозные права нееврейского населения Палестины» (1996, 82).

Натаньяху даже говорит о Версальском соглашении, что это «однозначное международное признание права евреев на возвращению. … В Версале евреям было обещано право на создание собственного государства в Палестине, то есть на обоих берегах реки Иордан» (1996, 26). Соответственно, «отрицание естественного права Израиля на самооборону является прямым отказом от данных в Версале обязательств» (1996, 144).

Однако, Версальское соглашение – это всего лишь соглашение Вейцмана с Фейсалом. Это вообще не международный правовой документ, это лишь черновик договора одного арабского правителя с профессором химии, британско-подданным Хаимом Вейцманом (как и Декларация Бальфура – всего лишь письмо Бальфура Ротшильду). Да и в этом документе-проекте написано: «Права арабских феллахов и фермеров-арабов не должны ущемляться. … не могут издаваться законы и не может официально одобряться какое-либо ограничение или вмешательство в свободу религиозных отправлений» (1996, 600). Правда, если верить Натаньяху, в Палестине были только кочевники, никаких феллахов и фермеров…

У Натаньяху то же двойственное отношение к Западу и его помощи, что у большинства израильтян. На поверхности – отрицание того, что Запад сыграл решающую роль в образовании государства Израиля, благодарность же Западу и сознание его помощи отправлены под поверхность. Лишь изредка Натаньяху проговаривается, что недоброжелательность к Израилю  «лишает Израиль жизненно необходимой зарубежной поддержки» (1996, 18). «Жизненно необходимой» - то есть, принципиальной. «Моральная, стратегическая и финансовая помощь Запада может сыграть решающую роль в установлении мира» (1996, 537).

О, эта поддержка не Израилю нужна, а самим поддерживающим, ведь Израиль в 1981 году спас «человечество от иракской ядерной угрозы» (1996, 192). Правда, кажется, не надолго, но главное – атомная бомба у Ирака это плохо, атомная бомба у Израиля это хорошо. Это не еврейская мораль, это – готтентотская.

«Израиль принял на себя обязательство не становиться первой страной, которая применит ядерное оружие на Ближнем Востоке, и даже если он изменит свою позицию по данному вопросу, остаётся неясным, будет ли ядерное оружие при любых обстоятельствах действенным средством устрашения» (1996, 431). А мог бы атомной бомбой по глазам! Но слишком все близко. Однако, «отступив со стратегически важных территорий и ужавшись в узкую приморскую полосу, Израиль будет вынужден опираться на неконвенциональные средства обороны. Не случайно поэтому, что многие израильские «голуби» являются сущими «ядерными ястребами» (1996, 431). Т.е. Натаньяху добрый – он не хочет опираться на атомную бомбу.

Израиль – форпост демократии: «Коль скоро Запад не готов активно содействовать демократизации в арабском мире, было бы естественно ожидать, что он, по крайней мере, попытается усилить сдерживающую мощь Израиля, который является сегодня единственным демократическим государством на Ближнем Востоке» (1996, 385). Правда, с тех пор «Запад» активно «содействует демократизации в арабском мире». Результаты хорошо известны и исчисляются сотнями тысяч погибших.

Сохранение Израиля – задача, исход решения которой «глубоко значим для судьбы не только евреев, но и всего человечества. В сердцах народов мира теплится надежда, что евреи сумеют одолеть непреодолимые преграды, громоздящиеся на их пути … и вновь возведут свой Обетованный Храм» (595).

Международной помощи милитаризм ищет, опираясь и на образ себя как слабого, и на образ себя как сильного. Израилю нужно помогать, потому что он слаб. Но Израилю нужно помогать и потому, что Израиль – маяк человечества (каковым считала себя, стоит напомнит, и Россия в шкуре СССР): «С библейских времён взоры цивилизации прикованы к «одиссее евреев». Если после всех трагических странствий еврейский народ построит прочный и надёжный дом на своей древней земле, это, безусловно, укажет новые пути всему человечеству» (1996, 20).

Вообще-то, с библейский времён взоры цивилизации были прикованы всё же к себе самой, любимой – к Греции, к Риму. «Одиссея евреев» была интересна исключительно самим евреям, у других же народов хватало собственных одиссей.

«Возвращение евреев на историческую арену в качестве суверенной нации является беспрецедентным событием в истории человечества» (1996, 21). Размах этого заявления особенно комичен на фоне ХХ столетия, когда европейские представления о национальном государстве «вернули на историческую арену» не один десяток народов в качестве суверенных наций. Увы, ценой массовых этнических чисток.

Международное бесправие

На случай, если милитарист будет пойман за руку при фальсификации международных документов, у него готов противоположный тезис: международное право есть бесправие, ущемление права Израиля. Натаньяху обвиняет в склонности к предательству не только арабов, но и британцев (и ведь западный мир): «В 1922 году Британия отрезала Трансиорданию от территории, выделенной для создания еврейского государства. Одним росчерком пера у евреев было отнято около 80% обещанной им земли» (1996, 89).

Во-первых, тут произведена подмена: декларация Бальфура не говорит о еврейском государстве, говорит о еврейском «национальном очаге». Во-вторых, Натаньяху считает, что Израиль должен вернуть себе и землю Иордании? Это крайне любопытный момент – видимо, действительно, точно так же, как арабы не согласны признавать существование Израиля, евреи не согласны признавать существование Иордании, но – в отличие от арабов – стараются это не высказывать слишком громко.

В любом случае, признание международного права у милитариста носит условный характер. Пока ему выгодно – он за международное право, когда не выгодно – против. Когда англичане решают помочь евреям, они – «умные и гуманные люди» (1996, 75). Когда они прекращают помогать евреям, они – «колониалисты, уверенные в своём праве вершить судьбы народов» (1996, 108). «В первой половине ХХ столетия главным фактором противодействия политическому сионизму являлся британский империализм – арабы только содействовали ему» (1996, 129).

С одной стороны, ООН – хорошая организация, она создала государство Израиль, с другой стороны – ООН плохая организация, она пытается убить Израиль. Впрочем, не «создала». Резолюция ООН 1947 года, но Натаньяху, всего лишь «вновь подтвердила» право евреев на своё государство (1996, 126). Не более того. Это не акт, создающий государство, это акт подтвердающий. К тому же, ООН выделила евреям, жалуется Натаньяху, лишь «около 10% той территории, которая была передана первоначально под мандатное управление Великобритании с целью создания еврейского национального очага» (1996, 126).

Натаньяху критикует ООН за равнодушие к гибели миллиона афганцев, миллионов кампучийцев, но подводит итог: «Все эти нравственные прегрешения ООН не могут сравниться с принятием клеветнической резолюции против сионизма» (1996, 139). Кажется, бумажка всё-таки значит больше, чем гибель миллионов людей, если те всего лишь кампучийцы.

ООН сочинила – по Натантьяху – «план раздела Эрец-Исраэль» (326), ведь по нему Иерусалим должен быть под международным контролем.  «В своей совокупности «все соответствующие резолюции ООН» ведут к уничтожению еврейского государства. Поэтому предложение мира на основе «всех соответствующих резолюций ООН» и даже одной только резолюции №181 – примерно то же самое, как если бы кто-то обещал быть вашим другом, позволь вы ему лишить вас рук и ног» (326). И не только руки и ноги, но и сердце, ведь о  присоединении Восточного Иерусалима Натаньяху пишет: «Разодранное сердце еврейского народа вновь скрепилось заново» (1996, 267).

А Шолом-Алейхем, видимо, был бессердечным, коли вовсе не беспокоился о судьбе Восточного Иерусалима. Да и Западный его, кажется, не очень интересовал, как и остальных жителей Касриловки во все дни года, кроме Пасхи.

Сильное государство или никакого государства?

Диалектика силы и её отсутствия просвечивает в иррациональном отношении к необходимости самого государства Израиль. Натаньяху пишет: «Тяжёлые бедствия, обрушившиеся на евреев во времена римского и византийского владычества, подорвали их экономическое и политическое положение в Эрец-Исраэль, но только арабское завоевание коренным образом изменило демографическую ситуацию в стране, превратив евреев в незначительное меньшинство у себя на родине» (1996, 53).

По логике, это означает, что восстановление государственности не обязательно. Если Натаньяху считает качественно важным именно арабское завоевание, то отсутствие государственности у евреев   при римлянах и византийцах не так уж страшно. Значит, и в наши дни важна не государственность, а возможность жить на родной земле. Кстати, импенно это объясняет Натаньяху арабам: зачем вам государственность, если вы можете просто жить в Израиле?

Но Натаньяху в другом месте придерживается другой логики: Израиль есть земля, «потеря которой повлекла за собой изгнание евреев и бесконечные бедствия, не познанные ни одним другим народом» (1996, 271). Кстати, он аккуратно обходит вопрос, когда Израиль был «потерян», чтобы не признать, что главные виновники вовсе не арабы, а, говоря современным языком, итальянцы.

Исторически всё очень просто: на протяжении большей части своей истории евреи не имели государственности и, более того, не считали обязательным её иметь или жить в своём государстве. Сам Натаньяху упомигнаешь, что лишь в XIII веке «Нахманид пошёл ещё дальше, провозгласил, что проживание в Эрец-Исраэль есть прямая религиозная обязанность каждого еврея» (1996, 63, ссылка на комментарий Нахманида к Числ. 33, 53).

Бецалель в XVI веке писал: «Господь определил каждой нации подобающее место». Но Бецалель и глиняного робота пытался создать – что ж, теперь Силиконовую долину передать Израилю?

То, что современные израильские милитаристы изображают обязательным, религиозным и национальным долгом любого еврея – жить в Израиле как в независимом государстве – это идея, возникшая на исходе Средневековья, возможно, под влиянием формировавшегося тогда европейского представления о национальном государстве.

Натаньяху создаёт образ «сильного еврея», когда пишет: «В одном отношении евреи действительно отличаются от прочих наций. Более тысячи лет рассеяния не заставили их перестать быть единым народом».  А цыгане, которые кочуют куда более трёх тысяч лет? Айсоры? Крымские татары? Чеченцы? «Неизменная привязанность народа к своей земле отличает иудаизм от всех других религий» (1996, 61). И поэтому в античность евреи в массовом порядке эмигрировали из Израиля в Испанию, Грецию, Галлию, даже в Китай? Не потому, что их изгоняли – а потому что страна не могла всех прокормить. Это не позор, а абсолютно разумная и общепринятая модель поведения. Позор – сочинять мифы, оправдывающие свою агрессивность.

Подробно Натаньяху доказывает, что национальные меньшинства не имеют права на самоопределение, если у них где-то есть государство (1996, 224). Палестинские арабы имеют своё государство – Иорданию. Правда, в отличие от русских в Литве (пример Натаньяху), палестинские арабы не приехали в Палестину из Иордании, а жили тут веками. «Истинная трагедия – это положение, при котором определённая нация повсеместно является меньшинством, а именно таковым было положение евреев до создания Государства Израиль» (1996, 227).

А цыгане? А вепсы? Айны? В мире всего 200 государств, наций в 10 раз больше. Натаньяху упоминает басков, предлагая представить Испанию в окружении десяти бакских государств с населением в 150 миллионов, которые требуют от Испании предоставить независимость баскам Испании (1996, 231). А что у басков вообще нет государства, он знает?

Государство или личность

Основной парадокс милитаризма в том, что он защищает личность, посылая личность на смерть.  Отражением этого парадокса является и национализм. Сионизм начинался, когда эмансипация евреев достигла достаточно уровня, чтобы евреи могли попытаться создать своё государство, но не достигла такого уровня, чтобы у них не появилось в собственном государстве необходимости. Евреям уже было позволено покинуть гетто, но ещё не позволили поступать в университеты, - вот исходный импульс сионизма, не имеющий никакого отношения к религии, а в значительной степени и антирелигиозный. В современной Европе и Америке эмансипация евреев полная, импульса уезжать в Израиль нет, и тогда Натаньяху начинает взывать к личности какк высшей ценности:

«Гражданское равноправие в странах рассеяния есть необходимое, но недостаточное условие для решения еврейской проблемы. Только национальное возродение на древней родине Израиля способно вернуть нормальную жизнь не только еврейскому народу в целом, но и каждой отдельной личности» (1996, 39).

Главный враг такого милитаризма – личность, которая посмеет произнести одно слово: «Почему?» Почему нормальная жизнь возможна лишь «на древней родине». Чем была ненормальна жизнь Иосифа Прекрасного, который имел возможность уехать в Палестине, но почему-то не уехал? Жизнь Рамбама или Спинозы ненормальнее жизни Натаньяху?

«Даже те, кто предпочтут остаться за его пределами, избавятся от мучительного комплекса неполноценности и обретут естественное чувство национальной принадлежности. У них появится дом, двери которого будут для них всегда открыты, - подобно тому, как Ирландия является национальным домом для американских ирландцев, Италия – для итальянцев, Китай – для китайцев» (1996, 39).

Тут Натаньяху совпадает с русскими националистами,  рассматривающих всех русских, где бы они ни жили, как своих агентов. От национализма не уедешь. Он будет всегда рассматривать тебя как свою собственность. Он не поверит, что тебе без «национального дома» лучше, чем с ним. Не поверит, что другая страна – твой дом. Самое же невероятное для национализма – что лучший «национальный дом» это не страна, а именно дом, тот дом, который «моя крепость», куда запрещено заходить, чтобы увести сына в казарму.

Милитаризм крайне враждебен личности. Когда Натаньяху утверждает, что расширению Израиля не сочувствуют те, кто «недостаточно знаком с жизнью Израиля» (1996, 16) – он объявляет чужаками израильских пацифистов, которые, слава Богу, есть. Миротворцы – беспамятные собаки. «История возникновения государства Израиль всё дальше уходит из памяти» (1996, 18). Тут уже «история» - не мирное заселение Палестины, которым хвастался Натаньяху в другом месте, тут «история» - история войны. Израильтяне, которые требуют вернуться в границы,  - лица, «утратившие всякую связь с реальностью» (414). Их меньшинство, но «это меньшинство пользуентся непомерным влиянием в средствах массовой информации» (420). Точно то же пишут русские антисемиты о русских евреях…

Самооборона

В избытке у Натаньяху и главного милитаристского мифа – о самообороне. Кажется, первой империей, воздвигнутой на этом мифе, а не на простом и откровенном исповедании силы, была Римская. Сегодня, увы, Натаньяху цитирует американского политика, чьи слова 1948 года вполне отражают и ситуацию 2010 года:

«Террористы попытаются найти в нашей среде признаки слабости и раздора. Нам следует доказать им, что мы не позволим террору поставить нас на колени. Мы просто обязаны заставить террористов отчаяться и утратить надеду на достижение поставленных ими целей… Я полагаю, что в практическом аспекте пассивная самозащита не может быть достаточно действенным средством противодействия террору и тем государствам, которые оказывают покровительство террористам. Настало время всерьез задуматься над более действенными средствами – такими, как самозащита с помощью превентивных ударов по террористическим группировкам» (Госсекретарь Шульц, цит.:1996, 313).

Вот Натаньяху сравнивает Израиль с Испанией:

«То, что испанцы сделали через восемь веков, евреи совершили через двенадцать, но принципиальных различий здесь нет. Гораздо важнее разница в способах, с помощью которых два народа осуществили свое национальное возрождение.  Испанцы отвоевали захваченную арабами землю огнем и мечом, ценой огромного кровопролития. Евреи вернули себе Эрец-Исраэль путем мирной поселенческой деятельности, соблюдая закона страны и прибегая к оружию только в целях самозащиты» (1996, 56).

Тонкая словесная подмена: «огромное кровопролитие» противопоставляется «самообороне», а не «малому кровопролитию». Натаньяху готов и на «большую кровь», но – в порядке самообороны.

Враг сильный и враг бессильный

Когда нужно объяснить, что евреи – самые мирные люди на земле, арабы рисуются, конечно, врагом, но врагом немногочисленным, жалким, бессильным, не способным и не могущим противостоять переселению мирных евреев в Палестину. «Присутствие незначительного арабского населения, почти не использующего землю и не способного обеспечить собственное пропитание, нельзя считать серьезным препятствием для удовлетворения национальных чаяний миллионов евреев» (1996, 75).

Эти кочевники сами покинули Израиль. «Большинство палестинцев добровольно покинули Эрец-Исраэль; кто из страха, а кто по призыву арабских правительств. … Происшедшее следует охарактеризовать как обмен населением между Израилем и арабскими странами» (1996, 347).  Правда, тут Натаньяху неосторожно употребил слово «страх». Ведь нечего было бояться арабам! Видимо, они не только лодыри, но и параноики…

Когда же нужно объяснить, почему мирные евреи убили не одну тысячу человек, даже не один десяток тысяч, враг изображается мощным Голиафом без совести и чести. Арабский мир – диктаторский. Нужен мир с позиций силы. «Мирные отношения с диктаторскими режимами могут поддерживаться, в первую очередь, с позиции силы и устрашения» (383).

 При этом арабы – трусы и плохие солдаты. Натаньяху цитирует мнение британского чиновника о том, что из обитетелей Палестины (арабов и евреев) в 1935 г. «положиться можно только на евреев. Они прекрасно знают местность и свободно говорят на разных языках. Более того, они легко овладевают тактической подготовкой, дисциплинированы и храбры в бою» (1996, 113).  Арабы – это орки, которые «берут числом», тупая масса. Вроде русских… Они не могут не воевать: «Вооружённые конфликты, диверсии, подрывная деятельность, политические убийства и бесконечные интриги являются неотъемлемой частью внутриарабской политики» (1996, 147). «Главным фактором нестабильности на Ближнем Востоке является склонность арабских правителей к насилию» (1996, 156). Воинственны, но при этом не умеют воевать, отсюда «глубокая фрустрация арабов, вызванная их неспособностью объединиться» (1996, 168).

Арабы – террористы, видимо, по природе – и единственные в мире: «Современный международный террор является эксклюзивным экспортным продуктом Ближнего Востока. … Арабский террор распространяется по всему миру, за исключением государств советского блока» (1996, 160). Писано, конечно, до Бен Ладена, но всё же про Россию как организатора международного терроризма (включая арабский) Натаньяху должен был слышать.

 «Арабский мир» - 21 страна – и Израиль. А почему не «семитский мир»? Почему не «европейский мир» против «арабского»? Монако ещё меньше Израиля – что из этого? Арабский мир – это реальность или фикция? «Славянский мир»? «Европеоидный мир»? При этом сам Натаньяху пишет: «В арабском мире, как признают сами арабы, преданность индивидуума отдана прежде всего родовому семейному клану, и лишь затем – арабской нации в целом» (1996, 166). Абсолютно верно! Так ведь и еврей предан прежде всего еврейскому народу, а уже потом – семитам, человечеству. А если арабы такие плохие, что не преданы «арабской нации в целом», то зачем пугать мир этой самой несуществующей «арабской нацией»?

Пределы самообороны

Собственно, главное в книге Натаньяху вовсе не предыстория Израиля, а оправдание заселения евреями новых территорией. Для этого и рисуются страшные картины огромного «арабского мира» и крошечного Израиля. Потому и возмущается Натаньяху: «говорят, что желание иметь страну не в 15, а в 65 км шириной есть доказательство его экспансионизма, агрессивности и неразумия» (1996, 27). А почему нет? Даже и один метр – доказательство экспансионизма, если этот метр чужой.

Расширение границ благодаря победе 1967 года якобы лишило арабов возможности «нанести смертельный удар по центральным районам Израиля», в результате арабы стремятся прежде всего вернуть Израиль в прежние границы, чтобы затем его уничтожить (1996, 13).

Между тем, Израиль в изначальных границах просуществовал 19 лет и не был уничтожен. Израильтяне радовались, когда ООН наделило его этими границами, не отказывались признать резолюцию ООН. Границы 1948 года именуются «границами 1967 года» (1996, 15).

Натаньяху основывает необходимость расширения Израиля не столько на исторических аргументах, сколько на военных. При современном развитии средств нападения, суверенное государство – то, у которого достаточно большая территория, чтобы успеть ответить на налёт противника. «Иудея и Самария не обеспечивают Израилю должной стратегической глубины, но они дают нам ту малость, без которой положение еврейского государства в случае вражеского нападения станет попросту безнадёжным» (411).

Правда, в логике Натаньяху есть характерный изъян. С одной стороны, Израилю нужна буферная пустынная территория, чтобы населённый центр страны был в безопасности. С другой стороны, нужно заселять пустынные территории, чтобы они не пустовали. Но ведь тогда рано или поздно понадобится ещё раз отодвигать границу…

На крайний случай есть у милитаризма и третий аргумент – хозяйствнный: Иудея и Самария – вода, подземные резервуары. «Без этого источника Израиль окажется на грани катастрофы, поэтому территориальное решение, не принимающее во внимание проблему контроля над водными ресурсами, не может удовлетворить нашу страну» (1996, 438). Простите, а когда евреи убеждали ООН «утвердить» за ними землю без воды и буферных зон, они что, лукавили?

Конечно, самооборона – монополия Израиля, точнее, право на самооборону принадлежит лишь одному милитаристу. Если араб говорит о праве на самооборону, он лжёт. Палестинское государство «будет настаивать на своём «праве на самооборону» … «Право на самооборону» очень скоро превратится в требование о создании собственной армии» (428).

Новояз милитаризма

Кроме логики у милитаризма есть и жаргон, новояз. Возвращение хозяевам завоёванных в 1967 году земель – «территориальные уступки» (1996, 14). Атомная бомба у Ирака (несуществующая) – это реальная угроза всему миру, реально существующая атомная бомба Израиля – это всего лишь «неконвенциональное оружие». Если арабы убили евреев – это «кровавая бойня». Если евреи… «Целью подпольщиков стало изгнание англичан из Палестины. … еврейские бойцы совершали сложные военные операции против укреплённых баз британской армии» (1996, 124). Не террористические акции, а «сложные военные операции», «боевые действия» (там же).

«Терроризму необходимо дать чёткое определение, - провозглашает Натаньяху и даёт, -  это преднамеренное и систематическое убийство гражданских лиц, находящихся за пределами театра военных действий. Можно согласиться с тем, что некоторые отдельные акции еврейских подпольщиков подпадают под это определение, однако невозможно отрицать, что подавляющая часть их операций была направлена на сугубо военные цели (включая нападение на британский штаб, находившийся в иерусалимской гостинице «Царь Давид») (1996, 125-126). Таким образом, главное – уравновешенность, чтобы на одного убитого штатского приходилось хотя бы по одному с третью военного, и вот ты уже не террорист, а организатор «сложной боевой операции».

Чужой милитаризм – это терроризм, свой терроризм – всего лишь сложная военная операция.

Когда враг нападает первым – это враг нападает первым. Когда я нападаю первым – это «превентивный удар», ответ на провокацию: «Военное столкновение 1967 года было сознательно спровоцировано арабами, отказавшимися соблюдать соглашения о прекращении огня и готовившими войну на уничтожение Израиля» (1996, 131). Что евреи напали первыми – умолчано, вместо этого вставлено абстрактное «столкновение». Ведь когда машины «сталкиваются», не говорят, что одна из них «начала первой»… Начало войны 1967 года Натаньяху описывает, начиная вовсе не с описания «превентивного удара» Израиля: «В первый же день войны иорданская артиллерия начала обстрел израильской территории» (1996, 201). А ведь наивный добрый Израиль надеялся, что в ответ на его превентивный удар стрелять не будут!

Натаньяху даже рассказывает анекдот с моралью «Мы не агрессоры», который бытовал в советской России. «Мой собеседник из британского МИДа был не совсем прав, утверждая, что Шестидневная война была начата Израилем. Можно говорить о том, что Израиль начал боевые действия против Египта…» (1996, 207). «Начать боевые действия», оказывается, вовсе не то, что «начать войну».

Более того, агрессором оказывается Египет – тут спасает словечко «фактически»: «Эта страна фактически объявила Израилю войну, перекрыв Тиранские проливы. Поставленный перед выбором – устранить военную угрозу или быть сброшенным в море – Израиль предпочёл остаться в живых. Решившись нанести превентивный удар противнику, еврейское государство избежало печальной участи, уготованной ему арабами» (1996, 207). А дальше уже спокойно Натаньяху говорит о «развязанной ими [арабами] агрессивной войне» (1996, 210), о том, что арабские страны потеряли земли «в развязанных ими же захватнических войнах» (там же).

«При таких обстоятельствах использование силы для захвата территорий подобно действиям человека, вырвавшего пистолет из рук преступника, который до того уже успел выстрелить в него несколько раз. Государства, бывшие жертвами агрессии, имеют законное право защищать себя от потенциального нападения» (1996, 211). И следуют примеры: США и Окинава, войска советской России в странах соцблока. Последний пример, конечно, немножко подводит Натаньяху… Но его можно извинить – милитаризм всё-таки очень своеобразное психическое состояние.

«Иду на вы»

Натаньяху писал, что взрыв в гостинице «Царь Давид» был направлен «на сугубо военную цель» (1996, 125). В 2006 году Натаньяху участвовал в торжественном праздновании юбилея взрыва. На гостинице тогда установили мемориальную доску. Англия выразила протест, и тогда были внесены изменения в английский текст на этой доске, подчёркнуто, что «по телефону были сделаны предупреждения в гостиницу, во французское консульство и редакцию газеты «Palestine Post» для того чтобы люди покинули здание немедленно. Гостиница не была эвакуирована и через 25 минут взорвалась бомба».

Это любопытный и неявный ход милитаристской пропаганды. На утверждение, что от военных действий не должны гибнуть гражданские лица, милитаристские пропаганда обычно отвечает, что «гражданских лиц» в принципе не существует, что и самые «мирные жители» тесно связаны с военными. Они их рожают, они их поддерживают, они – тыл армии. Если милитарист уже оккупировал страну и имеет дело лишь с партизанским сопротивлением, тогда все жители оказываются потенциальными террористами, они просто днём притворяются.

Тем не менее, изящнее тезис «мы предупреждали». «Иду на вы», - изречение князя Святослава. Тот благородно предупреждал противника о начале «воинской потехи», чтобы противник успел подготовиться. Теперь противника отнюдь не предупреждают, а предупреждают лишь «мирное население», чтобы успело сбежать. Предполагается, что военный человек подневольный, оставит позицию не может, а штатский – пусть бежит.

Именно так Израиль очищает свою совесть. Он всегда предупреждал. Или, по крайней мере, недвусмысленно намекал.

Милитаризм не рассматривает вопрос, насколько технически эффективны предупреждения. В случае с гостиницей – нисколько не эффективны; в результате взрыва погибло больше всего арабов – 41 человек, 17 евреев, меньше всего погибло англичан (15 человек). В этом отношении военная логика даже хуже логики шантажиста, который тщательно следит за тем, чтобы потенциальная жертва имела выбор. В остальном же – это именно шантаж: хочешь выжить – следи за мной, повинуйся моим указаниям, не слушай «своих».