"Зубы дракона" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)5Когда из Швеции прибыл новый торговый консул, Сёльве Линд из рода Людей Льда был понижен до своего прежнего поста. И хотя наш молодой честолюбец и испытал чувство горечи по этому поводу, оно было недолговечным, ведь он ждал такого развития событий. Какое-то время он подумывал, а не стоит ли отправить в последний путь и нового консула, но потом решил не утруждать себя. Все равно пришлют еще одного, а на него могут пасть подозрения. От сестры Ингелы пришло новое письмо. Она опять спрашивала, почему Сёльве не едет домой, теперь он был единственным ее близким родственником, и она хотела, чтобы они общались почаще. Сёльве в раздражении скомкал письмо. Оно потревожило его совесть, а это Сёльве было не нужно. Теперь он попал в затруднительную ситуацию. Как истинный потомок Людей Льда, он нуждался в контакте со своим родом, но с другой стороны, он не хотел появляться перед родственниками в нынешнем виде. Нет, он вовсе не стыдился своих желтых глаз или того ледяного холода, который распространился в его душе — он знал, что Ингела поймет его, поймет, что он стал таким не по своей воле. Но он хотел сохранить свой дар в тайне. Никто не должен был знать о новом проклятом в их семье. Это давало ему гораздо большую свободу действий. Сёльве шел по тому же пути, что и Тенгель Добрый, Ульвхедин и Ингрид, но в обратном направлении. Они пытались вырваться из того круга зла, в который попали волей судьбы. Он же погрязал в трясине все больше и больше, и это ему даже нравилось. От Ренаты и ее семейства ничего не было слышно. От этого он терял осторожность. Ведь его терпение было не бесконечным. Почему она не появлялась? Он же внушил ей, что она должна вновь прийти к нему ради спасения своей чести. Она должна была попросить своих родителей обратиться к молодому шведскому консулу, который был так рад позаботиться о ней. Прождав безрезультатно две недели, он нанес новый удар. Рената останется одна на белом свете. У нее больше не будет родителей, которые станут ее защищать или распоряжаться ее деньгами. Сёльве действовал целенаправленно. Теперь у него было больше опыта и еще меньше жалости к людям… Прошла еще неделя. Ренате предстояло проводить родителей в последний путь. Они умерли с разницей в два дня. Доктор сказал, что от неизвестной болезни. Сёльве был на кладбище. Он держался в стороне под деревьями, а первый снег медленно падал между надгробиями и таял на свежевыкопанной земле рядом с родовой могилой семейства Висенов. И тут его как холодной водой окатило. Он-то ждал увидеть одинокую скорбящую женщину, к которой собирался подойти и утешить — она ведь забыла о свидании с ним — а тут вокруг нее оказалось много людей, которые наверняка были ее братьями и сестрами. Он чуть было не осведомился об этом у стоящего рядом мужчины, но вовремя заметил, что это тот самый пресловутый жених Карл Берг, не скрывавший своих слез, и поспешил ретироваться. Вместо этого он обратился к другому человеку, стоявшему неподалеку, с Карлом Бергом ему совершенно не хотелось общаться. — Конечно, вы правы, — сказал ему незнакомец. — У ювелира Висена с супругой было восемь детей. Дело отца перейдет, по всей вероятности, к старшему сыну, вон тому, в высокой шляпе. Сёльве заскрипел зубами и в бешенстве выскочил с кладбища. «Идиот, идиот, — говорил он себе. — Я сделал ставку не на ту! Как же я был небрежен, чтобы сначала не удостоверился в столь простой вещи!» Да, ему еще много чему надо было учиться! Как сейчас — что ничего нельзя пускать на самотек. Его первый урок. Судьба преподаст ему еще два урока, причем последний из них ударит по нему особенно сильно. Наконец-то появилась Рената! Она пришла через пять дней после похорон. Слишком поздно. Хотя с другой стороны, даже хорошо, что она не сделала этого раньше, ведь тогда он мог бы оказаться в ловушке! Сначала она вела себя высокомерно. Сказала, что теперь, после смерти родителей, она еще раз взвесила его предложение о браке и пришла к выводу, что, возможно, даст согласие на замужество с ним. С одним, однако, условием: он должен согласиться, что в браке главной будет она, ведь у нее деньги, да и вообще она более благородных кровей. «Вот ты как, — подумал Сёльве. — Ну и лихо!» Он распрямил спину. — Госпожа Рената, я действительно просил Вашей руки некоторое время назад. Я полагал, что могу Вам что-то предложить. Мое положение, которое прочит блестящую карьеру, мое состояние, тоже не из последних, да и мое благородное имя… В этом он, конечно, преувеличивал, наш Сёльве, но здесь, в Австрии, его все звали Сёльве фон Люди-льда, и его фамилия звучала весьма благородно. А в планы Сёльве никак не входило оспаривать это заблуждение. Он продолжал: — Но Ваши родители повели себя со мной далеко не благородно, госпожа Рената. Я не хочу говорить плохо об умерших, но их отказ больно задел мою честь, не дав возможности ответить. Теперь же моя честь дворянина не позволяет мне вновь просить Вашей руки. Тут Рената переменилась. Она стала смиренной и не скрывала тревоги и беспокойства. Она хотела прийти уже давно, заявила Рената. Внутренний голос говорил ей, что он поможет ей в ее беде. Но отец с матерью заперли ее дома, не желая даже слышать ее мольбы найти господина Линда, который был так добр к ней. Это было второй ошибкой Сёльве. Он мог приказать Ренате прийти к нему и просить помощи — но его обращение к ней не имело никакой власти над родителями. А потом его настиг самый разрушительный удар: — Я прошу Вас, господин Линд! Помогите несчастной женщине в беде! Злой человек совратил меня несколько недель назад, и я не смогла уберечь себя… «Боже мой, как она лжет, — подумал он. Такой охоты до постельных утех он давно не видел. — Но она не знает, что это был я! Хоть в этом мои гипнотические способности удались сполна». Продолжая плакать и беспрерывно теребя носовой платок, Рената говорила дальше. — И вот я оказалась в беде, господин Линд. А Вы были так добры ко мне однажды, попросив моей руки. Тогда еще были живы родители, и я не могла ничего поделать. Теперь я Ваша — если я Вам еще нужна. Проявите милосердие к честной женщине, пострадавшей невинно, но неисправимо! «Ну да, невинно, потаскуха ты такая», — презрительно подумал Сёльве. И тут до него дошло. Откуда-то из середины живота. Она ждет от него ребенка! От него, всемогущего повелителя мира! Да, его преступная карьера могла бы начаться и поудачнее. Сколько же он уже натворил ошибок с Ренатой, стыд и срам на его голову! Но она прошла свой путь в Каноссу*[1] совершенно напрасно. Ему совершенно не нужны сейчас жена и ребенок! Такая обуза для подающего надежды молодого человека! Как же он мог быть столь неосторожен, что дело кончилось беременностью? У него ведь было очень много женщин, и ничего не случалось! Может быть, именно поэтому он потерял всякую осторожность? А та ночь действительно была жаркой, это он хорошо помнил. Рената была ему достойным партнером. Хотя сейчас это ничего не значило — она ему больше не нужна. Это уж точно! Он больше не мог видеть ее располневшее и такое бесцветное лицо. Теперь, когда Ренату уже не распирало внутреннее страдание и подавленное женское начало, ничто более не влекло к ней. Да и большого наследства у нее, как оказалось, не было. Он не собирался проявлять к ней жестокость, он просто не мог себе этого позволить, пока жил в Вене. А он хотел жить в Вене, ведь здесь была столица Европы, здесь начинался путь наверх, здесь было искусство, здесь были роскошь и богатство. Поэтому он вежливо, но твердо дал понять Ренате, что она пришла к нему слишком поздно. К сожалению, он уже обещал свою руку другой женщине — конечно, он сделал это от отчаяния, утратив Ренату, он признает это, — но нарушить свое слово, данное той женщине, теперь невозможно. Ренате пришлось уйти ни с чем. А Сёльве пал уже так низко, что при виде несчастной, шедшей по улице, утирая слезы платком, не испытал ничего, кроме чувства восторженного триумфа. Теперь он покончил с ней. Так ему, во всяком случае, казалось. Бедняжка Рената оказалась в катастрофическом положении. Убитая горем, она сидела одна-одинешенька в своем пустынном дворце. Ее полностью оставили силы, она просто сидела, сложив руки, и смотрела внутрь черного бесконечного туннеля, которым представлялось ей ее будущее. Но она забыла об одном выходе из ситуации… Карл Берг так мало значил для нее до сих пор, что она и не вспомнила этого парня в столь трудное для себя время. Поэтому она удивленно вскинула опухшие от слез глаза, услышав от швейцара о его приходе. — Кто? Карл Берг? Ах да! Ну конечно, проводите его сюда! Будь он самим архангелом Гавриилом, и то она не обрадовалась бы ему больше, чем сейчас. Рената бросилась навстречу Карлу и, распахнув руки, со слезами припала к его груди. Карл Берг, который уже и мечтать перестал о том, чтобы ощутить свою возлюбленную так близко, был вне себя от чувств. Уважая скорбь Ренаты, он до последнего откладывал свой визит к ней и, хотя и не оставил своих планов жениться на ней, решил подождать с официальным предложением руки еще несколько месяцев. — Ах, мой милый Карл, — прорыдала Рената. — Уведите меня из этого дома скорби и горя! В замешательстве он смог выдавить из себя только несколько несвязных сочувствующих фраз. Мозг Ренаты думал быстро и четко. Есть ли возможность обмануть этого глупца? Выйти за него замуж немедленно и утверждать потом, что это его ребенок? Законнорожденный, как это подобает приличным семьям? Нет, даже она понимала, что эта затея не пройдет. Слишком много времени упущено. Он не был настолько глуп. Поэтому ей придется раскрыть ему свою деликатную тайну. О том, как ее, невинную девушку, обманул совершенно незнакомый ей человек, и так далее, и так далее… Пока неповоротливый разум Карла Берга пытался вникнуть в то, что поведала ему Рената, она еще раз вернулась мыслями к той странной ночи. Она так толком и не поняла, что же тогда произошло. Рената помнила, что идти на улицу ее никто не заставлял. А потом память растворялась в неопределенной мгле. Она была дома у мужчины, но никак не могла представить себе его лицо. Он был голубоглазым блондином, блондином с голубыми глазами, эти слова вновь и вновь возвращались к ней, так что в этом сомневаться не приходилось. Но каждый раз, когда она вспоминала ту ночь, ее окатывала волна ужаса, ей представлялась необузданная оргия, сцены любви столь откровенные и распутные, что они просто не могли произойти с ней. И что хуже всего — каждый раз у нее появлялось ужасное чувство, что она провела ту ночь с самим дьяволом! О нет, сейчас она не могла отдаваться этим мыслям! Рената заметила, что Карл немного отодвинулся от нее. Но ведь ее версия происшедшего была столь невинной, что вряд ли могла испугать его? Она была сама непорочность и невинность, падшая жертвой похоти распутного негодяя… — Я боролась, Карл! Ангелы видели, как я сражалась. Но он оказался для меня слишком силен, его желание было ужасным, он как с ума сошел при виде меня, а потом он затащил меня в какой-то дом, и никто не услышал моих безуспешных криков о помощи… — Но что Вы делали там, на улице, совсем одна? Это же не подобает для… — начал было Карл. «Черт бы его драл, — подумала Рената, — ну чего он цепляется к деталям…» — Моя бедная мать захворала, а все слуги спали, и я сама побежала в аптеку, не думая ни о чем, кроме спасения матушки. — Ах вот как, — кивнул головой Карл, — тогда понятно. Он был как будто парализован новостью. Лилию, о которой он мечтал, кто-то уже сорвал или, точнее — запачкал. А она усиливала нажим. Она осталась совсем одна в этой жизни. Не может же он оставить ее в такой трудный момент! Карл выпрямился, отдал честь и попросил у молодой красавицы-девушки… ну, в общем, у молодой красавицы ее руки. Рената выдохнула так, что чуть не лопнул ее корсет. Жена из Ренаты получилась отвратительная. Очень быстро она обнаружила, что Карл по характеру слаб и покорен. Будучи сама избалованной без предела, теперь Рената дала волю своим самым скверным наклонностям. Карл метался по дому как осой ужаленный, выполняя ее малейшие капризы. А она сидела на стуле и в огромных количествах поглощала сладости, все больше и больше раздуваясь — как от конфет, так и по другой причине. Скоро Карл совсем измотался, но Рената не отпускала его из дома, не давая ему заниматься даже повседневными обязанностями по службе. Он должен принадлежать только ей. Наслаждение от нее Карл получал только в постели, где Рената была воистину ненасытной. Вот уж настоящая дочка своего отца! Иногда Карлу Бергу, молодому человеку хорошего воспитания, желания Ренаты казались даже чрезмерными. Он и представить себе не мог, что женщины могут быть такими пылкими и ненасытными. Часто у него возникало неприятное чувство, что он раздражает Ренату. Как будто она сравнивала его с кем-то… Хотя, конечно, очень приятно было не только отдавать, но и получать сторицей! Порой она бывала сказочно красива, особенно когда понимала, что он желает ее. Поначалу он проявлял неуклюжесть, но она быстро избавила его от этого недостатка. Теми ночами, когда они были вместе, ему казалось, что она действительно любит его. Со временем этот огонь, однако, начал по естественным причинам угасать. По мере приближения к родам Рената становилась все более раздражительной. К тому же она постоянно болела, вызывая в Карле сильное беспокойство. Действительно ли всем женщинам бывает так больно, когда они ждут ребенка? Время от времени он думал о ребенке, которому предстояло родиться. Будет ли он воспринимать этого ребенка как своего собственного? Нет, это трудно представить. Хотя он и был готов переступить через себя и быть ему добрым отцом. А потом у них с Ренатой наверняка появятся другие, их собственные дети. У Ренаты действительно начались сильные боли. Не привыкшая к каким-либо трудностям, она едва выносила свои страдания. Этот ребенок был ей не нужен, он станет только обузой. Хорошо, конечно, что она сможет нанять сиделку, это уж она сделает обязательно, и этой сиделке придется взять на себя все заботы о ребенке. Рената хотела вновь чувствовать себя свободной. Стройной и красивой, а еще одеваться в самые модные одежды, а не в этот балдахин, в котором она была вынуждена ходить все последнее время. Как же она ужасно теперь выглядела! А он к тому же все время пихался, этот несносный малыш! В общем, Рената не испытывала каких-то особых материнских чувств. Ей не хватало родителей, которые были ради нее готовы на любые тяготы, все решая и устраивая за нее. Карл Берг был, конечно, хороший, но темперамента в нем явно не хватало. Ей все время приходилось втолковывать ему, что нужно сделать, а это было так утомительно. Как бы то ни было, им удалось-таки найти повивальную бабку, а та настояла на том, чтобы позвать еще и врача, более опытного в делах родовспоможения. При этом она говорила, что состояние Ренаты ей очень не нравится. Потом к ней зачастили ее сестрицы, рассказывая всякие ужасы о том, как трудно рожать, и она в бешенстве выгнала их всех за дверь. Наконец наступил момент, которого так ждали. Все были на месте, и только врач хмурил густые брови, беспокоясь, как пройдут роды. Ренате так и не показали ее нежеланного ребенка, и это было проявлением высшего милосердия к ней. Карлу тоже не разрешили посетить жену после родов. Врач категорически запретил любые визиты и хлопотал главным образом вокруг упавшей в обморок сиделки. Но ребенка Карлу в конце концов дали, хотя и после нескольких часов тяжелых раздумий и сомнений врача. Теперь он, Карл, остался вдовцом после короткого и не особенно счастливого брака. В те времена смерть при родах не была таким уж редким явлением. Напротив, это была довольно распространенная причина гибели многих женщин. Но тут случилось что-то совершенно особенное. Никогда раньше доктор не видел такой ужасной смерти! Роженица, к счастью для нее, довольно быстро потеряла сознание и так и не поняла, что с ней происходило. Самым ужасным во всей этой прискорбной истории был ребенок, которого врач с трудом заставил себя взять на руки. Дело в том, что он был глубоко религиозным человеком. Иначе он бы быстро избавился от лежавшего перед ним окровавленного и исходящего в крике существа. Но для врача лишать кого-то жизни было самым страшным грехом. Поэтому он оказался перед сложной дилеммой. Вопрос заключался в том, был ли этот ребенок человеком или порождением ада. В конце концов он собрался с духом и разрешил обмыть и запеленать новорожденного. Затем он понес его на далеко вытянутых руках, как можно дальше от себя, из комнаты туда, где ждал беспокойный отец. После этого они с сиделкой исчезли из дома, не теряя ни секунды. В тот вечер, когда бездыханное тело Ренаты уже увезли в морг, совершенно подавленный Карл Берг долго сидел в гостиной, предаваясь тяжелым раздумьям. Теперь ему предстояло взять на себя совершенно несвойственную ему роль детской няни — по крайней мере на какое-то время. Карл Берг был мягким человеком. Но сейчас внутри него поднималась волна всесокрушающей ярости. Он не испытывал более никаких сомнений, как был зачат этот ребенок. Увидев его в первый раз, он в ужасе отпрянул. Угольно-черные всклокоченные волосы, отталкивающие черты лица, заостренные плечи — ах, Рената, Рената — да еще и желтоватый оттенок кожи. Все это сразу вытолкнуло в сознании слово — «подменыш»*.[2] А затем ребенок открыл глаза. По-кошачьи желтые зрачки метались из стороны в сторону, ища точку, на которой можно было бы остановиться. Едва увидев эти глаза, он все понял! Почему же Рената сохранила от него эту тайну? Она же должна была знать. Она должна была знать! Как же она его подло обманула! А почему он, собственно говоря, должен брать на себя заботу об этом чудовище? Ради Ренаты он еще был готов принять бремя отцовства. Но Рената мертва. И к тому же она его обвела вокруг пальца! Никогда раньше не испытывал Карл Берг такого бешенства, оно захлестывало его все новыми и новыми волнами. Нет! Он решительно вскочил на ноги. Не будет он возиться с этим ребенком. Этот подменыш, этот маленький чертенок! Придется настоящему отцу взять на себя заботу о нем! В этот момент Карл Берг не предполагал, как долго ему предстоит искать Сёльве. С новым торговым консулом работать оказалось гораздо сложнее, к тому же Сёльве не видел смысла в том, чтобы вечно ходить в секретарях. Ему надо сменить поле деятельности. Найти место с большей перспективой. Это не должно было представить каких-то трудностей, ведь теперь он овладел немецким не хуже уроженцев Вены. Во всяком случае, он мог прекрасно изъясняться, а его акцент казался даже пикантным. Женщины часто указывали на этот акцент как на большой его плюс. Он начал активно вращаться в деловых кругах, завязывая все новые контакты. В конце концов он нашел одного торговца готовым платьем, который был столь стар, что мог умереть в любой день. Он владел целой торговой империей, дела у которой, однако, из-за отсутствия твердого руководства шли все хуже. Именно это и было нужно Сёльве. Он умел себя подать в выгодном свете, поэтому без труда получил должность заведующего канцелярией. Сёльве сразу почувствовал себя как рыба в воде. Он быстро стал незаменимым в работе, взяв на себя основные расчеты и переговоры, и дела фирмы быстро пошли на поправку. Спустя некоторое время Сёльве контролировал всю компанию. Не испытывая угрызений совести, в один прекрасный день Сёльве отправил старика-торговца, который только мешался, к праотцам. Никто не заподозрил ничего худого, ведь купец был так стар и немощен! По сути дела Сёльве стал единоличным хозяином предприятия, хотя формально оно ему и не принадлежало. Но для него это было не важно. Он уволил всех слишком умных служащих, которые, по его мнению, совали нос куда не следует, и нанял вместо них покорных баранов. Тем самым он окончательно сосредоточил власть в своих руках. Он действовал успешно. Предприятие процветало. Никому и в голову не приходило проверить, откуда берутся деньги, так успешно протекала деятельность компании. Люди говорили о преуспевающем молодом человеке, который был так умен и так самоотверженно работал на благо дела. Сёльве приобрел большой дом, ведь у него теперь были средства, записав его на фирму. Обустроив свое новое жилище, как это подобало его положению, он стал закатывать роскошные празднества, совращая одну за другой местных горожанок. Им нравились его опасные, желтые глаза, наполнявшие их священным ужасом и восторгом одновременно. Они падали перед ним как спелые колосья под косой, замужние и незамужние — а потом свято хранили молчание о тайных любовных встречах, не говоря ни слова ни отцам, ни мужьям своим. Но и Сёльве был теперь значительно осторожнее. С его именем не должны быть связаны никакие скандалы, и он не желал видеть рыдающих женщин, умолявших спасти их честь. Пока он не встретил женщину, достойную того, чтобы стать спутницей его жизни. Она должна быть красивее всех других женщин, обладать сказочным богатством и быть прекрасной любовницей. Но такие сокровища, конечно же, на дороге не валялись. И вот однажды вечером в начале 1775 года к нему в дом пришел какой-то человек. Он отказался назвать свое имя, сказав только, что принес подарок для Сёльве. Или, точнее, что-то, уже принадлежащее господину Линду фон Люди-льда. Сёльве попросил швейцара проводить гостя в дом. Он стоял у красивого изразцового камина в своем роскошном доме, когда в комнату быстро вошел мужчина с большим свертком в руках. — Карл Берг? — вырвалось удивленно у Сёльве, прежде чем он успел придать своему лицу холодное вопрошающее выражение. Этот человек из его прошлого, вызывавший у него угрызения совести, не должен был быть удостоен чести быть узнанным Сёльве. — Да, это я, — ответил вошедший с такой твердостью в голосе, которой от него вряд ли кто-нибудь мог ожидать. — Я принес что-то, принадлежащее только Вам. Да, признаюсь, что не сразу нашел Вас, ведь Вы попытались замести следы в тех кругах, где бывали ранее. Но вот я наконец-то здесь. Пожалуйста! С этими словами он подчеркнуто осторожно положил сверток на стол. Сёльве нахмурил лоб и подошел поближе. Его беспокоила исходившая от пришельца сдержанная ярость, но он сохранял замкнутое, отчужденное выражение лица. Никто не сможет лишить его присутствия духа в его собственном доме! Но что это? Сверток зашевелился. Это же пеленки… Ребенок? В следующую секунду Сёльве в ужасе отпрянул. Из свертка на него неотступно смотрела пара ярко-желтых глаз. — Да, это Ваш сын, — сказал Берг агрессивным тоном, — этот подменыш лишил жизни Ренату, мою жену. Так что я не считаю себя обязанным воспитывать это существо. Пришел Ваш черед. Никогда раньше Сёльве не был так близок к тому, чтобы потерять сознание. Он даже не смог возмущенно запротестовать. Хотя это все равно бы не помогло. Это мог быть только его ребенок. Рената ведь тоже говорила, что ждет ребенка. Но не это было главным доказательством. Главное заключалось в том, что новорожденный нес в себе все страшные признаки проклятых рода Людей Льда — глаза, черты лица, почти азиатские в своей гротескности, и еще эти плечи, о которых он так много слышал. Без всякого сомнения, именно они доконали Ренату. Рок судьбы опять настиг его! Почему судьба была всегда против него? Он же ничего не сделал, это так несправедливо! Другим идиотам, пальцем о палец не ударившим в этой жизни, все сходило с рук. А он… ему приходилось из кожи вон лезть, чтобы получить от жизни хоть что-то! Он был совершенно разбит и не мог собраться с мыслями, когда обнаружил, что Карл Берг собрался покинуть дом. — Нет, подождите! — закричал он. — Это еще что за вольности? Не могу же я… Берг обернулся, сохраняя ледяное спокойствие. — Ему сейчас семь месяцев. И у него нет имени. Мы называем его «Тролль». С этими словами он вышел, хлопнув за собой дверью. Воцарилась тишина. Из свертка тоже не доносилось ни звука. Сёльве не отваживался еще раз заглянуть внутрь. Он просто стоял, не в состоянии думать или двигаться. Его охватило чувство бессильной ярости. |
||
|