"Любовь Люцифера" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)4Сага совсем забыла о том, что ее попутчиками будут не двое мужчин, а трое — во всяком случае, в первый день. Выйдя на рассвете из гостиницы, она увидела, как с козел спрыгнул, словно большая жаба, кучер Пауля фон Ленгенфельдта. Это было уродливое создание с низко посаженной, торчащей вперед головой, так что Саге он сначала показался похожим на лягушку, а потом на двуногого бизона. Он взглянул на Сагу, но не поздоровался. Поднял ее чемодан, словно тот был легок, как перышко, и укрепил его сзади кареты. Чемодан Саги был не слишком тяжелым. Она намеренно оставила все свои вещи в Швеции, взяв с собой лишь деньги, чтобы начать в Норвегии новую жизнь и сделать покупки. Она взяла с собой только самое необходимое и прежде всего — лечебные зелья Людей Льда, эти сокровища, принадлежащие теперь ей. И, разумеется, колдовские зелья, но о них Сага старалась не думать. Ее ужасала сама мысль о них. Значительная часть сокровищ хранилась в Норвегии. К примеру, сосуд Ширы с живой водой. Он хранился, разумеется, не в Гростенсхольме и не в Липовой аллее, он был спрятан в надежном месте, о котором знали только Люди Льда. У Саги же при себе была та часть общего наследства, которая досталась ей от Вильяра, когда Хейке и Тула умерли. Еще не зная, в чем состоит ее предназначение, она хотела быть максимально подготовленной к возможным трудностям. И она опасалась, как бы эта встреча не застала ее врасплох. Стоя на лестнице и глядя во двор, где на траве и на земле еще лежала роса, а туман плотно окутывал гостиницу и маленькую деревушку, она вдруг почувствовала необъяснимый страх. В этой мирной картине она видела нечто страшное, какую-то скрытую угрозу, готовую стать у нее на пути. «Беги, Сага, беги!» — шептал ей внутренний голос. Но она продолжала стоять, хотя ей это и не нравилось. И вот она направилась к карете. Воля ее противилась этому, но ноги сами несли ее. Пауль фон Ленгенфельдт был уже во дворе и давал распоряжения своему кучеру. — Разве он не красавчик? — спросил он у Саги. — Я откопал его на сатанинских задворках. Кучер злобно посмотрел на них. У Саги защемило сердце. — Ненужное и жестокое сравнение, — выдавила она из себя. — Вовсе нет! — с усмешкой произнес Пауль. — Это просто самоирония. Я держу его при себе исключительно для контраста. Чтобы моя красота на его фоне была еще более действенной. Стоит взглянуть на него — и увидишь разницу! — Я вижу в нем просто человека, — сказала Сага и пошла в гостиницу, чтобы взять свои вещи. На лестнице она встретила Марселя, и у нее сразу потеплело на душе. Он многозначительно посмотрел на нее. Снова у нее появилось желание довериться ему — в силу самых различных причин. «У меня плохо начался день, — думала она, идя по коридору. — Куда подевалось доброе настроение, куда делась моя сообразительность, мое остроумие? Я просто иду на поводу у событий. Я становлюсь кислой и брюзгливой, а это на меня не похоже». Сага сама не понимала, в каком напряжении находится. Накопленные за всю жизнь чувства готовы были теперь вырваться наружу. Последней каплей было то, что она потеряла и родителей, и спутника жизни. Она была теперь как туго натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Поэтому даже окружающий пейзаж казался ей отражением ее собственного беспокойства, какого-то неопределенного страха. У нее была теперь потребность довериться кому-то: тому, кто мог бы заключить ее в свои спасительные объятия, унять ее страх. Умерить ее беспредельное одиночество. Так было однажды с Широй в ее судьбоносный час — она тоже, как теперь Сага, была безнадежно одинока. Сага не замечала откровенного восхищения Пауля, не осмеливалась даже мечтать о какой-то влюбленности, просто он отвлекал ее, выводил из равновесия. Но мягкость и спокойствие Марселя, его понимающий взгляд были для нее утешением. В курятнике прокричал петух, когда карета медленно тронулась с места. Все трое сидели в роскошной, с позолоченными подлокотниками и сиденьями из красного бархата, карете Пауля. Только кучер не был защищен от непогоды, но на этот раз день выдался сносным. Дождя уже не было, утренний туман рассеивался, становилось теплее. Тем не менее, Сагу не покидало ощущение какого-то неудобства. И даже, сидя в карете, она это чувствовала. Их отъезд никто не заметил, все еще спали. Сага подумала об остальных пассажирах, не подозревавших, что поездка на этом закончилась. Она думала о галантерейщике и молодой супружеской паре. Но было бы просто немыслимо тащить с собой через финские леса маленького ребенка, так что граф при всем желании не смог бы им помочь. К тому же, его карета была намного меньше дилижанса, поэтому все бы не поместились. И все же совесть у нее была не чиста. Бросить людей в местах, зараженных холерой… Впрочем, они не могли повернуть обратно. Поехать обратно? Сага была одной из тех многочисленных женщин, у которых совесть всегда не спокойна, которые считают, что делают что-то не так или недостаточно хорошо. Это чисто женское качество, которое невозможно истребить. Они въехали на возвышенность, пейзаж под ними оказался в тумане. — Ну, Сага, — с торжествующей улыбкой произнес Пауль. — Теперь самое время рассказать о прославленных Людях Льда! — Откуда ты, собственно, знаешь о них? — спросила она. — О, я много ездил по Швеции и Норвегии. Часто бывал в Кристиании. Именно там я и услышал о них много лет назад. «В самом деле, так оно и могло быть, — подумала Сага. — Люди Льда вряд ли могли вести настолько изолированную жизнь, чтобы никто не знал об их существовании. Во всяком случае, в Норвегии, где они по-прежнему называют себя „из рода Людей Льда“. Усмехнувшись, она сказала: — Но ведь не только я могу рассказывать в дороге истории! Вы оба тоже могли бы кое-что рассказать, каждый что-нибудь свое! — Пожалуй, да, — с удовлетворением произнес Пауль. — Но дамам всегда уступают первенство. — Но обещайте мне рассказать о своей жизни! Оба пообещали. Сага сидела напротив ослепительно красивого Пауля, будучи не в силах оторвать от него взгляд. Он был просто произведением искусства. Большие небесно-голубые глаза под густыми бровями, золотистые волосы, матовый блеск кожи, великолепные зубы… Должно быть, творец был в хорошем расположении духа, когда создавал Пауля фон Ленгенфельдта. Марселя она не могла разглядеть так же хорошо, поскольку он сидел рядом с ней. У нее было только сильное и примитивное ощущение того, что рядом с ней сидит мужчина, она ощущала исходящие от него вибрации… В тесной карете трудно было не касаться коленями колен Пауля, но это ее мало волновало. Было ясно, что карета свернула с наезженной дороги. Тряска стала сильнее, карету качало из стороны в сторону, колеса и рессоры скрипели. — Хорошо, так с чего же мне начать? — спросила Сага. — История Людей Льда очень длинная. Я могу обрисовать ее только в самых общих чертах. И она рассказала о Тенгеле Злом и о меченых. Рассказала о Тенгеле Добром, которому удалось изменить характер проклятия, так что наряду с мечеными рождались еще и избранные. Она рассказала о Шире и о Хейке, которого всем так не хватало. Но Пауль то и дело протестовал: такого не может быть, неужели она говорит все это всерьез? Марсель тоже был настроен скептически, она чувствовала это, хотя он и молчал. И тогда она рассказала им про мандрагору, которая хранилась теперь у нее в данный момент, в багаже, сказала, что это своего рода живое существо и что если им когда-нибудь захочется взглянуть, то… Они сдались и попросили ее продолжать, но в их голосах слышалось недоверие. «Как мне заставить их поверить себе? — думала она. — Колдовать я вообще не умею, а мандрагора в моем присутствии даже не шевелится…» Но она продолжала рассказывать о своих прародителях, помогавших бедным меченым, но не способным вступить в связь с избранными. О призраках, которых Хейке и Винга выманили из потустороннего мира и которые со временем прибрали к рукам Гростенсхольм, о странных демонах, помогавших Людям Льда, особенно Туле, и об их борьбе против Тенгеля Злого. — Но такого быть не может, — возмущенно добавила Сага. — Потому что демоны представляют силы зла! Никто никогда не слышал о дружелюбных демонах! Пауль усмехнулся, а Марсель, сидя в углу кареты, спросил: — Чисто теоретически в этом нет ничего удивительного, Сага. Именно об этом мы говорили вчера — о сущности зла. — Что ты имеешь в виду? — спросила она, опасаясь, что не сможет разобраться в его ученых пояснениях. Но он объяснил ей все простыми словами. — Насколько я понимаю, этот Тенгель Злой прикоснулся к самому сердцу зла, обнаружив Источники Жизни, и отведав темной воды. Это должно было потрясти землю до основания. Сага кивнула: — Говорили, что в тот раз почва под ногами людей дрожала, слышались какие-то испуганные голоса… — Вот видишь! Я верю тому, что ты рассказываешь. Помнишь, о чем мы говорили вчера? О том, что христианский Сатана — это лишь фрагмент мирового зла? Объясняя природу дьявола, отцы церкви стояли перед дилеммой. Они не осмеливались связывать силы зла с Богом. Ведь их Бог был Всевышним, Единственным! Все должно было быть сотворено им. В том числе и Сатана. Поэтому они смешивали две различные старинные легенды. Легенду о Люцифере, ангеле, восставшем против Бога… — Да! — взволнованно перебила его Сага. — Я слышала об этом. В качестве наказания он был низвергнут в преисподнюю. — Верно, — с улыбкой сказал Марсель. — Но отцы христианства искали древние мифы и утверждали, что Люцифер стал Сатаной — древним божеством, существовавшим задолго до христианства. — Значит, Люцифер не являлся злой силой? Марсель усмехнулся. — Он больше уже не является ангелом. Я не думаю, что тот, кто вынужден жить вечно в преисподней, станет любить людей. Ведь именно из-за них-то он и угодил туда! — Да, я помню. — Так что Люцифера следует принимать за того, кем он в действительности является: за падшего ангела. За черного ангела. И не нам решать, добрый он или злой. Скорее всего, он злой. Пауль заерзал на месте, выражение его лица свидетельствовало о том, что ему не по себе. Ему не нравилось, что все его попытки соприкоснуться с Сагой коленями она решительно отклоняла, отодвигаясь в сторону. Карета вдруг накренилась, и она повалилась прямо на Марселя. Он, разумеется, поддержал ее, на миг обхватив руками. Пристыженная собственной неловкостью, она выпрямилась и извинилась. Обворожительно улыбнувшись, Пауль сказал: — Думаю, мне придется поменяться с тобой местами, Марсель. Ты не против, Сага? Смутившись, она ничего не ответила. И вместо ответа сказала: — Но вернемся к демонам… — Да, извини, у меня дурная привычка пускаться в пространные пояснения, — улыбнувшись, сказал Марсель. И Саге очень понравилась его улыбка. Она не понимала причины своего возбуждения; после жуткого момента разоблачения Леннарта она даже не смотрела на мужчин. Хотя он никогда особенно не затрагивал ее чувства, все же именно он, Леннарт, значил для нее больше всех остальных молодых мужчин, которых она когда-либо встречала. Присутствие же Марселя перевернуло всю ее жизнь, и она не осмеливалась смотреть ему в глаза. Не успел Марсель приступить к своим пояснениям относительно демонов, как Пауль торопливо произнес: — Все это лишь туманный, гипотетический разговор. Мне хотелось бы услышать что-нибудь более актуальное: ты сказала, что развелась, Сага. Это же настоящий скандал! Как могла ты, такая порядочная девушка, решиться на такое? Лицо ее передернулось, напоминание о разводе было для нее все еще тягостно. — Мне кажется, ты правильно выразился, Пауль. Я была слишком порядочной. — У него была другая? — поддразнил он ее. — Да, запасная. Но, я думаю, в этом была виновата я сама. И, несмотря на то, что ей было это очень трудно сделать, она рассказала им о своем неполноценном, рассудочном браке с Леннартом. О том, что она не испытывала к нему никаких чувств, о ее попытках компенсировать это, будучи для него хорошей женой. О том, что она сама думала по этому поводу. И, опустив голову, она рассказала о том жутком дне, когда у нее открылись на все глаза. — Иногда мне кажется, что я была слишком жестокой, — сказала она, сложив на коленях руки. — Другие женщины молча принимают все это. Возможно, даже прощают. Относятся к этому с пониманием. Стараются соблюсти видимость благополучия. Для меня же немыслимы компромиссы. Я оставалась в его доме, пока была жива моя мать, потому что, мне не хотелось огорчать ее. Но мне было противно даже видеть его. И когда моя любимая матушка умерла, я в тот же день покинула его дом. Ты прав, Пауль. Я женщина холодная. — Думаю, ты поступила правильно, — после некоторой паузы сказал Марсель. — В самом деле, этот парень не стоил твоего внимания, — добавил Пауль. — И было смело с твоей стороны пойти на скандал. — Поэтому я и сбежала… — попробовала пошутить она. — Скорее, мысль о твоем предназначении заставила тебя уехать, — сказал Марсель. — И пусть Пауль извинит меня, но я дам ответ на твой вопрос, Сага. О демонах… — Спасибо, — сказала она. Пауль вздохнул. Марсель задумчиво произнес: — Я думаю, что если этот Тенгель Злой пришел бы к власти — да не допустит этого небо, — он стал бы властвовать над всеми богами и духами в мире. И это напугало демонов. Им не хотелось попадать под власть Тенгеля Злого. — Все силы зла? — спросила Сага. — И Сатана? — Христианский Сатана. Или исламский Иблис, персидский Ариман, индуистская Кали, хотя она одновременно и добрая, и злая… Ваал, Молох… — И Шама юраков-самоедов, — добавила Сага. — Ты даже это знаешь? — удивился Марсель. — Но об этом написано в книгах Людей Льда. — Хотелось бы мне прочитать их. Она заметила, что мысль об этом ей понравилась. Продолжение знакомства… — Так значит, власть Тенгеля Злого была бы такой огромной? — спросила она, не в силах отделаться от странного ощущения, что в карете присутствует какая-то злая сила. Разумеется, это было абсурдом, просто она увлеклась тем, о чем они говорили. — Власть Тенгеля Пауль, до этого слушавший со все нарастающим раздражением, саркастически заметил: — Ну и болтуны же вы! Ничего вы не знаете, вы только… Ты просто теоретизируешь, Марсель. Ты говоришь о дьяволах и демонах так, словно решаешь арифметическую задачу. Тогда как это относится к сфере чувств или, если угодно, убеждений, веры. Падающий на его глаза свет делал их совершенно прозрачными, и из-за этого лицо его не казалось уже таким красивым, тем более, что он был раздражен. А Сага думала, что он из тех, кто легко относится к жизни, что бы ни случилось. Теперь же ей казалось, что в нем было… да, что-то демоническое! — Мой дорогой граф, — ответил Марсель. — Совершенно ясно, что это вопрос веры. Сатана и все остальное — это всего лишь символы. Это предрассудки. Ни один просвещенный человек не станет принимать всерьез веру во все это! Казалось, что Пауль вдруг стал еще выше. Но это показалось им потому, что в своем гневе он выпрямился и глубоко вздохнул, так что грудная клетка расширилась. — Ты просто издеваешься, — горячо возразил он. — Тебе прекрасно известно, что без зла не существовало бы и добра. Ты отрицаешь существование Владыки Тьмы и Владыки Света? Ты в самом деле не веришь в их существование? Поверь мне: я разбираюсь в этом лучше. Разговор принял неприятный оборот. Карета была слишком тесной для религиозных диспутов. Тем не менее, Саге показалось, что Марсель иногда бывал непоследователен, но это могло ей казаться потому, что мозг ее был недостаточно развит, чтобы следовать за ходом его мыслей. — Я ни в коей мере не хочу отрицать существование Бога или Дьявола, — серьезно и спокойно ответил Марсель. — Они существуют. Но они существуют потому, что люди создали их. В тот момент, как люди перестанут верить в них, они умрут. Что стало, к примеру, с Ваалом или Молохом? — Они были божествами, — одернул его Пауль. Повернувшись к Марселю, Сага взволнованно произнесла: — То, что ты говоришь сейчас, однажды сказал Шама Шире. — Наверняка он был здравомыслящим парнем, — рассмеялся Марсель. — Он был не парнем… это был дух. — Пусть даже дух, даже злое божество. Знаешь, Пауль, я так жесток по отношению к отцам церкви потому, что они разрушили библейские картины. Так что теперь мы не знаем наверняка, что было правдой, а что приукрашено. Взять, к примеру, рассказ о земле Ханаана, которую обещал им Господь. В Библии подчеркивается, что там уже жил какой-то народ, насчитывающий много тысяч человек. Сказано и то, что сыны Израиля отрубили большинству из них головы, а остальных выгнали в пустыню. Не думаю, что землю эту им пообещал добрый Бог. Мне кажется, это просто извращение, потому что у людей была не чиста совесть после убийства целого народа. Бог Ветхого завета — страшный Бог. Эта книга написана священниками, желавшими получить власть над людьми. Я же верю в Бога, преисполненного любви. Сага кивнула, но Пауль не был удовлетворен. — Хватит об этом, — сказал он. — Ты говоришь о вещах, в которых не разбираешься. Может быть, ты сам видел все это? Я не люблю, когда издеваются над словом Господним. — Никто над этим не издевается, — сказал Марсель. — Но ты прав, я не был очевидцем тех событий, и моя вина в том, что беседа наша уклонилась в сторону. Как только у меня появляется возможность спорить с интеллигентными людьми, я начинаю пускаться в пространные рассуждения. Услышав слова «интеллигентные люди», Пауль заметно смягчился. А Марсель добавил: — Но мы обещали рассказать о своей жизни. Теперь твоя очередь, Пауль. Как ты понимаешь, среди нас ты самая загадочная персона. С обезоруживающей самоиронией Пауль подтвердил, что ему приятно об этом слышать. Сага вспомнила о том, что ее мать Анна-Мария говорила о сильных личностях. Она говорила, что у них есть своя отрицательная сторона. Сильная личность нередко доставляет мучения другим, подавляя их своим превосходством. С Паулем было то же самое. Сага была уже готова к тому, чтобы влюбиться в этого несказанно красивого мужчину. Но этого не произошло. Он был слишком… непостижимым, в некотором смысле даже нереальным. Возможно, какая-то сторона его натуры отталкивала ее — и она проявилась именно теперь. Мать рассказывала ей о таких людях. Паулю не доставляла никакой радости беседа, в которой он сам не занимал ведущего положения, не был главным действующим лицом. Да, человек с его внешностью должен был быть избалован вниманием, так что он скучал, когда Марсель пускался в свои длинные рассуждения, и оживлялся, когда внимание снова переключалось на него, Пауля. Мама Анна-Мария предостерегала свою дочь от общения с такими людьми. С ними трудно жить в браке, говорила ее мать, и Сага могла согласиться с ней. Но к Паулю снова вернулась его обычная, очаровывающая всех манера поведения. Глаза его уже не казались такими прозрачными, и сам он не производил впечатления какого-то сверхъестественного существа. Тем не менее, ей было не по себе в его присутствии. Паулю не удалось начать рассказ о своей жизни, потому что карета вдруг остановилась и кучер спрыгнул с козел. Открыв дверь, Пауль спросил: — Что там такое? — Дальше не проедем, — ответил тот с решительным упрямством, повернув к ним свое уродливое лицо. Они вышли из кареты. Увлеченные беседой, они не заметили, как лес вдруг становился все гуще и гуще. Солнце стояло уже в зените, но сквозь листву проникали лишь танцующие пятна света. В самом деле, кучер был прав! Сага давно уже заметила, что дорога стала неровной, просто она не задумывалась над этим. Теперь они видели, что последний отрезок пути проходил по едва заметной лесной тропинке, заросшей березовой порослью и затененной сверху еловыми лапами. Узкая тропинка вела в глубь леса. — Ну вот, — со вздохом произнес Пауль. — Конец удобствам, теперь придется идти пешком. Где мы находимся? — На пути к норвежской границе, — сердито ответил кучер. — Я точно не знаю, где именно. Сага вспомнила, что видела в окошко красивые озера и пустынные лесные дороги, но она больше слушала, чем смотрела в окно. — А где проходит главная дорога? — спросил Пауль. — К югу отсюда, — ответил кучер. — Кажется, довольно далеко. Марсель огляделся по сторонам, хотя ничего, кроме леса, он увидеть не мог. — Мы должны находиться теперь в чаще финских лесов, тянущихся на большое расстояние, — сказал он. — Они расположены как на шведской, так и на норвежской территории. Единственное, что мы можем сделать, так это идти по солнцу на запад, пока не выйдем на норвежские дороги. — Нам предстоит далекий путь, — сухо заметил Пауль. — Давайте-ка перекусим! Они расположились на небольшой полянке посреди темного леса. Сага тут же обнаружила, что здесь проходили лоси. Под ногами путников была одна лишь хвоя, поскольку солнце почти не проникало сюда. Они попросили Пауля рассказать о своей жизни, но тот отказался. Скорее всего, ему не хотелось этого делать в присутствии кучера. Когда они поели, кучер вытащил из кареты небольшую тележку и стал грузить на нее их вещи. — Это мой чайный столик, — пояснил Пауль. У него поднялось настроение после еды и питья. У них была с собой бутылка вина, но Марсель отказался пить. Сага немного выпила и теперь чувствовала себя куда раскованнее, чем раньше. Теперь ее не пугали мысли о долгих странствиях. Ей было так хорошо! — Это отличная тележка, — сказал Пауль. — Она очень легкая, я просто не могу без нее обходиться. Но Саге показалась весьма сомнительной его тележка, представляющая собой обычный ящик на колесах. По сравнению с ней, ее маленький чемоданчик казался просто игрушкой, а у Марселя вообще не было никакого багажа, только узелок с едой. — С ней будет неудобно пробираться через подлесок, — сказал Марсель, указывая на тележку. — Вовсе нет, — беспечно возразил Пауль. — Это будет не трудно, я знаю. Сага удивилась: неужели он уже бывал здесь? Но это казалось ей совершенно немыслимым. Она стояла одна возле кареты, когда услышала, что кто-то тяжело спрыгнул на землю позади нее. Кучер!.. Вздрогнув, она осталась стоять на прежнем месте, сохраняя внешнее спокойствие. Мужчины стояли в стороне вместе с тележкой. Кучер был намного ниже ее, но это обстоятельство усугублялось еще и тем, что он ходил согнувшись, словно кто-то когда-то ездил на нем верхом. Проходя мимо нее, он пробормотал: — Ты хорошая девушка. Остерегайся его! Он совсем не тот, за кого выдает себя. Держись за того, второго! — Что ты имеешь в виду, говоря, что он не «тот, за кого себя выдает?», — прошептала она в ответ. Остановившись рядом с ней, кучер принялся вынимать из кареты вещи Пауля. Наклонив низко голову, он тихо пробормотал: — Это дьявол! Да, это так! Настоящий дьявол, а вовсе не человек! Пауль крикнул ему что-то, и кучер пошел к нему. Сага была взволнована. Да, ей тоже показалось, что Пауль вел себя просто дьявольски по отношению к этому бедняге. Пауль вдруг воскликнул в гневе: — Что? И ты говоришь об этом только теперь? Она тут же подбежала к ним, чтобы узнать, в чем дело. Лицо Пауля покраснело от гнева. — Этот лоботряс-кучер, видите ли, забыл сказать нам, что в финских лесах неспокойно! — возмущенно произнес он. — Может быть, в какой-то лесной деревушке и происходят время от времени скандалы, — сказал Марсель. — Пьянство, потасовки, поножовщина. Потом устраивают облаву на драчуна, который, как правило, скрывается в лесу. Но ведь такое может быть везде, Пауль! Финские леса велики, почему именно в этом месте должно происходить что-либо такое. Лесные дороги совершенно пусты, не так ли? — Да, да, теперь уже поздно говорить об этом. Теперь нам придется идти наугад, только бы не наткнуться на ленсмана. Нам бы только перебраться через границу, а там уже дорога открыта… Кучер развернул лошадей и карету и поехал обратно. У Саги появилось горячее желание догнать его. Сесть в уютную карету, вернуться в мир людей… И когда карета исчезла из виду, она почувствовала себя покинутой, безнадежно пропавшей. Лес вдруг показался ей совершенно пустым, ужасающе пустым, хотя это была глупая мысль. И они начали свое рискованное путешествие по дремучим лесам. Оружия у них при себе не было. То есть у Пауля был пистолет, но не было пороха. У Марселя же был длинный нож — и это все. — Велика ли опасность нападения диких животных? — спросила Сага. — Думаю, что нет, — ответил Марсель. — Нас ведь трое, так что зверь вряд ли решится напасть. Как ты думаешь, Пауль? — Пусть только попробуют сунуться! — ответил Пауль. — Кстати, волки и медведи наверняка истреблены в этих местах… — Я точно не знаю, как обстоят с этим дела здесь, — неуверенно произнес Марсель. — Я тоже так думаю, хотя все может быть… Возможность наткнуться на дикого зверя пугала Сагу, и то, что она питала большое уважение к лосям, не прибавляло ей смелости. На всякий случай, она шла между мужчинами. Однако врожденная независимость аристократа заставила Пауля взять на себя лидерство и передать свою тележку «бродяге», как он однажды назвал Марселя. Но день еще не закончился. Тропинка была достаточно широкой, они могли беседовать без проблем и были — пока — в хорошем настроении. Пауль начал рассказывать о своей жизни, но у Саги все время были в мыслях слова, сказанные кучером: «Он не тот, за кого себя выдает». Поэтому она слушала его с большим недоверием. Пауль сказал, что происходит не из шведской семьи — и об этом можно было судить по его имени. Поэтому имя его и не занесено в дворянский список («Еще бы!» — злорадно подумала Сага). Его семья вынуждена была покинуть свою страну в ходе наполеоновских войн и осесть в скупой Швеции. — Уже в раннем детстве у меня проявились большие… способности, — продолжал Пауль, как всегда, в своей непринужденной, очаровательной манере, которая, однако, уже не вводила ее в заблуждение. — Родители решили дать мне солидное образование. И вот теперь я — представитель своей страны и часто езжу поэтому за границу. «Ты лжешь», — подумала Сага. Она не знала, откуда у нее такая уверенность, но она давно уже заметила лживость Пауля и не могла с этим мириться. Его кучер тоже говорил об этом. Издевательски насмешливый, обворожительный, беспечный, поверхностный. И под красивым, блестящим фасадом скрывалось нечто иное. Нечто… опасное! Сага не знала, почему она вдруг ощутила озноб летним днем, идя за ним следом. Она почувствовала какую-то затаенную угрозу. Ах, какая она глупая! Стоило ей только оказаться в глухом, таинственно-пустынном лесу, как в голову ей полезли всякие фантазии! Пауль болтал без умолку. О празднествах, блеске и славе, о жизни при дворе, о женщинах, ссорившихся из-за него; пресыщенным тоном он рассказывал им о своих любовных похождениях. Сага и Марсель молча слушали его излияния. Интонация Пауля вдруг стала трагической, но он тут же улыбнулся своей заразительной улыбкой и сказал: — Все говорят, что я предназначен для чего-то великого. Но мне мешают — как вы понимаете, завистники. Многим не нравится, что я продвигаюсь вперед. Высокопоставленные господа не любят соперников. Так что карьера моя еще не состоялась. Но не все еще потеряно! Пауль фон Ленгенфельдт не из тех, кто вешает нос! Я продолжаю действовать тайком. И в один прекрасный день… Нет, я не буду заранее хвалиться. — В самом деле, — с усмешкой произнесла за его спиной Сага. Он бывал неотразим, когда чувствовал себя великим, когда его переполняла радость жизни. Тогда он вызывал всеобщее восхищение. Надо же, какое совершенство породила природа! Но то, что он сказал после этого, шокировало Сагу. Обернувшись к ней, он произнес: — Ах, Сага, ты великолепна, когда вот так улыбаешься, забыв о своей сдержанности! Тебя хочется обнять и без конца смотреть на твою улыбку! Видеть тебя радостной, счастливой, божественно прекрасной! Да, в самом деле, Сага! Если бы ты только не выглядела такой печальной! — Когда я становлюсь серьезной, — поправила она его, — я думаю не о себе, просто меня одолевает страх и печаль. — Да, да, но не будем об этом сейчас говорить! Разве ты не понимаешь, что ты именно та, которую я искал на протяжении тысячелетий? Я не уставал мечтать о тебе в течение долгих веков, и вот, наконец, я нашел тебя! При этом он подчеркнуто театрально протянул к ней руку и тут же шаловливо рассмеялся. Но Сага почувствовала, что он говорил все это серьезно. Он хотел обладать ею — и он привык получать то, что хотел. У Саги мелькнула неприличная мысль: как бы ей тайком заглянуть в ящик, который стоял на тележке Пауля. Она была убеждена, что именно там кроется секрет его таинственности. Если в нем вообще была какая-то таинственность… Да, он был не тем, за кого выдавал себя, она знала это наверняка. Откуда вообще взялся этот фантастически красивый человек? Разве не должен был его знать весь мир? Ведь это же настоящая сенсация! Разве он мог быть обычным путешественником, затерявшимся среди призрачных лесов? Он рассказывал о своем богатом событиями прошлом, и с такой внешностью он мог добиться чего угодно! Но Сага знала кое-что о придворной жизни от семьи Оксенштерн; она никогда не слышала об этом человеке. Ни о каком графе Пауле фон Ленгенфельдте, ни о каком необычайном, статном, ослепительно красивом мужчине. Но если бы такой человек появился при дворе, она бы о нем услышала! На вид он был довольно молод. Но в каком-то смысле, он казался «безвременным». Возможно, он был моложе Марселя. На вид ему было около тридцати. Соперники? Завистливые конкуренты? Он сказал, что лишился высокого положения при дворе в результате интриг. Саге было неприятно думать об этом. — Теперь твоя очередь, Марсель! Паулю не было интересно слушать это. Он остановился. — Тс, — прошептал он. — Слышите? Они прислушались. Лес вокруг них уже не был таким густым, между деревьями появился просвет, солнечные лучи пробивались сквозь кроны высоких, стройных сосен. Сага услышала жалобный крик вдалеке, который постепенно затих. В этом крике чувствовался страх. Крик этот, казалось, был обращен к ней, как предупреждение, как безнадежная попытка быть услышанным. |
||
|