"Последний из рыцарей" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

14

Объяснение случившемуся они узнали на обратном пути в Копенгаген. Члены ордена, поникшие и продрогшие, ехали со связанными руками в сопровождении солдат. Их ждал суд.

Профессор Видст, напротив, был очень оживлен, он ехал рядом с Виллему, комендантом и остальными и рассказывал о всех ужасах, какие ему пришлось пережить. Они понимали его. Все и сами были потрясены событиями этой страшной, неправдоподобной ночи. Несколько лет тому назад профессор случайно спустился в подвал маленького трактира, находившегося за дворцовым рвом. Он нашел там замурованную дверь и, обожатель всяческой старины, начал расспрашивать про нее у хозяина трактира, который случайно оказался сыном его невестки. Хозяин ничего о двери не знал, но разрешил профессору, если тот хочет, разобрать кладку. Профессор не замедлил воспользоваться его предложением и, к своему удивлению, обнаружил подземный ход, который проходил подо рвом. Он попросил хозяина трактира никому не говорить о находке, опасаясь, что, узнав про нее, городские власти сразу закроют ход. Профессор нашел остатки старинного монастыря, точное местоположение которого было раньше неизвестно. Ему хотелось спокойно и без спешки исследовать остатки древнего строения, любой посторонний человек мог испортить бесценный научный материал. Все эти годы хозяин трактира молчал о тайном подземном ходе, предоставив возможность спускаться туда сначала профессору, а потом и поборникам истинной власти.

— Да, да, расскажите, каким образом им это стало известно? — попросил комендант.

Профессор даже вздрогнул от страшных воспоминаний. Поборники появились на сцене гораздо позже. Профессор нашел в стене монастырского фундамента необычные каменные дощечки с надписями. Дощечки были тонкие и легкие, их было много, и все они были испещрены какими-то письменами. Ему удалось разобрать знаки и прочесть написанное. Конечно, на это ушло много времени, профессор часто впадал в отчаяние и терял надежду, но однажды случилось невероятное. Ему показалось, что он нашел ключ к неведомому языку, и он попробовал произнести прочитанные слова вслух… На следующий день, когда он спустился в монастырский подвал, там его ждала уже новая дощечка! Профессор заинтересовался, как она туда попала, но хозяин трактира клялся и божился, что никто не проходил через дверь, ведущую в подземный ход. Тогда профессор начал искать тайный ход из дворца. Так он нашел каменную плиту в полу подвала, но, судя по всему, ее никто не сдвигал с места в течение нескольких столетий. Тем временем профессор изучал надпись на новой дощечке, дело шло легче, чем в первый раз, и это было понятно. Профессор прочел вслух написанное, что, как он позже понял, было тайным заклинанием… И на другой день, когда он спустился в монастырский подвал, там его ждали три высоких человека. Он не сразу понял, что за гости явились к нему. Еще перед появлением незнакомцев он рассказал обо всем своему другу. Тому самому дворянину, который был близок к королю. Они вместе быстро выучили этот язык…

— Простите, — прервала профессора Виллему, — если я правильно понимаю, этот человек и есть так называемый пастор?

Да, она не ошиблась. Они оба оказались в лапах у этой троицы.

— Почему вы не называете этих людей их настоящим именем? — спокойно спросил Доминик. — Почему вы не зовете их болотными жителями?

Профессор весь съежился при этих словах, но мрачно кивнул. Для профессора началась пора метаний. Сперва он с энтузиазмом отнесся к требованию болотных жителей вернуть Данию ее истинным хозяевам, им руководила исключительно любовь к археологии. Его друг был заинтересован в этом не меньше профессора. На то у него были личные мотивы, о которых профессор узнал много позже. Однажды Его Величество, сам того не ведая, глубоко оскорбил друга профессора, и тот, затаив обиду, начал мечтать о мести. Профессор мог оказать неоценимую помощь в достижении его цели. К тому же болотные жители обещали сделать его вице-королем Дании. Да, они свободно разговаривали с этими людьми, потому что с каждым днем все лучше овладевали их языком. Болотные жители намеревались посадить на трон своего короля. Очень скоро профессору стало ясно, что события развиваются вопреки его интересам. Болотные жители подчинялись только собственной воле, они были безжалостны и жестоки. Друг профессора создал орден поборников истинной власти и принимал в него фанатиков, которые пользовались его доверием. Ими были заклятые враги короля, а также люди, увлеченные оккультизмом.

Болотные жители презирали низкорослых датчан, и потому в орден принимались только люди высокого роста.

— Но все эти ужасные жертвы? — спросил Тристан. — Для чего они были нужны?

— Этого я вам сказать не могу, — вдруг заупрямился профессор. — На них настаивали болотные жители, они приносили эти жертвы и потом… По-моему, они были им необходимы, чтобы… Нет, я не в силах даже думать об этом!

— Чтобы жить самим! — грубовато и прямо сказал доктор. — Как вампирам и им подобным, болотным жителям для жизни была необходима кровь. Однако вернемся к нашему разговору.

— Я признаю свое преступление, — вздохнул профессор.

— Но им также были нужны и женщины?

— Насколько я помню, считается, будто все сверхъестественные существа — эльфы, горные духи, вампиры и прочие — отличаются ненасытной похотью, — заметил Доминик. Виллему подняла на него глаза. Наверное, он вспомнил, как еще в юности она рассказывала ему о своих фантазиях, в которых он представлялся ей чем-то средним между человеком и горным духом. Те фантазии тоже носили чувственный оттенок.

— Господин профессор, — сказал доктор, — я предлагаю вам уничтожить все каменные дощечки и все ваши копии с текстами на этом языке! Забудьте все, чему научились!

— Я так и сделаю, — твердо сказал профессор. — Но как вы собираетесь поступить с моим другом? Ведь он знает столько же, сколько знаю я.

— Я думаю, он скоро все забудет, — ответил комендант вместо доктора. — Все вы немедленно предстанете перед судом, который и решит вашу судьбу. Но у вашего друга все-таки есть надежда.

Молодую девушку, чуть не ставшую жертвой поборников, оставили в городишке. Она оказалась дочерью местного крестьянина. Выбор поборников пал на нее, потому что она еще не успела познать мужчину. Комендант обратился к Виллему:

— Должен признать сударыня, что ваш муж и ваш родственник Ульвхедин способны творить чудеса! Вас это тоже, наверное, удивляет?

— Еще бы не удивляло! — кисло ответила Виллему.

— Виллему и сама способна на многое, — засмеялся Доминик, забавляясь ее досадой.

Комендант надменно усмехнулся — где ему было знать о сверхъестественных способностях Виллему, ведь он ни разу не видел ее в действии.

«Помоги мне, Тенгель Добрый, — подумала она. — Помоги мне доказать этому гордецу, что я тоже чего-то стою».

Но она не ощутила в руках прилива чудодейственной силы.

«Пожалуйста, Тенгель Добрый! Не будь же таким суровым!» Доминик следил за ее внутренней борьбой, и это его забавляло, а Виллему злилась еще больше.

«Ничего у меня не выйдет, — вздохнула она про себя. — Тенгель Добрый был человек строгий и справедливый. Он считал, что нельзя тратить силы по пустякам. И, конечно, был прав».

— Дьявол! — сквозь зубы тихо выругалась она.

«А если попросить Суль? Суль, ты близка мне по духу и, безусловно, все понимаешь. Ты и сама на моем месте поступила бы точно так же. Прошу тебя, поддержи честь одной из дочерей нашего рода!»

И тогда…

Поток изумительной силы потек от ее сердца к рукам. «Спасибо, Суль, я знала, что ты услышишь меня!»

— Итак, вы сомневаетесь в моих способностях, господин комендант? — воскликнула Виллему, предвкушая триумф. — А хотите, я забросаю эту равнину синими огненными шарами? Смотрите!

Она широко взмахнула рукой. Один жалкий шарик с шипением вспыхнул, соскользнул с ее руки и, подпрыгивая, покатился по земле. Переполошив какую-то лягушку, шарик погас вдали.

Виллему не ожидала столь жалкого эффекта. Доминик от смеха повалился на шею лошади, не смогли удержаться от смеха Тристан и Ульвхедин. Виллему вскипела, было от гнева, но присущее ей чувство юмора взяло верх над досадой.

— Это проделки Суль! — засмеялась она своим заразительным смехом. — Ничего другого я и не могла ждать от этой насмешницы. Так мне и надо!

Но комендант и доктор взглянули на нее новыми глазами.

В Копенгагене они расстались. Тристан со своими родственниками намеревались сразу же вернуться в Габриэльсхюс.

— Скоро я дам вам знать о себе, — сказал комендант. — И, конечно, не забуду вашу просьбу, сударыня, и передам ее, кому следует.

Все с удивлением посмотрели на Виллему, но она была невозмутима.

Через несколько дней все объяснилось.

Из дворца в Габриэльсхюс прибыл гонец. Он привез послание, скрепленное королевской печатью.

Его Величество король Кристиан V помиловал гражданина Норвегии Ульвхедина Паладина из рода Людей Льда и в благодарность за его верность королю и действия, пресекшие покушение на жизнь Его Величества, разрешил ему отныне свободно жить и передвигаться по землям Норвегии и Дании. Письмо, доставленное гонцом, свидетельствовало о том, что Ульвхедин находился под личным покровительством Его Величества. Он больше не был изгоем, вознаграждение за его поимку отменялось.

Виллему сияла. Доминик посоветовал ей поменьше задирать нос. Однако в честь помилования Ульвхедина был устроен большой праздник. Обитатели Габриэльсхюса понимали, что королю было доложено далеко не обо всех поступках Ульвхедина, а только о том, что касалось спасения жизни и трона Его Величества.

На другой день Тристан, как обычно, спустился в семейную гробницу и сел возле могилы Брониславы. На этот раз Виллему последовала за ним и села рядом.

— Она была хорошая?

— Самая лучшая.

— Ты обещал позаботиться о ее дочери и внучке. Что ты намерен предпринять?

— Ульвхедин хочет забрать ребенка в Норвегию. Он говорит, что только Элиса сможет воспитать его. Но, по-моему, это было бы несправедливо по отношению ко всем!

— Я с тобой согласна. К тому же опасно везти грудного ребенка на корабле. И потом Марина… Нет, девочка должна остаться здесь.

— Да. Но моя экономка, которая сейчас ухаживает за ребенком, долго не выдержит, она старая и слабая. И дело не только в ребенке! Я завещал Габриэльсхюс Марине, а по праву он должен принадлежать Ульвхедину. Просто ума не приложу, что делать!

— Ульвхедин хочет лишь одного: поскорее вернуться в Элистранд к Элисе и малышу. Ему не нужен Габриэльсхюс и связанная с ним ответственность, он хочет вернуться в Норвегию, где никто не будет называть его маркграфом и где он будет простым крестьянином. В этом его призвание. Габриэльсхюс — не для него.

Тристан кивнул.

— Наверное, ты права, но он получит от меня крупную сумму, а также необходимые ему для обзаведения мебель и утварь из Габриэльсхюса. У нас здесь много лишнего. Но что мне делать с Мариной? Она немного оттаяла благодаря Беттине, однако ее робость так и не прошла, и ей трудно сходиться с новыми людьми. К своей так называемой сестренке она относится с подозрением, появление ребенка явно вызывает у нее недоумение. Иногда Марина гладит ее по головке с отсутствующим видом, но живет она в своем недоступном, отгороженном ото всех мире, считая, что все мужчины только и ждут случая, чтобы нарушить ее покой и напасть на нее. Мы с ней одинаково тоскуем по Брониславе. Впрочем, мне кажется, она смирилась бы с потерей матери, лишь бы я к ней не приближался. А Бронислава хотела, чтобы я женился на Марине! О, Боже!

Он тяжело вздохнул.

— В прошлый раз, пытаясь поговорить с Мариной, я потерпела неудачу, — призналась Виллему. — Надеюсь, теперь мне удастся проникнуть к ней в душу. Попробую поговорить с ней еще раз, а то, боюсь, она никогда не вырвется из мира своих смутных представлений о жизни, рожденного жалостью к себе, и навсегда останется дурочкой!

Тристан не очень верил в успех такой попытки, но отговаривать Виллему не стал.

— Марина, — начала Виллему уже в тот же день, как только они остались в детской одни. — Марина, мы уезжаем, но Тристан остается. Поэтому прошу тебя: позаботься о нем! Он нуждается в твоей помощи. Он несчастен и удручен, он не меньше тебя горюет по твоей матери. Тристан никогда не мог жить один. Он рад, что ты останешься в Габриэльсхюсе и скрасишь его одиночество. Но было бы еще лучше, если бы ты взяла на себя хоть часть его забот по усадьбе. Помогла бы ему вести дела, занялась бы хозяйством, — беспечно болтала Виллему. — Давай предложим ему это.

Марина не отрывала удивленных глаз от Виллему. Она не привыкла, чтобы с ней говорили, как со взрослой.

— Ты ведь знаешь, мужчины такие неловкие, им нельзя доверять маленьких детей. Тристан был бы счастлив, если б ты немного помогла экономке ухаживать за ребенком. И помни: Тристан очень добрый. Он и мухи не обидит, и что бы ни случилось, никогда не прикоснется к тебе. Он не такой, как другие мужчины, ему ничего не надо от женщины. Ты не должна бояться его!

— А я и не боюсь, — прошептала Марина. — Но почему-то ноги сами уносят меня, как только я его вижу.

— Это пройдет, — заверила ее Виллему. — Беттина здесь? Я хочу поговорить и с ней до нашего отъезда. Ты, наверное, знаешь, что мы с Домиником едем домой, в Швецию, но по пути заедем в Сконе, чтобы навестить Лене, сестру Тристана и мою кузину. Мы с ней не виделись уже много лет!

Виллему долго беседовала с Беттиной. Сообразительная девушка быстро поняла, что от нее требуется. Она должна пробудить в Марине интерес к ребенку и со временем, быть может, даже открыть ей, кто его настоящая мать. Однако спешить с этим не следует ни в коем случае! Лучше уж пусть все останется, как есть. Кроме того, Беттина должна время от времени как бы невзначай восхищаться Тристаном, его добротой и благородством. Но это следует делать лишь изредка и крайне осторожно. Чтобы эти разговоры не опостылели Марине. Ведь нельзя допускать, чтобы Марина и Тристан всю жизнь прожили под одной крышей, так и не поженившись!

Виллему сделала все, что могла. Отправив Ульвхедина в Норвегию, они с Домиником поехали в Сконе.

Лене была удивлена и обрадована их приезду. Она изменилась и стала настоящей хозяйкой большой усадьбы, а ее муж, Эрьян Стеге, производил еще более надежное впечатление, чем раньше.

— А где же Кристиана? — поинтересовалась Виллему. — Она была совсем маленькая, когда я видела ее последний раз. Тристан говорил, что она помолвлена?

Лене всплеснула руками:

— Помолвлена? Ну и братец у меня! Кристиана уже три года как замужем, и у нее двухлетний сын. Правда, Тристан не был на ее свадьбе, мы не устраивали большого торжества, потому что Серен Грип как раз тогда потерял отца.

— Серен Грип? Это муж Кристианы?

— Да. У него хорошая усадьба в нескольких милях отсюда. Я писала обо всем и в Швецию и в Норвегию. Но, как я понимаю, в Норвегии мое письмо так и не дошло по назначению.

— Да, а мы уже два года не были дома. Вот теперь возвращаемся, и я радуюсь, что, наконец, увижу нашего Тенгеля. А как Кристиана назвала своего сына?

— Вендель.

— Звучит почти как Тенгель. — Виллему засмеялась. — Даже забавно.

— Да, им хотелось придумать что-нибудь похожее на Тенгель Добрый.

— И как он?..

— Совершенно нормальный, — быстро ответила Лене, сразу поняв, о чем она спрашивает. — Очень хороший мальчик.

— Внук Тристана, Йон, тоже самый обычный ребенок, — сказала Виллему. — Кого, хотела бы я знать, на этот раз поразит наше проклятье?

— Мне даже страшно подумать об этом. — Лене вздрогнула.

Виллему и Доминик посетили Лене и ее мужа 17 мая 1697 года. Этот день оказался роковым для королевского дворца в Стокгольме. Брандмейстер, который не слишком добросовестно относился к своим обязанностям, отправил солдата, охранявшего чердак, в свою усадьбу убирать урожай. А за день до того Габриэль Оксенштерн отправил в Стокгольм по делам Тенгеля Линда, сына Виллему и Доминика. 17 мая — Тенгель был в это время во дворце — по всему зданию разнесся крик: «Пожар! Горим!» Тенгель помог вынести из горящего дворца гроб с телом короля Карла XI, который после нечеловеческих страданий наконец-то обрел покой. Во дворце оставалась старая мать почившего короля, вдова Карла X Густава. Ее свел по лестницам горящего дворца ее внук, новый король, Карл XII. Стокгольмский королевский дворец, называемый Три Короны, обратился в пепел. В нем сгорело много ценностей, но Тенгель Линд счастливо избежал гибели.

На этот раз Доминик не почувствовал, что его сыну угрожала опасность. Они с Виллему утратили свою тайную силу. Она помогла им свершить то, что им было начертано, и покинула их. В награду им осталась честь за содеянное.

В начале лета Виллему и Доминик, наконец, вернулись домой, в бывший охотничий замок в Мэрбю. Радость встречи превзошла все ожидания.

— Тенгель! До чего ж ты огромный! — кричала Виллему, сжимая сына в объятиях.

— Мне двадцать лет, мама. Я уже слишком взрослый для таких нежностей.

— Материнскую любовь не остановит никакой возраст! — смеялась Виллему, сама не своя от счастья, что они уже дома.

— Здравствуй, сын! — сдержанно сказал Доминик, но и его голос дрожал от радости.

Старый Микаел тепло поздоровался с сыном и невесткой.

— Между прочим, наш мальчик недавно женился, — со смехом объявил он.

— Что? Что?

— Мама, отец, позвольте представить вам мою жену Сигрид. Мы не могли ждать вас, не зная, когда вы соизволите вернуться домой из своего затянувшегося путешествия.

— Я дал им разрешение на брак, — усмехнулся Микаел. — Они и в самом деле не могли ждать!

— У нас уже родился сын, — густо покраснев, сказал Тенгель. Несмотря на смущение, он так и сиял от счастья. — Ему всего две недели. Мы его назвали Дан. В честь отца.

Виллему слушала вполуха. Она в оцепенении смотрела на юную светловолосую женщину со скромными длинными косами и робкой улыбкой. Казалось, женщина боялась, что ее не захотят признать.

«Значит, у меня появилась невестка? — Виллему была ошеломлена. — Невестка? И выбирала ее не я! Что в ней хорошего? Тенгель никого не видит, кроме нее. Она отняла у меня сына… Нет, нет, нет! Я же дала себе слово не быть такой свекровью, какой была для меня Анетта, ревновавшая ко мне Доминика! Но как же эта девушка не похожа на меня, у нее голубые глаза! Она явно благородного происхождения, это видно по ее осанке, хотя она и стоит с видом бедной родственницы. Опять я начинаю злобствовать и искать недостатки, довольно! Конечно, мне не по душе, что Тенгель выбрал девушку, которая так не похожа на меня. Но это, в конце концов, пустяки. Достаточно в семье одной сумасбродки. Небось, хорошая хозяйка. — Виллему никак не могла взять себя в руки. — С виду — сама кротость, а попробуй скажи ей слово поперек. Для такой большая уборка — святое дело, и денег она на ветер не бросает… С улыбкой — Виллему надеялась, что ее улыбка выглядит сердечной и искренней, — она протянула девушке руки.

— Я так рада, Сигрид! Добро пожаловать в нашу семью! Я чувствую, что мы с тобой станем друзьями. А теперь покажите нам нашего внука!

Внука? Господи, какая я уже старая!

Тристан даже не заметил, как изменилась Марина. В один прекрасный день он с изумлением увидел, что она уже не ребенок, а взрослая женщина. Ей было шестнадцать, минуло два года, как она жила в Габриэльсхюсе.

Два года они постепенно привыкали друг к другу. Марина сдержала свое обещание, которое мысленно дала Виллему: она старалась, как могла, помогать Тристану. Вести свои дела он ей не позволил, но они вместе коротали вечера за какой-нибудь игрой, или он читал ей лекции по истории, географии и языку. Со временем Тристан начал обсуждать с ней дела поместья, трудностей у него было много, и он любил рассуждать вслух. Марина всегда была рядом.

Тристан понимал, что им нельзя долго жить вдвоем под одной крышей. Пойдут пересуды… Но не знал, как объяснить это Марине. Он боялся заговаривать с ней о браке, боялся снова увидеть в ее глазах страх. Вся его надежда была на Беттину. Верная Беттина все еще жила в Габриэльсхюсе. Теперь на ней лежала ответственность за маленькую Броню. Присутствие Беттины благотворно действовало на Марину. Она приохотилась возиться с двухлетней Броней. Гуляла с ней по саду, показывала ей цветы, часто сама кормила ее, одевала, играла с ней. Она прониклась к девочке горячей нежностью. Тем не менее, Беттина еще не решалась открыть ей правду. Это была слишком деликатная тема.

Тристану становилось все трудней и трудней платить налоги, которыми король Кристиан V обложил старое дворянство и их поместья. Он трудился в поте лица, но все равно не мог свести концы с концами. 1699 год выдался особенно трудным. Когда король Кристиан V умер и на трон взошел его сын Фредрик IV, Габриэльсхюсу, одному из последних поместий, принадлежавших старому дворянству, был нанесен окончательный удар.

— Что случилось, дядя Тристан? — спросила однажды вечером чуткая Марина. — Вы чем-то огорчены? Могу я вам помочь?

Тристан грустно улыбнулся.

— Это не в твоих силах.

И он поведал ей горькую правду: он вынужден либо продать Габриэльсхюс, либо отдать его королю в уплату за налоги.

— Хорошее наследство я оставляю тебе, — с горечью сказал он. — Ты потеряла Габриэльсхюс раньше, чем получила его.

— Не думайте обо мне, дядя Тристан. Но что вы будете делать без Габриэльсхюса?

— По правде сказать, не знаю. Может, приобрету дом в Копенгагене. Но прежде мне хочется съездить в Норвегию и повидаться с родственниками. Из-за борьбы за поместье я даже не видел еще своего внука.

Марина понимающе кивнула. Они помолчали.

— Дядя Тристан, — сказала, наконец, Марина. — Все эти годы вы по-рыцарски относились ко мне и к Броне. Но теперь вы можете освободиться от нас, если хотите. Я уже взрослая. Помогите нам только подыскать какое-нибудь жилье, а дальше уже я сама буду заботиться о Броне.

— Но я вовсе не хочу освобождаться от вас! — воскликнул Тристан, неожиданно для самого себя, понимая, что ему этого не хочется. — Я… я не знаю, что буду делать без тебя. Мне нужен рядом именно такой человек, как ты. Другое дело, если ты сама хочешь жить отдельно…

— Нет. Не хочу, — тихо сказала она. — Мне ни с кем не будет так хорошо, как с вами. И я… я все еще боюсь людей…

— Но ведь ты понимаешь, что мы не можем и в будущем продолжать жить вместе? — Он внимательно смотрел на нее.

— Да, Беттина говорила мне об этом. И фру Виллему тоже намекала, что мужчине и женщине, не состоящим в браке, неприлично жить под одной крышей.

— Виллему! — Тристан криво усмехнулся. — Она во все сует свой нос, но в этом она, безусловно, права. Ты должна выбрать, что для тебя лучше, Марина.

— Это означает, что вы просите моей руки, дядя Тристан? — с тем же спокойным и серьезным выражением, что и всегда, спросила Марина.

— Именно так, — тихо сказал Тристан. — Ты можешь не опасаться каких-либо домогательств с моей стороны, но ты должна осознать, с какими потерями сопряжен для тебя такой брак. Ты не познаешь, что такое объятия любимого мужчины, а ведь придет время, и ты в кого-нибудь влюбишься. Ты не испытаешь счастья рождения ребенка…

— Но ведь ребенок у меня уже есть, — тихо, словно дуновение ветра, прошелестел ее голос. Тристан с удивлением поднял на нее глаза. Марина смело встретила его взгляд, но веки ее слегка дрожали.

— Да. Есть. Это тебе Беттина сказала?

— Нет, я стала взрослой, дядя Тристан. И поняла, что со мной случилось.

С плеч у Тристана свалилась огромная тяжесть.

— И ты с этим смирилась?

Марина улыбнулась. Она не была красавицей, но иногда ее глаза светились таким теплом, что сердце Тристана сжималось, и он невольно тосковал по ее взгляду.

— Разве я оттолкнула от себя Броню? — спросила она нежным голосом Хильдегард.

— Нет, конечно. Это твоя дочь, только твоя. Тебе незачем думать о… Я никогда не думаю, что… на Броне лежит какая-то тень…

— Да, и мы все любим ее. У вас ведь тоже есть сын, дядя Тристан. И он появился у вас, примерно, так же, как у меня Броня. Сколько мы оба вынесли горя! Но ведь вы его все равно любите?

Марина повзрослела и обрела мудрость зрелой женщины.

— Ты права, — согласился он, но взгляд его невольно затуманился слезой. — Мне так хочется снова увидеть Ульвхедина! Познакомиться с Элисой и маленьким Йоном. Если б ты знала, каким счастливым и свободным я себя сейчас чувствую! Давай поженимся, не откладывая! И поедем в Норвегию. Пусть король забирает себе Габриэльсхюс. У меня нет больше сил вести эту безнадежную борьбу. А там мы решим, что будем делать дальше.

— Представляю себе, как обрадуется Беттина! — улыбнулась Марина. — Она собирается замуж, но не хотела оставлять меня одну.

— Я позабочусь о том, чтобы вся наша прислуга смогла остаться тут и при новых хозяевах. Думаю, это будет кто-нибудь из новоиспеченного дворянства. Марина, давай немедленно поговорим с пастором!

На корабле Тристан и Марина сблизились еще больше. Марина даже осмеливалась, прижавшись к Тристану, смотреть на ленивые волны Каттегата. Броня спала в каюте. Тристан обнимал Марину одной рукой за плечи и упирался подбородком в ее волосы. Ее это не пугало. Теперь она была спокойна. Ведь любовь — это не только плотская страсть. Теплая преданность, которую они питали друг к другу, была лишена даже налета чувственности. Душе Марины была нанесена рана, которая не могла зарасти; своя незаживающая рана была и у Тристана, но не душевная, а телесная. Им было хорошо вместе.

В Элистранде их встретили с распростертыми объятиями. Габриэлла, которой было уже за семьдесят, вышла замуж за Андреаса и переехала в Линде-аллее.

«Какой смысл, нам, старикам, киснуть поодиночке или мерить версты между нашими усадьбами, если нам хорошо вместе», — говорила она. Маленький Йон сразу завоевал сердце Тристана, он и Броня стали неразлучными друзьями.

Элиса взяла на себя смелость начать важный разговор.

— Почему бы вам не поселиться здесь навсегда? — предложила она. — Элистранд достаточно велик, мы не будем мешать друг другу.

Тристан взглянул на Марину, сам он уже давно вынашивал эту мысль.

— Должен признаться, что я чувствую себя здесь как дома, все-таки и я тоже отношусь к роду Людей Льда. Дания без Габриэльсхюса меня не привлекает. А ты, Марина, что скажешь?

— Мне тоже здесь нравится. И было бы жаль разлучать Броню с маленьким Йоном.

— Тогда мы с благодарностью принимаем ваше предложение. Я перевезу сюда все, что у меня осталось, в том числе и собак. И еще мне хочется, чтобы вы знали: впервые в жизни я больше не чувствую, что мое имя Тристан означает «рожденный для скорби». Несмотря на потерю Габриэльсхюса, я бесконечно счастлив!

— И, слава Богу, — сказала Габриэлла. — Ты давно заслужил это! Вечно ищущий рыцарь нашел, наконец, свой Грааль.

Казалось, что Люди Льда успокоились. Они без страха отпраздновали наступление нового 1700 года… Что-то принесет им новое столетие?

Всех занимала мысль о проклятье, тяготевшим над родом Людей Льда. Они помнили о закопанном где-то котле, который освободил бы их от страха смерти.

Этот страх дамокловым мечом висел над всеми женщинами этого рода.

Подросло новое поколение, которому сильнее, чем прежним поколениям Людей Льда, хотелось разгадать эту тайну. Молодой ученый, один из новых потомков рода, взялся по-своему решить эту задачу. Для другого юного потомка Людей Льда смысл жизни сосредоточился на любви.

А третий…