"Дом в Эльдафьорде" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

12

Оба стояли, словно парализованные, в этой жуткой дыре, когда снаружи послышались голоса.

— Уфф, ну и темно же здесь! — услышали они Сольвейг.

Ей ответила Винга:

— Да. Но здесь, по крайней мере, нет дождя. Эй! Вы здесь?

— Да, — крикнул в ответ Хейке. — Спускайтесь, опасность миновала. Но только осторожно!

— Об этом ты мог бы и не просить нас.

— Осторожнее, Сольвейг, не оступись! — послышался голос Эскиля. — Держись за мою руку!

— Вот это да! — сказал Элис. — Да тут целая пещера!

— Более, чем пещера, — сказала Винга. — Это жилище! Но какой здесь жуткий запах! Неужели наш косматый друг здесь…

— Нет, мама, — ответил Эскиль. — Разве ты не видишь? Здесь же лежат… мертвецы! Нет, какая гадость!

— Не обращайте внимания и идите сюда, — сказал Хейке. — Я тут кое-что нашел!

— Сокровища господина Йолина? — спросила Сольвейг.

— И это тоже, но это не самое удивительное. Нет, этот косматый Йолин из 1200-х годов сторожил здесь свое подлинное сокровище. За него-то он так боялся! На жалкие деньжонки господина Йолина ему было ровным счетом наплевать.

— О чем это ты тут говоришь? — спросила Вин-га, подходя к Хейке и безмолвному священнику. — Уфф, это потолок выглядит таким ненадежным. Не лучше ли будет нам всем выйти отсюда?

— Да. Но сначала взгляни на это! Винга и Эскиль… Что вы скажете по поводу этого? Он поднял самый большой предмет.

— Пара рогов? — удивился Эскиль. — Но какие они огромные!

Он с трудом поднял эти почти прямые, длиной с руку, рога.

Винга произнесла со зловещим спокойствием:

— Здесь кое-чего не хватает.

— Да, — ответил Хейке. — Шеста и поперечной балки. Они сгнили. Зато остались кожаные ремни, с помощью которых рога прикреплялись к шесту.

Эскиль поднял один из ремней.

— Что это за кожа? И от какого животного эти рога?

— От яка, — сухо произнес Хейке. Эскиль вскинул голову.

— Як? — удивился он. — Древний сибирский символ Людей Льда? Тотемный знак таран-гайцев?

— Вот именно! Здесь имеется целый тотем. То, что было привезено с востока, из далекой Сибири. Точно такой же тотемный символ остался в Таран-гае. Но, как вы помните, народ разделился, и большая его часть отправилась на запад. В Норвегию.

— В Долину Людей Льда, — взволнованно произнесла Винга. — Которая расположена не так далеко отсюда, если идти по прямой линии. Но как же все это попало сюда?

— Нет, ничего не понимаю… — раздраженно произнес Эскиль. — Тенгель Злой был с нами с самого начала. Когда они прибыли в Таран-гай, он был совсем мальчиком, но когда они оказались уже в Норвегии, он был, по крайней мере, взрослым мужчиной. Он появился в Хамельне в 1294 году. Обвал же произошел здесь в 1256 году. Поэтому можно предположить, что злой Йолин задолго до этого осуществлял здесь свои жуткие затеи.

— Ты забываешь кое о чем, Эскиль, — сказал Хейке. — Тенгель Злой выпил воды зла. Это дало ему власть и вечную жизнь! Мы не знаем в точности, когда он и Люди Льда пришли в Норвегию, это могло произойти в 1100-х годах, а может быть, раньше. И когда он прибыл в Хамельн, он мог быть уже глубоким стариком.

Помолчав, Эскиль спросил:

— Кем же был тогда тот жуткий паренек, который все это время торчал здесь? Йолином, так и не научившимся мыть себе уши?

— Этого мы пока не знаем. Можно сказать лишь то, что он принадлежал к роду Людей Льда.

— Ничего себе! — с дрожью произнесла Винга. — Мне не хотелось бы иметь такую родню!

— Теперь с ним покончено, — успокоил ее Хейке. — И в те времена происходило не только то, о чем говорится в книгах. Костры Эльдафьорда… Человеческие жертвоприношения… Нет и ничего удивительного в том, что все это происходило в 1200-х годах! Существовал какой-то иной культ или культура. Если только можно назвать древних вождей рода Людей Льда культурными.

— Сам-то народ наверняка имел развитую культуру, — задумчиво произнесла Винга. — Но его вожди, как ты уже сказал, были не из лучших.

Элис, до этого державшийся в тени, почесал в затылке и сказал:

— И все это лежит здесь с 1200-х годов? Почему же это так хорошо сохранилось? Все это давно должно было сгнить!

Показав всем каменную плиту, Хейке сказал:

— Края ее подходили вплотную к стене. Все эти предметы сохранились потому, что туда не было доступа воздуха.

Лицо его вдруг прояснилось, и он воскликнул:

— Так вот почему злой Йолин так боялся заклинаний Мара! Он понимал этот язык!.. Но сначала он не боялся Мара, страх пришел позже, когда тот начал колдовать. Нет… Больше всего он боялся тех двоих. И я думаю: может быть, он знал их?

Все молчали. Все ожидали чего-то. Наконец Винга сказала тихо:

— А что здесь, собственно, произошло?

— Мы поговорим об этом позже. А теперь нам нужно поскорее выбраться отсюда. Это место не из приятных.

Все стояли и рассматривали лежащие на полу предметы. Слабый свет, проникавший в отверстие между каменными блоками, придавал всему нереальный, таинственный вид. Подойдя к «алтарю», священник принялся разглядывать его, уперевшись руками в колени.

— Я ничего не понимаю, — сказал он, покачав головой. — Ничего!

Подойдя к нему, Хейке сказал:

— Я и раньше видел эти символы, — сурово произнес он. — Во всяком случае, часть из них. Они принадлежали моим далеким предкам. Все знаки — магические, с ними шутить не следует. Думаю, что нужно уничтожить этот магический круг. Ведь тот, кто ступит в него, может оказаться в трудном положении.

И он принялся методически уничтожать то, что напоминало языческий алтарь или магический круг — разбивал и разрывал все на куски. И когда с этим было покончено, он вернулся к сокровищам первого Йолина.

— Сокровища Людей Льда, — печально произнес он. — Но почему они лежат здесь, а не в Долине Людей Льда, я не могу понять. Здесь собраны наиболее редкие вещи, привезенные из первого, долгого путешествия в Норвегию. Барабан шамана, это мы берем с собой…

— Нам нужно забрать все и присоединить это к Сокровищам Людей Льда в Гростенсхольме, — сказал Винга. — Ведь это все наше, не так ли?

— Да. С этнографической точки зрения этим находкам цены нет. Смотри, отполированные зубы моржа! И еще зубы хищников! Маска демона, очевидно, принадлежащая роду шаманов…

— А что если этот вонючий Йолин был шаманом? — спросила Винга.

— Вряд ли. Ведь он жил в Норвегии. А впрочем, он понимал смысл заклинаний… Нет, остановись, Эскиль!

Хейке поспешно оттащил сына от лежащих на полу предметов. Но Эскиль уже поднял какую-то флейту и хотел поднести ее к губам… Хейке выхватил ее у него из рук.

— Опять флейта! — испуганно произнесла Винга.

— Да, флейта преследует Людей Льда. Помнишь Венделя Грипа, странствующего по безлюдной тайге в Таран-гае? Этого безвестного флейтиста… А виртуозов-флейтистов из Таран-гая, победивших в состязании самоедов из Нора? А Крысолова из Хамельна? Не говоря уже о флейте Тулы!

— Флейте Тулы? — удивился Эскиль. — Вы столько скрывали от меня!

— Это потому, что ты исчез из дома, когда достаточно созрел для того, чтобы понять все. Но ты прав, ты должен узнать об этом больше. Своей флейтой Тула чуть было не разбудила Тенгеля Злого!

И в этот миг все услышали какой-то скрежет, словно каменная масса сдвинулась с места. Все испуганно бросились к выходу.

— Мне не следовало называть здесь это имя, — пробормотал Хейке.

Эскилю же не терпелось все поскорее узнать. Он считал, что родители скрывают от него важные сведения, которые могли бы многое прояснить.

— Почему же эта деревянная флейта сохранилась? — спросил он. — Ведь деревянная перекладина и шест давно уже сгнили!

Хейке повернулся и посмотрел на потемневшую от времени, украшенную резьбой флейту.

— Ты это верно подметил, мой мальчик! — сказал он. — Мы возьмем эту флейте с собой и рассмотрим ее получше. А теперь нам нужно уходить! Донесем мы все это вместе с сокровищами господина Йолина, разумеется? Но сначала нам следует прослушать молитву пастора. Теперь ваша очередь, господин пастор! Мы должны позаботиться о том, чтобы как можно скорее переправить всех этих мертвецов в освященную землю. Но не могли бы вы сначала освятить это место? Благословить всех умерших. Тех, кто перед нами, и тех, кто много-много лет назад томился в тесных ямах, чтобы потом быть принесенным в жертву, быть заживо сожженными на жутком костре первого Йолина…

Подняв руку, Эскиль сказал:

— Могу я перебить тебя, отец? Спасибо. Я не думаю, что все это именно так. Я никогда не слышал, чтобы сибирские племена приносили человеческие жертвы! Тем более, сжигали людей на костре! Племена эти были немногочисленные, и людей там берегли.

— Это верно, мой мальчик. Но тебе не следует забывать о том, что Люди Льда не принадлежали ни к самоедам, ни к вогулам или как их там называют… Они пришли с востока, но никто не знает, откуда именно. Возможно, они пришли с Алтая. Возможно, их гнали на запад из-за их колдовских навыков и варварских ритуалов, о которых мы ничего не знаем. Вполне возможно, что среди них практиковались жертвоприношения в виде сожжения на костре.

Эскиль кивнул.

Все замолчали, слушая пасторское благословение. И те трое, что постоянно слышали скорбные возгласы, заметили, что голоса постепенно превратились во вздохи, становящиеся все легче и легче. Звучание голосов стало просветленным, в нем чувствовалась радость освобождения от столетней тьмы и уныния.

Наконец все затихло.

И когда они стали медленно подниматься вверх, выходя из этой трагической могилы, они заметили, как под ногами у них распускаются мелкие-мелкие цветочки.

Эскиль, Хейке и священник восприняли это как знак тихой благодарности. И это согрело их сердца.

Было решено, что священник останется еще на несколько дней в Эльдафьорде, чтобы привести в порядок первую крепость Йолина. Элис обещал помочь ему и взять с собой других жителей Эльдафьорда, чтобы перенести мертвецов вниз и похоронить их на кладбищенской земле.

По дороге было решено передать церкви всю церковную утварь, которая была среди сокровищ господина Йолина. Все же остальное по праву принадлежало Маленькому Йолину и его матери Сольвейг. Клад же первого Йолина, напротив, был собственностью Людей Льда.

Спускаясь вниз, Эскиль спросил:

— Но зачем понадобился первому Йолину Йолинсборг?

Хейке долго думал над этим, потом сказал:

— Могу я высказать одно предложение? Скажите, те, кто проживает в Эльдафьорде, слышали ли вы что-нибудь о привидениях в Йолинсборге до написания истории Йолинсборга в конце 1700-х годов?

— Нет, не слышали, — ответила Сольвейг, и Элис кивнул.

— Но о кострах было известно, — сказал он.

— Да, но они горели выше, на плато, не так ли?

— Да, говорят, что так. Кстати, я сам однажды видел их. Это колдовское свечение…

— Да, да. Но ведь не возле Йолинсборга? После того, как история Йолинсборга была написана, сюда стали наведываться искатели сокровищ. И тогда первый Йолин, Йолин злой, напугался. Мы ничего не знаем о том, появлялся ли он там раньше как привидение. Известно лишь, что в 1200-х годах ему принадлежала большая часть Эльдафьорда, в том числе и Йолинсборг.

— А господин Йолин, живший в 1600-х годах? — спросил Элис. — Он появлялся там как привидение, как первый Йолин?

— В таком явном виде — нет. Но в неявном виде появлялся: он продолжал жить в своих потомках, к примеру, в Терье.

— Да, — сказал Эскиль, внимательно следивший за разговором.

Когда они подошли к усадьбе, навстречу им вышли оба молодых крестьянина.

— Мы все это время сидели с Маленьким Йолином, — сказали они. — И все это время он спокойно спал.

Горячо поблагодарив их, Сольвейг пригласила всех на обед.

Странно было находится в доме Терье Йолинсона, когда самого его там больше не было. Впрочем, никого его отсутствие особенно не опечалило.

После обеда Хейке пошел к Йолину. Многие пришли, чтобы поговорить с «героем дня», как они называли его, но он говорил всем твердое «нет». Теперь он сосредоточил все свои усилия на мальчике, не желая, чтобы ему мешали.

Целая процессия, возглавляемая священником и Элисом, поднялась на плато. Они долго пробыли там и только в сумерках спустились обратно, принеся на носилках останки трупов. Все это переправили на пристань, в рыбацкий домик, чтобы потом перевезти на лодке в Сотен, где была церковь.

Когда все ушли, Сольвейг, Эскиль и Винга все еще сидели на кухне, хотя было уже поздно. Все так устали после сумасшедшего дня, у всех так слипались глаза, что разговор не клеился. Они сидели и ждали.

И наконец он вышел, Хейке из рода Людей Льда. Лица сидящих на кухне сразу оживились. Сев за стол, он взял Сольвейг за руки. Все видели, что он тоже был измучен, и в этом не было ничего удивительного.

— Что ты думаешь делать теперь? — спросил он Сольвейг. — Мы не можем оставаться здесь долго, а мальчику необходимо лечение, хотя я и не могу обещать, что он выздоровеет. Что ты решила сама? Остаться с Йолином в Эльдафьорде или ехать с нами? Если ты поедешь с нами, ты можешь сюда и не вернуться. И к тому же это будет очень тяжелое путешествие для больного ребенка. Может быть, слишком тяжелое…

— Но если он останется здесь…

— Тогда у него нет никаких шансов выжить, это я могу сказать с уверенностью.

— Тогда выбор мой прост, — сказала Сольвейг. — И вообще, что я буду делать в Эльдафьорде, если не…

Она замолчала, опустив глаза, но потом докончила свою мысль:

— Знаешь, о чем я мечтала все эти годы? Знаешь, как трудно мне здесь приходилось? Единственным светом в моей жизни был Маленький Йолин. И я уверена, что он так же ненавидит это место, как и я.

— Я знаю, — сказал Хейке. — Он тоже мечтает о том, чтобы уехать отсюда. Но теперь все здесь принадлежит ему — тебе и ему.

— Я продам все это. Ради жизни Йолина я могу поступить так, не правда ли? И тогда у меня будут развязаны руки.

— Но на это уйдет много времени, — вставила Винга. — Мне кажется, твои соседи вред ли соберут в один день нужные средства, если надумают сделать покупку.

— Я уже думала об этом, — сказала Сольвейг. — Я могу поручить все ленсману из Сотена. Он человек надежный и пошлет мне деньги сразу же, как только состоится сделка.

— Прекрасно, — сказала Винга. — Мы уже слышали от Элиса, что многие в Эльдафьорде давно уже присматриваются к Йолинсборгу. И теперь, когда там нет больше никаких привидений, интерес их к этому дому возрастет.

Сольвейг кивнула.

— Отец Ингер-Лизе уже приценивается к Йолинсборгу. И он в состоянии заплатить задаток, я в этом уверена.

Хейке покачал головой.

— Думаю, тебе лучше передать все это в руки ленсмана, чем связываться с каким-то одним покупателем. Я предлагаю сначала отправиться в Сотен, чтобы потом спокойно продолжать путь дальше. В Сотене у нас много дел. Нужно уладить твои дела, Сольвейг. И я хочу подробнее ознакомиться с историей Эльдафьорда, которая имеется там у учителя. Может быть, нам навестить еще прежнего владельца Йолинсборга? Как ты думаешь, Сольвейг?

Она отпрянула назад.

— Йолина Йолинсона? Этого сумасшедшего? Да, можно навестить его, но я должна предупредить: те, что навещали его в последний раз, сказали, что он совершенно напрасно сидит там. Сама же я не видела его с тех пор, как его увезли туда.

Хейке серьезно смотрел на нее. Лицо его в мерцающем свете свечи казалось совершенно гротескным.

— Ты хочешь сказать, что Йолин Йолинсон был посажен туда насильно? Что оба его брата решили присвоить себе его собственность.

Так же серьезно посмотрев на него, она сказала:

— Так оно и бывает. Нормальных людей сажают под замок, потому что кто-то позарился на их деньги. А Терье и Мадс вполне могли сделать такое — да смилостивится Бог над их душами, и не будем плохо говорить об умерших. Что же касается старшего брата, Йолина, то я могу сказать, что он был самым жадным из них. Он был… — она осеклась, — … с ним было не все в порядке.

Хейке не стал ее выспрашивать дальше. Больше они ни о чем не говорили в этот вечер.

Сольвейг понадобилось два дня, чтобы упаковать вещи и сделать все самое необходимое. Ей было тяжело прощаться с домашними животными. Но, как бы она этого не хотела, она не могла везти их с собой через половину Норвегии, по воде и по суше. Отец Ингер-Лизе купил у нее всех ее питомцев, поскольку они были на редкость ухоженными.

Теперь у нее и у Йолина были хоть какие-то деньги на дорогу. Это придавало ей уверенность в себе.

Эти два дня Эскиль был немногословен. Он помогал, как мог, Сольвейг, выносил на прогулку Йолина, но вид у него был сердитый.

Винга же беспокоилась о своем муже. Сон его стал беспокойным, он метался и стонал, просыпался весь в поту. Ей казалось, что она не успокоится, пока они не тронутся с места. Хейке преследовали здесь мучительные воспоминания, вот почему он по ночам видел кошмарные сны.

И вот они покинули Эльдафьорд на рыбацкой лодке Элиса в сопровождении маленькой весельной лодки Эскиля. Хейке и Винга обратили внимание на то, что Сольвейг ни разу не оглянулась, пока они плыли под парусом через узкий пролив, но Йолин, сидевший на коленях у Хейке и положивший голову ему на плечо, не сводил глаз с маленькой деревушки и узкой бухточки фьорда. И на лице его было выражение подавленности, почти ненависти. Нет, у Йолина Мадссона не осталось никаких прекрасных воспоминаний об Эльдафьорде!

На крутых холмах Йолинсборга больше уже не видно было призрачного свечения. Теперь этому был положен конец. Эльдафьорд обрел мир. Все, что напоминало о злом, Первом Йолине, было уничтожено. Теперь уже было не опасно ходить по плато, что под Орлиной горой, разве что можно было споткнуться и сломать ногу… Но такое может произойти с человеком в любом месте в Норвегии.

Только когда они вышли в большой фьорд, Сольвейг и ее сын вздохнули с облегчением.

Сначала они взяли курс на Сотен. Это была большая деревня, находящаяся неподалеку. Эскиль и Элис отправились вместе с Сольвейг к ленсману, а Винга осталась в лодке с Йолином, который очень устал.

«Не давать больше морфия мальчику! — предупредил Хейке. — Во-первых, морфий сделает из него совершенное убожество, а во-вторых, я начинаю замечать у него слабое улучшение. Морфий дают умирающим, чтобы уменьшить их боли. Но если давать морфий тому, кто не собирается умирать, можно разрушить жизнь человека».

Поэтому Йолин не получал больше болеутоляющего, хотя голова у него и болела от яркого освещения и утомительного плавания.

Но Хейке выдавал желаемое за действительное. Никакого заметного улучшения у Йолина не наблюдалось. Взгляд его оживляла только надежда.

Сам Хейке нанес визит школьному учителю. И они долго беседовали с ним. В истории же Эльдафьорда Хейке нашел для себя мало нового.

Но учитель сказал ему:

— Я думаю вот о чем… В Сурнадале есть архив. Я знаю, что там нет записей об Эльдафьорде, но там много материалов об этой местности.

Хейке спросил, далеко ли находится Сурнадал. Им понадобилось бы два дня, чтобы добраться туда на лодке и вернуться обратно. Нет, времени у них не было, у них на руках был больной ребенок, который требовал осторожного обращения.

— Да… — согласился учитель. — У одного из моих предков было целое собрание старинных рукописей. И я знаю, что он бывал в Сурнадале, чтобы переписать там множество всяких сведений. Но книги его свалены в таком беспорядке, их так много, что я сам не могу разобраться в них!

— Но вы отобрали кое-какие материалы? — деловито спросил Хейке.

— Да, и очень много.

— И вы не нашли именно те записи?

— Нет, не нашел.

— В таком случае, нельзя ли взглянуть на те записи, которые вы еще не читали? Учитель задумался.

— Хорошая мысль, — сказал он. — Я знаю, где мы должны искать!

Он ушел и вскоре вернулся с тремя большими папками, полными бумаг.

— Сколько их… — удивился Хейке.

Но через час он уже знал массу новых сведений, о которых ему не терпелось сообщить Эскилю и Винге.

Кроме всего прочего, он вместе с Сольвейг посетил то, что так презрительно называли домом для умалишенных. Впрочем, более подходящее название трудно было дать такому низменному заведению, где пациентов содержали в чем-то вроде тюремных камер без окон и с соломой на земляном или каменном полу. Шум, скандалы, побои, слезы.

Шурин Сольвейг был заперт в одиночной камере, и пока они находились там, рядом стоял вооруженный санитар, больше похожий на тюремного надзирателя.

Им пришлось очень скоро прервать свой визит. Йолин Йолинсон, который, судя по всему, был когда-то очень красивым парнем, вовсе не обрадовался им. Он поливал Сольвейг грязью, чуть не набросился на Хейке и пообещал, что, как только вернется домой в Эльдафьорд, прикончит всех мужчин, изнасилует их жен и станет заправлять всеми делами в деревне. Потому что все там принадлежит ему. Все! Йолинсоны всегда были хозяевами Эльдафьорда, но у них хитростью отняли землю все эти ничтожные крестьяне и рыбаки. Они всегда завидовали ему и делали ему все назло.

Хейке не сомневался в том, что Йолин Йолинсон выполнил бы все свои угрозы, окажись он на свободе. И они попросили санитара строже присматривать за этим опасным типом.

Они вернулись обратно. Перед тем, как отправиться дальше, все сели перекусить прямо в лодке, стоящей на причале. Еду приготовила Сольвейг.

— Эскиль, — произнесла Винга вслух. — Посмотри на этих красивых девушек, что идут по причалу! Не упускай момента, мой мальчик!

Эскиль даже не повернул головы. Он просто покраснел от смущения.

— Как ты можешь быть такой тупицей, Винга! — шепнул ей Хейке.

Она вздрогнула. Хейке очень редко высказывал в ее адрес критические замечания.

Но она вовсе не была тупицей. Достаточно было взглянуть на Эскиля, не сводившего глаз с плавающей чайки, чтобы понять, что к чему. Или на Сольвейг, которая, опустив глаза, вытирала лоскутом материи руки — медленно, тщательно, растерянно…

«Господи, — подумала Винга, — мальчик должен ведь понимать…»

И он понимал! Понимал свою отчужденность, свою несовместимость с Сольвейг. Временами он вел себя бесстыдно. И это было своего рода самозащитой. А временами он был нежным и внимательным, и Вингу трогало то, что у нее такой сын.

Но ради чего все это делалось?..

Да, ради чего? Какое будущее готовил себе Эскиль? Жаждал приключений? Наверняка он этого добивался. Хотя его беспомощная серьезность свидетельствовала о чем-то другом.

А она, эта зрелая женщина, имевшая одиннадцатилетнего сына — чего хотела она от Эскиля? Ведь он же был еще ребенок! Во всяком случае, по сравнению с ней!

Но уже в следующий момент Винга раскаивалась в своих агрессивных мыслях. Она вовсе не хотела быть матерью-драконом, видевшей врага в каждой особе женского пола, на которую падал взгляд ее единственного сына.

Оба они страдали, им не хотелось влюбляться друг в друга.

Но любовь всегда обходит здравый смысл.

«Мы тоже хороши, — подумала Винга. — У нас всегда были проблемы с нашим непослушным сыном!»

Хейке воспринимал все совершенно спокойно. Но он, будучи мужчиной, поддался очарованию больших, обведенных темными кругами, глаз и не видел никаких проблем.

Винга вдруг сама оборвала ход своих мыслей. Сольвейг была вовсе не беспомощной, достаточно посмотреть, как она заботится о сыне. Никогда Винга не думала, что может быть такой несправедливой, такой непримиримой!

Она чувствовала себя пристыженной собакой, но ничего не могла поделать со своим беспокойством.

Да и могла ли она воспринимать все иначе? Какая мать была бы спокойна, если бы ее единственный сын влюбился в женщину, которая на одиннадцать лет старше его? И к тому же у нее был тяжелобольной сын! Сколько надежд она возлагала на своего мальчика! Почему бы ему не жениться на девушке подходящего возраста?

Но человек быстро перестраивается, быстро учится мыслить по-новому, выбрасывая из головы прежние мысли.

И Винга заставила себя улыбнуться Сольвейг. Ей хотелось, чтобы улыбка получилась добродушной, но у нее получилась только ухмылка, на что Сольвейг тоже ответила выжидательной улыбкой.

Эскиль ничего не сказал. Сгорбившись и подняв плечи, он сидел, мрачно уставясь на зеленоватую воду.