"Год Крысы. Путница." - читать интересную книгу автора (Громыко Ольга)ГЛАВА 2— Объяснишь ты нам наконец, кто это был?! — настойчиво, но пока безрезультатно допытывался Жар. Тащить на хвосте непонятно кого, которому непонятно чего нужно, вору ну очень не нравилось. — Старый знакомый. — Альк сосредоточенно о чем-то размышлял, уставившись на коровью холку. Желтые глаза то прищуривались, то начинали быстро-быстро двигаться, словно перед ними мелькали какие-то картины. — Да мы заметили, что не молодой чужак! Кто он? — Путник. — Я имею в виду — тебе он кто? — Старый знакомый. Рыска засомневалась, что саврянин вообще слышит вора. У нее уже язык чесался задать Альку какой-нибудь посторонний вопрос вроде «а кто это там по небу летит?», но тут саврянин тряхнул головой и выпрямился, видимо приняв какое-то решение. — Не дергайся, тебя он не тронет. Если сам не полезешь. — А Рыску? — Если сама не захочет. — Вот еще, — возмутилась девушка. — Он мне совсем не нравится, и старый к тому же! Альк фыркнул: — Дура, в этом смысле ты его не интересуешь. — А в каком? — Ты его внимательно рассмотрела? — Ну… да, — неуверенно подтвердила Рыска. — Ну вот. — Похоже, саврянин задался целью напоследок довести спутников до белого каления. Девушка обиделась и от Алька отвернулась. Примерно с тем же успехом можно было отступать с поля боя, пытаясь изобразить спиной, что единственная причина этого маневра — презрение к противнику. Жар еще немного побранился и тоже замолчал. Ладно, вон уже город виднеется, а там они с крысой расстанутся навсегда — и заодно с путником. Не разорвется же он надвое. Въездная пошлина оказалась выше, чем в Макополе, как и стены, ворота и сами стражники. Пожалуй, одному из них даже Альк уступал, а по весу так и обоим. — Зайцы есть? — сурово спросил великан. — Нет, — растерялась Рыска. — А надо? Стражники расхохотались, будто услышали хорошую шутку. — Жалко, а то мы зайцев любим! Ну да ладно, проезжайте так. Девушка недоуменно наморщила лобик, чем развеселила их еще больше. Вслед еще долго летел смачный гогот. — Хорошо хоть обыскивать не стали, — вздохнул Жар, стягивая шапку и обтирая лоб обшлагом кафтана. — А у нас есть что скрывать? — подозрительно покосилась на него подруга. — Ну как же — деньги! — с излишней, на Рыскин взгляд, горячностью напомнил вор. — Придерутся еще, откуда у весчанки златы… — Да там всего один с мелочью остался, на троих-то… — Девушка осеклась, заметив понимающую ухмылочку Алька, обращенную к Жару. Вор, что еще страннее, покраснел, захлопнул рот и нахлобучил шапку по самые брови. — Ладно, забудь, — пробормотал он. — Это у меня так, привычка… не люблю стражу. Рыска думала, что городом ее уже не удивить, но Зайцеград отличался от Макополя, как веска от хутора. Крыши и сами дома тут были ярко-рыжими по-настоящему, без крашеной соломы, — глины в округе хватало. Весело зеленели деревья, редкие, но оттого высокие и раскидистые. Ветер привольно гулял по широким улицам, выметая с них спертый городской дух. К тому же наместник обязал горожан держать в чистоте не только пороги, но и кусок улицы по ширине дома, чем сделал общину мусорщиков едва ли не самой уважаемой в городе. Ежедневно оттирать мостовую от коровьего навоза мало кому хотелось, проще всей улицей скинуться и уборщика нанять. А чуть заартачишься с платой — бросит метлу и уйдет задрав нос. Еще и сам стражникам наябедничает, гад, что там-то грязь развели. А те легки на подъем, страх сказать: даже за политую мужиком стенку штраф дерут. Нужду полагалось справлять в горшки и не выплескивать оные в окна, а идти до ближайшей сточной канавы. Поговаривали, что скоро и харкать на площадях запретят, вот ужас-то! Жить в Зайцеграде с непривычки было неуютно и боязно. Но местные ничего, как-то приноровились. — Что, нравится? — теребил Жар Рыску, видя, с каким детским восторгом подруга озирается по сторонам. — То-то же! А то заладила: озеро, озеро… Давай тут домишко снимем, а? — Давай вначале с Альком разберемся, — осторожничала девушка. — С собой я как-нибудь сам разберусь, — огрызнулся саврянин. — Купца ищите. — Мы?! — Это же у вас к нему расписка. — Но ты обещал, что купец нам по ней выплатит! — А искать его — не подряжался. — Саший с ним, — хмуро сказал Жар. — Сами найдем. Заедем в центр, где лавки, и спросим. Этот Матюха — он хоть по какой части? Меха, посуда, коровы, оружие? — Понятия не имею, — с нескрываемым злорадством сообщил Альк. Окончательно махнув рукой на саврянина, друзья продолжили путь, рассчитывая, что такая широкая и добротно вымощенная дорога непременно выведет к площади. Альк тенью ехал следом — и на том спасибо. Чем дальше, тем люднее и шумнее становилось на улицах. Впереди, сразу из нескольких мест, начала доноситься музыка, на ветвях деревьев, шпилях домов — и просто вывешенные из окон — развевались длинные узкие флаги. Пробежала собачонка, по виду бродячая, страхолюдная и облезлая, но украшенная аж двумя бантами — на шее и хвосте. — Ой, да у них, похоже, праздник! — сообразила Рыска. — То-то стражники веселые такие. Тут как раз и площадь показалась — прорезалась между домами, будто кулек с разноцветным бисером по шву треснул. Ох, сколько людей! Как Альк когда-то пошутил: впору друг у друга на головах сидеть. Даже не на сотни — на тысячи счет, и все это непрестанно бурлит, клокочет, перемешивается, как суп в котле! Рыска натянула поводья, не решаясь окунуться в площадное варево. Альк нагнал ее и остановился рядом, тоже осматриваясь. На помосте для казней разыгрывали какое-то представление. Виселица была увита цветами и ветками, палаческая колода изображала то тсарский трон, то корову для отважного героя, то — в компании с огромным фальшивым топором — саму себя. По краям площади, на трех возвышениях поменьше, похлипче, наскоро сколоченных накануне, тоже выступали лицедеи: ярко разодетые девушка с жалейкой и парень с дудуком, наигрывающие грустную и одновременно бойкую мелодию; крутящийся волчком акробат-жонглер и пожилой благообразный мужчина, который просто стоял и что-то рассказывал. У каждой лавчонки, да что там — вынесенного на площадь лотка с безделушками толпилось столько народу, что к ним протолкаться-то невозможно было, не то что о купце расспросить. — Да-а-а, — растерянно протянул Жар, выехавший было вперед, но быстро вернувшийся к подруге и саврянину, — сыщи горошину в мешке чечевицы… Придется ждать, покуда гулянье схлынет. Рыску это вовсе не огорчило. Вокруг было столько интересного, что расписка вполне могла подождать лучинку-другую. Альк тоже, похоже, никуда не торопился. Может, неожиданно подумалось девушке, он потому и отказался искать купца, что оттягивает миг расставания? Куда ему теперь идти, с кем? А если он снова в крысу превратится?! За последние три дня такого, правда, не случалось, но это только усиливало напряженное ожидание. В обтекающем всадников людском потоке ловко пробиралась толстая опрятная тетка с лотком пирогов. — С мясом, горохом, капустой, картошкой, яблоками! — Луженой глотке торговки впору было позавидовать: голосила она и на вдохе и на выдохе, прерываясь только на расчеты с покупателями. Впрочем, тогда тетка тоже не молчала, расхваливая свой товар и обещая едокам неслыханное наслаждение. — Сытные, червячные и на крышечку! — Это как? — удивилась девушка. — По величине, — пояснил Жар, привычный к городским лотошникам и их меркам. В Макополе, правда, говорили не «на крышечку», а «в довесок», но смысл тот же. — Вон те большие — сытные, от пуза наесться, поменьше — червячка заморить, ну и самые маленькие — полакомиться после обеда. Хочешь? Девушка задумалась. Пожалуй, маленький с яблочками влез бы, ишь как пахнут, небось горячие еще… — Дай пару монет, — неожиданно попросил Альк и одновременно протянул руку, не допуская мысли об отказе. Застигнутая врасплох Рыска действительно положила в нее несколько медек, спохватившись, только когда саврянин сжал ладонь. — Зачем? — Эй, тетка! — окликнул Альк, свесившись с седла. — Подай-ка сытный с мясом. Рыска ошеломленно глядела, как саврянин кидает торговке монету и жадно впивается зубами в длинный поджаристый пирог. — Здра-а-асте! — возмутился Жар. — Три дня нас своей голодовкой изводил, а теперь жрет как ни в чем не бывало! — Неужто ты так из-за меня переживал? — с интересом покосился на него Альк. — Ну Рыску изводил, — поправился вор. — У нее самой из-за тебя кусок в горло не лез! — Вовсе даже лез, — запротестовала уличенная и смутившаяся девушка. — Просто… беспокоились за тебя! Немножко. — С чего бы это? — Альк критически изучил пирожную начинку, но счел безобидной и снова в нее вгрызся. — Ты ж ходил такой смурной, будто вконец сдался! Если б не мы, так бы на дубу и повесился! — сгоряча выпалила Рыска свое потаённое опасение, не покидавшее ее всю дорогу и заставлявшее следить за каждым шагом саврянина. — Я?! Девка, ты меня с кем-то путаешь. — Белокосый уставился на нее высокомерно-жалостливо, как на больную. — А кто деду «прощай» сказал?! — настаивала разобиженная девушка. — И что? Он же совсем старенький, больной, вряд ли долго протянет. У Рыски не нашлось слов. Альк нагло глядел ей в лицо, жуя пирог. Пришлось, как ни позорно, потупиться. От волны сдобного духа у девушки подло проснулся аппетит, но было поздно: торговка успела раствориться в толпе. — Не надейтесь. — Саврянин вытер жирные пальцы о коровью шею. — Скорее все дубы в округе попадают, чем я какой-нибудь из них осчастливлю. Рыска вздохнула, не зная, радоваться или огорчаться. Она уже немножко изучила Алька, и целеустремленный блеск, вновь появившийся в желтых глазах, наводил на нехорошие мысли о собственно цели. Не пирожок же так его взбодрил. Девушка подозревала, что это как-то связано со встреченным путником, — но ведь Альк отказался от его помощи! Нет, понять, что творится в дурной саврянской башке, было совершенно невозможно… — Это еще что такое?! — перебил Рыскины мысли суровый оклик стражника. — Тут людям места мало, а они со скотиной приперлись, чужие ноги давить! Вон там коровязь платная, туда и ведите! Пришлось подчиниться и вернуться на площадь пешком. Торговка пирогами снова орала где-то неподалеку, как кулик в камыше, но увидеть ее больше не удалось. Тогда Жар купил себе с подругой по берестяному кульку жаренных в меду орехов, золотистых и хрустящих. Рыска впервые попробовала это лакомство, и оно привело ее в восторг. Да и вообще — хорошо здесь! У всех лица веселые, довольные, поневоле в ответ улыбнуться хочется. Кто семечки лузгает, кто языки чешет, кто на карусели катается: к макушке столба крутящееся колесо приделано, а с него веревки свисают; ухватишься за одну, разбежишься, подожмешь ноги — и лети по кругу! Но туда только с тараном пробиваться — столько желающих. Невдалеке стоял еще один столб, высокий и такой гладкий, что аж лоснится под солнцем. Может, даже чуток намаслен для пущей сложности — призы-то знатные, от огромного копченого окорока до красных сапог с подковками, снизу видно, как блестят. Возле него народу было поменьше, только глазели завистливо. — Залезешь? — с подковыркой спросил Жар у Алька. Тот брезгливо дернул левым углом губ: — Делать мне больше нечего. — А башмаки тебе уже не нужны? — Не такой ценой. — Альк почесал левую ногу о правую. Подошвы у него были чернющие, еще и посбивал с непривычки, наверное, но ни за что ж не признается! — Так бесплатно же, — не поняла Рыска. — И заодно потеха, весело! — Вот именно, — проворчал саврянин. — Один идиот корячится, а остальные смотрят и ухохатываются. Жуть как весело. Я лучше босиком похожу. — Странно, крысы должны бы хорошо по столбам лазить, — с невинным видом заметил вор, сплевывая случайную ореховую лушпинку. — Я не «не могу», — раздраженно повысил голос Альк, — а «не хочу». — Так докажи! — Своих дружков на «слабо» подбивай, ворюга. Меня твои подначки не волнуют. — Врешь, вон как желваки на лице играют! — Это меня от твоей компании тошнит. — Саврянин отвернулся, намекая, что иначе точно вырвет. На противоположной стороне площади словно махровые маки расцвели: из переулка пестрой лентой выползал табор. Цыганки взмахивали юбками, как яркими крыльями, и пускались в пляс по кругу, звеня бубнами и браслетами. Зоркая Рыска узнала идущего впереди вожака и, наклонившись вбок, гулко щелкнула Жара по гитаре: — Иди верни! Вор чуть слышно застонал. Он-то надеялся, что этот вопрос уже утрясли и благополучно забыли. — Не бойся, — неправильно истолковала оный звук Рыска. — Скажи, что нечаянно взял. Он обрадуется, вот увидишь! Жар в этом как раз не сомневался и предпочел бы влезть по столбу. Но подруга неумолимо жгла его желто-зелеными глазищами, так что пришлось подчиниться. Альк с Рыской остались вдвоем. За время пути в Зайцеград это случилось чуть ли не впервые, Жар оберегал подружку с ревнивой пылкостью брата, не выпуская из виду дольше чем на пять щепок. Рыске казалось, что она уже притерпелась к саврянину, но сейчас все равно ощутила какую-то неловкость и поспешила перенести внимание на площадь. Акробат уже закончил выступление, и его место занял заклинатель с толстой желтой змеей, взирающей на хозяина с усталым отвращением. Змей Рыска побаивалась и даже на ручных глядеть не хотела. Немножко послушав музыкантов и честно кинув им монетку за усердие, девушка начала проталкиваться к третьему помосту. — А здесь что? — Ерунда, уличные сказители, — нехотя отозвался Альк из-за ее спины. — Одни бездельники языками мелют, другие уши подставляют. — И что, любой может сюда влезть и рассказать сказку? — поразилась Рыска. — Сказку, историю, поэму, поучительную байку… да хоть свежую сплетню. Если какая-нибудь мура окажется, слушатели его мусором закидают, если интересно — монет в шапку насыплют. Пошли назад к коровязи, там дружка твоего и подождем. — Погоди, — остановилась девушка, — давай хоть немножко послушаем! Нынешний сказитель выглядел благообразно и располагающе: невысокий, в возрасте, но крепенький, хорошо одетый, с набегающей со лба лысиной и узкой, но не редкой, а просто подбритой с боков бородой. Мягкий голос ручьем журчал над толпой, заставляя ее то слаженно охать, то смеяться. Рассказ шел к концу, и уловить его суть Рыска не успела: вокруг захлопали, засвистели, зазвенела медь по доскам, и сказитель, откланявшись, величественно спустился с помоста. Несколько человек бросились ему наперерез, просительно взмахивая веревочками, чтобы завязал по узелку на память. Мальчишка-ученик остался подбирать монеты, торопливо сгребая их в кучу, пока уличные сорванцы не похватали те, что с краев. — Кто это? — шепотом спросила Рыска у ближайшей женщины. — Знаменитый странствующий мудрец Невралий, — благоговейно ответила та. — Он знает одиннадцать языков, владеет шестью видами оружия и пешком обошел восемь стран! Книги с его творениями хранятся в доме у каждого богача, и любой менестрель почитает за честь сложить песню на его стихи! — Ой! — восхитилась девушка, глядя на сказителя совсем иным, почти влюбленным взглядом. Надо же, какой великий человек! Не каждому выпадает честь его хотя бы увидеть, а тут — послушать! — Альк, у тебя веревочки нет? — Попроси, чтоб на косе завязал, — буркнул саврянин, на которого слова горожанки почему-то произвели обратное впечатление, глаза презрительно сощурились мудрецу в спину. — И год не расчесывайся. — Злой ты, — обиделась девушка. — Завидуешь, наверное. — Я? Ему?! — неподдельно возмутился Альк. — Чему тут завидовать-то — бороде козлиной? — Уму! — Борода и то завиднее. Впрочем, сказитель так и так скрылся в толпе, догонять поздно. Сменять его на помосте никто не спешил, хотя веселая компания парней пыталась выпихнуть туда самого говорливого, но для похабных частушек тот выпил слишком мало, а для приличных — слишком много. А на Рыску внезапно накатила тоска по хутору — особенно по длинным зимним вечерам, когда батраки и служанки собирались на кухне вокруг стоящей на полу плошки с жиром и поочередно рассказывали байки. Отблески пламени превращали лица в загадочные красно-черные маски, а за спинами шевелились тени, подслушивая и так мастерски воплощая сказочных чудищ, что боязно было обернуться. Однажды кот уронил прислоненный к печи ухват, так даже Цыка заорал от страха: Рыска как раз про медведя-оборотня рассказывала. — На, подержи! — Девушка сунула Альку кулек с недоеденными орехами, ухватилась за край помоста и легко на него вспрыгнула. Чья-то сильная нахальная рука успела пихнуть ее под зад, больше помешав, чем подсадив. Рыска поспешно выпрямилась и развернулась, но кто это был, так и не поняла. На новую сказительницу тут же уставились сотни глаз — одни с интересом, другие недоверчиво. Некоторые, особенно мужчины, разочарованно разворачивались и отходили, даже не дождавшись начала: ну что эта девчушка-простушка им рассказать может? Бабские истории только бабам и интересны, про любовь там или злую свекруху… Смотрел и Альк, метко кидая в рот орехи из ее кулька. «Пока я тут стоять буду, все сожрет!» — мелькнуло в голове у Рыски, но тут же напрочь вылетело. Парни, которых она опередила, громко перебрасывались шуточками, от которых начинали хихикать и окружающие. Девушки-ровесницы глядели ободряюще, шикая на дружков. Что же им рассказать-то? Рыска торопливо перебрала в памяти свои лучшие байки. Страшные и печальные, пожалуй, не стоит — не то у людей настроение. Надо что-нибудь веселенькое и всем — а не только хуторянам — понятное… Тут Рыска заметила девочку лет семи, прижавшуюся к самому помосту и росточком едва ли с него. Бедно, но чистенько одетая, гладко причесанная, а на конопатой, обращенной к сказительнице мордашке такое восхищение, что грех обмануть ожидания. — В одной… — Рыска сразу поняла, что говорить надо намного громче, почти кричать. — В одной маленькой веске жила-была девочка, круглая сирота… Толпа притихла, как дикий зверь, завороженный человеческим голосом. Можно было уже не так рвать глотку, изобразить и хрипатое лесное чудище, и визгливую бабу… Первой шутке сдержанно улыбнулись, вторая заслужила несколько смешков, а потом словно снежный ком с горки сорвался. Чем охотнее отзывались на байку люди, тем искусней становилась рассказчица. Обилие народа уже не смущало — напротив, наполняло вдохновением, как птичьи крылья ветром. Рыска больше не стояла столбом: махала воображаемым мечом, скакала по помосту за корову, «чаровала» скрюченными пальцами за злого колдуна и за него же падала на колени, моля добру девицу не убивать его, почти совсем раскаявшегося… Тем временем великий мудрец — видать, привлеченный громовым хохотом — вернулся и встал у помоста, внимательно слушая. Вокруг него тут же образовался почтительный кружок. — …и вернулась она домой с победой. — Девушка закончила и выпрямилась, переводя дыхание и убирая с мокрого лба выбившиеся из косы и налипшие прядки. Восторженный рев толпы стал Рыске лучшей — но не единственной наградой. Не успели отзвучать хлопки, крики и свисты, как по помосту застучали монетки. Одна подлетела к самым ногам сказительницы, и девушка, нагнувшись, подобрала ее и сжала в кулаке. Вот оно счастье — получать деньги за то, что умеешь и любишь больше всего! Кто-то швырнул и тухлое яйцо, расквасившееся о доски и запачкавшее несколько монет, но это почти не омрачило Рыскиного торжества. Жар, невесть когда присоединившийся к зрителям, расторопно стянул шапку и начал собирать в нее выручку. Даже из яичной лужи не побрезговал вытащить. — Еще, еще! — одобрительно орали вокруг. — Что там дальше с девкой было-то? А корова так и ускакала? Воодушевленная Рыска не прочь была продолжить, но тут на помост степенно, по ступенькам, поднялся мудрец Невралий. Зорко осмотрелся, гася шум, как ворвань волны, и мягко, по-отечески обратился к благоговейно уставившейся на него девушке: — Очень, очень похвально, милая. Язык у тебя хорошо подвешен, да и история забавная, необычная. У тебя определенно есть дар сказительницы, и немалый… Рыска зарделась, чувствуя себя так, будто сама Хольга спустилась с небес, дабы похвалить ее за праведную жизнь. — …поэтому мне больно глядеть, как ты растрачиваешь его впустую, — со вздохом закончил мудрец. — Где ж впустую? — опешила девушка. — Вон как мне хлопали! Боль… Не меньше, чем вам, — деликатно поправилась она. — Верно — потому что ты говорила то, что они хотели услышать, — грустно укорил мудрец. — Шуточки, прибауточки, герои даже перед боем друг друга поддразнивают… Пена на волнах истины. Рыска по-прежнему ничего не понимала. — А разве это плохо? Мне нравится веселить людей, им нравится смеяться, все довольны… — Девочка! — в праведном возмущении воздел руки сказитель. — Свинья тоже довольна, когда ей чешут пузо. Людей же надо не развлекать, а увлекать! Пробуждать их разум, заставлять задумываться о вечном, просвещать и прививать мораль! — Но это же была сказка, — растерянно пробормотала Рыска. — Разве она не может быть просто доброй и веселой, чтоб люди хоть ненадолго забыли о своих бедах? — Настоящий мастер, — мудрец нравоучительно поднял палец, — не должен растрачивать талант на такую ерунду. Если ты не будешь работать над собой, он уйдет, как вода сквозь пальцы, оставив в горсти только избитые шуточки, над которыми не станут смеяться даже самые преданные в прошлом слушатели… И тогда ты наконец захочешь сотворить истинный шедевр красноречия, но уже не сумеешь и с горя повесишься на вожжах в коровнике. Рыске показалось, что ее щеки превратились в два угля, пышущие жаром на три шага вперед. Как это — ерунда?! Да она в детстве только такими сказками от «вожжей» и спасалась! Девушка хотела возразить, даже слова половчее друг к другу в уме пригнала, но тут мудрец все с той же благожелательной улыбочкой ткнул пальцем в монетку, которую Рыска безостановочно крутила в пальцах, и заметил: — А ты нервничаешь, девочка! Значит, сама чувствуешь, что неправа. Это было так подло и обидно, что ответная речь застряла у Рыски в горле, а взамен из глаз брызнули слезы. Ну конечно, она нервничает: незнакомый город, первое в жизни выступление, беседа с таким великим и уважаемым человеком… Но какое отношение это имеет к предмету спора?! А вокруг ехидно захихикала толпа — та самая, что минуту назад так горячо ей рукоплескала. И начала поддакивать: верно-верно, куда тебе, весковой синичке, до благородного журавля. Самодовольное лицо мудреца поплыло у Рыски перед глазами, в ушах зазвенело. Доски под ногами дрогнули: на помост вскочил еще один человек. Подошел к Рыске со спины, вежливо оттеснил ее в сторону и, широкой улыбкой призвав собеседника к вниманию, выдал длинную витиеватую фразу на саврянском языке. Похоже, оный входил в число известных мудрецу одиннадцати, ибо сказитель потрясенно разинул рот, но им не воспользовался. Альк улыбнулся ему еще раз, отвесил ироничный поклон и, ухватив девушку под локоть, свел с помоста и потащил сквозь толпу. Вслед им понесся многоголосый гогот, но над кем — непонятно. — Что ты ему сказал? — Рыска неуверенно упиралась и оглядывалась, но саврянин неумолимо тянул ее прочь с площади. — Да так, всего понемножку. О прелестях юной самки коровы, резвящейся на весеннем лугу после сытного обеда. О долгом и извилистом пути, который, несомненно, приведет уважаемого собеседника к исполнению его тайной мечты. О совершенстве ствола тополя, чья форма идеально подходит для… — Альк!!! — наконец осенило Рыску. — Ты что, обложил мудреца матом?! — Вообще-то я собирался оттягать его за бороду, — с сожалением признался саврянин, — но ради праздника решил проявить вежливость и тактичность. — Ты с ума сошел! — Рыска остановилась. Альк — нет, и теперь девушка ехала башмаками по гладкой брусчатке, как волокуша за волом. — Это же великий мыслитель, он старше и мудрее нас, вместе взятых! Саврянин жалостливо покосился на спутницу: — Рыска! Этот тип мудрее тебя лишь потому, что лучше треплет языком! А нес он полную чушь, облекая ее в красивые выспренние слова. — Мы должны вернуться и извиниться! — настаивала девушка. Она даже попыталась сесть на землю, но оказалось, что ткань штанов скользит еще лучше, а протирается в разы быстрее. К тому же саврянину одобрительно засвистели и заорали из окон какие-то пьянчуги: «Так ее, потаскушку! Ишь строптивая какая попалась!» — Мы? — Альк, мерзавец, показал им победно согнутую руку. — Хотя бы я! — Чтобы он снова начал над тобой издеваться? — Слово нужно побеждать словом, а не кулаком! — А я что сделал? — Я имею в виду — мудрым словом! Переулки надежно погребли вид на площадь, и Альк наконец остановился, выпустил Рыскино запястье. — Мудрость рождается в споре равных, а это было избиение младенца, да еще на потеху публике. Такие велеречивые узлы безнадежно распутывать, их можно только хорошенько рубануть. — Но толпа… — Что — толпа? Она как ребенок: тянется за цветастым фантиком, даже если внутри полное дерьмо. Ручаюсь — девять из десяти слушателей вообще не поняли, о чем вещал этот «мудрец», но им очень хотелось показаться умными. Рыска понурилась, чувствуя себя выжатой, как виноградный жмых — одни царапучие семечки да горькие шкурки. Сок же остался там, на площади, жадно выпитый толпой. — Зря я вообще туда полезла… — пробормотала она. — Да ладно, — отмахнулся Альк, — я тоже постоял, послушал. Здорово треплешься, тебе бы в балагане выступать. Надеюсь, твой дружок успел прихватить шапку? Там вроде даже серебро блестело. — Тебе правда понравилось? — недоверчиво встрепенулась Рыска. — А мудрец сказал… Саврянин фыркнул: — Еще бы, он ведь тоже в шапку заглянул. Которая могла бы быть его. Выбрось из головы, у тебя там и так мало места для умных мыслей. Тут Рыску с Альком наконец догнал Жар — он действительно задержался, собирая монеты, а потом еще прохожих пришлось расспрашивать, куда саврянин с девицей пошли. — Там до сих пор потеха, — с гнусным хихиканьем сообщил вор. — Мудрец принялся какой-то стих читать, прочувственный — аж зубы сводит. А в толпе нет-нет да как захохочут! Сказитель-то улыбается, едко отшучивается, а глаза злые-презлые. Рыска до конца так и не успокоилась, но повеселела. Особенно когда Жар торжественно вручил ей шапку с деньгами. — Может, вправду сказительницей заделаться, а? Мне понравилось! И доходно так, оказывается… — Если бы, — разочаровал ее Жар. — Сегодня праздник, вот толпа и собралась, веселая да щедрая. А ежели каждый день тут байки травить, то хорошо если десяток человек остановится. К тому же тогда помост выкупать придется, а еще стражникам платить, чтоб пьянь и дураков гоняли… Ну его к Сашию! — А это что? — возмутилась девушка, указывая на по-прежнему болтающуюся у Жара за спиной гитару. — А? — Вор крутанулся, решив, что Рыска заметила кого-то позади. Злосчастная покража мотнулась вместе с ним. — Ах это… Слушай, совсем про нее забыл! Ничего, в следующий раз отдам. — А вдруг мы этих цыган больше не встретим?! «Вот и прекрасно», — читалось в глазах Жара. — А я купца нашего нашел! — поспешил сообщить он. — Ну то есть узнал, где он живет. Тут недалеко, даже коров можно не забирать. Идем? — Ага, — согласилась Рыска, покосившись на Алька. Саврянин резко помрачнел, но, не сказав ни слова, развернулся в указанную вором сторону. Идти действительно пришлось недолго, десять щепок и два поворота, однако на месте кредиторов поджидало разочарование: дверь скобяной лавки была заперта на висячий замок, даже стучаться нет смысла. — А это точно его дом? — усомнилась Рыска. — Точно-точно, сказали — над лавкой живет, вход один. — Друг так обиженно уставился на замок, словно лично у него, Жара, с Матюхой было уговорено о встрече, а тот подвел. — Да он, наверное, на заячьи бои подался, — сообщила не в меру любопытная и болтливая соседка, вытряхивающая половик из чердачного окна дома напротив. — Раньше полуночи не вернется. — Полуночи?! — изумился-возмутился Жар. — Чего там столько времени делать-то, сейчас же только-только за полдень перевалило? — Ну так вначале на гулянье, оттуда на боевище, а потом в кормильню, горе заливать, — пояснила горожанка и так взмахнула плотной тряпкой, что Рыску обсыпало песчинками, а на вора свалился дохлый таракан. — Горе? Женщина рассмеялась, втянула половик назад в окошко. — Так он же невезучий, как первый блин, вечно не на того ставит! — Невезучий купец? — подняв брови, пробормотал Жар. — Это что-то новенькое. — Про торговлю ничего не скажу, вроде гладко идет, — признала соседка. — А с зайцами этими у него ну никак не складывается, хоть он их всех по кличкам и в морды знает. В этом году вообще решил свою зайчатню завести, заказал полдюжины аж в самом Шипоне, отдельного слугу клетки чистить нанял… — Ага, спасибо, тетушка! — Про зайцев Жару было уже неинтересно. А вот страсть купца к ставкам сильно обеспокоила — вор знавал случаи, когда на таких боях спускались целые состояния. Особенно если своего зверя выставляешь, считая его лучшим из лучших. Надо ловить должника, покуда не проигрался в пух и прах! — А где то боевище? — Да вон туда, под горочку и до самого канала. — Соседка захлопнула окно. — Ой, а я никогда заячьих боев не видела! — округлила глаза Рыска. — Это как? — Вот заодно и посмотришь. — Жар поправил шапку, покосился на Алька. Саврянин подозрительно вглядывался в узкий переулок, затемненный общей крышей между домами. Даже несколько шагов к нему сделал. — Чего там? Из тени, будто отвечая на вопрос Жара, выбежали две крысы, большая и поменьше. Без видимой цели покрутились по мостовой и шмыгнули обратно. — Ничего, — отвернулся от переулка Альк. — Уже ничего. |
||
|