"Дом в Эльдафьорде" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

4

Только поздним вечером Эскиль смог уйти наверх. Сначала нужно было поесть, сытно и основательно; еда значила очень много в жизни Терье Йолинсона.

Потом ему захотелось поговорить. О всех улучшениях, которые он сделал в Йолинсборге, о том, во сколько ему это обошлось.

Обошлось? Разве не пользовался он наследством Сольвейг и Маленького Йолина? Разве из-за этого она не была лишена возможности уехать?

Эскиль понимал, что Сольвейг слишком доверчива. Она была благодарна Терье за то, что тот позволил ей жить здесь со своим больным сыном. В деревне мальчика явно презирали. «Помешанный!» Но впоследствии у нее на многое открылись глаза. Она оказалась в клетке с двойным замком. Она вынуждена была оставаться в усадьбе — в качестве доказательства мужской силы Терье!

— Мальчишка сегодня спокоен, — бесцеремонно заметил Терье.

— Да, он крепко спит, — торопливо произнесла Сольвейг. — У Эскиля оказалось с собой болеутоляющее средство.

Терье искоса посмотрел на него.

— Это сильное средство?

— Да, и оно не безопасно, — по глупости признался Эскиль. И тут же ему захотелось прикусить себе язык.

— Будет лучше, если ты отдашь его мне, — сказал хозяин и протянул руку. — Сольвейг ничего не понимает в этом.

Этого еще не хватало! Чтобы малютка Йолин по-прежнему мучился? Эскиль ни за что не хотел отдавать лекарство Терье. Иначе дни мальчика будут сочтены.

— К сожалению, у меня ничего больше нет, — соврал он. — Я отдал свой последний запас.

Он уже отдал лекарство Сольвейг. И теперь они не осмеливались даже смотреть друг на друга. Но в этом и не было необходимости.

Вопрос был только в том, как ей пользоваться этим средством, не привлекая внимания Терье. Этого нельзя было допускать. Ведь Йолин просто изнемогал от боли.

Чтобы изменить ход его мыслей, Эскиль спросил:

— Но как тебе удается заполучить постояльцев? Как они узнают об этой бухте, совершенно скрытой от глаз?

Откинувшись назад, Терье принялся ковырять в зубах ногтем на мизинце.

— У меня есть посредник. Он посещает гостиницы и постоялые дворы, беседует с приезжими. Иногда я и сам там бываю.

— Посредник? — сказала Сольвейг. — Слишком хорошее название для придурковатого сына Вернтсена!

— Никакой он не придурковатый, — сердито возразил Тарье.

— Но он всем уши прожужжал рассказами об…

Терье оборвал ее так грубо, словно ударил по лицу:

— Женщины молчат, когда разговаривают мужчины, разве тебя этому не учили?

А Эскиль подумал: тот его помощник рассказывает всем историю о сокровищах. Поэтому сюда и приезжают люди. И ищут клад для Терье, который сам не осмеливается этого делать.

А что собирался делать теперь Эскиль?

Искать клад для Терье, который сам боится это делать?

Он сидел и думал, не сказать ли ему: «Я слышал, что один здешний крестьянин имеет при себе записи об истории Эльдафьорда. Поэтому я решил встретиться вечером с дочерью этого крестьянина, Ингер-Лизе. Чтобы почитать эти записи». Но он этого не сказал. Да и стоило ли об этом вообще думать? Разве не достаточно просто встретиться с хорошенькой девушкой? Ведь не из-за этих записей он встречается с ней! Или все-таки из-за них? Во всяком случае, у него не было желания говорить о своей встрече с Ингер-Лизе. Говорить в присутствии этих людей. А почему, он не знал. Наконец он поднялся в Йолинсборг. В полном одиночестве бродил он по комнатам. Дом располагался на вершине холма, поэтому он до самого вечера был освещен солнцем. Солнце пробивалось в окна, оставляя разноцветные узоры на стенах. Все здесь дышало миром. Фантастически красивый дом! Трудно поверить, чтобы Сольвейг хотела покинуть его. Второй, новый, этаж был построен с расчетом на множество постояльцев. Он напоминал гостиницу. Через Эльдафьорд не проходили никакие дороги, здесь был тупик. Какое жуткое слово, тупик! Откуда он узнал об этом?

Вид со второго этажа был великолепным. Некоторое время Эскиль был поглощен созерцанием. Ой! Коровы давно уже загнаны в хлев. И внизу, возле забора, стоит маленькая фигурка Ингер-Лизе. Судя по всему, она давно уже ждет его. Девушка, с которой у него была назначена встреча!

Что бы там ни говорили про Эскиля, а обещания свои он всегда выполнял. Этому его научили с раннего детства его родители.

Сбежав вниз по ступеням, он стал спускаться к усадьбе. С молодыми дамами мужчины не ведут себя столь небрежно! Он пытался оправдать себя тем, что у него не было при себе часов и поэтому он не знал, когда коровы будут подоены, так что увидел, что животные в хлеву, слишком поздно. И прошло уже столько времени!

Запыхавшись, он подбежал к ней. Ингер-Лизе искоса посмотрела на него. Он заметил, что она была красиво одета — на ней был передник и яркая шаль поверх темного платья из домотканной материи.

— Прости за опоздание, — на одном дыхании произнес Эскиль. — Ты давно ждешь?

— Нет, я только что пришла.

Будто бы! Она стояла здесь по меньшей мере полчаса!

Он был по-своему тронут ее попыткой казаться светской дамой.

Что он должен был сказать ей? У Эскиля не было опыта по части молоденьких девушек. Пара маленьких приключений, одно в Гростенсхольме, другое в Кристиании — вот и все. И то, что последнее из них длилось почти полгода, объяснялось тем, что они очень редко виделись. Оно заглохло само по себе из-за недостатка взаимопонимания.

Но все это было так давно, совершенно в другой жизни, в других условиях — до тюремного заключения.

Теперь Эскиль был взрослым. Трезвым, лишенным иллюзий — или, по крайней мере, он должен бы быть таким. Тем не менее, в нем много еще было мальчишеского, была в нем еще беспомощная неуверенность. Вот как сейчас.

— Я-я-я… очень хотел бы поговорить с твоим отцом…

— Уже? — кокетливо наклонив набок голову, спросила Ингер-Лизе. Черт побери! Эскиль был раздосадован.

— Да, о некоторых бумагах… Он дома?

Бумагах? Конечно, он дома, но… Ингер-Лизе сначала почувствовала замешательство, потом скисла. На это она не рассчитывала. Мало того, что он опоздал, так он еще начал говорить о каких-то бумагах! Тогда как ей пришлось улизнуть из дома, чтобы встретиться с ним!

Эскиль чувствовал свое ничтожество: ее взгляд говорил ему, что он свалял дурака. И еще какого!

Однако в дом его впустили. Крестьянин удивленно откинулся на стуле, так что заскрипела спинка, и рассудительно произнес:

— Да, да. Конечно, у меня есть записи истории Эльдафьорда, но не полный комплект.

— В самом деле?

— Да, этот Мадс Йолинс забрал все, что касалось Йолинсборга и рода Йолина. И вскоре после этого он умер, и больше я не видел этих бумаг. Да мне они и не нужны.

— А вы не спрашивали о них у Терье Йолинсона? Или у вдовы Мадса? Сольвейг?

— Нет, мы не общаемся с живущими наверху. Мы живем здесь согласно заветам Бога. А со шлюхами мы не разговариваем. Но она наказана за свое поведение. Ничто не скроется от взора Господня. Он обрушил свой гнев на ее потомство, чтобы она помнила о том, что является вдовой Мадса и матерью его ребенка. А Терье Йолинсона спрашивать об этом не стоит, он не умеет читать, так что бумаг этих он все равно не найдет. Да, эти записи пропали навеки.

Вот так-то.

И когда они вышли из дома, крестьянин крикнул:

— Ингер-Лизе! Ступай домой! Что это ты вырядилась по-воскресному посреди рабочей недели?

— Извините, — вежливо произнес Эскиль. — Мне хотелось бы попросить Вашу дочь показать мне Эльдафьорд. Намерения у меня самые честные.

В ответ он получил два взгляда исподлобья: один от рассерженного отца, а другой — от смущенной дочери. И ни один из этих взглядов не сулил ему поддержки.

— Моя дочь останется здесь! Ей не пристало шляться с городскими бездельниками, у которых только одна мысль в голове: заморочить голову деревенской девушке. Не такие уж мы тут все простачки к твоему сведению!

— Но я обещаю…

Слова его были бесполезны. Дружелюбно, но решительно он был выпровожен грузным, как дверь амбара, крестьянином.

Вот тебе и вечернее свидание!

Но Эскиля это никоим образом не смутило. Конечно, девушка была хорошенькой, но теперь его куда больше интересовала история рода Йолина.

Сольвейг могла взять бумаги своего мужа. Но ей была невыносима сама мысль о кладе, убившем ее мужа и многих других. Спросить, как жили люди раньше? Ведь и в прежние времена некоторые погибали…

Когда он снова вернулся в Йолинсборг, солнце уже скрылось за горами. Пейзаж снова окрасился холодным, голубоватым цветом. Скалы, окружавшие фьорд, приняли антрацитовую окраску, вода казалась почти черной, а небо было еще светлым, зеленовато-белесым.

Внутренность дома уже не казалась такой уютной.

И ему захотелось вниз, в опрятную кухню Сольвейг. Но там был Терье, а встреча с ним не привлекала.

Сев на скамью, Эскиль принялся строить планы. Он должен забрать отсюда Сольвейг и ее сына. Домой, в Гростенсхольм. Он по-прежнему твердо верил в то, что его отец Хейке может вылечить любую болезнь. Эскиль просто закрывал глаза на то, что это было не так. Конечно, определенные болезни он мог излечить своими целительными руками. Но у него были и неудачи! И немало.

Точно так же, как и у Тенгеля Доброго. Он тоже был целителем. Но разве он смог помочь своей любимой Силье, когда у нее на ноге появилась раковая опухоль?

Нет. Вряд ли стоило надеяться на то, что Хейке смог бы вылечить маленького Йолина.

К тому же у Эскиля были подозрения, что уже слишком поздно. А ведь им предстоял долгий, утомительный путь домой. Мальчик не вынесет этого.

Но обо всем этом Эскиль не хотел думать всерьез. Вместо этого он смотрел легкомысленно на предстоящие трудности и строил планы на будущее. Он поселит Сольвейг и Йолина в маленьком домике в Гростенсхольме, и они будут жить там. Она могла бы, к примеру, работать на кухне в имении…

Нет, нет, опять он занимается благотворительностью! У многих в роду Людей Льда была такая склонность. Спасать несчастных и давать им потом какую-нибудь посильную работу… Нет, фи, как он мог только думать об этом! Хотя в его рассуждениях и была доля истины. Большинство в роду Людей Льда почитали для себя за честь оказывать помощь другим. Но существовала опасность разыгрывать из себя доброго самаритянина, а то и вообще героя! К счастью, у большинства из рода Людей Льда было развито чувство самоиронии, и они способны были высмеивать свое показное рвение.

Сольвейг не годилась для того, чтобы ее кто-то опекал. Это была прекрасная, зрелая женщина, до болезни ребенка наверняка обладавшая незаурядным чувством юмора.

Но могла ли она радоваться чему-то теперь?

Он напряг слух… Нет, ничего.

Самое лучшее было лечь теперь спать. Комната уже погружалась в сумерки, он шел наощупь, с трудом различая очертания предметов. Вот здесь была дверь… Вот он вышел в коридор…

Эскиль проверил, заперта ли наружная дверь. Потом направился в свою маленькую, красивую спальню.

Дверь не запиралась на ключ?

Но зачем ее запирать? Он ведь один в доме!

Едва подумав об этом, он почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.

Он долго лежал на спине, подложив руки под голову, уставясь на потолочные балки, едва видимые в темноте. И ему казалось, что кто-то смотрит на него. Ему казалось, что какое-то существо стоит, наклонившись, на втором этаже и смотрит на него через пол — или через потолок, словно потолочные балки были прозрачными.

Он быстро отвернулся к стене.

Но это не помогло. Может быть, это существо спустилось сейчас вниз, стоит позади него на полу и смотрит на него?

Эскиль раздраженно повернулся в обратную сторону и со страхом уставился в темноту. А ведь он был не из пугливых!

Дома в Гростенсхольме… Конечно, он слышал о призраках, в свое время проживавших в доме. Он как-то спросил мать, живут ли они теперь там. «Конечно, нет!» — возмущенно ответила Винга. «Действительно, они жили здесь во времена Ингрид и Ульвхедина. И мы с Хейке призвали их на помощь, чтобы избавиться от господина Снивеля». (Она ни словом не обмолвилась о жуткой кровавой расправе, о которой знали только она и Хейке). «Но с тех самых пор, Эскиль, ноги их здесь не было!»

Винга могла врать с чистой совестью. Говоря все это, она видела их. Видела иронические усмешки толпящихся в дверях призраков.

Но призракам настолько хорошо удавалось избегать Эскиля, что он даже не догадывался об их присутствии.

В Гростенсхольме, кишащем чудовищами и уродами, он чувствовал себя в безопасности. Теперь же он был один в доме.

Именно здесь…

Он почти уже заснул, когда что-то заставило его вскочить с места. Он услышал стук, тяжелый и глухой стук в доме.

Некоторое время он лежал, словно парализованный, прислушиваясь к тишине, и постепенно пришел к заключению, что этот стук мог присниться ему во сне.

И тут он снова замер.

В беспредельной тишине, между затихшей ночной землей и темным небом, послышался слабый, слабый звук.

Крысы? Или мыши?

Нет. Эти шорохи… Казалось, кто-то шарит безжизненными руками по стенам и по двери, ища вход.

Эскиль лежал в постели, словно бревно, не шелохнувшись, напрягая до предела слух и уставясь глазами в темноту. Он едва осмеливался дышать, так что его вздохи напоминали прерывистый шепот.

Снова слабое царапанье.

Внутри или снаружи?

«Не надо подзуживать самого себя, Эскиль, это всего лишь мышь!» Мышь? Такая целенаправленная?

Чьи-то руки ощупывали стены, искали что-то вполне определенное, хотели проникнуть внутрь.

Им нужен был Эскиль?

Кто-то узнал, что он ночует в этом доме? Кто-то почуял его присутствие? Или, может быть, видел, как он входил в дом?

Господин Йолин? Знавший, что Эскиль явился сюда за сокровищами?

«Не будь идиотом, Эскиль, не давай страху свести тебя с ума! Думай! Думай о чем-нибудь другом, заткни уши, залезь под одеяло, но думай!

В доме никого нет, в доме никого нет!»

Внушение подействовало. Больше он ничего не слышал. Скорее всего, он это внушил себе. Он слишком напряженно слушал.

«Что я буду делать завтра? Да, я немедленно начну искать клад, мне не хочется торчать здесь слишком долго! Не стоит терять время! И я не собираюсь делать глупости, как это делали другие кладоискатели.

Я не собираюсь расставаться с жизнью.

Следует поступать обдуманно, а не полагаться на случай».

Наверняка здесь была какая-то путеводная нить, которую обнаруживали остальные. Значит, и он должен ее найти.

Сколько человек здесь погибло? Он никогда всерьез не задумывался над этим. А сколько пропало без вести?

Трое, разве не так? Одна женщина, молодой парень и… да, какой-то мужчина, живший задолго до рождения Сольвейг. Эти люди должны были где-то находиться, ведь не растворились же они в воздухе.

Эскиль вздрогнул, снова услышав слабый звук.

Так близко?

Значит, вход был найден? В его комнату?

«Идиот! Успокойся, Эскиль, ты ведь не веришь в страшные истории! Ведь ты из рода Людей Льда!»

Он снова успокоился.

Он досадовал на то, что не спросил у Терье, где именно погибали все эти люди. Впрочем, Терье не следовало спрашивать об этом. Эскиль знал только о том, где погиб Мадс. «Он лежал мертвый перед дверью». Возможно, он пытался выйти наружу, но на него кто-то напал.

Кто же?

Терье? Нет, ничто не говорило в пользу этого.

А разве еще один человек не бал найден мертвым в коридоре? С выпученными глазами? Да, это был последний, кто проживал здесь. А жена его бесследно исчезла.

Нет, Терье не убивал этих людей.

Это сделал кто-то другой…

Старший брат Мадса и Терье, Йолин. Тот, кто унаследовал этот дом, но потом был посажен под замок, представляя опасность для окружающих.

Да!

Возможно, он теперь на свободе и делает, что хочет. Но об этом никто не знает. Наверняка он ненавидит всех, кто осмеливается жить в его доме.

Мог ли он теперь находиться в доме? В своем собственном доме?

Дверь не запиралась на ключ!

Эскиль встал и придвинул к двери стол. Теперь, по крайней мере, он вовремя услышит его приближение.

Что значит вовремя? Чтобы успеть выпрыгнуть в окно? Он сомневался в том, что ему удастся это сделать.

Был и другой, более устрашающий вариант: это мог быть сам старый господин Йолин, следящий за тем, чтобы никто не приближался к его сокровищам. Тот, что умер уже двести лет назад.

Опять в голову ему приходят нездоровые мысли! Скорее всего, это были просто несчастные случаи.

Долго лежать ночью без сна было утомительно, хотелось есть. Эскиль прихватил с собой еду, чтобы позавтракать и поужинать в этом доме.

Обедать же он должен был внизу, в усадьбе.

Хорошо бы перекусить, а рано утром внимательно осмотреть все.

Ему удалось ненадолго заснуть.

И ему приснился странный, неприятный сон. Будто кто-то наклонился над ним и смотрел ему в лицо.

Он не знал, кто это был. Посреди серого тумана маячило какое-то отверстие — и там было что-то косматое, жуткое, неописуемое. Пара глаз, отсвечивающих красным… Такие глаза он видел однажды у одного альбиноса.

Но это был не альбинос. Волосы у него были темные, густые и…

Эскиль заворочался, перевернулся на другой бок, чтобы сбросить с себя это сновиденье. Ему было трудно дышать, словно у него было сдавлено горло, в груди была тяжесть, ему было удушающе-жарко, во всем теле чувствовалась отвратительная слабость…

Беззвучно вскрикнув во сне, он проснулся. Он был с головой укрыт толстым одеялом, весь вспотел, сердце отчаянно билось.

В комнате было нестерпимо жарко — но пусто.

«Эскиль, Эскиль, ты провел в одиночной камере много месяцев! И тебе было не страшно. А здесь…»

Он сел, опершись руками на постель, стараясь дышать нормально. Комната была точно такой же, как и прежде… Впрочем, не совсем. В ней чувствовалась необъяснимая, едва заметная вонь, появившаяся неизвестно откуда.

Конечно, он так долго жил в грязи и нищете. И было бы странно, если бы от него не воняло всеми теми прелестями, которые он повидал в своей камере-одиночке. Ему следует завтра же помыться!

На этот раз ему понадобилось немало времени, чтобы успокоиться. К тому же у него живот подводило от голода. Но ни за что на свете он бы не осмелился идти через этот темный дом на кухню, чтобы там перекусить! Он так напугал самого себя, лежа здесь и прислушиваясь к тишине, что ему начали мерещиться кошмары…

Стук!

Этот стук был настоящим! Эскиль окаменел. Стук доносился со второго этажа, он слышался прямо над его головой.

С него хватит! Он не должен оставаться ни минуты в этом доме!

Он в спешке оделся. Не теряя времени, он отодвинул от двери стол и выскочил в прихожую. Поскольку звук доносился со второго этажа, у него была какая-то возможность выйти наружу. Если только не… ключ… замок на входной двери…

Наконец он был возле двери. Открыв ее, полуживой от страха, Эскиль со всех ног бросился вниз по склону. Сердце его готово было выскочить из груди, холодный пот казался ледяным в ночной прохладе, но он все бежал и бежал вниз, к пристани.

Прыгнув в свою лодку, он съежился на корме, стуча от страха зубами. Немного отплыв от берега, он попытался хоть как-то успокоиться.

Ночь подходила к концу, но фьорд, с его холодными волнами, по-прежнему казался темным. Маленькая деревушка лежала перед ним в колдовской, таинственной тьме. Все выглядело теперь плоским — дома, пашни, деревья и даже горы казались нарисованными на холсте или на стене.

Эскиль не осмеливался смотреть в сторону Йолинсборга. Ему казалось, что краем глаза он различает там, наверху, какой-то неземной отсвет. Какое-то свечение, блуждающий огонек, огни святого Эльма или что-то в этом роде.

Он не осмеливался смотреть и на дорогу, опасаясь увидеть то ужасное, что, как он думал, преследовало его.

Лодка подплыла к причалу. Эскиль заметил на дне лодки небольшой якорь, поднял его из воды и отплыл подальше. Там он снова опустил якорь в воду.

После этого он лег. Теперь он чувствовал себя в безопасности.

Завернувшись в свою одежду, он лежал на корме, по-прежнему дрожа всем телом от пережитого потрясения.

В конце концов он заснул. Его разбудили морские птицы. Чайки, крачки, кулики, летящие на север, гаги. Птицы подняли невероятный шум, но это были такие знакомые, такие реальные звуки.

Было еще совсем рано. Горы отражались в тихих, подернутых золотом утра водах фьорда, в бухте царила прохлада.

Уже был день, ночь и тьма отступили. Над Эльдафьордом висела легкая утренняя дымка. К берегу плыли две лодки, большая и маленькая.

Живые люди!

Эскиль встал, стряхивая с себя оцепенение и сон.

Но, вспомнив пережитое ночью, он снова задрожал.

Его до смерти испугал не стук, сам по себе он мало что значил. И не шорохи за стеной его напугали. Нет, его испугал сон. Потому что он был вовсе не уверен в том, что это был сон.

А этот запах в комнате?..

Руки его дрожали, и он ничего не мог с ними поделать.

Большая лодка подплыла поближе. Сидевшие там люди увидели посиневшего от холода, дрожащего юношу. Так они думали.

— Эй! Ты что, греб целую ночь? — дружелюбно спросил один из мужчин.

— Д-да… А вы живете… в Эльдафьорде?

— Нет, мы прибыли, чтобы забрать почту. Сегодня, видишь ли, почтовый день.

Почту? У Эскиля внезапно появилась идея.

— Подождите-ка, мне нужно отправить письмо…

— У нас еще много времени. Мы только собираемся причалить.

Он принялся лихорадочно шарить в карманах. В куртке… Неужели нет?.. Вот! Пачка бумаги. Он сложил один листок в виде конверта.

Человеку не следует писать письма, находясь в состоянии сильного возбуждения. Отправив письмо, Эскиль понял, что совершил глупость. Как он все преувеличил! Но дело было сделано.

Он написал дурацкое письмо отцу и матери. Это была отчаянная мольба о помощи. «Я нахожусь в крайней опасности. Здесь происходит нечто ужасное, и я ничего не понимаю! Помогите мне, иначе я умру! Помогите всем нам, иначе мы погибнем! (При этом он думал о Сольвейг и маленьком Йолине.) Я наткнулся на нечто такое, к чему ни в коем случае нельзя прикасаться!»

Да, можно было сказать, что Эскиль преувеличивает — в данный момент. И все-таки написать домой письмо было хорошей идеей!

Встреча с людьми вдохнула в него мужество. А солнце, поднимавшееся над вершинами гор, прогнало ночные страхи.

Было еще раннее утро, когда он направился вверх по холму. Ему не хотелось идти прямо к Сольвейг и Терье, это вызвало бы у них подозрения. Конечно, они уже встали, но были бы не в восторге, увидев такого раннего гостя.

Йолинсборг по-прежнему казался прекрасным и заманчивым. И чего он напугался? Вдоль тропинки желтели одуванчики, весь пейзаж купался в теплом солнечном свете; люди принимались за работу.

Эскиль снова почувствовал себя сильным и смелым. Фу, что за кошмарный сон ему приснился?

Теперь он был готов к действию.

И он стал еще более уверенным в себе, когда увидел, как по лестнице со второго этажа бежит, мяукая, кот. Вот тебе и стук! И все эти скребущиеся звуки! Он так обрадовался, что налил коту большую миску молока. А потом выпустил его наружу. Должно быть, кот принадлежал Сольвейг.

Наскоро перекусив и даже не присев, он принялся осматривать дом. Комнату за комнатой, чулан за чуланом.

Но с самого начала поиски его были обречены на неудачу. Ведь люди рыскали здесь в течение многих-многих лет. Терье перестраивал и достраивал этот дом. Уж он-то должен был наткнуться на клад, если тот, к примеру, был спрятан на чердаке.

Второй этаж был совсем новым. Искать следовало внизу.

Но сколько уже человек вели здесь поиски!

Страшно подумать!

Все (все те, кто погиб или пропал без вести, если быть точным) обнаруживали нечто, заставлявшее их думать, что они напали на след чего-то потрясающе таинственного.

Стало быть, клад найти не так уж трудно.

Муж Сольвейг, Мадс Йолинсон, погиб вскоре после того, как заполучил бумаги с записью истории Йолинсборга.

Погибли и другие. Не все, конечно, и, кроме того, многие необъяснимые случаи произошли сто и более лет назад. Что, собственно, известно теперь об этом? Остались одни предания. Но о последних погибших здесь людях Эскиль должен узнать подробнее.

О последних кладоискателях.

Да, от этого никуда не денешься. Кладоискатели погибали страшной смертью.

Побродив по дому, Эскиль вышел наружу.

Фантастическая погода! Весенние цветы на траве. Внизу, в деревне, мычат коровы. Сельская идиллия. Существует ли более спокойное место на земле? Здесь царит вечный мир. Вечность, представленная снежными вершинами гор. Покой, разлитый повсюду, в каждой линии. Зеркальная поверхность фьорда…

Очнувшись от своих грез, он осмотрелся по сторонам. Не проверить ли надворные постройки?

Их было немного, поскольку хлев давным-давно развалился. Все хозяйство было перенесено в усадьбу Терье.

Что это еще такое?

Эскиль увидел вход в погреб. Крыша его совершенно заросла травой. Что, если…

Он осторожно приблизился, преисполненный жаждой открытий, но… Не успел он еще проникнуть туда, как к нему вернулись ночные страхи.

И снова по телу его прошла дрожь.

Дверь была закрыта на палку. Криво вися на петлях, дверь со скрипом открылась.

В нос ему ударил запах сырой земли. Крадучись, Эскиль вошел в темный проход с ямами по обеим сторонам. Поискав в глубине, он вышел наружу.

Ничего. Погреб был пуст, если не считать сморщенной проросшей картофелины. Никаких потайных или замурованных дверей. Пол был каменный, ничего под ним нельзя было спрятать, стены были толстыми, из плотно сложенных камней. Эскиль ощупал их, проверил, не выдвигается ли какой-нибудь из них, но ничего не обнаружил.

Говоря словами Людей Льда, в этом погребе не было никакой особой «атмосферы». Он усмехнулся. Так сказали бы его родители, Хейке и Винга. Сам же он не отличался сверхчувствительностью.

Или что-то в нем все же было? Время от времени Эскиль размышлял над этим. Он слышал, что даже обычные представители рода Людей Льда могли улавливать в нужный момент отклонения от нормы. И разве в детстве он не убеждал себя в том, что он избранный?

Эскиль улыбнулся про себя. Тем не менее, сейчас он полагался на свою интуицию: в этом погребе искать ему было нечего.

Тщательно закрыв за собой дверь, он снова вернулся в дом. Сел за кухонный стол и задумался.

Не отправиться ли ему все-таки в Сотен? Не почитать ли историю Эльдафьорда?

Но все остальные нападали на след сокровищ. Почему же ему это не удастся? Что, он, глупее других, что ли?

Эскиль не мог представить себе, что множество обычных горожан и сельских жителей превосходят его по уму. Он был как раз в том возрасте, когда человек больше всего уверен в своих способностях.

Он проголодался. Но было еще рано спускаться вниз, чтобы обедать у Сольвейг. Он вспомнил, что в кладовой есть сушеные яблоки, которые так чудесно пахли.

Предаваясь бесплодным размышлениям, он отправился туда, раздраженный тем, что все его теории оказались несостоятельными.

В кладовой, как и во всем остальном хозяйстве Терье, царил образцовый порядок. Яблоки были разложены на полке, застланной бумагой. Вся одно, Эскиль замер на месте.

Что это за бумаги?

Бумага, на которой лежали яблоки, была исписана…

Он отодвинул кучку сушеных яблок. Бумага была исписана изящным почерком. Ведь Терье не умел читать… Для него это была просто бумага! Пригодная для того, чтобы сушить на ней яблоки.

Это была история Йолинсборга!