"Дом на горе" - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)Глава 8. «БРИГАДИР-ДВА»За окнами послышалась песня про зелёный лужок, про коня на воле. Сергей и Костя выглянули в окно. По улице, мимо палисадника, шли девчата второй бригады с граблями и вилами на плечах. Они любили чуть свет выходить с задорной песней в поле и с песней приходить обратно. Вместе с девчатами шагала Марина Балашова — «бригадир-два», как звали её в колхозе. Сергей убрал тетради в шкаф, быстро надел пиджак, застегнулся на все пуговицы. — Крикнуть бригадира? — понимающе спросил Костя. — Да-да, позови. Сообщить кое-что надо. Сергей окинул взглядом избу: кажется, на «катере» всё в порядке. Костя выбежал на крыльцо. Но Марину звать ему не пришлось: она без его приглашения отделилась от девчат и направилась к дому Ручьёвых. Марина была темноволосая и почти коричневая от солнца. Выцветшая голубая майка плотно обтягивала её плечи, рукава были закатаны выше локтя. Рядом с Мариной, прилаживаясь к её размашистому шагу, шёл Пашка Кивачёв и что-то оживлённо говорил. «О чём это он?» — ревниво подумал Костя и побежал им навстречу. Домой с работы Марина никогда не возвращалась с пустыми руками: то принесёт пучок спелой земляники, то пригоршню звёздчатых гроздьев лесных орехов, то букетик серебристого ковыля или просто ветки молодой берёзы с клейкими, пахучими листочками. Сейчас Марина держала в руках огромный букет влажных, душистых водяных лилий и жёлтых кувшинок с длинными шнурами потемневших стеблей. — Сергей дома? — спросила Марина у Кости. Тот кивнул головой, и они втроём вошли в избу. — Здравствуй, председатель! — сказала от порога Марина. — Мы ведь с тобой сегодня не виделись? — Здравствуй, бригадир-два! — в тон ей ответил Сергей. — По-моему, не виделись. — Я вам цветов принесла. Не запрещается? — Девушка отделила половину букета и сунула Косте в руки: — В воду поставь! Не то совсем завянут. — Откуда это? — удивился Сергей, зная, что лилии и кувшинки можно достать только в глубоком Чёрном омуте. — Сама нарвала? — В мои-то годы в омут прыгать! — засмеялась Марина и покосилась на Пашу: — Тут помоложе меня нашлись. Вот он, молодец-удалец, целую охапку приволок. Паша не выдержал пристального взгляда Кости и отвёл глаза в сторону: — А что ж такого… Купался и нарвал… Марина подошла к лавке, зачерпнула из ведра кружку воды, жадно напилась. Потом присела к столу: — Докладываю, председатель. С сенокосом моя бригада покончила. Завтра начинаю подготовку к уборке хлебов. — Хорошо! По плану идёшь! — похвалил Сергей и сообщил бригадиру новость: завтра в Высоково прибывает делегация из Соколовского колхоза «Заря» по проверке соцсоревнования; возглавляет делегацию бригадир Никита Воробьёв. — Ой, Серёжа! — вскрикнула Марина. — И глазастый же этот старик! Ничего не пропустит. Всё в акт запишет. — А ты что, робеешь? — Да нет… — помолчав, сказала Марина. — За пшеницу я спокойна — наверняка соколовским не уступим. И рожь, у нас неплохая, и овсы… А вот просо не радует… чахлое, редкое, трудов жалко. — У соколовских, я знаю, просо тоже не лучше, — заметил Сергей. — Всё равно обидно. Над пшеницей или рожью мы вроде полные хозяева, а вот просо нам ещё не подчиняется. Хоть не сей его больше! И в чём тут беда, разгадать не могу. Марина вновь подошла к ведру, зачерпнула воды. — Может, тебя обедом накормить? — предложил Сергей. — Костя сегодня щи готовил… Приняты с высшей оценкой. — Можем на постоянное довольствие зачислить, — шутливо сказал Костя. — Ещё чего! Будто у меня и дома нет, — отмахнулась Марина. Но тут Сергей напомнил ей, что сегодня звонили по телефону из почаевского колхоза и просили вернуть сортировку, которую «бригадир-два» взяла у них ещё весной. — Отвезу завтра, — пообещала Марина. — Вот кого послать только? — А меня! И Костю ещё, — поднялся от порога молчавший до сих пор Паша. — Мы быстро управимся. Марина согласилась — пусть ребята прокатятся. Потом она оглядела избу, и взгляд её задержался на бревенчатой стене, увешанной портретами прославленных на всю страну хлеборобов, льноводов, хлопкоробов — Героев Социалистического Труда. Костя уже давно вырезал эти портреты из газет и журналов и по вечерам любил рассказывать старшему брату, кто из мастеров земледелия где живёт, чем прославился, и всё это с такими подробностями, что Сергей невольно удивлялся: «Ты, случайно, не в гостях ли у них побывал?» А в прошлом году осенью, когда высоковского бригадира Марину Балашову за высокий урожай пшеницы наградили орденом Ленина, Костя снял со стены карточку Сергея и Марины, закрыл картонкой лицо брата и пополнил портретом Марины галерею знатных людей. Сейчас Марина нахмурилась и попросила Костю снять со стены её карточку: — Сделай мне одолжение, сколько раз тебя просила! Никакой я не герой, и незачем меня тут пристраивать… — А может, будешь в этом году… — вырвалось у Кости, и он переглянулся с Пашей. Сергей улыбнулся: — Видала, Марина! Надеются на тебя хлопцы, ждут… — Да ну вас, Ручьёвых! Разве с вами договоришься! — Девушка с досадой махнула рукой и хлопнула дверью. Сергей вышел за ней следом. Костя и Паша посмотрели в окно. Сергей и Марина молча и быстро спустились с крыльца, потом шаг их замедлился, и они остановились у палисадника. Буйно разросшиеся кусты акации и сирени лезли через изгородь. Сергей сломал ветку сирени и, щёлкая ею по голенищу сапога, принялся в чём-то убеждать Марину. Посмеиваясь, девушка отобрала у него ветку и что-то ответила. Сергей заговорил ещё горячее. — Костя, это они всё о колхозных делах беседуют? — спросил Паша. Костя нахмурился. Этот простак Паша ни о чём, верно, не догадывается, в то время как весь колхоз знает, что Сергей ухаживает за Мариной Балашовой. — О чём надо, о том и беседуют! — буркнул Костя и подозрительно оглядел Пашу: — А ты чего для Марины стараешься? И цветы ей, и «в Почаево могу съездить»! — Понимаешь, какое дело… — мечтательно заговорил Паша. — Хорошая бригада у Марины, дружная. У них даже правило есть: работай не как-нибудь, а с отличием, с красотой. Вроде как марку ставь: наша работа, балашовской бригады. — Поздненько же ты разобрался! — усмехнулся Костя. — Да кто же об этом не знает? Паша, на редкость словоохотливый сегодня, продолжал говорить. Если уж работать летом в колхозе, так лучше всего им примкнуть к бригаде Марины Балашовой. Для начала они, пожалуй, поработают ездовыми. — Что там ездовыми! — Костя махнул рукой, всем видом говоря, что у него на этот счёт имеется своё особое мнение. Утром Костя всё же отправился в конюшню. Паша Кивачёв был уже здесь и запрягал в телегу Командировочную. Костя с неудовольствием покосился на пегую коротконогую кобылу. — Попросил бы Гордого для выезда, — заметил он. — Как-никак, в Почаево едем! Засмеют нас с такой красавицей. — Ничего… Лошадь справная, — заступился Паша. Он неторопливо, но обстоятельно, как и всегда, завязал чересседельник, поправил шлею, проверил, прочно ли держатся подковы на копытах лошади. Потом положил в передок телеги охапку свежего сена, сунул банку с колёсной мазью. — Сборы такие, будто мы за сто верст едем! — засмеялся Костя. — Это не мешает. В дороге всякое может случиться… Мальчики подъехали к машинному сараю, погрузили на телегу сортировку и тронулись в Почаево. Дорога шла полем, среди хлебов. Костя и Паша Кивачёв сидели на краю телеги, и гранёные, никнущие к земле колосья пшеницы ударяли их по ногам. Колхозники второй бригады немало потрудились над тем, чтобы вырастить добрые хлеба. Сейчас колосья были тяжёлы и полновесны, словно отлиты из бронзы, и ветер, казалось, уже был не в силах пошевельнуть их. Скоро уборка!.. Как чудесно преобразится тихое поле! Застрекочут жатки, на токах вырастут горы зерна, по дорогам побегут машины, полные пшеницы… Костя вытянул руку и коснулся усатых, шершавых колосьев. Вид хлебов всегда приводил его в волнение… Потом он спрыгнул с телеги и шагнул в прохладную, густую пшеницу — было приятно ощущать, как колосья щекочут руки, бьются о грудь, тянутся к лицу. — Паша, хлеба-то какие! Как река в половодье. Море… До самого горизонта разлилось. Так бы вот и шёл и шёл! — Тебе везде море видится… Ты брось пшеницу топтать! — охладил его порыв Паша. — Ещё сторож увидит. — Паша оглядел поле, потом сорвал один колосок, вышелушил из него зёрна, попробовал их на зуб и с досадой сказал: — Эх, переспеет хлеб! Что это Марина с уборкой тянет?.. Они долго ехали молча. Неожиданно среди хлебов замелькали головы людей. Костя догадался, что это делегация Соколовских колхозников проверяет высоковские поля. — Давай немного послушаем, — предложил он и, спрыгнул с телеги. Паша нехотя остановил лошадь. Делегация по узкой меже выбралась на дорогу. Впереди шёл высокий белобородый старик с орденом Ленина и тремя медалями на новеньком пиджаке. Он ещё раз зорко вгляделся в посевы, бережно провёл рукой по тяжёлым колосьям, потом обернулся к Марине: — Твои труды, молодая? — Наши… второй бригады, — сказала девушка. — Да… Ничего не скажешь! — И старик кивнул стриженному под бобрик подростку с карандашом и блокнотом в руках: — Пиши, Иван… Хлеба отменные, первой категории. Костя вгляделся в подростка, на груди которого на полосатой ленточке сияла медаль «За трудовую доблесть». — Паша! — шепнул он. — А ведь это Ваня Воробьёв! Он когда-то в нашей школе учился… Узнаёшь? — Как не узнать!.. Ох, и надраил он медальку! Делегаты сели отдохнуть. Ваня Воробьёв, увидев ребят, подошёл к ним, поздоровался. Костя с завистью поглядел на медаль: — За высокий урожай получил? — Да, за пшеницу, — ответил Ваня. — С дедом на семенном участке работал. Ему орден Ленина дали, а мне вот это… — По-большому, значит, живёшь? — Это как? — не понял Ваня. — Ну, как… считаются с тобой… уважают. — Это есть… Вот с делегацией от колхоза приехал. Договор проверять. Меня от комсомола назначили. — Ну и как? — ревниво спросил Костя. — Кто в победителях будет? — Пока сказать трудно. До конца уборки ждать надо! Но недоделок у вас ещё много: с сенокосом запоздали, хлеба в первой бригаде засорены… — У вас всё очень чисто, гладко! — недовольно перебил его Костя. — Ты погоди! — усмехнулся Ваня. — Мы и достижения замечаем. Здорово у вас вторая бригада работает!.. На большой площади — и такой урожай! Мой дедушка говорит: теперь ваша Марина Балашова на всю область прогремит. На Героя вытянет. — Ага, признаёшь, — обрадовался Костя. — А вы что, тоже у Балашовой в бригаде работаете? — Нет… мы пока где придётся, — сознался Костя. — Зря! — пожалел Ваня. — У вашего бригадира есть чему поучиться. — Наша Марина своё дело понимает, — сказал Костя с достоинством. — Ещё как! Я тут всю её агротехнику записал! — Ваня открыл испещрённый записями блокнот. — Только вот не пойму: в чём она наш колхоз опередила? Та-ак… Глубокая зяблевая вспашка, весеннее боронование… Но это и у нас было… Ваня листал блокнот, щипал себя за нижнюю полную губу и, забыв, казалось, про Костю и Пашку, задумчиво рассуждал: — Яровизация семян, двукратная прополка, три подкормки… Ага! А у нас всего две. Интересно, чем Марина третий раз посевы подкармливала: суперфосфатом или калийной солью? Вы, ребята, не помните? Костя с Пашей с недоумением переглянулись — откуда им знать? — «Внесены гранулированные удобрения», — прочёл Ваня и вдруг сердито ткнул в блокнот пальцем: — Вот оно! Я ж говорил дедушке: «Давай испытаем, дело верное». А он всё выжидал, опасался. А Марина ваша не побоялась, внесла гранулированные удобрения. Вот и прибавка к урожаю! — А какие это гра… гранулированные? — часто моргая глазами, спросил Паша. — Вы что, не знаете? — удивился Ваня и охотно принялся объяснять: — Они вроде зернышек, вносятся в почву через сеялку вместе с семенами… — Слышали мы, — покраснев, сказал Костя и отвернулся в сторону. — Ну, пока! — спохватился Ваня. — Зовут меня. Сейчас пойдём третью бригаду проверять. Он сунул ребятам руку и убежал. Костя с Пашкой сели на телегу и тронули лошадь. Чёрные концы осей наклоняли стебли трав, росших около дорожной колеи, и пачкали их колёсной мазью. Нагретый воздух струился над хлебами. Через час ребята были в Почаеве. Сдали сортировку в машинный сарай, напоили у колодца лошадь и тронулись в обратный путь. Костя лежал на телеге и, подперев щёку рукой, задумчиво жевал соломинку. Паша никогда толком не понимал своего приятеля: то он оживлён и весел, строит несбыточные планы, всех будоражит и подзадоривает; то вдруг задумается, часами смотрит в пустое небо, словно видит там невесть что примечательное. Левое заднее колесо надсадно поскрипывало, и Паша опасливо прислушивался — как бы не застрять в дороге. Но Костя, казалось, ничего не замечал. Перед глазами его стоял Ваня Воробьёв с медалью на белой рубашке. Вот он ходит сейчас вместе с делегацией по полям и усадьбам высоковского колхоза и всё видит, всё примечает. Вот эти хлеба хороши, а эти запущены, заросли сорняками. Эти жатки исправны, завинчены на все гайки — хоть завтра выезжай на косовицу, а у этих тупые ножи и худое полотно. А чьи это нерадивые руки ладили телеги для перевозки зерна? Только посмотрите, какие крупные щели в ящиках!.. А потом на собрании Ваня достанет блокнот, попросит слова и расскажет обо всём, что видел. И все будут слушать его, смотреть на его медаль и думать: «Какие боевые ребята есть в колхозе „Заря“! — Вот как в колхозе жить надо, — наконец со вздохом проговорил Костя: — чтобы считались с тобой, уважали… А мы куда годимся? «Гранулированные удобрения»! — вдруг передразнил он самого себя. — А что это такое? — Ты же сказал, что знаешь, — заметил Паша. — Слышал с пятого на десятое. — Костя сорвал с досадой колос пшеницы. — Да и вообще! Живём рядом с Мариной, крутимся около неё, а толком ничего не знаем. Как она работает? Какие у неё секреты?.. Видал, как Воробьёв нас в лужу посадил? — Это верно, — согласился Паша. — Мало ещё, очень мало мы в колхозном деле понимаем. Мне вот на днях дед Новосёлов показывает сорняки и спрашивает: «Объясни по науке, как этих кровососов из поля изгнать?» А я глазами хлопаю. «Мы, говорю, в школе этого не проходили». — Вот то-то!.. — Костя подумал и искоса посмотрел на приятеля: — А знаешь, Паша, чего я хочу? — Мало ли ты чего хочешь. — Нет, ты послушай… Вот если бы что-нибудь такое сделать… чтобы и в районе узнали, и в области, а может быть, и в Москве! Как вот о Воробьёве… — Куда нам до него!.. Костя не успел ничего больше сказать, как Паша привстал на телеге и закричал: — Смотри, смотри… белка бежит! |
||
|