"Короли и королевы. Трагедии любви" - читать интересную книгу автора (Бенцони Жюльетта)

ВЛАДЫЧИЦА ОТВЕРГНУТАЯ БИЛКИС, ЦАРИЦА САВСКАЯ

Ежедневно, в тот час, когда солнце огненной бурей изливается на Сион, город засыпает от жары. На него обрушивается безмолвие и появляются полчища мух. Даже бродячие собаки слоняются в поисках тенистого местечка, чтобы переждать там полдневный зной.

В один из таких летних дней 854 года до Рождества Христова град Давидов был погружен в сон. Спали жители глинобитных хижин у древних Ифраимовых ворот, спали и обитатели нового дворца царя Соломона. Даже дворцовые стражники отыскали себе уголок в тени и дремали там, опершись на копья. Иногда сонливым, привычным движением кто-нибудь из них отгонял рукой назойливых насекомых от потного лица. Никто не мог хоть на мгновение задержать свой взор на недавно завершенном храме Яхве без того, чтобы не зажмурить сейчас же глаза, ибо солнце ярко отражалось от позолоченных драгоценных плит и ослепительно белого мрамора.

В женском дворце, как и везде, царили покой и безмолвие, кроме тех сумрачных помещений, откуда колоннада из душистых кедров выводила во внутренний двор, где весело и бодро журчал фонтан. Лишь этот звук оживлял тишину и напоминал своей однообразностью о тех тяжелых, каторжных работах, на которых скованные рабы денно и нощно ворочали мельничные жернова, дабы обеспечить город хлебом. На низком, укрытом драгоценными покрывалами ложе полулежали друг подле друга две женщины и перешептывались столь тихо, что их не было слышно уже за три шага. Обе из-за жары были прикрыты лишь прозрачными покрывалами и обе были красивы, но различной красотою. Иштар, финикиянка, своей смуглой кожей, черными как ночь волосами, не закрывавшими золотых серег, и своими глазами цвета амбры была полной противоположностью Даны, аммонитянки, с ее прозрачной кожей, рыжеватыми волосами и темными глазами.

Удобно откинувшись и слегка свесив одну ногу, возлежала Иштар на подушках и, казалось, грезила. Время от времени она отрывала выкрашенными хной ногтями виноградную ягоду от целой грозди, которую держала в другой руке. Дана склонилась над ней и оживленно что-то ей говорила.

– Дозорные, которые обогнали ее караван, утверждают, что она самая прекрасная из женщин, которые кто-либо рождались на земле. Радом с нею все становятся тусклыми и непривлекательными. Они сказали также, что ее мудрость равна ее красоте. Иштар тихо рассмеялась, отбросила гроздь винограда и заложила руки за голову.

– Если она так мудра, то будет избегать открытого соперничества с нами. Почему мы должны тревожиться? Какая женщина захочет за один день обрести столько врагов?

Дана нетерпеливо пожала плечами и гибким движением поднялась с ложа. Она была небольшого роста, но ее тело было столь соразмерно и совершенно, что это не бросалось в глаза.

– Она царица, – разгневанно крикнула Дана, – она привыкла властвовать одна. Для нее мы всего лишь женщины, подобно всем остальным, послушное стадо, забава царя.

– Пустые речи, Дана. Мы жены Соломона, а не какие-то там побирушки. Я дочь Хирама, царя Тира. Ни Соломон, ни кто-либо иной не осмелятся оскорбить меня.

– Но я-то всего лишь пленница, человек без роду и племени, ибо великий народ аммонитов был истреблен войсками Давида. Ты это хочешь дать мне понять? – выкрикнула Дана в неожиданном приступе гнева.

С недовольным вздохом Иштар откинулась на подушки.

– Я хотела лишь сказать тебе, что не боюсь этой сабеянки. Даже если она соблазнит своей красотой Соломона.

– А чего еще остается ожидать? Страсть день и ночь пылает в его сердце. Один лишь вид новых прелестей наводит его на след, подобно тому как пантера находит обреченного на гибель ягненка.

– Да, да они приходят и уходят. Я еще раз говорю тебе, что мне безразлична эта женщина. В мою пользу говорят мое происхождение и та дружба, которая связывает Соломона с Хирамом. Кроме того, он явно оказывает мне предпочтение перед остальными. У тебя есть сын – это много. Будь мудра и веди себя, как Тайа, египтянка. Прибытие этой царицы из пустыни ничуть не беспокоит ее.

– Она первая жена Соломона, она здесь царица. Чего ей опасаться? Но я не скроюсь от опасности, я хочу взглянуть ей в глаза. Царица Савская прекрасна. Она приехала, ибо до нее дошла слава о Соломоне. Она окружена таким великолепием и роскошью, которых никто никогда не видел прежде. Царь будет ослеплен, и я говорю тебе, Иштар, если эта женщина покорит его сердце, он забудет обо всем – и о происхождении, и о детях, и о титулах. Быть может, даже Тайа не выстоит натиска этого урагана из пустыни.

– Этого можно ожидать, – равнодушно сказала Иштар, – но дай мне теперь поспать, я очень утомлена.

Еще некоторое время Дана смотрела на финикиянку, которая и, вправду, уснула. Затем она гневно отвернулась и направилась в свои покои.

В обычное время эти две женщины ненавидели друг друга, как ненавидели друг друга все те семьсот жен и триста наложниц царя Соломона, которые жили в гареме царя Израиля. Но весть о прибытии легендарной владычицы с юга сблизила аммонитянку и Иштар. В общей беде были забыты все обиды и предубеждения.

Вечером того же дня Билкис, царица Савская, разбила лагерь, до Сиона ей оставалось два дня пути. Пока бесчисленные слуги бесконечного каравана ухаживали за верблюдами и возводили шатры, она прогуливалась в одиночестве и созерцала небо, которое ночь покрывала своим черно-синим занавесом. Она еще находилась на необитаемой, каменистой земле пустыни Негев, но чувствовала, как трепещет ее сердце, ибо была близка к цели своего путешествия.

День за днем, с восхода солнца и до привала на ночь, неустанно двигался караван по бесконечному пути. Выйдя из столицы царства Мареб, прошел он по берегам Красного моря через могущественные города земли Гадрамут, которым были ниспосланы все дары неба. Утомительная однообразность путешествия нарушалась лишь погонщиками верблюдов, которые иногда затягивали песню или громкими криками подгоняли животных, да краткими остановками у воды. Теперь конец пути был близок, и Билкис обратила свой взор к небу, дабы возблагодарить бога Луны, имени которого никто не мог называть, за его покровительство.

Едва лишь священное святило взошло над голыми холмами пустыни, бросилась Билкис на еще горячий песок, и из ее груди вырвалась благодарственная молитва. Пришло время, когда должно было воплотиться то, о чем она мечтала многие ночи, и она сможет наконец увидеть этого великолепного царя, чье имя было у всех на устах, этого человека, которого возвращающиеся из Израиля купцы восхваляли как бога, называли Великим, Мудрым, Прекрасным.

Легкий ветерок трепал нежное платье царицы Савской из белой шерсти. Он доносил приятный аромат, который издавали большие тюки, висевшие по обоим бокам верблюдов. Дабы завоевать сердце этого необыкновенного мужа, царица взяла с собой из Мареба сказочные сокровища: золото, благородные камни и огромное множество драгоценных благовоний, которыми славилась ее страна, – мирру, душистую смолу, и пользующуюся большим спросом диковинную лаванду.

К этим эфирным запахам примешался еще один, более земной.

То был аромат жареного мяса. Насадив на копья по целому барану, люди держали их над только что разложенными кострами. Билкис обернулась и увидела, что ее расшитый золотом шатер из чистого шелка уже возведен. Она направилась туда, чтобы немного подкрепиться едой и поспать, ибо вскоре ей предстояло встретиться с царем царей.

Уже ранним утром того дня, когда царица Савская должна была вступить в Иерусалим, южный ветер принес в город душистый аромат каравана и заполнил им улицы, площади и дома. Запах распространился и по дворцу Соломона, где царь приготавливался к приему царицы.

В тот день никто и не помышлял о полдневном отдыхе. Уже при первых солнечных лучах во всех дворцовых зданиях начались хлопоты: все гудело и суетилось. Повсюду готовились к торжественному приему, но самое большое возбуждение царило в гареме.

Принцессы и наложницы измучили своих слуг, стремясь нарядиться как можно прекраснее. Лишь малый дворец, где жила со своей свитой первая и главная жена царя, дочь фараона, был не тронут суетой и хлопотами. Никакого звука, кроме обычного напева арфы, не доносилось из покоев Тайи, и размеренное, спокойное течение дня никак не изменилось. Египтянке было противно царящее возбуждение, и она не торопилась. Тем не менее она была на месте, когда серебряные трубы башенной стражи объявили о приближении каравана. Как первая жена, она находилась рядом с троном из слоновой кости и золота, на котором восседал Соломон. На шести золотых львах зижделся престол, шесть ступеней отделяли его от простых смертных.

В те дни царю было около сорока лет. Он был высок, величествен, хорошо сложен, и ему была присуща врожденная мягкость детей пустыни. Под золотой, украшенной смарагдами тиарой – смуглое лицо с правильными чертами и короткой коричневой бородой, проницательные глаза, взгляд которых было трудно вынести. Неподвижно сидящий в вышитой золотом мантии, уверенно положив руки на львиные лапы, которые служили ручками его трона, он казался безмолвным, безучастным идолом.

Но это изваяние жило. Его взгляд скользнул по собравшимся сановникам, по толпе народа и сверкающим шеренгам воинов и устремился вдаль, на приближающуюся процессию чужеземцев. На черной коже впереди идущих рабов сверкали на солнце золотые пояса. На покрытых тюрбанами головах они несли корзины с диковинными фруктами. Как и Билкис, Соломон скрывал свое нетерпение под маской равнодушия. Уже несколько дней, как он считал часы, остававшиеся до их встречи, но остерегался дать это понять.

Шеренга нагруженных рабов заполнила теперь всю дорогу, которая вела через дворы в отстроенные залы к тронным покоям. Эта шеренга не иссякала, а, казалось, все увеличивалась. Рабы складывали к ногам царя сокровища: золото, рубины, алмазы, жемчуг, сапфиры, многоцветные камни, тяжелые тюки, которые распространяли всевозможные ароматы, сосуды из серебра и яркого стекла. Другие вели под уздцы благородных жеребцов с горящими глазами и развевающейся гривой. При виде их глаза царя засверкали. После женщин, он ничего не любил так, как своих лошадей. Его конюшни снискали заслуженную славу. Не было более благородного создания на земле, считал он, чем конь.

Вдруг руки царя впились в золотые подлокотники трона. Меж двух рядов стражи, за танцовщицами в ярких покрывалах, которые разбрасывали цветы, появилась женщина на высоком коне. На превосходном коне соблазнительная жена!

На ней была длинная бледно-голубая туника, вышитая серебром, богато усыпанная жемчугом. Жемчуг придавал ее наряду блеск перламутра. Совершенные, круглые жемчужины были на ее стройной шее, на запястьях, на обнаженных руках, повсюду были цепочки и бусы, но самыми прекрасными были две жемчужины в виде капель в ее нежных ушах. На голове у нее было прозрачное светло-голубое покрывало, отливавшее перламутром и серебром, но не скрывающее ее волос цвета вороньего крыла, которые вместе с вплетенной в них нитью жемчуга свободно падали ей на плечи. Но ни украшения, ни наряд лишили всех дара речи. Один лишь светлый цвет ее нежного лица, чуть тронутого розовым на высоких скулах, вызывал изумление в этой стране беспощадного солнца. Маленький, короткий нос был самой изящной формы, свеже-красные губы были не очень полны, но самыми удивительными были ее узкие глаза цвета весеннего неба с нежно– коричневыми веками. Когда ее конь приблизился равномерной поступью, она улыбнулась царю, и блеск ее зубов состязался с блеском жемчужин. На своем коне, который был черен и горяч, как преисподняя, она казалась столь величественной и совершенной, что всех женщин охватил легкий ужас. Каким-то безошибочным чувством они почуяли в этой необычной женщине соперницу. Для этого достаточно было взглянуть на царя, на неподвижном лице которого вспыхнули глаза.

Дана нащупала руку Иштар и сжала ее.

– Взгляни на Соломона, – прошептала она. – Теперь ты мне веришь, что эта женщина опасна?

Но финикиянка ответила нарочито безучастно:

– Быть может… посмотрим.

В то время как Билкис спускалась с коня, Соломон спускался к ней по лестнице своего трона. Движения были так точно рассчитаны, что оба одновременно коснулись земли и остановились друг против друга. Когда молодая женщина хотела поклониться, царь взял ее за обе руки и заставил выпрямиться.

– Добро пожаловать, царица далекой могущественной Сабы, – тихо промолвил он и посмотрел своей гостье в глаза.

– Я счастлива, повелитель, наконец увидеть тебя, – ответила Билкис. – Давно уже я наслышана о твоей мудрости и добродетелях. Давно уже мой дух обращен к тебе.

Когда позже Соломон пришел в гарем, он не взглянул ни на одну из своих жен. Он возлег на ложе и принял кубок вина, который ему поднесла черная рабыня. Когда же одна из жен упомянула чужеземную царицу, он вдруг воодушевился и страстно заговорил. Царица Савская – великая владычица и ничто не сравнится с великолепием ее красоты. Царь говорил как во сне. Аммонитянка решила возразить ему и дать волю своим чувствам:

– Она чародейка, дьявол в женском обличии! – воскликнула она, не в силах более владеть собой.

Соломон смерил ее холодным взглядом:

– Как ты можешь верить в подобные глупости?

– Люди, которые пришли с ней из далекой страны, говорят, что царица, несмотря на свою красоту, никому не позволяет увидеть свои ноги. Это значит, что она носит на себе печать дьявола и вместо ног у нее – звериные лапы! Разве ты не заметил, господин, сколь длинные платья она носит?

– Конечно, заметил, но что с того? Ты, как это свойственно всем низкорослым людям, злоречива и ехидна.

Однако гнусное подозрение поколебало его дух, ибо он был суеверен. Красота Билкис была столь необычна и диковинна, что вполне могла быть сверхъестественного происхождения. Она так очаровала его по прибытии, что он не мог думать ни о чем другом. Была ли она посланцем злого духа, искушением, которое, совращает людей с пути истинного?

– В любом случае, – промолвил царь вслух самому себе, – я должен во всем удостовериться сам.

Царь вел Билкис за руку через большой зал, стены которого были выложены мрамором, золотом, кедром и драгоценным сандаловым деревом. Он уже показал прекрасной гостье свои огромные конюшни, непобедимое войско, состоящее из двенадцати тысяч отборных всадников и четырех тысяч колесниц, а кроме того, чудесные сады, которые занимали всю долину Кедрона. И наконец они прошли в большой зал, в середине которого лежало зеркало из полированного серебра, сверкающее как чистая вода.

Все еще держа царицу за руку, Соломон подошел к зеркалу и собирался перешагнуть через него. Билкис, испугавшись, что ей придется шагнуть через воду, подхватила свою длинную тунику. При этом обнажились красивые ноги в золотых сандалиях, с великолепными стройными лодыжками.

– Это всего лишь зеркало, прекрасная царица, – улыбаясь, промолвил Соломон. – Ты не замочишь ноги.

Царица и не догадывалась, почему гостеприимный хозяин заметно повеселел, когда они покидали зал.

Царица Савская выразила желание присутствовать при суде Соломона, ибо до самой земли Офир шла молва о мудрых суждениях царя. При этом царица дивилась тому, что столь могущественный владыка снисходил до тяжб простолюдинов, как это было в известном ей случае с двумя блудницами.

– Если судить каждого по правде и по закону, то это укрепит царский престол, – торжественно ответил Соломон. – И это для меня превыше всего.

В то утро предстояло решить несложные тяжбы, и Соломон пожалел, что пригласил Билкис. Но в конце суда стража ввела трех спорящих мужчин, которые немедленно вступили бы в драку друг с другом, если бы их не удерживали.

– Чего хотят эти люди? – спросил Соломон.

Ахишар, управитель суда, ответил:

– Эти трое – сыновья одного недавно умершего человека. На смертном одре умирающий поведал им, что лишь один из них его настоящий сын, а остальные – незаконнорожденные. Но смерть неожиданно настигла его и старец не успел сказать, кто из них его настоящий наследник.

Все трое были подведены к трону и их толкнули так, что они пали на колени и ударились лбами о плиты пола. Наконец, один из них, мужчина с длинной, темной бородой, вероятно самый старший, осмелился поднять глаза.

– Твоя мудрость, великий царь, откроет нам истину. Я убежден, что я, старший, – настоящий сын своего отца. Но эти мерзавцы отказываются признать то, что всем очевидно.

Остальные братья немедленно выпрямились и принялись браниться еще громче, чем прежде. Стражники ринулись к ним, но Соломон удержал их одним движением руки.

– Хватит, – всего лишь промолвил он, но столь величественно и властно, что все трое разом замолчали.

Затем он размышлял некоторое время и, наконец, продолжил: – Пусть сюда принесут тело умершего старика.

Воины уже привыкли к странным приказам и поспешили исполнить повеление.

Вскоре труп был принесен на носилках и положен к подножию трона. Соломон поднял руку:

– Привяжите тело умершего к колонне.

Это было немедленно исполнено. Затем Соломон приказал стражникам:

– Дайте этим людям луки и стрелы. А вы, – обратился он к ссорящимся, – должны пустить по стреле в тело вашего отца. После этого я вынесу свое решение.

Самый старший схватил лук, тщательно прицелился и пустил стрелу точно в сердце мертвеца. Второй брат попал в живот.

– Теперь твой черед, – обратился царь к младшему брату, еще почти мальчику. Но тот бросил лук на землю.

– Нет, – сказал он и покачал головой. – . Даже ради того, чтобы защитить свой права и сохранить наследство, я не стану осквернять тело моего отца.

Два других брата опять принялись причитать и жаловаться, но Соломон поднял руку.

– Слушайте мое решение. Настоящий сын своего отца тот, кто не желает стрелять в него. Ему принадлежит наследство. Двое других братьев должны согласиться с моим приговором, иначе они заслужат мой гнев.

Когда эти трое удалились, все присутствующие в зале разразились хвалебными речами. Билкис поднялась и подошла к трону.

– Ты изумляешь меня, повелитель. Никогда еще я не слышала более мудрого суждения. Те, кто поведали мне о тебе, не лгали.

Соломон порывисто вскочил с трона и схватил царицу за руки.

– Ничего особенного не случилось, – промолвил он, улыбаясь. – Пойдем, возрадуемся и отпразднуем этот день. Яства ждут нас в саду.

Изумление, которое испытала молодая царица, услышав приговор, все же не окончательно убедило ее. Соломон рассудил мудро, это так, но насколько глубока его проницательность, видит ли он самое сокровенное, как ему приписывают? Билкис любила разгадывать загадки и сама умела изобретать почти неразрешимые вопросы. Когда она полулежала на ложе рядом с царем и насыщалась жареным мясом, она решила испытать его. С чарующей улыбкой она повернулась к царю и спросила:

– Говорят, повелитель, что ты можешь решить самые сложные загадки. Могу ли я загадать тебе некоторые из них?

– Все, что исходит от тебя, Билкис, приносит мне лишь радость. Скажи свою загадку, я попытаюсь ее решить, – и, смеясь, добавил, что любит подобные упражнения для ума.

– Итак, есть четыре вещи на земле, голод, жажду и желание которых невозможно утолить, они никогда не остановят: все, достаточно. Скажи мне, о Соломон, что это за вещи?

Размышляя, обмакивал Соломон кончики пальцев в воду, пахнущую жасмином, которую ему принес слуга. Затем он вытер руки пурпурным полотенцем и улыбнулся. Стояла такая тишина, что был слышен полет птицы, которая села на кедр в саду. Наконец, царь промолвил:

– Могила, бесплодная женщина, земля, которой всегда недостает воды, и огонь никогда не скажут: «все, достаточно».

– Ты победил! – вскричала Билкис и радостно захлопала в ладоши. – Но послушай еще одну: есть четыре вещи, которые потрясают землю и она не может их носить. Скажи мне, великий царь, что это за четыре вещи?

Вновь задумался Соломон, но затем рассмеялся: – Раб, который будет царем, безумец, который объелся, бесстыжая женщина, которая выходит замуж, и служанка, которая выживает свою хозяйку. Эти четыре вещи не может носить земля.

Восхищение достигло предела. Присутствующие громко выражали свой восторг. Билкис склонила голову и прошептала:

– Ты воистину велик и мудр, повелитель, я не достойна даже коснуться твоего плаща. Прошу тебя, приходи сегодня вечером ко мне, дабы я могла угостить тебя по обычаю моего народа и прислуживать тебе как рабыня. Ты придешь?

Ее ясные глаза умоляюще смотрели на Соломона. Она настолько приблизилась к нему, что он ощущал аромат ее тела, и почувствовал возбуждение, от которого у него участилось дыхание. По обычаю, не всякий человек мог пригласить царя, но он понимал, что ни в чем не может отказать Билкис. Он кивнул ей и прошептал:

– Я приду.

Когда с наступлением сумерек он пришел в роскошный шатер Билкис, который ее люди возвели в отдаленном саду на берегу Кедрона, там все было приготовлено к роскошному пиру, но нигде не было видно слуг. Вскоре появилась Билкис, одетая в прозрачную белую тунику, под которой легко угадывались очертания ее тела, с золотыми и сапфировыми украшениями на руках, и намеревалась броситься ему в ноги. Царь невольно отступил, сказав:

– Не подобает царице так вести себя.

– Для тебя, Соломон, я не царица, а рабыня. Посмотри, здесь нет рабов, и я сама буду прислуживать тебе. Когда ты насытишься, я буду петь и танцевать для тебя, если ты пожелаешь. Таким я и видела тебя во сне, ты тот, кого я искала…

Она подошла совсем близко к нему, ее губы трепетали, а глаза увлажнились, и он чувствовал аромат благовоний, исходящий от нее. Как зачарованный, он закрыл глаза.

– Я должен лежать у твоих ног, Билкис… Я никогда не видел женщины, подобной тебе. Рядом с тобой самые прекрасные из них – отвратительны, а самые умные – болтливы и пусты. Ты меня называешь мудрым, но ради тебя я готов совершить любую глупость.

Ее изящные ладони легли ему на лицо и пальцы нежно коснулись век, открывая ему глаза.

– Тогда, мой повелитель, если ты желаешь меня, тебе остается лишь раскрыть объятия, ибо я уже давно принадлежу тебе. Я – твоя рабыня. Я умоляла тебя прийти сюда сегодня вечером для того, чтобы дать тебе все, что ты пожелаешь, но вдали от тех женщин, что окружают тебя и могут убить меня взглядами. Здесь только ты и я, да бог Луны, имя которого никогда не произносится. Я почитаю его, и он будет оберегать нас.

Соломон заключил ее в объятия и прошептал, лаская ее волосы:

– Есть лишь один бог, Билкис. Нет бога, кроме Яхве, все остальные боги – лишь наваждение.

Молодая женщина покачала головой и рассмеялась.

– Нет, мудрейший из мудрейших. Единственный истинный бог – это любовь.

Сабуд был первым полководцем и другом Соломона, быть может единственным настоящим другом, который был у царя… Это позволяло ему говорить без обиняков о том, о чем другие даже не осмеливались шептаться. Соломон ценил его преданность и беззаботную открытость.

Однажды утром, когда они возвращались с военных учений, Сабуд заговорил о том, что было у него на сердце.

– Уже больше шести месяцев чужеземная царица находится среди нас, Соломон. Вскоре ей придется уехать.

Царь вздрогнул, как будто его укусила змея.

– Почему она должна уехать? Ты же знаешь, что я ее люблю и она меня любит. А ты хочешь, чтобы она покинула нас. Я думал, что ты друг мне, Сабуд. Знай, что Билкис останется и я хочу сделать ее царицей, моей единственной царицей…

– Тогда, ей недолго осталось жить, великий царь. Ты замыслил отречься от своих остальных жен?

– Именно это!

– Безумец! Ты хочешь отослать назад фараону Псоусенету его дочь Тайю, а Хираму из Тира прекрасную Иштар, и Шебу из Моаба, и Тамару Эдомитянку?.. Знаешь ли ты, какие силы восстанут против Израиля, если ты разорвешь мир со всеми?

– Я знаю, но Билкис мне дороже десяти царств.

– И тебя еще называют мудрым, – горько промолвил Сабуд. – Народ уже волнуется, а левиты науськивают его, ибо царица Савская приносит жертвы богу Луны. Твой гарем уже едва можно удержать.

– Несколько казней – и все успокоятся.

– Нет, бессмысленно пролитая кровь таит в себе опасность. Ты приказал убить своего брата Адонию, ибо он восстал против тебя, и Иоава, отважного полководца Давида и победителя аммонитян, ибо он обнажил меч против тебя. Ты много сделал для того, чтобы разрушить мир в Израиле и ослабить мощь престола. Но ты не можешь пролить кровь, чтобы сохранить улыбку женщины. Ты не можешь сделать этого!

– Успокойся, – повелел царь.

Но Сабуд продолжал:

– Ты хочешь сделать ее царицей? Народ против этого. Да и сама Билкис рано или поздно пожелает возвратиться на родину. Ей скучно здесь, этот край угнетает ее. Наша страна чересчур суха, она тоскует по садам Мареба, по своим бальзамовым рощам и чудесным фруктам.

– Я знаю, – ответил Соломон. – В Сабейском царстве текут реки куда полноводнее и даруют плодородие долинам. Но Билкис никогда не забудет нашей любви. Она откажется от всего, пока я буду любить ее.

– Тогда тебе придется, быть может, сражаться за мертвеца! – В ярости выкрикнул Сабур. – Известно ли тебе, что сегодня утром двое слуг царицы умерли от ужасных болей, ибо они отведали того напитка, который наверняка предназначался ей? Знаешь ли ты, что однажды, во время прогулки, шальная стрела пролетела вблизи от нее? Ведомо ли тебе все это?

Царь побледнел и в ужасе смотрел на своего друга.

– Это невозможно! Кто из моих подданных осмелился сделать подобное?

– Быть может, это не твои подданные, которые боятся тебя. Египтяне Тайи, финикияне Иштар и этот жрец Молоха, брат Даны – чужестранцы и ты не можешь их лишить жизни. Кроме того, напоминаю тебе, что в эти дни весь Израиль слушает верховного священника. А это значит, что ты пренебрег храмом ради этой женщины.

Медленно шел Соломон и очутился на террасе, откуда был виден огромный, пышный храм, который был возведен в честь его бога и во славу его собственного имени. Двенадцать лет тридцать тысяч рабов трудились, чтобы построить это великолепное здание из золота и сандалового дерева, с мраморными дворами и светящимися башнями. А теперь этот храм требует от него ужасной жертвы: отказаться от женщины, которую он полюбил впервые с тех пор, как вернул Суламифь ее свободу и ее любовь… Соломон понимал, что в этой борьбе он не будет сильнейшим. Но он прежде всего царь и должен себя вести так, как подобает царю!

Усталыми шагами он спустился по ступеням дворца в сад. Сабуд сопровождал его. Соломон обернулся к своему другу и промолвил:

– Оставь меня одного, я поговорю с царицей.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать, повелитель, – шепнула Билкис, когда высвободилась из его объятий. – Я должна возвращаться в свою страну, не так ли?

Соломон склонил голову и сделал бессильный жест рукой.

– Народ негодует, и мне известно, что ты в опасности, от которой я не могу тебя защитить, иначе свершится великое кровопролитие. А я…

– Я понимаю, ты не можешь себе этого позволить. Я знаю тебя, мой господин, и люблю тебя больше, чем саму себя. Я не хочу быть камнем, который препятствует победному бегу твоей колесницы. Я вернусь в Сабейское царство, где меня ждут. Соломон обнял молодую женщину и пылко прижал к себе.

– Я не могу позволить себе отказаться от тебя, моя возлюбленная. Что у меня остается, кроме тебя?..

Билкис рассмеялась и приложила палец к губам царя.

– Твоя мудрость, повелитель, которая безгранична, и твой народ, который любит тебя. Будь благословен твой бог, господин, осыпавший тебя такими дарами и назначивший тебе властвовать над этой страной.

– Боже мой! – вскричал Соломон. – Ты восхваляешь моего бога?

– Я познала его, – печально улыбаясь, ответила царица, – и ношу его в себе. Он строг и требователен, но при этом добр и справедлив. С ним я буду ближе к тебе, и, кроме того, я возьму с собой на родину чудесное сокровище.

– Сокровище?

– Через несколько месяцев в Сабейском царстве родится дитя, и я стану его матерью. Быть может, позже оно достигнет мудрости своего отца.

Соломон зарыдал на плече царицы от счастья и от печали.

– Разве твой бог не говорит, что эта земля – лишь переход, и все любящие обретут друг друга в лучшем мире? Я обрету тебя, ибо я люблю тебя.

Несколькими днями позже длинный караван уже двигался по пустыне по направлению к Красному морю. Он был так же тяжело нагружен, как и по прибытии. Соломон осыпал возлюбленную богатыми дарами.

С террасы своего дворца смотрел он, как вдали исчезала царица Савская. Сидя на носилках, трясущихся на верблюжьих горбах, она отправлялась на далекую родину, и чем больше отдалялась от Сиона, тем сильнее была боль. Это была ее разлука с юностью и любовью. Оставались лишь долг, мудрость и длинные пустые ночи, на которые они оба были обречены до тех пор, пока смерть вновь не объединит их.