"Цветок виселицы" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

1

Она сидела в маленькой четырехугольной башне на крыше Гростенсхольма. Пылающие глаза, не отрываясь, смотрели на грозовые тучи. Всякий раз, когда на небе вспыхивала молния, лицо ее загоралось восторгом и глаза светились желтым, как сера, огнем.

— Ингрид! Ингрид! Где ты? — слышала она зов родителей, но не отвечала им.

Сейчас они для нее не существовали. Это был ее час, ее мир».

В ней пробуждались темные силы. «Я одна из них, — думала Ингрид с гордостью, — потому что все, несущие на себе печать Людей Льда обладали чувством собственной исключительности. Я всегда это знала, но до сих пор не придавала этому значения.

Альв Линд из рода Людей Льда, сын Никласа и Ирмелин, женился на девушке из своего прихода. Ее звали Берит. Как и большинство деревенских девушек, она была крепкая, трудолюбивая, мечтательная и очень гордилась тем, что богатый хозяин Гростенсхольма и Линде-аллее выбрал ее себе в жены. Несмотря на молодость, Альв был хозяином двух крупных усадеб. Собственно, Элистранд тоже должен был достаться ему, но тут неожиданно появился еще один наследник из рода Людей Льда, Ульвхедин, ему и достался Элистранд. Альв вздохнул с облегчением. Ему было бы не управиться сразу с тремя усадьбами.

Перед свадьбой он серьезно поговорил с Берит. Все в селении знали о проклятии, тяготевшем над их родом: хоть один ребенок в каждом поколении, но нес на себе печать Люден Льда, и мать этого ребенка, как правило, умирала при его рождении. В случае с Альвом все осложнялось еще и тем, что он из своего поколения женился последним. Кристиана уже родила сына Венделя, и он избежал родового проклятия. Элиса, жена Ульвхедина, родила Йона, его тоже проклятие не коснулось. Из Швеции пришло письмо с сообщением о том, что у Тенгеля Третьего, сына Виллему и Доминика, тоже родился обыкновенный ребенок. Все знали, что эти пары скорее всего не будут больше обзаводиться детьми.

Оставался только будущий ребенок Альва…

Осмелится ли Берит, зная все это, выйти за него замуж? Был большой риск, что их ребенок родится уродом, а она сама умрет родами.

Но Берит любила красивого, светловолосого Альва, и, несмотря на грозившую ей опасность, согласилась выйти за него замуж.

Все шло своим чередом. Берит родила девочку с огненно-рыжими волосами, горящими желтыми глазами и прелестным личиком. И плечи у нее не отличались непомерной шириной, что нередко убивало роженицу. Маленькая Ингрид была очаровательным ребенком, глядя на нее, никто не сказал бы, что она может нести на себе проклятие Людей Льда. Об этом напоминал лишь цвет ее глаз. Таких желтых, как сера, глаз не было ни у кого. А вот характер… Это был не ребенок, а тролль, дикарка, не поддающаяся воспитанию.

Трудности, которые в свое время пережили Тенгель, Силье и Суль, не шли ни в какое сравнение с теми, которые выпали на долю Альва и Берит.

К тому же Ингрид отличалась таким умом и так много знала, что даже весьма ученые люди избегали пускаться с ней в споры. Она не уважала никого вплоть до пастора. И, может быть, его уважала еще меньше, чем всех остальных. Ингрид боялась церкви как чумы, что особенно настораживало Альва и Берит. Они знали, что те потомки Людей Льда, кого проклятие рода коснулось сильнее других, избегают переступать церковный порог.

Дальний родственник Ингрид, Йон Паладин, сын Ульвхедина из Элистранда, тоже был очень способный мальчик и занимался с пастором всевозможными науками. Однако Ингрид по своим способностям превосходила Йона. Альв обратился к пастору с просьбой, чтобы он позволил Ингрид посещать занятия вместе с Йоном.

Но и пастор и Ингрид одинаково воспротивились этому. Пастор даже помыслить не мог, чтобы среди его учеников появилась девочка — это было неслыханно! А может, до него дошли слухи о ее остром уме, и он опасался подвергать свою репутацию ученого мужа ненужному испытанию. К тому же он не мог смириться с ее неприятием церкви и много раз подумывал, не заслуживает ли она примерного наказания, вроде порки розгами у позорного столба. Он бы давно осуществил эту потаенную мечту, если бы Ингрид не принадлежала к столь уважаемому роду. Людей Льда лучше не задевать, это пастор усвоил уже давно.

Что касалось Ингрид, она ни под каким предлогом не желала иметь дело с пастором, и никто на свете не мог бы заставить ее учиться у него. Но выход из положения был найден: Йон приходил после занятий в Гростенсхольм и учил Ингрид всему, чему научился сам. Два года такой порядок устраивал всех. Но потом пастор уже не мог научить Ингрид ничему новому. Кончилось тем, что однажды, бросив угрюмый взгляд на книги, по которым училась, Ингрид одним движением руки скинула их на пол.

— Поганый святоша! — процедила она сквозь зубы. — Пусть подотрется своими книгами!

— Ингрид! — одернул ее Альв, но наказать дочь не мог. Никто не смел даже прикоснуться к ней, так же, как в свое время — к Суль. Тому, кто поднимал на нее руку, Ингрид мстила самым безжалостным образом. Однажды Берит отшлепала ее, и на другой день вся ткань на ее кроснах оказалась изрезанной. Последовало новое наказание. Во время ужина Ингрид стояла в углу и бормотала про себя какие-то чудные слова, и каша на тарелке Берит вдруг превратилась в омерзительных червей прямо у нее на глазах. С тех пор Берит больше никогда не наказывала дочку.

Альв вздыхал:

— Мы дали ей самое обычное норвежское имя, надеясь, что ее характер будет под стать этому имени, но, видно, проклятие так просто не победишь…

Родные из Швеции сообщили, что Дан Линд обнаружил весьма незаурядные способности и ему было позволено заниматься со шведским профессором Улофом Рюдбеком-младшим — известным ботаником и выдающимся знатоком языков, а уже у него Дан познакомился с такими крупными учеными, как Урбан Ярне и Эмануэль Сведенборг.

В детстве Ингрид доставляла своим родителям много хлопот и огорчений. Они безгранично любили ее и заботились о ее благе. Она тоже отвечала им любовью. Иногда она кидалась к ним с бурными объятиями или прибегала ночью в их постель, спасаясь от ночных страхов. Она утверждала, что в комнате у нее живут страшилища, и она их нисколько не боится, но они поднимают такую возню, что мешают уснуть. А в постели у родителей так хорошо и уютно!

Альв много раз провожал Ингрид в ее комнату, чтобы выгнать оттуда страшилищ, которых там, разумеется, застать не удавалось. Лишь на полу лежал прямоугольник синеватого лунного света.

В те годы Ульвхедин служил им утешением. Он сам хорошо знал, что такое в детстве носить в себе дьявола. Ульвхедин поддерживал маленькую Ингрид и выручал ее из трудных положений. Они стали добрыми друзьями, и Ингрид не раз убегала в Элистранд, чтобы просить у Ульвхедина совета. Ей хотелось быть хорошей девочкой, но временами зло, дремавшее в ней, пробуждалось, и Ингрид теряла власть над ним. Вот тогда она особенно нуждалась в уверениях Ульвхедина, что со временем ей удастся победить это зло.

Старики часто сравнивали Ингрид с Суль, и Альв нарочно ходил в Линде-аллее, чтобы еще раз посмотреть на ее портрет. У Суль было небольшое, сужающееся книзу кошачье личико, Ингрид была совсем не похожа на нее. У Ингрид были большие янтарные глаза, темные ресницы, маленький нос и припухлые губы, уголки которых, как и у Альва, были весело приподняты. В диковатых глазах и очертаниях рта сквозило что-то высокомерное, но в целом лицо ее было более классической формы, чем лицо Суль. Хотя обе они были на редкость красивы.

Но Альв опасался не внешнего, а внутреннего сходства.

Суль, несмотря на свои веселые сумасбродства, была глубоко несчастна. Альв от всего сердца надеялся, что судьба будет более благосклонна к его единственной дочери.

Он не мог закрывать глаза на эту опасность.

Больше всего его пугали истории о том, как Суль без малейших угрызений совести лишала жизни тех, кто становился на пути у Людей Льда. Альв и Берит отдавали много времени и сил воспитанию дочери. Они пытались научить ее различать добро и зло, свое и чужое, пытались внушить ей, что все люди чувствуют одинаково — то же самое, что и она. Что их точно так же, как и ее, обижают несправедливость, они точно так же, как и она, страдают, если им причиняют боль. Родители постоянно внушали Ингрид слова из Библии: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», и надеялись, что Ингрид со временем научится считаться с чувствами других людей.

Сначала казалось, что их усилия тщетны. Чего только Ингрид не проделывала! Она могла, к примеру, выпустить лошадей в овес, чтобы они угостились на славу, или сказать приехавшей к ним важной даме из прихода, что Берит нет дома, если знала, что мать гостью недолюбливает. Сколько раз Берит приходилось выкручиваться из неловкого положения, когда она внезапно сталкивалась с дамой нос к носу в прихожей.

Однако со временем родители поняли, что проделки Ингрид продиктованы ее сердцем. Она пылко любила всех людей и животных, которые окружали ее. Проявления так называемого скверного характера, объяснялись обидой и разочарованием, были своеобразной самозащитой. Ингрид глубоко ранили попытки ее наказать, силой заставить подчиниться, и в таких случаях она норовила отомстить. У нее не укладывалось в голове, как могут люди, которых она горячо любила, сознательно причинять ей боль.

Она даже не могла бы объяснить, почему внушила однажды матери, будто в каше у нее полно червей. То ли хотела отплатить ей за наказание. То ли, обиженная, стремилась привлечь к себе ее внимание. Она изрезала тканину по детскому недомыслию и из ревности — ей не нравилось, что мать столько времени отдавала тканью. Этот и многие другие поступки показывали, что она еще не усвоила простой истины: во все предметы, которые окружают ее в повседневной жизни, вложены труд и чувства людей. У нее была одна цель — уничтожить своего соперника, олицетворением которого были кросна. Она не думала, что причинит матери горе, уничтожив ее работу, сделанную с такой любовью.

Когда желание буйствовать особенно одолевало Ингрид, она брала в конюшне лошадь и, как ураган, носилась по окрестностям. «Бес снова вселился во фрекен из Гростенсхольма», — говорили люди.

Между этими приступами неистовства Ингрид была доброй, милой и любящей девочкой, родители гордились ею и надеялись, что со временем она поутихнет.

Так бывало до следующей ее проделки.

Ингрид была вылитая Суль, но они этого не знали, потому что никогда не видели Суль.

С Виллему, которая была похожа на них обеих, дело обстояло проще. Она относилась к избранным рода, а не к тем, кто был отмечен его проклятием, и потому ее образ мыслей был близок образу мыслей обычных людей, тогда как рассуждения Ингрид и Суль часто не поддавались законам расхожего здравого смысла.

Слуги и работники в Гростенсхольме быстро сообразили, что с юной госпожой следует обращаться по-хорошему. И она отвечала на их доброту нежной привязанностью. Ингрид росла, окруженная сердечными людьми, и потому, вопреки тяжкой наследственности, ее детство не омрачалось ничем.

(Не стоит вспоминать о том случае, когда новый работник, расхрабрившись, похлопал красивую барышню пониже спины. В тот же миг он уже лежал в грязи позади свинарника. Как он туда угодил, он так и не понял, но вспоминал об этом всю жизнь. А через два дня его и вовсе прогнали из Гростенсхольма.)

К сожалению, редкая способность Ингрид к наукам могла погибнуть втуне. Поначалу Йон из Элистранда исправно передавал ей свои знания, но быстро сам отстал от нее и уже ничего не мог ей дать.

Все имеющиеся в Гростенсхольме книги она прочитала от корки до корки, изучила все карты. Единственный ученый человек в приходе, пастор, обходил ее стороной, утверждая, что у него уши вянут от ее глупых вопросов. Пастор лукавил: порой его учености не хватало на то, чтобы удовлетворить любознательность Ингрид, и он не хотел в этом признаться!

В семнадцать лет Ингрид была нетерпелива и тяготилась своей жизнью. Неужели все люди так глупы? Неужели никто никогда не раскроет ей всех загадок, над которыми она ломает голову?

Вечная неудовлетворенность сделала ее вспыльчивой и капризной, она снова стала неуправляемой и даже начала заниматься колдовством, чтобы дать выход своей неуемной тяге к знаниям.

Тогда-то Альв и решился на смелый шаг — он рассказал ей о тайном сокровище Людей Льда. Он сделал это не без трепета, зная, какой огонь мог вспыхнуть в сердце человека, отмеченного дьявольской печатью.

— После смерти моего отца, Никласа, это заветное сокровище — чудодейственные снадобья — лежит в укромном месте, о котором сейчас знаю только я, — серьезно сказал он Ингрид. — Считается, что после Никласа сокровище должно было отойти к Ульвхедину, но у него хватило сил отказаться от такого наследства. Он понимал, какое искушение для него, отмеченного печатью, таят эти колдовские снадобья, а ему хотелось спокойно жить со своей Элисой и Йоном.

Альв со страхом заметил, как в глазах Ингрид зажглись жадные огоньки.

— И где же это укромное место? — спросила она.

— Пока тебе еще рано это знать, хотя по законам нашего рода ты имеешь право получить сокровище после Ульвхедина. Видишь ли, когда становится ясно, что очередной наследник не достоин владеть сокровищем, он лишается права на него. Решать, получишь ли ты его, будем мы, взрослые представители рода Людей Льда. Однако, боюсь, у тебя нет никаких надежд получить его.

— Но я хочу владеть им! — испуганно воскликнула Ингрид. — Обещаю быть доброй и доказать, что я достойна владеть сокровищем!

И она сдержала слово. Целый год Ингрид была сущим ангелом, все души в ней не чаяли. Она ни разу даже не заикнулась о своем желании получить образование и вела себя в высшей степени примерно.

Дану Линду, еще одному потомку Людей Льда, жилось в Швеции значительно легче. Он тоже уродился гением, но его способности не пропали впустую. Ему было всего восемнадцать, а он уже беседовал на равных с прославленными учеными мужами Швеции.

Рассудительный, мудрый и прилежный Дан не был склонен к мечтательности. Родители подыскали ему подходящую девушку, и он, трезво все взвесив, согласился с их выбором. Дан был готов жениться на любой девушке, только бы она была добрая, порядочная и не слишком болтливая.

Как раз в то время профессор Улоф Рюдбек-младший попросил Дана заняться изучением горной флоры, сам он был занят другими исследованиями и не мог от них отвлекаться.

Дан спросил, нельзя ли ему начать с изучения норвежской флоры. В незапамятные времена его род жил в норвежских горах, и он хотел совместить научную экспедицию с посещением своих дальних родственников, живших в Норвегии.

Улоф Рюдбек согласился, и Дан получил длинный список растений, которые ему следовало собрать. А если посчастливится — открыть и новые виды растении.

Женитьба пока откладывалась. Дан простился с отцом Тенгелем-Младшим и матерью Сигрид, с дедушкой Домиником и бабушкой Виллему и отправился в путь.

Шел 1715 год, о судьбе Венделя Грипа по-прежнему было ничего неизвестно. Прошло уже много лет, как он затерялся где-то в бескрайней России. Никто не ждал, что он когда-нибудь вернется домой. На самом деле Вендель в ту пору находился в стране самоедов-юраков на севере Сибири, где вел изнурительную духовную борьбу с железной волей шаманки Тун-ши.

Дан Линд не сразу добрался до Норвегии. Он воспользовался случаем и посетил по пути кое-кого из знаменитых ученых, поэтому прошло немало времени, прежде чем он добрался до Гростенсхольма. Он часто с улыбкой вспоминал о своем прощании с бабушкой Виллему. Теперь Виллему была уже пожилая, и он, шутя, попросил ее дождаться его возвращения. Она посмеялась над его просьбой и ответила, что они с Домиником собираются дожить до глубокой старости. А когда сочтут, что их время пришло, умрут в один день. Так они договорились. Ибо ни один из них не сможет жить без другого.

Дану хотелось бы испытать когда-нибудь такую же любовь. Но пока что его интересовали только научные исследования.

Он ехал через Швецию всю зиму. Многие ученые хотели встретиться с ним, и ему тоже хотелось побеседовать со многими из тех, кого он знал. Он сделал круг и заехал в Скару, чтобы навестить своего друга Эмануэля Сведенборга, или Сведберга, как его тогда еще звали. Отец Эмануэля, Еспер Сведберг, епископ Скары, был человек кроткий, но строгий церковник. Эмануэль придерживался более либеральных взглядов, и его идеи о мире духов очень интересовали Дана. Сведенборг утверждал, что вел долгие разговоры с ангелами и духами и что это помогло ему понять Библию совсем не так, как ее понимали все остальные. Он изучал математику, астрономию, медицину, был сведущ во всех областях науки, но многие коллеги завидовали ему, строили против него всевозможные козни и пытались любой ценой очернить его.

— Я как раз сидел и писал письмо одному ученому собрату, — с горечью сказал он Дану. — Хотите прочту вам последний абзац?

— Буду очень рад.

— «Я бы назвал безумцем человека, который свободен, независим и к тому же хорошо известен за границей, но не у себя на родине, где царит холод и где фурии, завистники и планета Плутон правят бал и ведают раздачей наград».

Дан согласился, что судьба не всегда бывает справедлива. Правда, Эмануэль был оценен по заслугам, но для этого потребовалось время.

Идея экспедиции в норвежские горы для сбора растений понравилась Сведенборгу, и они долго беседовали об этом — оба в равной степени считали себя натуралистами. Дан долго прожил у Сведенборга.

Когда он наконец достиг Гростенсхольма, ему уже стукнуло девятнадцать и наступило новое лето.

Как раз в тот день Ингрид наслаждалась грозой на башне Гростенсхольма.

Ей было восемнадцать, и в дом ее родителей потянулись первые женихи. Ингрид не стремилась замуж, но она была благодарна им за то, что они остановили на ней свой выбор, и раскрыла для всех одинаково свое щедрое сердце. Раскрыла, но не до такой степени, чтобы ответить кому-либо из них согласием.

За исключением, может быть, одного. Это был младший сын помещика на юге прихода Гростенсхольм. Ингрид еще не отказала ему — она оставила себе время подумать, и родители ее лелеяли надежду, что она примет его предложение. Юноша был неплохой, и они надеялись, что с ним она будет счастлива. Ингрид уже так долго держала себя в узде, что ее безбоязненно можно было передоверить мужу.

И тут приехал Дан…

Он галопом влетел на своем коне во двор Гростенсхольма, чтобы укрыться от грозы и проливного дождя.

Неожиданно он увидел на башне странную фигуру. Девушка в белом платье стояла на фоне темно-синего неба и протягивала к небу руки.

«Сумасшедшая, — подумал Дан. — Безумие — стоять там в грозу!»

Однако к его страху примешивалось восхищение перед ее безрассудной отвагой.

Бросив поводья подбежавшему слуге, Дан схватил свою поклажу и поспешил в дом.

Альв и Берит тепло встретили его.

— Рад видеть тебя, Дан! — сказал Альв. — Тенгель писал, что ты едешь к нам, но это было уже очень давно!

— Да, я не слишком торопился.

— Ты стал совсем взрослым. Когда мы виделись последний раз, ты был маленьким мальчиком. Но я сразу узнал тебя. Ты очень похож на своего деда Доминика.

Альв подумал, но не сказал, что у Дана была приятная наружность. Высокий, статный, темноволосый, кареглазый. Если бы не слишком резкие черты лица, его можно было бы назвать красивым, но в любом случае вид у него был очень мужественный.

— Жаль, что Ингрид нет дома! — вмешалась Берит. — Она куда-то исчезла, видно, испугалась грозы и где-нибудь притаилась.

— Ваша дочь стоит сейчас на башне и молится грозе, — сухо заметил Дан. — Ее восторгу нет предела.

— Как это мы не сообразили! — пробормотал Альв и бросился вверх по лестнице.

Он вернулся обратно, обнимая Ингрид за плечи. Глаза ее горели от счастливого возбуждения.

Господи, подумал Дан. Да от нее глаз не оторвать, так она прекрасна!

— Привет, Дан, — проворковала Ингрид с дерзкой улыбкой. — Отец сказал, что ты приехал. Я видела, как тебя принес ураган.

— Не столько ураган, сколько проливной дождь, — улыбнулся он. — А ты, я вижу, не из пугливых, если осмелилась подняться на башню в такое ненастье!

Оглушительный раскат грома заставил дом дрогнуть.

— Я просто пыталась понять, что такое гром, — ответила она, когда раскаты затихли. — Не верю я во всякие сказки, будто это наказание Божье за грехи, которые люди совершили у нас в приходе.

— Я могу кое-что рассказать тебе о громе, — предложил Дан.

— Ты? Правда?

Они прошли в гостиную, продолжая оживленный разговор. Нельзя сказать, чтобы объяснение Дана точно соответствовало науке, в ту пору человечество еще не разрешило загадку электрических разрядов, однако его толкование было более убедительным, чем темные поверья о грозе, бытовавшие в те времена. Ингрид смотрела ему в рот, ловила каждое слово и легко следила за ходом его мысли. От счастья, что она обрела достойного собеседника, у нее в глазах стояли слезы. Альв и Берит переглянулись. Похоже, наконец-то появился человек, с которым Ингрид могла говорить на равных.

— Жаль, что они живут так далеко друг от друга, — сказал Альв.

— Да. Жаль, что они оба…

Берит замолчала, но Альв закончил то, что она хотела сказать:

— Что они оба из рода Людей Льда. И что у обоих и деды, и бабки тоже принадлежали к этому роду. Опасное сочетание!

— Да к тому же Ингрид, считай, уже помолвлена!

— Я слышал, что Дан тоже помолвлен и свадьба состоится, как только он вернется. Их брак в любом случае невозможен, достаточно представить себе, какой у них может родиться ребенок! Как бы там ни было, а хорошо, что у Ингрид появился собеседник. Мы все безнадежно отстали от нее.

Оба гения из рода Людей Льда не слышали их. Они были поглощены своим разговором. Дан не мог надивиться уму Ингрид.

А она? Она сияла, как солнце!

Вечером все семейство вместе с гостем отправилось в Элистранд.

После ужина, собранного на скорую руку, они долго беседовали у камина. Дождь продолжался, и потому им было особенно приятно сидеть у огня, несмотря на то, что лето уже наступило.

— Пожалуйста, отпустите меня с Даном в экспедицию! — попросила Ингрид.

— Ты сошла с ума! — возразила Берит. — В какое положение ты себя поставишь? Что твой будущий муж скажет о девушке, которая ездит по горам и собирает травы?

Дан наклонился к Ингрид и заглянул в ее глаза, отражавшие желтый огонь.

— Ингрид, я намерен не только собирать растения, — сказал он. — У меня есть и другая цель, которая и привела меня в норвежские горы. Далеко небезопасная…

— Так расскажи нам о ней, — попросил Тристан, сидевший рядом со своей молодой женой Мариной. Они составляли странную пару, но счастье многолико, а они, по-видимому, были счастливы.

Дан загорелся. Хотя последний раз он видел этих людей еще ребенком, он чувствовал себя своим среди них. В их жилах текла одна и та же кровь.

— Я внимательно изучил книги о Людях Льда, которые были написаны моим прадедом Микаелом. И меня поразило одно обстоятельство..

Все слушали его с интересом.

— Не забывай, в этих историях рассказано далеко не все, — сказал Тристан — старший из всех присутствовавших. — Нам мало что известно о тех временах, когда Люди Льда поселились в своей долине.

— Я знаю, — кивнул Дан. — Но мне хотелось проследить одну нить, которая раньше ускользала от внимания наших родичей.

— Какую? — живо спросил Йон, сын Ульвхедина и Элисы. Они с Броней, дочерью Марины, были всегда неразлучны и сидели, тесно прижавшись друг к другу.

— Никто из вас не задумывался над тем, что случилось потом? Я хочу сказать, что случилось потом с Тенгелем Злым?

Глаза Ульвхедина блеснули в полумраке. Его лицо, внушающее людям страх, при свете камина казалось еще более жутким. Теперь он носил бороду, но она не смягчала грозного выражения его лица.

— Потом — это после того, как Тенгель Злой вызвал Князя Тьмы? — медленно спросил он.

— Ну, об этом нам как раз многое известно. О том, каким он стал и тому подобное. Но нигде ничего не говорится о его смерти. Где находится его могила?

Воцарилось молчание.

— Наверное, где-нибудь на кладбище в Долине Людей Льда, — сказал Йон.

— На кладбище? Могила Тенгеля Злого? — усмехнулся Тристан. — Чья угодно, только не его! Скорее он похоронен в том месте, где зарыт котел.

— Этого не может быть, — со своей непредсказуемой логикой заметила Ингрид. — Ведь того места никто не знает.

— Правильно, до Колгрима никто не знал этого места, разве что Суль, — согласился Дан. — Колгрим и сам случайно узнал его. Поверьте, во времена Тенгеля Злого этого места не знал никто! Так где же он похоронен?

— Может, он сам выбрал себе место, где умереть? — предположил Ульвхедин.

— Я тоже так думаю, — сказал Дан. — Поэтому я и хочу найти могилу Тенгеля Злого.

— Ты сошел с ума! — воскликнул Альв. — Этого нельзя делать. Ты можешь погибнуть. Ты даже не отмечен печатью Людей Льда.

— А мне кажется, наоборот, это дает мне некоторое преимущество. Правда, только отмеченные печатью могут увидеть Тенгеля Злого, но я мог бы взять с собой Ульвхедина и Ингрид.

— Да, да, возьми меня! — воскликнула Ингрид.

— Об этом не может быть и речи! — отрезал Альв.

— Почему ты хочешь найти его могилу? — спросил Тристан.

Лицо Дана стало серьезным.

— Хочу убедиться, что она у него есть.

— Господи, спаси и помилуй! — воскликнула Элиса.

Дан повернулся к ней. Ее синие детские глаза потемнели от ужаса.

— Я верю, что у него есть могила, Элиса. Но хочу убедиться в этом. И благословить ее во имя Господа.

У всех перехватило дыхание. Дан затронул тему, которой они избегали, — ведь по меньшей мере двое из присутствующих не признавали христианской церкви.

— Я не думала, что ты так религиозен, Дан, — сказала Ингрид разочарованно.

По лицу Дана скользнула улыбка.

— Должен признаться, что как натуралист задаю себе кощунственные вопросы. Да и бабушка Виллему тоже была не лучшей наставницей в вопросах религии. Но моя мать Сигрид — человек глубоко верующий, и она оказала на меня большое влияние. Сам я считаю себя агностиком. То есть, не отношу себя ни к верующим, ни к неверующим. Я оставляю открытым вопрос о существовании Бога. Пока он не предъявит убедительные доказательства своего существования, я не знаю, есть он или нет.

Ингрид, любительница поспорить, тут же спросила:

— Значит, ты хочешь поставить научный опыт и произнести над Тенгелем Злым слово Божье?

— Допустим, ведь никому от этого хуже не будет.

— Я бы не торопился с таким утверждением, — скептически заметил Тристан. — Не забывай, затронув Тенгеля Злого, ты будешь иметь дело со всем потусторонним миром. За Тенгелем Злым — большая сила, если правда, что он вступил в союз с дьяволом.

— Перестаньте! — воскликнула Берит. — Вы говорите так, словно потусторонний мир и в самом деле существует.

Тристан серьезно взглянул на нее.

— Он существует, Берит! Я сам видел пришельцев из этого мира. Вот и Ульвхедин знает. Не кто иной, как он, загнал болотных жителей своими заклинаниями обратно в землю. После этого случая я безоговорочно верю всем преданиям о Тенгеле Злом.

Ингрид вскочила со скамьи.

— Я знаю, что делать! Мы: — Дан, Ульвхедин и я — возьмем с собой чудодейственное сокровище Людей Льда и раз и навсегда покончим с этим проклятием!

Предложение Ингрид встретило такой мощный отпор, что она, поникшая, снова опустилась на скамью.

К идее Ингрид проявил интерес только один человек. Глаза Ульвхедина зажглись мрачным огнем, и на губах заиграла улыбка, от которой даже Ингрид стало не по себе.

— Довольно об этом! — твердо сказал Альв. — Нам всем хочется освободиться от проклятия, тяготеющего над нашим родом, но я ни за что не соглашусь, чтобы моя единственная дочь вырыла из земли этот котел! Наш род и так потерял слишком много молодых.

Все молчали. И думали об исчезнувшем в необъятной России Венделе Грипе. Они не знали, что в ту минуту он находился в Архангельске и был заточен в местный острог. Но о его приключениях мы уже рассказывали, и его близким предстояло узнать о нем лишь через несколько лет.

Норвежским родичам Венделя Грипа было известно только, что его мать Кристиана живет в одиночестве в Сконе и оплакивает пропавшего без вести сына. Мать Кристианы, Лене, делит с дочерью ее горе.

Из всех присутствующих тяжелее всех исчезновение Венделя переживал Тристан — Кристиана была его племянница.

Разговор перешел на повседневные темы. Но два человека не принимали в нем участия. В двух юных головах уже созревали смелые планы…