"Дом в Эльдафьорде" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)3Достав большой ключ, Терье Йолинсон вставил его в замочную скважину. Эскиль ждал. У него не было особого желания входить в дом. — С верхнего этажа открывается еще более замечательный вид, не так ли? — без всякого выражения спросил он. — Да, конечно. Но я обычно беру с собой квартиросъемщиков на плато, что расположено выше. Оттуда открывается вид на горы. — Давай сначала сходим туда, — нервозно предложил Эскиль. Терье пожал плечами. — Как хочешь, — ответил он. Он положил ключ обратно в карман, и они направились вверх по узкой тропинке. Идти стало труднее. Почва была более каменистой, ноги скользили на камнях. Но результат стоил усилий. — Ах! — прошептал Эскиль, когда они поднялись наверх. Вид был просто потрясающий! Отсюда было видно море, а также все снежные вершины, и еще дома внизу, на побережье, похожие на маленькие коробочки. Даже Йолинсборг казался отсюда маленьким и далеким. Но каким красивым был этот дом! Трава наверху только начинала зеленеть, распускались лютики и колокольчики. Стоило ему только сделать шаг назад, как Терье схватил его за руку. — Осторожнее, почва неровная, — сказал он. — Здесь много осыпных камней, их не видно среди травы и мха, поэтому легко сломать себе ногу. В самом деле, Эскиль это видел. Прямо перед ними возвышалась отвесная стена, напоминающая о мрачной сущности прекрасного Эльдафьорда. К счастью, отсюда не были видны жуткие обрывы, находящиеся чуть ниже домов. Потом они снова спустились в Йолинсборг, и Эскиль с опаской вошел вслед за Терье в дом, испуганно осматриваясь по сторонам. Вся обстановка была сохранена в своем первоначальном виде. В свое время даже это одноэтажное строение было весьма внушительным, намного превосходя по своим размерам обычные для этой местности постройки. Господин Йолин ясно желал отличиться, показать местным жителям, кто самый зажиточный в деревне. Хотя по нынешним временам дом был невелик, Эскилю, привыкшему к домам гростенсхольмской знати, он очень понравился. Мебель либо превосходно сохранилась, либо была мастерски отреставрирована. Присмотревшись, он обнаружил следы поисков сокровищ, оставленные на стенах и на полу. Но по мере того, как они обходили все комнаты и поднялись на второй этаж, у Эскиля пропадало неприятное чувство, подобное тому, которое возникло у него, когда он впервые увидел этот дом. Дом был таким светлым, прекрасным и чистым, ничто здесь не вызывало у него страха. К тому же солнце, льющее свои лучи сквозь стрельчатые окна, делало внутренность дома еще более заманчивой. — Мне хотелось бы пожить здесь, — вырвалось у него. Картинно-красивое лицо Терье расплылось в улыбке. — Приятно слышать, — сказал он. — Добро пожаловать в дом! — Могу я заплатить заранее? — спросил Эскиль, вытаскивая кошелек. — Мы будем в расчете, и я буду чувствовать себя свободнее. — Я не против, — сказал Терье и протянул руку. И у Эскиля снова появилось неприятное чувство, когда он увидел протянутую к нему грубую ладонь. Ему снова показалось, что все это происходит не на самом деле. Это было словно… словно ожившая картина. Если такое вообще могло быть. Он усмехнулся про себя. Живая картина! Слыхана ли подобная глупость? Он заплатил за неделю вперед. Он полагал, что дольше находиться здесь не стоит. Да и денег у него было не так уж много, учитывая то, что ему еще предстояло вернуться домой. И если он за это время не найдет сокровищ господина Йолина, значит, ему не суждено их найти. И снова им завладела мечта: подумать только, вернуться домой и выложить на стол перед отцом и матерью целое состояние! Тогда они смогут содержать все три имения. Да, он знал, как тяжело приходится отцу. Сколько желающих было завладеть Гростенсхольмом и Липовой аллеей, нее говоря уже о доме его матери, Элистранде! Было ясно, что когда-нибудь Людям Льда придется распроститься с этими имениями. Но если он вернется домой с несметными сокровищами господина Йолина… Одно он знал наверняка: он не станет осквернять этот прекрасный дом насилием. К тому же он знал, что на протяжении многих лет насилия здесь хватало. И еще он знал: ему следует сходить в епархию и прочитать все, что можно, о самом господине Йолине. Наверняка там написано не только о том, что Йолин спрятал в своем доме клад! Они выбрали комнату на первом этаже — красивую и опрятную спальню с белым постельным бельем из домотканной материи и белыми гардинами на окнах. Потом они снова спустились в усадьбу, чтобы забрать его вещи. Остановившись у калитки, Эскиль нерешительно произнес: — Думаю, мне нужно спуститься к морю взглянуть на лодку. Вчера вечером я так легкомысленно оставил ее на берегу. — А потом приходи сюда, чтобы пообедать, как мы договаривались, — сказал Терье. — Но будь добр, веди себя тихо, а то Сольвейг беспокоится о ребенке, который плохо спит по ночам. Эскиль и сам знал об этом. Он не мог забыть душераздирающих детских криков, так же как и жестоких слов Терье, адресованных бедному мальчику. Он смотрел на хозяина и думал, до чего же у него красивые глаза. Они были такими светлыми, что казались прозрачными, он смотрел не прямо на собеседника, а чуть в сторону, мимо виска. И это вызывало у Эскиля беспокойство. Но он тут же забыл о Терье, отправившись вниз по освещенной весенним солнцем тропинке к морю, — если можно назвать морем крошечную рыбачью бухточку. И очень скоро он увидел девушку, случайно остановившуюся возле забора. Собственно говоря, Эскиля не очень-то беспокоила его лодка, поскольку ее вытащили на берег опытные мужчины. Нет, просто он надеялся снова увидеть хорошенькую Ингер-Лизе. И вот она была перед ним! Он вежливо поздоровался с ней, дразня ее взглядом, и она торопливо спросила, не видел ли он Мари, потому что они договорились здесь встретиться… Эскиль подумал, как он мог увидеть Мари, если все остальные усадьбы расположены гораздо ниже, тем не менее он с невинным видом ответил, что не видел ее. Он остановился в нерешительности, делая вид, будто ему не очень-то хочется с ней болтать, они сдержанно поговорили о том, кто в каком доме живет. Но вскоре они почувствовали себя свободнее, разговаривать им стало легче. И, подобно всем молодым людям, они угадывали за словами настроение собеседника. Ингер-Лизе оказалась еще красивее при свете дня, у нее были округлые, мягкие формы и игривые глаза. К тому же она была любопытна. Ей хотелось узнать, как ему живется у Терье Йолинсона. Казалось, вопросы задает не она, а какой-то другой человек, возможно, ее мать. И Эскиль понял, что окружающие мало знали о том, как живут в доме наверху. — Но ведь я переночевал там всего одну ночь, — неохотно произнес Эскиль. — Хотя Сольвейг показалась мне очень милой… Глаза девушки тот час сверкнули гневом. — Они живут в грехе, — торопливо произнесла она. — Разве ты не знаешь, что они не женаты? Эскилю было неприятно слышать это. — Я об этом ничего не знал, — сдержанно произнес он. — Просто мне показалось, что Сольвейг очень несчастна из-за своего больного ребенка. Глаза Ингер-Лизе стали холодными, и в чертах ее застывшего лица ясно просматривались следы стойкого вестландского пиетизма. — Мальчик вовсе не болен. Он одержим. Одержим? Эскиль просто онемел. Он даже не предполагал, что существует такое слово. — Виной тому проступки его родителей, — жестко произнесла она. — В его голове поселились злые духи. Ему хотелось сказать, что все это пустая болтовня, но он промолчал. Она бы не поняла его. Вместо этого он смущенно спросил, не могли бы они встретиться попозже вечером, когда будут сделаны все домашние дела. Ингер-Лизе сразу напустила на себя важность. — И для чего же, хотелось бы узнать? — спросила она. Если бы Эскиль знал какие-нибудь ругательства, он бы ответил ей. Какая самонадеянная и эгоистичная девчонка! Он повернулся, чтобы уйти. — Нет, это вовсе ни к чему, — сказал он. Но Ингер-Лизе не хотела так легко отпускать свою жертву. — Посмотрим, — равнодушно произнесла она, — если у меня будет время… — Забудь об этом, — сказал Эскиль и направился дальше. — Хорошо, я вспомнила, что свободна сегодня вечером! Но ненадолго! Сразу после дойки коров. Теперь за ее решительными словами угадывалась какая-то униженность. И доброе сердце Эскиля тут же смягчилось, он повернулся и быстро кивнул ей. Время и место встречи он не назначил. И услышал ее недовольное бормотанье, когда она направлялась к своему дому. Сам же он продолжал спускаться вниз. Деревушка казалась совершенно необитаемой, ему не встретилось ни души. Но… проходя мимо одного из домов, он заметил за окном какое-то движение. Конечно, они следили за ним! Лодка была хорошо укреплена на берегу. Сев на край причала, Эскиль принялся слушать плеск воды. Теперь, когда он успокоился, эти звуки приятно ласкали его слух. Какая-то лодка проплыла мимо него и причалила к пристани. Сидевшая в лодке Мари выглядела явно испуганной, щеки ее покрывал румянец. Эскиль поздоровался с ней. — Я встретил наверху твою подругу Ингер-Лизе. — сказал он. — Она ждет тебя. Вы ведь договорились встретиться. — В самом деле? — удивленно спросила Мари. — А я не знала об этом. Тогда мне придется оправиться туда. Он раздумывал, что ему делать. Собственно говоря, с лодкой было все в порядке, и он счел долгом вежливости проводить ее наверх. Она была невыносимо скучной, за всю дорогу не произнесла ни слова. Да, Мари действительно была неинтересной. Она наверняка могла бы стать примерной женой какого-нибудь лишенного фантазии жителя Эльдафьорда, он не сомневался в этом, но у него самого не было с ней ничего общего. Он совершенно не знал, о чем с ней говорить. И он произнес первое, что пришло ему в голову: — Этот дом, который содержит Терье, фантастически красив. Йолинсборг. Она тут же повернула к нему испуганное лицо. — Надеюсь, ты не собираешься жить там? — Почему же это не собираюсь? — Но ты не должен это делать! Все, кто жил там, погибали! Он нахмурился. — Что ты хочешь этим сказать? — Нет, конечно, не все. Но многие. — И как же они умирали? — По-разному. Некоторые из них просто исчезали. — Наверняка это бабушкины сказки. — Вовсе нет, — ответила она, горя румянцем. — Прошло совсем немного времени с тех пор, как вынесли последний гроб… А проживавшую там женщину до сих пор не нашли! И в прошлом году… И муж Сольвейг, и… Нет, не обращай внимания на то, что я сказала, — взяв себя в руки, добавила она. — Просто я не хочу, чтобы ты жил там, это опасно, мой отец говорит, что Терье сдает жилье тем, кто ищет сокровища, и они погибают… — Но почему же они погибают? — Я не знаю. Но здешние поговаривают, что господину Йолину это не нравится. Не нравится то, что они ищут его сокровища. День был великолепным, солнце сияло вовсю. И слова ее показались Эскилю пустой фантазией, предрассудками, выдумкой. Он вовсе не собирался идти на поводу у местных болтунов. — Да, этот Йолин, — усмехнулся он. — Он меня как раз интересует. Я собираюсь посетить соборный капитул. Или это называется епархией? Впрочем, это неважно, просто я хочу прочитать что-нибудь о господине Йолине. Эльдафьорд относится к Бьергвинской епархии? — Нет, к епархии Нидароса. Но тебе вовсе не нужно ездить туда. Местный учитель переписал все, что имеет отношение к Эльдафьорду. Разумеется, записи делал не он, а его дед или кто-то из его предков. Просто все это хранится теперь у него, это я знаю. — Учитель… Где он живет? — Школы у нас здесь нет. Тебе придется отправиться в Сотен, это следующая бухта. Но… Думаю, что у отца Ингер-Лизе тоже есть такие записи. — Спасибо тебе, Мари! То, что мне не придется ехать до самого Трондхейма, большое облегчение. — Да, это далеко. Я никогда не была там. Они подошли к дому Ингер-Лизе, Мари попрощалась с ним и вошла во двор. Эскиль продолжал путь наверх. Пребывание в Йолинсборге не казалось ему таким уж привлекательным, но он считал для себя позорным идти на поводу у слухов. Он ведь был уже мужчиной! Вдали трудился на поле Терье. Эскиль не представлял себе, как местные жители управлялись на своих крутых участках, а тем более, получали какой-то урожай на этой скудной почве, однако другого источника дохода у них не было. Если не считать рыбной ловли. И Терье, который сдавал жилье богатым горожанам, любившим свежий деревенский воздух. В небе неподвижно висел жаворонок, заливаясь переливчатым пением. Как рано наступила весна в Вестланде! Дома, в Гростенсхольме, наверняка еще лежит снег. Хотя, снег наверняка уже растаял, но травы еще нет. Дома… У Эскиля защемило сердце. Он так страстно мечтал попасть домой, находясь долгие месяцы в тюрьме, что теперь просто не понимал, что же заставило его приехать в Эльдафьорд. Да, сюда привела его мечта детства. Но теперь-то он взрослый и имеет кое-какой жизненный опыт. Искать сокровища? О, господи! Однако он был теперь здесь, так что ему оставалось только осуществить свои намерения. И ему придется потрудиться, поскольку уже целых сто лет велись поиски — и безрезультатно. На что он, собственно, надеялся? На то, что он единственный, кто узнал о сокровищах господина Йолина? Что он единственный человек в Норвегии, желающий обогатиться? Найти клад и ничем не поплатиться за это, разве это не древнейшая мечта людей? Разве это не одно из самых примитивных стремлений? Он постучал в дверь к Терье Йолинсону, и когда никто не ответил, он вошел. Незаметно проскользнув в свою спальню, он взял дорожную сумку. Но когда он снова проходил через кухню, там стояла Сольвейг. И снова его поразило исходящее от нее тепло. Лицо ее было слишком худым, чтобы его можно было назвать красивым, но что такое, собственно, красота? Он редко видел таких привлекательных женщин. Она казалась усталой, измученной. Глаза ее были обведены темными кругами, в уголках рта пролегли морщины. Сколько бессонных ночей она провела? «Они живут в грехе…» «Мальчик одержим…». Эскилю показалось, что остальные жители не слишком много общаются с этими людьми. Религиозный пиетизм расцвел махровым цветом в этой маленькой, забытой богом деревушке. Она быстро подошла к нему. Взгляд ее выражал безнадежность. — Ты не собираешься перебираться наверх, юноша? — спросила она. — Собираюсь, — смущенно ответил он. — В том доме так красиво! Неописуемо красиво! Беспомощно покачав головой, она с трудом подобрала нужные слова. — Ты не должен этого делать, юноша, не должен, ты такой чистый и доверчивый! Не стоит лишаться жизни ради какой-то глупой мечты! Ведь Терье наверняка рассказывал тебе о проклятом кладе? Наверняка он затуманил тебе мозги! Она произнесла слово «проклятый» не как ругательство, а в подлинном его смысле. Проклятый, заколдованный. Он был удивлен: значит, Терье всем рассказывал о кладе? Но почему? И он спросил об этом вслух. Сначала она плотно сжала рот, потом бросила торопливый взгляд на окно и, убедившись в том, что Терье далеко, в поле, и всецело поглощен работой, она сказала: — Я хочу тебе сказать вот что. Он пытался убить меня, но у него ничего не получилось, не убьет он и тебя. Нет, нет, он не притронется к тебе. Но… Терье только и думает о том, чтобы найти клад. Но сам он не осмеливается его искать, это слишком опасно. — Опасно? Почему же? Ее светло-серые глаза блеснули. Откинув со лба темные локоны, она сказала: — Я уже сказала, почему: потому что сокровища эти прокляты. Прокляты господином Йолином. Все считают, что это он сам приходит и убивает тех, кто пытается приблизиться к его сокровищам. И Терье выжидает. Когда-нибудь кто-то обнаружит их местонахождение. Найдет клад — и, разумеется, погибнет. А Терье присвоит сокровища себе. — Но сам-то он при этом не погибнет, — сухо заметил Эскиль. — Да, он вбил себе это в голову. Он считает, что днем к сокровищам приближаться не опасно. — Он выдает желаемое за действительное, — пробормотал Эскиль. — Но на чем ты основываешь свои рассуждения? Ведь ты уверена в том, что говоришь, я это вижу. Сольвейг задрожала. — Что мне еще остается делать? — воскликнула она. Из внутренней части дома донесся жалобный стон. И тут же в глазах ее вспыхнул страх. — Это твой сын? — спросил Эскиль. — Можно мне поздороваться с ним? — Поздороваться с маленьким Йолином? — спросила она, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Это из любопытства или же… — Об этом я не думаю, просто мне кажется, что он ужасно одинок. Выражение недоверия на ее лице сменилось робкой радостью. Глаза просветлели. Эскиль никогда не видел такого говорящего, изменчивого лица. — Да, если ты этого в самом деле хочешь, пошли! Но вид у него вовсе не привлекательный. Она повела его за собой. — Сколько ему лет? — спросил Эскиль на ходу. — Одиннадцать. Когда-то он был таким милым, таким красивым! Перед самой дверью детской она остановилась и прошептала: — Здесь, в Эльдафьорде, распускают слухи, будто он одержим злым духом. — Какая нелепость! — сказал Эскиль, не знавший ничего ни о демонах, ни о призраках Гростенсхольма. — Злых духов вообще не существует, об этом пишут только в Библии и других древних книгах. С благодарностью улыбнувшись ему, она открыла дверь. И когда Эскиль увидел в постели жалкое маленькое существо, сердце его сжалось. Сольвейг подошла к постели и положила на лоб мальчика мокрое полотенце. — Это вовсе не помешательство, — тихо и осторожно произнес Эскиль, немного оправившись от шока. — Я это знаю. Мой отец врач, совершенно особый врач. И у него был такой пациент. При мне он говорил, что это опухоль мозга. Сольвейг смотрела на него глазами, исполненными надежды, напрасной надежды. — Ему может помочь доктор? Или больница? Эскиль покачал головой. — Нет. Но мой отец… Я не помню, что было с тем пациентом. Его привели к моему отцу. И отец несколько раз навещал его, потому что тот жил далеко. Но потом эти посещения прекратились. Но я не слышал, чтобы этот пациент умер. Это было очень давно, я был тогда совсем маленьким и не интересовался медициной. Слова Сольвейг прозвучали как отзвук безнадежной мечты: — Если бы твой отец смог приехать сюда… Эскиль не верил, что так будет, поэтому неохотно произнес: — Не знаю, смог бы он помочь. Мне не хотелось бы понапрасну обнадеживать тебя… Сев на корточки возле постели, он произнес достаточно громко, чтобы мальчик мог его услышать: — Привет, Йолин! Меня зовут Эскиль. Могу ли я что-нибудь сделать для тебя? Маленький Йолин посмотрел на него отупевшим от боли взглядом. — Больно… — прошептал он. — Понимаю, — ответил Эскиль. Повернувшись к Сольвейг, он спросил: — Ты даешь ему болеутоляющее? — Нет, а что это такое? У меня есть какие-то старинные капли, которые он нюхает, но они, в основном, помогают при обмороке. Да и они уже подходят к концу. Мне кажется, они вообще ему не помогают. — Подожди, я прихватил с собой кое-что из дома. Он пошел в кухню и принес лекарство, которое ему удалось дать мальчику. Он понятия не имел, что это такое, но он видел, как Хейке дозировал это лекарство — и он мог сделать то же самое! — Посмотрим, подействует ли оно. Во всяком случае, оно помогло мне однажды, когда у меня болела голова. Конечно, у меня не было ничего серьезного, просто я перенапряг глаза. Он заметил, что слишком много болтает. Но он не в силах был остановиться; судьба маленького Йолина настолько потрясла его, что он был совершенно вне себя. Разговаривая с матерью, он держал в своей руке тоненькую ручку мальчика. Время от времени детская ручонка бессильно сжимала его ладонь, и Эскиль понимал, что это происходило, когда боль становилась невыносимой. При этом мальчик стонал. Какое страшное испытание для матери! — Поскольку его зовут Йолином, я полагаю, что ты была замужем за старшим сыном в семье, — сказал Эскиль. — Это имя переходило из поколения в поколение, не так ли? — Да, это так, хотя и была замужем за вторым по счету сыном, Мадсом. Старший сын, Йолин, был… устранен. Он вопросительно посмотрел на нее. — Да, он был отправлен в сумасшедший дом. Он был явно ненормальным. Это ему принадлежал дом, что стоит наверху, но он был не в состоянии содержать его. И дом был отнят у него, но он продолжал слоняться поблизости, и Терье посадил его под замок. Это звучит жестоко, но он был в самом деле опасен! — А муж твой умер? — Да. Он был настолько глуп, что искал сокровища. Его нашли неподалеку от Йолинсборга с проломленным черепом. Когда мы переселились сюда, брат Йолин был еще на свободе. Говорили, что это он убил моего мужа, потому что тот отобрал у Йолина дом. Другие же считают, что это старый Йолин убил его. Во всяком случае, мне не хотелось жить там одной вместе с маленьким Йолином. И Терье разрешил мне переселиться сюда. Теперь ты понимаешь, почему мальчика окрестили Йолином? Старший из трех братьев не мог жениться. Младший тоже… — нехотя добавила она. — Почему же? — вырвалось у Эскиля, прежде чем он смог подумать. — В их роду было много мужчин, не способных… ты сам понимаешь, к чему. Терье один из них. Эскиль почувствовал, что щеки его заливаются румянцем. Не надо было ему спрашивать. А Сольвейг с горечью продолжала: — Люди в деревне болтают обо мне и о Терье. А Терье только это и нужно, как я поняла. Он не может смириться с тем, что он не… мужчина. Ему хочется, чтобы про него говорили, что он настоящий греховодник! В действительности же он никогда близко не подходил к моей постели. Да я бы этого и не позволила. Я не желаю иметь дела с этим… жестоким… мучителем! — Так почему же ты не уедешь отсюда? — А куда? Денег у меня нет, Терье отобрал их еще в Йолинсборге. А здесь, с ним… Но смотри же! Мальчик открыл глаза! Наклонившись над ребенком, она спросила: — Йолин, тебе больше не больно? И впервые за много месяцев она увидела на лице мальчика улыбку. — Нет, мне так хорошо! И, прежде чем у матери потекли из глаз слезы радости, Эскиль сказал: — Да, Йолин, мне кажется, нужно воспользоваться случаем и взять тебя на прогулку. Ты ведь давно не был на свежем воздухе, не так ли? Йолин попытался подняться, но у него не было сил. Но Эскиль тут же приподнял его. Мальчик был почти невесомый. — Достань ему одежду потеплее! Сольвейг принялась торопливо одевать мальчика. Она так волновалась, что руки не слушались ее. — Нужно спешить, пока он не вернулся домой. — И давно уже Йолин болеет? — У него болит голова уже несколько лет. Но в последние месяцы ему стало намного хуже. Ему никогда не было так плохо. «Это опухоль растет», — озабоченно подумал Эскиль. Именно теперь ему хотелось быть колдуном из рода Людей Льда. Он давно уже понял, что не является ни меченым, ни избранным, хотя он и желал этого. Если бы здесь сейчас был отец! — Не забывайте, что действие лекарства временное, — сказал он, желая немного остудить радость обоих. — Конечно, я отдам вам все, что у меня есть, но тебе нужно быть экономной, Сольвейг. Не давай ему слишком большую дозу, это может быть опасно, я слышал это от отца. А ребенок еще мал… — Стоит ли думать теперь о будущем, — лихорадочно произнесла она, надевая на мальчика шляпу. — Единственное, что имеет значение, так это то, что Йолин не чувствует боли. Эскиль вынес его на руках на свежий воздух, под весеннее солнце. На свету Йолин зажмурился, и понадобилось время, чтобы глаза его привыкли к солнцу. — Давай останемся на этой стороне дома, — нервозно произнесла она. — Тут он нас не увидит. — Я слышал ночью его крики, — тихо произнес Эскиль. — И я слышал, что он говорил про мальчика… — Хуже всего то, что мальчик тоже слышал его слова. И не раз. И это его страшно пугает. — Вам нужно уехать отсюда, — прошептал Эскиль. — Поедем со мной через неделю! На миг она ухватилась за его руку, словно за спасительную соломинку, но потом бессильно отпустила. — Ты думаешь, что выйдешь живым из Йолинсборга? — спросила она. — После недели пребывания там? — Но ведь не все же, кто жил там, погибли? — Нет, не все. Но ты молод и достаточно глуп, чтобы отправиться в погоню за сокровищами, запомни это! «Поэтому я и приехал сюда, — подумал он, — а всяким предрассудкам я не верю». И он уклончиво ответил: — Дорогая Сольвейг, я только что прибыл сюда. И я ничего не знал о сокровищах. Единственное, что я хотел, так это насладиться фантастическим видом и тишиной Йолинсборга. И если до меня люди оставались в живых, попав туда, я тоже не погибну. Ты, к примеру, тоже жила там. И маленький Йолин. С вами же ничего не случилось! — С Йолином как раз и случилось! Разве у него не повреждена голова? И ты думаешь, мне легко было прожить там целую зиму? Этот дом до смерти напугал меня, Эскиль. Но моему мужу, Мадсу, почему-то нужно было жить там. Он говорил, что у него своя теория на этот счет. Теория относительно местонахождения клада. Точно также говорили все те, кто искал сокровища. Об этом говорится в семейной хронике. К примеру, один дядя Терье собственноручно написал там: «Эльдафьорд, 22 июня, 1797 года. Сегодня я напал на след сокровищ». А следующая запись гласит: «Сегодня, 22 июня 1797 года, умер Свенд Йолинсон». Что ты скажешь по этому поводу? — Это мог быть несчастный случай. — Да, но так было не только с ним! И до, и после него. Они приходили туда и говорили: «Вот теперь я знаю, где находится клад!» И они были слишком жадными, чтобы рассказывать об этом другим. И вскоре после этого они погибали. Все те, кому Терье сдавал жилье — что стало с ними? Да, конечно, не со всеми… Ведь не все же прислушивались к болтовне о сокровищах, не все совались туда… Но находились мужчины — и женщины! — которые хвастливо заявляли: «У меня есть на этот счет теория…» И все они лежат теперь в земле. Мертвые. — Ты говорила, что кое-кто исчез? — Да, двоих-троих так и не нашли. К примеру, жену последнего постояльца. Мужа ее мы нашли в коридоре, глаза его были широко раскрыты, будто он увидел нечто ужасное. Но ее нигде не оказалось. Еще был один юноша твоего возраста. Он вел себя на редкость глупо и был просто фанатиком, ища клад господина Йолина. Его мы тоже не нашли. Был еще один человек, задолго до моего рождения, который тоже исчез совершенно бесследно. — Судя по тому, что ты рассказала, не так уж трудно обнаружить, где находится этот клад? — Ты что, Эскиль! Не думаешь ли ты?.. Нет, ты для этого слишком хорош, слишком человечен! Эскиль, прошу тебя, не делай этого! — Нет, нет, я говорю чисто теоретически. Хочешь, я пообещаю не заниматься поисками? Просто буду жить здесь, как живешь ты, как живут многие другие. А если мне придет в голову подобная теория, и я захочу ее осуществить… Тогда я немедленно спущусь вниз и все расскажу тебе. — Именно этого Терье и хочет от своих постояльцев! Чтобы они рассказали ему, где находится клад! Но не думай, что он бросится сам искать его. Он предоставит это делать тебе. Или позовет священника, чтобы тот прогнал демонов и обезопасил его. — Хорошо, от меня он вряд ли дождется подобных глупостей, — непринужденно заметил Эскиль. — У меня впереди целая жизнь, даже если я и начинаю теперь интересоваться сокровищами господина Йолина или даже если я обнаружу их. Я не собираюсь подвергать свою жизнь опасности. Деревенским небылицам я не верю, но, если тебе угодно, я буду осторожен. — Это правда? Они сидели на освещенных солнцем ступенях кладовой, стоящей на сваях, вместе с маленьким Йолином. — Какая путаница с этими Йолинами! — сказал Эскиль. — Как вам удается различать их? — Теперь осталось только двое Йолинов: маленький Йолин и его дядя, который находится в сумасшедшем доме. Но раньше и в самом деле была путаница. Я хотела окрестить мальчика по-другому, но мне не позволили. Они предполагали, что он будет единственным ребенком, хотя он и был первенцем. Так что он был заранее осужден на это имя. Традиции подчас ложатся на плечи людей тяжким бременем. Мальчик заснул, как только его положили в постель. Они пошли на кухню. — Но брак ваш был удачным, — сказал Эскиль. — Вовсе нет, — ответила она. — Йолинсоны жестокий народ. — Тогда остается только надеяться на то, что Маленький Йолин унаследует мягкость от своей матери, — дружелюбно заметил он. Она просияла. — Думаю, что так оно и есть, — сказала она и добавила еле слышно: — Если он выживет… Но она тут же вскочила, услышав снаружи шаги. — Тише! Терье вернулся! Помни: мы ни слова не говорили о сокровищах, и ты только что пришел! |
||
|