"Властелин колец" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)

Глава вторая. СОВЕТ ЭЛРОНДА

На следующий день Фродо проснулся рано, ощущая себя свежим и здоровым. Он почувствовал, что не прочь прогуляться, и отправился пройтись вдоль обрыва над громко шумящим Бруиненом. За дальними горами всходило бледное, негреющее солнце, пронизывая тонкий серебристый туман косыми лучами; роса на желтых листьях посверкивала, на каждом кусте радугой переливались хитро сотканные паутинки. Сэм молча вышагивал рядом, вдыхая благодатный воздух и с восторгом глядя на величественные горы на востоке. Снег на их вершинах сиял белизной.

Невдалеке от поворота они наткнулись на Гэндальфа и Бильбо, сидевших на высеченной в камне скамейке и увлеченных разговором.

– Привет! С добрым утречком! — помахал рукой Бильбо. — Ну что, готов к Совету?

– Я готов ко всему, — рассмеялся Фродо. — Но больше всего мне сейчас хочется погулять и посмотреть долину. Вот хотя бы на тот сосновый лес наверху… — И он показал вперед, на склон раздвоенной долины Ривенделл.

– Может, чуть позже это тебе и удастся, — сказал Гэндальф. — Впрочем, планы пока строить рано. Сегодня нам предстоит много услышать и многое решить.

Вдруг, прервав разговор, в воздухе разнесся чистый звон колокольчика.

– Зовут на Совет, — заметил Гэндальф. — Идем! На Совете должны быть и ты, и Бильбо, вы оба.

Фродо и Бильбо поспешили за волшебником по извилистой тропе обратно к Дому. Сзади трусил Сэм, не получивший приглашения и всеми позабытый.

Гэндальф привел хоббитов к той самой террасе, где Фродо вчера вечером повстречал друзей. Свет ясного осеннего утра уже разливался в долине; внизу шумела и бурлила невидимая пенная река. Пели птицы, и над Ривенделлом разливался целительный покой. Опасное путешествие, слухи о тьме, постепенно заполоняющей внешний мир, — все это казалось теперь Фродо страшным сном; но лица, повернувшиеся к ним, когда они вошли, были суровы.

Элронд ждал их; рядом с ним в молчании расположились еще несколько приглашенных. Фродо сразу узнал Глорфиндэла и Глоина; кроме них в углу отдельно от всех сидел Бродяга — на нем опять было прежнее выцветшее походное платье. Элронд усадил Фродо рядом с собой и представил остальным.

– Перед вами, друзья мои, хоббит Фродо, сын Дрого, — сказал он. — Мало кто приходил в Ривенделл с делом столь неотложным, преодолев столь суровые опасности!

Затем он поименовал Фродо тех, кого тот прежде не видел. Рядом с Глоином сидел молодой гном — Гимли, сын Глоина. Глорфиндэла сопровождали эльфы из числа приближенных Элронда, во главе с Эрестором; прибыл на Совет и посланец Кирдана Корабела[199] — Галдор[200], эльф из Серой Гавани. Присутствовал здесь и еще один эльф, явно нездешний, — Леголас, сын Трандуила, короля эльфов Северного Чернолесья. Чуть в стороне сидел высокий темноволосый человек с открытым и благородным лицом, державшийся гордо и настороженно; взгляд его серых глаз показался Фродо жестким и суровым. Незнакомец был одет и обут по–дорожному; одежды его были богато украшены, а плащ оторочен мехом, но по всему видно было, что гость проделал неблизкий путь. На шее у него блестело серебряное ожерелье с одним–единственным белым камнем; пряди вьющихся темных волос ниспадали на плечи. В глаза сразу бросался висевший у незнакомца на перевязи большой рог, окованный серебром; сейчас этот рог лежал у него на коленях, и неизвестный то брал его в руки, то клал обратно. Гость глядел на Фродо и Бильбо во все глаза, явно пораженный появлением хоббитов до глубины души.

– Это Боромир[201], гость с юга, — произнес Элронд, обращаясь к Гэндальфу. — Он прибыл сегодня на заре и просит помочь ему в разрешении одной загадки. Я пригласил его на Совет, поскольку здесь он найдет ответ на свой вопрос.

Не стоит пересказывать всего, о чем шла речь на Совете. Немало говорилось о событиях, тревоживших большой мир; особенно неспокойно было на юге и к востоку от Гор. Фродо кое–что уже слышал обо всем этом, однако то, что поведал на Совете Глоин, было для него новостью. Когда тот заговорил, Фродо навострил уши и постарался не пропустить ни слова. Выходило, что гномам из Одинокой Горы, несмотря на богатство и баснословную удачу, было о чем тревожиться.

– Тень добралась до нас уже давно, много лет назад, — говорил Глоин. — Трудно сказать доподлинно, когда именно это произошло; скажу только, что мы заметили это не сразу. Среди гномов пробежал шепоток: жить, мол, стало тесно, пора бы выйти в мир на поиски большей славы и большего богатства. Все чаще стали мы вспоминать Морию, созданную трудами наших легендарных пращуров, — на гномьем языке Мория именуется Казад–дум. Наконец некоторые стали открыто заявлять, что, дескать, теперь нас много и мы достаточно сильны, чтобы вернуться туда. — Глоин вздохнул. — Мория! Мория! Диво северного края! Слишком глубоко мы копали, слишком упорно долбили камень — и пробудили безымянный страх. Долго пустовали подземные залы: дети Дьюрина покинули их и обратились в бегство. Теперь мы заговорили о них снова, заговорили с тоской и любовью, но и со страхом, ибо за все истекшие века ни один гном не дерзал переступить порог Казад–дума, кроме Трора. Но Трор погиб. И вот Балин, склонив ухо к нашептываниям, решился идти. Даин не хотел пускать его, но Балин был непреклонен — он взял с собой Ори, Оина и многих других, и они пошли на юг.

Это случилось почти тридцать лет тому назад. Сначала к нам доходили вести от Балина, и вести эти казались добрыми: нам стало известно, что Балин проник в Морию и что там начались большие работы по ее восстановлению. Потом наступило молчание, которое длится и по сю пору.

Около года назад к Даину явился посланец, но не из Мории — из Мордора; посланец был конный — он прискакал ночью и потребовал, чтобы Даин вышел к воротам для переговоров. «Саурон Великий, — сказал он, — ищет твоей дружбы. А за дружбу он, как и встарь, отплатит кольцами». Посланец потребовал, чтобы мы немедленно рассказали ему все, что знаем о хоббитах: каковы–де они, и кто такие, и где обитают. «Ибо Саурону известно, — заявил он, — что в свое время одного из них вы привечали у себя как гостя».

Эта просьба крайне встревожила нас, и мы не дали ответа. Посланец понизил голос — а голос у него был такой, что у нас мурашки пробежали по коже, — и попытался усластить свою речь лестью и посулами. «В залог дружбы Саурон просит у вас только одного, — произнес он. — Помогите Саурону отыскать некоего вора, — я не ошибся, он так и сказал: «вора»! — и отберите у него, добром или силой, маленькое колечко, которое он когда–то украл, самое маленькое и нестоящее из всех Великих Колец. Для Саурона это всего лишь прихоть, а для вас — хороший предлог доказать свою добрую волю. Найдите это колечко — только–то! — и Три Кольца, которыми владели некогда гномьи Короли[202], вновь будут вашими, и Мория вернется к вам на вечные времена. Узнайте только, где искать вора, и даже за такую малость Саурон щедро вознаградит вас и осчастливит вечной дружбой. Если же ответом будет отказ, как бы вам об этом не пожалеть! Ну?»

Он зашипел, как змея, и мы, все, кто стоял рядом, вздрогнули, но Даин молвил: «Я не скажу ни да, ни нет. Мне нужно время, чтобы обдумать твое предложение и понять, что стоит за красивыми словами». — «Думай, но побыстрее», — сказал посланец. «Я сам распоряжаюсь своим временем», — последовал ответ. «До некоторых пор», — молвил тот — и ускакал во тьму.

С той ночи на сердца наших властителей легла тяжесть. Не только по голосу посланца догадались мы о том, что за его предложениями кроются обман и угроза: мы уже знали, что Сила, вернувшаяся в Мордор, ничуть не изменилась, а в прошлом мы не раз бывали обмануты и преданы ею. Дважды возвращался посланец, но уходил ни с чем. Третий раз, по его словам, будет последним. Мы ждем его посещения не позже конца года.

Поэтому Даин решил послать меня сюда, чтобы предупредить Бильбо о том, что его ищет Враг, и, быть может, узнать, зачем Врагу понадобилось это Кольцо, если это и вправду самое нестоящее из всех Великих Колец. Мы ищем у Элронда совета. Тень разрастается и подползает все ближе. Нам стало известно, что посланцы навещали не только нас, но и короля Бранда, и тот испуган. Мы опасаемся, что он не устоит. На восточных границах его страны вот–вот разразится война. Если мы не дадим ответа, Враг может натравить на короля Бранда своих людей, — а тогда не миновать войны и Даину.

– Ты поступил мудро, явившись сюда, — кивнул Элронд. — Сегодня ты услышишь все, что требуется, и замыслы Врага откроются тебе во всей полноте. Гномам остается только стоять насмерть и надеяться на лучшее, хотя надежда эта будет слабой. Правда, вы не одиноки. Ты скоро поймешь, что ваша беда — лишь часть общей беды, беды, которая нависла над всем Западом. Итак, Кольцо! Что же мы будем делать с этим Кольцом, «самым нестоящим» из всех Великих Колец, с этой прихотью Саурона? Вот о чем сегодня все наши думы. Ради этого вы и званы сюда. Я говорю — «званы», хотя я не звал вас, о чужеземцы из дальних стран. Волею случая вы пришли сюда, пришли сами и встретились в нужный час. По крайней мере, это может показаться случайностью — но на самом деле это далеко не случайность и не совпадение. Похоже скорее, что вас призвали — призвали для того, чтобы мы с вами — мы и никто другой — отыскали путь к спасению Средьземелья. Поэтому я открою вам то, что до сих пор было ведомо лишь немногим. И прежде всего — дабы все могли уразуметь, в чем опасность — досточтимым гостям будет изложена история Кольца от начала ее до нынешнего времени. Я начну рассказ, другие его закончат.

И Элронд, чеканя слова, поведал слушавшим о Сауроне, о Кольцах Власти и о том, как они были выкованы, — а случилось это в давние времена, когда над миром текла Вторая Эпоха. Некоторые из собравшихся отчасти уже знали эту историю, но целиком она не была известна никому, и все взгляды были неотрывно прикованы к Элронду, а на лицах попеременно отражались то страх, то изумление. Владыка Ривенделла рассказал об эльфийских кузнецах Эрегиона, об их дружбе с Морией, об их страсти к знаниям, через которую Саурон и уловил их в свои сети. Тогда он не был еще так уродлив и страшен, как ныне, говорил Элронд, и эльфы приняли его помощь, благодаря чему стали воистину великими умельцами, а Саурон сумел проникнуть во все тайны кузнецов, и предал эльфов, и тайно выковал на Огненной Горе Единое Кольцо, с помощью которого надеялся поработить их. Эльфов спасло лишь то, что Кэлебримбор[203] на расстоянии почувствовал появление Единого Кольца и вовремя скрыл те Три, что сделал сам. Тогда разразилась война[204], страна подверглась опустошению, и врата Мории закрылись.

Через многие годы, прошедшие с тех времен, проследил Элронд судьбу Кольца; но эта история рассказана и в других источниках, не говоря уже о Книгах Предания, куда она внесена рукой самого Элронда, а потому здесь она опускается. Ибо это длинная повесть, повесть о делах великих и страшных, и, хотя Элронд изложил ее кратко, солнце успело высоко взобраться на небосклон и наступил день.

О Нуменоре поведал Элронд[205], о его славе и падении, и о том, как спасенных из морских бездн Королей Запада принесло на крыльях бури к берегам Средьземелья. Вспомнил он и об Элендиле Высоком, и о том, как Элендил и его сыновья, Исилдур и Анарион, стали великими властителями, основав Северное Королевство — Арнор и Южное — Гондор, что раскинулось вокруг дельты Андуина. Но Саурон, окопавшийся в Мордоре, напал на них; тогда властители заключили Последний Союз[206], союз людей и эльфов, и полки Гил–галада и Элендила собрались на смотр в Арноре.

Здесь Элронд умолк ненадолго и вздохнул.

– Я, как сейчас, вижу перед собой блеск и славу их знамен, — молвил он. — Мне вспоминалось тогда величие Старших Дней и армии Белерианда[207] — такое множество могущественных князей и военачальников съехалось на этот смотр! И все же они уступали в числе и благородстве тем, кто участвовал в свержении власти Тангородрима, когда эльфы надеялись, что злу положен конец, но ошиблись…

– Тебе это вспоминалось?! — не выдержал Фродо от удивления и, увидев, что Элронд обернулся к нему, начал поспешно оправдываться: — Я думал, что гибель Гил–галада… ну, что это было когда–то давно, в прежние Эпохи!

– Верно, — без улыбки ответил Элронд. — Я действительно помню прежние Эпохи — в том числе Старшую. Моим отцом был Эарендил — а он родился в Гондолине еще до падения этого королевства. Матерью же моей была Элвинг, дочь Диора, сына Лутиэн из Дориата. Я был свидетелем трех Эпох, отшумевших над Западом, видел много поражений и много бесплодных побед. Я был герольдом Гил–галада и шагал в рядах его войска. Я сражался в битве при Дагорладе, у Черных Ворот Мордора, и мы одолели Врага, ибо никто не мог противустать копью Гил–галада — Айглосу и мечу Элендила — Нарсилу[208]. Мне довелось видеть и последний бой на склонах Ородруина, где кончил свой земной путь Гил–галад и пал Элендил, и где преломился меч Элендила. Но и Саурон был повергнут, а Исилдур, схватив рукоять отцовского меча с обломанным клинком, отсек Врагу палец с Кольцом и взял Кольцо себе.

Здесь вмешался чужеземец Боромир.

– Так вот что стало с Кольцом! — вскричал он. — Если на юге об этом и знали когда–нибудь, то давно забыли. Я много слышал о Великом Кольце Того, чье имя называть не принято, но мы считали, что Кольцо навсегда исчезло из мира вместе с Первой державой Врага. Значит, это не так и Кольцо оказалось в руках Исилдура! Это воистину неожиданная новость.

– Увы! — подтвердил Элронд. — Исилдур взял Кольцо себе. Но он не должен был этого делать. Надо было бросить Кольцо в огонь Ородруина, в котором оно и выковано, — для этого не требовалось никуда идти, Трещина была рядом. Но Исилдур поступил иначе, и немногие обратили на это внимание. Он один до конца стоял бок о бок с отцом в последней, смертельной схватке, рядом же с Гил–галадом сражались только Кирдан да я. Но Исилдур вменил наш совет ни во что.

«Я беру это как верегилд, выкуп за отца и брата», — сказал он и, не слушая наших увещеваний, взял Кольцо себе. Но Кольцо вскоре изменило Исилдуру и убило его. С тех пор на Севере это Кольцо называют Погибелью Исилдура. Однако как знать — возможно, смерть была для Исилдура лучшим из возможных исходов…

Весть о том, как именно погиб Исилдур, дошла только до Севера, и то лишь до нескольких. Нечего дивиться, что ты об этом ничего не слышал, Боромир! После разгрома дружин Исилдура при Сабельниках, когда сгинул и сам Исилдур, домой после долгих блужданий вернулось только трое воинов. Среди них был Охтар, оруженосец Исилдура. Он сберег обломки Элендилова меча и передал их Валандилу, наследнику Исилдура, который с детства воспитывался здесь, в Ривенделле. Нарсил был сломан, и свет его угас, и меч этот доселе никем не перекован.

Я назвал победу Последнего Союза бесплодной? Это не совсем так. Но правда и то, что конечной цели эта победа не достигла. Саурон умалился, но уничтожен не был, Кольцо исчезло, но осталось невредимым. Черную Башню снесли с лица земли, но основания ее не поколебались — ведь они заложены с помощью Кольца и будут стоять до тех пор, пока оно не расплавится в огне. Много эльфов и славных мужей из человеческого племени полегло в той войне. Анарион пал, Исилдур тоже; не стало Гил–галада и Элендила. Никогда более не вступят эльфы и люди в подобный Союз — люди плодятся и умножаются, а Перворожденных становится все меньше, и между двумя племенами растет отчуждение. Со дня той битвы пошел отсчет умалению нуменорцев, и дни их жизни стали сокращаться.

После войны и побоища при Сабельниках число людей Запада в северных землях уменьшилось. Их город у Сумеречного Озера, Аннуминас[209], остался лежать в руинах. Наследники Валандила покинули обжитые места и ушли в Форност[210], на высоты Северных Холмов, — но сейчас и этот город пришел в запустение. Люди зовут его Крепостью Мертвецов[211] и страшатся бывать в его окрестностях. Арнорцев осталось ничтожно мало — их род истребили враги, и владычество северян кончилось, оставив после себя только зеленые курганы на склонах холмов.

Иное дело — королевство Гондор, что на юге. Оно выдержало невзгоды. Было время, когда блеск и могущество его напоминали Нуменор накануне падения. Гондорцы возвели башни, укрепили высоты, выстроили богатые гавани, и разноязычные окрестные народы с благоговением чтили крылатую корону Королей. Главным их городом был Осгилиат, Звездная Цитадель. Река рассекала его на две половины. Кроме того, к востоку от города, на отроге Мрачных Гор, гондорцы построили Минас Итиль — Башню Восходящей Луны, а на западе, у подножия Белых Гор, вознеслась Минас Анор, Башня Закатного Солнца. Там, при дворе Королей, гондорцы пестовали Белое Древо, выросшее от семени, принесенного из–за морских просторов еще Исилдуром. Семя это пришло из Эрессеи[212], куда прибыло из самого Закатного Края, — в незапамятные времена, когда мир был еще юн.

Но годы идут, сила иссякает — и род Менелдила, сына Анариона, прервался. Древо иссохло, и кровь нуменорцев смешалась с кровью меньших людей. Под конец стражники на границах Мордора предались сну, и темные твари стали вновь проникать на плато Горгорот. Выбрав удобный час, вражеские силы нанесли удар, захватили Минас Итиль и поселились там, превратив это место в обиталище страха. Теперь башня эта носит имя Минас Моргул — Крепость Чернокнижий. Новое имя получила и башня Минас Анор — она стала башней Минас Тирит, или Сторожевой Башней. С тех пор эти две крепости вечно воюют друг с другом. А Осгилиат опустел: он лежит в руинах меж двух враждующих станов и среди его камней скитаются тени.

С тех пор сменилось много поколений. Но все остается по–прежнему. Властители Минас Тирита не сдаются и противостоят Врагу с оружием в руках, то и дело нанося поражение злым силам и охраняя речной путь от Моря и до самого Аргоната[213]. На этом та часть истории, которую собирался рассказать вам я, кончается: в дни Исилдура Кольцо Власти исчезло с глаз живущих, и Три Кольца освободились из–под его влияния. Но теперь они вновь под угрозой: к общему нашему прискорбию, Единое Кольцо отыскалось. О том, как это случилось, вам расскажут другие, ибо я мало участвовал в последних событиях.

Он замолчал, и тут же пред ним встал Боромир, статный и гордый.

– Позволь мне, о достойный Элронд, добавить сперва кое–что о Гондоре, поскольку именно оттуда я и прибыл! Думается, всем присутствующим стоило бы чуть лучше знать, что там происходит. Мало кто ведает о наших великих трудах, и немногие догадываются, какая опасность угрожает Средьземелью, если мы не устоим.

Не верьте тем, кто говорит, будто в Гондоре нет более людей нуменорской крови и что сила и достоинство Гондора остались в прошлом! Это наша доблесть удерживает дикарей, наступающих с востока, и не дает ужасу Моргула выплеснуться в мир. Только благодаря нам земли, лежащие к северу от Гондора, еще наслаждаются миром и свободой. Но если мы потеряем броды через Андуин, что тогда?

А ведь этот час, может статься, недалек. Неназываемый Враг вновь поднял голову. Вновь поднялся дым над Ородруином, который мы зовем Горой Судьбы. Сила Черной Страны возрастает. Мы — в тяжелой осаде. Когда Враг вернулся, гондорцы вынуждены были бежать из Итилиэна, прекрасного края к востоку от Реки, бывшего когда–то нашим, — правда, мы до сих пор держим там тайное укрепление и воинские отряды. Но уже в этом году, в июне, Мордор внезапно напал на нас и мы были разбиты. Мы не могли равняться с ними, потому что Мордор нашел союзников в жестоких Харадримах и диких племенах Востока, но дело было не только в нашей малочисленности. Враг выставил против нас силу, о которой мы прежде ничего не слышали.

Некоторые говорят, что сила эта имеет облик огромного черного всадника, темной тени, которая показывается только лунной ночью. При виде этого всадника врагов охватывает безумие и бешенство, а друзей — ужас, против которого не могут устоять даже храбрейшие. Конь и человек — все бегут с поля боя. Только малый остаток восточного гарнизона вернулся назад, успев уничтожить за собой последний мост, чудом уцелевший среди руин Осгилиата. Я был в отряде, оборонявшем один из мостов. Мы бились, пока мост не рухнул. Лишь четверо из нас спаслись, бросившись вплавь, — мой брат, я и еще двое. Но гондорцы не собираются сдаваться и все еще удерживают западный берег Андуина, а те, кого мы охраняем, при каждом удобном случае возносят нам хвалу. Да, похвал мы слышим достаточно, но помощи почти не видим! Только в роханцах мы уверены: они прискачут к нам на подмогу по первому зову.

В этот черный для нас час я и отправился к Элронду, хотя на пути меня подстерегали многие опасности. Сто и десять дней был я в пути, один, без спутников. Но не союзников прибыл я искать. Элронд известен своей мудростью, и говорят, что сила его — не в оружии. Я пришел просить совета и разгадки неких суровых и грозных слов, явленных во сне. Накануне внезапного нападения мордорских сил моему брату привиделся необычный, тревожный сон. Впоследствии ему еще не единожды являлось по ночам нечто похожее. Один раз этот сон приснился и мне. Вот что я увидел: небо на востоке потемнело и огласилось нарастающим раскатом грома, но на западе брезжил бледный свет, и из этого света зазвучал голос, далекий, но отчетливый:

Ни я, ни брат не могли понять смысла этих слов и обратились к Дэнетору, Правителю Минас Тирита, так как он весьма искушен в гондорском Предании. Но одно лишь смог он сказать нам: Имладрисом эльфы в древности называли далекую северную долину, где живет Элронд Полуэльф, величайший из знатоков Предания. Тогда брат мой, видя, что наше положение отчаянно, решился последовать сну и отправиться на поиски Имладриса. Но дорога сюда гондорцам неведома и опасна. Поэтому я пустился в путь вместо него[215]. Отец был против, но я настоял — и долго блуждал по забытым дорогам в поисках Дома Элронда, о коем слыхали столь многие; однако мало кто мог указать дорогу туда.

– Но теперь ты в Доме Элронда и тебе многое станет ясно, — молвил Арагорн, вставая. Он бросил меч на стол перед Элрондом, и все увидели, что клинок сломан.

– Вот он — Меч, Что Был Сломан! — воскликнул Арагорн.

– Но кто ты и какое отношение имеешь к Минас Тириту? — поразился Боромир, в недоумении глядя на исхудалое лицо Следопыта и его линялый плащ.

– Пред тобой Арагорн, сын Араторна, — ответил Элронд. — Род его отцов восходит к Исилдуру, сыну Элендила из Минас Итиль. Он — вождь дунаданов Севера. Мало их осталось в Средьземелье и все же они еще живы!

– Значит, оно твое по праву, а я тут ни при чем! — закричал потрясенный Фродо, вскакивая с места, словно у него уже потребовали возвратить Кольцо законному владельцу.

– Оно не принадлежит ни мне, ни тебе, — остановил его Арагорн. — Но тебе выпало стать его Хранителем — пусть на время.

– Покажи Кольцо, Фродо! — торжественно проговорил Гэндальф. — Пробил час. Подними его повыше, и Боромир поймет, как разгадывается пророчество.

Все смолкли и обернулись к Фродо. Он же, ослабев от внезапного смущения и страха, стоял неподвижно и чувствовал крайнее нежелание доставать Кольцо: ему почему–то было неприятно даже дотрагиваться до него. «Оказаться бы где–нибудь подальше», — мелькнула у него мысль. Наконец он дрожащей рукой поднял Кольцо над головой; оно блеснуло и заискрилось.

– Узрите же: вот Погибель Исилдура! — провозгласил Элронд.

– Невеличек! — пробормотал про себя Боромир и впился взглядом в Кольцо. Глаза его сверкнули. — Значит, Минас Тириту суждена погибель? Но зачем тогда было искать Меч, Что Был Сломан?

– В пророчестве не говорится, что Минас Тириту суждена погибель, — возразил Арагорн. — Но роковой час и в самом деле близок, а с ним — время подвигов и свершений. Сломанный Меч — тот самый меч, что выпал из руки Элендила в час его гибели и раскололся надвое. Потеряв все, в том числе и королевство, потомки Элендила, несмотря ни на что, продолжали хранить этот меч, ибо сказано, что он будет откован вновь, когда отыщется Кольцо, ставшее Погибелью Исилдура. Ты видишь меч, ради которого пустился в дорогу. О чем же спрашивать? Хочешь ли ты, чтобы династия Элендила вновь воцарилась в Гондоре?

– Не за подачкой шел я сюда, а только за разгадкой пророчества, — гордо ответствовал Боромир. — Но мы в тисках, и если меч Элендила окажет нам помощь, на которую мы, правда, уже отчаялись и надеяться, мы примем ее, особенно если этот меч и вправду вернулся из тьмы былого! — Он еще раз бросил взгляд на Арагорна. В глазах гондорца читалось сомнение.

Фродо уже давно чувствовал, что Бильбо, сидевший рядом с ним, беспокойно ерзает. Старый хоббит явно оскорбился за своего друга. И вдруг, вскочив на ноги, Бильбо выпалил:

– Это, может, и не ахти какие стихи, но зато в самую точку, если тебе мало слов Элронда! Ты провел в пути сто и десять дней, так слушай повнимательнее, а то незачем было сюда и ехать! — добавил он и сел, кипя от возмущения, успев шепнуть на ухо Фродо: — Я написал это для Дунадана много лет назад, когда он впервые рассказал мне, кто он такой на самом деле. По чести сказать, я почти жалею, что с приключениями покончено и мне нельзя будет пойти с ним, когда придет день его славы!

Арагорн улыбнулся старому хоббиту и повернулся к Боромиру.

– Я прощаю тебе минутное сомнение, — сказал он. — И правда — что общего у меня с державными каменными ликами Элендила и Исилдура, которые ты каждый день видишь у себя во дворце? Я не Исилдур, я — лишь наследник Исилдура. Я прошел долгий и трудный путь. Расстояние между Ривенделлом и Гондором не составило бы и малой части дорог, что исходил я за свою жизнь. Я перевалил через множество горных хребтов, переправился через множество рек, пересек не одну равнину. Даже в дальних странах Руна и Харада побывал я, под иными созвездиями. Но мой дом — если можно сказать, что у меня есть дом — здесь, на Севере. Здесь издавна обитают наследники Валандила, вот уже много поколений передавая от отца к сыну право на трон. Мы ушли в тень, и нас осталось мало, но Мечу неизменно находился владелец. И вот что скажу я тебе, Боромир, прежде чем кончить свою речь: мы, Следопыты пустынных земель, охотимся поодиночке, но охотимся лишь на слуг Врага, ибо найти их можно не только в Мордоре. Гондор — не единственный оплот добра на земле, Боромир. Мы тоже боремся со злом. В мире много злых сил, с которыми вашим крепким стенам и острым мечам дела иметь не приходится. Ты сказал, что Север наслаждается покоем и свободой. Но что знали бы о покое и свободе народы Севера, если бы не мы? Один страх перед Тенью уже сломил бы их. Но когда с пустынных холмов и из бессолнечных чащоб в долины являются темные твари — мы изгоняем их прочь. Кто осмелился бы путешествовать по дорогам, кто чувствовал бы себя в безопасности дома или в поле, кто мог бы спокойно спать у себя в постели, если бы дунаданы предавались сну или сошли в могилы? И все же мы слышим слова благодарности реже, чем вы. Путешественники провожают нас хмурыми взглядами, крестьяне наделяют презрительными кличками. Для одного толстяка, что живет в дне пути от чудищ[216], единственно от вида которых у него остановилось бы сердце и которые с легкостью сотрут его селение с лица земли, стоит только нам ненадолго снять стражу, — так вот, для этого толстяка я — подозрительный проходимец, «Бродяга–Шире–Шаг»… Но мы не хотим ничего менять. Когда простой народ беззаботен, когда ему нечего бояться, он остается свободным, а это главное. Мы скрываем свое истинное лицо, чтобы не нарушать хода вещей. К этому мы призваны, и следуем этому призванию неуклонно, хотя за эти долгие годы многое поросло травой. Но мир снова меняет лицо. Бьет новый час. Отыскалась Погибель Исилдура, и битвы не избежать. Меч будет перекован, а я приду в Минас Тирит.

– Ты говоришь, отыскалась Погибель Исилдура, — проговорил Боромир. — Что ж, я действительно видел в руке невеличка какое–то блестящее кольцо. Но Исилдур погиб еще до начала нашей Эпохи. Откуда Мудрым известно, что кольцо, которым мы располагаем, — то самое? И какой была судьба этого кольца, пока его не доставил сюда столь странный посланник?

– Об этом речь впереди, — сказал Элронд.

– Только не сейчас, достойнейший Элронд! — обеспокоился Бильбо. — Время уже близится к полудню и мне необходимо подкрепить свои слабые силы!

– Я не представил тебя собранию, — повернулся к нему Элронд. — Но я сделаю это сейчас. Поведай же нам о себе! Если ты еще не переложил историю своих приключений в стихи, даю тебе позволение не заботиться о слоге. Чем короче будет твой рассказ, тем быстрее ты сможешь отдохнуть и усесться за трапезу.

– Меня это устраивает, — важно кивнул Бильбо. — Я сделаю, как ты просишь. Сегодня мой рассказ будет правдивым, и если кто–нибудь слышал его иначе, — Бильбо покосился на Глоина, — я попрошу их забыть об этом и простить меня. Ничего мудреного тут нет, просто я хотел тогда сберечь Кольцо для себя и отвязаться от прозвища «вор», которое ко мне приклеилось. Но сейчас я, кажется, лучше понимаю, что к чему… В общем, вот что со мной приключилось.

Для некоторых из приглашенных рассказ Бильбо был в новинку, и они изумленно слушали, как старый хоббит, на самом деле очень довольный случаем проявить свое красноречие, в подробностях расписывал свою встречу с Голлумом. Он не пропустил ни одной загадки и собирался уже дать полный отчет о Дне Рождения и о том, как он исчез из Заселья, — но тут Элронд поднял руку.

– Рассказ прекрасный, друг мой, — молвил он, — но пока остановимся на этом. Сейчас нам достаточно того, что Кольцо перешло к Фродо, твоему наследнику. Пусть теперь рассказывает он!

У Фродо, в отличие от старика Бильбо, совсем не было настроения говорить, но все же он продолжил рассказ и описал все свои приключения, начиная с того дня, как он стал обладателем Кольца. Его много расспрашивали, и каждый шаг пути от Хоббитона к Бруиненскому Броду подвергся самому подробному обсуждению. Фродо пришлось припомнить о Черных Всадниках все, что только было возможно. Наконец ему разрешили сесть.

– Неплохо, — толкнул его локтем Бильбо. — Если бы тебя не перебивали, рассказ получился бы просто на славу. Я пытался записывать, да где там! Мы с тобой, впрочем, еще к этому вернемся, если я не раздумаю писать свою книгу. Ты еще только–только добрался до Ривенделла, а уже, считай, привез несколько глав!

– Да, история получилась длинная, — согласился Фродо. — Но в ней, мне кажется, страницы–другой не хватает. Остается еще многое узнать, особенно про Гэндальфа.

Галдор из Гавани, сидевший рядом, услышал последние слова Фродо.

– Присоединяюсь! — воскликнул он и, повернувшись к Элронду, молвил: — Мудрые, возможно, имеют веские причины полагать, что невеличек действительно нашел в пещерах то самое Великое Кольцо, за которое веками велись битвы. Но те, кто знает меньше, склонны пока сомневаться. Почему мы не слышим доказательств? И еще один вопрос. Где Саруман?[217] Он изучил историю Колец, как никто другой, но среди нас его почему–то нет. Что советует делать Саруман — если, конечно, он извещен о том, что произошло?

– Твои вопросы тесно связаны между собой, Галдор, — ответил Элронд. — Я запомнил их, и вскоре ты получишь ответ на них. Но не от меня — от Гэндальфа. Я обращаюсь к нему только сейчас, ибо говорить последним — почетно, а он воистину сыграл в этой истории главную роль.

– Не правда ли, Галдор, — начал Гэндальф, — новостей, которые принес Глоин, и рассказа Фродо вполне достаточно, чтобы удостовериться: находка невеличка представляет для Врага немалую ценность? Продолжаю. Невеличек нашел в пещерах не что–нибудь, а кольцо. Давайте подсчитаем. Девять Колец — у Назгулов[218]. Семь — вернулись к Врагу или уничтожены.

При этих словах Глоин беспокойно пошевелился, но смолчал.

– Судьба Трех нам известна. О каком же кольце так печется Враг? — Он помолчал и продолжил: — Большая пропасть во времени пролегла от Реки до Горы, от потери до находки. Но Мудрые заполнили эту пропасть неизвестности, хотя это заняло у нас слишком много лет. Враг шел почти вровень с нами, и мои страхи не были преувеличенными — скорее наоборот: даже я не ждал, что он так преуспеет в своих поисках. Хорошо, что до полной истины он докопался только в этом году — и, похоже, не раньше лета.

Некоторые из присутствующих без труда вспомнят, что я дерзнул когда–то проникнуть в замок Дол Гулдур, тайно проследил за обитавшим там Некромантом и понял, что страхи мои не напрасны: это был не кто иной, как Саурон, наш давний враг, облекшийся по прошествии лет в новую плоть и неуклонно набиравший силу. А некоторые вспомнят и о том, что в свое время Саруман отговорил нас открыто выступить против Некроманта, и мы ограничились наблюдением. Но когда Тень стала расти, Саруман уступил большинству, и Совет изгнал зло из Черной Пущи — как раз в тот год, когда Бильбо нашел Кольцо. Странное совпадение — если, конечно, совпадение.

Как и предвидел Элронд, мы опоздали. Саурон тоже наблюдал за нами и готовился к удару, постепенно прибирая к рукам свою прежнюю вотчину — Мордор. В этом ему немало помогла башня Минас Моргул, где обитали Девятеро — его верные слуги. Когда все было готово, он уступил нашему натиску, сделал вид, что бежит, а сам вскоре объявился в Черной Башне и открыто провозгласил себя Властелином Мордора. Тогда Мудрые созвали последний Совет, поскольку к этому времени мы уже знали, что Враг настойчиво ищет Единое. Мы опасались, что он располагает ключом к поиску, а у нас такого ключа еще не было. Но Саруман успокоил нас и повторил прежние слова: Единое–де никогда более не объявится в Средьземелье. «Плохо только одно, — сказал он. — Враг знает, что Кольцо не у нас, что оно пока не найдено. Но он думает, что потерянное можно отыскать, в то время как вы можете быть спокойны: его надежда не оправдается никогда. Я ли не изучил это дело? В Андуин Великий упало Единое, и течение унесло его в Море, пока Саурон спал вековым сном. И да останется оно там до скончания времен!»

Гэндальф замолчал, глядя на восток, на дальние вершины Туманных Гор, в глубинах которых так долго таилась гибель мира.

– Вина моя, — вздохнул он. — Речи Сарумана Мудрого убаюкали меня. Мне следовало во что бы то ни стало доискаться правды с самого начала. Тогда сейчас опасность была бы меньше.

– Вина общая, — возразил Элронд. — Если бы не твои труды и не твоя бдительность, Тьма, возможно, уже накрыла бы нас. Но продолжай!

– Сердце мое не доверяло никаким разумным доводам, — вернулся Гэндальф к своему рассказу, — и мне захотелось узнать, как попала эта вещь к Голлуму и как долго он обладал ею. Поэтому я установил за ним наблюдение — я догадывался, что он не усидит в подземелье и отправится на поиски своего сокровища. Так и случилось, но Голлум ускользнул от меня, и я не смог его отыскать. Тогда я — увы! — оставил все как есть: снова принялся выжидать и наблюдать, что, к сожалению, вошло у нас в привычку.

Шли дни, каждый заботился о своем — но вот сомнения вернулись ко мне, а с ними и страх. Откуда оно — это хоббичье кольцо? И — если мои страхи не плод воображения — что с ним теперь делать? Мне предстояло найти ответ на это. Но я никому не говорил о своих опасениях, зная, что распускать несвоевременные слухи всегда опасно — они могут попасть не по адресу. Во всех долгих войнах с Черной Башней измена всегда была нашим главным врагом.

То, о чем я рассказываю, произошло семнадцать лет назад. Вскоре после того я узнал, что вокруг Заселья собираются лазутчики Врага; даже птицы и звери выполняли иногда роль соглядатаев. Мои страхи усилились. Я призвал на помощь дунаданов, и они удвоили стражу, которую несли на границах. Тогда же я открыл свои сомнения Арагорну, наследнику Исилдура.

– Я посоветовал Гэндальфу немедленно поймать Голлума, — вставил Арагорн. — А поскольку я считал, что именно наследник Исилдура должен искупить Исилдурову вину, я пустился в эти долгие, безнадежные поиски вместе с Гэндальфом.

Затем Гэндальф поведал о том, как они с Арагорном пядь за пядью прочесали все Дикие Земли и в итоге добрались до Гор Мрака, ограждающих Мордор.

– Там до нас впервые дошел слух о Голлуме, — говорил волшебник, — и мы поняли, что он долго рыскал по тамошним темным холмам, — но мы так и не нашли его, и я потерял всякую надежду. Вконец отчаявшись, я набрел на мысль: нельзя ли испытать Кольцо самим, без Голлума? Может, оно само поведает нам, Единое оно или нет? Я вспомнил слова, сказанные на Совете, слова Сарумана, на которые раньше я едва обратил внимание. Но теперь они ясно прозвучали в моем сердце: «Девять, Семь и Три украшены каждое своим камнем. Иное дело Единое. Оно совершенно гладкое, без украшений и как будто уступает остальным по красоте, но его создатель оставил на нем знаки, которые посвященный, возможно, смог бы не только увидеть, но и прочитать». О том, что это за знаки, Саруман умолчал. Кто же может раскрыть эту тайну, кроме самого Создателя Кольца? А Саруман? Как ни велики его знания, они не явились к нему сами собой или по некоему внушению. Чьи же глаза видели эту вещь, кроме глаз Саурона? Только Исилдур мог видеть ее!

С этим я прервал поиски и поспешил в Гондор. В прежние дни членов нашего Ордена там привечали — особенно Сарумана. Он нередко наезжал туда, и Властители города всегда принимали его как дорогого гостя. Но на этот раз Наместник Дэнетор не выказал обычного радушия и с великой неохотой дал мне доступ в сокровищницу, где хранятся свитки и старинные рукописи.

«Если тебе нужны только древние летописи и анналы первых лет Города, читай в охоту, — сказал он. — Для меня прошлое не так темно, как будущее… Впрочем, это моя забота. Но если ты не мудрее Сарумана, который провел здесь немало времени, ты не найдешь ничего, что не было бы известно мне, ибо я — Хранитель гондорского Предания».

Так сказал мне Дэнетор. И все же в его сокровищнице я нашел множество рукописей, которые сегодня мало кто может прочесть, будь он хоть трижды Хранитель Предания: языки, на которых они написаны, уже забыты, письмо, которым пользовались древние люди, — тем более. Те, кто пришел в этот мир позже, пренебрегают ими, но знай, Боромир, что в Минас Тирите до сей поры хранится свиток, не читанный, как я догадываюсь, никем, кроме меня и Сарумана. Свиток этот писан рукой самого Исилдура. Ибо Исилдур не ушел в смерть прямо с поля боя, на пути из Мордора, как полагают некоторые.

– Некоторые северяне, ты хочешь сказать, — вмешался Боромир. — В Гондоре ни для кого не тайна, что он отправился сперва в Минас Анор и оставался там некоторое время, наставляя своего племянника Менелдила, прежде чем передать ему бразды управления Южным Королевством. Тогда–то он и посадил последний отросток Белого Древа — в память о брате.

– И еще он оставил свиток, исписанный его собственной рукой, — добавил Гэндальф. — Вот об этом в Гондоре, как видно, уже не помнят. Речь в этом свитке идет о Кольце, и вот что пишет Исилдур:

«Великое Кольцо отныне принадлежит Королям Северного Королевства и будет передаваться по наследству; но и в Гондоре должна сохраниться запись о нем, ибо здесь также правят потомки Элендила. Этот свиток будет храниться в Башне Минас Анор, дабы память о великих событиях наших дней вовеки не стерлась и не замутилась».

Сделав это вступление, Исилдур приступает к описанию Кольца:

«Оно было горячим, когда я впервые дотронулся до него, горячим, как уголь, и таким сильным был ожог, который я получил, что я уже не надеюсь когда–либо исцелиться полностью. Сейчас, когда я пишу сии строки, оно немного остыло и еще остывает — и, мнится мне, уменьшается в размере, однако не утеряло ни красоты, ни прежнего своего вида. Надпись, что была сначала четкой, как бы ало–огненной, выцветает и уже трудна для чтения. Выгравирована она в эльфийских рунах Эрегиона, ибо нет в Мордоре букв, которые годились бы для такой тонкой работы, но язык мне неизвестен. Мыслю, что это язык Черной Страны, ибо нет в нем ни благозвучия, ни вежества, но какое зло заключено в сих словах, мне неизвестно; однако я намерен переписать их, ибо опасаюсь, что руны померкнут и не появятся более. Полагаю, Кольцу недостает жара Сауроновой длани, которая была черна и все же обжигала как огонь, почему и убит был Гил–галад. Если нагреть золото, надпись, возможно, станет ярче, но я не хочу рисковать этой вещью, ибо не желаю причинить ей даже малейшего вреда. Это единственное из творений Саурона, которое можно назвать воистину прекрасным. Сие Кольцо — настоящее сокровище. Мое сокровище. Я дорожу им, хотя и стоило оно мне немало».

Когда я прочел это, то понял, что мои поиски закончены. Надпись, перерисованная рукой Исилдура, действительно была сделана на языке Мордора и слуг Башни. Что касается содержания, то оказалось, что оно уже известно мне. В день, когда Саурон впервые надел Кольцо на палец, Кэлебримбор, создатель Трех, понял, что происходит, и услышал, как Саурон произносит вслух это заклинание. Так открылись эльфам злые помыслы Врага.

Я сразу же покинул Дэнетора, но еще по дороге на север получил весть из Лориэна: Арагорн–де побывал там и просил передать, что он отыскал существо, именуемое Голлумом. Я немедленно поспешил им навстречу, чтобы узнать, как ему это удалось. Мне страшно было даже гадать, через какие опасности прошел Арагорн, чтобы поймать Голлума.

– Об этом нет нужды рассказывать, — молвил Арагорн. — Когда человеку приходится идти мимо Черных Ворот или ступать среди мертвых цветов Долины Моргул, смертельные опасности стерегут его за каждым камнем. Поначалу я тоже потерял надежду и повернул к дому, но по дороге случайно набрел на то, что искал: следы ног в грязной луже. След был свежий, но вел он не в Мордор, а из Мордора. Я пошел по следу вдоль Мертвых болот и наконец настиг добычу. Голлум рыскал по берегу зловонного озерца, вглядываясь в воду. Там–то, когда опустился темный вечер, я и схватил его. Мерзкое создание было сплошь покрыто зеленой слизью. Думаю, он уже никогда не воспылает ко мне любовью. Он укусил меня, но и я, признаться, не был с ним особо ласков. Все, чего я смог от него добиться, — это след зубов. Дорога домой оказалась необычайно тяжелой. Приходилось не спускать с него глаз ни днем ни ночью, гнать впереди себя на веревке с кляпом во рту, укрощать голодом и жаждой — и понемногу продвигаться к Черной Пуще… Но все же я наконец доставил его туда и сдал эльфам, как уговорился с ними раньше. Не могу описать, как я рад был от него избавиться — к тому же смрад от него шел невыносимый… Что до меня, я надеюсь никогда больше его не видеть. Гэндальф с ним впоследствии долго беседовал, хотя как он выдержал — не знаю.

– Да, я беседовал с ним долго, до изнеможения, — подтвердил Гэндальф. — И не могу сказать, чтобы зря. Например, его рассказ о пропаже Кольца полностью совпал с той историей, что Бильбо нам сегодня впервые поведал открыто. Впрочем, это мне никак не помогло; я и раньше догадывался, где правда. Но я узнал и кое–что новое: оказывается, Голлум нашел свое кольцо на дне Великой Реки, у долины Сабельников. И еще я понял, что владел он им долго. Его родичи — существа некрупные и отнюдь не долгожители. Сила Кольца непомерно продлила Голлуму жизнь. Такой силой обладают только Великие Кольца. Если тебе мало этого, Галдор, то вот и другое доказательство — о нем я уже говорил. Кольцо, которое вы видели в руке невеличка, с виду гладкое, но буквы, о которых говорил Исилдур, никуда не исчезли, и тот, у кого хватит духа подержать эту вещь в пламени, прочтет их. Я сделал это — и вот что я прочел на ободе Кольца:

Голос волшебника изменился. В нем зазвучали угроза и сила — грубая, как необработанный камень. По солнцу, стоявшему в зените, прошла тень, и на террасе на мгновение сделалось темно. Все содрогнулись; эльфы зажали уши ладонями.

– До сей поры еще никто не осмеливался произнести даже слóва на этом языке здесь, в Имладрисе[220], знаешь ли ты это, Гэндальф Серый? — сурово вопросил Элронд, едва только тень минула и все перевели дыхание.

– Будем надеяться, что этого не случится и впредь, — ответствовал Гэндальф. — И все же я не прошу у тебя прощения, о досточтимый Элронд. Когда язык этот зазвучит на Западе повсюду, сомнения отпадут сами собой: перед нами — по слову Мудрых — действительно великое сокровище Врага, вобравшее в себя всю его злобу, хранящее бóльшую часть древней Вражьей силы. Из Черных Лет донеслись до нас эти слова. Такими услышали их некогда кузнецы Эрегиона и поняли, что преданы.

Отыскать их, собрать их, предать их Ему,

Воедино сковать их и ввергнуть во тьму…

Знайте также, друзья мои, что я выведал у Голлума не только это. Из него пришлось вытягивать слово за словом, и он так мямлил, что трудно было что–нибудь понять — но вскоре сомнения отпали: он был в Мордоре, и там его заставили выложить все, что он знал. Теперь Врагу известно, что Единое нашлось и долго хранилось в Заселье, а поскольку его слуги проследили Кольцо чуть ли не до нашего порога, он скоро узнает — если уже не узнал — что оно здесь.

Некоторое время все молчали; наконец Боромир нарушил тишину:

– Ты сказал, этот Голлум — тварь мелкая, но способная на крупные злодеяния? Я правильно понял? И что с ним стало? К какой смерти его приговорили?

– Он под стражей, только и всего, — ответил Арагорн. — Он много страдал. Очевидно, его пытали, и ужас перед Сауроном черной тенью запал ему в сердце. Я рад, что он под надежной охраной бдительных чернолесских эльфов. Его злоба слишком велика. Она придает ему силу, какую трудно предположить в таком щуплом, высохшем существе. Голлум может натворить еще много зла, если дать ему свободу. И я не сомневаюсь: из Мордора его отпустили не просто так, а с каким–то поручением.

– Увы! Увы! — воскликнул Леголас, и на его прекрасном эльфийском лице выразилось горе. — Настало время сообщить Совету новости, с которыми я был послан сюда. Это новости дурные, но только сейчас я вижу, какими черными они вам покажутся. Смеагол, носящий ныне имя Голлум, бежал.

– Бежал?! — вскричал Арагорн. — Да, это и впрямь скверно! Боюсь, мы еще не раз оплачем его побег. Но как могли не выполнить своего долга эльфы Трандуила?

– Это произошло не потому, что стражи презрели свою обязанность, — возразил Леголас. — Просто они были слишком добры к узнику и переусердствовали. Кроме того, мы боимся, что он получил помощь извне, а это значит, что наши действия известны кому–то лучше, чем нам хотелось бы. Мы стерегли это существо днем и ночью, как и просил нас Гэндальф, хотя задача была тяжелой. Но Гэндальф уверял, что надежда на его исцеление есть, и у нас не хватило духу запереть узника в подземельях, где он предался бы своим прежним черным мыслям.

– Со мной вы не были так любвеобильны, — заметил Глоин, сверкнув очами. Его кольнуло воспоминание о том, как он сам томился в подземельях эльфийского короля.

– Не стоит об этом, — вмешался Гэндальф. — Прошу тебя, не перебивай, мой добрый Глоин! Тогда произошло досадное недоразумение, но оно давно улажено. Если заняться распутыванием старинных распрей меж гномами и эльфами, Совет придется распустить — ты сам это понимаешь.

Глоин поднялся, отвесил поклон, и Леголас продолжил:

– В хорошую погоду мы водили Голлума в лес. Там было одно высокое дерево, стоящее особняком, и он полюбил на него забираться. Мы часто разрешали ему сидеть на верхних ветках, на вольном ветерке. Стража оставалась внизу. Однажды он отказался спускаться. Но стражи не решились лезть за ним на дерево — Голлум наловчился так крепко цепляться за сучья, что отодрать его было невозможно. В итоге эльфы остались под деревом за полночь. Но в эту самую летнюю ночь, безлунную и беззвездную, на нас неожиданно напали орки. Мы сумели их отбросить; их было много, и дрались они яростно, но, по–видимому, злодеи пришли из–за гор, и видно было, что к лесу у них привычки нет. Когда битва кончилась, мы обнаружили, что Голлум исчез, а стражи убиты или взяты в плен. У нас не осталось сомнений: вылазка орков была предпринята нарочно, чтобы освободить пленника, и он знал об этом наперед. Как его известили, мы понятия не имеем, но Голлум хитер, а у Врага нет недостатка в лазутчиках. Тем более, темные твари, изгнанные из Пущи в год гибели дракона, вернулись, и Чернолесье кишит ими, как и прежде. За пределами нашего королевства Пуща снова стала недобрым местом, хотя мы по–прежнему ограждены от зла…

Мы не сумели поймать Голлума. След его, правда, отыскался: он вел в глубь леса, на юг, вместе с орочьими следами. Но мы так и не смогли узнать, куда Голлум направился: след стал неразличим, а мы подошли чересчур близко к Дол Гулдуру, где все еще гнездится зло, и отступили — эльфы теми дорогами не ходят.

– Что ж, бежал так бежал, — вздохнул Гэндальф. — Искать его нам некогда. Пусть идет куда хочет! Но он может еще сыграть свою роль в этой истории, и никто не знает, какой она будет — ни сам Голлум, ни Саурон. А теперь я отвечу на остальные вопросы Галдора. Что думает Саруман? Что он советует делать? Об этом я должен рассказать подробнее, ибо никто еще, кроме Элронда, не слышал о том, что я вам поведаю, да и Элронд лишь вкратце. Между тем от этого зависит наше окончательное решение. Итак, последняя глава Сказания о Кольце. Пока последняя.

В конце июня я посетил Заселье, но в моей душе росла тревога, и я двинулся к южным границам этой небольшой страны, поскольку предчувствовал опасность, которая была скрыта от глаз, но, судя по всему, росла. У границ до меня дошли слухи о том, что гондорцы потерпели поражение, а когда я услышал про Черную Тень, мне показалось, что меня ударили в сердце клинком из холодной стали. Я не встретил по дороге никого, кроме нескольких беглецов с Юга. Мне показалось, что они напуганы чем–то, о чем не хотят говорить. Я повернул на северо–восток и двинулся вдоль Зеленого Тракта. Неподалеку от Бри мне повстречался путник, сидевший на обочине. Рядом паслась лошадь. Это был Радагаст Бурый[221], живший одно время в Росгобеле, неподалеку от Черной Пущи. Он принадлежит к моему Ордену[222], но я много лет не видел его.

– Гэндальф! — воскликнул он. — А я как раз тебя ищу! Но я совершенно не знаю здешних мест! Мне сказали только, что ты обретаешься в каком–то диком краю с довольно неуклюжим названием — Заселье, кажется?

– Твои сведения правильны, — сказал я. — Но если встретишься с обитателями этого края, диким его лучше не называй. Ты уже почти в Заселье! Что тебе нужно от меня? Видимо, дело срочное? Не помню, чтобы у тебя в обычае было срываться с места по пустякам!

– Дело срочное, — кивнул он. — Дурные вести!

Тут он оглянулся, словно у кустов могли быть уши.

– Назгулы, — шепнул он. — Девятеро снова вышли в мир! Они тайно переправились через Реку и движутся на запад. Они приняли облик всадников, одетых в черное!

Я сразу понял: сердце именно об этом и предупреждало меня!

– Или Враг что–то задумал, или его заставила нужда, — продолжал Радагаст. — Но что ему понадобилось в этих далеких, пустынных землях?

– То есть? — не понял я.

– Мне говорили, что Всадники повсюду спрашивают про это самое Заселье.

– Не «это самое», а просто Заселье, — поправил я, но сердце у меня совсем упало. Ибо даже Мудрые страшатся Девятерых, когда те собираются вместе под предводительством своего страшного вожака. В прошлом он был великим королем и могущественным чародеем, а сейчас обращает против своих врагов оружие нестерпимого страха.

– Кто сказал тебе об этом и кто послал тебя? — спросил я.

– Саруман Белый, — ответил Радагаст. — И еще он просил передать, что, если тебе нужна помощь, он ее окажет. Только поспеши, а то будет поздно.

Это меня обнадежило. Саруман Белый — глава нашего Ордена. Радагаст, конечно, тоже достойный волшебник. Он мастер форм и меняющихся оттенков, он знаток трав и зверей, очень дружен с птицами. Но дело в том, что Саруман долго изучал именно обычаи и хитрости Врага, так что благодаря ему мы часто успевали предвосхитить действия Черной Силы. Именно благодаря прозорливости Сарумана удалось нам изгнать Врага из Дол Гулдура. Может, он нашел оружие против Девятерых?

– Я отправляюсь к Саруману, — сказал я.

– Тогда поспеши, — повторил Радагаст. — Я и так слишком долго тебя искал, а дни убегают быстро. Саруман просил найти тебя до Преполовения, а Преполовение — вот оно. Даже если ты поскачешь прямо сейчас, ты вряд ли успеешь опередить Девятерых — они к тому времени уже доберутся до страны, в которую направляются. А я тороплюсь в обратный путь.

С этими словами он вскочил в седло и тронул поводья.

– Постой! — опомнился я. — Нам нужна твоя помощь, да и не только твоя — любая. Сообщи о нашем деле всем зверям и птицам, которые с тобой дружат. Скажи им — пусть передают Саруману и Гэндальфу обо всем, что случается. Где нас искать, ты знаешь — в Орфанке![223]

– Договорились, — ответил он и помчался так, словно Девятеро уже гнались за ним.

За Радагастом я последовать не мог: я понимал, что сейчас для этого не время. К вечеру я был уже далеко от места нашей встречи и устал не меньше своего коня. Надо было остановиться и все обдумать. Ту ночь я провел в Бри и решил, что в Заселье завернуть не успею. Никогда еще я не совершал большей ошибки!

Правда, я написал Фродо записку и поручил своему другу, тамошнему корчмарю, при случае ее доставить. Сам же я на заре отправился дальше — и, долго ли, коротко ли, добрался до Саруманова обиталища. Это далеко отсюда, на юге, в Исенгарде[224], что лежит в конце Туманных Гор, неподалеку от Роханской Щели. Боромир может сказать вам, что такое Роханская Щель: это — обширная долина, разделяющая Туманные Горы и северные отроги Эред Нимраис, Белых Гор его родины. Сам же Исенгард — это стена отвесных скал, окружающих внутреннюю долину, в центре которой стоит каменная башня Орфанк. Эту башню построил не Саруман, а нуменорцы, причем очень и очень давно. Она высока, хранит множество тайн и мало похожа на рукотворную. Вход в долину — только один, через кольцо скал, окружающих Исенгард, и этот единственный вход закрыт воротами.

Я подъехал к этим воротам — к огромной арке посреди каменной стены, охраняемой многочисленной стражей — поздно вечером. Привратники ждали моего появления и сказали, что Саруман готов принять меня. Я въехал в арку. Ворота за мной беззвучно захлопнулись, и я внезапно ощутил страх — хотя и не понял его причины.

И все же я подъехал к Орфанку и поднялся по ступеням. Саруман встретил меня и проводил наверх, в свои покои. На пальце у него поблескивало кольцо.

– Значит, ты все же пришел, Гэндальф, — сказал он без улыбки.

Мне показалось, что глаза его сверкнули белым огнем, словно в душе он холодно насмехался надо мной.

– Да, — ответил я. — Я пришел к тебе за помощью, Саруман Белый.

Этот титул, казалось, рассердил его.

– Право, Гэндальф Серый? — воскликнул он с издевкой. — За помощью? Нечасто Гэндальф Серый просит помощи у других! Гэндальф Серый, столь искусный, столь многомудрый! Он бродит по всему Средьземелью, он вмешивается во все дела, даже если они его не касаются, — и вот пожалуйста: просит помощи!

Я смотрел на него и удивлялся.

– Если я не обманываюсь, — сказал я, когда он кончил, — то, что надвигается, потребует, чтобы мы объединили наши силы.

– Возможно, — согласился Саруман. — Поздно же ты об этом догадался! Сколько лет ты скрывал от меня, главы Совета, некое дело чрезвычайной важности? Вот что я хотел бы знать! И что заставило тебя покинуть свое засельское логово?

– Девятеро вышли в мир, — сказал я. — Они уже переправились через Реку. Так сказал мне Радагаст.

– Радагаст Бурый! — усмехнулся Саруман. Он больше не скрывал презрения. — Радагаст Укротитель Птиц! Радагаст Простец! Радагаст Осел! Хорошо еще, что ему хватило ума сыграть роль, которую я ему назначил. Ты здесь, а больше от него ничего и не требовалось. И ты останешься здесь, Гэндальф Серый. Пора тебе отдохнуть от путешествий! Я — Саруман Мудрый, Саруман Кольцетворец, Саруман Многоцветный!

Я поглядел на него и увидел, что его одежды, показавшиеся мне поначалу белыми, сотканы из нитей всех цветов радуги. Когда он двигался, ткань переливалась и меняла цвет, так что глаз уставал удивляться множеству оттенков.

– Белый мне больше по душе, — сказал я.

– Белый! — фыркнул Саруман. — Белый хорош только в самом начале. Белое полотно можно выкрасить. Белую бумагу можно покрыть письменами. Белый луч преломляется и становится радугой даже в обыкновенной капле воды!

– Но он перестает быть белым, — пожал я плечами. — А кто ломает вещь, чтобы узнать, что она из себя представляет, тот сошел с пути Мудрых.

– Тебе нет нужды изъясняться со мной на языке, которым ты изъясняешься со своими олухами–приятелями, — прервал он меня. — Я призвал тебя не для того, чтобы выслушивать наставления, а для того, чтобы предложить выбор.

Он встал и заговорил нараспев, словно речь была приготовлена заранее:

– Старшая Эпоха миновала, Средняя — на исходе. Занимается заря Младших Дней. Время эльфов кончилось. Близится наше время, точнее, время людей, коими мы призваны править. Но нам нужна власть, дабы устроить все по нашей воле во имя того блага, которое ведомо одним лишь Мудрым. Внемли мне, Гэндальф, мой давний друг и помощник! — Он приблизился ко мне, понизил голос и продолжал: — Я сказал — «нам», ибо, если ты присоединишься ко мне, мы будем вместе. Новая сила нарождается в мире. Наши прежние союзники, наша прежняя стратегия бессильны перед ней. У эльфов не осталось надежды. Не осталось ее и у вымирающих наследников Нуменора. А это значит, что выбор у нас, точнее, у тебя, только один. Еще не поздно объединиться с этой Силой! Это будет мудрый шаг, Гэндальф. Здесь вся наша надежда. Победа новой Силы не замедлит, и те, кто встанет на ее сторону, будут щедро вознаграждены. По мере того как Сила эта будет возрастать, возрастет и могущество ее клевретов, а Мудрым, таким как ты и я, останется только запастись терпением и научиться со временем направлять эту Силу и руководить ею. Мы не будем спешить. Мы скроем наши замыслы в глубине сердца, оплакивая, быть может, зло, совершаемое попутно, но твердо придерживаясь высших, конечных целей — Знания, Закона, Порядка: всего того, что мы до сей поры тщетно пытались насадить в этом мире, покуда наши слабые и праздные друзья не столько помогали нам, сколько мешали. Цели и планы наши не изменятся. Изменятся только средства[225].

– Саруман, — сказал я, — такие речи я слышал и прежде, но, как правило, из уст посланцев Мордора. Они любят кружить головы невеждам. Неужели ты зазвал меня в такую даль только для того, чтобы зря утомлять мой слух этой чепухой?

Саруман посмотрел на меня искоса и помолчал, обдумывая мои слова.

– Что ж, вижу, я не смог убедить тебя. Истинная мудрость тебе не по плечу, — вздохнул он. — Надеюсь, ты еще передумаешь. Но что, если я предложу тебе нечто лучшее?

Он подошел ко мне вплотную и положил свою длинную ладонь мне на плечо.

– Почему бы и нет, Гэндальф? — зашептал он. — Почему бы и нет? Как насчет Кольца Власти? Если бы мы смогли им завладеть, новая Сила подчинилась бы нам беспрекословно. Вот почему я зазвал тебя сюда! У меня на службе много зорких глаз. От меня не укрылось, что ты знаешь, где Сокровище. Разве я не прав? А если не прав, зачем Девятеро ищут Заселье и почему ты там околачиваешься? — При этих словах в его глазах сверкнула алчность, которой он скрыть не смог.

– Саруман, — сказал я, отступая на шаг, — Кольцо нельзя надеть на две руки сразу, и ты это знаешь не хуже моего, а потому забудь про слово «мы». Но я не выдам тебе Кольца, не надейся. Я вообще ничего не скажу тебе о нем, потому что теперь я знаю, что у тебя на уме. Ты долго был главой Совета, но теперь сбросил маску. Мне, как я понимаю, предлагается выбрать, кому подчиниться: Саурону или тебе. Я не подчинюсь никому. Что еще ты можешь мне предложить на выбор?

Взгляд Сарумана был теперь холоден и беспощаден.

– Что ж, — молвил он. — Я и не ждал от тебя мудрого ответа. Ты даже о себе не способен позаботиться. Жалея тебя, я все же дал тебе возможность помочь мне по доброй воле: это спасло бы тебя от многих бед и забот. Теперь ты останешься здесь, пока все не кончится. Это и есть твой выбор.

– Что значит — «пока все не кончится»?

– Это значит, что ты останешься здесь, пока не откроешь мне, где Единое. Уж я найду, как тебя убедить! А если Кольцо отыщется без твоей помощи, настанет время, когда Властелин Кольца сможет отвлечься от дел государственной важности и заняться делами помельче. Тогда он подыщет достойную награду упрямству и козням Гэндальфа Серого.

– Это может оказаться задачей не из легких, — сказал я последнее, что мог сказать. Он рассмеялся мне в лицо, ибо знал, что за моими словами ничего не стоит.

Меня взяли под стражу и отвели на крышу Орфанка, откуда Саруман обычно наблюдал за звездами. Спуск оттуда только один — по узкой лесенке во много тысяч ступеней. Долина сверху кажется с воробьиное яйцо. Я присмотрелся и увидел: там, где раньше зеленела трава, теперь зияли шахты и дымились горны. Саруман населил свою крепость волчьими стаями и отрядами орков. Соперничая с Черной Башней, он собрал под свое начало поистине огромное войско! Похоже, он не спешил переходить в подчинение к Саурону… Так вот, из долины поднимался темный дым и окутывал стены Орфанка. Я стоял один среди туч, словно на маленьком островке. Бежать я не мог, и плен мой был горек. Я сильно мерз: площадка на вершине Орфанка крошечная, в несколько шагов, так что даже ходьбой трудно согреться. Так я и шагал взад–вперед по этому тесному пятачку, думая о Всадниках, мчащихся к северу.

Я был уверен, что это те самые Девятеро, но не потому, что поверил Саруману. Еще по дороге в Исенгард я получил известия, в которых никак не мог сомневаться. Сердце мое терзал страх за друзей, оставшихся в Заселье, — и все же я не терял надежды. Может быть, Фродо все–таки поспешил уйти из Хоббитона раньше намеченного срока, как я убеждал его в письме, и достиг Ривенделла прежде, чем началась погоня? Но ни мой страх, ни надежда не оправдались. Надежда зиждилась на забывчивом брийском толстяке, а страх — на предположении, что Саурон хитрее, чем он есть на самом деле. У толстого корчмаря и без моего письма хватало забот, а Саурон пока еще не столь всемогущ, как рисует нам воображение! Но тогда, замкнутый в кольце скал, один, в ловушке, я не мог тешить себя надеждой на то, что охотники, перед которыми бежит и гибнет все живое, потерпят неудачу в крошечном Заселье.

– Я тебя видел! — вдруг закричал Фродо. — Ты шагал туда–сюда, а над тобой светила луна.

Гэндальф смолк и с удивлением посмотрел на Фродо.

– Это был сон, — пояснил тот. — Но я его почему–то вспомнил только сейчас. Он мне приснился, когда я уже выехал из Заселья, но в какую ночь — сказать не могу.

– Тогда твой сон опоздал, — сказал Гэндальф. — Сейчас ты узнаешь, как все было на самом деле. Итак, я попал в скверную переделку. Те, кто меня знает, согласятся, что мне редко доводилось бывать в таком отчаянном положении, а потому я очень тяжело переживал свой плен. Гэндальф Серый — муха в паучьей сети! Подумать только! И все же самый искусный паук допускает слабину в своей паутине.

Сперва я подумал было, что Радагаст — тоже изменник. Саруману на руку было, чтобы я заподозрил Радагаста, я в этом уверен. Но я не заметил ни в голосе Радагаста, ни в его взгляде ровным счетом ничего странного. Почувствуй я, что он лжет, — я ни за что не отправился бы в Исенгард. По крайней мере, вел бы себя осмотрительнее. Саруман хорошо знает меня и потому, скрыв от Радагаста свои истинные замыслы, ввел его в заблуждение. Да он и не смог бы склонить Радагаста к предательству — тот слишком прям и открыт. Радагаст искал меня, будучи убежден, что делает доброе дело, — вот почему я так легко поверил ему.

Это и подвело Сарумана. У Радагаста не было причины не выполнить данное мне обещание. От меня он поскакал прямиком в Черную Пущу, где у него еще со старых времен осталось множество друзей. Во все концы полетели дозором горные орлы, и глазам их предстало многое: они увидели, что на равнинах собираются стаи волков, что отряды орков проходят военный смотр, что по дорогам рыщут Девятеро. Даже побег Голлума не укрылся от взгляда этих зорких птиц. И орлы послали ко мне гонца, чтобы рассказать обо всем этом.

Лето уже кончилось, и вот как–то раз лунной ночью Гвайир Князь Ветра, самый быстрый из всех горных орлов, незамеченным подлетел к Орфанку — и увидел на крыше башни меня. Я поговорил с ним, и он унес меня прочь прежде, нежели Саруман понял, что происходит. Когда волки с орками высыпали из ворот и погнались за нами, я был уже далеко от Исенгарда.

– Далеко ли ты сможешь меня унести? — спросил я Гвайира.

– За много лиг, — отвечал тот, — но не поручусь, что до края света. Я — Орел–Посланник, а не Орел–Носильщик.

– Значит, мне нужен конь, который скачет по земле, — сказал я, — но не обычный, а неслыханно быстрый, ибо никогда еще не приходилось мне так спешить!

– Тогда я отнесу тебя в Эдорас[226], где восседает в своих палатах Повелитель Рохана, — решил орел. — Это не слишком далеко.

Я обрадовался: в Риддермарке, иначе Рохане[227], обитает народ Рохирримов, правящий лошадьми, и нет в Средьземелье коней, подобных тем, что пасутся на бескрайних лугах меж Туманными и Белыми Горами.

– Как ты думаешь, роханцам по–прежнему можно верить? — спросил я у Гвайира: теперь, после предательства Сарумана, я во всем готов был усомниться.

– Поговаривают, что они платят Мордору дань лошадьми, — отвечал орел, — и отсылают их туда ежегодно чуть ли не целыми табунами. И все же роханцы еще не склонили голову под ярмо Саурона. Правда, если Саруман, как ты говоришь, перешел на службу злу, их час близок.

Он опустил меня на землю Рохана еще до рассвета… Впрочем, мой рассказ затянулся. Теперь я буду краток. Зло действительно начинает проникать в Рохан: ложь Сарумана дала там свои плоды, и король этой страны не захотел слушать моих предупреждений. Он предложил мне выбрать коня по своему усмотрению и покинуть Рохан, но мой выбор — а я взял себе того коня, какого хотел — пришелся королю не по нраву, так как я выбрал лучшего скакуна степей Марки[228], подобного которому не видывал еще никто.

– Должно быть, это и вправду благородный скакун, — вставил Арагорн. — Но меня печалит, что роханцы вынуждены платить такую дань — и кому?! Когда я покидал Рохан, об этом не было и речи.

– Готов поклясться, что они не платят никакой дани, — вступился за роханцев Боромир. — Это вражьи домыслы. Мне ли не знать людей Рохана? Они правдивы и доблестны, они — наши союзники и живут на наших землях, подаренных им прежними властителями Гондора.

– Тень Мордора уже покрыла дальние страны и движется на запад, — возразил Арагорн. — Вот уже и Саруман в ее власти. А это значит, что Рохан осажден. Кто знает, что увидишь ты в степях Марки, если тебе суждено будет вернуться?

– Все может случиться, но роханцы на службу Злу не перейдут! — запальчиво воскликнул Боромир. — Они не станут покупать себе жизнь ценой табунов. Роханцы считают лошадей чуть ли не за родню. И этому есть своя причина. Дело в том, что лошади Марки ведут свое происхождение от скакунов Севера, из земель, куда Тень не достигала даже в древности, и предки этих коней, как и предки самих роханцев, жили на свободной земле.

– Истинная правда, — подтвердил Гэндальф. — Так вот, среди этих благородных скакунов есть один, который словно перенесся в наш мир из тех благословенных времен или родился на самом утре мира. Кони Девятерых ни в чем не могут с ним состязаться. Он быстр, как буйный ветер, и так же неутомим. Имя его — Скадуфакс[229]. Днем шерсть его блестит, как серебро, а ночью он подобен тени, и увидеть его в сумраке невозможно. Как легки его шаги! Никто до меня не ездил на нем, но я укротил его, и он помчал меня так быстро, что я достиг Заселья не позднее, чем Фродо — Курганов, хотя выехал я из Рохана примерно тогда же, когда он — из Хоббитона.

Страх мой все рос. Чем дальше на север, тем чаще до меня доходили слухи о Всадниках — но, хотя расстояние меж нами сокращалось, я все никак не мог настичь их. Вскоре я понял, что их отряд разделился: часть осталась на восточной границе, неподалеку от Зеленого Тракта, а остальные вторглись в Заселье, объехав его с юга. Я поспешил в Хоббитон и, конечно, Фродо там уже не застал, но зато успел перекинуться словечком со стариком Гэмги. Если быть точным, слов мы потратили много, но узнать я почти ничего не смог. Старик был не в духе и без конца ругал новых хозяев Котомки.

«Перемены не по мне, — повторял он. — В мои годы — увольте! Особенно если эти перемены к худшему. — И приговаривал: — К худшему, да, да, к худшему!» — «К худшему? — переспросил я. — Нет уж! Надеюсь, на твоем веку это худшее еще не настанет!»

Из разговора я вынес одно: Фродо уехал из Хоббитона всего с неделю назад, но тем же вечером на Холм наведался черный человек на коне. В страхе я поскакал по следу Фродо. В Бэкланде царил переполох. Гора кипела, как муравейник, куда сунули палку. Дом в Крикковой Лощинке был взломан и пуст, на пороге валялся плащ. Я узнал его: это был плащ Фродо. В отчаянии я не стал расспрашивать местных жителей, а сразу помчался по следу Всадников. Держаться его было трудно: следы шли в разных направлениях, и поначалу я растерялся. Но один или двое Всадников, как мне показалось, направились в Бри, и я поскакал туда, чтобы заодно потолковать по душам с растяпой корчмарем.

«Его зовут Подсолнух, — думал я по дороге. — Если Фродо задержался по его вине, пусть готовится: я выжму из него добрую бочку подсолнечного масла, а жмых поджарю на медленном огне!»

Он меньшего и не ждал. Увидев меня, бедолага рухнул наземь и затрясся так, словно я уже разводил под ним огонь.

– Что ты с ним сделал? — встревожился Фродо. — Он был с нами очень добр и так помог нам!

Гэндальф рассмеялся.

– Не бойся! — успокоил он Фродо. — Я его не укусил и даже почти не облаял. Когда он смог пролепетать первые несколько слов, я был так рад тому, что услышал, что тут же расцеловал его в обе щеки. Оказалось, ты ночевал в Бри и утром вышел в путь вместе с Бродягой, хотя я никак не мог взять в толк, как тебе удалось дойти до Бри живым и невредимым.

– Так значит, с Бродягой! — заорал я вне себя от радости.

– Да, господин Гэндальф, боюсь, что так, — промямлил Подсолнух, который понял меня наоборот. — Он к ним так приставал, что у меня прямо руки опустились. Ну, они его и взяли с собой. Они, надо сказать, тоже странно себя вели: что хотели, то и делали, не слушали никого…

– Ах ты осел! Ах ты дурень! Дражайший мой и возлюбленный господин Пивовар! — расхохотался я. — Да это лучшее, что я слышал с самого Преполовения! За такие новости платят золотом! Я заколдую твое пиво на семь лет вперед и оно превзойдет все, что ты когда–либо пробовал! А сам пойду и высплюсь — уж не помню, когда мне в последний–то раз удавалось это сделать!

Так я и поступил — остался в корчме на ночь, размышляя, куда подевались Всадники? В Бри побывали только один или два. А остальные?..[230] Ночью, однако, эта загадка разрешилась. Пятеро, а может, и больше Черных Всадников ворвались в Бри с запада, опрокинули ворота и ураганом промчались по улицам. Брийцы до сих пор трясутся и ждут конца света. Ну а я поднялся до зари и бросился в погоню.

Не скажу точно, но мне кажется, события разворачивались так. Предводитель Девятерых скрывался где–то к югу от Бри, в то время как двое Всадников отправились в поселок, а четверо вторглись в Заселье. Когда же в Бри и Крикковой Лощинке и тех и других обвели вокруг пальца, они вернулись к своему предводителю с донесением, а Тракт на какое–то время оказался свободен — мелкие соглядатаи не в счет. Предводитель отправил нескольких Назгулов на восток, по бездорожью, а сам, прихватив остальных, в великом гневе помчался по Тракту.

Помчался и я туда же — к Пасмурной Вершине, и достиг ее перед закатом, на второй день по выходе из Бри. Всадники были уже там. Я заставил их отступить — во мне закипала ярость, и они, чувствуя это, боялись встретиться со мной при свете солнца. Но к ночи они окружили кольцо древней Амон Сул, где я укрылся. Тут мне пришлось крепко потрудиться. Столько огня и света над Пасмурником не видывали, наверное, со времен древних сигнальных костров!

На рассвете я вырвался из осады и поскакал на север. Больше я ничего не мог сделать. Найти Фродо в этой глухомани было невозможно, да я и не пошел бы на такое безумие, когда Девятеро гнались за мной по пятам. Оставалось возложить надежду на Арагорна. Я рассчитывал, что отвлеку на себя хотя бы нескольких Всадников, а сам поскачу в Ривенделл и вышлю помощь. Четверо действительно последовали за мной, но вскоре прекратили погоню и, как мне кажется, отправились к Броду. Так что, как видите, мой маневр помог: на ваш лагерь напало только пятеро Назгулов вместо девяти.

В Ривенделл я добирался долго и непросто: сперва — вверх по течению Шумливой, потом — через Плато Огров, потом — обратно к югу. Это заняло у меня почти четырнадцать дней, так как мой конь не мог идти по каменным нагромождениям страны троллей, и я отпустил его, послав к прежнему хозяину. Но мы успели крепко сдружиться с ним, и он прискачет по первому же моему зову. Вот почему я опередил Кольцо только на три дня. В Ривенделле уже знали, какая опасность грозит Фродо, и поспешили на помощь.

На этом, Фродо, я закончу свой рассказ — да простят мне Элронд и все остальные, что он получился таким долгим! Однако не бывало еще, чтобы Гэндальф нарушил слово и не пришел к назначенному часу. Хранитель Кольца должен был услышать о причинах столь небывалого опоздания.

Теперь вы знаете все, от первого дня до последнего. Мы вместе, и Кольцо у нас. Но к цели мы еще не приблизились ни на шаг. Что мы сделаем с Кольцом? Вот вопрос!

Воцарилось молчание. Наконец заговорил Элронд.

– Все мы скорбим о том, что произошло с Саруманом, — молвил он. — Мы верили ему, и он посвящен в наши дела, как никто другой. Опасно целиком погружаться в изучение хитростей Врага и его деяний, какой бы доброй ни была твоя цель! Но подобные падения и предательства, как это ни печально, случались и прежде. Дивиться меня заставило не это. История Фродо — вот что оказалось новым для моего слуха. Кроме Бильбо, ныне живущего в Ривенделле, я почти не встречал хоббитов. Теперь мне понятно, что Бильбо — не исключение: он отличается от своих соплеменников не так сильно, как мне представлялось. С тех пор как я в последний раз был на Западе, мир во многом изменился.

Навий мы знаем под многими именами, и о Старом Лесе у нас рассказывают немало легенд. Но сегодняшний Лес — всего лишь северный край вчерашнего, куда более могучего и обширного. Было время, когда белка могла, не спускаясь на землю, по деревьям добраться из теперешнего Заселья до самого Тусклоземья, что к западу от Исенгарда… Я бывал там в свое время и повидал много странностей и диковин… Но я совсем забыл о Бомбадиле — если это тот самый Бомбадил, что гулял по лесам и холмам в прежние времена и тогда уже слыл старейшим из старых. Однако звали его тогда по–другому. Иарваином Бен–Адаром величали мы его, древнейшего из всех жителей Средьземелья, никого не зовущего своим отцом. С тех пор прошло много времени, и новые эпохи прозвали его по–своему. Форном именовали его гномы, Оральдом[231] — люди Севера. Были и другие имена. Иарваин — странное создание! И все же я, надо полагать, напрасно не позвал его на Совет.

– Он не пришел бы, — заметил Гэндальф.

– И все же, может, не поздно отправить к нему гонца с просьбой о помощи? — спросил Эрестор. — Как я понял, ему дана некая власть над Кольцом…

– Я бы сказал иначе, — покачал головой Гэндальф. — Скорее, Кольцу не дано овладеть им. Он сам себе хозяин. Но он не может изменить природу Кольца и не может лишить его власти над другими. Сейчас он укрылся в своем краю, в границах, которые сам установил и которые не видны никому, кроме него — и, должно быть, ждет, пока мир переменится, а до тех пор за них не переступит, что бы ни случилось.

– Но в этих границах его, как видно, никто не беспокоит, — снова вступил в беседу Эрестор. — Почему бы ему в таком случае не взять Кольцо и не хранить у себя в Лесу, где оно никому не сможет причинить вреда?

– Нет, — ответил Гэндальф. — По своей воле Иарваин его не взял бы. Он мог бы, конечно, уступить, если бы его попросили об этом все свободные племена, но он даже не поинтересовался бы, зачем нам это нужно. И потом, если дать ему Кольцо, он на второй день запамятует, куда его сунул, а на третий и вовсе потеряет. Такие вещи не кажутся ему важными. Более ненадежного хранителя сыскать трудно. Вот тебе и весь ответ.

– Даже если Гэндальф ошибается, — подхватил Глорфиндэл, — отдав Кольцо Иарваину, мы бы только отсрочили страшный день. Иарваин живет далеко отсюда. Мы не сможем пробраться к нему незамеченными, не сможем укрыться от соглядатаев. Но даже если бы нас и проглядели, рано или поздно Властелин Колец все равно узнает, где скрывается Единое, и обрушит против Иарваина всю свою мощь. Сможет ли Бомбадил в одиночку выстоять против такой силы? Думаю, нет. Если Враг завоюет все Средьземелье, Бомбадил, мне кажется, тоже падет — тот, кто был Первым, станет на этот раз Последним, и наступит Ночь.

– Об Иарваине я, кроме имени, ничего не знаю, но Глорфиндэл, мне думается, прав, — поддержал его Галдор. — Иарваин не обладает силой, способной дать отпор Врагу, если этой силы нет в земле, по которой мы ходим. А мы видим, что Саурон способен уродовать и уничтожать все, даже горы. Только мы можем еще противостоять Врагу — Имладрис, Кирдан из Гавани да Лориэн. Но долго ли мы сможем продержаться, если Саурон грянет на нас войной, сокрушив все остальное?

– Я не выдержу битвы, — склонил голову Элронд. — И никто не выдержит.

– Но если мы не можем оставить Кольцо у себя и защитить его в оружеборстве, нам остается одно из двух: либо послать Кольцо за Море, либо уничтожить, — подвел итог Эрестор.

– Гэндальф уже сказал нам, что уничтожить это Кольцо подручными средствами нам не по силам, — возразил Элронд. — А те, кто обитает за Морем, его не примут: на счастье, на беду ли — оно принадлежит Средьземелью, и нам, а не кому–нибудь другому, решать судьбу Кольца. Нам, все еще живущим здесь.

– Тогда бросим Кольцо в морские бездны, и ложь Сарумана станет правдой, — предложил Глорфиндэл. — Теперь нам ясно, что уже тогда, на Совете, Саруман кривил душой. Он знал, что Кольцо не потеряно для Средьземелья, но хотел, чтобы мы в это поверили. Значит, в сердце его уже тогда поселилось желание завладеть им. Что ж, и во лжи часто кроется зерно правды! Море будет надежным хранилищем.

– Надежным, но не вечным, — покачал головой Гэндальф. — Морские глубины обитаемы. И потом, что, если море и суша поменяются местами? Неужели мы будем думать только о себе, о кратком отрезке нашей истории длиной в несколько поколений, пусть даже в целую эпоху, преходящую, как и все в мире? Нет, мы должны положить конец угрозе или хотя бы поставить себе такую цель, если у нас нет надежды на удачу.

– Хочу добавить, что на дорогах к Морю удачи ждать нечего, — молвил Галдор. — Здесь говорилось, что возвращаться к Иарваину опасно. Сколь же гибельным может оказаться прорыв к Морю! Сердце говорит мне, что Саурон, прознав о случившемся, будет ждать нас именно на западе. А прознает он скоро. Девятеро лишились коней, но это только отсрочка. Скоро они найдут себе новых, куда более быстрых. Только теряющий силы Гондор мешает Врагу теперь же выступить со всем своим войском на Север и перекрыть дороги к Морю. Если это случится, если Саурон нападет на Гавань и Белые Башни, эльфы навеки останутся среди удлиняющихся теней Средьземелья.

– Врагу придется надолго отложить свой поход, — горделиво проговорил Боромир. — Ты сказал, что сила Гондора на исходе. Но Гондор стоит, как прежде, и он все еще могуч, хотя мощь его уже не та, что в былые времена.

– Мужество Гондора — не преграда Девятерым, — возразил Галдор. — Кроме того, есть иные дороги, в обход Гондора…

– Пред нами два пути, — молвил Эрестор. — Те самые два пути, о которых сказал Глорфиндэл. Один — спрятать Кольцо так, чтобы оно снова исчезло на веки вечные, другой — вернуть его в небытие. Ни того, ни другого мы сделать не можем. Кто разрешит эту головоломку?

– Никто, — сказал Элронд, сдвинув брови. — Никто не знает заранее, чем обернется тот или иной шаг. Но мне представляется, что выбор ясен. Путь на запад на первый взгляд легче. Именно поэтому нам придется отказаться от него. Враг не спускает глаз с этого пути: эльфы слишком часто пользовались им, покидая Средьземелье, и Саурону это хорошо известно. Надо пойти той дорогой, на которой нас никто не ждет, хотя она и трудна. В этом наше спасение — если у нас есть надежда на спасение. Надо идти навстречу опасности — в Мордор. Кольцо должно вернуться в Огонь.

Вновь воцарилось молчание. Даже здесь, на террасе, в прекрасном Доме Элронда, глядя на освещенную солнцем долину и слушая шум чистой воды, Фродо почувствовал в сердце мертвую тьму. Боромир пошевелился. Хоббит глянул в его сторону. Гондорец вертел в руках окованный серебром рог и хмурился. Наконец он прервал молчание:

– Ничего не понимаю! Допустим, Саруман — предатель. Но ведь он не мог в одночасье поглупеть! Почему Кольцо непременно надо спрятать или уничтожить? Разве не приходит вам в голову мысль, что Кольцо пришло к нам, чтобы помочь в борьбе? С его помощью мы могли бы одолеть напасть. Обладая им, Свободные Властители Свободных племен без труда одержат победу над Врагом. Не этого ли он и боится? Люди Гондора — доблестные воины, они не станут никому кланяться. Но их можно одолеть в бою, поскольку доблесть — ничто без могучей армии и оружия. Пусть же Кольцо послужит вам оружием, если оно действительно наделено такой силой, как вы говорите! Возьмите его себе — и победа ваша!

– Увы, этот путь нам заказан, — сурово молвил Элронд. — Мы не можем воспользоваться Кольцом Власти. Этот урок мы усвоили хорошо. Кольцо принадлежит Саурону. Он сделал его сам, в одиночку, и вложил в него все зло, какое носил в себе, не оставив места ни для чего другого. Сила Кольца, Боромир, так велика, что не всякий может управлять ею, а тот, кто решится попробовать, сам должен обладать великой силой. Но для сильных мира сего Кольцо еще гибельнее, чем для всех остальных. Стоит один раз пожелать его, и ты уже подверг свое сердце необратимому растлению[232]. Вспомни Сарумана! Если кто–нибудь из Мудрых овладеет Кольцом и поразит Властелина Мордора с помощью его же искусства — не миновать ему Сауронова трона. Он займет место поверженного врага и станет новым Черным Властелином. Вот почему Кольцо должно исчезнуть: пока оно в мире, опасности подвержены все — даже Мудрые. Ничто не бывает злым изначально[233], и сердце Саурона не всегда было черным. Я страшусь брать Кольцо даже на сохранение. А использовать его — тем более.

– Я тоже, — сказал Гэндальф.

Боромир поглядел на них с сомнением, но наклонил голову, соглашаясь.

– Да будет так, — сказал он. — Стало быть, нам, гондорцам, придется обходиться тем, что есть. Мудрые будут охранять Кольцо, мы — сражаться, если только Сломанный Меч не заградит готовый хлынуть поток — и если рука, которая его держит, унаследовала от Королей не только оружие, но и силу!

– Кто знает? — молвил Арагорн. — Настанет день, когда мы сможем испытать это в бою[234].

– Пусть же этот день поторопится! — отозвался Боромир. — Я не прошу о помощи, но мы в ней нуждаемся. Если мы будем знать, что Гондор не одинок и кто–то в меру своих сил тоже сражается с Врагом, — это придаст нам мужества.

– Гондор не одинок, — ответил Элронд. — Есть в Средьземелье силы, о которых ты не знаешь, ибо от тебя их скрывает завеса тайны. Андуин Великий многое видит на пути, прежде чем достигает Аргоната — Врат Гондора.

– Не лучше было бы собрать все эти силы воедино и действовать сообща? — вмешался гном Глоин. — Ну, а что до колец, то не все они предательские. Мы вполне можем использовать и другие. У гномов было целых семь! Правда, они утеряны — если только Балин не отыскал в Мории последнего Кольца, некогда принадлежавшего Трору, — но с тех пор, как Мория взяла Трора, об этом Кольце ничего неизвестно. Открою вам, что Балин надеялся найти это Кольцо, и это было одной из причин его ухода.

– Балин не найдет в Мории ничего, — сказал Гэндальф. — Трор передал это Кольцо Траину, своему сыну, но Торин от Траина уже не получил его. Кольцо отняли у Траина в подземельях Дол Гулдура под пыткой. Я пришел туда слишком поздно.

– Горе нам! — вскричал Глоин. — Наступит ли день отмщения? Но есть еще Три Кольца. Какова их судьба? Говорят, это были весьма могущественные Кольца. Разве они не сохранились? Разве эльфийские владыки не берегут их у себя? А ведь эти Кольца тоже выкованы Сауроном. Что с ними сталось? Неужели они бездействуют? Среди нас есть эльфийские князья. Что они на это скажут?

Эльфы не отвечали. Вместо них заговорил Элронд:

– Разве ты не слышал меня, Глоин? Саурон непричастен к созданию Трех Колец. Его рука к ним не притрагивалась. Но говорить о них не разрешено. Это все, что я могу открыть тебе сегодня, в час сомнения. Кольца эльфов не лежат праздно. Но они изначально замышлялись не как оружие и не для того, чтобы вести войну. В них такой силы нет. Те, кто их выковал, не стремились ни к власти, ни к могуществу, ни к обладанию сокровищами. Творцы этих Колец хотели созидать, исцелять, постигать суть вещей и ограждать мир от порчи[235]. И в какой–то мере эльфы Средьземелья этого добились, хотя и дорогой ценой — ценой знакомства с печалью. К тому же все, созданное творцами Трех, обратится в ничто, если Саурон вернет себе Единое: он в тот же миг узнает наши помыслы и проникнет в сердца. Тогда лучше, если бы Трех не было и никогда не бывало! Вот чего доискивается Саурон.

– Но что, если Кольцо Власти по твоему совету будет уничтожено? Что тогда? — не унимался Глоин.

– Точно сказать невозможно, — ответил Элронд с грустью. — Некоторые лелеют надежду, что Три Кольца, которых рука Саурона никогда не касалась, освободятся, и те, кто ими владеет, смогут заживить раны, нанесенные Врагом этому миру. Но может случиться иначе: когда Единое сгинет, Три потеряют силу, и тогда много прекрасного покинет мир и сотрется из памяти поколений. Сам я думаю, что именно так и будет.

– И все же эльфы пойдут на то, чтобы испытать судьбу, — твердо сказал Глорфиндэл. — Только бы сломить мощь Саурона! Мы должны навсегда освободиться от страха подпасть под его владычество!

– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, — заметил Эрестор. — А начали мы с того, что Кольцо должно быть уничтожено. Но что дальше? Пока мы и на шаг не продвинулись. Можем ли мы добраться до Огня, где оно было выковано? Ведь это путь в безнадежность. Я сказал бы, что это безумие, не чти я вековую мудрость Элронда.

– Так безнадежность или безумие? — переспросил Гэндальф. — О безнадежности речи нет: отчаиваются и теряют надежду только те, чей конец уже предрешен. А наш — нет. В чем истинная мудрость?[236] В том, чтобы, взвесив все возможные пути, выбрать среди них единственный. Может быть, тем, кто тешит себя ложными надеждами, это и впрямь покажется безумием. Что же, прекрасно! Безумие станет нам покровом, оно застелет глаза Врагу — ибо он мудр, он весьма мудр и взвешивает все с точностью до грана на весах своей злобы, но мерой ему служит только одно — жажда власти. Ею он мерит всех без исключения. Никогда не придет ему на ум, что, завладев Кольцом, мы попытаемся его уничтожить. Но если мы все же попытаемся, его расчеты пойдут прахом.

– Видимо, на малое время нам действительно удастся ввести его в заблуждение, — подтвердил Элронд. — Мы должны вступить на этот путь. Но он будет трудным. Ни сила, ни ум нам не помогут. Кто из нас вступит на него, неважно — у слабого будет ровно столько же надежды, сколько у сильного. Жернова истории нередко приводятся в движение слабыми мира сего, помнящими свой долг, а глаза сильных смотрят тем временем совсем в другую сторону.

– Отлично сказано, досточтимый Элронд! Отлично! — подал вдруг голос Бильбо. — Дальше можешь не продолжать! Всем давно ясно, куда ты метишь. Глупый хоббит Бильбо заварил кашу, пусть Бильбо ее и расхлебывает, а если, не расхлебав, потонет в ней — так ему и надо! Право же, я здесь пригрелся, и мне так уютно было работать над своей книгой! Я даже конец успел придумать: «И жил он счастливо до конца дней своих». Это хорошая концовка. Ничего страшного, что она затерлась от частого употребления! Но теперь придется ее убрать: не похоже, чтобы она обернулась правдой. Да и глав, как я понимаю, добавится, если только я останусь жив, чтобы все записать. Когда в дорогу?

Боромир удивленно обернулся к Бильбо, но смех замер у него на устах, когда он увидел, что все остальные слушают старого хоббита без улыбки и с уважением. Только Глоин слегка улыбнулся, но улыбка не была насмешливой — просто он вспомнил прошлое.

– Да уж, конечно, дорогой Бильбо, — молвил Гэндальф. — Если бы ты и вправду заварил эту кашу, тебе и пришлось бы ее расхлебывать, спору нет. Но ты отлично знаешь, что притязать на такую честь — дело для тебя слишком серьезное! Кроме того, ты здесь ни при чем. Даже героям вроде тебя в таких великих событиях отводится роль совсем крохотная. И не кланяйся! Я не шучу, называя тебя героем, и никто здесь не сомневается, что ты тоже не шутишь, вызываясь идти в Мордор. Мы оценили твое мужество. Но ты отваживаешься на подвиг, который тебе уже не под силу, Бильбо. Тебе нельзя брать Кольцо. Оно ушло от тебя навсегда. Спроси ты у меня совета, я бы сказал, что тебе осталась скромная роль летописца. Заканчивай свою книгу и не меняй концовки! Может, она еще оправдает себя. Но будь готов приняться за продолжение, когда вернутся посланцы!

Бильбо рассмеялся.

– Впервые слышу от тебя совет, которому приятно последовать, — сказал он. — Но если вспомнить, что твои неприятные советы всегда шли на благо, то как бы теперь не получилось иначе! Впрочем, деваться некуда. Здоровье у меня уже не то, да и удачу я всю растратил, а у Кольца сил, наоборот, прибавилось… Но кто же эти посланцы, которые принесут продолжение?

– Те, кто возьмет Кольцо, кто же еще?

– Это ясно! Речь о другом. Кто они будут — вот в чем штука! Я понимаю так, что эту загадку вы и должны сегодня разрешить. Для этого Совет и собрался! Эльфы питаются словесами, с ними все понятно, гномы выносливы, как мулы, тут я тоже молчу, но я — всего лишь старый хоббит, давно опоздавший ко второму завтраку. Можете вы назвать имена, не откладывая дело в долгий ящик? Или займемся этим после обеда?

Никто не ответил. Колокол прозвонил полдень, и снова стало тихо. Фродо оглядел собравшихся и понял, что на него никто не смотрит. Все члены Совета сидели опустив глаза, словно размышляя. Фродо почувствовал страх, словно в ожидании давно предрешенного приговора. И все–таки — вдруг отменят? Его охватило неодолимое желание — остаться в Ривенделле, с Бильбо, и отдохнуть от всех забот. Он с трудом разлепил губы и молвил, удивляясь своему голосу, словно говорил не он, а кто–то другой:

– Давайте я возьму Кольцо. Только я не знаю, куда идти.

Элронд поднял глаза и посмотрел на Фродо. Хоббиту показалось, что этот взгляд вонзился ему прямо в сердце. Таким он Элронда еще не видел.

– Если я не ошибаюсь, это действительно твое дело, Фродо, — молвил он. — Если ты не найдешь дороги, ее не найдет никто. Бьет час твоей страны и твоих соплеменников. Пришла им пора оставить свои мирные поля и сады, дабы поколебать основания Башен и замыслы Великих. Кто из Мудрых мог это предвидеть? Но, с другой стороны, истинно Мудрые никогда не стремятся узнать о том, что еще не дождалось своего часа… Знай — это тяжкое бремя, Фродо. Столь тяжкое, что никто не имеет права возложить его на плечи другого. И я тоже не могу этого сделать. Но если ты выбрал сам, по доброй воле, я скажу, что ты выбрал правильно. Если собрать вместе всех великих друзей нашего народа, прославившихся в былые времена, — Хадора, Хьюрина, Тьюрина и даже самого Берена[237], — твое место было бы среди них.

– Но вы же не пошлете его в одиночку, господин Элронд? — крикнул Сэм, не утерпев. Весь Совет он просидел, незамеченный, в уголке на полу.

– Да уж какое там, — усмехнулся Элронд. — Без тебя, видно, дело не обойдется. Да и разве вас разлучишь? Если уж ты ухитрился пробраться за ним на секретный Совет, куда тебя, между прочим, не звали, то, наверное, тебя ничто не удержит!

Сэм сел, весь красный, что–то бормоча[238].

– Ну и влипли мы с вами в историю, господин Фродо! — вздохнул он и покачал головой.