"Властелин колец" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)

Глава двенадцатая. БЕГСТВО К БРОДУ

Когда Фродо очнулся, Кольцо было по–прежнему зажато у него в руке. Он лежал у огня. В костер навалили целую гору сучьев, и пламя горело высоко и ярко. Над Фродо склонились лица хоббитов.

– Что случилось? Где бледный король? — встрепенулся Фродо, диковато оглядываясь.

Друзья так обрадовались, услышав его голос, что не вникли в смысл вопроса, и Фродо пришлось повторить его. Наконец из слов Сэма Фродо уяснил: никто, кроме него, страшного короля не видел. Просто из темноты надвинулись какие–то тени — вот и все. Сэм оглянулся на хозяина — и вдруг, к своему ужасу, обнаружил, что того и след простыл! Мимо него проскользнула черная тень, он потерял равновесие и упал навзничь. Откуда–то издалека, если не прямо из–под земли, донесся голос Фродо, крикнувшего что–то непонятное. Больше ни Сэм, ни остальные ничего не видели и не слышали. Кто–то наткнулся на Фродо — он лежал ничком, неподвижно, как мертвый, а меч — плашмя — под ним. Бродяга приказал поднять Фродо и перенести к огню, а сам куда–то исчез, и с тех пор прошло уже довольно много времени.

Ясно было, что Сэм опять заподозрил неладное. Но едва он кончил свой рассказ, как из мрака внезапно вынырнул Бродяга. Все вздрогнули от неожиданности, а Сэм выхватил меч и приготовился защищать Фродо до последней капли крови. Не обращая на него никакого внимания, Бродяга опустился на колени подле раненого.

– Я не Черный Всадник, Сэм, — устало сказал он, — и союза с ними не заключал. Я просто хотел узнать, куда они направились, но ничего выяснить не смог. Почему они отступили, почему не напали еще раз? Нигде поблизости я их не чувствую. Кажется, они и впрямь ушли.

Выслушав рассказ Фродо, Бродяга сочувственно поглядел на него, покачал головой и, вздохнув, велел Пиппину налить воды во все котелки, вскипятить ее и промыть рану.

– Поддерживайте огонь! Пусть ему будет тепло! — велел напоследок Бродяга и, отойдя, подозвал Сэма. — Кажется, теперь я понимаю, в чем дело, — сказал он, понизив голос. — По–видимому, их было пятеро. Почему только пятеро, я не знаю. Но в любом случае сопротивление жертвы в их планы не входило. Сейчас они отступили — но, боюсь, ненадолго. Если нам не удастся уйти отсюда, завтра ночью они явятся опять. Им остается только выжидать, так как они полагают, что цель почти достигнута и теперь Кольцо далеко не уйдет. Боюсь, они уверены, что рана твоего хозяина смертельна, Сэм, и думают, что теперь им легко удастся подчинить себе его волю. Но мы еще поглядим, кто кого!

Сэм захлебнулся слезами.

– Не отчаивайся! — утешил его Бродяга. — Поверь мне, твой хозяин — крепкий орешек, гораздо крепче, чем я думал поначалу. Гэндальф намекал, что от хоббитов можно ждать чего угодно, и был прав. Фродо жив и, судя по всему, будет сопротивляться ране дольше, чем рассчитывают враги. Я сделаю все, что в моих силах. Охраняйте его получше и ждите меня.

Он поспешил прочь и снова скрылся в темноте.

Фродо задремал, хотя боль стала усиливаться, и от плеча к ноге постепенно распространялся зловещий холод. Друзья не отходили от него, без конца согревая и промывая рану. Ночь тянулась изнуряюще долго. Уже забрезжила заря и очертания лощины проступили из серых сумерек, когда вернулся Бродяга.

– Смотрите! — воскликнул он и, нагнувшись, поднял с земли черный плащ, который они в темноте не заметили. В полуаршине от нижнего края на нем зияла рваная дыра.

– Это след от меча Фродо, — сказал он. — Значит, тебе не удалось ранить своего врага. Видишь — меч цел, а клинок, коснувшийся страшного Короля, не может остаться невредимым. Видимо, они устрашились не столько меча, сколько имени Элберет. А вот и кинжал, который ранил Фродо!

Бродяга снова нагнулся и поднял с земли длинный тонкий клинок. Лезвие холодно светилось. Недалеко от острия виднелась маленькая зазубрина, а самый кончик обломился. Но пока они рассматривали кинжал, тот, к общему изумлению, начал мало–помалу плавиться и таять. Еще мгновение — и он развеялся как дым, оставив в руке Бродяги только черен[157].

– Увы! — воскликнул Следопыт. — Надо же такому случиться, что рану нанес именно этот клинок! В наши дни подобные раны умеют исцелять немногие. Постараюсь сделать все возможное…

Он сел на землю, положил черен на колени и пропел над ним на непонятном хоббитам языке что–то заунывное. Потом, отложив черен в сторону, повернулся к Фродо и негромко произнес несколько слов, которых остальные расслышать не смогли. Затем из маленькой сумки, прикрепленной к поясу, вынул горсть длинных, неизвестных хоббитам листьев.

– За этими листьями, — сказал он, — мне пришлось ходить довольно далеко. Это растение на голых холмах не растет. Пришлось перейти Тракт, и там, к югу, среди кустарников, я нашел его по запаху.

Он растер пальцами один из листков, и вокруг распространился острый, сильный аромат.

– Мне повезло, что я нашел его, — продолжал он. — В этом растении заключена целебная сила. В Средьземелье его завезли люди Запада. Ателас[158] — так звалось оно на их языке. Теперь его редко встретишь. Растет оно только близ мест, где прежде жили эти люди, или на их временных стоянках. На севере этой травы не знает почти никто, исключая тех, кто часто странствует в Диких Землях. Она обладает великими достоинствами, но перед такой раной даже это снадобье может оказаться бессильным.

Он опустил несколько листьев в бурлящую воду и обтер плечо Фродо горячим отваром. Благоухание ателас освежило всех. На сердце стало спокойнее, мысли прояснились. Фродо трава тоже помогла. Онемение прошло, он ощутил боль, и бок начал понемногу согреваться. Но рука по–прежнему висела плетью — Фродо не мог ни поднять ее, ни пошевелить пальцами. Он корил себя на чем свет стоит за непроходимую глупость и упрекал в безволии. Теперь он понял, что желание надеть Кольцо исходило не от него, а от врагов. Неужели придется теперь остаться калекой на всю жизнь? И как идти дальше? Ведь он, должно быть, и двух шагов не сделает…

Остальные как раз обсуждали этот вопрос. Для начала решено было поскорее уйти от Пасмурника.

– Видимо, враги уже несколько дней следят за этой горой, — сказал Бродяга. — Если Гэндальф и приходил, его принудили это место покинуть, и он сюда больше не вернется. В любом случае с наступлением темноты мы снова окажемся под ударом, особенно теперь, после ночного происшествия. Куда бы мы ни пошли, опаснее, чем здесь, не будет.

Когда рассвело окончательно, они наспех перекусили и быстро собрались в дорогу. Фродо идти не мог, так что бóльшую часть поклажи пришлось поделить на четверых, а Фродо посадили верхом на развьюченного пони. Кстати, за последние несколько дней бедное животное заметно приободрилось: пони успел растолстеть, сил у него явно прибавилось, и он начал выказывать заметное расположение к новым хозяевам, особенно к Сэму. Надо полагать, Билл Осина обращался со своим пони из рук вон плохо, если даже переход через Болота показался бедолаге приятной прогулкой!

От Пасмурника двинулись прямо на юг. Это означало, что придется пересечь Тракт, — иначе с открытого места было не уйти. Кроме того, нужен был хворост для костра: Бродяга не уставал повторять, что Фродо ни в коем случае нельзя мерзнуть, особенно ночью. Остальным костер обещал хоть какую–то защиту. Вдобавок Бродяга намеревался таким образом сократить путь: Тракт к востоку от Пасмурника менял направление и делал большую петлю к северу.

Хоббиты и Бродяга медленно, со всяческими предосторожностями обогнули гору слева и вскоре оказались у Тракта. Всадников нигде не было видно. Однако, пока хоббиты перебегали Тракт, до их ушей донеслись два крика: первый голос, ледяной и далекий, позвал, а другой откликнулся. Вздрогнув, путники прибавили шагу и поспешили нырнуть в заросли. Земля постепенно понижалась, места пошли глухие, троп больше не было; вокруг темнели пятна густых кустарников и чахлых рощиц, между которыми открывались широкие пустоши. Ноги колола жухлая, жесткая трава, листья на кустах совсем увяли и уже начали осыпаться. Безрадостен был этот край; медленно и невесело тянулось путешествие. Разговаривали в пути мало. Фродо больно было смотреть на друзей, понурых, согнувшихся под тяжестью ноши. Даже Бродяга выглядел усталым и озабоченным.

Еще не кончился первый день, как плечо у Фродо прихватило снова,– но он решил терпеть и долго никому не говорил ни слова. Прошло четыре дня; вокруг почти ничего не изменилось — только Пасмурная Вершина постепенно уходила за горизонт, а дальние горы впереди чуть–чуть приблизились. Правда, после того далекого крика ничто больше не говорило о погоне. Знают Всадники об их бегстве или нет? Этого не мог сказать никто. Страшась темноты, ночью караулили по двое, всякий миг ожидая, что на серой траве, тускло озаренной затуманенной луной, возникнут черные тени. Но все было тихо — только сухие листья на деревьях негромко вздыхали во тьме. У хоббитов ни разу не захолонуло сердце от близости зла, как там, в лощине, перед нападением. И все же смешно было бы надеяться, что Всадники опять сбились со следа. Скорее всего, они просто выжидали, готовя засаду где поуже да потеснее…

В конце пятого дня начался подъем. Обширная плоская низина, куда они так долго спускались, осталась позади. Бродяга снова взял курс на северо–восток, и на шестой день, поднявшись по длинному пологому склону, они увидели вдали лесистые холмы и огибающий их Тракт. Справа поблескивали в прозрачном солнечном свете стальные воды реки. Вдали, в каменистой долине, угадывалась еще одна река, наполовину скрытая в дымке.

– Боюсь, придется снова ненадолго выйти на Тракт, — объявил Бродяга. — Это река Хойра. Эльфы называют ее Митейтель. Она течет с Плато Огров[159] — ограми раньше называли троллей, а это плато — самое их злачное место. Плато лежит к северу от Ривенделла. Южнее Хойра впадает в другую реку — Шумливую. Некоторые называют их после слияния Сероводьем. Перед тем как впасть в море, Сероводье разливается особенно широко… Если не подниматься к истокам, через Хойру можно переправиться, только выйдя на Последний Мост, а это значит, что Тракта нам не миновать.

– А вдали что за река? — спросил Мерри.

– Это и есть Шумливая. Она течет через Ривенделл, где зовется Бруинен. Ну, а Тракт огибает холмы и бежит от Моста к Бруиненскому Броду. Путь это неблизкий. Загадывать вперед не будем — пока нам вполне хватит Митейтеля. Как перейти Бруинен, я еще не думал. Если на Последнем Мосту нет засады, можно считать, что мы родились в рубашке!

На следующий день, рано утром, они снова спустились вниз и вышли на обочину Тракта. Сэм и Бродяга отправились на разведку. Тракт был пуст — ни пешего, ни конного. Здесь, на холмах, недавно пролился дождь — как определил Бродяга, два дня назад. Все следы, конечно, смыло. Но, по крайней мере, с тех пор ни один Всадник здесь не появлялся.

Они, как могли, поспешили вперед и версты через три завидели в конце короткого крутого спуска Последний Мост. Все со страхом ждали увидеть на мосту черные силуэты — но нет, дорога была свободна. Бродяга велел хоббитам схорониться в придорожном кустарнике, а сам отправился вперед посмотреть, что и как. Вскоре он быстро, чуть ли не бегом, вернулся.

– Врагов ни слуху ни духу, — бросил он. — Остается ломать голову: что бы это значило? Но зато я нашел нечто очень и очень странное.

Он разжал кулак и показал хоббитам бледно–зеленый драгоценный камень.

– Он лежал в грязи, на самой середине Моста, — сказал он. — Это берилл, а берилл — эльфийский камень. Нарочно его сюда положили или обронили безо всякой задней мысли, не знаю, но находка обнадеживает. Для меня это знак, что путь свободен, но все же по Тракту я идти не дерзнул бы. Для этого надо получить более ясное указание.

Останавливаться не стали. Мост преодолели без помех. Ниоткуда не доносилось ни звука — только бурлила под тремя громадными арками быстрая вода. Версты через полторы начинался узкий овраг, уходивший влево от дороги, в холмы. Здесь Бродяга свернул, и вскоре путники затерялись в сумраке леса, у подножия угрюмых горных склонов.

Хоббиты поначалу обрадовались, что унылая равнина и опасный Тракт остались позади, но эти холмистые земли тоже выглядели неприветливо, если не сказать угрожающе. Кручи вздымались все выше и выше. На вершинах и гребнях темнели порою древние каменные стены и руины башен. Выглядели эти развалины мрачно и зловеще. У Фродо, по–прежнему ехавшего верхом, было предостаточно времени, чтобы смотреть по сторонам и размышлять. Ему вспомнился рассказ Бильбо о давнем Путешествии и о грозных башнях, что, по словам старика, высились на холмах к северу от Тракта, неподалеку от Леса Троллей, где Бильбо пережил свое первое серьезное приключение. Фродо догадывался, что тот Лес где–то рядом, и задавался вопросом: не приведет ли их случай в те же самые края?

– Кто здесь живет? — спросил он. — И кто построил все эти башни? Наверное, это страна троллей?

– Нет! — разуверил его Бродяга. — Тролли никогда ничего не строят. Эти края совершенно безлюдны. Когда–то, много веков назад, здешние холмы были обитаемы[160], но теперь тут никого не осталось. Легенды говорят, что местные обитатели добровольно перешли на службу Злу, когда на них пала тень Ангмара. Но в войне, которая погубила и Северное Королевство, все они были уничтожены. Это произошло так давно, что даже холмы успели позабыть о том народе. И все же тень на этой земле лежит до сих пор.

– Откуда же ты знаешь все эти сказания, если даже холмы теперь совершенно необитаемы и обо всем позабыли? — усомнился Перегрин. — Ведь не могли же тебе рассказать об этом птицы и звери!

– Наследники Элендила помнят прошлое, — ответил Бродяга. — В Ривенделле вам расскажут даже больше моего.

– А ты часто бываешь в Ривенделле? — поинтересовался Фродо.

– Пожалуй, — кивнул Бродяга. — Когда–то я там жил, и теперь стараюсь возвращаться к Элронду всегда, как только представится случай. Там оставил я свое сердце. Но пока что мне нигде не дано вкушать мир и покой — даже в дивном Доме Элронда.

Горы сомкнулись вокруг плотной стеной. Тракт, не отклоняясь, бежал к реке, но видеть его путники теперь не могли. Впереди лежало длинное ущелье, сумрачное, узкое и молчаливое, глубоко врезавшееся в горы. С обрывов свешивались перекрученные столетние корни; по склонам темнели хмурые сосны.

Хоббиты неимоверно устали. Брели они медленно — троп здесь не было, пробираться приходилось на свой страх и риск, перешагивая через упавшие стволы и огибая каменные россыпи. Ради Фродо решили идти понизу, — впрочем, взобраться наверх по камням и бурелому все равно было бы трудно. После двух дней пути погода окончательно испортилась. Задул западный ветер; с далекого Моря приплыли набухшие влагой тучи, и над темными макушками гор заморосил мелкий, безостановочный дождик. К вечеру все вымокли до нитки. Ночлег получился безрадостным: разжечь костер так и не удалось. Утром горы стали еще выше и круче, а ущелье повернуло к северу. Бродяга выглядел озабоченным: прошло уже десять дней с той ночи на Пасмурнике, и запас еды быстро таял. К тому же дождь зарядил, по–видимому, надолго и лил не переставая.

Заночевали на каменном уступе под отвесной стеной, приметив в скале небольшую пещерку, — не пещерку даже, а так, углубление. Фродо не мог спать. От зябкой сырости плечо разнылось, как никогда. Нестихающая боль и ощущение смертельного холода напрочь отогнали сон. Хоббит без конца вертелся с боку на бок и со страхом вслушивался в ночные звуки — свист ветра в распадках, звон капающей воды, треск внезапно рассевшегося валуна, шуршание сползающих камней… Иногда он кожей чувствовал, что его медленно окружают черные тени с мечами, но, резко садясь и оглядываясь, он не видел рядом никого, кроме Бродяги, который сидел спиной к нему и, горбясь, курил свою трубку. Наконец Фродо погрузился в неспокойную дрему, и его посетил странный сон — будто он гуляет по траве у себя в саду, в Заселье, но сад какой–то бледный, размытый, ненастоящий, и только высокие черные тени, наклонившиеся над изгородью, резки и отчетливы.

Когда Фродо проснулся, дождь уже не моросил. Небо по–прежнему затягивала серая пелена, но в разрывах виднелись бледные полосы лазури. Ветер снова поменялся. В это утро торопиться с выходом не стали. После завтрака, который пришлось жевать неразогретым, Бродяга отправился на разведку, велев хоббитам обождать его под защитой скалы. Он собирался подняться наверх — если, конечно, получится — и как следует осмотреться.

Вернувшись, он не стал обнадеживать спутников.

– Мы слишком отклонились к северу, — сказал он. — Надо попытаться исправить оплошность. Иначе мы окажемся на Плато Огров, далеко к северу от Ривенделла. Там обитают тролли, и я почти не знаю тех краев. Может, мы в конце концов унесем оттуда ноги и проберемся в Ривенделл, но потеряем слишком много времени, поскольку путь мне незнаком, да и еды нам не хватит. Словом, выход один — надо пробираться к Бруиненскому Броду.

Весь день они шли вверх по каменистому ущелью. Наконец справа, меж двух гор, отыскался проход в соседнюю долину, которая вела как раз в нужном направлении. К вечеру, однако, на пути встала высокая темная гора; ее безлесый гребень походил на пилу с раскрошившимися зубьями. Выбирать нужно было быстро — или назад, или в гору, третьего пути не было.

Решили взбираться, но на поверку это оказалось весьма и весьма непросто. Вскоре Фродо пришлось спешиться. Хоббиты не раз теряли последнюю надежду затащить пони на очередную кручу, а порой и сами не могли протиснуться среди скал — шутка ли, с такими–то мешками! Когда, вконец измученные, они взобрались на гребень, уже почти стемнело. От узкой седловины между двумя вершинами, где они очутились, почти сразу же начинался крутой спуск. Фродо бросился на землю, дрожа всем телом. Левая рука висела плетью, в плечо словно вонзились ледяные когти. Деревья и скалы маячили перед глазами неясными, размытыми пятнами.

– Дальше нам сегодня не уйти, — сказал Мерри Бродяге. — Фродо и этого хватило. Я страшно за него беспокоюсь. Что будем делать? Думаешь, в Ривенделле его смогут вылечить, если мы туда доберемся?

– Увидим, — ответил Бродяга. — Но здесь, в глуши, я ничем больше не могу ему помочь. Торопиться я вас понуждаю именно из–за Фродо. Но сейчас я с тобой согласен — на сегодня хватит.

– Что с хозяином? — шепотом спросил Сэм, заглядывая в лицо Бродяге. — Рана–то была всего ничего. Да она ведь и зарубцевалась уже! Только белый шрамик остался. Странно только, что шрамик такой холодный на ощупь!

– Фродо имел дело с оружием Врага, — покачал головой Бродяга. — В рану проник яд или какое–то иное тайное зло. Здесь я бессилен. Но не вешай носа, Сэм! Надо надеяться на лучшее!

На высоте ночевать было особенно зябко. В небольшой яме, под узловатыми корнями старой сосны развели небольшой костерок. Похоже было, что в этих местах когда–то добывали камень. Хоббиты сидели у огня, сбившись в кучку. На перевале дул холодный ветер, деревья внизу стонали и вздыхали. Фродо лежал в полудреме. Ему мерещилось, что над головой у него хлопают бесчисленные черные крылья и преследователи кружат над горами, высматривая его с высоты в каждом ущелье и каждой трещине, — только его, и никого больше.

Утро встало яркое, безоблачное. Воздух очистился от дымки, умытое небо залил бледный прозрачный свет. Хоббиты встряхнулись, повеселели и с нетерпением ждали восхода, мечтая согреть закоченевшие руки и ноги. Скорее бы солнышко! Когда совсем рассвело, Бродяга взял с собой Мерри и отправился разведать дорогу на восток от перевала. Когда они вернулись — на этот раз с обнадеживающими новостями, — солнце уже встало и сияло вовсю. Оказалось, что направление на этот раз выбрано более–менее правильно. Если удастся спуститься на ту сторону, горы останутся слева… Впереди снова блеснула Шумливая; теперь Бродяга знал, что, хотя дороги к Броду сверху не видно, до Бруинена уже рукой подать.

– Придется еще раз выйти на Тракт, — сказал он. — Пробираться к реке через горы — чистое безумие. Какая бы опасность нас ни подстерегала, путь один: вперед, по Тракту!

Позавтракав, они сразу снялись с места. Спускались медленно и осторожно, но, вопреки опасениям, без особых трудностей: склон с этой стороны был довольно пологим. Вскоре Фродо снова смог сесть в седло. Тощий пони Билла Осины обнаружил недюжинный талант по части отыскивания ровной дороги среди камней и, как мог, старался не растрясти всадника. Компания снова воспрянула духом. Даже Фродо почувствовал себя на утреннем пригреве немного лучше, хотя время от времени глаза его по–прежнему застилал странный туман, и он проводил рукой по лбу, пытаясь его стряхнуть.

Пиппин шел, немного обгоняя остальных. Вдруг, обернувшись, он крикнул товарищам:

– Смотрите! Тропа!

Догнав его, друзья убедились, что он не ошибся: под ногами явственно обозначилось начало тропы — петляя, она поднималась из раскинувшихся внизу лесов и пропадала на вершине горы. Местами она совершенно исчезала в зарослях, кое–где ее загромождали камни и поваленные деревья — но видно было, что когда–то тропа была торной. Похоже, расчистили ее на редкость сильные руки, а протоптали на диво тяжелые ножищи. То и дело по сторонам попадались срубленные, а то и просто обломанные старые деревья и огромные куски скал, расколотые или сдвинутые в сторону, чтобы дать дорогу идущему.

Решено было, пока все вокруг спокойно, держаться тропы — все–таки так идти было гораздо легче! Но осторожность тоже не мешала, да и на душе становилось все тревожнее — особенно когда тропа вошла под темный покров еловых ветвей, где сразу сделалась утоптаннее и шире. Через некоторое время, выбежав из ельничка, она круто нырнула вниз и резко ушла влево, огибая скалистый выступ. Дойдя до поворота, путники огляделись. Впереди они заметили узкую полянку под низким утесом, скрытым кронами деревьев. В каменной стене утеса на одном–единственном ржавом навесе висела тяжелая дверь.

Подойдя ближе, они остановились. За дверью темнела пещера, а может, вырубленное в скале жилище, — но там было так темно, что ничего разглядеть не удалось. Бродяга, Сэм и Мерри налегли на дверь, та приоткрылась, и Бродяга с Мерри заглянули внутрь. В глубину заходить не стали: на полу во множестве валялись обглоданные кости, а больше ничего особенного в пещере не было — разве что в стороне стоял громадный пустой жбан, а вокруг лежало несколько вдребезги расколошмаченных глиняных горшков.

– Это же самое что ни на есть логово троллей! — внезапно догадался Пиппин. — Вы, там, вылезайте и айда отсюда! Теперь понятно, чья эта тропа. Чем скорее мы уберемся с нее, тем лучше!

– Нет нужды, по–моему, — возразил Бродяга, выходя на свет. — Это действительно логово троллей, но, похоже, они его давно покинули. Так что, на мой взгляд, бояться нечего. Но давайте все–таки держаться настороже, а там увидим.

У входа в логово тропа не кончалась; снова свернув направо, у края полянки она резко ныряла вниз — в густой лес, росший на склоне. Пиппин, не желая показывать Бродяге, что по–прежнему трусит, отправился вперед, прихватив с собой Мерри. Бродяга и Сэм шли следом, по обе стороны от пони, на котором покачивался Фродо, — тропа так раздалась, что теперь по ней вполне могли бы идти под ручку четверо, а то и пятеро хоббитов.

Не успели они отойти от полянки, как навстречу вылетел Пиппин, а за ним и Мерри, — оба запыхавшиеся и насмерть перепуганные.

– Там и правда тролли!.. — задыхался Пиппин. — Внизу, недалеко отсюда, на прогалинке! Мы их из–за деревьев углядели! Такие громадины — ого–го!

– Ну что ж, пойдем посмотрим, — решил Бродяга, поднимая с земли палку.

Фродо не произнес ни слова, но Сэм, судя по выражению его лица, изрядно струхнул.

Солнце поднялось уже довольно высоко и сквозь полуобнажившиеся кроны бросало на прогалину яркие полосы света. Друзья замерли на краю леса, стараясь не дышать, и осторожно выглянули из–за стволов. На поляне стояли тролли — три громадных, всамделишных тролля! Один шарил по земле, остальные на него глазели.

Бродяга, ничуть не смутившись, шагнул вперед.

– А ну, вставай, истуканище! — велел он и огрел наклонившегося великана палкой. Палка с треском сломалась.

Ничего не случилось. Хоббиты ахнули от удивления — но через мгновение все, даже Фродо, разразились хохотом.

– Вот это да! — проговорил наконец Фродо. — Как же это мы так оплошали? Нехорошо забывать семейные предания! Похоже, это та самая троица, которую Гэндальф поймал за спором — как лучше приготовить на ужин тринадцать гномов и одного хоббита!

– Но я и понятия не имел, что мы идем той же дорогой! — оправдывался Пиппин.

Он прекрасно знал эту историю. Бильбо и Фродо никогда не упускали случая рассказать ее лишний разок. Но Пиппин и вполовину не верил их «байкам». Он и теперь еще никак не мог отбросить сомнения и краем глаза поглядывал на каменных троллей: а вдруг они, по какому–нибудь волшебству, возьмут да и оживут?

– Ты забыл не только семейное предание, — упрекнул его Бродяга. — У тебя выветрилось из головы все, что тебе говорили про троллей. День в разгаре, солнце сияет, а ты кричишь благим матом и рассказываешь мне сказки о трех настоящих, живых троллях, которые якобы поджидают нас на самом солнцепеке! И потом, как же ты просмотрел, что у одного из них за ухом старое птичье гнездо? Нечего сказать, отменное украшение для старого, матерого тролля! Позор!

Все так и покатились со смеху.

Фродо почувствовал себя гораздо лучше. Напоминание о первом приключении Бильбо, что закончилось так удачно, придало ему бодрости — да и солнышко грело на славу, так что туман у него перед глазами наконец немного рассеялся. Расположившись прямо на тролличьей прогалинке, они отдохнули и пообедали у ног самого большого тролля, в тенечке.

– А не споет ли кто–нибудь песню, пока солнце еще высоко? — предложил Мерри, дожевав. — Мы уже сто лет как обходимся без песен и сказок!

– С той самой ночи на Пасмурнике, — подтвердил Фродо. Все обернулись к нему. — Да вы не беспокойтесь! — поспешил он добавить, увидев их встревоженные лица. — Мне гораздо лучше. Но петь я — не обессудьте — пока не горазд. Может, Сэм что вспомнит? Уж он–то всегда рад случаю отличиться!

– Давай, Сэм! — охотно подхватил Мерри. — У тебя в голове целые клады хранятся, а ты прибедняешься!

– Скажете тоже — клады! — запротестовал Сэм. — Но попробую что–нибудь подыскать… Разве что эта песенка сойдет? Тут, конечно, не стихи, так — чепуховина. Смотрел, смотрел я на эти старые каменюки, да и вспомнил ее.

Встав, он заложил руки за спину, как ученик, и запел на старый, хорошо знакомый мотив:

Тролль, зол и гол, худой, как кол, Сто лет сосал пустой мосол. Уж сколько лет, как мяса нет,    Поскольку место дико, —    Поди–ка! Найди–ка! И мяса ни куска на стол —    А это как–то дико!
Но к Троллю в дом явился Том: «Ты что сосешь, сопя при том?! Ага! То дядина нога!    Но дядя же в могиле!    Закрыли! Зарыли! Давно уж он на свете том,    И прах лежит в могиле». Тролль прорычал: «Да! Я украл! Но ведь проступок мой так мал! Зачем она ему нужна —    Ведь умер старикашка!    Не ляжка! Костяшка! Ну разве Троллю б отказал    Покойный старикашка?!» «Ну и позор! Ты просто вор! С каких это ведется пор, Что можно брать останки дядь?!    Верни назад, ворюга!    Бандюга! Хапуга! Отдай! И кончен разговор!    Гони мосол, ворюга!» Но, зол и бел, Тролль прошипел: «Давненько я мясца не ел! А свежий гость — не то что кость!    Тебя я съем, пожалуй!    Эй, малый! Пожалуй! И час обеда подоспел —    Тебя я съем, пожалуй!» Но Том наш не был дураком И Тролля угостил пинком: Уж он вломил, что было сил, —    Давно нога зудела!    За дело! За дело! Досталось Троллю поделом    По заднице за дело! Хотя гола, но, как скала, У Тролля задница была. Не ждал притом такого Том    И закричал невольно:    «Ой, больно! Довольно!» А Тролля шутка развлекла —     Нисколечки не больно! Вернулся Том, уныл и хром, Домой с огромным синяком! А Тролль с ухмылкой — хоть бы хны! —    Залез в свою берлогу —    И ногу, ей–богу, Не бросит нипочем!    Ей–богу!

– Надо принять к сведению! — расхохотался Мерри.– Вовремя ты сообразил, Бродяга, что его надо именно палкой огреть. А то, чего доброго, отбил бы себе кулак!

– Откуда ты выудил эту песенку, Сэм? — спросил, отсмеявшись, Пиппин. — Что–то я таких слов на этот мотив не помню.

Сэм промямлил что–то неразборчивое.

– Из головы, наверное, взял, — догадался Фродо. — Про Сэма Гэмги я теперь каждый день узнаю что–нибудь новенькое! То он заговорщик, то заправский шутник… Надо думать, кончит он свою жизнь тем, что станет волшебником — или, может, героем?

– Вот не было печали! — запротестовал Сэм. — Не хочу я быть волшебником! И героем — тоже! Спасибочки!

День клонился к вечеру, когда они покинули поляну и углубились в лес. По–видимому, они шли тем же путем, что Гэндальф, Бильбо и гномы много лет назад, и через несколько верст оказались на высоком обрыве. Внизу лежал Тракт. Оставив Шумливую и ее узкую долину далеко позади, Тракт, тесно прижимаясь к подножию гор, бежал к Броду, петляя среди лесов и заросших вереском склонов. По дороге вниз Бродяга показал хоббитам прятавшийся в траве камень. На нем виднелись полустертые, грубо высеченные гномьи руны и еще какие–то непонятные значки.

– Ба! — воскликнул Мерри. — Да это ж, верно, тот самый камень, что указывал, где закопано троллево золотишко! Признавайся, Фродо, Бильбо свою долю всю растранжирил или осталось что–нибудь?

Фродо посмотрел на камень и пожалел в душе, что Бильбо не догадался привезти из похода сокровище поскромнее — что–нибудь обычное, в меру опасное и в меру соблазнительное: золото троллей, например. Угораздило же его!..

– Не осталось ничегошеньки, — ответил он. — Бильбо все роздал, все подчистую. Он говорил, не было у него ощущения, что это доброе золото. Тролли–то его, небось, награбили.

На Тракт легли длинные тени раннего вечера; вокруг царила тишина. Ничто не говорило о том, чтобы здесь в последнее время проезжали верхом… Что ж, выбора не было. Хоббиты и Бродяга спустились с кручи, вышли на Тракт и поспешили вперед что было сил. Вскоре солнце скрылось за вершинами холмов. С дальних гор навстречу путникам подул холодный ветер.

Они уже принялись было подыскивать в стороне от дороги местечко для ночлега, как вдруг сзади донесся звук, от которого по спине побежали мурашки: цок–цок, цок–цок… Всадник! Все похолодели от страха и разом оглянулись, но дорога то и дело петляла, и за ближайшим поворотом ничего нельзя было разглядеть. Быстро вскарабкавшись по комковатому склону, заросшему вереском и брусникой, хоббиты и Бродяга залегли в густом орешнике. Тракт, локтях в тридцати внизу, под обрывом, виден был как на ладони — серый, размытый сумерками. Стук подков приближался. Невидимый конь скакал во весь опор, легко касаясь земли копытами, — цок–цок, цок–цок… Словно принесенный ветерком, снизу донесся негромкий перезвон — казалось, кто–то потряхивал маленькими колокольчиками.

– На Черного Всадника не похоже, — удивился Фродо, напряженно вслушиваясь.

Остальные хоббиты, немного воспрянув духом, согласились, что да, пожалуй, не похоже, — но подозрений не оставили. Так долго преследовал их страх погони, что теперь любой шорох за спиной казался враждебным. Но лицо Бродяги, припавшего ухом к земле, постепенно светлело.

День померк. Листья на кустах негромко зашелестели. Перезвон колокольчиков приближался. Цок–цок–цок — перебирал копытами конь. И вдруг хоббиты увидели его воочию — огромного белого скакуна, неярко светящегося во мгле сумерек. Уздечка искрилась и мерцала, словно усыпанная живыми звездами вместо каменьев, за спиной всадника развевался плащ, капюшон был откинут, сияющие золотые волосы летели по ветру. Фродо показалось, что всадника окружает ореол света, пробивающегося сквозь одеяние, словно оно было полупрозрачным.

Бродяга бросился вон из укрытия и помчался к Тракту, прыгая через вереск и что–то крича; но всадник уже поднял голову и натянул поводья. Он глядел вверх, на кусты орешника. Увидев Бродягу, всадник спешился и побежал ему навстречу, восклицая:

Аи на вэдуи дуунадан! Маэ гаэваннен![161]

Речь и чистый, звонкий голос незнакомца не оставляли сомнений: это был эльф. Разве голос эльфа можно спутать с чьим–нибудь еще? Но в возгласе слышалась и тревога, словно всадник спешил по важному и срочному делу. Хоббиты видели, как быстро и озабоченно он говорит с Бродягой.

Вскоре Следопыт махнул хоббитам рукой, и те, выдравшись из кустов, кубарем скатились вниз.

– Это Глорфиндэл[162] из Дома Элронда, — представил эльфа Бродяга.

– Привет тебе, Фродо! Добрая встреча! Наконец–то! — обратился к Фродо эльфийский князь. — Я послан за тобой из Ривенделла. Мы боялись за тебя. Тебя подстерегала страшная опасность[163].

– Значит, Гэндальф уже в Ривенделле?! — возликовал Фродо.

– Увы, нет. Когда я пустился в путь, Гэндальфа еще не было. Сегодня уже девять дней, как я покинул Дом Элронда. Видишь ли, Элронд получил тревожные вести о тебе. Мои родичи, странствующие за Барэндуином[164], проведали, что не все у тебя ладится, и сразу прислали нам весточку. Они передали, что Девятеро снова в дороге, что ты, возложив на себя непосильное бремя, решился покинуть Заселье, но провожатого у тебя нет, ибо Гэндальф до сих пор не вернулся. Даже среди нас, обитателей Ривенделла, немного таких, кто способен открыто выступить против Девятерых, — но делать было нечего, и Элронд выслал на север, юг и запад своих гонцов. Мы не исключали, что ты мог, пытаясь уйти от погони, свернуть с Тракта, заплутать в Глуши и сбиться с прямой дороги. Мне выпало искать тебя на Тракте. Около семи дней тому назад я побывал на Мосту через Митейтель и оставил там знак для вас. На мосту я застал трех приспешников Саурона; завидев меня, они отступили. Я погнался за ними и видел, что они направились на запад. Позже я встретил еще двоих, те свернули на юг. Тогда я стал искать ваши следы и напал на них два дня тому назад, перед самым мостом. Ну, а сегодня я отыскал место, где вы спустились с холмов, и вот мы вместе! Однако не будем медлить! На рассказы времени нет. Раз уж мы встретились, придется рискнуть и ехать по Тракту. За спиной у нас пятеро Всадников. Учуяв след, они помчатся за нами быстрее ветра. Но пять — еще не девять. Где могут скрываться остальные четверо? Боюсь, они поджидают у брода…

Пока Глорфиндэл говорил, незаметно сгустились сумерки. На Фродо снова навалилась усталость. Когда солнце еще только начинало клониться к закату, ему уже мерещилось, что наступил вечер. Лица друзей скрыла неясная тень. Теперь ко всему этому добавился внезапный приступ боли и холод в плече. Фродо пошатнулся и схватил Сэма за руку.

– Моему хозяину плохо, он ранен, — сердито заявил Сэм. — Ему нельзя сидеть в седле после захода солнца. Он должен отдохнуть!

Глорфиндэл подхватил Фродо, заботливо взял на руки и, нахмурившись, посмотрел ему в лицо.

Бродяга коротко рассказал, как на их лагерь у Пасмурника напали враги, и поведал о страшном вражеском кинжале. Достав черен, который он на всякий случай сохранил, Следопыт протянул его эльфу. Тот содрогнулся, но взял черен в руки и внимательно осмотрел.

– Здесь начертаны черные, гибельные заклятия, — сказал он. — Правда, вашим глазам они, скорее всего, недоступны. Сбереги его, Арагорн, до Обители Элронда! Но будь осмотрителен и старайся пореже до него дотрагиваться! Должен сказать вам — увы! Я не могу исцелить раны, нанесенной подобным оружием. Попытаюсь разве что облегчить боль… Но тем более прошу вас: не будем терять времени!

Он ощупал плечо Фродо и сдвинул брови, словно не был рад тому, что увидел. Но Фродо почувствовал, что холод отпускает. От плеча к ладони поползло тепло, боль почти унялась. Даже вечерние тени немного посветлели — так бывает, когда небо внезапно очистится от туч. Из тумана проступили лица друзей. К Фродо вернулись силы и слабая надежда.

– Поедешь вместо меня, — сказал Глорфиндэл. — Я подтяну стремена к самому седлу, а ты садись на коня и смотри держись крепче. Бояться не надо: если я замолвлю словечко за тебя, мой конь ни за что не даст тебе упасть. Шаг у него плавный, нетряский, а в миг опасности он помчится так, что даже черные кони наших врагов не смогут с ним потягаться.

– Никуда он не помчится, — насупился Фродо. — Я ни за что не сяду на него, даже и не просите. Чтобы я поскакал на коне в Ривенделл или куда там еще, а друзей оставил в беде? Нет уж! Не выйдет!

Глорфиндэл улыбнулся.

– Сомневаюсь, что твои друзья попадут в беду, если ты бросишь их и поскачешь один, — сказал он. — Враги гонятся именно за тобой, Фродо. Мы их не интересуем[165]. Так мне думается. Нам грозит опасность, только пока с нами ты, Фродо, — ты и твоя ноша.

Фродо не нашел, что ответить, и дал посадить себя на белого эльфийского коня. На пони навьючили прежний груз, и мешки путников стали значительно легче. Компания двинулась в путь. Хоббиты с трудом поспевали за не знавшим усталости быстроногим эльфом, а тот уверенно вел их все вперед и вперед — в самую пасть ночи, в глубь обложенной тучами темноты. Ни звезд, ни луны в эту ночь не было. Остановиться Глорфиндэл разрешил, только когда забрезжили первые серые лучи рассвета. К этому времени Пиппин, Мерри и Сэм уже вовсю спотыкались и, можно сказать, спали на ходу. Устал даже Бродяга — он ссутулил плечи и шагал, горбясь. Фродо забылся темным сном прямо в седле.

Когда объявили привал, хоббиты бросились в вереск в нескольких шагах от дороги и тут же заснули. Глорфиндэл остался стоять на страже. Когда он разбудил хоббитов, беднягам показалось, что они не успели еще и глаз сомкнуть. Но солнце прошло уже больше половины своего утреннего пути, и от ночи с ее туманами не осталось и следа.

– Выпейте вот этого! — сказал Глорфиндэл, наливая каждому питья из кожаной фляги, окованной серебром. Питье, прозрачное, как родниковая вода, не грело и не холодило, на вкус тоже казалось водой, но стоило глотнуть его, как по телу сразу разливались сила и бодрость. Кусок зачерствелого хлеба и сушеные фрукты (все, что осталось от былых припасов) после такого напитка утолили хоббичий голод лучше, чем самый сытный засельский завтрак.

Отдых занял едва ли больше пяти часов, и вскоре хоббиты, Глорфиндэл и Бродяга снова были в дороге. Глорфиндэл, как и прежде, немилосердно подгонял хоббитов и позволил им всего–то два коротеньких привала за целый день пути. Зато до ночи они одолели почти тридцать верст и оказались у последнего поворота. Справа открывался спуск в лощину, куда и сбегала дорога, устремляясь прямо к Бруинену. До сих пор погони за спиной слышно не было, но Глорфиндэл не раз останавливался и прислушивался, поджидая тащившихся позади хоббитов; в такие минуты лицо его туманила озабоченность. Раз или два он заговаривал с Бродягой по–эльфийски.

Но, какие бы тревоги ни одолевали проводников, к вечеру стало ясно, что хоббиты дальше идти не могут. Они брели из последних сил, пошатываясь на ходу, не в силах думать ни о чем, кроме своих стертых ног. Что касается Фродо, его рана болела вдвое сильнее, чем прежде, а перед глазами расплывалось сплошное призрачно–серое марево. Фродо почти рад был наступлению ночи — ночью мир не казался таким блеклым и пустынным.

Хоббиты еще не оправились как следует от усталости, когда ранним утром отряд снова пустился в путь. Между ними и Бродом лежало еще много верст, и хоббиты, смирясь с неизбежным, ковыляли изо всех сил.

– Главная опасность — у реки, — повторял Глорфиндэл. — Сердце говорит мне, что враги уже близко. Но у Брода нас может ожидать еще и засада.

Дорога по–прежнему бежала под уклон. По сторонам то и дело попадались полосы густой травы; хоббиты несказанно рады были пройтись по ней и дать отдых натруженным ногам. Ближе к вечеру Тракт внезапно нырнул в сумрак, под кроны высоких сосен. Чуть дальше он исчезал в глубоком ущелье с влажными отвесными стенами из красного камня. Ускорив шаг, беглецы заторопились вперед, а за ними по ущелью покатилось неумолкающее эхо, словно по пятам спешило множество ног. Затем, неожиданно ринувшись в сияющие ворота, Тракт вырвался на волю. Впереди, за крутым спуском и луговиной версты в полторы шириной лежал Бруиненский Брод. За рекой вздымалась бурая крутизна, надвое разделенная вьющейся дорогой; дальше одна выше другой темнели на фоне тускнеющего неба горы–великаны — склон за склоном, вершина за вершиной, пик за пиком.

Эхо в ущелье еще не смолкло, и беглецам по–прежнему казалось, что следом спешат тысячи ног. Но теперь к эху добавился и еще какой–то шум — словно в сосновую рощу за ущельем ворвался ураганный ветер. Глорфиндэл обернулся, прислушался — и с громким восклицанием кинулся к реке.

– Спасайся! — крикнул он Фродо. — Скорее! Погоня!

Белый конь прянул вперед. Хоббиты что есть мочи бросились бежать вниз по склону. Глорфиндэл и Бродяга поспешили за ними, прикрывая их сзади. Но они не успели еще выбежать на луговину, когда за спиной послышался грохот копыт. Из темной рощицы, закрывавшей вход в ущелье, галопом вылетел Черный Всадник. Он осадил коня и остановился, слегка покачиваясь в седле. Следом появился другой, третий — и, наконец, еще двое.

– Скачи! Скачи! — кричал Глорфиндэл Фродо.

Фродо послушался не сразу: ему словно мешало что–то. Он заставил коня перейти на шаг, обернулся и взглянул назад. Конные фигуры высились на круче, как зловещие статуи, темные и отчетливые, а лес и холмы вокруг тонули в непроглядном тумане. Внезапно Фродо понял,– сердцем, а не разумом понял: враги приказывают ему стоять! У него захватило дух от страха и ненависти. Поводья выпали у Фродо из рук, он потянулся к мечу — и выхваченный из ножен клинок вспыхнул алой молнией.

– Скачи! Да скачи же! — еще раз крикнул Глорфиндэл и громко, ясно приказал коню по–эльфийски: — Норо лим, норо лим, Асфалот!

Белый скакун сорвался с места и как ветер понесся вперед. До Брода оставалось совсем чуть–чуть. Мгновение — и черные кони уже мчались вниз по круче, почти настигая Фродо. Раздался леденящий крик — именно такой огласил когда–то впервые леса и долы Восточного Предела, наполнив их нездешним ужасом. На крик ответили — и, к отчаянию Фродо и его друзей, слева, из–за деревьев и скал, галопом вылетели еще четыре Всадника. Двое понеслись прямо на Фродо, двое — к Броду, стремясь отрезать белому коню путь к реке. Чудилось, они мчатся на крыльях урагана. Фигуры Всадников быстро увеличивались и становились все темнее.

Фродо мельком глянул через плечо. Друзей нигде не было видно. Но и погоня отстала: даже рослые кони Всадников не могли тягаться с белым скакуном Глорфиндэла. Хоббит перевел взгляд на реку. Надежда в сердце погасла. Успеть к Броду прежде Черных Всадников было невозможно: враги уже скакали наперерез. Теперь Фродо мог разглядеть их во всех подробностях. Капюшоны и черные плащи куда–то исчезли; вместо них на всадниках развевались длинные серо–белые одежды. В бледных руках сверкали обнаженные мечи, на головах поблескивали шлемы. Глаза врагов холодно светились, глухие замогильные голоса взывали к Фродо, приказывая остановиться.

Страх захлестнул Фродо без остатка. О мече он больше не помышлял. Кричать было бесполезно — он только закрыл глаза и прижался к шее коня, крепко вцепившись в гриву. В ушах свистел ветер, колокольчики на сбруе бренчали дико и пронзительно. Вдруг на Фродо пахнуло могильным холодом, и ему показалось, что в него вонзилась ледяная пика, — эльфийский конь белой молнией промчался перед самым носом у ближнего Всадника.

Плеск! Брызги! У ног Фродо забурлила белая пена. Вскоре его с силой подбросило и откинуло назад — конь вылетел из воды и начал взбираться по каменистой дороге на крутизну. Брод остался позади.

Но преследователи не сдались. Одолев кручу, Асфалот повернулся и исступленно заржал: внизу, на противоположном берегу, выстроились в ряд все Девять Всадников. Взоры их были обращены наверх. Фродо сник окончательно. Что может помешать им переправиться? И что защитит его на долгой, неизвестной дороге к Ривенделлу? Стоит Всадникам оказаться по эту сторону — и все потеряно! Он чувствовал, что Девятеро властно повелевают ему остановиться. В сердце у него снова вскипела ненависть, но сил противостоять приказу уже не было.

Вдруг первый Всадник пришпорил коня. Тот ступил в воду и, заартачившись, встал на дыбы. Собрав последние силы, Фродо выпрямился и обнажил меч.

– Убирайтесь! — крикнул он. — Убирайтесь к себе в Мордор! Ни шагу дальше!

Собственный голос показался ему непривычно тонким и пронзительным. Всадники приостановились. Но Фродо не обладал властью Тома Бомбадила. Враги хрипло, страшно расхохотались.

– Иди сюда! К нам! К нам! В Мордор! Мы возьмем тебя с собой в Мордор!

– Прочь! — прошептал Фродо.

– Кольцо! Кольцо! — вскричали Всадники грозно и пронзительно.

Предводитель ударил коня каблуками по бокам и въехал в реку. За ним двинулись еще двое.

– Именем Элберет и прекрасной Лутиэн! — с трудом выговорил Фродо на последнем дыхании и высоко поднял меч. — Не видать вам вовеки ни Кольца, ни меня!

Предводитель, находившийся уже на середине Брода, угрожающе приподнялся в стременах и воздел руку. Фродо похолодел. Язык у него прилип к нёбу, сердце бешено заколотилось. Меч раскололся надвое и выпал из дрожащей руки. Эльфийский конь встал на дыбы и захрапел. Черный Всадник, первым вошедший в воду, готовился уже ступить на берег.

И вдруг оглушительный грохот и рев сотрясли речную долину — так ревет вода в горных реках, легко ворочая огромные валуны. Смутно, сквозь застящую глаза пелену, Фродо увидел, что река под кручей внезапно вздыбилась, словно на выручку ему ринулась целая кавалерия с белыми конскими хвостами на шлемах. Ему почудилось, что по гребням волн перебегает белый огонь, а воображение — если видение и впрямь было только плодом его собственного воображения — дорисовало среди валов белых рыцарей на белых конях с развевающимися гривами. Черные Всадники, собиравшиеся уже ступить на берег, в мгновение ока были опрокинуты и сгинули в разъяренной пене; остальные в смятении подались назад.

Хотя сознание уже покидало Фродо, он успел услышать доносившиеся с противоположного берега крики, и ему почудилось, что за Всадниками, натянувшими поводья и остановившимися у самого берега, выросла сияющая фигура, сотканная из белого пламени[166]; за ней маячили невзрачные темные силуэты, размахивая маленькими огоньками, тускло рдевшими среди серого тумана, в котором быстро исчезало и все остальное.

Черные кони обезумели и, ринувшись вперед, увлекли своих хозяев в ревущую воду. Пронзительные вопли Всадников потонули в шуме потока: волны опрокинули врагов и повлекли прочь. Фродо почувствовал, что не может больше держаться в седле. Ему чудилось, что беснующаяся вода поднялась, захлестнула его и повлекла следом за Всадниками. Наступила темнота.