"Властелин колец" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)Глава шестая. ЛОТЛОРИЭН[266]– Здесь оставаться нельзя, — сказал Арагорн, обернувшись и подняв меч. — Прощай, Гэндальф! — крикнул он. — Я предупреждал тебя: Долина, зажатая меж двух горных отрогов, лежала в глубокой тени. В вышине сверкали три белоснежных пика: Кэлебдил, Фануидол и Карадрас — Горы Мории. Из ущелья в долину по бесчисленным уступам каскадом белых нитей низвергался водопад; у подножия клубилось облако брызг. – Ступени Димрилла, — показал туда Арагорн. — Они вырублены в скале у водопада. Окажись судьба чуточку милостивее, мы спустились бы по ним, и все было бы иначе. – Судьба — или Карадрас, — вздохнул Гимли. — Он еще и улыбается! Посмотрите–ка! Гном погрозил кулаком самому дальнему из заснеженных великанов и отвернулся. На востоке отрог обрывался; за ним, в дымке, угадывались далекие равнины. Сама же горная цепь тянулась на юг сколько хватало взгляда. В полутора верстах ниже по склону лежало озеро — длинное, овальное, похожее на огромный наконечник копья, с размаху вонзенного в темную глубь северного ущелья. Тень покрывала не все озеро, и дальний его берег лежал среди залитых солнцем лугов, но вода не отражала солнца: она оставалась темно–синей, как чистое вечернее небо, когда смотришь на него из комнаты, где зажжена лампа. Ни рябь, ни волна не нарушали безупречной глади. К четкому, словно вычерченному пером овалу озера террасами спускались луга. – Вот оно, Зеркалье, глубокий Келед–зарам! — печально молвил Гимли. — Помните, что он говорил? «Желаю тебе его увидеть, но мы должны будем спешить…» Много лиг отшагают мои ноги, прежде чем я снова смогу радоваться! И вот я здесь — и должен спешить. Но ему уже не придется больше никуда торопиться. Отряд решил идти по дороге, которая начиналась прямо у Ворот. Она была неровной, ухабистой и вскоре превратилась в извилистый проселок, едва приметный в зарослях вереска и дрока, проросшего сквозь трещины в камнях. И все же многое говорило о былой славе прекрасного мощеного тракта, который вел когда–то из равнинных владений гномов к воротам Мории. То и дело у дороги вырастали разрушенные изваяния или зеленые курганы, поросшие тонкими березами и скорбно вздыхающими елями. Вскоре тракт свернул влево; снизу на путников глянула темная синева Зеркалья, а на берегу его, чуть поодаль от дороги, показалась одинокая колонна с отбитой верхушкой. – Столп Дьюрина! — вскричал Гимли. — Неужели я пройду мимо и не гляну на это диво? – Только не задерживайся! — разрешил Арагорн, оглядываясь на Ворота. — Солнце садится рано. Орки будут тянуть с погоней до глубоких сумерек. К этому времени мы должны быть уже далеко отсюда. А ночь будет темной. От луны остался узенький серпик, да и тот скоро скроется. – Идем со мной, Фродо! — крикнул на бегу гном. — Не хочу, чтобы ты ушел из долины Димрилл, не посмотрев на Келед–зарам! — И он поспешил вниз по зеленому склону. Фродо, прихрамывая, последовал за ним; он устал, бок у него ломило, но темно–синяя неподвижная вода словно притягивала его к себе, и устоять он не смог. Сэм увязался следом. У колонны Гимли остановился и запрокинул голову. Камень выветрился и пошел трещинами; руны, испещрявшие Столп, стерлись. Даже Гимли не мог разобрать древних надписей. – Эта колонна установлена в том месте, откуда Дьюрин впервые заглянул в Зеркалье, — сказал он. — Заглянем и мы, пока не ушли отсюда! Они наклонились над темной водой, но отражений своих не увидели: синь оставалась пустой и бездонно–ясной. Постепенно в прозрачной лазури проступили очертания гор; перьями белого пламени взметнулись снежные вершины. На глади озера отразилось опрокинутое небо, и в нем, словно упавшие в глубину драгоценные камни, сверкнули звезды, хотя с небосвода лился солнечный свет. Но отражений гнома и хоббитов, склонившихся над водой, так и не появилось. – О дивный и многочудный Келед–зарам! — прошептал Гимли. — Воды его хранят Корону Дьюрина и будут хранить ее, пока он не очнется от векового сна. Прощай, о дивный и многочудный! Он поклонился озеру и поспешил по зеленому ступенчатому лугу обратно к товарищам. – Ну, и что ты там увидел? — спросил Пиппин у Сэма. Но тот был погружен в свои мысли и не ответил. Дорога свернула направо — к выходу из долины. Миновав озеро, путники повстречали у обочины глубокий родник, полный хрустально–чистой воды; через каменный край родникового озерца перекатывался ручеек и, журча и сверкая, бежал вниз по крутому каменистому ложу. – Здесь начинается река Серебряная, — сказал Гимли. — Не пейте отсюда! Эта вода — все равно что лед. – В горах бьет много ключей, так что скоро Серебряная превратится в быстрый поток, — добавил Арагорн. — Нам долго будет с ней по пути, ибо я пойду, как завещал нам Гэндальф, а это значит, что, если повезет, мы доберемся до лесов, где Серебряная впадает в Великую Реку. Видите? — И он показал вперед. Все посмотрели вслед за его рукой и набирающим силу потоком, но долина тонула в золотой дымке. – Значит, мы попадем в леса Лотлориэна! — просветлел лицом Леголас. — Нет и не было у эльфов на этой земле пристанища прекраснее, чем Лотлориэн! Даже деревья там растут особые — не те, что в обычных лесах! Осенью листва на них становится золотой, но не опадает, пока не раскроются по весне новые почки. Тогда ветви покрываются желтым цветом, и ты ступаешь по золоту, и глядишь на золотую кровлю над головой, и касаешься колонн из серебра — ибо у этих деревьев кора гладкая и серая. Так поется в чернолесских песнях. Эльфы Черной Пущи не забыли Лотлориэна. Если бы только сейчас была весна и я мог ступить под лиственную кровлю Золотого Леса! Как я был бы счастлив! – Я был бы счастлив там и теперь, зимой, — отозвался Арагорн негромко. — Но Лотлориэн еще далеко. Нам надо спешить. Поначалу Фродо и Сэму удавалось поспевать за остальными, но Арагорн не щадил никого, и хоббиты стали понемногу сдавать. С раннего утра у них и маковой росинки во рту не было. Рана Сэма горела как огонь, голова кружилась. Несмотря на солнце, после теплой Морийской тьмы снаружи казалось знобко, и Сэм понемногу начал стучать зубами. О Фродо и говорить нечего: каждый шаг давался ему все с бóльшим трудом, хоббит хватал ртом воздух и понемногу отставал. Наконец Леголас оглянулся и, увидев, что хоббиты плетутся далеко позади, сказал об этом Арагорну. Все остановились; Арагорн бегом вернулся к Фродо и Сэму и позвал Боромира. – Прости, Фродо! — воскликнул он. — Столько событий, спешка — я совсем забыл, что ты ранен! И ты, Сэм! Что же вы молчали? Надо было помочь вам сразу, даже если бы за нами гнались все орки Мории! Скоро вам станет полегче. Неподалеку есть место, где мы сможем немного отдохнуть. Там я вами займусь — посмотрим, что можно сделать. Боромир! Нам придется их понести. Вскоре путь пересек другой ручеек, бегущий с гор; его говорливые воды вливались в стремительно несущуюся Серебряную и вместе с ней, шумя и пенясь на зеленоватых камнях, низвергались в лощину, затененную низкими, искривленными елями. Крутые склоны лощины густо поросли папоротником–листовиком и черникой. Внизу, у воды, нашлось ровное местечко — здесь река, звонко журча, разливалась по блестящим камушкам широкой отмели. Решено было сделать привал. Минуло уже три часа пополудни, солнце начинало клониться к западу, а они отошли от Ворот всего на несколько верст. Пока Гимли и младшие хоббиты разжигали костер из еловых веток, Арагорн осмотрел Фродо и Сэма. Рана Сэма была неглубокой, но выглядела угрожающе. Арагорн исследовал ее, сдвинув брови, но вскоре озабоченность с его лица сошла. – Тебе повезло, Сэм! — сказал он. — Это не рана! Многие за первого убитого орка заплатили куда дороже. В ссадине нет яда, а орочьи клинки часто бывают отравлены. Я ее перевяжу, и она прекрасно заживет. Возьми у Гимли воды, когда согреется, и промой как следует. Он развязал мешок и достал оттуда несколько сухих листьев. – Они уже не так чудодейственны, как раньше, — сказал он. — Но все–таки это – Да я что, я в порядке, — поспешно ответил тот, не очень–то желая раздеваться. — Мне бы поесть и отдохнуть, а больше ничего и не надо. – Нет, голубчик, — строго сказал Арагорн. — Надо посмотреть, каково это — попасть между молотом и наковальней. Как ты остался жив — до сих пор не понимаю! Он осторожно, стараясь не причинить боли, снял с Фродо старую куртку и поношенную рубашку — да так и ахнул, но тут же рассмеялся. Серебряная кольчуга заблестела, как морская рябь на солнце, заставив Арагорна сощуриться. Он осторожно снял с Фродо драгоценную вещь и высоко поднял ее; камни засияли, как звезды, а потревоженные кольца зазвенели, будто дождик над озером. – Смотрите–ка, друзья! — позвал он. — Как вам нравится эта хоббичья шкурка? По–моему, такая и эльфийскому принцу сгодится![267] Да если б охотники до мифрила об этом прознали, они все Заселье перевернули бы вверх дном! – Такой шкурки ни одному охотнику не прострелить, — возразил Гимли, обретая дар речи. — Это же мифриловая кольчуга! Мифриловая! Я никогда такой не видел — да что не видел, и слыхать–то не слыхивал! Эта та самая, о которой говорил Гэндальф? Должен сказать, он оценил ее слишком низко. И как удачно, что она была на Фродо! – А я–то все думал: интересно, о чем они с Бильбо секретничают? — припомнил Мерри. — Старик просто молодчина! Кажется, теперь я люблю его еще больше! Надеюсь, мы ему расскажем, как кстати пришелся его подарок! Правый бок и вся грудь у Фродо заплыли сплошным синяком. Рубаха из мягкой кожи, надетая под кольчугу, лопнула, и мифриловые кольца впились в кожу. Другой бок тоже был порядком изукрашен — хоббит сильно ударился, когда отлетел к стене. Пока остальные возились с едой, Арагорн промыл кожу Фродо настоем – Кольчуга на диво легкая, — сказал он. — Ты должен носить ее и впредь. Я рад, что у тебя она есть. Не снимай ее, даже когда спишь, пока судьба не приведет тебя в такое место, где можно ничего не бояться. Но в Походе тебе не часто будет выпадать такая удача. Когда все поели, Отряд собрался идти дальше. Костер загасили и забросали травой, чтобы скрыть следы стоянки; потом, взобравшись по склону, вернулись на дорогу, но вскоре солнце село за горные вершины, и путников накрыла тень, сошедшая со склонов. Подножия гор окутал сумрак; в низинах забелел туман, хотя дальние леса и равнины впереди еще озарял неяркий вечерний свет. Сэм и Фродо пришли в себя, ожили и могли теперь идти, как все, — быстрым шагом. Арагорн вел Отряд еще целых три часа, с одним коротким привалом. Стемнело, наступила черная ночь. Небо было усеяно звездами, но тонкого серпика луны ждать было еще рано — луна вставала только после полуночи. На этот раз позади шли Гимли и Фродо; они ступали молча, беззвучно, прислушиваясь к каждому шороху за спиной. Наконец Гимли нарушил молчание. – Ни звука, только ветер, — сказал он уверенно. — Если рядом прячется хоть один гоблин, то у меня не уши, а деревянные колобашки. Будем надеяться, что они выгнали нас из Мории и на том успокоились. Может, им только этого и надо было, а мы сами — то есть мы и Кольцо — их вовсе не интересуем? Правда, если убить вожака, то орки по многу лиг гонятся за обидчиком, чтобы отомстить. Фродо не ответил. Он взглянул на Жало: клинок не светился. И все же его слух улавливал какие–то подозрительные звуки — или ему только казалось? Когда сумерки вокруг загустели и дорога позади стала неразличимой, за спиной послышался отзвук торопливых шагов. Чудился он ему и теперь. Фродо резко обернулся. В темноте мелькнули две светящиеся точки. Но в следующую секунду хоббит уже не был уверен, что видел их, — дорога была пуста. – Что случилось? — обеспокоился гном. – Не знаю, — пробормотал Фродо. — Мне послышались шаги, а потом я увидел у обочины огоньки, очень похожие на глаза… Правда, я не уверен. В Мории мне тоже все время казалось, что сзади кто–то крадется. Гимли остановился и нагнулся к земле. – Ничего не слышу, — пожал он плечами. — Только трава да камни перешептываются между собой — но это их обычное занятие по ночам. Идем быстрее, догоним наших! Смотри — их уже не видно. Из долины пахнуло холодом. Подул ночной ветер. Впереди замаячила огромная серая тень; послышался нескончаемый шелест листвы — так шумят тополя. – Лотлориэн! — вскричал Леголас. — Лотлориэн! Мы дошли до окраин Золотого Леса! Какая жалость, что теперь зима! Над дорогой, словно арка, сомкнулись высокие деревья; ручей нырял под навес распростертых сучьев и пропадал во мгле. В бледном звездном свете стволы казались серыми, а мелко трепещущие листья отливали темным золотом. – Лотлориэн! — вздохнул Арагорн. — Ветер в кронах! Радость и утешение сердца! Мы всего в пяти лигах от Ворот Мории. Это мало, но дальше нам сегодня не уйти. Будем надеяться, что эльфийский лес и эльфы защитят нас от погони. – Времена сейчас темные. Может быть, эльфы давно ушли отсюда, — усомнился Гимли. – Мы давно не бывали в Лориэне, земле наших предков, но, говорят, Лориэн еще не опустел, — возразил Леголас. — Эту землю хранит тайная сила, которая не допускает в Лес никакого зла. Но обитатели Лориэна никому не показываются. Может статься, они ушли в глубь лесов, и у северных границ мы их не встретим. – Они действительно живут в глуби лесов, — кивнул Арагорн, и по лицу его прошла тень воспоминания. — Сегодня нам придется рассчитывать только на себя. Пройдем чуть подальше, а там свернем и поищем, где заночевать. Он шагнул вперед, но Боромир медлил. Он явно пребывал в нерешительности. – Разве это единственная дорога? — спросил он. – А какую бы предпочел ты? — обернулся к нему Арагорн. – Прямую, всем понятную, даже если она утыкана мечами! — вырвалось у Боромира. — По чужим и странным тропам ведут нас наши вожатаи, и мы терпим неудачу за неудачей! Разве я не протестовал, когда Гэндальф повел нас в Морию? И разве мы не были наказаны? Теперь ты говоришь, что надо идти в Золотой Лес. Мы, гондорцы, много слышали об этом гибельном крае[268], откуда почти никто не возвращается, а если возвращается, то неузнаваемым. – Неузнаваемым? Это верно: в Лориэне люди меняются и никто не возвращается прежним, — сказал Арагорн, потемнев лицом. — Поистине не осталось в Гондоре прежней мудрости, если в былом Городе Мудрецов говорят о Лотлориэне такие слова! Верь, чему хочешь, но другой дороги для нас нет, разве что вернуться к Воротам Мории или попытать счастья в диких горах, — а можно в одиночку переплыть Великую Реку и посмотреть, что получится. – Тогда веди! — смирился Боромир. — И все же этот Лес грозит гибелью. – Это правда, — согласился Арагорн. — Он прекрасен и гибелен, но погибель в нем грозит только тому, кто задумал злое дело. Тем же, кто не таит за пазухой камня, бояться нечего. За мной! Путники углубились в Лес, но уже через версту путь внезапно преградила быстрая река, бегущая с лесистых холмов, которые уступами поднимались к оставшемуся слева горному кряжу. Слышно было, как во мгле шумит водопад. Темный поток стремительно несся меж высоких берегов и, бурля водоворотами, соединялся среди свисающих в него корней с водами Серебряной. – Вот и Нимродэль![269] — возликовал Леголас. — Лесные эльфы сложили о ней немало песен, и мы, северяне, их не забыли. Радуга над водопадами, золотые цветы, которые плывут по течению вместе с пеной… Но сейчас темно, и мост через Нимродэль разрушен… Пойду омочу ноги: говорят, Нимродэль исцеляет от усталости. Он спустился по крутому берегу и ступил в воду. – Сюда! — позвал он. — Тут неглубоко. Давайте перейдем на ту сторону! На том берегу самое место для ночлега. Шум воды поможет нам уснуть и забыть о нашем горе. Друг за другом они спустились к реке и вслед за Леголасом перешли ее вброд. Ступив в воду, Фродо ненадолго остановился и дал воде свободно омыть усталые ноги. Вода Нимродэли холодила, но прикосновение ее было удивительно чистым и приятным, и, когда волны дошли до колен, Фродо почувствовал, что вся дорожная грязь и усталость смыты бесследно и больше не вернутся. Когда Отряд собрался на другом берегу, Арагорн дал своим спутникам разрешение отдохнуть и поесть. Все устроились поудобнее, и Леголас рассказал множество сбереженных эльфами Чернолесья легенд о Лотлориэне и о том, как ярок был солнечный и лунный блеск на полянах у Великой Реки, пока мир не стал серым и бесцветным, как теперь. Наконец наступило молчание; только нежный плеск и музыка водопада доносились из полутьмы. Фродо прислушался — и ему померещилось, будто в журчанье воды вплетается голос, поющий песню. – Слышите? Это поет Нимродэль, — отвечая его мыслям, проговорил Леголас. — Хотите послушать песню о ней? Нимродэль — имя эльфийской девы. Она звалась так же, как и река, на берегах которой она когда–то жила. На нашем, лесном наречии эта песня звучит очень красиво, но в Ривенделле ее сейчас многие поют на Западном Языке. Вот послушайте. — И тихо, так, что шелест листьев по временам почти заглушал его, Леголас начал: Голос Леголаса чуть дрогнул, песня оборвалась. – Дальше я петь не могу, — сказал он. — Это только начало — я многое позабыл. Песня длинная и печальная — в ней говорится о том, как в Лотлориэн, Лориэн Цветущий, впервые пришло горе, а случилось это оттого, что гномы разбудили зло, дремавшее под корнями гор. – Гномы не сотворили зла, они только потревожили его, — насупился Гимли. – Я и не говорил, что гномы сотворили зло. Важно, что оно пришло, — печально вздохнул Леголас. — Когда это случилось, эльфы из рода Нимродэли почти все покинули свои дома и ушли. Ушла и Нимродэль, но на дальнем Юге, на перевалах через Белые Горы, след ее потерялся, и Амрот, ее возлюбленный, так и не дождался Нимродэли, хотя их корабль был готов к отплытию. И теперь по весне, когда ветер шумит молодой листвой, в голос водопада, названного ее именем, вплетается и голос Нимродэли, а когда дует южный ветер, с моря доносится зов Амрота, ибо Нимродэль соединяется с рекой Серебряной, по–эльфийски Кэлебрантом, а Кэлебрант впадает в Великий Андуин, несущий свои воды в залив Белфалас. Там стояли корабли лориэнских эльфов. Но ни Амрота, ни Нимродэли никто и никогда больше не видел. Говорят, Нимродэль построила себе дом в ветвях дерева, растущего над водопадом. Когда–то у эльфов Лориэна это было в обычае. Может, они и по сей день живут на деревьях. За это их прозвали Галадримами — Древесным Народом. Если зайти в глубь леса, там можно встретить очень большие деревья. Пока не явилась Тень, Лесной Народ не селился под землей и не строил каменных твердынь. – Времена были благословенные, но, как я понял, спать на деревьях уже тогда казалось спокойней, чем на земле, — угрюмо заметил Гимли и выразительно поглядел сперва назад, на долину Димрилл, а потом — вверх, на темную кровлю сплетенных сучьев. – А не поступить ли нам по твоему слову, Гимли? — приподнялся с места Арагорн. — Дом нам не построить, но все же мы, по примеру Галадримов, вполне можем поискать убежища наверху, если получится. Мы и так сидим здесь, у дороги, дольше, чем следовало бы. Они свернули с обочины и углубились в лесную темень, решив идти наверх по течению горной реки. Серебряная осталась за спиной. Неподалеку от уступов водопада росли деревья с особенно могучими серыми стволами; о высоте судить было трудно, но эти великаны легко перекидывали ветви на другую сторону потока. – Я, пожалуй, попробую забраться, — сказал Леголас. — Деревья — мой дом, от корней до сучьев. Таких я, правда, никогда не видел, хотя слышал о них не одну песню. Они зовутся по–эльфийски – Каковы бы они ни были, это чудо небывалое, а не деревья, если на них может устроиться на ночь не только птица, но и хоббит! На шестке я спать не умею, предупреждаю сразу! — заявил Пиппин. – Тогда советую тебе вырыть норку, — засмеялся Леголас. — Тем более что вашему брату это не в новинку. Но если ты надеешься спрятаться в этой норе от орков, тебе придется попотеть! Он легко подпрыгнул и ухватился за нижнюю ветку, росшую прямо у него над головой. Он еще качался на вытянутых руках, ища опоры ногами, как вдруг сверху, из мрака кроны, раздался повелительный окрик: – Леголас, пораженный, отпустил ветку и в страхе отпрянул к стволу. – Стойте и не шевелитесь! — шепнул он остальным. — Тихо! Наверху негромко рассмеялись; другой голос, такой же чистый и звонкий, как первый, сказал что–то по–эльфийски. Фродо почти ничего не понял: язык Лесных эльфов к востоку от гор разнился от языка их западных собратьев. Леголас поднял голову и ответил на том же языке. – Кто они? Что они сказали? — шепотом осведомился Мерри. – Да эльфы же! — сердито зашипел Сэм. — Ты что, не слышишь? – Да, это эльфы, — развеял сомнения Леголас. — Они сказали, что уж тебя–то ничего не стоит подстрелить даже в темноте: ты так сопишь, что промахнуться трудно. Сэм поспешил зажать рот ладонью. – Но они говорят, что тебе нечего бояться, — добавил Леголас. — Они уже давно за нами следят — с тех пор, как услышали мой голос за Нимродэлью и поняли, что я их собрат с севера. Поэтому они позволили нам перейти реку, ну, а потом услышали, как я пою, и окончательно уверились, что мы не враги. А сейчас они хотят, чтобы я и Фродо поднялись к ним. Похоже, им что–то известно о нашем походе. Остальных просят немного обождать и посторожить под деревом, пока они не решат, что делать дальше. Из мглы наверху спустилась веревочная лестница, серебристо–серая, чуть светящаяся в темноте. Веревки казались тонкими, но вскоре выяснилось, что они могут выдержать несколько человек (или эльфов) сразу. Леголас легко взбежал наверх; за ним поднялся Фродо, а сзади, стараясь не пыхтеть, вскарабкался Сэм. Ветви отходили от ствола почти под прямым углом, а затем устремлялись вверх; на высоте ствол разделялся, образуя как бы корону из ветвей, и в середине этой короны эльфы укрепляли деревянный настил, Фродо застал Леголаса уже беседующим с тремя другими эльфами. Одеты они были во что–то сумеречно–серое, так что увидеть их было почти невозможно — разве что при резком движении. Эльфы встали; один из них освободил от покрова маленький светильник и направил на Фродо и Сэма тонкий серебряный луч. Вглядевшись в их лица, он спрятал свет и произнес эльфийское приветствие. Фродо запнулся, но подобрал слова и ответил. – Добро пожаловать! — повторил эльф, теперь уже медленнее и на Общем Языке. — Мы редко говорим по–чужеземному, поскольку живем в глуши лесов и встреч избегаем. Мы не видимся даже со своими северными братьями. И все же есть среди нас такие, кто бывает за пределами края, чтобы узнавать, что творится в мире, и следить за происками врагов — а это требует знания языков, так что переводчики найдутся, и я — первый. Мое имя — Халдир, а это мои братья — Румил и Орофин, но они по–вашему почти не говорят. До нас дошел слух о вашем походе — разведчики Элронда, возвращаясь в Ривенделл через долину Димрилл, зашли и в Лориэн. О хоббитах, или невеличках, мы много лет ничего не слышали и думали, что вас уже нет в Средьземелье. С виду вы не злые создания. Кроме того, с вами эльф, он нашего рода. Даже только ради него мы охотно приветили бы вас у себя, тем более что нас просил об этом Элронд. Но вы должны знать, что мы неохотно пускаем чужеземцев. И еще: сегодня вам придется переночевать прямо здесь, на дереве. Сколько вас? – Восемь, — ответил Леголас. — Я, четыре хоббита и двое людей. Одного из них вы знаете — это Арагорн. Он Друг Эльфов и потомок людей Запада. – Имя Арагорна, сына Араторна, в Лориэне знают, — отозвался эльф. — Владычица благоволит ему. Но ты назвал только семерых?.. – Восьмой — гном, — сказал Леголас, помедлив. – Гном?! — удивился Халдир. — Это уже сложнее! С гномами мы не имеем никаких сношений с самых Черных Лет. И в Лориэн мы их не допускаем. Я не могу позволить ему пройти. – Но он из Одинокой Горы, и он — приближенный самого Даина, — вмешался встревоженный Фродо. — Это Элронд выбрал его нам в спутники. Он показал себя смелым и преданным другом. Эльфы тихо поговорили между собой и о чем–то по–эльфийски спросили у Леголаса. – Ну что ж, хорошо, — решил наконец Халдир. — Пусть идет, хотя это нам не по душе. Отвечают за него Арагорн и Леголас. Но ваш гном пойдет с завязанными глазами. А теперь довольно споров! Вашим спутникам нельзя оставаться внизу. Мы следим за всеми реками и видели, что вдоль гор в Морию с юга двигалось большое орочье войско. С тех пор прошло уже довольно много времени. А на границах нашего леса воют волки. Если вы и впрямь пришли из Мории, как говорите, то погони вам не миновать. Завтра на рассвете вам надо будет отсюда уходить. Хоббиты останутся с нами — мы их не боимся, они совсем не страшные! Остальные переночуют на соседнем дереве — там тоже есть Леголас скрылся в круглом отверстии и быстро спустился вниз передать остальным слова Халдира. Вскоре Мерри и Пиппин уже взбирались на высокий – Вот и мы! — отдуваясь, произнес Мерри. — Мы захватили ваши одеяла. Остальное Бродяга закопал в листьях. – Вы напрасно старались, — улыбнулся Халдир. — Зимой на верхушках деревьев холодно, это правда, даже если ветер с юга, как сегодня. Но еда и питье у нас такие, что согреют без всяких одеял, а если нет — у нас хватит и шкур, и плащей. Ко второму ужину (который, надо сказать, оказался гораздо плотнее первого) хоббиты отнеслись с единодушным одобрением. Поев, они потеплее укутались в эльфийские меховые плащи, сверху набросили собственные одеяла, подоткнули их — и попытались уснуть; но, несмотря на усталость, никому это не удалось так легко, как Сэму. Остальные ворочались и кряхтели: хоббиты не любят высоты и никогда не спят наверху, даже если у них в доме этот «верх» есть. А Пиппин не прочь был немного поболтать перед сном. – Как бы мне отсюда не скатиться, — беспокоился он. – Уж если я засну, так я буду спать, — сонно отозвался Сэм. — Ухну отсюда, и то не проснусь, будьте покойны. И чем меньше разговоров, тем быстрее мы все провалимся… то есть завалимся… то есть спать завалимся… ну, вы меня понимаете… — И Сэм провалился в сон. Фродо лежал и смотрел на звезды, блестевшие среди светлых, слегка подрагивающих листьев. Рядом похрапывал Сэм. На дальнем конце За полночь он вдруг открыл глаза. Хоббиты спали, эльфов видно не было. Сквозь ветви тускло просвечивал тонкий серпик луны. Ветер стих. Неподалеку слышался хриплый смех и топот. Звякал металл. Звуки постепенно удалялись и наконец стихли в глубине леса. В отверстии – Что это было? — спросил Фродо. – – Орки! — понял Фродо. — Куда это они собрались? Но эльфа рядом уже не было. Все стихло. Листья замерли, даже шум водопада доносился как–то приглушенно. Фродо, дрожа, сел и покрепче завернулся в одеяло. Он благодарил судьбу, что орки не застали их внизу, но догадывался, что деревья тоже не ахти какая защита: спрятаться тут можно, а дальше? Нюх у орков, как у гончих собак, — так, по крайней мере, говорили; но Фродо знал, что они и по деревьям лазают вполне сносно. Он вытащил Жало; клинок вспыхнул голубым пламенем, но тут же начал тускнеть и наконец погас совсем. И все–таки чувство опасности его не покидало — скорее наоборот. Он подполз к отверстию и заглянул вниз. Сомнений почти не оставалось: внизу к дереву кто–то подкрадывался. Не эльф, это точно: под эльфом веточка не хрустнет, травинка не прошуршит. Кто же? Фродо расслышал легкое сопение; затем — царапанье когтей о кору. Стараясь не дышать, он наклонился над отверстием. Кто–то полз вверх по стволу. Фродо слышал тихое шипение — словно кто–то втягивал и выпускал воздух сквозь сжатые зубы. Вдруг почти у самого настила зажглись два бледных глаза, замерли и, не мигая, уставились вверх — но тут же скрылись; по стволу скользнула какая–то тень, и все исчезло. В следующее мгновение на – Тут кто–то был, но кто — не знаю, — шепнул он. — Я таких тварей еще никогда не видел. Но это был не орк. Я дотронулся до ствола, и он сразу метнулся прочь. Я было подумал, что это кто–то из вас, хоббитов, но вам до него далеко: слишком ловок и лазает, как белка. Я не стрелял: он мог бы подать голос, а нам нельзя рисковать. Орки еще близко. Только что здесь прошел довольно большой отряд. Они переправились через Нимродэль — да будут прокляты их поганые ноги, осмелившиеся осквернить ее! — и двинулись вниз по течению: там есть старая дорога. Видимо, они шли по запаху — мы видели, как они рыщут у берега там, где вы останавливались. Втроем мы не могли вступить с ними в бой, а потому зашли вперед, изменили голоса и направили их по ложному пути, в глубь леса. Орофин поспешил к нашим — предупредить. Из Лориэна ни один орк живым не выйдет. Завтра, еще до вечера, мы выставим у северных границ большой отряд. Вы же, как только рассветет, отправитесь на юг. На востоке занимался неяркий день. Сквозь желтую листву маллорна просочились первые лучи рассвета, и хоббитам показалось, что к ним на Совсем еще ранним, зябким утром Отряд тронулся в путь, возглавляемый теперь Халдиром и его братом, Румилом. – Прощай, милая Нимродэль! — воскликнул Леголас. Фродо оглянулся. За серыми стволами мелькнула белая пена водопада. – Прощай, — повторил он за Леголасом. Ему вдруг показалось, что нигде и никогда больше он не услышит такого дивного пения бегущей воды. А она все струилась и звенела, и многоголосье ее сплеталось в бесконечно изменчивую, неповторимо прекрасную музыку. Они вернулись на дорогу, идущую вдоль Серебряной, и некоторое время шли на юг вслед за быстрым потоком. На тропе ясно читались следы орочьих ног. Вскоре Халдир свернул и остановился на берегу, в тени деревьев. – Там, за рекой, выставлены посты, — сказал он. — Напрасно вглядываетесь! Все равно не увидите. Он свистнул по–птичьи — и из кустов, густо закрывавших противоположный берег, выступил одетый в серое эльф; капюшон его был откинут, и волосы в лучах утреннего солнца отливали золотом. Халдир умело перебросил через реку моток серой веревки. На том берегу моток был пойман, и конец веревки закрепили вокруг большого дерева, росшего у самой воды. – Кэлебрант набрал силу — видите? — обернулся к Отряду Халдир. — Тут глубоко для такого быстрого течения, а вода холодная. Здесь, на окраине леса, мы в реку не входим — только если нет иного выбора. Но и мостов сейчас в Лориэне не строят: времена такие, что надо быть настороже. Приходится переправляться иначе. Смотрите! Халдир закрепил свой конец веревки и легко, как по тропинке, перебежал на тот берег и обратно. – Меня такой способ устроит, — сказал Леголас. — Но остальные этим искусством не владеют. Им придется плыть? – Зачем же? — откликнулся Халдир. — У нас есть еще два мотка. Одну веревку мы натянем на уровне плеч, другую — на уровне пояса, и чужеземцы легко перейдут — если, конечно, будут соблюдать осторожность. Когда переправа была наведена, все один за другим перешли на тот берег — одни медленно, с опаской, другие — более смело. Из хоббитов отличился Пиппин: он прошествовал по веревке увереннее всех и придерживался только одной рукой — но и он не мог смотреть вниз и шел, впившись глазами в противоположный берег. Сэм, наоборот, судорожно вцепился в ненадежные перила и еле полз, не отрывая подошв от веревки и поглядывая на стремительно несущуюся прозрачную воду, так, словно внизу разверзлась горная пропасть. Спрыгнув на землю, он облегченно вздохнул: – Век живи — век учись! Верно говорил мой Старикан. Он, правда, имел в виду садоводство, а не что другое. Чего он не подозревал — так это что мне придется спать в гнездах и бегать по веревкам, словно я не хоббит, а паук! Таких штучек даже мой дядя Энди не откалывал! Когда весь Отряд переправился, эльфы отвязали веревки и две из них смотали. Румил, оставшийся на том берегу, забрал третью, махнул рукой на прощание и, с мотком на плече, отправился назад, на свой пост у Нимродэли. – Вы ступили на землю Наита Лориэнского, друзья, — объявил Халдир. — Мы иногда называем ее Клин, так как она подобна острому клину, вбитому между Великим Андуином и Серебряной. А некоторые любят сравнивать ее с наконечником копья… Чужестранцам тайны заповедного Наита заказаны. Поистине, мало кто удостаивался чести ступить на этот берег! А теперь, по нашему уговору, я завяжу глаза гному Гимли. Остальные пока могут идти так — во всяком случае до Эгладила, древесного города у слияния рек. Там наши жилища. Гимли принял слова Халдира без восторга. – Со мной уговора не было, — сказал он мрачно. — Я не случайный бродяга и не пленник, чтобы идти с повязкой на глазах. И я не соглядатай. Мое племя никогда не имело дела ни с кем из Вражьих слуг. Мы не сотворили никакого зла эльфам. Я такой же предатель, как Леголас или любой другой из нашего Отряда! – Не сомневаюсь, — осторожно сказал Халдир. — Но таков закон, а я над законом не властен. Я и так много на себя взял, дав тебе переправиться! Но гнома было не так–то просто переупрямить. Он расставил ноги, встал поустойчивее и положил ладонь на рукоять топора. – Я пойду вперед только с открытыми глазами, — заявил он. — А если мне не разрешат, я вернусь к себе, в свою страну, хотя бы мне и грозила гибель на пути. В Королевстве Даина никто не заподозрит меня в двуличии! Халдир посуровел. – Вернуться ты уже не можешь[271], — сказал он, сдвинув брови. — Всякий, кто ступил на эту землю, должен предстать перед Владыкой и Владычицей. Отпустить пришельца или задержать его — решают они. А если ты все же попробуешь переправиться — знай, что вдоль реки расставлены часовые. Они пристрелят тебя прежде, чем ты их заметишь. Гимли выхватил топорик. Халдир и его спутники натянули луки. – Ох уж эта мне гномья жестоковыйность! — пробормотал Леголас. – Ну, ну, полегче, — вмешался Арагорн. — Пока я — ваш вожатый, вы будете делать то, что скажу я. Разве справедливо выделять гнома из остальных членов Отряда? Да еще так грубо? Мы все завяжем себе глаза, и Леголас в том числе. Вряд ли это скрасит нам дорогу, но так будет лучше. Гимли внезапно расхохотался. – Хороши же мы будем! И что? Халдир поведет нас на веревочке, как собаки водят слепых? Послушайте, мне для полного счастья хватит и одного Леголаса! Завяжите глаза мне и ему — и дело с концом! – Я — эльф, а мы в эльфийском лесу! — вскипел в свой черед Леголас. – «Ох уж эта мне эльфийская жестоковыйность!» Так, Леголас? — нахмурился Арагорн. — Нет уж! Пусть между нами не делают никаких различий. Завязывай нам глаза, Халдир! – Я потребую возмещения за каждую шишку и каждый сбитый палец, — провозгласил Гимли, когда ему надевали повязку. – Тебе не придется требовать возмещения, — возразил Халдир. — Вы останетесь довольны. Тропы у нас прямые и ровные. – Увы безумию наших дней! — поморщился Леголас. — Все мы — враги одного Врага, но я почему–то должен идти по эльфийскому лесу с повязкой на глазах! А в лесу этом светит веселое солнышко и листья блестят, как золото! – Может, ты и прав, — сказал Халдир печально. — Видно, воля Черного Властелина действует и в нас самих! Ни в чем она так не заметна, как в отчуждении, когда оно проникает в ряды его врагов! Но в мире за пределами Лориэна почти не осталось ни веры, ни чести — нигде, кроме Ривенделла. Мы не можем на свой страх подвергать наш край опасности. Лориэн — остров среди моря напастей. Наши руки отвыкли от лютен и сдружились с тетивой. Реки долго были нам защитой, но теперь надеяться на них нельзя, ибо Тень продвинулась слишком далеко на север. Мы окружены. Некоторые поговаривают о том, чтобы уйти, но, кажется, мы уже опоздали. Горные перевалы на западе заволокло мглистыми туманами зла, пустынные земли к востоку от нас кишат слугами Саурона. Ходят слухи, что и южный путь, через Рохан, стал теперь небезопасен. А устье Андуина стережет Враг… Даже доберись мы до Моря — нам нет убежища на берегу. Правда, говорят, что Гавани Высших эльфов еще существуют, но они слишком далеко, на северо–западе, за страной Невеличков. Наши Владыки, может, и знают, где это, но я — нет. – Ты же видишь нас, а остальное несложно и додумать, — сказал Мерри. — Между прочим, к западу от моей страны, Заселья, вроде были какие–то Гавани. – О счастливый народ! — вскричал Халдир. — Жить близ Моря! Много лет утекло с тех пор, как мои соплеменники в последний раз вдыхали морской ветер, хотя память о нем жива в наших песнях. Расскажи мне о Гаванях! У нас еще есть время — дорога неблизкая. – Я там не был, — смутился Мерри. — Я до этого раза вообще никогда из дому не уходил. А если бы я знал, что творится в мире, я бы, наверное, так дома и остался — просто духу не хватило бы. – Неужели ты не пожелал бы увидеть дивный Лотлориэн? Мир и вправду полон опасностей, и в нем много темного, но много и прекрасного. Нет такого места, где любовь не была бы омрачена горем, но не становится ли она от этого только сильнее? Некоторые из нас поют в песнях, что Тень отступит и в Средьземелье вновь воцарится покой. Но я не верю, что мир когда–нибудь станет прежним и что солнце засияет по–старому. Для эльфов покой может стать в лучшем случае передышкой, которая даст им возможность без помех достичь Моря и покинуть Средьземелье. Увы! Я так люблю Лотлориэн! Как жить, если вокруг не растут маллорны? И есть ли они за Великим Морем? Об этом никто не знает… Разговаривая так, они вместе с остальными осторожно пробирались по лесным тропам. Халдир вел, второй эльф замыкал цепочку. Земля мягко ложилась под ноги, спотыкаться было не обо что; вскоре, привыкнув, гости Лориэна пошли увереннее, уже не боясь ушибиться или упасть. Фродо ощутил, что, как только ему завязали глаза, слух и все другие чувства резко обострились. Он различал в смешанном лесном аромате запах деревьев и примятой травы; на разные голоса переговаривались листья; справа шумела река, с неба доносилось тоненькое пересвистывание птиц. Иногда на лицо и руки падали теплые солнечные лучи — это значило, что тропа проходила через поляну. Надо сказать, что, едва ступив на другой берег Серебряной, Фродо ощутил странную уверенность в том, что переправился не через реку, а через время[272] и попал в один из уголков Старших Дней. Ему казалось, что он ступает по земле мира, которого больше нет. И уверенность эта крепла с каждым шагом, приближавшим их к сердцу Наита. В Ривенделле было совсем иначе — правда, там жила Память о прежних днях, о древних эпохах, но и только; в Лориэне же прежние времена смешивались с нынешними, и живущие здесь воочию лицезрели давно ушедшие дни. Обитатели Лориэна видели Зло и были о нем наслышаны; они познали печаль и с тех пор боялись внешнего мира и не доверяли ему. На границах Леса выли волки… Но в сам Лориэн Тень не могла проникнуть: доступ туда был ей закрыт. Отряд шел весь день, пока в лицо не повеяло холодком и не зашептались над головой листья под первым порывом ночного ветра. Тогда путники остановились на ночлег — и в эту ночь спали прямо на земле, ничего не опасаясь; к тому же проводники не разрешили им снять повязки даже на ночь, а с завязанными глазами на дерево было не взобраться. Утром они снова двинулись в путь, никуда не спеша и не суетясь. В полдень сделали привал; Фродо почувствовал, что деревья кончились и вокруг раскинулась залитая солнцем поляна. Внезапно со всех сторон послышались голоса. Оказалось, что навстречу двигался большой отряд эльфов. Эльфы шли совершенно бесшумно — вот почему Фродо услышал их, только когда они приблизились. Они спешили к северным границам — отразить возможное нападение из Мории; кроме того, они сообщили Халдиру кое–какие новости, часть которых тот пересказал. Орки, перешедшие за Нимродэль, были схвачены и почти все уничтожены; остатки бежали на запад, в горы, но эльфы выслали за ними погоню. Кроме того, в лесу было замечено странное существо: оно передвигалось согнувшись, касаясь руками земли, как зверь, и в то же время на зверя было не похоже. Схватить его не удалось, а стрелять в него разведчики не стали, не зная, добрая это тварь или злая. Существо шмыгнуло вдоль берега Серебряной и пропало ниже по течению. – Это еще не все, — продолжал Халдир. — Владыка и Владычица Галадримов велели мне снять с ваших глаз повязки. Да, да! Это относится и к гному Гимли! Такое впечатление, что Владычица знает каждого из вас по имени и знает, куда и зачем вы идете! Должно быть, прибыли свежие вести из Ривенделла… Первым он снял повязку с Гимли и, низко поклонившись, произнес: – Не гневайся! Смотри на нас отныне глазами друга, и да радуется твое сердце, ибо со времен Дьюрина ты — первый гном, который увидел деревья Наита Лориэнского! Когда дошла очередь до Фродо и повязка упала с его глаз, он огляделся — и замер, не дыша. Они стояли на просторной поляне; слева круглился холм, покрытый травой, и трава на нем зеленела так, как могли зеленеть только весенние луга Старших Дней. Холм венчала двойная корона деревьев. Внешнее кольцо составляли белоснежные, безлистые и прекрасные в своей наготе неизвестные великаны; внутреннее — гигантские маллорны, одетые в светло–золотой убор. В середине, возвышаясь над остальными подобно могучей башне, стояло одно–единственное дерево; высоко среди его ветвей белел – Вот он, Керин Амрот![273] — торжественно проговорил Халдир. — Некогда это было сердце древнего эльфийского государства. Перед вами — курган Амрота, где в прежние, счастливые времена был его дом. Здесь, в невянущей траве, вечно цветут зимние цветы — желтый Все бросились в благоухающую траву; но Фродо остался стоять, не в силах прийти в себя от восхищения. Ему казалось, что он сделал шаг в окно, распахнутое в давно исчезнувший мир. Он видел, что на этом мире почиет свет, для которого в его языке слов не находилось. Все, на что падал взгляд, было четким и словно очерченным одной линией, как будто каждую вещь задумали и создали только что, прямо на глазах; и вместе с тем каждая травинка казалась неизмеримо древней. Цвета были знакомые — золотой, белый, синий, зеленый; но все они были такими свежими, так золотились, белели, синели и зеленели, что Фродо казалось, будто он видит их впервые и только сейчас придумывает им названия — новые и достойные удивления. Зимой здесь невозможно было бы оплакивать весну или лето. Ни в чем, растущем на этой земле, не было ни болезни, ни уродства, ни изъяна: на землю Лориэна порча не проникала[275]. Фродо обернулся и увидел, что рядом стоит Сэм; верный слуга ошеломленно оглядывался и вовсю тер глаза, словно надеялся проснуться. – И это все днем! При солнце! — пробормотал он. — Я думал, эльфам полагаются луна и звезды, а тут день, и тоже эльфийский! Я о таком никогда не слышал. Знаете, какое у меня чувство? Будто я внутри песни — понимаете? Халдир посмотрел на них и, похоже, понял все — и высказанное и невысказанное. – Вы ощутили власть Владычицы Галадримов, — улыбнулся он. — Не хотите ли подняться со мной на Керин Амрот? Легким шагом он направился к холму. Фродо с Сэмом последовали за ним. Фродо шел и глубоко дышал; прохладный ветерок колыхал живые цветы, овевал лицо, и хоббиту казалось, что он попал в мир, где нет времени, где ничто не увядает, не меняется и не становится уделом забвения. И когда он, Фродо, странник из далекого Заселья, покинет эту страну и уйдет своим путем, ничто не изменится — он останется здесь, на траве, среди Они ступили в кольцо белых деревьев; тотчас же подул южный ветер, и ветви вздохнули. Фродо остановился — с ветром до его слуха донеслось дыхание Великих Морей, шум прибоя у давным–давно исчезнувших берегов и крик морских птиц, каких нет больше в Средьземелье. Халдир ушел вперед; он уже взбирался на Когда Фродо взобрался на обширный настил, Халдир взял его за руку и повернул лицом к югу. – Взгляни сперва туда! — предложил он. Фродо посмотрел — и увидел в отдалении еще один холм, а может, и не холм, а могучую рощу невиданно высоких деревьев, целый город, состоящий только из зеленых башен; но что это было на самом деле, холм или роща, хоббит сказать не мог. От этого холма — или рощи — исходил почти неразличимый для глаза свет и какая–то невидимая сила — та самая, что властвовала над всем Лориэном. Фродо внезапно понял, что ему хочется превратиться в птицу и полететь в этот зеленый город, обещавший сердцу мир и покой. Он перевел глаза на восток и увидел лориэнские леса, а за ними — светло блестящую ленту Андуина. Но за рекой свет мерк; там лежали обычные, знакомые земли — плоская пустынная равнина, подернутая туманом, бесформенные холмы и пугающая черная стена вдали. Казалось, солнце, светившее над Лотлориэном, не имело власти рассеять тьму, скопившуюся за мрачным всхолмьем. – Это форпосты южного Чернолесья, — заметив, куда он смотрит, сказал Халдир. — Холмы, покрытые черным ельником. Деревья там душат одно другое, и ветви у них постепенно гниют и отсыхают. В глубине этих ельников, на скале, возвышается Дол Гулдур. Одно время там скрывался Враг, и его долго никто не мог опознать. Мы боимся, что сейчас крепость вновь стала обитаемой. Мощь ее возросла семикратно. В последнее время над ней часто висит низкая черная туча. Отсюда, сверху, хорошо видно противоборство двух сил. Невидимая брань ведется уже и теперь, но свет проникает в сердце тьмы, а тайна света Врагу не ведома — пока не ведома. — Он повернулся и быстро спустился вниз; Фродо и Сэм последовали за ним. У подножья холма Фродо увидел Арагорна; тот стоял молча и неподвижно, словно сам превратился в дерево. В руке он держал маленький золотистый – Взяв хоббита за руку, он вместе с ним пошел прочь от холма Керин Амрот — чтобы в этой жизни больше уже сюда не вернуться. |
||
|