"Полураспад" - читать интересную книгу автора (Зорич Александр)

Глава 11. Шерше ля фам в Грибном Лесу

Как я и планировал — спасибо Хозяевам Зоны! — на ночлег мы с Тигрёнком встали в Грибном Лесу, месте проклятом Богом, людьми и сталкерами.

Нет, Грибной Лес — это не уровень, как может подумать неискушенный читатель. Грибной Лес — небольшой такой участок Зоны, размазанный вдоль западной границы Радара. Притом участок достаточно неказистый и скучный на вид.

Идешь себе, идешь, вдруг понижение. Все теснее жмутся друг к дружке ясени и дубы, все желтее трава.

Вдруг слышишь — где-то там внизу журчит ручей. Это значит, совсем рядом поляна, а на ней — родник.

Близ родника — три поваленных дерева с отстающей корой. Под этой корой сидят насекомые вроде жуков с блестящими синими спинками, я не видел таких там, за Периметром, никогда.

Да… Так вот поляна. На этой-то поляне и можно переночевать. А всё, что вокруг поляны, — это и есть Грибной Лес.

Что же за грибы в этом Грибном Лесу, спросите вы.

И можно ли их есть?

А ваш Комбат вам на это скажет, что те грибы не только нельзя есть, но даже и прикасаться к ним без костюма полной защиты категорически не рекомендуется. Да и в костюме лучше не надо — ресурс костюма тоже не резиновый, его экономить надо. Потому что прикосновение к такому грибку ведет к жесточайшим, невиданным ожогам. Ладонь на такой грибок положил — и ладони вместе с кистью нет, вместо них — шипящая кислотой культя.

Вдобавок ко всему эта грибоподобная дрянь, густо облепляющая толстые стволы деревьев, — невидимая.

Точнее сказать, настолько успешно мимикрирующая под цвет и фактуру материала, на котором она проживает, что становится, по сути, невидимой.

То есть прислонился ты спиной как бы к стволу дерева, а на самом деле — к сгустку кислотной этой гадости. И катаешься потом по земле с вынимающим душу воем, на помощь зовешь.

И хорошо еще, если анестетик есть, который тебе позволит от боли с ума не сойти и до доброго доктора кое-как добраться. А если обезболивающего нет? Тогда пиши пропало. Ты — скорее всего покойник.

Вот такие грибы у нас в Зоне, если кто не знает…

Немало сталкеров лишились пальцев, рук, ног, кожи или как минимум одежды, прежде чем до всех нас наконец дошло, что такое Грибной Лес и в чем его подлость.

Я лично дважды возвращался за Периметр не солоно хлебавши из-за того, что, зайдя в Грибной Лес, что-то там некстати задел, к чему-то там неловко прислонился…

В общем, Грибной Лес пользовался заслуженной дурной славой. И воду родничка, который жизнерадостно бил из земли в тени трех берез, закрученных штопором неизвестной аномалией, пить тоже категорически не рекомендовалось — мол, козленочком станешь.

А то и чем похуже козленочка. Допустим, псевдоплотью.

Я много лет старался держаться от Грибного Леса подальше.

До тех пор, пока два года назад мы с Костей Тополем не вляпались в одну историю, где фигурировали занятые нами и не отданные крупные суммы, оскорбленные нашим поведением кредиторы и несколько дурно воспитанных парней, в просторечье зовущихся мародерами, которым кредиторы поручили взыскать с нас занятые нами суммы вместе с немалыми процентами…

Мародерами этими предводительствовал некто по кличке Монах.

Они поймали нас у Овечьего брода и принялись профессионально и жестко прессовать…

Тогда нам с Тополем пришлось туго.

Оба раненые, мы, однако, разделались с частью наших пленителей, когда самый опытный из них — Монах — и двое его самых крепких и свирепых подручных как раз отошли ненадолго по вызову с ПДА. И сразу бросились спасать наши шкуры. Спасать их нам пришлось в Грибном Лесу. Где и застала нас ночь.

Ту ночку я не забуду никогда!

У раненного в ногу Кости началось что-то вроде воспаления. Горячий, как кипятильник, он лежал на жухлой траве, обхватив руками голову, и громко, вслух бредил выл по-собачьи и раз в десять минут просил воды.

Да так жалобно и убедительно просил, что слеза наворачивалась на глаза!

Я и сам, признаться, страшно мучился от жажды.

Наши фляги — вместе со всеми прочими манатками — достались людям Монаха. Мы не пили и не ели уже двадцатый час.

Ситуация усугублялась тем, что на расстоянии в три метра от нас соблазнительно журчал родничок…

Во мне долго боролись здравомыслие и физиология.

«Нельзя ее пить. Ни в коем случае. Самое малое — заболеешь лучевой. А то и сойдешь с ума, проживешь остаток жизни, изображая животное белку или животное антилопу», — бормотал упрямый Комбат-рационалист.

Ну а Комбат-пофигист возражал ему:

«Про лучевую бабка надвое сказала. Про животное белку — тоже может быть фантазии. Но главное, если я сейчас же не напою Тополя, он может от горячки и вовсе сканать. У меня на руках сканать. Без всякой лучевой. А если я не попью сам, у меня помутится рассудок, и я не смогу даже вытащить раненого Тополя за пределы Периметра!». Моя борьба с самим собой продолжалась часов шесть.

На рассвете — помню, как я искренне, по-детски радовался утренним сумеркам, — я положил с прибором на все «нельзя» и всё-таки погрузил ладони в текучий ледяной хрусталь родничка.

Умыл лицо — помню, как пощипывало рану на подбородке и свежую ссадину над бровью. Затем пополоскал рот. И сам не заметил как… выпил глоток! Потом еще глоток. И еще двадцать полноценных глотков.

Какой же сладкой, божественно сладкой была та вода!

Затем я подтащил беспрестанно бредящего Тополя к ручейку и дал ему напиться.

Я был уверен: теперь все пойдет на лад!

Помню, как я сидел в центре той самой поляны, в сердце Грибного Леса, и думал о том, что жизнь всё-таки прекрасна, что занимать деньги можно лишь в крайнем случае и то желательно у банков, а не у бандитов. И что Хозяевам Зоны определенно присуще утонченное чувство гармонии, если в таком страшном и неблаговидном месте они поместили единственный на пол-Зоны источник чистой пресной воды…

А еще я думал о том, что за всю ночь нас с Тополем — таких беззащитных — не потревожил ни один мутант, ни один припять-кабан, словно бы и не в Зоне мы ночевали, а вне ее пределов, в обычном таком лесу.

Именно тогда я понял: если не лапать стволы деревьев, облепленные смертоносными грибами-невидимками, и соблюдать простейшие меры предосторожности, Грибной Лес ночью — это просто находка для сталкера.

Мутанты, которые боятся грибов-невидимок, туда не суются. Аномалий крайне мало (обычно на поляне возле родничка водится одна-единственная жадинка).

Кроме того, есть свежая вода — и для гигиены, и для питья. Чем не рай?

Конечно, делиться своими открытиями с кем-либо, кроме Тополя, я не спешил. Я же не ученый, в конце концов. Никаких клятв, пусть и чисто символических, про «знание, которое должно служить человечеству», выпускаясь из универа, я не давал…

В частности, потому, что универ так и не окончил.

Я думал так: кому надо, те и сами к тем же выводам, что и я, легко придут. А кому не надо — так тому и не надо.

Теперь вот Тигрёнок тоже будет знать про Грибной Лес, а значит, сможет разболтать.

Но чем больше я смотрел на тщедушное щуплое тельце, в котором жила дерзкая и отважная душа настоящего мужчины, тем меньше беспокоился по этому поводу. Такой не продаст. Скорее всего не продаст! И не предаст. Как не предал он свою девчонку Алёну.

— Ну, значит, так, младшой, — начал я веским голосом старейшего и мудрейшего альфа-самца, — мы входим в Грибной Лес. Грибы там такие, что лучше бы матери-природе вообще таких грибов не производить.

Эти зловредные грибы-невидимки растут на деревьях.

Поэтому к деревьям ближе чем на полметра не подходи.

Это понятно?

— Это понятно, — с обреченным вздохом пробормотал Тигрёнок.

— Теперь оглашаю развлекательную программу на сегодняшний вечер. Пункт первый — ужин. На ужин у нас банка тушенки на двоих и по брикету растворимого пюре на каждого. Чашка для растворимого пюре у меня только одна. И ложка тоже в единственном экземпляре.

Поэтому есть будем по очереди. Вначале ты, потом — я.

Это ясно?

— А почему вначале я? Как-то неудобно. Пюре всё-таки ваше… Да и по старшинству было бы логичнее, — пробормотал Тигрёнок.

— Первым ты будешь есть потому, что спать ты тоже будешь первым.

— Как это — спать первым?

— Напоминаю, что спальник у нас только один, Тигрёнок. Поэтому спать мы тоже будем по очереди. Вначале ты — потом я. Это самое спаньё у нас идет вторым пунктом нашей сегодняшней развлекательной программы.

— А можно я вторым?

— Что вторым?

— Спать я буду вторым! — спросил Тигрёнок.

— Нельзя.

— Но почему? Какая разница?

— Потому что ночью спать хочется гораздо больше, чем утром! А караулить себя, хабар и товарища хочется гораздо меньше! Поэтому перед тем, как караулить, тебе надо выспаться как следует.

— Вот как? — пробормотал Тигрёнок, озабоченно прикусив свою тонкую губу. — Значит, караулить… Что-то типа вахты на корабле?

— Ну да, типа вахты! Потому что мы не в пятизвездочной гостинице спать укладываемся. А среди леса, в Зоне, где бродят мутанты, мародеры, военсталкеры. И где ценнейшего «подсолнуха» и уникальных «ножниц» можно лишиться так же легко, как попасть в зыбь или гравиконцентрат!

— Но послушайте, Владимир Сергеич… Двадцать первый век все-таки на дворе! Неужели нельзя что-нибудь более совершенное придумать? Ну типа сигнализации, что ли?

«Какой же ты все-таки глупый, Тигрёнок, несмотря на всю свою смекалку и образование», — подумал я, но благоразумно промолчал. Я знал, что «глупыми» мужчин возраста Тигрёнка имеют право называть только женщины. Мужчинам — нельзя. Просто нельзя — и все.

Я сделал терпеливое лицо.

— Видишь ли, Тигрёнок… Сигнализация у меня, конечно, есть. Причем достаточно дорогая и совершенная. И название у нее такое жизнеутверждающее — «Весна-3». У этой сигнализации имеется семь автономных датчиков. Я размещу их так, чтобы подобраться к месту нашего привала незамеченным было практически невозможно. Но!

— …Но спальный мешок все равно один, поэтому… — продолжил за меня Тигрёнок, небесталанно имитируя мой занудноватый менторский тон.

— Спальный мешок тут ни при чем. Дело в том, что мы в Зоне. И то, что может служить весьма совершенной сигнализацией там, по ту сторону Периметра, — я махнул рукой куда-то в сторону Красноармейска, — зачастую является бесполезной игрушкой здесь. Начать с того, что здесь много электромагнитных аномалий. Некоторые из них вырубают сигнализацию на небольшое время — допустим, на десять-двадцать минут. А вот другие, позабористей, вырубают навсегда. Но мораль одна: ни на какую электронику полагаться на все сто процентов здесь нельзя! Вот были бы мы в Рыжем Лесу, там иное дело. А здесь лес — Грибной, и, так сказать, погоды здесь стоят другие.

— И что я должен буду делать, если вдруг какой-нибудь… ну, там, допустим, кровосос…

— Первым делом ты должен будешь разбудить меня!

— А вторым? Вторым делом?

— А вторым взять пистолет, — я протянул Тигрёнку свой «стечкин», — и выстрелить в этого «допустим, кровососа»!

— Но я же не попаду?! Что толку стрелять? — Лицо Тигрёнка выражало искреннее недоумение.

— Знаешь анекдот про петуха, который бежит за курицей и думает: «Не догоню, так хоть согреюсь»? Знаешь или нет?

— Не знаю. То есть знаю. Теперь.

— Так вот и ты должен действовать, как тот петух. И думать «не попаду, так хоть согреюсь». То есть, тьфу, напугаю кровососа. И вообще наведу кипеж.

— Кипеж? — Как видно, этого жаргонного словечка наш инопланетянин Тигрёнок тоже не знал.

— Ну да. Кипеж — это значит суета. Такая конструктивная, деятельная суета, отвлекающая противника.

— Ага. Понятно. Буду наводить этот вот… кипеж!

— Ну и отлично!

Мы с аппетитом поели — несмотря на усталость, оба мы были в хорошем настроении.

Я рассказал Тигрёнку историю о том, как Костя Тополь катался пьяный на катере по Москве-реке, пока не врезался в теплоход, где праздновал свое шестидесятилетие один очень задорный генерал-майор милиции.

А еще — историю о том, как четыре года назад я обменял «мамины бусы» на новенький мотоцикл «Хонда».

Ну а Тигрёнок рассказал мне, как несколько лет назад он пробовал поступать в музучилище по классу скрипки, но во время вступительного прослушивания, которое проходило на сцене филармонии, упал в оркестровую яму. А все потому, что от лекарства, которое он принял, чтобы уменьшить абитуриентскую нервозность, у него закружилась голова.

История была действительно смешная. И Тигрёнок рассказал ее довольно талантливо. Это было неожиданно — что такой беспомощный ботаник, как Тигрёнок, оказывается, все же способен рассказать историю, которая насмешит такого бывалого слушателя историй, как я!

А потом я велел ему ложиться спать, что он с удовольствием и сделал.

Я был благодушен по случаю богатой добычи и спасения из призрачных лап демосталкеров. И поэтому добр. Очень добр!

Я разбудил Тигрёнка перед рассветом — ему оставалось караулить каких-нибудь несчастных два часа (в то время как я сидел в дозоре целых четыре с половиной).

Я еще раз проверил все семь датчиков электронной охранной системы «Весна-3», сунул Тигрёнку в руки термос с кофе. И наказал ему быть паинькой, ни в коем случае не засыпать и не выпускать из рук рюкзак, где в контейнерах томился хабар.

Я был уверен, ничего дурного не случится. И снились мне такие классные, такие комфортные сны — теплое сине-зеленое море, облизывающее пенным языком мелкий желтый песок… Высокие палмлы, бросающие тень на лазурный бассейн, на берегах которого, словно бабочки, примостили свои красивые тела девчонки, а вот уже бредет к ним бармен, подозрительно похожий на Неразлучника из бара, что на Дикой Территории… И на подносе у него бокалы с разноцветными коктейльными зонтиками и спелые, сочные фрукты, среди которых моя любимая маракуйя…

В общем, у меня не было никаких дурных предчувствий. Представляете?

Я проснулся за две минуты до того, как начал свое монотонное вяканье будильник на моем ПДА.

Я ужом выскользнул из теплого спальника. Выключил будильник. Быстренько ответил на два главных вопроса сталкерской повседневности — «кто я?» и «где я?».

Полной грудью вдохнул рассветную свежесть.

Бросил взгляд в сторону родничка — там, возле тихо журчащей воды, я оставил недотепу Тигрёнка.

Помню, перед тем как заснуть, я в последний раз по-черепашьи выгнул шею, чтобы бросить контрольный взгляд на спасеныша — не добрались ли и тут до него какие-нибудь локальные полтергейсты?

Тьфу-тьфу-тьфу, все было в ажуре, Тигрёнок сидел, по-турецки скрестив ноги. Сколиотическая спина его была уперта в рюкзак с нашим хабаром. В руках он держал листик и огрызок карандаша — которые ссудил ему я.

На листке он собирался что-то писать. Не то любовное письмо к своей Алёне, не то драму в стихах «Демоны Зоны», не то завещание: «…а пару неодеванных носков «Адидас» и свою зубную щетку с эмблемой футбольного клуба «Динамо» я завещаю своему двоюродному брату Глебу, который живет в Омске…».

Два часа спустя Тигрёнок находился на том же месте, где я его оставил.

Однако не сидел, а лежал. Лежал же он в позе эмбриона, уютно скрестив руки на груди и подтянув к животу колени.

На его лице играла херувимская улыбка существа, которому уже ничего не надо от этой жизни, окромя счастья для всех даром и прочей духовности.

Ноздри его курносого носа с сопением втягивали сырой воздух.

Густо исписанный листок бумаги в клеточку и мой карандаш валялись рядом. Листок был придавлен булыжником, чтобы, значит, ветром не унесло. Рядом стоял мой термос.

В общем, наш Тигрёнок спал, господа присяжные и заседатели! Храпел! Дрыхнул!

В то время как рюкзак с хабаром… рюкзака с хабаром… при нем больше не было!

Хорошенькие дела, да?

Вначале мне показалось, я что-то напутал. Что у страха глаза велики.

Спорым шагом я обошел поляну и осмотрелся — ни под деревьями, ни возле моей лежки, ни у тропы. Никаких рюкзаков! Никаких одиноко валяющихся «подсолнухов» и «кварцевых ножниц»!

Я был так взволнован, что едва не зацепил плечом изрядную колонию грибов…

О, йопэрэсэтэикалэмэнэ! О, мать моя женщина!

Приходилось признать, что у нас с Тигрёнком, да что там «у нас», у меня, у опытного сталкера Комбата, увели прямо из-под носа один из самых ценных хабаров в моей сталкерской биографии!

Как тут не заорать благим матом?

Вот тебе и «новичкам всегда везет»! Везет-то везет!

Но, похоже, недолго!

По мере того как мое бешенство остывало, приходило любопытство — в профессорских очках и со следовательской лупой.

A как же сигнализация? Почему не просигнализировала? И вообще, «вот э фак из гоуинг он?» — как говаривал пиндос Джереми, мой трижды подопечный турист и заодно немножечко приятель.

Я бросился проверять датчики «Весны-3».

Как я и предполагал, датчики не работали. Их попросту отключили. Скорее всего — при помощи «сникерса», совершенно нелегального и довольного дорогого прибора, который производят рационализаторы и изобретатели зона-индустрии вроде покойника Лодочника. Надо же!

Как мне было тут не пожалеть о моих старых добрых «монках» — минах осколочных направленного действия, — оставшихся в схроне в Ёлкином Лесу? Вот их, мои «монки», никаким «сникерсом» не отключить!

Жаль только, весят мои дорогие «моночки» по пять кило каждая… Замахаешься с ними по Зоне шароёбиться!

Тем временем, как будто что-то учуяв, проснулся Тигрёнок.

Он поднял над холодной землей свою продолговатую, накоротко стриженную голову на тонкой шейке.

Пару раз безгрешно хлопнул своими девчачьими ресницами. Принял сравнительно вертикальное положение. И глядя на меня глазами новорожденного ягненка, поинтересовался:

— Что-то случилось, Владимир Сергеевич?

— Ничего особенного. За исключением того, что у нас украли весь хабар.

— Весь хабар? — механическим голосом переспросил Тигрёнок, который, я допускаю, со сна подзабыл значение слова «хабар».

— Да-да! Весь! И твои «кварцевые ножницы» тоже!

— И мои «кварцевые ножницы»? — Мутные со сна глаза Тигрёнка сделались большими, как чайные блюдца.

— Да-да, и твои «ножницы»! Так своей девушке болезной и расскажешь! Мол, то да сё. Заснул на посту, как младенец. И пока я спал, вор отключил сигнализацию и вытащил рюкзак с артефактами прямо из-под моей костлявой задницы! Так что болей дальше, любезная Алёнка, пока я вора не поймаю!

Что ж, я был зол не на шутку!

Причем злился я даже не столько потому, что у нас украли артефакты — стыдно сказать, но это мне было не в диковинку, много раз приходилось мне терять ценные находки, становиться жертвой воров, мародеров, забывчивости и халатности — и собственной, и напарника.

В основном я злился потому, что меня, меня, опытного Комбата, унизил какой-то вороватый незнакомец! Практически плюнул мне в мое покрытое шрамами ветеранское лицо! Оскорбил меня страшным оскорблением — оскорбил действием!

Ну а еще, хотя я и не хотел в этом признаваться, я злился на самого себя.

Ведь я знал, почти на сто процентов был уверен, что мой башковитый и чертовски везучий спасеныш не высидит два часа в карауле. Я видел, что Тигрёнок слабенький, неорганизованный, не умеет концентрироваться, что он не выдержит, что он нюня и маменькин сынок, что он, в конце концов, не выспался прошлой ночью, да и кто бы выспался под ржавым брюхом МАЗа. Зачем же я поручил ему столь ценный рюкзак?

Нет бы самому спать с ним обнимку — и хрен бы кто-нибудь незаметно вытащил его из моих чутких объятий! Зачем я вообще заставил его караулить? Сидел бы уже до утра сам! В конце концов, я сам без сна спокойно могу сутки, особенно если стимуляторы нормально штырят…

Эх, воспитатель хренов. Макаренко недобитый…

— Но кто мог это сделать? Кто? Для мутантов это слишком сложно — отключить сигнализацию. Ведь так? — Тигрёнок мерил шагами серую проплешину поляны.

— Знал бы кто — убил бы на хер, — тихо произнес я.

— Неужели нету способа это узнать?

— Да какие уж тут способы… Могу посоветовать разве что гадание на кофейной гуще. Был у меня когдато приятель, сталкер по кличке План. Так вот он после того, как ему ногу на мине оторвало — тогда Периметр как раз в моду вошло минировать, — План податся в экстрасенсы. Теперь дурачит честных граждан в городе Луцке. Вот к нему бы обратиться не мешало! Он бы все прояснил: кто украл, какие кармы, что говорит эгрегор…

Тут мой взгляд упал на аномалию «царицыно зеркало», которое будто паутинка висело между двух стройных сосенок невдалеке от родника и слегка поблескивало своей невесомой псевдослюдяной поверхностью.

Зеркало, если кто вдруг не знает, имело такую странную особенность — записывать движущиеся картинки, которые в последние сутки-двое имели место быть непосредственно перед ним. И потом эти картинки воспроизводить.

Вот посмотришься в зеркало с утреца, пойдешь за хабаром, потом придешь к зеркалу спустя несколько часов, и оно — если его, конечно, не забыть инициировать — возьмет, да и покажет твою небритую похмельную рожу в утреннем варианте. И еще прочее другое, что видело после, — допустим, драку трех оголодавших псевдогигантов над трупом четвертого…

«Инициировать» зеркало проще простого — достаточно провести источником открытого огня в десяти сантиметрах от его нижнего края.

И тогда слюдяной экран, невесомый, как паутинка, из пассивного «записывающего» состояния переходит в активное, «воспроизводящее».

«А что, если… А что, если зеркало «записало» и нашего вора? Ведь, когда Тигрёнок заступил на вахту, было уже достаточно светло! Могло бы и записать! Качество изображения у зеркала, и это известно каждой собаке, ни к черту. Но с другой стороны, какое такое качество мне нужно? Я же не собираюсь с этой записью на премию «Оскар» выдвигаться в номинации «операторское мастерство»! И по телевизору показывать его откровения не собираюсь!».

Это была неплохая идея. Неясно только было, где взять источник огня.

— Слышь, Тигрёнок, у тебя зажигалка есть?

— Ну… должна быть. — Спасеныш рассеянно похлопал себя по накладным карманам брюк.

— Ты же вроде не куришь?

— Не курю. Но Алёна курила. К сожалению, курила. Поэтому я всегда ношу зажигалку… Для нее. — Тигрёнок едва слышно всхлипнул.

Мы стояли возле царицына зеркала и под успокаивающее журчание родничка таращили глаза в изменчивые образы, которые отражала поверхность этой редкой и обычно совершенно бесполезной аномалии.

— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, — вспомнил я из классика, в очередной раз щелкнув зажигалкой у нижнего среза аномалии.

Появилось изображение.

Два темных ворочающихся свертка на земле, один чуть подальше другого. Вот эта гусеница в фиолетовом спальнике с оранжевой полосой — это я. А гусеница в кожаной куртке с капюшоном — это Тигрёнок. Налетевший порыв ветра раскачивает плавные еловые лапы.

Вот зюйд-вест гонит через зачарованную поляну Грибного Леса шар из сухих листьев. Гонит-гонит… гонит-гонит… и так пять минут.

До этого мы уже просмотрели несколько недлинных отрывков (зеркало не вело беспрерывной «съемки», оно включалось и выключалось когда заблагорассудится) — и пришли к выводу, что документальный фильм «Хроники сегодняшней ночи» был редким занудством!

Практически артхаус, если вы знаете, о чем я.

Водись в Грибном Лесу какие-нибудь звери — как в нормальном, обычном лесу, — можно было бы рассчитывать по крайней мере, что «в объективе» появится попрыгучий четвероногий, как в передаче «В мире животных». Типа зайчик точит зубы об осинку. Медведик точит коготки о кору лежащего на земле дуба-исполина. Волчек глодает бедренную кость серенького козлика.

А так… мутанты в Грибной Лес, как уже было сказано, не ходили. А значит, даже на шоу вроде «две самца псевдоплоти дерутся из-за самочки» рассчитывать не приходилось…

Мы провели возле зеркала не меньше часа.

Да что там, я колесиком зажигалки мозоль себе на большом пальце натер! И я уже собирался потихонечку сворачивать этот унылый приватный просмотр, когда нам наконец повезло.

— Глядите-ка, Владимир Сергеич… Вот тень какая-то движется! — вкрадчиво сказал Тигрёнок, указывая пальцем на «экран». — Движется. Со стороны тропы!

— Тень? Не вижу… Тебе показалось.

— Нет, не показалось, — настаивал Тигрёнок.

Через несколько секунд стало ясно, что он прав.

— А ты глазастый! Смотри-ка, действительно тень! Причем датчики «Весны-3» эта паскудная тень успела уже отключить! Вот сейчас он идет мимо этого пня — видишь? За ним спрятан датчик. Но датчик не реагирует. Значит, он уже что? Правильно, мертв.

Итак, мы увидели вора.

Тут не было сомнений!

И хотя грязное молоко утренних сумерек лишало картину четкости, мне лично было отлично видно, что вор, обогнув меня по максимальной дуге, сразу направился к шумно сопящему Тигрёнку.

Как видно, вор давно, возможно, уже несколько часов наблюдал за нами из кустов (наш брат-сталкер сказал бы, что вор «пас» Комбата и Тигрёнка). И загодя наметил план действий, которому потом неукоснительно следовал.

Вот он склонился над спящим. Вот он тянет, осторожно так, бережно, его ценный, набитый артефактами рюкзак.

Вот вор, не спуская с сопящего Тигрёнка глаз, надевает широкие лямки рюкзака себе на плечи. Плечи у него неширокие. Вообще он весь такой… не шибко накачанный.

Я, конечно, глядел на происходящее во все глаза.

Мне очень хотелось рассмотреть негодяя получше. Вероятность, что я знаю субчика, была не так мала, ведь зона-индустрия — она, как и Москва, нерезиновая. Однако ни на кого из моих знакомых, включая дальних недругов, вор не был похож. Ни походкой, ни жестами, ни манерой двигаться.

Как же выглядел человек, наказавший Комбата на хабар?

Невысокая юркая фигура, чьи движения, четкие и очень ладные, намекали, однако, на систематическую физическую подготовку.

Бейсболка с надписью «Hate Crime» (если кто не знает, это такой бесконечный сериал по общеевропейскому телевидению). В задней прорези бейсболки — хвост.

Камуфляжка и ботинки самого непритязательного фасона. Однако даже в зеркале было видно, что ботинки у персонажа хорошо сидят по ноге и плотно зашнурованы. По этой-то шнуровке, учил наставник моего наставника Дед Иван, аккуратная она или нет, всегда отличишь человека серьезного от человека пустого…

Наконец загадочный вор прошел совсем близко к зеркалу — на расстоянии вытянутой руки.

И я получил возможность, пусть промельком, но все же рассмотреть его лицо — с высокими, резко очерченными скулами, острым узким подбородком, слишком правильным, девчачьим каким-то носом… стоп!

Девчачьим носом.

В миг, когда я подумал про «девчачий» нос, наш вор остановился. Вытянул перед собой руку. И искательно проинспектировал… ногти на правой руке.

Что там, на ногтях, было не различить.

Но я знал, знал этот жест!

Он не мужской вообще-то. Совсем не мужской! Он женский!

И значил этот жест буквально вот что: «А ну-ка поглядим, в порядке ли мой маникюр? Не сломался ли ноготь на указательном пальце, который вчера маникюрша холила аж целых пятнадцать минут?». Я видел этот жест миллион раз. Вначале так делала моя дорогая мама, возвращаясь от своей двоюродной сестры тети Кати, которая работала в Институте красоты. Затем так делали мои жидкогрудые и писклявые одноклассницы перед Восьмым марта. Несколько лет спустя, когда я уже был студентом университета, так осматривали свои ухоженные коготки мои так называемые «девушки», потом мои так называемые «женщины».

Так делала даже моя первая жена Татьяна, вот именно так выгибая пальцы и испытующе склоняя набок голову. Так делала даже Ильза, принцесса Лихтенштейнская, после посещения сочинского салона красоты с непритязательным названием «Шарм»! А все почему? Потому что все бабы скроены по одному лекалу.

Как, впрочем, и все мужики.

— Послушай, Тигрёнок, — начал я несмело, — а тебе не кажется, что это…

— Что это девка, так?

— Фи, «девка»… Не «девка». Девушка!

— Кажется, Владимир Сергеевич. Уж больно талия у него… то есть у нее… узкая.

Я посмотрел на Тигрёнка. Тот на меня. Нам было одновременно и смешно, и досадно, и чуточку страшно.

— Хренасе, — сказали мы в один голос.

Итак, выясняется.

Мало того, что нас обокрали. Так еще и обокрала нас девушка!

А кто у нас в Зоне девушки? Да никто.

Я лично девушку в Зоне не видел ни разу в жизни!

В качестве сталкера не видел, конечно. В барах-то пожалуйста, там сталкерские подруги попадаются… Ну или в качестве туристки — среди туристок изредка, раз в год, случаются даже условно симпатичные…

Ну то есть был еще, конечно, пресловутый сталкерский фольклор, по типу ОБС («один бармен сказал»)…

Мол, во времена легендарного Димы Шухова жила-была одна сталкер-девица, которую звали Василина, или Васенька.

Так эта самая Василина могла без всяких гаек да болтов по Зоне ходить, как по своей кухоньке. И, дескать, хабар эта самая Василина добывала в таких количествах, что пятеро ее братьев, которые остались без мамы и папы в далеком городе Мариуполе, ни в чем не нуждались: едали на серебре и золоте, чин чином, и поступили потом все пятеро, как положено, в Московский Государственный Институт Международных Отношений, на коммерческое отделение. На дипломатов учиться.

Но ни одной фотографии этой самой Василины я не видел! И ни одной видеосъемки! И никогда не знал лично никого, кто мне поклялся бы, что Василину эту видел и осязал как реального человека. Говорят, была эта Васинька плечистой шатенкой ростом 190 см. С длинной, до пояса, косой. Верите? Я — нет.

Кто у нас еще?

Еще имелся у нас персонаж по имени Евгения Петровна.

Когда я был зеленым долбоклюем с претенциозной кличкой Сэнсэй, ходили слухи, что орудует в Зоне особа предпенсионного возраста. Пред-пен-си-он-но-го.

Звали ее также тетей Женей. Припоминаю, говорили, что тетя Женя охотится исключительно за «черепаховыми панцирями», которые ее муж (говорили, существует и такой) сбывает какой-то загадочной израильской фирме за нормальное ловэ. По поводу того, что они там в Израиле делают с артефактом «черепаший панцирь» (который «сгущает» вокруг себя любую физическую среду, в которой оказывался), строилось много гипотез, включая самые странные. Помню, мой побратим Кнопка утверждал, что «панцирями» что-то там делают с бензином. Повышают его октановое число или что-то вроде.

Ну а кроме Евгении Петровны… Ничего на ум не шло.

Сталкерские подруги и туристки — те, конечно, не в счет.

С подругами все более или менее ясно. В эту категорию женщин заносила либо жадность (сталкеры — пацаны при деньгах), либо глупость (сталкеры — крутые пацаны, которым сам черт не брат), либо любовь (которая зла, поэтому, как обычно вводите козла).

Обычно же сочетание первого, второго и третьего, которое зовется «жаждой полноценной жизни».

Что же до туристок, то все женщины-туристки были гребанутые. Потому что нормальная женщина, имея немалые деньги на нелегальную туристическую «ходку», в Зону не пойдет ни за какие коврижки. Потому что это вредно для здоровья. Это старит. И главное, совершенно невозможно ходить по Зоне на каблуках!

Вот такой вот получался шерше ля фам.

И выводы из всех этих рассуждений следовали какие?

Да хрен его знает.

То ли такие, что раз нас обворовала женщина, то найти ее будет легко. Ну или, скажем, чуть легче, чем вора-мужчину.

А может, и такие, что раз мы имеем дело с женщиной, которая не боится ходить по Зоне одна, да еще и не дрейфит попятить у такого опытного добытчика, как Комбат, его хабар в самом сердце Грибного Леса, значит, найти на нее управу будет очень нелегко. Потому что скорее всего это не женщина, а сам дьявол в юбке.

Впоследствии оказалось, что насчет дьявола в юбке я был как никогда близок к истине.

— Вот поглядите, что я нашел, — громко сказал Тигрёнок.

Я обернулся. На указательном и третьем пальце мой спасеныш распялил резинку для волос. Розовую, как шиповников цвет. На резинке висел длинный черный волос.

«Это её…».