Лифантьева Евгения Ивановна Синий Дракон

1.

Вторую неделю Дмитрий Сергеевич Снегирев маялся бессонницей. Вечером, посмотрев заключительную программу новостей, профессор начинал клевать носом и вроде как даже задремывал. Но часом к четырем утра сон улетучивался, как и не было.

Когда это только началось, Дмитрий Сергеевич долго ворочался в постели, добросовестно стараясь вновь погрузиться в объятия Морфея. Однако Морфей был занят чем-то другим и не стремился выразить свою нежность к старому профессору. Овцы, слоны и верблюды, рекомендуемые в таких случаях народной мудростью, не только не помогали, но вели себя как-то странно, устраивая перед мысленным взором Дмитрия Сергеевича веселые хороводы.

Осознав бесперспективность своих попыток, он стал тихонько, чтобы не разбудить домашних, пробираться на кухню, заваривать чай и дочитывать давно отложенные детективы. Читать детективы днем не позволяла давно выработанная привычка занятого человека расписывать время по минутам. Но эти предутренние "сверхнормативные" часы бодрствования оказались словно бы созданы для того, чтобы делать то, что давно хочется, но никак не удается.

Дни проходили в круговерти предъюбилейных приготовлений. 70 лет — это вам не фунт изюма. Ректорат университета (к счастью, избежавшего модных в последние годы переименований) организовал торжественное чествование ветерана. Но все знали, что ректор старается больше для себя: шумный юбилей знаменовал уход Дмитрия Сергеевича на пенсию. Заведующей кафедрой археологии назначается давняя пассия ректора — Маргарита Львовна Волочаевская, женщина решительная, давно бы "сковырнувшая" старика с его должности, если бы не мировое имя профессора Снегирева.

В пятницу, 25 июня, в университете состоялся банкет в честь 70-летия Дмитрия Сергеевича. Профессор вернулся домой далеко за полночь, слегка под хмельком, переполненный противоречивыми чувствами, которые возникли в его душе от поздравительных речей и объяснений коллег в огромной к нему любви и уважении. В чем-то эти речи напоминали ему надгробные эпитафии. Выпитое и мрачные мысли заставили долго ворочаться в кровати — так что заснуть удалось далеко не сразу. Но в четыре утра Дмитрий Сергеевич проснулся (словно в голове сработал какой-то будильник) — и понял, что и сегодня он уже больше не уснет.

Оставалось прибегнуть к привычному средству — книготерапии. Однако Дмитрий Сергеевич вдруг обнаружил, что все имевшиеся в его распоряжении детективы кончились. Несмотря на то, что снегиревская библиотека в полной мере отвечала названию профессорской, вся развлекательная литература постепенно перекочевала к детям и внукам. На полках в комнате Дмитрия Сергеевича оставались лишь серьезные научные тома, много раз перечитанные, а частично и им самим написанные. Прикасаться к книгам подобного рода у профессора сегодня не было никакого желания. "Ученый Снегирев умер", — подумал Дмитрий Сергеевич. Однако решение проблемы он стал искать чисто научным аналитическим путем. Где в доме могут существовать книги, отличные от научных? Видимо, в комнате младшего внука, который имеет весьма непостоянный склад характера и стремится непонятно к чему. Следовательно, нужно поискать что-нибудь у Антона — а заодно и узнать, что составляет сейчас сферу интеллектуальных интересов внука. С легким стыдом Дмитрий Сергеевич подумал, что в последнее время он как-то упустил малыша, полностью загрузив себя университетскими делами. "Наверняка парню нужно больше внимания", — подумал он и направился в комнату к Антону.

Уже рассвело, но плотные шторы пропускали мало света, так что в комнате был полумрак. Единственное, что сразу же удалось рассмотреть профессору — это стоящий посреди нее собранный рюкзак. "Наверное, малыш собрался в поход", — подумал Дмитрий Сергеевич и направился к книжным полкам. Но в этот момент полутьма и похмельный синдром сыграли с ним злую шутку. Что-то большое и плоское заскользило по паркету и подшибло старика под колени. Дмитрию Сергеевичу удалось упасть довольно удачно для человека его возраста — то есть, сгруппировавшись, мягко приземлиться на "пятую точку". Но в этот момент начали с грохотом падать приставленные к кровати длинномерные предметы вроде шестов. Получив весьма ощутимый удар по голове, Дмитрий Сергеевич не выдержал и в голос чертыхнулся.

— Поздравляю, деда, теперь ты посвящен в рыцари Ордена Синего Дракона, — прокомментировал ситуацию проснувшийся от всего этого шума Антон. Освободив дедушку от навалившихся на него предметов, он взял тот, который так больно ударил профессора. — Именем императора Лориделя благословляю тебя быть верным трону и его величеству императору!

— Если ты думаешь, что та жалкая пародия, которую ты держишь в руках, — это франкский меч, то ты глубоко ошибаешься, — пробурчал раздосадованный Дмитрий Сергеевич. Свежая шишка на его голове пульсировала и болела.

— Ничего, и так сойдет, — зевнул Антон. — Чего надо-то, именинничек? Ну ты вчера хороший был…

— Как ты разговариваешь со старшими! — Завелся было Дмитрий Сергеевич, но, вспомнив о своем теперешнем пенсионном положении, решил умерить гнев. Ведь им с Антоном им придется провести вместе целое лето. Его мать, то есть дочка Дмитрия Сергеевича и тоже вузовская преподавательница, уехала в Англию с целью повышения квалификации и, как подозревал Дмитрий Сергеевич, очередной попытки приобрести достойного супруга.

— Вон, на столе твой любимый адвокат Мэйсон, вчера у ребят взял, — пробормотал Антон, вновь забираясь под одеяло. — Да, деда, разбуди меня в семь, хорошо?

Дмитрий Сергеевич, избежав на этот раз падений, пробрался к столу. В груде разнообразных предметов, покрывавших всю поверхность стола, профессор нашел несколько детективов. Заинтересовали его также лежащие сверху компьютерные распечатки. "Перекрестки миров. 26–27 июня, — прочитал Дмитрий Сергеевич заголовок. — Интересно, связано ли это с тем, что Антон куда-то собрался?"

Подняв по пути имитацию германского щита — кстати, неплохую имитацию, украшенную весьма недурственно нарисованным драконом, Дмитрий Сергеевич удалился вместе со своей добычей.

По сложившийся теперь уже утренней привычке, Дмитрий Сергеевич заварил чаю и первым делом взялся за компьютерную распечатку. "Мир "Перекрестков" представляет из себя компиляцию миров из произведений Г. Л. Олди," — начал читать профессор. Правила ролевой игры — а это были именно они — показались Дмитрию Сергеевичу слегка наивными, но все же весьма интересными. Действительно, почему бы ни смоделировать ситуацию перекрестка цивилизаций? Такое уже было в истории — Передняя Азия, например…

До семи утра оставалось не так уж и много времени, но Дмитрий Сергеевич, за спиной у которого был не один десяток полевых сезонов, и к старости оставлся легким на подъем. Рюкзак, спальник и все необходимое полевое снаряжение хранилось в специально отведенном для него отсеке антресолей. Собраться было делом нескольких минут. Вся нужная информация у профессора имелась: Полигон, на котором будет проходить игра, расположен в 20 километрах от города в известном многим сосновом бору, начало игры — в субботу в 12.00.

Если бы ни похмелье, может быть, Дмитрий Сергеевич рассуждал более здраво и не решился бы на эту авантюру, но сейчас перспектива одиноких выходных в пустой квартире была для него невыносима.

Приготовив к семи утра завтрак, Дмитрий Сергеевич разбудил Антона. Пока внук с молодым аппетитом поглощал яичницу, профессор успел переодеться в джинсы и видавшую виды штормовку. Столкнулись они в коридоре — оба нагруженные рюкзаками.

— Да, Антон, я еду с тобой, — словно о чем-то само собой разумеющимся сказал Дмитрий Сергеевич, — и посмей мне только возражать!

— Опаньки! Опапулечки! — только и смог выдавить из себя внук. — Ты хоть знаешь, куда я еду?

— На "Перекрестки миров", господин старший мастер.

— А игровушка у тебя есть?

— Конечно есть, я же прочитал правила. Бабушкин старый китайский халат по-моему вполне сойдет. Вместо пояса — узбекский шарф. Стар я уже мечами махать, так что буду магом, — деловито сообщил Дмитрий Сергеевич.

— Опаньки! — повторил внук и тяжко вздохнул, представив явление профессора в халате среди играющего народа. Нет, с дедушками на игры, кажется, еще никто не ездил. Кое-кто из девчат приезжает с крысами, про красноярского Канцлера говорят, что он возит с собой в лес здоровенного черного кота, но чтобы с дедушкой… — Ладно, будешь сидеть в мертвятнике и не отсвечивать, — милостиво разрешил Антон.

— Ага! Как же! — парировал дед. — Я играть хочу!

— Все! Шиза полная! — заключил Антон.

— Не хами… Серый Странник!

Услышав свое ролевое имя, Антон смог прореагировать лишь тихим стоном. Изменить что-то он уже не в силах. Антон слишком хорошо знал своего деда, чтобы не понимать — если тот вбил себе что-нибудь в голову, то все равно будет так, как он захочет.

2.

Знал бы Странник, как он ошибается относительно того, что присутствие на игре представителя старшего поколения — вещь нереальная и малопредставимая! Бывший главный инженер завода "Тракторстрой", кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, почетный рационализатор и изобретатель Российской Федерации Владлен Степанович Стебеньков оказался на Полигоне при еще более странных обстоятельствах. Командированный своей супругой, Наталией Петровной, на дачу, он мирно дремал у окна электрички. На очередном полустанке он открыл глаза и увидел на перроне своего внука Николая. Внук был одет в кольчугу, шлем и расшитую "крестиком" славянскую рубашку. В руках у внука был круглый щит и короткий меч, а окружали его примерно так же выглядящие юноши числом около десятка.

На беду Владлена Степановича электричка почему-то задержалась на полустанке, так что он успел несколько раз протереть глаза, потрясти головой и понять, что это — не сон, и если он не выяснит, внук это или не внук, то с этого момента он будет сомневаться в своей психической нормальности. Пока Владлен Степанович пробирался к выходу, древнерусские воины уже успели уйти с перрона, но их еще можно было разглядеть на опушке леса. В этот момент электричка тронулась, и бывшему главному инженеру не оставалось ничего другого, как попытаться догнать молодых людей.

Ребята шли быстро, но от станции к лесу и дальше — среди деревьев — вела тропинка, и Владлен Степанович не боялся заблудиться. Вскоре его усилия увенчались успехом — на небольшой полянке он увидел весьма своеобразную компанию. Там были не только славянские дружинники, но и воины времен Древнего Рима, несколько западноевропейских рыцарей и даже японские самураи. Кроме того, здесь присутствовали: полдюжины священнослужителей непонятно каких религий, одетых в разноцветные рясы; несколько девиц в лосинах и камзолах; десятка три парней и девушек, одетых в джинсы и меховые жилетки; юная леди, не одетая ни во что, кроме собственных волос и свежесорванных зеленых веток, и еще некоторое количество молодых людей, одетых самым разнообразным образом. У многих в руках было что-то вроде моделей холодного оружия. Среди молодежи выделялись высокий худой старик в женском халате. Владлен Степанович подошел поближе к "славянам".

— Коленька! Это ты? — робко спросил он, надеясь, что молодой человек выразит недоумение и скажет что-нибудь вроде "Извините, вы ошиблись, я актер Иванов". Но парень определенно узнал Владлена Степановича. Сначала "ратник" двинулся было к деду, но потом лицо его стало каменным, и он повернулся к соседнему парнишке, который из-за длинной белой рубахи больше походил на девочку:

— Волхв, почему меня до сих пор преследует нежить? Ты же клялся, что никакие пращуры не посмеют ко мне приблизиться! Смотри, твоя жизнь — в моих руках!

Владлен Степанович разозлился — и на внука, и на себя, за то, что поперся зачем-то в лес. Не то, чтобы с внуком у него были теплые отношения. Наоборот, они в последнее время, особенно после того, как Колька бросил институт, много ссорились. Но внук — это внук, он обязан быть благодарным. Или хотя бы вежливым. И не обзывать деда нежитью и пращуром.

— Как ты смеешь, Николай! — попытался вразумить внука Владлен Степанович. Но "ратники" развернулись и стали уходить. Бежать за ними было совсем уже нелепо. Старик вдруг понял, что Николай все равно не будет сейчас с ним разговаривать, и побрел по тропинке обратно на полустанок.

Бывшему инженеру было жалко потерянного времени (до следующей электрички оставалось не меньше двух часов, придется торчать на полустанке, а мог бы уже минут через двадцать быть на даче). Было жалко себя — каким незначительным он стал теперь, если даже такой вот сопляк может просто развернуться и уйти, не пожелав разговаривать. Через какое-то время старику стало совсем муторно, и он присел возле тропинки на корень дерева.

— Что с вами? Вам плохо? — девичий голос был сочувственным и обеспокоенным.

Владлен Степанович открыл глаза и снова закрыл, потому что увиденное показалось ему совсем уже нереальным. Над ним склонилась молоденькая девушка и пытается его растормошить. Девушка красивая, и солнечный луч пробивается через распушенные светлые волосы, окружающие ее голову золотой короной. Интересно, сколько прошло времени? И вообще — где это он?

— Ты кто, прекрасное виденье? — прошептал Владлен Степанович.

— Я — Кошь. Просто Кошь, потому что Кошек как собак нерезаных, а Кошь — я одна. А еще я — маленький солнечный зайчик, который забирается в спальню утром сквозь шторы. — Девушка звонко рассмеялась. — А у вас точно ничего не болит? А то вы сидите тут, такой бледный…

Тут Владлен Степанович понял, что у него действительно "прихватило" сердце, и вспомнил, как он тут оказался.

— Сердце болит. А еще — душа, — ответил он и полез в карман за нитроглицерином.

Девушка внимательно наблюдала, как старик кладет под язык таблетки, как достает потом из сумки бутылку с морсом, делает несколько глотков. Она решительно уселась на траву рядом с ним и, помолчав еще немного, попросила:

— А попить не дадите? А то я воду на станции не набрала…

— Пожалуйста, — Владлен Степанович протянул ей бутылку с морсом. И вдруг, неожиданно для самого себя, начал рассказывать Кошь про то, что Николая, бездельника, выгнали из Политеха, а он, дед, ничего не может сделать, и про то, как грустно быть просто дачником, под руководством суровой и энергичной супруги копающий свои шесть соток…

Владлен Степанович говорил долго, все больше ощущая неправильность происходящего. Сидеть возле какого-то полустанка, исповедоваться сумасшедшей девчонке, которая считает себя не то кошкой, не то зайчиком, не то еще кем-то… Правда, Кошь оказалась идеальной слушательницей — лупала огромными голубыми глазами, порой — и очень к месту — вставляла сочувственные реплики.

Выговорившись, Владлен Степанович почувствовал себя гораздо лучше.

— Ну, я пойду, — сказал он, и по привычке взглянул на часы. До электрички оставалось всего минуты три. — Ничего себе, проговорили! Теперь только бегом успею.

— Погодите бегом, — Кошь уцепилась за рукав Владлена Степановича, словно он собрался рвануться с "низкого старта", — нельзя вам сейчас бегать.

— Ну, тогда обратно в город поеду. Действительно, что-то мне нехорошо.

— Погодите, а вам обязательно в город надо?

Владлен Степанович задумался. Конечно, сердечный приступ — это весомая причина не ехать на дачу, но все равно Наталья будет весь день ворчать, что их все забросили, никто не помогает, а он, то есть Владлен Степанович, тоже хорош, на работу у него здоровья хватало, а сейчас, на пенсии, когда есть возможность для себя пожить, разболелся… Слышал он все это — и не раз. Лучше уж на дачу… Правда, вечерняя электричка только через три часа…

— Владлен Степанович, а пойдемте к нам в лагерь? Чаю попьете… Чего на станции сидеть? — предложила Кошь. — А Лель у нас на четвертом курсе медицинского, так что если чего — она поможет, она аптечку всегда на игры берет…

"А почему бы и нет, — неожиданно для себя подумал Владлен Степанович, — в принципе, я ведь никому не обязан… На даче толком делать нечего, дожди были — поливать не надо… Полоть — подождет. Наталья думает, что я на даче… Когда еще удастся посидеть с хорошенькой девушкой у лесного костра?"

— А чего? И пойдем! — улыбнулся старик.

По дороге Кошь щебетала, как птичка. Владлен Степанович выяснил, что все, что вокруг происходит, называется ролевой игрой, и что это сейчас у молодежи — очень модное увлечение. Что Кошь "по игре" — жрица храма Великой Пустоты. А "по жизни" она учится в пединституте на психфаке, будет школьным психологом, а потом — завучем по воспитательной работе. ("Завуч — это хорошо, это серьезно", — согласился Владлен Степанович). И что "по жизни" ее зовут Лена, но ей больше нравится имя Кошь. К тому же в команде три Лены — она, Лучиэнь и Дайлен, и у Милочки Тихомировой полное имя Милена, так что ее тоже можно Леной звать, так что если говорить "Лена", то полкоманды будет оборачиваться, а если "Кошь" — то все ясно…

В палаточном лагере, на удивление Владлена Степановича, ожидавшего увидеть шумную компанию, почти никого не оказалось. У костра сидела одинокая девушка и помешивала что-то в котелке.

— Ты куда запропастилась? — приветствовала она Кошь. — Наши на парад ушли, а тебя нету…

— Так, дела были. А чай есть?

— Не чай, тут Милочка трав наварила.

Кошь распаковала свой рюкзак, вытащила из него какие-то свертки, по-хозяйски взяла из груды посуды самую чистую кружку, сполоснула ее из котелка, потом налила в нее какого-то отвара:

— Угощайтесь, Владлен Степанович! Вот сахар, вот печенья.

— Ой, да что это я! — спохватился гость. — Леночка, Кошь то есть, а ведь у меня пирожки есть — жена на дачу дала, хотите?

— Конечно, хотим! — чуть ли ни хором ответили девушки и потянулись за кружками для себя.

Через минуту они втроем весело пили пахнущий мятой и медом травяной чай с пирожками. Девушка у костра представилась Лелью, а выяснять ее паспортное имя Владлену Степановичу почему-то не захотелось: ну Лель — так Лель…

У него возникло вдруг странное ощущение, что мир вокруг плавится, плывет, изменяет формы… То, что было еще несколько часов назад очень важным: город, жена, дача, отношения с сыном и внуком — вдруг ушли куда-то, спрятались на краю сознания. А важно только то, что есть лес, есть костер, кружка с чаем, есть хорошенькие девушки, почти девочки, такие непосредственные — и в тоже время такие непростые, все время меняющиеся… "Господи, почему у меня нет внучки, — вдруг подумал Владлен Степанович. — Мы бы с ней вот так в лес ездили, у костра сидели…" Но эта мысль проскользнула и ушла, на ее месте появилась другая: а не страшно ли девушкам одним в лесу?

— А кого бояться? — рассмеялись они. — Мы же — Храм Пустоты, тут в Пустоту все верят, а если даже выносить придут, то мы в Пустоту уйдем…

Что такое "выносить", Владлен Степанович не понял, но заключил, что, действительно, тут настолько безопасно, что не стоит ни о чем волноваться.

— Девчат, на какую демонстрацию все ушли? — просто так, чтобы поддержать разговор, поинтересовался он.

— Не на демонстрацию, а на парад. Он на каждой игрушке бывает, — Лель добросовестно попыталась гостю основные правила "полигонки", — ведь не все игроки знакомы друг с другом, а так каждый будет знать, во что встрял, когда кого-нибудь встретит. А еще загруз дадут: говорят, на этом "Перекрестке" нужно будет черепки собирать. Кто соберет все — получит Великую Чашу…

Старик опять ничего не понял, но расспрашивать дальше по поводу того, кто и во что может "встрять" и при чем тут какие-то черепки, почему-то расхотелось. Так покойно и уютно, как здесь в лесу у костра, ему не было давно. А еще Владлен Степанович вдруг почувствовал, что очень хочет спать. Ночью, как многие сердечники, спал плохо, а сейчас, на солнышке после травяного чая разморило.

— Какие проблемы? — улыбнулась Кошь. — Ложитесь в палатку, там спальники застелены.

Так на "Перекрестке" появился второй представитель старшего поколения. В истории ролевых игр ситуация небывалая, но нет ничего такого, что не могло бы произойти.

3.

Дмитрию Сергеевичу Снегиреву мастерский лагерь показался чем-то средним между военным штабом в период наступления противника и филиалом дурдома. Все время прибегал кто-то, и все время этому кому-то было что-то нужно от старшего мастера. Поговорить с Антоном хотели все, поэтому, когда тот сказал деду: "Сиди пока тут и не отсвечивай", Дмитрий Сергеевич не обиделся. Действительно, сам напросился на игру — сам и разбирайся в происходящем.

А происходило что-то явно незапланированное. Куда-то исчезли чипы железа, и невысокий курносый парень оправдывался перед Странником: "Да брал я их! Честное слово брал!" Прибежал, бряцая оружием, какой-то странный рыцарь (Снегирев-старший так и не понял, к какой эпохе и к каком народу относятся подобные доспехи) и с апломбом начал требовать, чтобы пропустили ездовых драконов. "Обрыбитесь! Круто вам — драконы. И так вы пол-полигона вынесете", — отрезал Антон, и квази-рыцарь, на удивление, сник и побрел восвояси.

Прибегал еще кто-то, кричал, что Ирбис — козел, хоть и горный, и какой он мастер по оружию, если не может отличить клевец от топора, а клевцы для того и делались, чтобы доспехи прорубать, так что КУ-два быть совершенно не может, по меньшей мере — КУ-три. Тут Антон согласился, написал что-то на бумажке. Один за другим появлялись просители сертификатов, хорошенькая девушка со слезами на глазах жаловалась, что в ее лагере нет воды, а носить воду за два километра — страшно. Странник обещал отправлять в водоносы мертвецов… Теребили не только Антона, но и других мастеров, особенно мастера по магии — того самого курносого парня, потерявшего чипы, и через час он выглядел так, словно на нем пахали целую рабочую смену.

Единственным более или мене свободным, точнее, не разрываемым на части, человеком, была девушка, пытавшаяся (довольно неумело) развести костер. Дмитрий Сергеевич понял, что хоть в чем-то он может оказаться полезным окружающему его миру. Поэтому отобрал у девушки топор и занялся дровами.

— Скажите, это всегда тут так… мнэ… шумно? — вежливо поинтересовался он, как только в лагере стихла очередная перебранка.

— Да нет, это только до игры мастеров так напрягают.

— А вы — не мастер?

— Мастер, только по обрядам. Мне потом побегать придется. А сейчас поесть хотелось бы — я сегодня проспала, позавтракать не успела, а потом не дадут…

Через пятнадцать минут стараниями Дмитрия Сергеевича в одном котелке весело булькала каша, а в другом — закипал чай.

Еще через какое-то время к костру подтянулись все освободившиеся мастера.

— Молодец, дедуля! — похвалил Антон, налил себе чаю и опять забыл о Дмитрии Сергеевиче. — Собирайся, Лика, пошли, через десять минут — парад. Да, дел, ты тут посидишь, чтобы глюки вещи не сперли?

— Угу, — согласился дед. Не совсем, правда, понимая, как это галлюцинация может что-то украсть. В прочем, кроме неведомых "глюков" по лесу может шариться любой народ, так что вещи действительно стоит посторожить.

Пока никого не было, Дмитрий Сергеевич навел в лагере относительный порядок (полевые экспедиции выработали у него безусловный рефлекс на убирание рюкзаков и прочих мелочей в палатки), со вкусом попил чаю и стал ждать дальнейшего развития событий.

События начались после того, как Антон вернулся с парада. Он был жутко расстроен, зло плюхнулся рядом с костром на траву.

— Что такое? — спросил Дмитрий Сергеевич.

— Облом! Полный! Синий Дракон не приехал!

— Ну и что?

— Как — что? Ты же правила читал! А кто в лабиринте будет сидеть? Кто над умниками, которые хотят большего, издеваться будет?

— Слушай, Тош, а может я сгожусь, — не совсем уверенно предложил Дмитрий Сергеевич.

— Ты???

— А чего? Я же правила читал. Кстати, мастерский вариант, со всеми хитрушками! Так что самому мне играть уж не интересно. А вот Драконом быть… Ты только посуди: бегать Дракону не нужно, сиди себе в лабиринте и задавай вопросы. А уж что-что, а вопросы я задавать умею. Как ты думаешь, сколько я экзаменов за жизнь принял?

Несколько минут Странник тупо смотрел на ехидно ухмыляющегося деда. Потом зачем-то поднял глаза к небу (словно надеялся увидеть там прилетающего все-таки Дракона) и выдохнул:

— А что? Была — не была! Да у тебя и халат как раз синий! Игровушки не надо! А маску Кили привез, так что еще тот Дракон будет!

Через полчаса Дмитрий Сергеевич воцарился в Лабиринте. Развел небольшой костерок, обустроил себе лежбище. Правда, пить чай, не снимая драконьей маски из папье-маше, было сложновато, но Дмитрий Сергеевич как-то приспособился.

Мир вокруг был великолепен. Светило солнце, шумели сосны, пели какие-то пичуги. К тому времени, как у врат Лабиринта появились первые посетители, Синий Дракон совсем разомлел. "Чем не жизнь, — думал он, — лежишь тут, мудрость копишь. И никаких тебе заседаний, никаких совещаний, никаких ученых советов. Благодать! А что до этих несчастных смертных — так достойны ли они внимания? Это еще посмотреть надо…"

Первыми посетителями Лабиринта были не ищущие больше, чем имеют, но рыцари Ордена Синего Дракона. Они встали лагерем у врат Лабиринта. Дмитрий Сергеевич преодолел сонливость и, как учил его Странник, приветствовал гостей:

— Кто вы, смертные? Что ищете?

— Мы — Рыцари Синего Дракона, — рапортовали латники, — Ищем милости и мудрости.

— Милости и мудрости, говорите… — Дмитрий Сергеевич задумался. О том, что в его распоряжении находится целое военизированное подразделение, мастера его забыли предупредить. Не особо представлял старый профессор, и как положено выказывать милость. — Ладно, смертные, найдете и то, и другое, если будете рассказывать мне, что происходит в мире. Так что случилось с тех пор, как открылись Врата?

Старший из рыцарей начал докладывать о том, кто кого "вынес", то есть разгромил на голову, захватив крепость со всем имуществом. Получалось, что воюют все против всех. Но Дмитрий Сергеевич все же надеялся, что в происходящем можно обнаружить хоть какой-то смысл.

— А что говорят люди, о чем рассказывают? Идите и принесите мне все сказки и легенды, которые услышите, — пафосно изрек Синий Дракон (Олдей профессор Снегирев в свое время прочитал с большим удовольствием).

Часть рыцарей отправилась на поиски мифов, часть осталась охранять вход в лабиринт. Правда, от кого и зачем — не понятно, но, видимо, полянка возле лабиринта им понравилась.

Когда через какое-то время у врат появилось существо, с ног до головы закованное в железо (Дмитрий Сергеевич узнал неудачливого просителя из мастерского лагеря), стражи лабиринта не стали его задерживать, лишь проводили ехидными взглядами.

— Милости и мудрости прошу, о Единственный! — поклонился Дракону Воин.

— Слушаю тебя. Говори, зачем пришел? — Дмитрий Сергеевич принял гордо-картинную позу, которая, по его мнению, соответствовала статусу дракона.

— Скажи, о Единственный, что правит этим миром, и где найти ту Силу, которая подчинит все народы?

"Вот достал, — подумал Дмитрий Сергеевич. — Тошка ему отлуп дал, так он теперь у Дракона какую-то Силу клянчить пришел". Что это за сила, Дмитрий Сергеевич не знал, в правилах ничего такого не было, поэтому он постарался быть как можно высокомернее:

— А достоин ли ты Силы, смертный? Что ты сделал, чтобы все поклонились тебе, как вождю?

— Наша дружина пришла издалека, из-за происков злобных магов мы потеряли путь домой, но этот мир пришелся нам по душе. Мы построили город и подчинили себе соседние, обложив их данью. Но сила меча ничтожна перед гнездящейся здесь магией. Честные воины гибнут тысячами, стоит какому-нибудь чародею помахать руками и пошептать заклинания. И это… Говорят, у вас, Больших Тварей, антимэйджик есть…

— Конечно, есть, — Дмитрий Сергеевич внутренне так развеселился, что еле сдерживался, чтобы не начать хохотать в голос. Но продолжал говорить самым серьезным тоном. — Называется эта сила — Знание. Но ответь мне, любезнейший, если ты возьмешь в руки два меча, твой товарищ возьмет два меча, третий возьмет два меча — и так до бесконечности — чего будет больше: воинов или мечей?

— Мечей, — быстро ответил рыцарь, но тут же осекся.

— А скажи мне, где есть все и нет и нет ничего, куда уходит вчерашний дождь и откуда приходит завтрашний ветер?

Собеседник Дмитрия Сергеевича замолчал, пожимая плечами.

— Силой меча ты не узнаешь ответа. Поэтому… — Дмитрий Сергеевич подошел к парню и тихонько стукнул его по шлему резиновой милицейской дубинкой (в соответствии с правилами этот инструмент обозначал драконий хвост и наносил смертельные повреждения).

В прочем, убивать своего собеседника Дмитрий Сергеевич не собирался:

— Эй, рыцари, — обратился он к охране, — несчастный оглушен. Разденьте его, снимите оружие и доспехи, дайте ему рубище и вот это…

Синий Дракон достал из кармана халата стеклянную бусину на кожаном шнурке (мастера обеспечили Дмитрию Сергеевичу запас всякой бижутерии для раздачи просителям). К бусине прилагался сертификат, определявший ее как "артефакт", позволявший владельцу пользоваться гипнозом и врачевать психические заболевания. Рыцари радостно загалдели и добросовестно исполнили приказание Дракона. Видимо, металлизированного бедолагу они не очень-то любили "по жизни".

— Доспехи получишь в мертвятнике у Маришки. Когда попадешь в мертвятник. — Напутствовал визитера самый рослый из стражей лабиринта, откликавшийся на имя Бульдозер.

Бывший рыцарь предпочел исчезнуть как можно быстрее, а "дракононосцы" окружили Дмитрия Сергеевича.

— Не очень я его жестко? — вслух засомневался профессор Снегирев.

— Не. Маньяк. Чем больше у парня проблем с девушками, тем длиннее у него меч.

Рыцари захохотали. Вперед выскользнул юркий, как ртуть, невысокий брюнет — старший рыцарь:

— Меня зовут Макс. Иногда — сэр Макс. А тебя?

— Синий Дракон. В смысле — Снегирев. — Дмитрий Сергеевич еще путался, где разговор "по игре", а где — "по жизни".

— Снегирев-Дракон? Ха, дракон Три Галки был, а дракона-снегиря пока еще не было…

— Ничего, все лучше, чем небесно-голубой, а то мы тут переживали, что на службе у голубого будем, — вставил кто-то из охранников лабиринта.

— Так он же Синий Дракон, а не Синий Рыцарь.

— Действительно, темно-синий, с лиловым отливом.

Рыцари занялись словесной эквилибристикой вокруг цветовых оттенков Дракона, прощупывая нового знакомца: обидится или нет. Но Дмитрий Сергеевич подхватил тему:

— Вот именно. Темно-лиловый дракон с розовой грудкой, сижу на сосне и чирикаю. А Синим люди называют из-за бедности цветового воображения.

Рыцари снова захохотали. Дракон как-то разом стал членом их команды.

— Снегирев? — переспросил Макс. — А Страннику ты однофамилец или родня?

— Родня.

— Странник и толкиенул?

— Скорее, оролевичел. Вы-то, сэр, тоже не британского, а отечественного производства… И даже не из Олдей…

— Ха, грамотный, — фыркнул Макс. — Молодец Странник, знает, кому крышу двигать. Совратитель несовершеннолетних, гроза девиц и беременных старушек…

Парни развеселились еще больше, вспомнив какие-то, видимо, любовные, истории, связанные с Антоном. "На язык" этой компании было лучше не попадаться: любое слово превращалось в волейбольный мяч, который пасовали друг другу, соревнуясь в извращенности реплик.

Бульдозер (оказавшийся на самом деле шевалье Буль де Зиром) вытащил из палатки пластиковую "полторашку":

— Домашнее вино будешь?

— Спрашиваешь! — Дмитрий Сергеевич вдруг почувствовал, что вчерашний юбилей еще до конца не выветрился и продолжает отзываться не сильной, но надоедливой болью в затылке.

Вино оказалось смородиновым — легким, в меру кислым и очень приятным. "Полторашка" моментально опустела. Они посидели у врат лабиринта, потрепались немного о Пелевине, квантовой психологии и даосизме. Потом рыцарей потянуло на подвиги.

— Слышь, Дракон, пойдем-ка мы твои приказы выполнять, — поднялся на ноги сэр Макс. — Прикажи что-нибудь!

— Да что приказывать? Ну, соберите мне этнографическое описание культур и верований населяющих эту землю племен… В смысле — кто каким богам поклоняется. Честно говоря, по жизни интересно, я заявки не читал…

— Слушаем и повинуемся, о, Единственный, — шутовски-церемонно поклонился Макс, а Бульдозер с грохотом подающего шкафа рухнул на колени. — Кстати, Синий, лагерь на тебе — присмотришь тут?

— Легко! — ответил Дмитрий Сергеевич украденным у кого-то словечком. А действительно — чего не присмотреть, если кто-то чужой появится, так его и милицейской дубинкой можно приласкать…

4.

Проснувшись, Владлен Степанович в палатке и несколько минут соображал, как он тут очутился. Вспомнил — и удивился, что произошедшее не вызывает у него недоумения. Было ощущение, что именно так оно все и должно быть. То есть, вместо того, чтобы обиходить дачные грядки, он имеет полное право лежать в палатке и дышать лесным воздухом. Но лежать довольно скоро надоело, и Владлен Степанович выглянул наружу.

В лагере происходило что-то важное. Девушки стайкой собрались возле палаток, а около связанных в виде ворот жердей стоял с десяток парней, одетых в кольчуги и вооруженных мечами и щитами. Щиты были красивые, с нарисованными на них синими драконами, а мечи — игрушечные, из какой-то желтой пластмассы. Куда и зачем вели эти ворота посреди леса, Владлен Степанович понял не сразу. Лишь когда услышал вдалеке крики, сообразил, что они символизируют ворота крепости.

Из леса в лагерь полетели стрелы. Три девушки взяли арбалеты, сделанные из той же желтой пластмассы, и стали стрелять в толпу набежавших к воротам мальчишек в меховых жилетках. "Ратники" приготовились, потом резко отбросили закрывавшие проход жерди и кинулись на "меховых" противников. Было видно, что защитники Храма куда лучше обращаются со своим игрушечным оружием, чем их противники. Как только кого-то из "меховых" мальчишек касались желтой пластмассой, он ложился на траву и не двигался. Через какое-то время лежала уже половина наступавших. Остальные повернулись и убежали в лес.

Запыхавшиеся, но довольные, парни вернулись в лагерь. Правда, двоих кольчужников они вели, поддерживая под руки. Владлен Степанович испугался, что ребят нечаянно зашибли в потасовке. "Раненых" положили на траву, вокруг них собрались девушки и стали петь. Через пару минут парни встали, как ни в чем не бывало, поклонились девушкам и пошли пить чай.

Никто не обращал внимания на Владлена Степановича.

— Можно посмотреть? — обратился Владлен Степанович к одному из парней, дотрагиваясь до "меча".

— Пожалуйста, — улыбнулся парень.

"Меч" был достаточно тяжелый, с красивой кованой гардой. Рукоять аккуратно оплетена кожаным шнуром, вместо навершия — свинцовый шар. Владлен Степанович прикинул, что таким оружием даже при небольшой силе реально пробить голову или сломать ключицу.

— И как вы друг друга не переубиваете? — спросил он.

— Удар фиксируется, — объяснил парень. — Специально тренируемся.

Он достал спичечный коробок, сдвинул внутреннюю коробочку на несколько сантиметров, поставил коробок вертикально на пень. Удар — и коробок оказался закрытым, но не помятым и не сломанным.

Парень любовно погладил меч по пластмассовом клинку. Владлен Степанович почувствовал в этом жесте ту неистребимую мужскую тягу к оружию, которую он великолепно понимал.

— А что это тут было?

— Орки, в смысле — ракшасы, — хотели Храм вынести, но обломались…

— Эй, Чен, мы к аборигенам! Собирайся! — позвали собеседника Владлена Степановича.

Парни в доспехах и почти все девушки ушли куда-то в лес. В лагере остались лишь две жрицы и один из кольчужников — рослый белобрысый парень лет двадцати двух — двадцати трех. Вооружен он был топором, а на щите у него был нарисован не дракон, а белое дерево и семь звезд.

— А вы почему не пошли? — спросил его Владлен Степанович.

— Я — охранник Храма Великой Пустоты, — ответил парень. — К сожалению, единственный.

Парня звали Кили. Владлен Степанович уже привык к тому, что все тут называются не настоящими, но звучными именами, но это показалось ему смешным.

— А уменьшительно как зовут: Килька?

— Плывут по реке две бочки. В одной — Килька, в другой — Филька, — съехидничала крутившаяся рядом Кошь.

— Смейтесь, смейтесь! — сделал обиженный вид Кили. — Правда, нас двое было, но Фили полгода назад женился и сейчас на Полигоне не появляется. У него жена скоро родит. А вообще-то Фили и Кили — это значит братья. Они и погибли вместе…

— Как погибли? — Такие повороты Владлена Степановича еще немного шокировали.

— Ну, у Толкиена так написано.

— А почему именно Кили?

— Я до того, как стал гномом, был таким лохом. — Пожал плечами Кили. — Меня не то, чтобы били, просто внимания не обращали. Друзей не было. А пришел на полигон, познакомился с Фили, и пошло-поехало…

— Сейчас тебя не очень-то обидишь, — Владлен Степанович оценивающе взглянул на широкие плечи и тяжелые кулаки Кили.

— Ага, — широко улыбнулся "гном", — но дело-то не в силе, а в характере. А имя — это характер.

— Понимаете, — опять влезла в разговор Кошь, — живет человек, живет, все привыкли, что он такой, как он есть, и никаким другим быть не может. А он, может, и хочет измениться, но всем удобно, чтобы он оставался прежним, таким, к какому они привыкли. Меняя имя, человек пытается изменить самого себя.

Владлен Степанович задумался. Он в молодости очень стеснялся своего искусственного, слишком патриотичного имени. Даже хотел паспорт поменять. Но потом как-то притерпелся. И вдруг его что-то толкнуло:

— А вы всех принимаете? И имена даете?

— А что?

— Вот, если, предположим, я захочу стать этим вашим гномом? Я в институте боксом занимался, так что, может, и фехтовать научусь…

Кили несколько секунд тупо смотрел на Владлена Степановича, потом хлопнул ладонью по колену:

— Вау! А почему бы и нет! Хотите начать играть прямо сейчас? Вторым охранником?

— Хотел бы… Мне многое понять нужно… Только вот у меня ничего с собой нет…

Кили, как истинный гном, предпочитал действовать, а не разговаривать. Он скрылся в лесу и вскоре вернулся со свежесрубленной жердью. В рюкзаке у него нашелся запас толстой резины, так что не прошло и пятнадцати минут, как Владлен Степанович был вооружен длинным строевым копьем. Вторая кольчуга тоже нашлась, а Кошь дала украшенный металлическими пластинами ремень.

— Если что, держитесь сзади от меня и следите, чтобы никто не подошел к мне сбоку, — начал первый урок фехтования Кили. — Эй, Лель, возьми чего-нибудь и атакуй нас!

Девушка подобрала возле кострища длинную палку и стала наносить удары по мечу Кили. В прочем, не только по мечу. Пару раз она заставляла его потерять равновесие и дотягивалась до груди "гнома". Владлен Степанович сначала боялся тыкать девушку жердью, но она уверила его, что с резиновым наконечником совсем не больно. Даже продемонстрировала это на нем самом, забрав "копье" и пару раз ткнув его "наконечником" пониже спины. Было действительно не больно, и старый инженер с интересом начал выяснять: а можно ли попасть этой вот жердью в двигающуюся (и очень ловко двигающуюся) мишень. Примерно через полчаса тренировок у него что-то стало получаться.

— Ладно, основной принцип вы поняли: действуйте как швейная машинка: туда — обратно, туда — обратно. А остальное приложится. Главное, прикрывайте мне спину.

— Вот никогда не думал, что фаланга может быть из двух человек, — усмехнулся Владлен Степанович, присаживая к костру.

— А вы разбираетесь в фалангах? — заинтересовался Кили.

— И не только. Например, варяжская "свинья" точно повторяла расположение гребцов на драккаре. Викинги никогда не сажали на весла рабов.

— Это-то известно, а вот про построение дружины…

— Да, сколько кораблей — столько "клиньев" шло в атаку. Потому-то викинги, в отличие от славян, использовали большие прямоугольные шиты. В плавании они крепились вдоль бортов, а в пешем переходе — сугубо не удобны. Но это только внешний ряд "клина", у второй линии были классические "нормандские".

Владлена Степановича "понесло". Он был из тех нередко встречающихся среди "технарей" романтиков, которые умеют в мертвых железках и рутине своей профессии видеть людские судьбы, и жадно читал в свое время все, что попадалось про историю оружия. Кили слушал, открыв рот. Потом смущенно усмехнулся:

— Я думал, что это я — гном-оружейник, а это вы — гном-оружейник.

— Оружейник — точно. Я на "Тракторострое" работал, танки делал. А почему гном?

С точки зрения Владлена Степановича гномы были все-таки чем-то маленьким, мультяшным, их одной Белоснежке не меньше семи штук требовалось, и он постарался прояснить этот вопрос:

— Да и ты, я посмотрю, на карлика не похож.

— Да не карлик, а толкиеновский дварф! Кузнец и воин. И рост тут не при чем, — запальчиво ответил Кили. — Слушайте, а вы потом, после Игры, к нам в мастерскую прийти сможете?

Владлен Степанович задумался. "А что, может, буду потихоньку возиться с мальчишками, все какое-то занятие. Жене скажу, что кружок веду. По поручению совета ветеранов". — Подумал он. И еще решил обязательно прочитать Толкиена — хоть знать, кем упорно обзывают…

Но Кили смилостивился:

— Не хотите быть гномом, будет просто оружейником.

— А если с большой буквы — Оружейником? — спросил Владлен Степанович. — Это может стать именем — Старый Оружейник?

— Почему бы и нет?

И Владлен Степанович повторил, словно пробуя слова на вкус:

— Старый Оружейник…

5.

Не смотря на хмельную жажду битвы, дубинка-хвост Дмитрию Сергеевичу не пригождалась достаточно долго. Никто не собирался нападать на лагерь рыцарей Синего Дракона. Было тихо и сонно. Где-то далеко раздавались голоса, однако поляна перед лабиринтом казалась заколдованной: на ней появлялись только те, кто хотел поговорить с Драконом. Но, видимо, среди игроков таких было не много.

День перевалил через зенит и клонился к вечеру, воздух благоухал запахами разогретой сосновой смолы и лесных трав. Дмитрий Сергеевич уже почти дремал, когда на поляне, словно из ниоткуда, возникла стайка девушек.

Одна из визитерш начала выстукивать на пионерском барабане какой-то сложный ритм, остальные — танцевать, причем очень хорошо, чувствовалась блестящая хореографическая подготовка. Дмитрий Сергеевич даже не сразу сообразил, что танцорши — тоже игроки, а не продолжение его сна. Их движения были плавными, завораживающими, и на какое-то время он вообще потерял представление о реальности. Но потом из кустов вышла давешняя знакомица Дмитрия Сергеевича из мастерского лагеря, которой он помогал разводить костер. Очарование исчезло, танец погас. Девушки сгрудились кучкой у врат лабиринта, а барабанщица зашла внутрь.

Представившись настоятельницей Храма Великой Пустоты, она начала рассказывать Дракону о Великой Пустоте, откуда все выходит, и где все заканчивается. И что, на ее взгляд, Синий Дракон есть проявление закона Великой Пустоты, персонифицированное в мифологическом символе. "Во загнула, — подумал про себя Дмитрий Сергеевич, — интересно, чего просить-то будет?"

В прочем, ничего особого жрицы не хотели. Единственное, что им было нужно — союз с Орденом Синего Дракона на основе единства религиозных взглядов. После чудесного концерта профессору не хотелось устраивать девицам экзамен по основам философии (да и так было видно, что они в этих вещах кое-что понимают). Поэтому Дмитрий Сергеевич искренне пообещал откомандировать своих рыцарей в распоряжение Храма, как только они появятся. На это девица ответила, что рыцари уже сражаются за Храм, а от него, Дракона то есть, им требуется лишь одобрение и благословение. А также предлог, чтобы совершить обряд и получить плюшки от мастеров. Если Дракон признает, что он проникся идеей Великой Пустоты, то сила Храма умножится многократно.

Дмитрий Сергеевич не совсем понял логику, но признал все, что от него требовалось. Мало того: к словам он прибавил один из осколков Великой Чаши. (Кроме бижутерии, Странник дал Дракону три керамических черепка с указанием: давать лучшим).

После того, как девушки ушли, игроков словно прорвало. Появился верзила в римских доспехах в сопровождении девушки-оруженосца и гитариста. Верзила назвался Гераклом и очень вежливо заявил, что ему не нужна ни милость, ни мудрость, но единственно — драконья шкура, которая очень удачно украсит стену над очагом.

— А может, все же мудростью обойдешься? — на всякий случай поинтересовался Дмитрий Сергеевич. Убивать вежливого Геракла ему не хотелось.

— Нет! Я дал обет — уничтожать чудовищ везде, где встречу, и искать этих встреч, не щадя живота своего! — Ответствовал герой, выхватил меч и начал, размахивая им, надвигаться на Дмитрия Сергеевича.

"Барон Пампа напоминал грузовой вертолет на холостом ходу", — эта цитата из Стругацких невольно всплыла в памяти у профессора при одном взгляде на упражняющегося Геракла. Правда, за точность цитаты Дмитрий Сергеевич в данный момент поручиться не мог — как, в прочем, и за целость своих ребер. Дракону, как существу магическому, доспехи не полагались. Милицейской дубинкой тут тоже вряд ли что-нибудь можно было сделать. Поэтому Дмитрий Сергеевич с почтительного расстояния окатил героя водой из "брызгалки", которой отыгрывалось драконье пламя. Сожженный Геракл радостно улегся на траву, а сопровождавший его гитарист спел тут же сочиненную оду.

После Геракла появился маг, показавшийся профессору смутно знакомым (кажется, кто-то из четверокурсников, только специализируется не на археологии, а на кафедре этнографии). Дмитрий Сергеевич даже вспомнил, что у мага висит "хвост" по поздней бронзе в Сибири. Правда, к радости профессора, слегка застеснявшегося вдруг своего времяпрепровождения (знала бы госпожа Волочаевская, чем занимается на досуге старик Снегирев!), парень не узнал преподавателя. И с философией у мага было все же несколько получше, чем с археологией. И ничего особенного он не хотел: только узнать, куда уходят души павших, и что находится за чертой смерти. Синий Дракон дал магу свисток, разрешающий вход в мертвятник и разговор с душами мертвых.

Потом пришлось убить одного за другим парочку непродумков: высокомерного эльфа (откуда у Олдей взялись эльфы, Дмитрий Сергеевич так и не вспомнил) и ракшасскую шаманку с зеленым "ирокезом" на голове, одетую в рваный мешок и бусы, которая тоже хотела власти над Миром. (Далась им всем эта власть! Лучше бы приворотного зелья попросила… Небось, с такой рожей без него никак…)

Потом пришли рыцари Ордена, сдали отчет в виде школьной тетрадки в клеточку с записями десятка легенд. Легенды эти представляли собой странную компиляцию литературных сюжетов и реальных случаев на полигоне. Дмитрий Сергеевич, как и обещал, отправил рыцарей в Храм Пустоты.

Под вечер уже приходил очень симпатичный самурай, всерьез увлекающийся историей Японии. Дмитрий Сергеевич угостил самурая чаем, потрепался с ним о японской религии и о влиянии буддизма на формирование менталитета восточных народов. История религий каким-то непостижимым образом переплеталась с шумящей за соснами Игрой. Они пришли к выводу, что Дао есть одно из Имен Великой Пустоты, или Пустота — одно из имен Дао, это не важно, ведь Дао высказанный не есть Дао, так ради чего огород городить? Самурай получил второй осколок Чаши вместе с напутствием: искать тех, кому внятна невыразимость пустоты. Конечно, это была наглая подсказка, но почему бы и не помочь хорошему человеку?

6.

В Храме Великой Пустоты в это время игра тоже шла полным ходом. Девушки уже заключили договора о дружбе и взаимопомощи с племенами аборигенов, с Синим Драконом и с бесами. Как правило, для ведения переговоров отправлялось целое посольство в сопровождении одного охранника, а перед его отбытием проводился очередной, "отвращающий беды от путников", обряд, так что мастер по обрядам буквально не вылезала из Храма Пустоты.

Приходили гости и в Пустоту. Старый Оружейник стоял у ворот и обращался к посетителям с вычитанной где-то фразой: "Что привело вас, уважаемые, в наш приют тишины и смирения?" Быть стражем врат было несколько непривычно. В душе начинал просыпаться комплекс вахтера. У кого-то Оружейник чуть было не потребовал пропуск, заверенный подписью директора. Да и игроки порой удивленно поглядывали на старика. Но все делали вид, что все так и должно быть, и довольно связно излагали причины, которые привели их в Храм. Так что Владлен Степанович постепенно успокоился: если все считают это нормальным, то почему он должен считать как-то иначе?

Через какое-то время девушки опять куда-то засобирались.

— Владлен Степанович, пойдемте с нами, — позвала старого инженера Кошь, — А то как-то неприлично на переговоры без охраны идти.

— А где Кили? — спросил Владлен Степанович. — От бесов-то все вернулись.

Кошь хихикнула:

— А где ему быть? Гуляет с Галадриэлькой.

— Ему нужно было называться теперь не Кили, а Гимли, — поддержала Лель. — А то несоответствие первоисточнику.

Владлен Степанович намек не понял, но осознал, что сопровождать девушек ему придется в одиночку.

Кили же в это время уже пил чай в мертвятнике, хотя до этого они действительно гуляли с Галадриэль. Конечно, такое поведение было не совсем в русле роли (какой-то охранник и высшая жрица), но в тот момент они меньше всего думали об Игре. Просто шли, держась за руки и болтая о всяких пустяках, и им было хорошо.

Правда, хорошо долго никогда не бывает, даже теплым июньским днем на лесной тропинке, пестрой от солнечных бликов. Из кустов на влюбленных выскочила толпа ракшасов, на Галадриэль накинули аркан и начали связывать руки. Опешивший было от неожиданности Кили пришел в себя, выхватил топор и пошел крушить направо-налево, не очень-то фиксируя удары, благо топор резиновый. Ракшасы были мелкие, лет по пятнадцать-шестнадцать, и совершенно пионеристые. Иначе бы наверняка не решили соваться к Кили, имевшего славу одного из лучших топорников на полигоне. За что, собственно, и поплатились: на поле битвы моментально образовалось с десяток бездыханных тел. Но противников было слишком много. Самые юркие успели по паре раз ткнуть гнома копьями, так как щита он с собой не взял (не очень-то удобно гулять с девушкой и со щитом одновременно). Но в живых после всего этого осталось всего пара налетчиков. Галадриэль под шумок освободила руки, зарезала кинжалом попавшегося под руку агрессора, но когда увидела, что Кили героически пал, зарезалась сама. После этого оставшиеся в живых ракшасы потеряли интерес к происходящему и быстренько испарились.

Мертвецы поднялись и, в соответствии с правилами, зашагали в мертвятник.

— Чего это вы? — недоуменно спросил мертвый Кили у одного из ракшасских трупов.

— Так, понимаешь, у нас в племени — ни одной девчонки, и мастера сказали, что если мы не женимся, то к вечеру вымрем от старости.

— Так это вы так жениться пытались? А посвататься в соседнее племя — не судьба?

— Не, там орки из старого клана, и девчонки у них… урук-ляди, одним словом! Ну их! Мы думали, хоть на Игре без теток обойтись можно…

В мертвятнике Галадриэль, немножко чувствуя себя сводней, пошушукалась с Маришкой, и юным ракшасам были представлены три не менее юные девицы. Точнее, до смерти эти девочки-пионерочки были в команде степняков, в гареме вождя, но достали хана отыгрышем гаремных интриг (видимо, начитались женских романов), и девчонок прирезали за занудство. Меньше всего эти создания подходили под определение "тетки", чем сразу понравились потенциальным соплеменникам. Девочки согласились переквалифицироваться в ракшасок, а мастер Маришка — выпустить после отсидки в мертвятнике всех вместе одним племенем, гарантированным от вымирания. За это Галадриэль потребовала от пацанов обещание, что те перестанут охотиться за мирным населением с целью женитьбы. Новоиспеченные ракшаски обещали, что не допустят такого непотребства, и занялись распределением семейных ролей: кто чьей мамой, дочерью или тещей будет. Понаблюдав немного за радостными мертвецами, Галадриэль с Маришкой решили, что пионеры попали в хорошие руки, и ушли в мастерскую палатку сплетничать.

Кили в мертвятнике тоже быстро нашел себе компанию: несколько доспешных славян во главе со своим князем лениво резались в кости.

Дело в том, что у гномов и славян были давние разногласия по поводу историчности доспехов. Славяне признавали только точную реконструкцию, соотносящуюся с определенным историческим периодом и местом изготовления. В последнее время они все чаще дрались "на железе", то есть на железном, только не заточенном, оружии, и постепенно мигрировали из славных рядов ролевиков в не менее славные ряды "историконовцев", то есть исторических реконструкторов. Гномы же считали, что на играх по фэнтези могут допускаться определенные вольности в вооружении, и ориентироваться нужно не на музейные образцы, а на литературные описания и здравый смысл, то есть удобство в бою. Причем преимущество удобного оружия перед историчным они не раз доказывали на тех же "железячных" турнирах. Славяне в ответ цитировали Перумова, у которого в одном из его романов "гном сунул меч за пазуху и вскочил на коня", с помощью линейки доказывая, что: либо гном был двухметровым баскетболистом, либо "пазуха" у него должна заканчиваться на уровне колен, либо писатель перепутал меч с каким-нибудь парадным кортиком. В общем, это была старая дружба-вражда, и у представителей противоборствующих команд всегда находилась тема для разговоров.

Славяне одобрительно (и даже несколько завистливо) пересчитали конвоируемые Кили трупы (в количестве ровно дюжины):

— Все твои?

— Нет, один галадриэлькин, — честно признался Кили.

— Ну, тогда чего-то совсем мало… — хохотнул Всеславур. — До Гимли в Хельмовой пади ты определенно не дотягиваешь…

— Еще раз услышу "Гимли" — порву! — почти не притворно взъярился Кили.

— Как Тузик грелку? А что тебе не нравится? Это ж слава гномского рода: "Он усатый, бородатый, между ног — кирка с лопатой", — фальшиво пропел Всеславур.

Кили зарычал и бросился на славянского князя. Они немножко повозились на траве, стараясь не очень сильно душить друг друга. Расцепились только тогда, когда Кили неудачно заехал Всеславуру железным наручем по лицу, рассадив губы.

— Псих, — констатировал князь, вытирая кровь.

Такие потасовки тоже были в традиции отношений между славянами и гномами, поэтому никто не обижался.

— Слушайте, а к нам в лагерь старик один приблудился, — сказал Кили, чтобы сменить тему разговора. — Бывший инженер с Тракторостроительного, и про оружие знает все. Говорит: у него книжек дома по кузнечному, по слесарному делу полно. Классный старик! И, что самое прикольное, понял, как и зачем играть. Говорит: "Чтобы понять историю, надо в нее окунуться, стать самому человеком другой эпохи. Вы счастливые, что можете это делать вместе". Я его обязательно к нам в мастерскую затащу!

— А откуда он взялся?

— Да Кошь притащила. Говорит, у него сердечный приступ в лесу был. История какая-то некрасивая: типа, тут его внук, чудак на букву "эм", на полигоне, поругались они с ним, ну, он с ним поговорить хотел, а где его искать, в какой команде, он не знает. Кошь испугалась, что с дедом что-нибудь случится. А он в палатке отлежался, потом его девчонки прогрузили — и оказалось: классный старик! Говорит: "Плевать, потом с внуком разберемся, а может, по Игре где встретится". Говорит: "Главное, я, кажется, понял, чем тут внук занимается, а то думали мы что угодно, что наркотики или еще что"…

— А как зовут старика, — спросил, вдруг напрягшись, Всеславур.

— Имя у него смешное: Владлен. Владлен Степанович. Но, говорит: "Если хотите, зовите Оружейником".

— Знаешь, а ведь это мой дед, — сказал Всеславур.

Он поднялся, закурил и ушел в кусты за палатками. Вернулся он лишь минут через двадцать. Дружинники и Кили азартно резались в кости и сделали вид, что не обратили на его приход никакого внимания.

— Эй, русичи! — прокричала, вылезая из мастерской палатки, Маришка. — Ваше время кончилось. Топайте к себе рождаться! А ты, Кили, иди к нам чай пить!

— Эх, гном ты, Килька, — прощаясь, Всеславур весьма чувствительно хлопнул Кили по затылку латной перчаткой. — Сам не понимаешь, какой ты гном!

— Ну, гном, ну голова каменная, так зачем лишний раз это проверять? — морщась от боли, проворчал Кили и пошел пить чай.

7.

Вопиющее нарушение старшим охранником Храма гномом Кили устава патрульно-постовой службы привело к том, что очередную дипломатическую миссию сопровождал Старый Оружейник. Сначала девушки отправились к племени Ящериц, и вождь, точнее, вождица племени в знак того, что Великая Пустота нашла себе место в душах аборигенов, пожертвовала передававшийся из поколения в поколение священный артефакт: осколок глиняной чаши, на котором угадывался какой-то цветочный рисунок. Старшая жрица с великим почтением приняла дар, пообещав дикарям, что за это над ними простерется (или прострется, тут Милочка окончательно запуталась в глагольных формах) сень благодати.

Посидев у аборигенов, жрицы отправились к славянам. И попали, как говорится, с корабля на бал, то есть на пир.

На импровизированном столе из постеленных на траву пенок лежала красивая вышитая крестиком скатерть, а на столе чего только не было: пироги, печенья, салаты…

— А почто жалеть припас, — радушно приветствовал гостей князь, — чай, сына женю!

Ребята говорили, старательно "окая" — подражая древнерусскому говору. Во главе стола сидела пара "молодых" — девушка в венке из лент и живых цветов и (Владлен Степанович даже вздрогнул, когда увидел) — его внук Колька в изукрашенной вышивкой рубахе. Всеславур тоже увидел деда, уставился на него недоуменно, потом опустил глаза и так и сидел, замерев над тарелкой. Потом "молодые" встали, их под руководством волхва привязали друг к другу реп-шнуром и стали посыпать зерном и мелкими монетами. Девушки пели. Когда обряд закончился, жрицы сели рядом с коллегой по работе и начали осторожный разговор о едином истоке всех вер. Но их постоянно перебивали:

— А не поведает ли почтенный волхв, откуда пошел закон скреплять суженых конопляным вервием? — обратился к нему один из "русичей".

— А пошел закон сей от князя Ярокута да от жены его Славинки, что умела ворожить на бараньей лопатке да резать черты на дереве, так что дерево то становилось волшебным, — начал рассказ волхв.

Только послушав минут десять, Старый Оружейник сообразил, что парень излагает не подлинную легенду и даже не что-то созданное в древнерусском духе, но остроумную пародию. По ходу сюжета получалось, что все боги отличаются непомерным честолюбием и столь же непомерной страстью к женскому полу, особенно к тем его представительницам, которые продвинуты в магии и ворожбе. Пирующие достаточно долго крепились, пытаясь сохранять серьезные выражения лиц, но, в конце концов, хохот загулял по лагерю. Посольство заканчивалось провалом, но в этот момент к поляне подошла ватага парней в черных доспехах:

— К тебе, князь, в гости мы, хоть и не пригласил ты нас на свадьбу, но мы сами пришли. Да не просто пришли: предложенье принесли. У тебя — товар, у нас — купец. Выдай за барона Уго свою дочку Лебедушку — и будем мы вместе править в этом мире до скончания века.

— Спасибо за предложение. — От неожиданности князь чуть было не перешел на нормальный язык, но быстро спохватился. — Только вот беда: нету у меня дочки-Лебедушки. И никогда не было. Есть сынок юный Всеславур, народился недавно, правда, рос не по часам, а по минутам… Да только все равно не по чину ему в замуж идти. Может, у вас, кнайтов, это и принято, а у нас, богов почитающих, развратом считается. К тому ж он сегодня и женится…

— Что-то ты, князь, не вежливо с послами разговариваешь! Али не хочешь нашей дружбы? — поинтересовались гости.

— Да не то, чтобы хочу, и не то, чтобы не хочу, — пожал плечами князь.

— Тогда жди наше войско под стенами своего города!

Последняя фраза была наглой ложью: войско ждать было нечего, оно было тут, у ворот: два десятка парней в черных латах с длинными мечами. А четверо уже тащили бревно на веревках — осадный таран. "Русичи" кинулись к оружейным стойкам, жрицы Великой Пустоты взвели арбалеты, а Владлен Степанович, охваченный общим азартом, автоматически встал, как учил Кили, позади ближайшего с нему щитовика.

Ворота пали, рыцари ворвались в лагерь. Оружейник успел пару раз ткнуть кого-то копьем, с удовольствием отмечая, как пораженные противники садятся на траву. Потом его достали длинным мечом, и он тоже присел, уворачиваясь от проносящихся мимо бойцов. Вскоре нападение было отбито: русичей было больше, чем врагов, да и арбалеты Храма немало помогли защитникам. Правда, трупов и с той, и с другой стороны было в достатке, чуть ли ни по половине каждой команды. Мертвецы поднялись, и Оружейник — вместе со всеми. Уходя, он оглянулся: оставшийся в живых Всеславур, растрепанный, без кольчуги, смотрел ему вслед. Но, как уже объяснили Владлену Степановичу, по правилам мертвецы не имеют права разговаривать с живыми, и он поспешил догнать того щитовика, чью спину он пытался прикрывать в бою.

8.

К вечеру наплыв посетителей в Лабиринте иссяк. Вернулись рыцари ордена и стали готовить ужин, горячо обсуждая детали штурмов Храма и погоню за орками. Орков так и не догнали, а храм им каждый раз удавалось отстоять "малой кровью", ведь в "драконьей" команде было в основном хорошо подготовленные фехтовальщики (как они сами себя называли — файтеры). Правда, повара они были не очень-то хорошие, и полугорелая каша не вдохновила Дракона. Он доел остатки своих запасов в Лабиринте, попил чаю, умиротворенно полюбовался закатным небом и подался в мастерский лагерь. Там, в отличие от утреннего столпотворения, было тихо и почти пусто. У догорающего костра сидел Антон с какой-то девушкой. Странник бурно обрадовался приходу деда:

— Слышь, ты тут посидишь? А то в лагере никого, все в кабак пошли, там Вилли-Волос поет. Я тоже послушать хочу.

— Легко.

— Ладно, ты поешь, тут чего-то осталось…

Антон и девушка ушли, и Дмитрий Сергеевич снова остался один. Сегодняшний день был каким-то странным: несмотря на то, что вокруг по лесу носилось несколько сотен человек, он почти все время оставался в одиночестве. Может, потому, что ни в чьем обществе не нуждался — было удивительно хорошо сидеть у костра, слушать шум ветра в вершинах деревьев, размышлять о каких-то необязательных вещах, вроде того, что все-таки движет Мирозданием, лениво ужинать…

Кроме того, этот день время от времени подкидывал какие-то маленькие подарки — неожиданные, но от того еще более приятные. Вот и сейчас Дмитрий Сергеевич обнаружил под продуктовым навесом большой кусок любимого им домашнего пирога с рыбой. Чья мама или, скорее, бабушка испекла его перед Игрой, собирая свое любимое чадо "в поход"? Почему эту вкуснятину не уничтожили вечно голодные, как саранча, ролевики? Дмитрий Сергеевич не знал, да и не хотел знать. Важно было только одно: пирог к утру может испортиться, поэтому его нужно съедать сейчас. Что он с огромным удовольствием и сделал.

Посидев еще немного у костра, Дмитрий Сергеевич решил, что всю ночь отыгрывать караульщика он не обязан, и забрался в палатку. Но только он начал задремывать, как услышал, что кто-то расстегивает полог. Через секунду этот кто-то тихонько потряс его за плечо. Голос у будившего Дмитрия Сергеевича существа был определенно девический:

— Тошка! Это ты?

— Нет. Не я. В смысле: я — не он. — Спросонья Дмитрий Сергеевич начал путаться в словах. — А Антон в кабак ушел.

— Один?

— Нет, с какой-то девушкой.

— С какой?

— Не знаю. Черненькая такая, хорошенькая. Вроде тоже мастер, она утром тут была. Да я вообще мало тут кого знаю…

— Волосы длинные?

— У кого?

— У девушки.

— Длинные. Кажется. — Дмитрий Сергеевич совершенно не обратил внимания на длину волос подруги Антона, да и вообще как-то не особо разглядел ее.

Ночная гостья тихонько всхлипнула, словно задохнулась воздухом.

— Что с тобой? — испугался Дмитрий Сергеевич.

— Ничего, — ответила девушка и вдруг разревелась совершенно по-детски, горько и безнадежно.

Так плакала дочка Дмитрия Сергеевича, мать Антона, когда ей было лет пять-шесть, и она в очередной раз разбивала коленку или ее обижали во дворе. Тогда подающий большие надежды кандидат наук Снегирев сажал ее на колени, гладил по голове и шептал какие-то дурацкие слова про оранжевого попугая, который сидит на пальме и грызет кедровые орехи, которые ему периодически присылают с Северного полюса белые медведи. На Аленку сказка про попугая действовал безотказно — через минуту она уже хохотала, и сама рассказывала папе, что для того, чтобы отправить посылку, белым медведям приходится просить полярных летчиков отвезти орехи в Москву, а уже из Москвы загранрейсом орехи едут в Африку.

Сейчас, ощутив себя в совершенно идиотской ситуации, Дмитрий Сергеевич на автомате воспользовался проверенным методом утешения плачущих девочек: обнял незнакомку за плечи, погладил по волосам и начал рассказывать сказку про авиапосыки с кедровыми орехами и веселого попугая на зеленой пальме. К его удивлению, девушка отнеслась к его гону совершенно адекватно. То есть так, как и положено утешаемым: прижалась к его плечу, еще несколько раз всхлипнула — но уже не так горько, — и замерла, периодически вздыхая.

Но через минуту она снова поставила его в затруднительное положение. Престав вздыхать, она внезапно поцеловала его — да так, что Дмитрий Сергеевич невольно ответил на ее поцелуй, да и о том, что пребывающая в его объятиях девица годится ему во внучки, он вспомнил далеко не сразу. Точнее, очень не сразу, а только тогда, когда девушка, прервав очередной поцелуй, погладила ошеломленного профессора по бороде и спросила:

— А ты кто?

— Синий Дракон. В смысле — Дмитрий Сергеевич.

Ответ почему-то очень развеселил ночную гостью.

— А меня зовут Лель. А ты из Катера приехал?

— Нет, я местный. Ну, в смысле — из Академгородка.

— А-а-а… А я думала, что Синий Дракон — кто-то из приезжих. Хэлдар, который на Дракона заявлялся, в больницу попал, а потом Странник сказал, что он на Дракона одного старика поставил, я думала, что ты — кто-то из олдовых из Катера, говорят, кто-то приехал.

— Не, я вообще первый раз на игре.

— Пионер… Прикольно. — Лель опять рассмеялась и взъерошила ему бороду. — Знаешь, сейчас стали взрослые цивилы типа тебя приходить — они такие смешные, но бывают очень интересные. Ну и как тебе здесь?

— Ничего. Я — археолог, так что — нормально. Даже прикольно. — Это дурацкое словечко показалось вдруг Дмитрию Сергеевичу очень верным, оно как нельзя точнее описывало весь сумасшедший сегодняшний день.

— А ты хороший, Дракон! Можно я тебя так звать буду? Это даже может стать твоим именем. Имена часто на первых игрушках получают. Правда, Дракон — это очень круто, тебе за это имя еще попотеть придется…

— Меня мои рыцари Снегирем зовут. У Сапковского — дракон Три Галки, а я — Синий Дракон Снегирь.

Лель снова рассмеялась:

— А хочешь, я твоей мамой буду?

— Э-э-э… Это в смысле — как? — Дмитрий Сергеевич опять почувствовал себя полным идиотом.

— В смысле — я тебе имя даю, и получается, что я вроде по системе как твоя ролевая мама.

— Ладно… — Тут смех разобрал Дмитрия Сергеевича. Абсурд ситуации заставлял вести себя так же абсурдно, и он запищал, подражая детскому голосочку, — А ты не очень строгая?

— Не. Я — справедливая. Но если что — то сразу ремня!

Потом они болтали о каких-то пустяках. Говорила в основном Лель: о том, как сегодня играли в Храме Пустоты, о том, что к ним приблудился дед одного из славян, прикольный старик, чокнутый на оружии. Он дрался, когда барон Уго штурмовал славян, а потом, когда он вернулся из мертвятника, они вместе с ним погибли, когда ходили в Северную крепость, и эти маньяки-перевертыши выскочили вдруг из кустов и загрызли их.

— Обидно: я смотрю: подходит Сигурд в камуфляже. Я ему: "День добрый, путник!", а он меня раз — руками по плечам, и говорит: "Я волк, я тебя загрыз!" Если бы я сразу поняла, что он — зверь, то я бы с ним даже не поздаровалась. А тут — ни костюма, ни маски, откуда я знаю, что он волк? Где он видел волков в камуфляже? Неотыгрыш полный. А чего поделаешь? Пошли мы в мертвятник. Потом Странник сказал, что он с Сигурдом разберется, и чтобы я в мастерский лагерь вечером приходила…

Лель запоздало всхлипнула, но, видимо, решив больше не расстраиваться, констатировала:

— Сволочи они все — и Сигурд, и Странник… Слушай, Дракон, а я у вас переночую, ладно? А то к себе идти уже ломы…

— Ложись, конечно. Тут спальников полно.

Дмитрий Сергеевич ни за что бы не отпустил девушку посреди ночи, не проводив ее, но идти куда-то страшно не хотелось. Поэтому они уснули вдвоем, прижавшись друг к другу, как котята. Уже задремывая, старый профессор подумал, что здесь, в лесу, рядом с молоденькой девушкой, он наконец-то будет спать нормально, как в молодые годы, когда его было пушкой не добудиться. В принципе, так и получилось, даже когда кто-то залез в палатку и стянул с него половину спальника, он только ругнулся спросонья.

9.

В отличие от Лель, выспавшийся днем Старый Оружейник, как только второй раз вышел из мертвятника, сразу отправился в кабак. Он смутно надеялся встретить там внука, к тому же в лагере оставались только Кили с Галадриэлью, а мешать влюбленной парочке не хотелось. По дороге Владлен Степанович чуть не заблудился: знакомый лес ночью казался чужим и каким-то колдовским, но, в конце концов, услышал гитарные переборы и выбрался к костру. В кабаке действительно собралась куча народу. Ночью Игра не шла, поэтому тут были и доспешники Черного Отряда, и их непримиримые "враги" — бессмертные, и ракшасы, и эльфы, и перевертыши. Пили чай и не только чай, болтали. Бородатый парень в костюме лесного эльфа-рэйнджера пел:

"На круто посоленной снежной крупой

Взлетающей палубе

Нас, вместе собравши, везут на убой

Гаральдовы баловни…"

У эльфа был мощный и чистый баритон, эхом отдававшийся в ночном лесу, и Старого Оружейника даже дрожь пробрала от этого пения.

Бородач взял последние аккорды, наступила тишина. Потом поднялся высокий брюнет, чем-то похожий на тореадора, хотя одет он был не в игровушку, а в обычные джинсы и косуху:

— Раз пошла такая пьянка… Волосатый, дай гитару…

Голос у "испанца" был резкий, металлический, как у тех, кто поет рок:

"День-ночь, день-ночь, мы идем на Лориэн,

День-ночь, день-ночь, все на тот же Лориэн"…

И было в этом пении что-то такое, что заставило всех напрячься, из темноты леса пахнуло тревогой, где-то далеко пронзительно закричала какая-то ночная птица…

"Я шел

сквозь ад

шесть недель,

и я клянусь,

там нет ни тьмы,

ни жаровен, ни чертей… "

Певец сорвался на фальцет, гитара рокотала, и в этом рокоте явственно был слышан мерный топот солдатских колонн:

"И только пыль, пыль, пыль, пыль

от шагающих сапог,

и отпуска нет на войне"…

Допев, парень отдал гитару, бесцеремонно потянулся к "полторашке" с чем-то спиртным, налил себе полную кружку, выпил залпом.

— Чего это он? — спросил Старый Оружейник у Кошь, рядом с которой устроился, придя в кабак.

— С Ирбисом бывает, он в Чечне служил, — ответила Кошь и гибко скользнула к певцу, обняла за плечи, что-то зашептала.

Гитару взяла какая-то девушка:

"Благодарю за ясный тихий свет,

Лишь на меня направленного взгляда,

Когда иду во тьме, и жизни нет…

И смерти нет. И ничего не надо".

— Знаете, Владлен Степанович, — задумчиво проговорила сидевшая рядом Милочка Тихомирова, — это только кажется, что народ просто играет, а на самом деле они стараются, чтобы та война, которая в душе, не прорвалась наружу…

Снова запел Вилли-Волос. Он пел про альбигойцев и про то, как шли на костер еретики, уверенные, что по ту сторону пламени их ждет рай. Яростная молитва взлетела в вышину, затрещал костер, выбрасывая облака искр, и казалось, что звезды на черном летнем небе вздрагивают в такт струнам.

— "Господи милосердный, Господи, твоя власть", — тихо повторил слова песни Серый Странник. Он откинулся на спину и проговорил задумчиво, обращаясь к своей спутнице: — Знаешь, Маришка, если в этом мире все-таки есть Бог или кто-то в этом роде, то он сейчас обязательно тусуется где-то рядом. Чувствуешь, как пространство вибрирует? Смерть, Любовь, Бог…

— Ты чего, шары перебрал? — Удивилась его Маришка, потому что старший мастер Игры никогда не был особенно религиозным.

— Дура ты, — сказал Странник.

Девушка обиженно надула губки:

— А чего ты тогда со мной пошел? Сидел бы со своей Лелькой! И вообще — чего ты хочешь? Хуже Ирбиса, психа ненормального…

— Знал бы сам, чего хочу… Иногда — тебя. — Странник властно притянул девушку к себе и заткнул ей рот поцелуем.

— Давай не здесь, — хрипло прошептала она. — Давай в лес отойдем…

— Давай, — равнодушно согласился Странник и, откинувшись навзничь, стал смотреть в звездное небо.

А славяне в кабак этой ночью так и не пришли. Но Старый Оружейник уже ни о чем не жалел: провожая Милочку и Кошь в Храм, он был абсолютно счастлив.

10.

Несмотря на то, что спать в обнимку с юной девицей было очень приятно, и даже ворочавшийся с другого бока парень не мог испортить удовольствия от ночевки в палатке, встал Синий Дракон все равно на рассвете. Заботливо укутал спальником свернувшуюся клубочком Лель. Сейчас, на свету, он увидел, что девушка очень красива: совершенно греческий профиль, сочные губы отличной формы… "Интересно, чего еще Тошке нужно, если за ним такая богиня бегает?" — мимоходом подумал Снегирев и пошел разводить костер и кипятить чай.

С вечера в лагере ничего не изменилось, только нахальные сороки что-то клевали в продуктовой палатке. Дмитрий Сергеевич прогнал птиц, приготовил завтрак, поел не спеша. Было по-прежнему тихо, словно время остановилось. Понаслаждавшись еще немного упоительным летним утром, Дмитрий Сергеевич собрал рюкзак и отправился в лабиринт на свою драконью вахту.

Почти сразу после его ухода проснулась и Лель. Она обнаружила рядом с собой вместо Синего Дракона мастера по оружию Ирбиса. Лель смутно помнила, что посреди ночи кто-то с шумом лез в палатку, и от этого кого-то так разило перегаром, что стало нечем дышать. От греха подальше девушка предпочла побыстрее уйти в свой Храм.

Просыпаться мастерский лагерь стал только еще часа через два, когда солнце поднялось уже довольно высоко. Утро началось бурно, причем виновником суеты оказались вовсе не игроки. Мастер Мертвятника Маришка проснулась от того, что ее палатку кто-то тряс. Выглянув наружу, она нос к носу столкнулась с крупной белой козой. Коза терлась рогами о веревку-растяжку, рискуя обрушить палатку.

— Ты кто? — удивленно спросила Маришка.

Коза посмотрела на девушку и что-то радостно проблеяла. Раздался смех:

— Чего, помочь тебе прогнать дикую тварь в дикий лес? — К палатке подошел злой с похмелья, но веселый Ирбис, возвращавшийся от ручья с полотенцем через плечо.

— Какая же это дикая тварь? — не согласилась Маришка. — Это, по-моему, коза, животное домашнее и полезное.

— Вот и сидела бы себе дома, если домашняя!

— Она, наверное, из соседней деревни и заблудилась в лесу, — сказала жалостливая Маришка и погладила козу, которая во время всего разговора почти осмысленно переводила взгляд с одного мастера на другого.

— Это что такое? — спросил подошедший Странник. — Неужели кто-то из девчат явил свою истинную сущность?

— Не, она чужая, — ответила Маришка. — Надо бы ее как-нибудь хозяевам отдать…

— А еще: накормить, напоить и подоить, — сказала мастер по обрядам Лика. Лика училась в ветеринарном и считала, что может разобраться в потребностях козы.

— Доить ты будешь? — поинтересовался Странник.

— Не, я не умею…

Козе скормили полбулки хлеба, напоили из ведра, в котором вчера варили суп, и привязали на краю лагеря, где побольше травы. Коза немного пожевала траву, а потом начала жалобно блеять. Вокруг животного собрался весь мастерский состав "Перекрестка", обсуждая, что же с ним делать.

— Все-таки ее надо подоить, — сказала Лика. — Может, кто умеет?

— Я попробую, я видел, как моя бабушка в деревне это делает, — неуверенно предложил мастер по магии Дэн.

Дэн заканчивал финансовый факультет, поэтому рассматривал любой вопрос с практической точки зрения:

— Не пропадать же молоку…

К его собственному удивлению, после десяти минут безуспешных попыток что-то начало получаться. Технология доения оказалась не такой уж и сложной. Даже удавалось попадать струей молока в ведро: коза стояла смирно, пока Маришка чесала ее за ухом, а Лика кормила хлебом. Молока выдоилось не много, всего литра три, и Дэн засомневался, что он все сделал достаточно качественно. Но Лика сказала, что удойность у коз находится именно на этом уровне, они это проходили в основах зоотехнии. Решили, что вечером, после игры, кто-нибудь отведет животное в деревню и сдаст в сельсовет или какому-нибудь еще начальству.

Однако ходить никуда не пришлось. На поляне появилась неопрятная старуха в халате и китайских тапочках и парнишка лет семнадцати с землисто-серым, испитым лицом.

— Машка! Вот ты где, шлюха! — закричала старуха и бросилась к козе.

— Я же говорил, теть Поль, что она у этих городских мудаков, — сказал парнишка, — куда ей еще деваться?

Старуха уперла руки в боки и разразилась потоком матов, основной смысл которых состоял в том, что воровать чужих коз нехорошо. Все, кто был в мастерятнике, недоуменно смотрели на разъяренную бабку, пытаясь сообразить, что же привело ее в такое бешенство. Прооравшись, старуха отвязала козу и потянула ее за веревку. Коза уперлась всеми четырьмя ногами, не желая покидать тенистую полянку со свежей травой. Старуха опять заорала — теперь уже на свою Машку, а ее спутник огрел козу по спине хворостиной. Взбрыкнув, своенравное животное рванулось вперед, и старухе, чтобы не упасть, пришлось припустить за ней со всей возможной для ее возраста скоростью.

— Кто бы знал, как задолбало! И это — реальный мир, мать его! — произнес Ирбис, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Эти глюки, что ли, — реальность? — выглянул из своей палатки Странник. — А я-то думаю: кто орет?

Он достал гитару, взял несколько аккордов и намеренно-фальшиво пропел:

"Как нас вставило,

как нас вставило,

как нас вставило, Боже,

Что б вас вставило,

что б вас вставило,

вас так вставило тоже!"

— Суки! Пидоры волосатые! — прокричал деревенский парнишка, не успевший еще далеко уйти. Ирбис сделал шаг в его направлении, и пацан бегом бросился догонять старуху.

— И страховочный шнур, которым ее привязывали, унесли… — огорченно сказал мастер по оружию.

— Да ладно, наплюй! У каждого — своя реальность… А утро по определению добрым не бывает…

Странник снова залез в палатку, покопался там немного и вылез с бутылкой пива в руках:

— На, полечись, а то ты хороший приполз — аж завидно.

— Сигурд, собака, спирта привез, — Ирбис сделал несколько жадных глотков. — Фу, теперь даже жить можно…

— Ага, а ты, значит, проявил солидарность и предложил свою помощь в уничтожении спиртных запасов. Напилась, значит, кошка с собакой, теперь болеет, — паясничал Странник.

— Да пошел ты!

— Ладно, ты чипы железа на второй день куда девал? Сейчас же капитаны прибегут.

— В рюкзаке чипы, Дэн их вчера просто не нашел, — ответил Ирбис.

И началась обычная мастерская суета, потому что игроки уже тоже проснулись, и где-то кого-то уже выносили, где-то маги что-то изобрели, и требовались сертификаты…

11.

В Лабиринте, когда Синий Дракон расположился на своем посту, тоже было тихо. Синие рыцари мирно спали. По крайней мере, шевеления в их лагере заметно не было. "Вряд ли с утра пораньше кому-нибудь понадобится моя мудрость". — Совершенно справедливо предположил старый профессор и взялся за конспекты, составленные вчера рыцарями.

"Легенда о сотворении Мира.

Записана Волчьей Метлой в племени Черепах, живущих на юго-запад от Порубежного ручья под Горкой Без Названия с Горелой Сосной на Вершине сэром Бульдозером. Рассказана деревенским дурачком, утверждавшим, что он индийский бог Шива.

Сначала не было ничего, но была Вероятность всего. Вероятность долго маялась от скуки, а потом решила превратиться в Реальность, потому что пребывать в Реальности — гораздо более увлекательное занятие, чем созерцать потолок и копаться в носу. И хотя самокопание было излюбленным занятием Вероятности, но все когда-нибудь надоедает. Однако как только превращение началось, откуда-то появился Кто-то, и спросил Вероятность: "А оно тебе надо?"

Вероятность запарилась, взвешивая все "за" и "против", а так как и тех, и других аргументов было бесконечно много, то парилась она целую вечность. И пока Вероятность парилась, Кто-то перепутал нити, связывающие Вероятность с Реальностью, а Реальность — с ее Миром, и оборвал некоторые из них, а на некоторых навязал таких узлов, что разобраться в путанице было совершенно не возможно.

Когда Вероятность все же очнулась от своих размышлений, чтобы послать подальше занудливого умника, она не обнаружила Кого-то в обозримом пространстве и с места в карьер начала реализовываться, наверстывая упущенное бесконечное время. И только когда почти все было готово, она сообразила, что же получилось. "Ну вот, хотелось как лучше, а получилось как всегда", — грустно подумала Вероятность. Реальное путалось с нереальным, вероятное — с невероятным. В Мире периодически появлялись существа, совершенно не должные там существовать, то есть не от Мира сего. И тут вероятность поняла, что она совершенно не помнит своего первоначального замысла творения и того, как оно должно быть на самом деле. Поэтому она заключила, что так, в принципе, даже прикольнее, и с горя снова отключилась, превратившись в одну из категорий ею же созданного Мира.

С тех пор окружающее нас пространство представляет себя форменный бардак, и во всем виноват Кто-то, который неизвестно откуда появляется и неизвестно куда исчезает".

"Вот накрутили, — подумал Дмитрий Сергеевич, — хотя, действительно, если виноват кто-то, то гораздо удобнее". И принялся за следующее творение:

"О том, как Набу-Набу установил законы

Легенда записана Ченом Анкором в племени кочевников, кочующих от Белого Камня до Врат Мира Мертвых, от шамана по имени Дед Евлампий.

Есть великий бог Набу-Набу. Когда он проносится по своему железному пути, горы содрогаются, а моря выходят из берегов. Если он поедет просто по земле, то земля проломится, и Набу-Набу прямиком попадет в Мир Мертвых, а он туда не хочет, хоть и бог. И есть маленькие дети Набу-Набу. Туки-Туки только притворяются, что куда-то едут, а на самом деле бегают по кругу, под землей и на земле, и всегда возвращаются туда, откуда пришли. А совсем легким Чухи-Чухи не нужен железный путь, достаточно каменного, и они бегут, куда хотят. У Набу-Набу и Туки-Туки есть слуги, которые считают себя хозяевами и не подпускают к ним тех, у кого нет особенной бумажки, называемой "билет". А Чухи-Чухи свободны, и если они хотят, то останавливаются, когда хотят, и приглашают в дорогу, кого хотят. Маленьким Чухи-Чухи служат люди, которые называются Драйвера, и, кроме истинных кочевников, только они слышат песню дороги, которую сочинил Набу-Набу и оставил нам, чтобы мы не забыли, что прийти куда-нибудь можно только тогда, когда откуда-нибудь вышел. Так вспоминайте же про Набу-Набу всегда, когда отправляетесь в путь, и творите возлияния перед началом пути, и выпускайте дым изо рта, уподобляясь Набу-Набу. Я сказал!"

12.

Профессор хотел почитать еще, но появился первый посетитель — славянский волхв, которому, правда, требовалась не мудрость, но посредничество Синего Дракона для заключения союза с Храмом Великой Пустоты. "Молодец, девчата, — подумал про себя Дмитрий Сергеевич, как развернулись! На начало Игры у них лишь один солдат был, а теперь лучшие боевики их поддержки ищут…" Достаточно много изучавший историю войн, он, даже не вылезая из Лабиринта, неплохо представлял соотношение сил на Игре. Союз Храма, Ордена, славян и бессмертных оказывался самой мощной группировкой.

— Ладно! — согласился Дракон, — Да, кстати, настоятельница будет очень рада, если в качестве жертвы Пустоте вы отдадите ей вот это. — И подал волхву последний из имевшихся у него черепков Великой Чаши.

К храму выступили после общего завтрака двумя колоннами: рыцари Синего Дракона под предводительством своего выползшего ради такого дела из Лабиринта патрона и русичи, в тридцать глоток певшие "Как ныне сбирается Вещий Олег". Собравшиеся представляли собой весьма внушительное зрелище: полсотни воинов, причем почти все — в кольчугах и шлемах. Поэтому жрицы, надеясь еще больше "накрутиться" за счет очередного многолюдного обряда, решили в очередной раз пообщаться с Великой Пустотой. Тем более, что у подоспевшей мастера по обрядам Лики можно было вытрясти какую-нибудь новую информацию.

Девушки станцевали свой завораживающий хоровод Проникновения-В-Пустоту. Потом Милочка Тихомирова собрала все имевшиеся у нее в распоряжении осколки Великой Чаши и провозгласила:

— О Великая и Безначальная! Включающая в себя все и не содержащая ничего! К тебе обращаемся мы, бесконечная Пустота, начало отражений, прародина миров и итог всего! Скажи, часть чего есть то, что принесено в жертву, и что будет с тем, кто соберет целое?

С этими словами она швырнула черепки в створ центральной палатки, являвшейся одновременно Алтарем Великой Пустоты.

— Екарный бабай! — раздалось из бездны, и из палатки показался Вилли-Волос: совершенно голый, растрепанный, со свежей кровоточащей ссадиной на лбу.

— О, Великая Пустота! Ты отправила к нам своего посланца! — в религиозном экстазе Милочка, а за ней и все жрицы пали на колени. Воины тоже попадали — но от хохота.

Вилли, поняв, что происходит что-то не то, быстро юркнул обратно в палатку.

— Поклонение Пустоте не требует монашеского самоограничения, — не удержался от ехидства сэр Макс, — слышь, Снегирь, а эти пустотницы ничего!

— В смысле?

— А ты посмотри, как на тебя Лелька смотрит! Только учти, что можешь нажить проблем со своим братишкой Странником.

Синий Дракон пожал плечами. Лель действительно бросала на него кокетливые взгляды, едва удерживаясь от смеха, чтобы окончательно не сорвать обряд.

Мастер Лика, смахнув набежавшие на глаза слезы и слегка отдышавшись, провозгласила:

— Обряд распознания совершен! Храм Пустоты властен над Великой Чашей исполнения желаний!

— Слава! — возопили жрицы.

Как только обряд закончился, Милочка разъяренной кошкой бросилась на Дайлен:

— Предупредить не могла, лядь орочья?

— Да я думала, что он уже не спит и зашкерится… — оправдывалась Дайлен, — Эти славяне так орали, что мертвого разбудят, а уж его-то, с его музыкальным слухом…

— А во сколько вы уснули? Уже светало, а вы все бурагозили!

Союз между Храмом, Орденом Синего Дракона и славянами заключили быстро, без особых формальностей.

Потом Всеславур неуверенно подошел к стоящему у ворот деду. Коснулся плеча Владлена Степановича:

— Не тяжело целый день в кольчуге?

— Нет, — коротко ответил тот.

— Слышь, дед, ты прости меня, я знаю, что я сволочь, но так получатся, — проговорил Всеславур, глядя себе под ноги.

Владлен Степанович порывисто вздохнул, но ничего не ответил. Помолчали. Потом Владлен Степанович спросил:

— Кили говорит, что ты собираешься поступать в театральный. Это правда?

— Да.

— А чего ты раньше молчал?

— А вы поймете? Я пробовал отцу говорить, а он говорит, что я хочу быть нищим актеришкой и сниматься в рекламе женских прокладок. — В голосе у Всеславура зазвенела давняя обида.

— Ладно, я поговорю с отцом.

— Правда?

— А что делать? Только если ты это серьезно собрался…

— Серьезно. Серьезнее быть не может.

— Ладно… Все равно инженер из тебя никакой…

Чтобы закрепить трехсторонний союз, сели пить чай. Лель демонстративно устроилась на коленях у Синего Дракона. Пить чай в маске да еще в обнимку с девушкой оказалось совершенно невозможно. К тому же неудачный утренний обряд выбил команды из реальности игры, и одевшийся уже Вилли-Волос бренчал на гитаре что-то растаманское.

Дмитрий Сергеевич с облегчением скинул драконью голову. Макс недоуменно взглянул ему в лицо, хихикнул тихонько, потом перевел взгляд на Старого Оружейника и почему-то посерьезнел. Лель, почувствовав устремленные к ним взгляды, подняла глаза на Дракона, разглядела седую бороду и со смехом зарылась лицом ему куда-то в район запазухи. Профессор Снегирев с невозмутимым видом прихлебывал из кружки: а что, собственно, такого происходит?

Правда, спокойно допить чай им не дали: появились ракшасы в сопровождении мастера по боевке, воины начали строиться в "стенку", а Дмитрий Сергеевич поспешил вернуться в Лабиринт.

13.

К середине второго дня Игры стало ясно, что ровно половина Чаши — шесть осколков — находится в руках Черного Отряда барона Уго Фользенштиммера, а вторая половина — в Храме Великой Пустоты. Проведя обряд Распознания Целого По Части, Храм выдал себя с головой — любой мало-мальский маг теперь знал о наличие там части Чаши. Черный Отряд и его вассалы подошли к Храму и потребовали отдать им артефакт.

За Храм вступились рыцари Ордена Синего Дракона, славянская дружина, самураи, бессмертные, аборигены и часть эльфов. Пока шли переговоры, войска подтянулись к Храму и встали в боевой строй. Не ожидавший этого барон Уго был вынужден принимать битву с равным, а то и превосходящим его противником. Многочисленные ракшасы и кочевники, признавшие владычество барона, были плохо вооружены, почти все без кольчуг, а на стороне Храма оказалось несколько старых "файтерских" команд.

Синий Дракон тоже выполз из Лабиринта — частью из любопытства, частью — захваченный общим боевым азартом. В соответствии с правилами Дракон представлял собой вполне реальную боевую единицу, так что Дмитрий Сергеевич не боялся быть для своих рыцарей обузой.

— Мочите их! В смысле — подавляй огневой мощью из свей брызгалки. Метров с пяти — раньше не надо, а то воды не хватит. Целься в центр, где барон Уго, и мы в этом месте прорвем их строй, — инструктировал своего "патрона" сэр Макс, все время сбиваясь в "вы" на "ты".

Синий Дракон окинул взглядом собравшееся воинство. На правом фланге — самураи. Ближе к центру первым рядом — он со своими рыцарями. К их шеренге примкнул Геракл, спину ему прикрывает девушка-оруженосец, вооруженная арбалетом, а менестрель сменил гитару на лук. Геракл обернулся к Дракону, отсалютовал ему мечем, Дракон ответил покачиванием "хвоста". Пара индейцев с длинными копьями. Во второй линии — аборигены с луками и копьями. В личной охране настоятельницы Милочки — четыре самурая, а Кили со Старым Оружейником стоят в шеренге бессмертных, похожих на римских легионеров. Левый фланг — славяне, сзади них — лучники-эльфы.

Строй противника выгладит не столь разнообразно. В центре — хорошо вооруженный Черный Отряд, по флангам — гомонящие ракшасы и еще кто-то, непритязательно одетый в кожаные лохмотья.

Войска напряглись, готовые ринуться в бой. Однако вперед вышла Милочки со своими самураями:

— Вызываю барона Уго на поединок! Один на один! На равном оружии!

Барон шагнул вперед:

— Не гоже воину сражаться с женщиной, тем более — колдуньей! Я не верю в честность такого поединка.

— Хорошо! Кто из воинов готов вступиться за честь дамы и за Великую Пустоту?

Вперед шагнул сразу несколько латников.

— Ты! — указала Милочка Тихомирова на высокого самурая.

Барон Уго взял длинный двуручный меч, самурай — нодачи. Уже через несколько секунд Синий Дракон понял, что такое настоящие грузовые вертолеты на холостом ходу. Клинки веером размазывались в воздухе, выписывая невообразимые кренделя, с треском сталкивались и без остановки продолжали свой путь. А еще через несколько секунд клинок барона Уго, сломанный у гарды, отлетел в сторону. Самурай приставил лезвие к горлу противника:

— Мила-сан, я убью его, или ты даруешь ему право самому сделать себе харакири?

— Не надо харакири! — Милочка подошла к барону и подала ему свою половину Чаши. Я отдаю ему артефакт!

Барон подозвал слугу, тот принес вторую половину. Настоятельница протянула черному барону скотч, чтобы тот мог соединить осколки. Вскоре Великая Чаша стала единым целым. Уго высоко поднял ее над головой:

— Она вновь воссоздана! Свершилось!

В центр вышел Странник:

— Итак, дружина барона Уго выполнила свой квест. Они возвращаются туда, откуда попали в этот мир. Уго, ты сидишь сейчас в своем баронском замке перед камином и думаешь: "Чего только ни приглючится с перепою".

— Как… в замке? — не понял Уго, все еще продолжавший стоять в позе статуи Свободы.

— Да вот так. Квест свой помните? — Странник достал из кармана тетрадочный листок. — "Происки злобных магов перенесли нас в неведомый мир, и мы ищем путь домой". Нету вас здесь! А Чаша осталась — давай ее сюда. Давай, тебе говорят! — Странник поставил Чашу на ладонь, — и теперь она исполняет самые заветные желания каждого. Так что бойтесь своих желаний — они теперь имеют свойство исполняться. Кто еще хочет вернуться в свой мир?

— А зачем, нас и тут неплохо кормят, — загомонили кочевники, сообразившие, что они теперь перестали быть баронскими вассалами и вновь обрели независимость.

— Мы — домой, — вперед вышел славянский князь. — За морем житье не худо, но Отчизна — она одна!

— Мы тоже возвращаемся, — присоединился к славянам высокий самурай. — Жить надо там, где ты можешь встретить ками твоих предков. — Он поклонился Милочке: Прощай, мудрая женщина, мы будем помнить твои уроки!

Больше желающих испариться с поля несостоявшегося боя не нашлось. Правда, у оставшихся тоже появились желания. Из строя вышел юный маг:

— Хочу, чтобы вот здесь лежала голая красавица, готовая на все!

— Ну, появилась тебе красавица, — равнодушно пожал плечами Странник.

Откуда-то выскочил вертлявый ракшас, изобразил, что подхватывает с травы лежащее "тело", несколько раз подпрыгнул, поудобнее укладывая свою "ношу" на плече:

— У, тяжелая, однако! Ба гыр лядь! — ракшас похлопал "красавицу" по воображаемым ягодицам и юркнул в толпу.

— Так ее же я хотел, — растерянно произнес маг.

— И что же ты, Лис, стал бы ее э-э-э… хотеть прямо тут, перед строем? — съязвил Странник. — Говорю же: бойтесь своих желаний, они имеют свойство исполняться! ВСЕ желания: осознанные и неосознанные.

Бойцы и той и другой армии захохотали, как бешеные, шеренги сломались, шевалье Бульдозер от смеха повалился на траву, дергаясь в конвульсиях. Так закончился "Перекресток миров". Последней битвы не было.

Был турнир в честь Великой Пустоты. На нем Геракл в финале зарубил самурая Ака Муто Херо Вато и Бульдозера, Кили привычно вышел в победители среди топорников, а на ножах всех парней, даже айкидошника Макса, "сделала" гибкая и быстрая Дайлен. Храм Великой Пустоты вообще "сделал" всех остальных игроков на "Перекрестке", но об этом никто, кроме некоторых из мастеров, не догадывался.

Дмитрий Сергеевич и Владлен Степанович сидели в стороне, издали наблюдая за бойцами. Они оба чувствовали себя безмерно усталыми.

— Вы сегодня уезжаете? — спросил Владлен Степанович.

— Нет, мы остаемся. Тошка попросил помочь убрать полигон, — ответил Дмитрий Сергеевич. — Да и, честно говоря, никуда трогаться не хочется. Хорошо тут…

— А мне в город нужно, а то меня совсем потеряют. С последней электричкой поеду. — Владлен Степанович засуетился, достал записную книжку, черкнул несколько строк. — Вот мой телефон и адрес. Звоните обязательно! Кстати, девочки говорили, что ролевые игры проводят не только в лесу, можно в квартире. Называется "лангедок"…

Дмитрий Сергеевич продиктовал свой телефон.

В это время подошел Серый Странник:

— Ну как, дед, тебе "Перекресток"?

— Не жалею, что поехал. По крайней мере, знаю теперь, за что тебе уши драть.

— То есть?

— Ладно, потом поговорим, Дон Жуан доморощенный…

— Это — мои проблемы.

— Ты уверен? Я иду стопом в Катер на "Силь-Экстрим" вместе с Лель, и мне не нужно, чтобы моя трассовая пара всю дорогу вздыхала от несчастной любви! Так что будь добр: до июля разберись со своими девушками!

— Опаньки! — простонал Странник. Нет, он, конечно, знал, что у него сумасшедший дед, но не до такой же степени…